Текст книги "Каменная баба"
Автор книги: Семен Бронин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)
Она пришла как-то утром в воскресенье на дежурство в детское отделение. Раисы Петровны, работавшей до нее, не было: доктора в больнице имели обыкновение уходить с дежурства немного раньше срока, уверенные в том, что их сменщики явятся вовремя. Медсестра, работавшая накануне, задержалась и с каким-то странным видом поглядывала на нее из-за ширмы, за которую в коридоре отделения клали больных, нуждающихся в непрерывном наблюдении и лечении: не слишком тяжелых, чтоб попасть в реанимацию, но достаточно – чтоб их не помещали вместе с остальными, орущими, галдящими и швыряющимися подушками. Ирина Сергеевна, чувствуя неладное, пошла к ней и, к ужасу своему, обнаружила там под капельницей уже вполне мертвое тело восьмилетнего мальчика, которого привезли два часа назад с грибным отравлением и который, судя по записям в истории болезни, не внушал тогда доктору никаких опасений. Ирина Сергеевна бросилась щупать ему пульс, делать дыхание рот в рот, стучать в грудь над сердцем – совершать, словом, все те обязательные поступки, которые в девяти случаях из десяти не приносят облегчения покойнику.
–Когда это у него?!– отступившись наконец от трупа, ошалевшая и оторопевшая, спросила она медсестру, грустно и недвижно взиравшую на все происходящее.
–Полчаса назад,– негромко отвечала она.
–А ты куда смотрела?! В реанимацию надо было везти!
–Я хотела... Там врача не было, а сестры не захотели взять под свою ответственность.
–А где врач был?
–На операции с гинекологом... Потом он странно умер как-то... Жил-жил и помер... На игле...
–А Раиса Петровна?
–Домой уже ушла... Назначила и сказала, чтоб сделала...
Казалось, она что-то знает или подозревает и готова, если спросят, поделиться догадками, но Ирина Сергеевна только задним числом, подвергая придирчивому досмотру недавнее, сообразила это – тогда же отпустила ее восвояси: благо новая смена пришла и не хотела только принимать дел, пока не прояснится ситуация с умершим. Медсестра подчинилась, но далеко не ушла: села во дворе больницы – тосковать, теряться в немом отчаянии и ждать своей участи...
Подобная смерть – дело нешуточное, детская – в особенности. Ирина Сергеевна обязана была вызвать в больницу главного. К телефону подошла его жена: она была медсестрой, супруги жили вдвоем, дети учились на стороне. Сгоряча Ирина Сергеевна забыла поздороваться и представиться, так что вышло неловко – это она тоже поняла только впоследствии. Иван Александрович был настроен шутливо:
–Опять понос?
–Да нет... Здесь расскажу...
–А сейчас нельзя?..– Из-за ее недомолвок и загадочного тона или же потому, что начальствующим мужчинам свойственно ошибаться таким образом, он вдруг вообразил, что недоговоренность ее самого романтического свойства и что ей захотелось увидеться с ним на дежурстве. Приехал он поэтому незамедлительно: гладко выбритый, надушенный и в самом приподнятом и снисходительном настроении – которое немедленно испарилось, едва он услыхал, в чем дело.
–А, черт!– только и сказал он, увидав в закутке за ширмой уже побелевшее и на глазах стынущее тело маленького покойника. Лицо его искривилось в болезненной гримасе, а Ирина Сергеевна окончательно добила его, сказав:
–Там доза коргликона в десять раз превышена... А учитывая возраст, и все двадцать...
–Какая доза?– не поверил он, потому что никто из нас не хочет сразу верить в худшее...
Пока он ехал или шел сюда, она изучила историю болезни и нашла, что в составе злополучной капельницы рукой Раисы Петровны выведена десятикратная доза препарата, сама по себе достаточная для смерти ребенка.
–Что она, не там запятую поставила?..– Он взял в руки историю, и ему было достаточно взгляда, чтоб во всем разобраться:– Нет, лишний ноль, зараза, прибавила. Этого не исправишь... Надо обстоятельства выяснять... Ты когда пришла, он уже мертвый был?
–Умер за полчаса до моего прихода.
–А это откуда известно?– Он все уже ставил под сомнение.
–Медсестра сказала.
–Зинка?!. Это ее рук дело?! То-то она во дворе как пень сидела, когда я мимо шел!.. А врачи где были?!.– Она пожала плечами в неведении, но он и без того знал ответ: – По домам разошлись?! Сколько здесь таких историй было – и все в пересменку, в субботу или в воскресенье! Когда они уже чай дома пьют! Полчаса им надо выиграть! С кем разбираться прикажешь? С Зинкой и Раисой Петровной? Одна другой стоит!..
Он послал за ними, отдал распоряжения насчет трупа, прибавил сумрачно:
– Не пиши ничего. Ее заново переписывать придется...– пошел к себе и, для пущего спокойствия, вернулся с полпути и взял историю с собою.
Вскоре он вызвал ее к себе. В кабинете у него сидела Зина, с которой он не хотел говорить без свидетелей.
–Как же ты могла ему десять кубов корглюкона ввести?– возобновляя прерванный разговор, наново приступился он к медсестре – заплаканной, трясущейся, но уже готовой к сопротивлению: в Петровском дорожили сестринскими должностями.
–Мне так врач написал!
–А может, она ошиблась? Лишний нуль поставила?..
Медсестра смолчала, но вышло это у нее так выразительно и враждебно, что было ясно, что она не даст выехать за свой счет и принести себя в жертву.
–Где она была вообще? Когда ты капельницу ставила?
–Написала и ушла. Я и сама удивилась: десять кубиков коргликона!..– Она произнесла это нарочито громко.
–Тише ты!.. Я вот тебя в стерилизаторскую переведу – чтоб ты там, а не здесь удивлялась!
–За что?! Я детей люблю!
–Вижу, как ты их любишь. Тебе и мальчишку, небось, не жалко?
–Как – не жалко?!– истошно закричала она.– С утра реву!– и заплакала в подтверждение своих слов.– Такой хороший мальчишка был! И никакой капельницы ему не нужно было! Сам бы выходился!
–Тут она права,– сказал Иван Александрович Ирине Сергеевне.– Ему если и лить что было, то воду водопроводную. А мы любим, где надо и где не надо, полный набор давать. Чтоб история болезни красивее выглядела. У него и пульс нормальный был, и давление. Если верить ей, конечно, этой Раисе Петровне. Ты ни с кем об этом не говорила?– спросил он Зину.
–Реаниматолога только спросила – про коргликон.
–И он что?
–Говорит, если убить кого хочешь, дай десять кубов...– Это она произнесла едва ли не со злорадством, понимая теперь в полной мере прочность своих позиций, но поспешила прибавить:– Но я это так, вообще, спросила. Не про него. Он про него не знает ничего...
–Ладно, иди домой...– Он высмотрел в окне Раису Петровну.
Медсестра насторожилась, боясь сговора за спиною.
–Я и посидеть могу.
–Сказано, ступай!– повысил голос Пирогов.– Послушаю, что Раиса Петровна скажет. С тобой ясно все...
Зина нехотя подчинилась.
–Не хватало очные ставки им устраивать,– пожаловался он Ирине Сергеевне. Той стало неуютно.
–А я здесь в каком качестве?
–Это пока не ясно,– солгал он.– Разберемся...
Раиса Петровна, ничего еще не знавшая, разразилась от порога заранее выдуманной ею светской ерундой и бессмыслицей:
–Совсем не выспалась: дежурство было хотя и нетрудным, но все же дежурством, и в себя никак не приду после поездки – перемена часовых поясов все-таки. Вы не были в Сочи?– благожелательно щурясь, спросила она Ирину Сергеевну, хотя еще не была с ней знакома.– Очень советую. Иван Александрович, я знаю, там бывал, но, помнится, лет десять назад? С тех пор там многое изменилось и, говорят, к лучшему...– Она подсела к ним с самым непринужденным видом и тут только заметила неладное.– Иду сюда, а сама думаю: что бы это могло быть? Сплю на ходу, а мысль в голове так и вертится... Случилось что-нибудь?
Иван Александрович поглядел на нее так, будто в первый раз увидел, и потупился.
–Произошло кое-что... Это вы писали?..– он протянул ей историю болезни.
–Почерк мой,– признала она.– Это тот совершенно очаровательный мальчик с грибным отравлением? Как сейчас его вижу. Он был в очень приличном состоянии. Они опятами отравились – видимо, ложными... А что? Не так что-нибудь?.. Я сегодня ушла немного пораньше: Тимоша просил утром банки ему поставить.
–Кто это с утра банки ставит?– не поверил и этому Пирогов.
–А он их любит! Два раза в день ставить приходится. Ему с ними дышится легче... Не верите? Давайте его спросим...
–Да нет уж. Его в это дело я точно впутывать не буду... Умер он. Ребенок ваш очаровательный.– Он словно нарочно тянул с известием: чтоб получше к ней приглядеться.
–Что вы говорите?!– всплеснула руками она, но прозвучало это так, как если бы она где-нибудь на улице услыхала о смерти шапошного знакомого: шума много, чувства мало, памяти еще меньше. Пирогов поморщился от ее неосознанной, хотя и старательной фальши.– И отчего же?!
–От назначений ваших.
–Быть этого не может!..– и с удвоенным усердием, почти вслух прочла свои записи.– Вы имеете в виду капельницу?.. Здесь же нет ничего особенного... Коргликона много?.. Он по кубику дается?..
–До сих пор так было.
–С этой поездкой в Сочи у меня все пошло кругом... Я с эуфиллином его спутала!.. Видите, я эуфиллина один кубик, вместо десяти, дала... Что ж, делайте со мной, что хотите! Что считаете нужным!.. Это после бессонницы и после смены часовых поясов – другого объяснения нет!.. Но сестра куда глядела? Она же видела, что тут натуральная описка!..
Несмотря на салонное самообладание, она начала волноваться и кипятиться: завертелась юлой на стуле, и лицо ее сразу стало надутым и неприятным. Иван Александрович тяжело вздохнул и предложил ей переписать историю болезни. Она села в углу, приготовилась, но ничего путного из этого не вышло.
–Что не пишете?– сумрачно спросил он.
–Ничего в голову не идет...– и пожаловалась:– Со мной какая-то странная история приключается. Как больных описывать – так слова сами собой бегут, а как выдумывать, так все куда-то пропадает...
Иван Александрович выругался про себя, но виду не подал и продиктовал необходимые записи.
–Я бы так никогда не написала,– польстила она ему.– И чем кончать будем?
–Кончим мы с Ириной Сергевной,– не спрашиваясь у Ирины Сергеевны, сказал он.– Вы домой идите. Банки не сняли – Тимоша, небось, пузырями пошел.
Она решила, что он шутит, что гроза прошла мимо, и почувствовала облегчение.
–Сам снимет. Он у меня такой – боевой товарищ... В следующий раз буду внимательней, Иван Александрыч,– клятвенно пообещала она.– Жалко мальчишку!..– и, покаявшись таким образом, ушла: сохраняя на лице приличествующее случаю сострадание и понятное в ее положении замешательство.
–Ну что ты скажешь?!– только и сказал Пирогов.– Как с гуся вода. Мне б такие нервы.
–А что вы ее не выгоните?– Ирина Сергеевна не была жестокой и мстительной, но к виновникам смерти детей относилась вполне определенным образом.
–Ее не выгонишь.
–Почему?
–У нее муж – генерал-майор.
–И что с того?
Он неправильно ее понял:
–Так он еще в здешней гражданской обороне служит. Ходит туда за гроши: лишь бы начальствовать... И знакомства у него в области. С такими лучше не связываться.
Она приняла это к сведению, перешла к другому предмету, остававшемуся ей неясным:
–А с чего вы решили, что я буду заканчивать историю болезни?
–Не ей же это делать. Она и двух слов связать не может... Напиши, Ирина. Тебе ничего за это не будет. Все ж будет известно – кому надо...– и в его голосе было столько деликатного, просительного чувства, что она не нашла в себе сил отказать ему и дописала историю, взяв на себя часть ответственности за все происшедшее. Он проглядел написанное, остался доволен:
–Видишь, как у тебя гладко все выходит. Романы можешь писать.
–Вот этого-то я и не хотела!– Она пожалела уже, что пошла ему навстречу.
–Ты думаешь, я хотел?.. Ладно, Ирина Сергевна,– заключил он, пряча историю болезни в дальний ящик.– Я у тебя в долгу – как-нибудь да сочтемся...
Ивану Герасимычу она этого не рассказала: почувствовала себя если не сообщницей, то укрывательницей преступления. Матери ребенка сказали, что он отравился грибами и его не смогли спасти,– она долго и во весь голос рыдала в день выдачи тела: Ирина Сергеевна извелась, ее слушая. Все б осталось в тайне, но Пирогов перевел-таки Зину – не в стерилизационный блок, а в другое отделение: чтоб не встречалась каждый день с Раисой Петровной и не напоминала ей и всем прочим об этой смерти. Не чувствуя себя связанной обещаниями, Зина – нарочно ли, случайно – проговорилась о случившемся в тесной компании, после чего новость пошла кружить по Петровскому: как ястреб или иной пернатый хищник. О ней не говорили, как о прочих занятных сплетнях, в открытую на рынке или на улице – лишь перешептывались в узком кругу, отчего она только сильнее жглась и кусалась: за Раисой Петровной поползла темная слава отравительницы – только она сама да еще родители мальчика оставались в счастливом неведении. Ирину Сергеевну людская молва пощадила, оставила в покое: она, в ее представлении, во всем этом не участвовала никто ведь не читал написанной ею post mortem истории грибного отравления...
А Раиса Петровна долго не могла от нее отстать: все приглашала к себе домой, "на вечерок" – хотела воздать ей должное и достойно выделить среди прочих.
–У нас завтра будут очень интересные гости, приходите,– как бы не видя Ивана Герасимыча с Анной Романовной, сидевших тут же, обращалась она к ней.-У нас здесь проблемы с общением, поговорить бывает не с кем, а иной раз так хочется. Языки почесать!..– восклицала она, некстати оживляясь и призывно улыбаясь.– Придете?
Ирина Сергеевна всякий раз отнекивалась, ссылалась на одно, другое, а однажды, когда Раиса Петровна застала ее в кабинете одну, сказала прямо:
–И сегодня тоже не могу... Что вы хотите от меня, Раиса Петровна?
–Да пустяк, собственно...– Она готова была проговориться, но потянула с объяснением: -Я понимаю, мы вам неровни, вам за двадцать пять, нам за сорок...– (Ей было сорок восемь, а Тимоше близко к семидесяти.)– Вам с нами неинтересно...
–И что из этого?
Она ждала всего, но не последовавшего затем объяснения.
–Не говорите мужу обо всем этом, Ирина Сергевна,-проникновенно-доверительным тоном сказала ей Раиса Петровна и взялась за верхнюю пуговицу ее халата: последний жест был настолько неожиданен, что Ирина Сергеевна даже отпрянула, отстранила от себя руку, будто посягавшую на самое ее существование.
–Зачем мне говорить ему это?.. И где? У вас дома если только?..– Она была совершенно сбита с толку.– Что сразу не сказали?
–Хотела после долгой и обстоятельной беседы. Всю свою жизнь рассказать вам хотела...– Ирина Сергеевна возблагодарила своего ангела за то, что не пошла к ней.– Не скажете? Он не должен знать этого...– Кроме несчастных родителей и ее самой, еще Тимоша, оказывается, ничего не знал и ни о чем не догадывался, а он-то и был в этой истории самый важный...
–Что она к тебе пристала?– спросил недоверчиво Иван Герасимыч.– И что ты к ним на вечерок не идешь? Она, между прочим, готовит оченна неплохо.
–На диете сижу, Иван Герасимыч.
–Нагрешила, что ль?
–Да. И больше, чем вы думаете.
–Нагрешила она! Настоящих грешников не видела. Не забирай в голову...
В последние тридцать лет это была любимая его присказка.
8
В чем Раиса Петровна была несомненно права, так это в том, что в Петровском имелись трудности с общением: того же мнения придерживался, помнится, и другой местный теоретик, Кузьма Андреич. Сотрудники редко бывают расположены к встречам после работы – особенно когда понаехали из разных мест и оставили свои корни дома: срезанные цветы в вазе не целуются – только растущие в земле приклоняются и приглядываются друг к другу. Иван Герасимыч – тот сразу зазвал ее к себе, едва она приехала, но второе, а за ним и следующие приглашения заставили себя ждать: первое любопытство было утолено, второму предстояло вызреть и нагулять вес; ни он сам, ни Ирина Сергеевна не напоминали поэтому данных друг другу при расставании обещаний видеться отныне едва ли не еженедельно. Жизнь в маленьких городках заключена в самые узкие и тесные рамки и протекает очень уединенно – она и в больших городах такая, но там это не так чувствительно, не столь порою обидно. Хорошо, когда работа целиком поглощает вас и вы увязаете в ней по самую макушку: тогда вы поневоле больше вертитесь на людях и времени грустить у вас меньше... Тут важно, конечно, есть ли у вас сердечный друг или нет его: Ирине Сергеевне нечем было похвастать в этом отношении, но она не слишком из-за этого расстраивалась и полагала – не столько в рассуждениях своих, сколько в глубине души, бессознательно,– что успеет взять свое, или, как выражался Иван Герасимыч, наверстать упущенное...
Ближе всех к ней: по возрасту и по житейскому и семейному (то бишь бессемейному) положению – была в Петровском кожный врач Наталья Ефремовна, но с ней дело споткнулось дважды и оба раза из-за мужчин: в первый раз в виде фарса или, вернее, конфуза, во второй – трагедии; обычно, говорят, бывает наоборот, но это вовсе не обязательно: как кому повезет, так оно и будет.
Наталья Ефремовна была привлекательная, сухощавая и лелеющая свою стройную худобу блондинка: она следила за собой, старалась одеваться каждый день в новое и знала цену своей фигуре и незаурядной внешности. У Ирины Сергеевны она появилась через пару недель после ее приезда и, не обращая внимания на присутствие в кабинете мамаши с ребенком, расположилась с удобствами, нога на ногу, в стоявшем у стены кресле. Пока Ирина Сергеевна вела прием, она без стеснения, в упор, разглядывала то ее самое, то свою стройную, оголенную до середины бедра загорелую ногу; когда же посетительница, скандализованная ее поведением, сбилась с толку, засуетилась и вышла раньше времени – поднялась гибкой кошкой, потянулась в суставах.
–Двигаться надо, а то геморрой заработаешь, с пролежнями... Я тебе не мешаю? Шла мимо – зайду, думаю. – Они виделись однажды – на пятиминутке, где сидели рядом и обменялись парой слов и тремя взглядами.– Хоть с живым человеком поболтать. Тут же как в пустыне, поговорить не с кем...– и мотнула головой: как собака, которой мешает ошейник.– Ты-то как дошла до такой жизни?
–Какой?
–Что сюда приехала? Ты ж вроде умная? Места на кафедре не хватило?
–По распределению попала.
–Все так – иначе и здесь не примут... Я не про то спросила. Я, например, из-за любви сюда угодила.
–Влюбилась в кого-нибудь?
–Я?! Никогда! В меня двое втюрились – подкарауливали у подъезда и дрались до крови. Помощь обоим оказывала: сначала одному, потом другому. Столько йоду извела! Мать говорит: съезжай отсюда на год на два, пока до смертоубийства дело не дошло. Ей-богу!
Рассказ произвел впечатление на простодушную Ирину Сергеевну.
–Бандиты какие-нибудь?– неловко посочувствовала она.
–Да что ты?! Разве я на бандитских подруг похожа? Два доктора из клиники, в которую меня распределить должны были. Где я год уже в интернах отработала. Такую карьеру испортили... Хорошее у тебя кресло: можно и так и этак сидеть,– и села наново – на этот раз перекинув ноги через один из боковых валиков, так что худощавое тело ее пересекло черное сиденье наискось, по диагонали.– Не знаю, куда ноги девать. К дождю, наверно... Себе такое же закажу. В таком кресле и работать можно...
–Будешь так прием вести?– В голосе Ирины Сергеевны послышалось легкое порицание.
–А я его не веду.
–А как?
–Да подойду к больному, погляжу на него одним глазом, велю закрыться и назад бегу – рецепты выписывать. Полторы минуты на все про все, не больше. А иной раз и вставать не надо, и так видно: если язва какая-нибудь с бычью голову – такого с порога завертываешь. Ему и рецепт писать не надо посоветуешь что-нибудь на словах: все равно, толку не будет...
Ирина Сергеевна уже научилась не вполне ей доверять, но не переставала удивляться:
–Разве можно так?
–А как еще?.. Я брезгливая.
–И в кожники пошла?
–А почему нет? Их же руками не трогаешь... Я здесь второй год уже. Считаю дни, как дембель на вахте,– только их от этого не убавляется.... Главный бы мог помочь срок скостить, да отказывается, черт лысый.
–Вот и полечи ему лысину. Вы ж и это можете?
–Это пусть ему в Америке волосы из подмышек или еще откуда-нибудь пересаживают, а мы тут что-нибудь попроще... Отдаться ему, что ли? Я б отдалась, да обманет: жук тот еще... Вперед если – другое дело, но вперед он не захочет: подумает, я его кину. Надо бы надежного третьего: чтоб гарантировал... Не хочешь?
–Свечку вам держать? Нет, я девушка скромная.
–А мы все такие. Я вон – целоваться и то до сих пор не умею... Придется еще год трубить. С ума, наверно, сойду, шизофренией заболею. Одно спасение когда жених приезжает.
–У тебя и жених есть? Кроме тех двоих?
–А это сложно разве? Чего-чего, а этого?.. У тебя хозяйка как?
–Еще толком не знаю. Живет вдвоем с сыном.
–С сыном – плохо. Это я знаю таких – сами за порог, а детей под замок: телевизор выключают, когда там постель только стелят.
Ирина Сергеевна предпочитала обходиться без подобных подробностей.
–Тебе-то что нужно?
Наталья Ефремовна поглядела испытующе.
–Да у меня, понимаешь, хозяйка – ведьма та еще. Живет одна, пожилая, никого видеть не хочет, меня еще терпит, а как Валентин приезжает, бойкот объявляет, бастует: я тебе одной комнату сдавала, его знать не хочу и ничего не позволю. У нее от одного сознания, что это рядом происходит, настроение портится и пищеварение расстраивается. Кошкам – и тем совокупляться не дает на участке. Я ей говорю: это мой жених официальный, мы с ним повенчаны, а она мне: бумагу из загса принесите. Я ей: там венчание еще не регистрируют, а она: как будут регистрировать, тогда и приходите. Логика железная, а жизни нет. Из своего дома идешь на улицу, а там на тебя шары катят, глазами обшаривают: будто никогда парня с девкой не видели. Та еще публика!
–Может, из церкви бумагу принести?
–Из церкви я как-то не подумала...– Наталья Ефремовна, хотя и не приняла ее предложения, но оценила его по достоинству.– Слушай, ты нам компанию не составишь?
–В чем?– Ирина Сергеевна опешила.
–Да ты не подумай ничего... Просто ходить втроем как-то комфортнее. На троих не так пялятся. Я уже проверила – на больничном дворнике...– и соскочила с кресла: не любила засиживаться подолгу.– В субботу за тобой заедем. Он приехать должен. На автомобиле!..– и ушла стремглав, а Ирина Сергеевна, прежде чем пригласить следующую мамашу с ребенком, помедлила в замешательстве...
В субботу, только она села почитать по профессии, хозяйка окликнула ее из сеней:
–Ирина Сергевна! Гости к вам... Лиса Алиса и кот Базилио!..– и засмеялась собственной выдумке.
Она выглянула в окно и увидела в двух шагах от себя, на улице, Наталью Ефремовну и ее парня, пребывающего в известном ожидании: подтянутого, сосредоточенного, погруженного в определенного рода расчеты и соображения и одетого, не в пример нарядной Наталье, во что попало, в самое простое и непритязательное.
–Что это она нас так?..– спросила Наталья Ефремовна, но не стала дожидаться ответа, и без того очевидного, позвала: – Иди к нам. Хватит дома торчать... Что делаешь?
–Про гнойный плеврит читаю. Есть больной в отделении.
–Нашла чем в субботу заниматься. Иди, будешь сопровождать нас... Третьей лишней будешь. Дуэньей: знаешь, были такие особы в Испании...– и несмотря на сомнительную честь приглашения и на то, что у нее были другие планы на выходной, Ирина Сергеевна пошла с ними: она была хорошим товарищем, и на нее всегда можно было положиться...
–Куда идем?– встрепенулся Валентин, успевший за короткое мгновение оглядеть Ирину Сергеевну с головы до ног и принять увиденное к сведению. Наталья Ефремовна немедленно приревновала его:
– Развесил уже глаза?! Все мужики одинаковы – им одной мало: все женщины нужны сразу... Гулять – куда же еще? За город поедем...– и похвасталась:– Он на машине!-Автомобиль здесь был не у каждого.
–А что к дому не подъехали?
–Не хватало еще по Петровскому разъезжать. Внимание привлекать общее...– В Наталье Ефремовне жило странное сочетание из вызывающего пренебрежения условностями с вечным стремлением обойти и обмануть их.-Ходить втроем можно, а ездить – уже разврат... Обойдутся без такого зрелища.
–Я тогда пойду заведу ее?– предложил Валентин.– Там зажигание не сразу срабатывает.
–Заведи, заведи... Чтоб ревел и вскакивал...– Он кивнул и быстрым, чуть угловатым шагом ушел вперед, на опережение.– Как он тебе?– спросила Наталья Ефремовна.
–Ничего юноша... Работящий, видно?
–Работящий – это точно. За двоих пашет,– отвечала та с самым невинным видом, и Ирина Сергеевна непонятливо глянула на нее, не зная, как ее понимать: в прямом смысле или в переносном.
–Где познакомились?– спросила она только.
–На вокзале. Встреча самая случайная. Пили рядом: он пиво, я воду...
Это многое проясняло. Вообще-то Ирина Сергеевна представляла себе жениха Натальи Ефремовны иным: перспективным офицером или молодым профессором, не устоявшим перед ее чарами, Валентин же, как было сказано, выглядел куда как скромно: в полинялой выцветшей рубашке, гладко забранной под поношенные джинсы, в стоптанных ботинках.
–Любовь с первого взгляда?
–Не говори. С первого и до последнего...
Машина оказалась старым "москвичом", порядком разбитым, разболтанным, с оголенными проводами вместо исправного зажигания, но смотревшимся в Петровском едва ли не лимузином: здесь на чем только не ездили – и на тракторах, и самоходных комбайнах...
–Поехали вдоль реки. Я здесь пристань высмотрел.– В машине Валентин преобразился: встряхнулся, как бы скинул с себя некий груз, стал глядеть тверже и уверенней – еще не хозяин положения, но уже владелец транспортного средства.– Там купание, лодок несколько.
–Зачем несколько?– возразила Наталья.– Одной хватит. Одна на нос, другая на корму сядет,– и Валентин отчего-то хмыкнул...
Они поехали вниз по течению, по старому большаку, державшемуся на расстоянии от реки, но не упускавшему ее из виду,– в то время как шоссе, миновав Петровское, уходило от него на сторону. Стояло прекрасное утро, и Ирина Сергеевна, хотя и с запозданием, но порадовалась тому, что оставила все и поехала с любовниками. Наталья, напротив, на время попритихла: сложилась в клубок на переднем сиденье, подобрала под себя ноги и глядела невнимательно на проносящуюся мимо бурую и желтую растительность.
–И когда же я отсюда выберусь?– так подытожила она свои наблюдения, после чего вновь ободрилась, села удобнее, скинула туфли и вытянула босые ноги вперед, так что одна легла Валентину на руль, а другая приклеилась ступней к смотровому стеклу машины.
–Опять ты со своими ногами!.. Сейчас гаишник из-за кустов выскочит. Тут такого не видели – оштрафует по высшей таксе.
–Какие здесь гаишники? Тут и кустов-то нет.
–Опять плохо? Чего тебе здесь не хватает?– Валентин был, видно, местный житель и большой патриот своего края.
–Все мне здесь нравится. Особенно когда ты родные просторы украшаешь,-и, дразня его, протянула ноги дальше: одну положила на руль, вторую ему на руки.
–Убери!– сурово приказал он: в машине их роли поменялись.
–Ноги не нравятся?
–Ноги подходящие, но я, сколько бензина у меня, не вижу. И руль сбиваешь!
–Разве твой руль сдвинешь?– невинно пропела она.– Если только так чуть-чуть помотается... И бензина у тебя хватает. Не так разве?..– но он смолчал, поскольку мужчине не пристало вести спор на столь шатких и неверных основаниях – особенно когда он управляет машиной с барахлящим мотором и с проводами вместо ключа зажигания.
У Натальи Ефремовны был природный дар или обыкновение говорить двусмысленно самые простые и обыденные вещи, отчего они обретали у нее двойное дно и второе, скрытое, содержание. До Ирины Сергеевны оно сейчас только начало доходить, Валентин же давно к нему привык, слушал ее как бы в два уха: одно для житейского смысла ее слов, другое для непристойного – и умолкал всякий раз, когда она достигала особых высот в этом лукавом, хотя и прозрачном иносказании.
–Ноги убери,– решил он все-таки.– В кювет из-за тебя перевернемся.
–Что я, виновата, что они в твоей машине не помещаются? Остановись, я с Ириной Сергевной поменяюсь. Буду сзади сидеть, глядеть, как вы тесниться будете... Немного ты выиграешь: Ирина Сергевна больше моего места занимает. Это она сидит спокойно, а что будет, если вроде меня ноги задерет?.. Не хочешь к нему идти?..– Она пересела, разлеглась на заднем сиденье, стеснив Ирину Сергеевну, но и здесь не угомонилась:– Тут просторней, но еще лучше б было, если б у тебя верх откидной был: можно было б их на крышу забросить... Они добрались до цели, съехали вниз по колее, ведущей к речке. Пристань обслуживала один-единственный катер, ходивший с малой скоростью к областному центру и обратно. Из-за незначительности оборота линия пришла в упадок, но покосившийся причал все еще опекался смотрителем в морской фуражке с крабом над околышем: он, пасмурный, стоял на пороге павильона, недоверчиво глядел на них и не поздоровался, когда они его поприветствовали. -Лодки убрал,-заметил вполголоса Валентин.– Не к добру это. -Не так что?насторожилась и Наталья. -Сейчас разберемся...– Он пошел к моряку, пошептался с ним, вернулся в наилучшем расположении духа.– Все как уговорились... Купаться будем?– и озорно осклабившись, подмигнул Ирине Сергеевне, которая вовсе не была к этому готова. -Я купальник не взяла... Вы ж не сказали ничего. -Купальник надо всегда с собой брать,– попеняла ей Наталья.– А если нет, то и так можно...– Ирина Сергеевна благоразумно смолчала, не стала спрашивать как, а Наталья и хотела объяснить, да поленилась.– А мой в машине! Где переодеваться будем? -Вон за бугор зайди, поменяйся. А Ирина Сергевна если стесняется, там искупаться может...
Жених лучился в улыбке и скидывал с себя верхнюю одежду, оставаясь в узких плавках. Наталья Ефремовна изобразила на лице подобие женского каприза и ревности и отправилась за спасительный бугор, не особенно ее спасавший. Смотритель с крабом досадливо крякнул и насупился, но наблюдательного поста своего не оставил. Ирина Сергеевна сиротливо села на торчавший рядом пень, подобрала под себя платье. -Не будете?– все так же лучезарно улыбаясь, спросил Валентин: он стоял во весь рост ниже ее пенька и рассчитывал не то широтой улыбки, не то полуголым видом своим заманить ее в воду. -Посижу,-благоразумно отказалась она.– На вас погляжу. -Поглядите,охотно согласился он и отвернулся: к нему уже подошла Наталья, едва прикрытая двумя полосками материи и соблазнительная, как девушка с обложки.Ты гляжу, готова?..– и они бултыхнулись в воду: запрыгали вдвоем, загоготали, застучали по воде, насылая друг на друга веера брызг,– этого старый ворчун не выдержал: издал некий гортанный звук и ушел всердцах в свою контору... Вдоволь набрызгавшись и наплававшись, купальщики вылезли на берег, принялись отираться. -Зря не пошла,– пожалел в последний раз Валентин.– Хорошо освежает... Сейчас самое время согреться. -Выпить?спросила Ирина Сергеевна. -И выпить и еще кое-что... Верно, Наталья?– и воровато оглянулся на свою подругу. -Прямо сейчас? Может, поедим сначала? -А чего ждать? Поесть всегда можно. -А это не ждет?..– но Наталья кокетничала только из приличия и быстро уступила: в воде они вольностей себе не позволяли – тем больше потянуло их друг к другу на суше.– Все приготовил? Что там вообще? -В скворечнике этом? Офис как офис... Предбанник сначала, потом комнатка со столом и койкой железной,– и покосился на зазевавшуюся Ирину Сергеевну, как бы приглашая ее в свидетели или в компанию.– Койка не годится никуда, но она и не нужна: я с собой поролоновый матрас взял...– и объяснил – уже не Ирине Сергеевне, а Наталье:– Свернул в рулон и в багажник засунул. Широкий, как речка эта. В стены упрется – что еще надо? -Ты сначала моряка оттуда выстави. Он мне на нервы действует... Валентин пошел устраивать дела со смотрителем и вытуривать его из дома. Наталья поглядела с любопытством на притихшую Ирину Сергеевну, улыбнулась с превосходством: -Пойдешь с нами? Ирина Сергеевна оторопела на этот раз не на шутку, но нашлась все-таки: -Смотреть на вас? -Почему?.. Может, и тебе что перепадет. Я не жадная,– и поглядела на нее с откровенной простотою. Ирина Сергеевна не сразу пришла в себя от ее приглашения и отвечала почти механически: -Да нет уж... Я делиться не умею... Наталья промолчала: ей бы не согласиться, но она передумала. -Дело хозяйское... Его б на двоих хватило... Надо будет простыни из машины вытащить: неизвестно, с кем он лежал, на матрасе этом... Куда он делся, жених этот?..
