355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рози Томас » Женщина нашего времени » Текст книги (страница 40)
Женщина нашего времени
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 18:04

Текст книги "Женщина нашего времени"


Автор книги: Рози Томас



сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 41 страниц)

Глава 21

Белый фургон с надписью «Оформление интерьеров для всех случаев жизни» все еще стоял перед домом, и хотя ноябрьский вечер был пасмурным и холодным, двойные двери были открыты, позволяя ночной сырости просачиваться внутрь и образовывать на старых плитках крошечные капельки влаги.

Один из работников вошел в дом, неся в руках картонные коробки, полные стаканов. Он прошел через коридор по направлению к кухне в задней части дома, где готовилось угощение для двухсот пятидесяти человек.

Харриет перегнулась через гладкие деревянные перила галереи и смотрела вниз, переводя глаза со звездочек на ромбы и восьмиугольники, образованные кафельными плитками. Порывы ветра заносили мокрые листья, которые оставались на полу и казались дефектами правильного геометрического рисунка. «Это не имеет значения», – лениво подумала Харриет. Это соответствует поводу для торжества.

Она выпрямилась и медленно пошла вниз по широким ступенькам. Ее пальцы бежали вниз по перилам из красного дерева, повторяя их плавные изгибы. С резьбы пыль была стерта, но не слишком тщательно, и она почувствовала кончиками пальцев слабый налет пыли. Голые доски ступенек были подметены, но на них остались частицы песка, которые поскрипывали под подошвами ее туфель.

Очевидность того, что медленное увядание «Бердвуда» едва ли было приостановлено, не расстраивала ее. Она давала ей осознание того, что еще предстоит сделать. Она это сделает, она может это сделать сейчас, когда этот дом стал ее домом. Крыша вновь станет исправной и не протекающей, ни дождь, ни ветер не будут иметь никакого значения, а под крышей настоящее красное дерево, стекло, кафель и мрамор засверкают вновь.

«Мое». – Харриет посмотрела вверх на тусклое пространство над ее головой. Три или четыре спальни второго этажа были наспех убраны к этому вечеру, и огни сверкали в них, как будто там уже кто-то жил. Мой прекрасный дом. Она была горда обладанием этого дома, как когда-то она гордилась «Пикокс».

– Извините. Ребята держат двери чересчур широко открытыми, – веселая и энергичная девушка в белом переднике, занимающаяся организацией приема, прошла через коридор и широко улыбнулась Харриет, стоящей в начале лестницы. – Черт возьми, вы прекрасно выглядите.

Харриет уже оделась для вечера. Она внимательно изучила свое новое отражение в незнакомом платье из зеленого бархата в помутневшем пятнистом зеркале в одной из спален. Платье, казалось, соответствует дому.

– Спасибо. Не волнуйтесь о двери. Я ее прикрою.

Она прошла через коридор и выскользнула на крыльцо, захлопнув за собой огромные двери. Сквозь кованое железо виднелось небо. За рваными облаками слабо проглядывала луна.

Харриет уже не боялась темноты. Она вновь находила успокоение под ее защитой. Она медленно шла по покалывающей траве, слушая скрип огромных деревьев, окружающих дом. Голые ветви раскачивались и шумели от ветра.

Вдали от дома и деревьев в дальнем конце бердвудской земли, принадлежащей теперь ей, Харриет увидела еще один припаркованный фургон. Лучи света метались по траве, на мгновения делая ее зеленой. Несколько человек сидели, готовые начать фейерверк.

Харриет держалась на расстоянии от этих далеких дуг света. Она подошла к кустам и несколько секунд постояла под защитой их зеленой листвы, вдыхая кисловатый запах недавнего дождя. По всему первому этажу дома горел свет, он сверкал в тех окнах, с которых двое рабочих Дэвида Хоукинза сняли щиты с черными каракулями. «Бердвуд» вновь возвращался к жизни.

Харриет не знала, сколько она простояла, глядя на дом. Она только почувствовала, что влага просачивается в ее туфли, а бархатное платье не защищает от холода. Она пошла назад по траве под поломанное крыльцо.

Двойные двери были открыты настежь, демонстрируя драгоценные краски и яркий свет внутри. Ощущался запах приготавливаемого угощения и слышался смех. Харриет вновь вошла в дом, оставив двери открытыми, как бы приглашающими войти.

Она ходила из комнаты в комнату, глядя на то, что было сделано.

Это не был большой прием для коллег и друзей, который она когда-то мечтала дать. Это был прием для Эвердена, и предвкушение его было ей приятно. Работники фирмы «Оформление интерьеров для всех случаев жизни» вместе со строителями и уборщицами хорошо сделали свое дело. Дом был наполовину заброшен, в нем не было мебели, но театральную сцену в нем соорудили. Большие пустые комнаты были плохо освещены, и поэтому освещение усилили с помощью дров, горящих в открытых очагах и сотен свечей, установленных в канделябрах.

Дизайнеры взяли большие куски белой ткани и обработали их гипсом, а затем развесили их, чтобы образовались волны и складки. В результате получились сломанные мраморные колонны и разрушенные классические балюстрады, которые расставили по комнатам, создав, таким образом, затемненные ниши и гроты.

Колонны обвили гирляндами плюща и белой омелы, огромные ветки пихты положили на мраморные каминные доски и закрепили над дверями, чтобы они излучали свою торжественность и распространяли рождественский запах в тепле комнат.

В гипсовых нишах расставили простые скамейки и складные стулья. В самой большой комнате была подготовлена танцевальная площадка, в ней будет играть оркестр. В другой комнате расставили круглые столы под белыми скатертями, готовые к ужину.

Харриет одобрила все, что она видела. Огонь в очагах и пламя свечей, отбрасывая колеблющиеся тени на временные колонны и на сложную лепку потолка, сверкал на глянцевых завитках плюща. Старый дом за одну ночь был превращен в полуготическую, полупасторальную фантазию. Скоро придут люди. Если Харриет приобрела «Бердвуд» одной рукой, то сегодня вечером она старалась другой рукой вернуть его назад.

Большие белые приглашения с глубоким тиснением были отпечатаны для стольких местных жителей, сколько, по ее мнению, смогут вместить эти комнаты.

Прибудут члены приходского совета с женами и мужьями, постоянные посетители «Снопа пшеницы», священник и церковный староста с семейством, обитатели больших домов с оранжереями в окрестностях. Придут местные фермеры с женами и крупный землевладелец, обладатели мелких клочков земли, заключившие соглашения с Китом Боттриллом. В полном составе прибудут женский институт, лига молодых консерваторов и клуб пенсионеров. Пришла даже мисс Боулли.

«Они прибудут, – подумала Харриет, – поглазеть на комнаты, потолкаться друг с другом и еще раз посмотреть на «Девушку Мейзу», если еще вдоволь на нее не насмотрелись. Одна ее часть хотела с гордостью поразить их всех сегодня вечером великолепием дома. А другая ее часть, лучшая часть, хотела, чтобы они увидели, что «Бердвуд» все еще здесь, и чтобы они убедились в том, что он все еще принадлежит Эвердену.

Харриет бродила между сломанными колоннами, когда услышала шум за своей спиной. Она обернулась и увидела Элисон.

– Как вам нравится? – она широко развела руками.

Она гордилась этим возрождением, даже если оно продлится всего одну ночь.

Элисон посмотрела на гирлянды из плюща, ярко горящие свечи и темные, тяжелые ветки пихты.

– Как я и говорила. Когда вы делаете что-то, вы отдаете этому все свое внимание. Никаких полумер. Это выглядит изумительно.

– Я нервничаю, – призналась Харриет. – Как вы думаете, они придут? Им понравится?

– Придут ли они? Ни о чем другом в Эвердене не говорят уже несколько недель. Когда я проходила сегодня через деревню, всеобщее возбуждение было очевидным. Но я не могу предсказать, что будет представлять интерес для клуба пенсионеров. Возможно, то, что кто-то обнаружит Тома Фроста вместе с женой священника в гипсовой пещере.

Они рассмеялись, но Элисон подумала, что при всех способностях Харриет была в ней неуверенность, которая делала ее странно уязвимой. Возможно, это было результатом сочетания хрупкости с пламенной энергией, что делало ее привлекательной в глазах мужчин.

Элисон видела глаза, которые следовали за ней, но она не предполагала, что восхищение компенсировалось ранимостью Харриет, которая и вызывала его. «Для предпринимателя, – подумала Элисон, – было бы лучше иметь слоновью шкуру».

– Пойдемте посмотрим остальное, – пригласила Харриет.

Они обошли дом, проходя через комнаты, ожидающие гостей, в которых официанты и официантки подготавливали свои рабочие места, и проникли на кухни, где за черными дверями был разбит парусиновый лагерь. Здесь, как часы работало, по-видимому, несколько десятков человек.

Харриет казалась Элисон одинокой среди всего этого на скорую руку собранного обваливающегося великолепия в ее большом доме. Они вернулись в коридор и остановились перед широкими ступеньками. Харриет смотрела в темноту.

– Они скоро будут здесь, – прошептала она.

Неожиданно она повернулась к Элисон. С какой-то неловкостью она взяла ее за руку.

– Это благодаря вам я нахожусь здесь, – сказала она, – потому что вы были так великодушны и пригласили к себе, едва зная меня. Я хочу поблагодарить вас.

Элисон была тронута. Все впечатления, которые возникали в ней, когда они обходили дом, слились сейчас воедино. Харриет была сильной, очень богатой и деловой, но она нуждалась в друзьях. Это было настолько очевидно, что Элисон рассердилась на себя, хотя она и гордилась своей проницательностью, за то, что не определила для себя этого раньше. Она была обманута внешним видом, как и все остальные.

– Я рада, что сделала это, – сказала она. – Хотя нет нужды благодарить меня за что-то. Я ни за что на свете не пропустила бы сегодняшний вечер. – Она на секунду задержала руку Харриет, а потом отпустила ее.

– Посмотрите, – сказала Элисон.

Она указала на открытые двери. Свет автомобильных фар завернул в ворота «Бердвуда».

Харриет прижала руки к юбке своего зеленого бархатного платья и выпрямилась. Они шли непрерывным потоком.

Тут были столпы деревенского общества, женщины в своих лучших платьях и шерстяных кофтах, как будто они не могли поверить, что в заброшенном доме будет достаточно тепло, и мужчины в плохо сидящих костюмах. Тут были жительницы окрестностей, одетые по последней моде сезона и их мужья в вечерних костюмах, фермеры с женами, пенсионеры и молодые люди, пришедшие большими группами, с шумной и нервной показной смелостью.

Харриет пожала каждую руку и радушно приветствовала каждого прибывшего в «Бердвуд».

Люди растекались по комнатам, разговаривая сначала шепотом и скептически оглядывая театрализованное оформление и слегка подталкивая друг друга, но они сметали бокалы шампанского с серебряных подносов, разносимых молодыми официантами, и громкость разговоров и смеха усиливалась, пока не заполнила все комнаты и не заглушила тихой музыки, исполняемой оркестром.

Приехали Дэвид и Энтони Фелл, привезя с собой двойной контингент своего персонала, и мускулистые, загорелые молодые люди и одетые в черные костюмы архитекторы растворились среди кардиганов и тафты жительниц окрестностей. Харриет, волновавшаяся, что может оказаться слишком большое количество пожилых женщин, увидела, что ее беспокойство было не обоснованным. Энтони Фелл атаковал мисс Боулли и подавал ей в руку второй бокал шампанского. Кто-то коснулся плеча Харриет, она повернулась и увидела возле себя Дэвида.

– Все выглядит очень эффектно. Это как раз то, что убедит их – при желании все может быть сделано.

Она подняла на него глаза. Он не убрал руки.

– Все будет успешно?

– Все уже успешно.

Харриет стремительно перевела глаза с него на окружающую толпу.

– Общайтесь, общайтесь, – попросила она его.

– Я знаю, что делать, – ответил Дэвид.

Он полуулыбнулся ей и направился в толпу. Харриет почувствовала, что следит за ним глазами. Она позволила себя взять бокал шампанского с проплывающего мимо подноса.

Появились и собственные друзья Харриет – Дженни, Чарли, Джейн и с ними Карен. Джейн стояла в большой комнате с колоннами, обвитыми плющем.

Свет свечей струился через ее слегка вьющиеся волосы, создавая нимб вокруг ее головы, когда она рассматривала людей, официантов и музыкантов, снующих под великолепным лепным потолком.

– Господи, – выдохнула она.

– Спасибо, что приехала, – приветливо сказала Харриет.

– Хозяйка поместья приказывает, а мы можем только повиноваться.

– Не нужно так говорить.

Джейн повернулась к ней.

– Я только пошутила.

– Я знаю, но все равно не нужно.

Чарли встал между ними и взял Харриет за руку.

– Покажи мне все, – скомандовал он.

Они пошли между группами болтающих людей, и Харриет энергично показывала построенные за ночь декораций и описывала те работы, которые будут сделаны, которые должны быть сделаны для того, чтобы привести дом в порядок.

– Ты, действительно, любишь этот дом, не так ли? – спросил Чарли.

– Да. Я никогда до этого не чувствовала, что у меня есть дом. Чарли, мне нужно идти и разговаривать с людьми.

Он отпустил ее, весело наблюдая за тем, как она ринулась выполнять свои обязанности.

Харриет ходила по комнатам, разговаривала и смеялась, пожимала руки и представляла одних гостей другим. Отдельные группы стали медленно распадаться и соединяться. Прием развивался под действием своей собственной движущей силы. Харриет выпила еще один бокал шампанского и развеселилась.

Среди личных гостей Харриет здесь были Кэт и Кен. Последний, естественно, потянулся к компании строителей, Кэт примкнула к группам эверденских дам, а Харриет наблюдала за ней краем глаза. После двух бокалов бледная кожа Кэт покрылась румянцем, она ожила и, доверчиво опираясь своей рукой на руку Карен, смеялась над чем-то, что говорил ей Энтони Фелл.

Когда народ начал медленно дефилировать в сторону комнат с накрытыми для ужина круглыми столами, Харриет обнаружила, что она сидит на садовой скамейке рядом с Кэт в одном из гипсовых гротов.

– У тебя все в порядке, дорогая? – спросила Кэт, как она почти всегда делала.

– Да, мама. У меня все в порядке.

– Это очень большой прием. Не то, что я ожидала. Совсем не то.

– А что же ты ожидала?

Когда Кэт рассмеялась своим каким-то оправдывающимся смехом, Харриет вспомнила молодую девушку, которую она однажды мельком рассмотрела за лицом матери. Сейчас она снова увидела эту девушку.

– Что-то больше всего напоминающее деревенские именины. Остывшие пироги, кипятильники для чая и мокрая трава. Мне следовало бы, конечно, догадаться, что это будет, поскольку ты организовывала все это.

Она посмотрела через всю комнату на горящий очаг. Выражение ее лица представляло собой смесь гордости и страха.

– Это, должно быть, стоит огромных денег, – пробормотала она.

Сейчас Харриет увидела тревогу, которая привычно лежала на лице ее матери.

– Все в порядке, – успокоила она ее. – Это важно, а цена не имеет значения.

Кэт выпрямилась, как будто решила сделать признание.

– Я никогда не говорила, что сожалею. Я была неправа, Харриет, но я делала это, потому что считала, что это правильно.

– Я знаю, – Харриет не собиралась говорить, что все было правильно, давая еще одно утешение, потому что его не было. Вместе с Кэт она смогла бы спасти «Пикокс» от Робина Лендуита. – Я знаю, почему ты это сделала.

Кэт кивнула. Они увидели Кена. У него было красное лицо, он лучился удовольствием и манил их к себе, стоя в проеме двери.

– Здесь ваш папа. Он умирает с голода. Он хочет, чтобы вы пошли с ним ужинать.

– Вы идите. Я приду, когда обойду всех остальных.

Она поцеловала мать в щеку и посмотрела, как она уходила, более высокая, чем обычно, благодаря нарядным туфлям на высоких каблуках.

«Не мой папа», – подумала она. И она знала, что хотя они и не говорили о Саймоне, это не означало, что они забыли о нем. Харриет с жалостью вспоминала о нем каждый день.

Она покинула свое убежище в гроте и пошла искать тех своих гостей, которых надо было проводить к столу. Харриет под руку с Энтони Феллом последними вошли в комнату. Он нравился ей все больше, а также она восхищалась тем, что он делал.

Они окинули взглядом заставленные столы. Энтони тихо сказал:

– Это прекрасный пример связей с общественностью. Я думаю, все это не повредит планируемым работам.

– Это не просто связи с общественностью. Я хотела, чтобы люди пришли в «Бердвуд» и почувствовали, что его приобрел не просто человек со стороны. Мне бы хотелось сделать многое и здесь в деревне, когда реставрируем дом. Это место с самого начала было завещано Эвердену.

– Чрезвычайно похвально, – отметил Энтони.

Харриет почувствовала, что он мягко посмеивается над нею, но решила не обращать на это внимания. Она еще не знала, как она будет налаживать связи, не принимая на себя роль хозяйки поместья. Язвительное замечание Джейн попало в цель. Но она решила, что как-нибудь она сделает это.

Через стол мисс Боулли с большим энтузиазмом расправлялась с большим блюдом с уткой. В данном случае она не надела высоких сапог и вязаного берета, но в остальном, казалось, она была одета, как обычно. Она наклонилась вперед и подмигнула Харриет.

– Приятно посмотреть на всех, делящих с тобой угощение, – заметила она.

Это была, наверное, не самая изысканная фраза, которую Харриет надеялась услышать о своем элегантном приеме, но она несла в себе тот дух, который Харриет пыталась создать. Она ответила мисс Боулли:

– Это так. Подольше бы продолжалось.

За обедом была произнесена всего одна короткая речь. Харриет сама произнесла ее, стоя без всякой официальности за своим столом. Она сердечно приветствовала своих гостей в «Бердвуде» и благодарила их за то, что они пришли. Она надеялась, что будет еще много таких вечеров и праздников в Эвердене и новой общине. Она попросила всех поднять свои бокалы и выпить за их объединение. Они выпили и громко зааплодировали.

– Хорошо сделано, – прошептал ей на ухо Энтони, когда она села.

Она не стала убеждать его, что говорила то, что думала.

После ужина начались танцы.

Вместе со своим тостом Харриет выпила третий бокал шампанского. Она уже начала плыть по морю благоденствия. Когда она танцевала со священником, ей казалось, что все лица вокруг нее принадлежали друзьям.

Она видела, что Кэт танцевала с фермером, чья земля примыкала к земле мисс Боулли, а Кен – с самой мисс Боулли. Энтони Фелл танцевал с женщиной, которая на собрании в деревенском зале была в полосатой блузке. Сейчас ее трудно было узнать в синем с переливающимися полосами наряде.

Темп музыки ускорился. Священник оставил Харриет, и она оказалась рядом с одним из одетых в вечерний костюм жителей окрестностей. Пока они кружились возле колонн в толчее молодежи, у Харриет появилась сентиментальная надежда, что даже если сами «КАЗ И ФРАН», пишущие клятвы аэрозольной краской, здесь не присутствуют, то здесь должны быть, по крайней мере, их родители или старшие братья и сестры. Казалось весьма символичным, что сегодня вечером они смогли проникнуть сюда уже не через забитые окна.

Харриет переходила от партнера к партнеру. Праздник жил и развивался сам по себе, без ее руководства. Некоторые пожилые дамы уже уехали, поблагодарив ее и сияя собственной отвагой, позволившей им вообще прийти. Более молодые гости собирались пробыть значительно дольше.

Танцы продолжались, но некоторые пары отделились, чтобы посидеть на скамеечках в гипсовых гротах. Это разделение на пары станет топливом для деревенских сплетен на многие месяцы.

Харриет вдруг вспомнила, что на вечеринке у Джейн она почувствовала, что ее жизнь как бы разделилась на два купе, причем обитателям одного из них не разрешалось заходить в другое. Но сегодня вечером она почувствовала, что все стороны ее жизни, все, что было в ней стоящего, соединились здесь, под одной разваливающейся крышей в «Бердвуде».

Потом Харриет увидела Джейн. Она проследила глазами за ее танцем с Дэвидом Хоукинзом и в это мгновенье почувствовала, что что-то было в том, как они коснулись друг друга, какая-то близость и какая-то скованность, и потому, видимо, что шампанское облегчает связи, Харриет поняла, что они были любовниками.

Это было как яркий, неприятный свет, сверкнувший в, темной комнате.

Харриет танцевала с Чарли Тимбеллом, но тут она споткнулась и остановилась. Она задохнулась от понимания своей глупости и вспышки ревности.

– С тобой все в порядке? – спросил ее Чарли.

– Да, все в порядке.

Разрозненные образы начали складываться в ее мозгу в стройную картину. Ревность испугала ее, но ей также было стыдно узнать, что она была слишком слепа и слишком занята, чтобы увидеть, что происходит с ее другом. И она также ясно поняла, что любовная связь была и что сейчас она уже закончилась.

– Я могу быть очень глупой, – добавила она более для себя, чем для Чарли.

– Ты всегда казалась мне острой, как лезвие бритвы, – ответил Чарли, испытывая облегчение от того, что уже забыто все, что ему было неприятно вспоминать. – Ты, кажется, все очень тщательно оформляешь.

– Не все. Не совсем все.

Чарли не слушал. Он взял ее за руку и вывел из толпы танцующих, а потом поднял каждую руку и по очереди поцеловал.

– Послушай, нам надо ехать. Мне не хочется, но ничего не поделаешь. Это был удивительный прием.

Они нашли Дженни сидящей на одной из скамеек. Ее последний ребенок был еще нескольких недель от роду. Она выглядела полнее, чем была на самом деле. Она подняла голову, чтобы улыбнуться Харриет.

– Я снова тащу его домой.

– А я хочу посмотреть фейерверк, – но Чарли только притворялся обиженным.

– Такое будет еще много раз. – Харриет вновь подумала о других вечерах, о маленьком прибавлении опыта, укрепляющего дружбу. – Будет. Должно быть.

Чарли и Дженни не заметили ее злости. Она пошла вместе с ними по коридору к парадным дверям и поцеловала их обоих.

– Спокойной ночи. Спокойной ночи.

Она отпустила их домой к их детям. Их приходящая няня сегодня вечером присматривала и за Имоджин. Возвращаясь назад, Харриет подумала о спящих головках на подушках, таких, как у Линды, за которой она недавно наблюдала. Сложное чувство родительской ответственности скорее внушало опасения, чем привлекало ее. Хотя она предполагала, что будет иметь своих собственных детей когда-нибудь в будущем, в неопределенном будущем, в этот удивительный вечер она подумала, что, возможно, много лет тому назад она уже сделала выбор и ушла слишком далеко по другому пути.

Она почувствовала облегчение, которое утешало. Она подумала о работе, которую должна сделать, о реконструкции «Бердвуда» и о других нитях, идущих из этого начала и тянущих ее вместе с собой. Ощущение счастья, которое ничего общего не имело с выпитым шампанским, повело ее на поиски Джейн.

Она нашла ее сидящей за одним уже убранным обеденным столом. Джейн разговаривала с одной из самых молодых эверденских пар, которая моментально исчезла при появлении Харриет. Джейн встретила ее с открытым забралом.

– Я прошу прощения за хозяйку имения. Чарли отругал меня за нее.

Харриет махнула рукой, охватывая всю темнеющую комнату до огромного очага, в котором красными языками пламени догорали дрова. Было больше одиннадцати часов. В полночь фейерверк возвестит о приближении конца приема.

– Это было не так уж неоправданно. Но я постараюсь не превратиться в хозяйку имения. Смогу?

Джейн откинулась на стуле и рассмеялась.

– Посмотрим.

Они обе знали о зыбучих песках их дружбы и о взаимном желании защитить ее. Они посидели несколько секунд, глядя друг на друга поверх белой скатерти и бокалов шампанского между ними. Они говорили о приеме, о крепышах из Эвердена, которые проходили мимо них, и о новой деревне, которую Харриет надеялась построить на этих полях.

– Всего хорошего, – сказала Джейн, взяв кончиками пальцев бокал и выпив его.

Харриет вздохнула.

– Ты никогда не говорила мне о твоих отношениях с Дэвидом Хаукинзом.

Быстро взглянув на Харриет, Джейн ответила:

– А ты никогда и не спрашивала.

Она не смогла определить, было ли это упреком, но она покорно приняла его.

– Я знаю, извини.

– Это не имеет значения. Это все давным-давно закончилось.

– Это причинило тебе боль?

Последовала пауза.

– Нет, – солгала ей Джейн, а затем, с новым порывом великодушия, о котором Харриет начала теперь догадываться, она предложила:

– Это ведь он тобой заинтересовался. Ты это знала?

Харриет просто ответила:

– Да. Я думаю, что знала.

Джейн быстро подхватила свою вечернюю сумочку и свой пустой бокал.

– Ну, – сказала она без горечи, – тогда я собираюсь выпить еще и найти кого-нибудь, чтобы потанцевать. Не так уж часто встречается, что выпадает вечер без Имоджин. Ну, не то чтобы я жаловалась, ты же понимаешь.

Она игриво подмигнула Харриет и пошла в комнату, где танцы были в полном разгаре. Харриет осталась одна за столом. Белая скатерть была как неисписанная страница для ее мыслей.

Она устроила вечеринку, это было ее созданием. Все эти люди, гости, официанты и повара были здесь, потому что она собрала их вместе. Их веселье было ее достижением, и, наблюдая за лицами, Харриет почувствовала, что ее эверденский «мыльный пузырь» стал еще прочнее.

Харриет гордилась своим вечером, но сейчас, когда веселье достигло наивысшей точки, его успех не удивлял ее. Она знала, что она может сделать, она ожидала успеха от себя самой. Но когда она сидела там, ей пришло в голову, что она должна устроить свою жизнь с такой же решительностью.

Очень давно, в самом начале, когда она встретила Дэвида в кухне Джейн, где было полно учителей, она полагала, что у нее нет времени для того, чтобы наслаждаться тайнами любви. И теперь, когда она печально сидела, вспоминая свое замужество, Робина и Каспара, свои неудачи и такие не слишком благородные сердца, как ее собственное и ее партнеров, она пришла к выводу, что она поступила правильно. Ее привлекали другие вещи, они забирали ее энергию, и она была им предана.

Любовь сама по себе слишком многого требовала, и ее пугала ответственность.

Харриет не особенно печалилась. Пожалуй, она пребывала в приподнятом настроении, в конце концов надо признать безусловную истину и расставить все по своим местам. Но она полагала, что есть и другая правда, с которой надо считаться. Она могла припомнить, как в те дни, когда она старалась создать «Пикокс», она безжалостно отвергала все, что не было связано с ее бизнесом, и какой непреклонной была ее решимость добиться успеха. Она подумала, что, вероятно, она была в те дни совсем другой.

«Однако я все же добилась успеха», – сказала она про себя. Ампутированная «Пикокс» все еще причиняла ей боль, но она знала, как сдерживать ее. «Я сама себе хозяйка. Или должна ею быть».

Эта мысль заставила ее улыбнуться, вспоминая недавнюю шутку, когда она сидела, опустив подбородок на руки.

Харриет внезапно почувствовала себя счастливой, и это счастье помогло избавиться от чувства вины. Оно не было вызвано шампанским и не было приподнятым настроением, как на приеме.

Она не хотела пускаться на поиски любви, словно это угрожало чаше Грааля, как тогда, когда она пыталась поладить с бедным Каспаром Дженсеном. Но она понимала, что это не причина для того, чтобы отказаться от других человеческих радостей – секса, дружбы или тех простых радостей, которые ей открылись в отношениях с Линдой.

Время еще не ушло. Инициатива должна исходить от нее, как и во всем, что она делала. Истина была такой простой и такой очевидной, что у нее чуть не перехватило дыхание.

Дэвид Хоукинз давно предлагал ей что-то, но она, мучаясь, отвергла это. Она спряталась в ванной. Это воспоминание заставило ее громко рассмеяться. Проходящая мимо пара посмотрела на нее с удивлением.

Сегодня вечером, когда она увидела, как он танцует с Джейн, она почувствовала ревность; подумать только, ведь ясно же, что все кончено.

«И если ты хочешь что-то, – сказала себе Харриет, – ты можешь пойти и получить это». Она осмотрела всю комнату – от лепных украшений на потолке до дубовых досок, частично признавая правду. Но не в таком хорошем настроении она была, чтобы позволить себе полное признание.

Она глубоко вздохнула, а затем пошла искать Дэвида.

Она почти сразу же нашла его. Он стоял на площадке второго этажа, облокотясь о перила красного дерева и глядя вниз на головы тех, кто находился в прихожей. Харриет знала, что он ждал ее.

Она подобрала свою зеленую бархатную юбку и медленно пошла по широкой лестнице, чтобы встретиться с ним. Когда она приблизилась, он подвинулся, чтобы дать ей место. Она облокотилась о перила рядом с ним, чувствуя теплоту дерева в том месте, где лежали его руки.

Они склонились плечом к плечу, наблюдая за сценой под ними. Там были небольшие группы людей, собравшихся вместе, которые разговаривали и смеялись, которым выносили пальто и помогали одеться. Двери были открыты, и все больше и больше людей выходили через них в темноту. Наступила полночь, время фейерверка.

Харриет сказала:

– Наверное, я должна выйти вместе с ними. Отдать распоряжения.

Потом она повернулась к Дэвиду. Она внимательно посмотрела на его лицо, удивляясь тому, что он похож на боксера, как она когда-то уже заметила.

Она до мельчайших подробностей ощущала его кожу, манеру кривить губы. Она улыбнулась ему ленивой улыбкой.

– Или может быть не должна?

– Не нужно. Это их праздник, – Дэвид тоже улыбался.

Харриет понимала, что он прав. Она представила их «Бердвуд» сегодня вечером, и это была их радость. Им она была не нужна, а сама она хотела чего-то другого. Она хотела этого очень сильно.

Дэвид выпрямился. Они стояли лицом друг к другу, и он положил руки на ее талию. Затем он наклонился вперед и коснулся кончиком языка ее губ. Харриет подняла руку и обняла его за шею, притягивая к себе его лицо. Их губы встретились и раскрылись.

А внизу весь Эверден устремился смотреть фейерверк.

Дэвид снова поднял голову, для того чтобы спросить:

– Где?

Харриет могла бы сказать: «Невозможно», – но сегодня вечером она этого не сделает. Вместо этого, быстро соображая, она взяла Дэвида за руку. В комнате с помутневшим и пятнистым зеркалом, в котором она надевала свое зеленое платье, лежала пачка простыней, оставшихся от дизайнеров.

– Сюда.

Они скользнули вдоль галереи, держась за руки и смеясь как заговорщики. Харриет толкнула дверь. Простыни лежали кучей на полу, но здесь были еще и пальто, оставленные официантами, магазинная корзина и мотоциклетный шлем.

– Нет, – сказала Харриет.

Дэвид сгреб простыни и снова взял ее за руку. Теперь он вел ее вдоль галереи, потом по значительно более узкой, темной и кривой лестнице на верхний этаж для прислуги.

Единственным освещением здесь был проникающий снизу свет. Харриет слышала его дыхание, когда он толкнул ближайшую дверь. Тут было почти совсем темно, но Харриет знала, что это была одна из комнат для горничных, неудачно расположенная под карнизом крыши, с небольшой щелью железного камина, которая, казалось, едва ли имела ширину, достаточную для того, чтобы сжечь в камине хоть один кусок угля.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю