355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рози Томас » Женщина нашего времени » Текст книги (страница 19)
Женщина нашего времени
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 18:04

Текст книги "Женщина нашего времени"


Автор книги: Рози Томас



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 41 страниц)

Теперь дошла и до девочки очередь поразмышлять.

– Там, откуда я приехала, дети должны время от времени высказываться и показываться. В хорошей одежде на праздниках или верховой езде или еще на чем-нибудь подобном. Потом они разъезжаются до следующего раза.

– Понимаю. А откуда ты приехала?

Девочка пожала плечами:

– Иногда я живу в Литтл-Шелли, иногда в Лос-Анджелесе. В Бел-Эйр, – добавила она.

Харриет было интересно, кто из этих людей занимался кинобизнесом и имел дело с миллионами, расходуемыми на постановку фильмов. Любой, а вполне возможно, что и все.

– Понятно. Так ты собираешься назвать мне свое имя?

– Меня зовут Линда.

Харриет протянула руку:

– Здравствуй, Линда.

Девочка пожала руку, а потом вздохнула:

– Все в порядке, вы сделали свое дело.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы были ласковы со мной. Теперь вы можете вернуться в свою компанию.

Харриет скорее забавляла ее невоспитанность, чем ей хотелось давать отпор, на что, возможно, Линда и надеялась.

– Мне кажется, что я не хочу.

Девочка уставилась на нее. У нее было бледное, остренькое личико и бесцветные волосы, ровно подстриженные, с квадратной челкой, а глаза у нее были большие, карие и красивые.

– Вы можете пойти со мной погулять в сад. Там есть качели. Не много, конечно, но все равно лучше, чем здесь.

Харриет бросила взгляд на комнату. К ней была повернута прямая спина Аннунзиаты, а Робин сидел на дальнем диване между двумя прическами.

– А вам разрешат? – с вызовом спросила Линда.

– Мне разрешено делать все, что не будет беспокоить или причинять неудобства другим людям, – важно ответила Харриет. – Так принято у взрослых, и это стоит запомнить. Я не вижу никаких причин, почему бы мне не погулять с тобой в саду.

Они встали вместе. Линда вертелась в своих клетчатых штанах и жакете из шетлендской шерсти. Когда они проходили мимо дивана, на котором сидел Робин, она наклонилась между соперничающими ароматами «Джой» и «Арпеджил» и прошептала:

– Я выйду на десять минут в сад погулять с Линдой. Она очень приятный ребенок.

Какая-то из этих женщин могла быть ее матерью.

– Аннунзиата не будет возражать?

– Конечно, нет, – пришлось ответить Робину.

Однако Харриет не сомневалась, что ее поведение выглядит эксцентричным. С легкой улыбкой она повела Линду через двойные двери назад в коридор, где мужчина в черной куртке вскочил, чтобы открыть им парадную дверь, и дальше – на ослепительный солнечный свет.

Линда побежала по большому кругу, размахивая руками, как колесо водяной мельницы. Она была похожа на большую собаку, вырвавшуюся из своры. Она прыгнула на покатую спину одного из львов, уселась как обезьянка и стала процарапывать длинные полосы по мягкому лишайнику своими старомодными закрытыми ботинками.

– Лучше было бы не делать этого, – заметила Харриет, – по крайней мере, не на виду у всего дома.

Линда в первый раз улыбнулась, и ее лицо вдруг просияло. Она слезла с льва и подбежала к Харриет.

– Хорошо. Тогда пойдем и будем играть подальше, чтобы нас не видели.

Линда побежала, а Харриет сначала медленно пошла за ней, а потом побежала, чтобы догнать ее. Ее ноги оставляли скользкие следы на мокрой траве. Было холодно, однако от бега в Харриет звенела кровь. Чистый воздух освежал после душной гостиной, и она посочувствовала Линде, которая протестовала всем своим видом против сидения в помещении.

Они достигли дальнего угла сада, где оказались обещанные качели. Металлическая рама покрылась ржавчиной, но конструкция выглядела вполне надежной.

– Толкните меня, – скомандовала Линда.

– Ты не можешь раскачаться сама?

– Мне больше нравится, когда меня толкают.

– Для начала я дам тебе пять сильных толчков.

Линда раскачивалась, вытягивая промокшие носки ботинок все выше и выше, а Харриет осматривала сад. Здесь были большие цветочные клумбы с геометрически точными краями, голая земля была хорошо вскопана, а тонкие ветки кустарника ровно подстрижены. Здесь, вероятно, был садовник, для которого эти клумбы были предметом гордости и радости.

Линда описывала все более широкие дуги.

– Посмотрите на меня! Я уже выше перекладины?

– Будь осторожна. – Харриет попыталась представить себе Робина, качающегося, как маленький мальчик, грязный и дерзкий, но не смогла этого сделать.

– Ты играла здесь раньше, Линда?

– Пару раз. Их бассейн больше нашего.

Харриет прошла в разрыв живой изгороди и обнаружила плавательный бассейн, как будто ограниченный ее обрезанными стенами. При бассейне был домик, построенный в стиле маленького классического замка. Трамплин был снят, а его кронштейны сложены. Харриет всматривалась в пустой голубой ромб и вдруг почувствовала, что ее угнетает пустота сада. Она вернулась к Линде. Увидев ее, девочка выставила ногу, чтобы затормозить раскачивание, и соскочила на землю.

– А что теперь мы будем делать?

– Я думаю, что нам лучше вернуться к твоей маме.

Девочка уставилась на нее с пренебрежением.

– Моей маме? Моя мама в Факете. Она не любит Рождества. Или Англии.

– Тогда к твоему папе, – Харриет не знала, где расположен этот Факет.

Выражение, последовавшее в ответ, было мрачным:

– Хорошо. Но он не волнуется.

Они пошли назад, Линда била носками ботинок по земле лужайки, как будто хотела вскопать ее. Харриет мучило любопытство, и ей очень хотелось задать несколько вопросов о усадьбе Лендуитов, об их отношениях с ее папой, но ей показалось, что будет не слишком красиво извлекать из ребенка полезную информацию.

Она удовлетворилась вопросом:

– Ты живешь недалеко отсюда?

Линда без особого восторга кивнула головой.

– Вон там.

Один из больших домов, спрятанных за стенами, богатые убежища. Харриет решила больше ничего не спрашивать. Они почти дошли до дома, когда Линда нарушила молчание.

– Мне действительно нравится ваша одежда, – сказала она.

– Нравится? Большое тебе спасибо.

– Да. Она красивая. Я ненавижу свою.

– Ты выглядишь прекрасно.

Она выглядела, правда, несколько старомодно, как ребенок с иллюстрированных книжек пятидесятых годов. Она тоже вполне сознательно имела намерение одеться излишне скромно на элегантную вечеринку Лендуитов.

– Моему папе нравится, когда я ношу такую одежду. Он считает, что это лучше всего, как из его детства. Моя мама любит причудливые вещи. У меня есть два таких гардероба, и я оба ненавижу.

– Что бы тебе хотелось носить?

– Джинсы, свитеры и все такое. Брюки, как у вас.

Они прошли мимо львов и вошли в коридор.

– Скоро ты будешь достаточно взрослой, чтобы самой выбирать себе одежду.

– Да, – вздохнула Линда так, как будто Харриет сказала ей, что она скоро будет достаточно взрослой, чтобы совершить экскурсию на луну. Из своего детства Харриет помнила заманчивые и недостижимые перспективы взрослой свободы.

– Тебе сейчас не верится, но это будет.

Они снова оказались в гостиной. После прохлады на улице здесь было, как в оранжерее, и, к тому же, необыкновенно ароматно. Прибыли еще гости, и большая группа раскололась на маленькие, стало значительно более шумно.

Линда нахмурилась.

– Спасибо, – пробормотала она, не глядя на Харриет, – еще увидимся.

Смотря прямо перед собой, она пересекла комнату и вновь уселась в свое кресло. Она снова вытянула ноги, и на этот раз ее грязные ботинки с вызовом касались покрывала Аннунзиаты. Харриет отвернулась, подавляя улыбку. Она ясно почувствовала, что ее ноги промокли и щеки горят от свежего воздуха.

Робин материализовался возле ее локтя.

– А вот и ты. Подойди и поздоровайся с Томом Сейчсом. Он управляет фирмой «Ти-Кей-Эс» и может быть полезен тебе.

Харриет позволила подвести себя к одному из серебряноголовых мужчин. Том Сейчс пожал ей руку, пожелал счастливого нового года, и они начали разговор о «Пикокс», о влиянии средств массовой информации на объем продаж, особо отмечая компанию Тома Сейчса. Харриет приняла следующий бокал шампанского от дворецкого и канапе с подноса, предложенное женщиной с бесстрастным лицом, которая, наверное, была домоправительницей. Она съела крошечный кусочек целиком и слушала Тома Сейчса с таким вниманием, какое она только могла продемонстрировать.

– Ваша телевизионная передача, конечно, должна иметь прямое отношение к существующему рыночному сознанию.

Харриет почувствовала, что какой-то новый гость вошел в гостиную за ее спиной.

Глаза Тома метнулись к двери, а затем вернулись к Харриет. В общей беседе наступило минутное затишье, но затем она немедленно возобновилась, еще громче, чем до этого, как будто для того, чтобы подтвердить отсутствие всякого перерыва.

Харриет сопротивлялась желанию повернуться и посмотреть.

Минутой позже Мартин Лендуит появился в поле ее зрения. Он был такой же красивый и обходительный, как всегда, но на фоне своего спутника он казался меньше и тусклее.

Первой мыслью Харриет было то, что она была знакома с этим мужчиной, который шел вместе с Мартином, в течение многих лет. Она даже сделала движение, чтобы поприветствовать его. Потом она со стыдом поняла, что, конечно, никогда не встречала его. Она никогда не встречала никого, кто держался бы и двигался так, как будто он неизбежно является центром внимания и находится в фокусе всех остальных глаз.

Это было известное лицо, знакомое по кино и телевизионным экранам.

Аннунзиата поспешила ему навстречу, вся ее холодность, которую чувствовала Харриет, полностью испарилась.

– Каспар, вы не выпили. Мартин, ты не заботишься о нем.

Она почти щелкнула своими пальцами, подзывая дворецкого. Тотчас же возле локтя мужчины появилось шампанское. Как показалось Харриет, он сделал уже, по-видимому, многое из того, что хотел сделать, но значительно больше он еще не сделал. Это был Каспар Дженсен.

Харриет вспомнила его последний фильм, который она видела. Это была «Грозовая туча» – не очень хороший фильм, и Каспар Дженсен играл только эпизодическую роль, хотя его лицо присутствовало на всех рекламных плакатах. Он давал огромное количество интервью, в большинстве глянцевых и цветных рекламных материалов присутствовали черты лица Дженсена.

Харриет почувствовала, вероятно, вместе с большинством людей в комнате, что она знает историю его жизни, начиная со скромных истоков в Дареме через Оксфорд, сцену, две неудачные женитьбы, положение звезды в серии фильмов, имевших большой успех, и кончая менее удачными фильмами. Харриет не могла вспомнить, когда она в последний раз слышала о том, что он появился на сцене, хотя это был такой классический актер, который сам создал себе имя. Ходили слухи и о других проблемах, косвенным образом отрицаемых в жизнерадостных интервью.

– Ничего подобного, Аннунзиата. Я выпил достаточно много, – услышала она его провозглашающий голос, как будто он произносил первые строки «Двенадцатой ночи». Его голос был также знаком, как и его лицо. Он выходил из его груди и звучал так, как будто проходил через мед и дым.

Каспар Дженсен нес свой бокал шампанского к креслу, на котором сидела Линда. Он пригладил свои волосы, а потом сделал шаг назад, как будто следовал режиссерской расстановке актеров.

– Как дела, детка? Все хорошо?

Харриет поняла. Она гуляла в саду с Линдой Дженсен. Линда была младшим ребенком Каспара и его единственной дочерью. Она была задумана Клэр Меллен, актрисой, блистающей красотой, но с ограниченным, по общему мнению, интеллектом, с которой Каспар играл главную роль сразу после того, как распался после двадцати лет его первый брак. Каспар и Клэр затем поженились, и, что удивительно, этот брак просуществовал девять лет. Он закончился в последние двенадцать месяцев.

У него было еще два сына от первого брака, старший из которых начинал делать свое имя киноактера.

Поняв, кем является бледный, надутый ребенок, Харриет больше не удивлялась, что ей сходит с рук укладывание грязных ног на покрывала Аннунзиаты.

Том Сейчс все еще говорил, а Харриет давала соответствующие ответы. Сейчас они обменялись мимолетными взглядами, которые говорили: «Мы видели, кто пришел, и это производит впечатление на нас, но мы продолжаем вести себя так, как будто мы общаемся с такими людьми каждый день». Цивилизованная беседа возобновилась в ровном гуле вокруг них.

Харриет справилась с желанием засмеяться и сконцентрировалась на технических вопросах успешного использования средств массовой информации для увеличения продаж. Каспар Дженсен был поглощен группой в середине комнаты, а Линда сидела на своем стуле, и ее пристальный взгляд был направлен в окно.

Аннунзиата и помогающий ей теперь Мартин разыгрывали свой прием с большим искусством. Группы гостей собирались и расходились, и Харриет была среди них. Она близко приближалась к Каспару, но ни разу не достигла такого положения, чтобы быть представленной ему. Наблюдая за ним, она отметила, что он ниже и коренастей, чем кажется на экране, держится прямо и передвигается с изяществом, а также обладает физическим магнетизмом, который представляется скорее природным, чем созданным его известностью. Она поняла, что ей хочется смотреть на него и даже подойти поближе, чтобы быть на расстоянии, при котором можно прикоснуться к нему.

Харриет заговорила с одной из стройных женщин, на которой было больше золотого загара, чем на остальных, или, скорее, слушала ее. Она расхваливала радости сиднейского лета по сравнению с английской зимой.

– Ужасное путешествие, но то, что вы получите взамен – это рай. Безусловно, рай.

– Я уверена, что это так, – вежливо согласилась Харриет.

Женщина неожиданно прервала рассказ и пододвинулась поближе.

– Он все-таки необычный, не правда ли? Я встречалась с множеством звезд, конечно, благодаря делам Дика, но ни один из них не похож на Каспара.

– Вы его хорошо знаете?

– Я его вообще не знаю, а видела только потому, что у него есть этот дом в деревне. Не так уж много времени он проводит здесь. Я думаю, он просто затворник.

Так тактично, что механизм был незаметен, Аннунзиата разводила некоторых своих гостей и располагала в определенном порядке других. Харриет заметила, что некоторые пары уехали, а те, которые остались, все время были под контролем, чтобы их можно было переместить в какое-нибудь другое место. Общество, вероятно, должно было перейти в другое помещение. Она обнаружила Робина возле себя.

– Очаровательная компания, – прошептала она, наблюдая за тем, как Аннунзиата сопровождает Каспара, легко положив кончик пальца на его локоть.

Брови Робина удивленно приподнялись.

– Ты надумала влюбиться в него, как и все остальные?

Харриет рассмеялась:

– Все? Я так не думаю. Ты знал, что он будет?

– Конечно, нет. Если бы у меня был выбор, я бы не рискнул привозить тебя на расстояние, меньшее пятидесяти миль от него. А не приступить ли нам к ланчу?

Харриет послушно последовала за ним.

Столовая была длинной комнатой с противоположной стороны коридора. Французские окна, завешенные еще более тяжелыми шторами, смотрели в пустой сад, на который уже спустилась темнота. Здесь стоял большой овальный стол, накрытый на двенадцать персон с миниатюрными батальонами ножей и вилок и зарослями хрустальных бокалов. Харриет увидела, что на каждом месте лежала карточка и про себя вздохнула.

– Вот она, – сказала, показывая, Линда Дженсен, – эта дама.

Линда держала отца за руку. Они вошли в столовую немного позже остальных вместе с Мартином. Линда указывала на Харриет. Каспар пошел прямо через комнату рядом с дочерью. Улыбаясь, он протянул руку, и Харриет увидела цвет его глаз. Синие, но не такие яркие, экранно-синие, как она ожидала. Белки были красными.

– Я Каспар Дженсен.

Харриет кивнула головой.

– Я знаю. Меня зовут Харриет Пикок.

– Линда сказала, что вы замечательная.

Здесь в слове «замечательная» прозвучала американская интонация, несовместимая с звучным шекспировским голосом.

– Мы ходили гулять в сад. Мне это тоже было приятно.

Каспар обхватил ее плечи своими руками и обнял крепко, как медведь.

– Ну, вы хорошая девушка. Выпивка и разговоры – это развлечение для нас, но они неинтересны детям. Вот, посмотрите, мы здесь все себя показываем. Пойдемте сядем рядом. Я хочу узнать, во что моя дочь влюбилась.

Он выдвинул для нее обеденный стул и сел рядом. Быстро, как угорь, Линда проскользнула на место с другой стороны от Харриет. Краем глаза Харриет заметила выражение лица Аннунзиаты. Секундой позже Аннунзиата обошла вокруг стола и сгребла все карточки.

– Давайте неофициально, – предложила она. – Садитесь, где вам нравится, при условии, что мужья и жены садятся отдельно.

Еще через секунду она уже управляла рассаживанием из-за стула рядом с Каспаром. Когда все остальные нашли себе место, она окинула всех изумленным взглядом, как бы поражаясь тому, что ей досталось ее место. Мартин и Робин сидели друг против друга на разных концах стола.

Дворецкий и домоправительница перемещались за стульями, ставя тарелки перед каждый из гостей. Харриет посмотрела на свою порцию. Там лежала искусно свернутая креветка, веер из листьев кариандра и несколько холмиков и лужиц мусса и соуса. Одновременно первый из ее бокалов был наполнен бледным золотым вином.

Рядом шипела Линда:

– Я не могу это есть. Я люблю картофель по-французски.

Самым суровым шепотом, который она смогла воспроизвести, Харриет прошипела в ответ:

– Линда, сколько тебе лет?

– Почти одиннадцать.

– Ты достаточно взрослая, чтобы знать, что ты можешь съесть почти все, если это действительно необходимо. Кроме того, это, наверное, восхитительное блюдо. Я думаю, ты сможешь съесть картофель по-французски, когда вернешься домой.

Линда вздохнула и ткнула ложкой в холмики на тарелке.

– Он тоже не любит такой еды. Он любит бифштекс и пирог с почками.

– Но он это съест.

– Я не уверена, – мрачно проворчала Линда.

Каспар беседовал с хозяйкой. Потом, демонстративно развернувшись, от чего зашатался его стул, он повернулся к Харриет. Он опустил одну руку за спинку своего стула, а свободной рукой поднес ко рту бокал золотого вина и опустил его уже пустым.

– Ну, а теперь расскажите мне все.

Харриет обратила внимание на то, чего она раньше не заметила, возможно потому, что он искусно это скрывал. Каспар Дженсен был почти совсем пьян.

– Все? Я думаю, это может оказаться довольно скучный список.

Его смех согрел Харриет. Он был большим, богатым и шумным, больше этой изящно обставленной комнаты с серебром и фарфором и значительно громче, чем окружающие разговоры. Харриет скорее почувствовала, чем услышала, что разговоры прекратились, и все пары глаз повернулись к Каспару.

– Ради Бога, давайте не надоедать друг другу.

Его рука достаточно фамильярно накрыла ее руку. Харриет замерла, не желая, чтобы он почувствовал, что ему следует убрать ее. Каспар изучал ее лицо. Он напряженно вглядывался, и от этого углубились морщины между его бровями.

– Это новый большой грех, вы так считаете? Более смертный, чем семь предыдущих? Что вы обо всем этом думаете?

Он убрал руку с руки Харриет и сделал приглашающий жест всему остальному столу принять участие в разговоре. Он почти поднес ко рту свой пустой бокал, но вовремя заметил это и протянул его дворецкому, чтобы наполнить вновь. Харриет взяла нож и вилку и наклонилась над своей тарелкой.

– Ну так грех или нет?

– Конечно, это не грех, быть скучным, – отважилась женщина, сидящая рядом с Мартином. – Этого же не может быть?

Каспар наклонился вперед, ткнув вилкой в ее направлении.

– Как этого не может быть? Я знаю нескольких зануд олимпийского класса. Мужчины, которые могут повернуть в противоположную сторону поток лавы с помощью одной единственной речи. Женщины, Бог мой, женщины, которые могут погасить солнце на небе. Навязчивый интерес к самому себе – вот грех. Это подавляет все остальное, всю радость, перекрывает все потоки. Зануды – истинные злодеи нашего времени. Дай мне, Бог, приятной лени или обжорства. А страсть лучше всего.

Харриет пожалела, что она не может увидеть Аннунзиаты, так как ее профиль был закрыт огромной массой Каспара. В комнате, казалось, установилась неестественная тишина, когда замолк его грохочущий голос.

– Я думаю, что я тоже включил бы это в перечень грехов, – мягко произнес Мартин. – Правда, они будут относится к довольно низкому разряду.

– А как насчет глупости? – растягивая слова, спросил Том Сейчс.

– Глупость – это несчастье, а не грех, – ответила женщина, которая защищала зануд.

– Занудами не всегда бывают глупые люди, а глупые – не всегда зануды. Но, из моего опыта, эти два качества тесно связаны. Победоносно. Великолепно.

Харриет подумала, что сейчас Каспар переходит черту, за которой он будет полностью пьяным. Она понимала, что ей надо сказать ему что-нибудь успокаивающее, стремясь ограничить его внимание к ней и, таким образом, уменьшить вред, наносимый приему Аннунзиаты. Для себя самой она решила: что бы ни сказал Каспар и что бы он ни сделал, будучи пьяным, это не повлияет на ее хорошее отношение к нему, которое она уже почувствовала. Она ощущала, что здесь присутствует кто-то большой, к кому нельзя подходить с обычными мерками, потому что они всегда могут рухнуть, да и кто еще обладает такой же способностью очаровывать, как и разрушать. Она почувствовала себя неловкой и злилась на себя, потому что не знала, что сказать или сделать для того, чтобы изменить его поведение.

Харриет еще раз окинула взглядом стол. Мартин, внешне спокойный, улыбался. Робин улыбался тоже, но в его темных глазах мелькнула досада. Харриет знала, что Робин не любит ничего неожиданного и неуправляемого. Линда предпринимала похвальные усилия съесть свою креветку. Сейчас она ломала хлеб и расставляла кусочки маленькими кучками возле своей тарелки.

Однако Харриет недооценила самоконтроля Каспара и его способности доминировать в комнате. Когда он заговорил снова, показалось, что он избавился от влияния выпитого.

– Говоря о занудах, мы, кажется, должны…, – он оборвал фразу и мутными глазами вновь уставился на Харриет. – Вы скажете мне, дорогая, если я сам начну грешить, хорошо? – А затем снова всей компании. – Я расскажу вам о том времени, которое я провел в Токио вместе с Джоном, снимая «Близнецов».

Анекдот об известном кинорежиссере был смешным, но он стал еще более смешным благодаря умению Каспара рассказывать. Все облегченно рассмеялись. Он рассказал еще пару историй, пока все остальные за столом ели лимонный суп с плавающими в нем крошечными цветочками из овощей. Гости с облегчением вздохнули, и вновь начались отдельные разговоры.

Харриет заметила, что Робин смотрит на нее. Выражение его лица не изменилось, но она почувствовала, что, глядя ему в глаза, она может проникнуть в его мысли. Она ясно понимала, что он любит ее и что он гордится ею и тянется к ней. Вместо счастья понимание этого вызвало у нее страх, за которым последовало чувство вины. Она улыбнулась ему через стол, зная, что эта улыбка была предательской.

Слуги собирали бульонные чашки. Каспар попробовал только одну ложку. Главное блюдо было приготовлено на двух гигантских серебряных блюдах, стоящих на откидном столе. Слушая Каспара, Харриет не сразу увидела, что положили перед ней.

Только вздох потрясения и отвращения, который издала Линда, предупредил ее об опасности.

На каждой тарелке в правильных овалах пропитанных соусом тостов лежала пара целых, крошечных птиц. Их глаза были закрыты маленькими темными листочками, а длинные прямые клювы спрятаны на груди, как бы изображая сон.

– Что это такое? – в ужасе спросила Линда.

– Я точно не знаю. Бекас или вальдшнеп. Что-то в этом роде.

– Бедные, маленькие птички, – прошептала Линда, – им бы летать над лесом. Они выглядят такими мертвыми.

Ее лицо побледнело, а глаза покраснели. Харриет почувствовала, что она близка к тому, чтобы расплакаться. Она испытывала холодную злость к Аннунзиате за то, что ребенку подали такое блюдо. Крошечные, покрытые пленкой, невинные глаза птиц вызывали у нее тошноту, а насколько хуже чувствует себя, наверное, Линда. Она испытывала глубокую неприязнь к мягкому, сделанному со вкусом и стильному виду этого дома и к матери Робина, которая осуществила все это. Она знала, что больше не придет сюда.

– Не волнуйся, – сказала Харриет Линде.

Она подняла руку, подзывая дворецкого, и прошептала ему:

– Уберите, пожалуйста, тарелку Линды. Ей лучше дать овощей.

Замена была сделана быстро и аккуратно. Если кто-то и заметил, что случилось, то все равно никто ничего не сказал. Цвет лица Линды медленно восстанавливался, и она стала разбирать на тарелке брюссельскую капусту, морковь и пастернак размером с ноготок.

Харриет попробовала от одной из своих птиц. Конечно, это было великолепно.

Еда продолжалась бесконечно. Подали замечательное бургундское, вызвавшее длительную дискуссию среди мужчин. Каспар мало добавил от себя, но свою долю выпил.

Наконец, тарелки с мелкими расчлененными останками были убраны.

– Спасибо, – жалко прошептала Линда Харриет.

– Ты получишь удовольствие от пудингов, – попыталась успокоить ее Харриет, – а потом все кончится.

Харриет подумала, что Каспар полностью поглощен своими собственными действиями, и, в любом случае, слишком далеко зашел и не замечает происходящего с другой стороны от Харриет. Она испугалась, когда он полностью переключил свое внимание на нее.

– Вы поступили правильно, – тихо сказал он, – вы поступили совершенно правильно. Я вам благодарен.

Но когда она попыталась высказать предположение, что Линда уже устала и было бы хорошо отправить ее поскорей домой, его пристально смотрящие глаза остекленели. У нее сложилось впечатление, что Каспар забыл, кто она, если он, действительно, это когда-нибудь знал. Он поблагодарил ее в соответствии с каким-то смутным стереотипом, который упорно удерживался в нем с трезвых часов, а потом сразу пропал. Она поняла, насколько он был пьян, и поразилась его способности оставаться за столом и продолжать разговоры.

Линда немножечко ожила. Пудинги были столь же искусно сделаны, как и остальные блюда, и один из них с приличным количеством шоколада заинтересовал ее. Она раскапывала свою порцию с энтузиазмом, сделав только одну остановку для того, чтобы спросить Харриет, будет ли вторая порция. На улице было совершенно темно.

Плетеные завязки, поддерживающие портьеры, были отпущены, и тяжелые складки закрыли окно. Зажгли свечи в серебряных канделябрах, и стало ясно, как быстро зимний день переходит в ночь. Застолье, казалось, длилось несколько часов. В это время принесли еще одно вино, тягучее, глубокого соломенно-золотого цвета в маленьких, как наперстки, рюмках. «Возможно, «Шато д’Икэм», – мрачно подумала Харриет.

Наступил переломный момент. Оглядываясь назад, она поняла, что он пришел очень быстро. Компания заговорила о деньгах. Тема развивалась от специфического обсуждения некоторых сторон инвестиций в рискованный бизнес к более общей дискуссии о монетаризме, а потом, смазанная соломенно-золотым вином, подошла к нравственности богатства. Харриет слушала, зачарованная. Сидеть среди этих людей и слушать их разговоры о деньгах было похоже на присутствие среди горностаев и герцогских реалий по случаю прославления прав аристократии.

– Только деньги заставляют Землю крутиться, – сказала одна из женщин.

Она опустила свой подбородок на руку, однако он соскользнул, и она резко дернулась, чтобы выпрямиться. Харриет готова была простить ее глупость, ведь было выпито слишком много вина, но тут она услышала рядом с собой вздох Каспара. Создалось впечатление, что его терпению, дипломатичности или самоконтролю окончательно приходит конец. Он встал, с трудом сохраняя равновесие и упираясь большими пальцами в скатерть.

– Чтобы ответить на вашу избитую фразу и все другие, я скажу, что деньги – это источник всего зла в мире. Я сделал этих чертовых денег больше, чем любой из вас, и выкинул большую часть из них вместо того, чтобы вкладывать, покупать, продавать и считать их. Это, по крайней мере, весело, пока они не кончатся, но я могу сказать вам сейчас бесплатно, я видел, что это такое. Я видел гниение и мусор. У меня сейчас, слава Богу, нет денег. Выкиньте их, – вот вам мой совет. – Он сделал великолепный жест, такой размашистый полупоклон: – Деньги – это зловоние. Вы ощущаете его?

Это было потрясение, наступила зловещая тишина. Линда сидела неподвижно, держа шоколадную ложечку. Она ничем не показала, что что-то слышала, за исключением того, что ее уши стали темно-малинового цвета. Мартин был уже на ногах, Робин тоже встал. Очевидно, намереваясь выйти из-за стола до того, как они подойдут к нему, Каспар оттолкнул свой стул назад. Он бы упал, если бы Аннунзиата не поймала его. Его качнуло, он попытался опереться о стол, чтобы сохранить равновесие, но вместо этого ударил по краю пудинговой тарелки Харриет. Тарелка и ее содержимое свалились к ней на колени.

Каспар посмотрел вниз. С непредсказуемой, преувеличенной вежливостью очень пьяного человека он сказал:

– Я прошу прощения. Я искренне прошу прощения.

Мартин взял его за руку и очень спокойно произнес:

– Пойдем, старина. Я думаю, достаточно.

Робин занял место с противоположной стороны. Каспар дал им себя увести. Когда они дошли до двери, он повернулся и посмотрел рез плечо на тихую комнату.

– Осужденного уводят из зала суда, – произнес он речитативом.

Харриет поставила тарелку на стол. Колени ее выглядели отвратительно, как будто ее вырвало. Рядом с ней, согнувшись в коленях, Линда внимательно осматривала ее ноги.

– Все в порядке, – пробормотала Харриет.

Женщины столпились возле нее. Тихим гулом выражались смятение и сочувствие. Размазанная еда была стерта, и Харриет была молниеносно похищена наверх, в спальню Аннунзиаты. Здесь была кровать с пологом на четырех столбах, ковры цвета цельного молока и фотографии в серебряных рамках Робина в различные периоды его жизни, с которыми она уже была знакома более близко. Аннунзиата положила некоторые из своих вещей, в которые Харриет могла переодеться, а домоправительница унесла испачканные.

– Я очень сожалею, – сказала Аннунзиата. – Кто же мог предположить, что он так себя поведет.

– Все в порядке. Он мне понравился.

Харриет он несомненно очень понравился, особенно за его мрачную шутку, когда Мартин выталкивал его. Она будет защищать его от любого из этих людей, за исключением Робина, однако трудно простить его за то, что он вовлек в эту историю Линду. Спустившись вниз, она обнаружила, что некоторые гости уехали, а оставшиеся в гостиной сидели или стояли вокруг ребенка. Когда Линда увидела входящую Харриет, ее лицо выразило явное облегчение.

– Мне бы действительно хотелось пойти домой.

Ее колени были подняты, а сцепленные ладони засунуты между ними. Она выглядела маленькой и тоненькой и тряслась как от холода. Мартин Лендуит похлопывал ее по плечу, как будто он не знал, что еще можно сделать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю