355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рози Томас » Женщина нашего времени » Текст книги (страница 28)
Женщина нашего времени
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 18:04

Текст книги "Женщина нашего времени"


Автор книги: Рози Томас



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 41 страниц)

«Так же, как, – с удовлетворением подумала Харриет, – как она, обтянутая кожей».

– Я не забыл, как это было, когда мы потеряли Джеймса, ты ведь понимаешь. Я никогда, никогда этого не забуду. Но сейчас я просто чувствую, понимаешь, дорогая Харриет, я чувствую себя так, как будто меня бомбардируют молочными младенцами. С молоком, мочой и детскими какашками. А в это время ты, дорогая, очаровательная Харриет, с твоей головой, заполненной финансовым рынком и твоим соотношением цены акции к доходу на одну акцию, закутываешься в шелк и пахнешь как Хлоя. У тебя небольшая твердая грудь, красивый плоский живот и длинные ноги, так что ты можешь осуждать меня, можешь осуждать любого мужчину за желание лечь рядом с тобой и завернуться во все это.

Харриет сухо сказала:

– Оставь это. В любом случае, я знаю, как и кого осуждать. Держи, Чарли. Пей свой кофе. Крепкий и черный.

«Интересно, – подумала она, – Каспар также считает в аналогичных ситуациях? Неужели она – собрание некоторых плоских элементов, в которые хорошо завернуться? Она была уверена в том, что Робин никогда так не думал. И Лео, даже в конце.

Чарли пил кофе. Он заметно его отрезвлял.

– Извини, – снова поморщился он.

– Давай кончим извинения, – она протянула руку, немного посмеиваясь над ним. – Присоединимся к дамам?

Чарли рассмеялся:

– Ты молодец, Харриет. Не удивительно, что тебе сопутствует успех в бизнесе. Ты думаешь, как мужчина.

Харриет не беспокоило, что она внушила ему такое мнение.

– Все еще? – спросил Чарли, когда они вернулись в гостиную.

Дженни и Джейн виновато подняли глаза. Имоджин опять была возле груди матери. Однако Харриет заметила, что ее настроение изменилось. Харриет понимала, что, конечно, Джейн надо поговорить с Дженни и о питании, и о расписании, и о прибавке веса. Она была одинока, молодая мать, и ей не к кому было обратиться, кроме специалистов-профессионалов. Раскаиваясь, она прошла к ней через комнату и крепко обняла ее вместе с ребенком. От нее пахло молоком и тем, что срыгнул ребенок. Она также подумала, что немного понимает Чарли.

– Не слушайте его. Говорите хоть всю ночь, если хотите.

Дженни охватила зевота. Ее глаза были влажными, а под ними были желтоватые пятна.

– Я, кажется, уже не могу. Чарли, я не хочу тащить тебя слишком рано, но не следует ли нам подумать о том, что пора уходить?

– Хоть сейчас, моя дорогая, если ты хочешь.

Он протянул ей руку и покачнулся, когда помогал ей встать на ноги.

– Я поведу машину, – терпеливо сказала Дженни.

Джейн закутала ребенка и собрала его вещи. Они разделили поклажу на четверых и отнесли в ее машину.

Когда Дженни прощалась, ее лицо было бледным.

– Извини, если я испортила тебе такой замечательный обед, Харриет. Я просто неважно себя чувствую, в этом все дело. Значительно хуже, чем в предыдущих случаях. Пора остановится, я думаю. Чарли будет рад.

Харриет утешала ее:

– Не волнуйся, после тринадцати недель с тобой все будет в порядке и ты будешь полна энергии.

Дженни даже рассмеялась в ответ на это:

– Бедная Харриет. Обо всем этом ты слышала. Но ты еще многое узнаешь, когда придет твоя очередь. Чарли скромно поцеловал Харриет, и Дженни увезла их.

– Когда ты улетаешь? – спросила Джейн через открытое окно ситроена. Харриет ответила. – Счастливо тебе. Я бы отдала все, чтобы увидеть немножко светской жизни Лос-Анджелеса.

Однако в ее голосе не было и следа зависти. У Джейн были пятимесячный отпуск по беременности и родам, проблемы с поисками нового дома, няньки для ребенка, ожидающая ее трудная работа, которую, вероятно, придется менять, и еще у нее была Имоджин. Она не ревновала ее к тому, что было у Харриет, и Харриет ясно осознавала это.

– Счастливого пути, – крикнула Джейн.

– Я постараюсь, – тепло ответила Харриет.

Она посмотрела, как уезжала Джейн, а затем вернулась в дом и аккуратно загрузила тарелки в посудомоечную машину.

Робин был занят. Робин всегда был занят, однако в последнее время к работе его притягивала методичная, безжалостная сила. Все это происходило с связи с «Пикокс». Он собрал урожай от тех семян, которые посадил давно, еще в прошлое лето.

Харриет удивилась бы, узнав, каким основательным он был, но Харриет ничего не знала об урожае Робина. Ее внимание было занято другими вещами, и эта занятость привела к тому, что она забыла или просмотрела то, что она уж определенно хорошо знала о Робине Лендуите.

Робин начал прошлым летом, когда Харриет окунулась в головокружительный, экзотический процесс любви к Каспару, серией телефонных звонков нескольким избранным служащим «Пикокс». Харриет была, конечно, директором-распорядителем, но Робин был председателем совета директоров компании, и поэтому не было ничего необычного в том, что он захотел поговорить с некоторыми ключевыми сотрудниками. Немного более необычным было то, что они не были главными руководителями, а принадлежали ко второму уровню управления, и было важно, что звонки были приватными, в нерабочее время, по индивидуальным домашним телефонам.

Телефонные семена не всегда прорастали, но когда это происходило, за ними следовали сдержанные встречи подальше от офиса «Пикокс». Ту информацию, которую Робин собирал на этих встречах, он хранил в досье, которое находилось во всегда запертом ящике его большого письменного стола.

Позднее он посетил Уинвуд. Никто из рабочих не заинтересовался ногами Робина, когда он обходил цех фабрики вместе с Реем Даннеттом, хотя они и передразнивали его позу герцога Эдинбургского с руками за спиной. После этих инспекционных обходов Робин и Рей вернулись в кабинет Рея, и Робин делал небрежные заметки, когда двое мужчин беседовали под глазами девушек с календарей.

Затем Робин принялся за бухгалтера Джереми Крайтона. Робин выбрал время и тщательно подготовился, однако первая их встреча за хорошим обедом в одном из клубов Робина оказалась недостаточно удовлетворительной.

Джереми был необщителен и поначалу даже не понял, почему Робин Лендуит вдруг пригласил его в один из фешенебельных клубов просто для того, чтобы поболтать за бифштексом и бургундским. Но замкнутый бухгалтер был далеко не глупым человеком и достаточно быстро все понял. Он не доверял Робину, но он и вообще никому не доверял, и очень быстро определял, в какую сторону дует ветер.

Когда они встретились во второй раз, Робин на свои будто бы случайные вопросы получил более ясные ответы. В третий раз Робин взял досье с собой, и они просмотрели его вместе. Джереми выглядел встревоженным, но через некоторое время, когда Робин откинулся на спинку кресла, наслаждаясь портвейном и сигарой, беспокойство почти исчезло.

– Похоже, что у вас есть возможность, – осторожно сказал Джереми, – или она может появиться. Однако я согласен с теми финансовыми показателями, которые вы указали. Это неопровержимо.

Робин улыбнулся его подтверждению и вновь наполнил стаканы портвейном из графина, оставленного для них клубным официантом.

– Я не думаю, что будет трудно аргументировать данный стиль управления, но другого открытого для вас пути я не вижу. Суть дела состоит, конечно, в том, что вам не следует беспокоиться о вашей предыдущей роли, если держатели акций смогут быть убеждены в том, что жесткое руководство сделает все необходимое для обеспечения надежного положения компании в будущем, – объяснял Джереми.

Джереми не любил сигар. Он зажег свою сигарету и рассматривал Робина через дым.

– И вы сможете получить достаточную поддержку от организаций.

– Я думаю, что будет лучше, если это дело вы оставите мне, – ответил Робин.

Робин сделал последнюю подготовку к сбору урожая еще одной серией встреч. Эти последние встречи представляли собой странную смесь официальных и неофициальных, проходили, в основном, в соответствующих офисах больших финансовых организаций, но в разговорах мужчины в темных костюмах часто называли друг друга по имени и даже полушутливым «старина».

На этих встречах Робин провел множество комбинаций с помощью своего досье и информации, которую он получил от финансиста-контролера, руководителя производства, младшего руководителя маркетинговой службы и других из его коллекции проросших и уже цветущих семян. И после того, как были учтены эти маленькие ростки, он принялся за Рея Даннетта и Джереми Крайтона, самых ценных его экземпляров.

Ни одна из этих встреч при всем их внешнем дружелюбии не была для Робина легкой. И не один раз он, возвращаясь в свой кабинет, менял мокрую от пота рубашку на свежую из стопки целлофановых пакетов в ящике стола. Но он всегда точно знал, что он хочет, и, в любом случае, это было в природе Робина: получать удовольствие, привлекая на свою сторону этих людей – финансовых руководителей больших страховых компаний со всей их мощью и могуществом Комитета по защите инвестиций и стоящих за ним людей, восхищающихся финансовым талантом Харриет и соответствующим образом инвестирующих ее. И всех их он перетянул на свою сторону.

Не каждый раз он добивался своего. Иногда Джеймс или Кристофер или какой-нибудь другой финансист в какой-нибудь организации поднимал глаза от досье, подготовленного Робином, и спрашивал, сузив глаза:

– А ты не преувеличиваешь все это, Робин? Мне кажется, что все не так уж плохо.

Тогда Робин с сожалением кивал и украшал свои доказательства еще несколькими гладкими преувеличениями. Некоторые из этих преувеличений, если бы они были достаточно разработаны, могли бы квалифицироваться как ложь, но Робин был очень, очень искусным лжецом.

Под конец он складывал свои бумаги и говорил:

– Это так, Крис. Мы все восхищаемся Харриет Пикок, и ее способности бесспорны. Но как председатель я несу ответственность перед держателями акций и будущим компании…

Кристофер, Джеймс и другие не видели темных пятен под рукавами рубашки Робина, потому что его отлично сшитый пиджак скрывал их. И они даже не подозревали о восхитительном адреналине, бегущем по его венам, когда он убеждал их. «Нервное возбуждение лучше, чем секс», – думал Робин. Даже лучше, чем тогда, когда он занимался любовью с Харриет в своем кабинете за неделю до выпуска на бирже акций «Пикокс».

Конечно, в конце концов, он получил то, что хотел, потому что он всегда это получал и всегда будет получать.

Численность индивидуальных владельцев акций «Пикокс» составляла от трех до четырех процентов. Он подсчитал, что ему необходимо переманить в свой лагерь всего четырех главных держателей акций. Четыре финансиста, представляемые Джеймсами и Кристоферами, давали ему необходимый пятьдесят один процент.

После последней встречи Робин вернулся в свой офис и запер досье в стол. Он на минуту присел и задумался. Наиболее деликатные переговоры были уже завершены, и ему придется иметь дело с менее знакомыми и предсказуемыми людьми, чем финансисты главных страховых компаний. Но по опыту он знал, что семьи представляют собой значительно более плодородную почву, чем финансовые организации, для посева его семян подозрений и разногласий.

Планы и потенциальный приз, если он хорошо сделал свою работу, интересовали его даже больше, чем все призы, которые он когда-либо в жизни получал. Это был вызов ему. Он знал, что простые люди не всегда выбирают простые цели.

Робин вышел из-за стола, подошел к низким полкам, на которых среди сувениров и всякой мелочи стоял, прислоненный к стене, самый первый вариант «Мейзу». Это была первая сверкающая черная пластиковая модель, которую Харриет окрестила «Головоломкой» и которая не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Ему нравилось смотреть на нее сейчас, потому что она напоминала ему, что Харриет тоже может проигрывать, чему бы не поверили ее сторонники.

Именно провал «Головоломки», а также ее перерождение в «Мейзу» дали в его руки самую сильную карту в его игре, в которую он играл с Харриет. Робин улыбнулся, когда подумал об этом. Кроме всего прочего, он любил выигрывать.

Он взял «Головоломку» и установил положение ворот перед тем, как выпустить шарики, которые гремели, катясь по дорожкам, ведущим к местам их назначения. Когда они остановились, он увидел, что просчитался, что желтый шарик проник перед синим не в ту прорезь.

Робин, все еще улыбаясь, поставил доску назад и вернулся к столу, оставив цветные шарики и блестящие фишки в неправильном положении. «Это было типично для Харриет, – подумал он, – и, возможно, для того старика, о котором она так неудачно побеспокоилась, представлять, что эта игра является в некотором роде метафорой жизни».

Робин не представлял своей жизни в виде какого-то лабиринта. Скорее, это был прямой и правильно выбранный путь, по которому он уверенно продвигался прямо к цели для своего собственного удовольствия. Если какие-то препятствия появлялись на его пути, то они могли быть отодвинуты в сторону, а если путь отклонялся, то его можно было, приложив определенные усилия, повернуть снова в нужном направлении.

Восстановление, в конце концов, своего прямого пути – вот в чем заключалась сейчас его задача. Харриет нарушила его равновесие, она отказала ему, и он не мог потерпеть этого.

В непонимании этого и заключалась ошибка Харриет.

У Харриет было все готово. Грэм, Джереми и другие были подготовлены к ее недельному отсутствию. Уинвуд, казалось, работает приемлемо, в сумку упаковано ее платье для вечера награждения. Она даже увиделась в Хитроу с Линдой, улетающей на пасхальные каникулы в имение Клэр в Бел-Эйр.

Линда демонстрировала хорошее знакомство опытного путешественника с терминалом дальних рейсов и со всем, связанным с полетом. Она сняла значок, объявляющий ее «несовершеннолетним без сопровождения», почти сразу же после того, как его прикололи ей на лацкан, и спрятала его в карман. Она подняла голову и посмотрела на табло отправлений.

– Смотрите. Еще даже посадку не объявили. Харриет, можно я куплю что-нибудь почитать в полете? Магазин в конце зала.

– Я куплю тебе детскую книжку, – доброжелательно предложила Харриет.

Линда бросила на нее сердитый взгляд:

– Спасибо. Хорошо бы пару журналов.

Они вместе протиснулись через толпу. Магазин предлагал стену книг в мягком переплете с золотыми надписями, выставку чайных полотенец с изображением британского флага и пластмассовых лейб-гвардейцев. Линда схватила Харриет за рукав.

– Посмотрите! – закричала она.

Опытные глаза Харриет уже увидели это и тоже зафиксировали содержание витрины. Здесь был волчок в одном конце витрины, один из выпускаемых ею волчков, украшенный перьями «Пикокс», а полки были плотно заполнены ее играми. «Мейзу» в блестящей упаковке, создавшей производственные проблемы, «Мейзу» в черном с серебром роскошном исполнении и «Тревога» в старой, не удовлетворяющей ее упаковке.

Харриет сказала:

– Да, аэропорты – это хорошее место для торговли.

Линда уже спешила к волчку. Она наводила порядок на полках, передвигая игрушки на те места, которые были не заполнены. Японская пара стояла неподалеку, рассматривая «Мейзу» для путешественников.

– Это, действительно, очень хорошая вещь, – сказала Линда, встав прямо перед ними. – Вы должны купить ее.

Они отступили от нее, с трудом удерживая «Мейзу» в руках, занятых пачками песочного печенья в клетчатой упаковке.

– Линда! – возмущенно позвала Харриет.

– Ну и что? Это же торговля, так ведь? Разве вы не испытываете гордости, видя, как люди покупают ваши изделия? Я горжусь вами. Это все равно, что видеть папу в кино. Разве вы не можете гордиться своим делом?

– Да, я чувствую гордость. Конечно. Но я не говорю об этом.

«Так же, как и о том удовольствии, которое испытываю, услышав, что Линда связывает меня с Каспаром на одном восторженном дыхании», – подумала Харриет. Однако это не отрицало реальности такой ситуации. Она улыбнулась Линде.

– Я возьму тебя в свои торговые агенты.

Пришло время посадки на ее рейс. Харриет проверила, на месте ли ее паспорт, билет и посадочный талон.

– Это не настоящее прощание, – сказала Линда, – потому что вы скоро будете в Лос-Анджелесе. Это будет так замечательно – увидеть вас там.

– Это только на неделю, – предупредила Харриет. – Я не знаю, как часто мы сможем видеть друг друга. Ты будешь со своей мамой…

«А я подружка твоего папы», – деликатно не добавила она.

Линда отреагировала мудро:

– Клэр нравится то, что делает меня счастливой. Вы, кажется, делаете меня счастливой. Не волнуйтесь, это мы устроим.

Ее хорошее настроение, ее доверие и привязанность доставляли Харриет удовольствие. Линда, казалось, была уже не тем мятежным ребенком, которого она встретила у Лендуитов.

– Увидимся в Лос-Анджелесе.

Они крепко обнялись, не как мать и дочь, но и не так, как сестры. «Во всяком случае, не так, как я с Лизой», – подумала Харриет. Она смотрела и махала рукой, пока Линда не скрылась из виду.

Пришел последний день перед ее собственным отлетом. На этот день было запланировано телевизионное интервью, после которого она отправится в аэропорт.

Вместе с телевизионной командой приехала Элисон Шоу, делающая программу «История успеха». Сидящая в своем кабинете под собственным портретом с пугающим титулом «Предприниматель года», только что присвоенным ей, Харриет явно демонстрировала собой успех. Она могла вспомнить Саймона, протянуть руку и прикоснуться к растрескавшемуся куску древесины первой «Мейзу», но у нее не было необходимости подробно останавливаться на том, что случилось. Она могла быть уверена в том, что, когда она вернется после недельного отпуска – ее заслуженной награды, она сможет наладить работу в Уинвуде. Она всегда справлялась с любой работой, она – это история успеха.

Комментатор закончила интервью. Пока телевизионная команда снимала последние кадры, Харриет вышла из кабинета ответить на звонок Чарли Тимбелла. Чарли обрадовался, что застал ее. Когда он говорил, он машинально и энергично рисовал в своем блокноте, изображая замкнутые окружности, а затем заштриховывал их косыми линиями.

«Харриет, до меня дошел слух».

У него был ланч с агентом по связям с общественностью, жизнерадостной девушкой, которая с удовольствием пила вино и с которой он регулярно встречался на веселых и оживленных ланчах. Но после ланча Чарли нужно было писать статью, и поэтому он выпил только один стакан, а девушка закончила все оставшееся в бутылке.

«Вы приятель Харриет Пикок, не так ли, Чарли?»

Вопрос сопровождался многозначительным взглядом, предполагавшим, что за ним последует лакомый кусочек информации. Приятельница Чарли не работала в фирме, связанной с «Пикокс», но у нее были личные контакты. И хотя то, что она, наклонившись вперед через стол, выдохнула ему, содержало не слишком много информации, это очень встревожило Чарли. Кроме того, информация содержала такую историю из жизни Сити, которая отличалась от предлагаемых им своим читателям. Он заспешил в свой офис и сразу же позвонил Харриет.

«Харриет, ты знаешь, что творится у тебя за спиной? Не слишком ли далеко вы зашли?

Ее смех был уверенным, но это не успокоило его.

«Я не скажу тебе, Чарли. Что для тебя важнее – я или хороший газетный материал?»

«Ты будешь далеко от дома».

Она беззаботно ответила ему, что направляется не в Амазонию. Она сможет вернуться в Лондон в течение двенадцати часов, если это потребуется. Чего не может быть.

И, таким образом, Чарли ничего не оставалось, как сказать: «Желаю тебе хорошо провести время».

Харриет повесила трубку. Карен сказала, что машина, которая должна отвезти ее в аэропорт, ждет внизу. Элисон Шоу вышла из кабинета Харриет, из-за тяжелых складок ее одежды и плаща, перекинутого через руку, она казалась более унылой на фоне элегантной Харриет.

Женщины пожали друг другу руки, и Элисон поблагодарила Харриет за интервью. Харриет сказала, что она получила от него удовольствие, что было неправдой, потому что она не любила давать интервью. Это было связано с поисками известности в прошлом, любой известности, и, кроме того, с Саймоном.

Но она заметила, что сейчас, когда комментаторская работа была закончена, на лице Элисон засветились теплота и дружелюбие, а также стал явно виден острый интеллект. Это заставило Харриет подумать о том, что, если бы было время, то хорошо было бы завести нового друга. В ответ у нее появилось такое же теплое выражение лица.

«Счастливого путешествия», – одновременно пожелали Элисон и Карен.

В пять часов Харриет оторвалась от земли.

Сидя в своем кресле первого класса и держа бокал шампанского от «Бритиш эйрлайнс», Харриет позволила себе небольшой вздох удовлетворения, тронутого самым маленьким и самым приятным зудом неверия.

Она была преуспевающей деловой женщиной, по решению избирающего комитета она была не меньше, чем «Предпринимателем года».

У нее были деньги, настоящие деньги, свидетельством чего были шелк и шерстяной костюм с желанным ярлычком, туфли ручной работы и бриллиантовое кольцо, которое она с удовольствием подарила себе. А сейчас, что было лучше всего остального, что было лучше всего, она летела в Лос-Анджелес к Каспару Дженсену.

Харриет сделала глоток шампанского, улыбаясь и забыв о предостережениях Чарли. Ей предстоял дальний путь.

Лос-Анджелес появился вокруг Харриет, как фейерверк.

С первого взгляда на город поверх крыла Боинга-747 на серебряную и цвета слоновой кости мозаику внутри изгиба Тихого океана она была очарована.

Когда она вышла из аэропорта в бурлящую толпу и впервые ощутила перегретый, насыщенный воздух, она уже забыла об усталости от полета. Она увидела автомобиль, который Каспар прислал за нею – длинный черный лимузин со светонепроницаемыми черными окнами, зажатый такими же автомобилями, ожидающими, когда «истории успеха» спустятся с неба и завладеют ими, и она почувствовала такое количество адреналина в своей крови, какого никогда раньше не было.

Машина поглотила ее вместе с двумя чемоданами, а водитель прикоснулся к своей фирменной фуражке.

– Вы готовы, мэм?

– Готова.

Они проскочили через гудящие джунгли небольших торговых точек подачи быстрых блюд и рекламных щитов, окружающих аэропорт, и в процессе их продвижения Харриет заметила, что водители фордов, бьюиков и потрепанных фольксвагенов, движущихся в потоке по магистрали, поворачиваются и тщетно пытаются рассмотреть что-то за темными стеклами, как будто хотят прикоснуться поближе к какой-то знаменитости.

Она прочитала дорожный указатель – скоростная автострада Сан-Диего – и посмотрела вперед на тянущуюся ленту металла, стекла и резины, сверкающую в знойном воздухе. Уличное движение. Она могла скорее чувствовать, чем слышать, как окружающий воздух вибрировал вместе со звуковыми волнами тысяч радиостанций. Пальцы постукивали по баранкам рулевых колес и сверкающему металлу повсюду вокруг нее, насколько она могла видеть, в резонанс с каким-то настойчивым и неслышимым ритмом.

Впереди над дорогой на электронном табло снова и снова вспыхивали цифры 18:27. 87°. 18:27. 87°. 18:28. На улице было жарко, а Харриет было прохладно в ее покоях с кондиционером. Вместо того, чтобы откинуться назад на подушки и закрыть глаза, она подалась вперед, страстно желая, чтобы лимузин быстрее вез ее.

Бульвар Санта-Моника. Движение стало менее напряженным. Четыре ряда машин проходили мимо зиккуратов небоскребов с зелеными и черными окнами, мимо величественных сооружений кремового цвета, похожих на современные соборы, мимо множества рекламных щитов, сверкающих знаков, слов и цветов, привлекающих ее внимание сильнее, чем какой-либо другой ландшафт в ее жизни.

Она внимательно смотрела на все это, ее глаза готовы были выскочить вперед и бежать быстрее, чем мог двигаться автомобиль. Она повторила про себя: «Бульвар Санта-Моника». Какой-то автомобиль с надписью «Актриса», солнцезащитными очками и ярко-красными губами на колесе резко рванулся вперед и умчался в противоположном направлении.

Харриет громко рассмеялась, жаждущая увидеть раскинувшийся перед ней легендарный город и в то же время испытывающая благоговейный страх перед ним.

Лимузин вынырнул из потока машин. Теперь Харриет видела широкие, тихие улицы, более похожие на те, которые были ей знакомы, за исключением тех улиц, по сторонам которых, как часовые в четыре ряда, стояли шестидесятифутовые пальмы. Листья пальм, выходящие из гладких, перерезанных кольцами стволов, были настолько неподвижны в тяжелом воздухе, как будто они были отлиты из металла.

Здесь не было рекламных щитов и заправочных станций. Здесь были только машины, которые неслышно скользили под пальмами-часовыми мимо площадок с подстриженной травой. За этой травой, похожей на бархат, Харриет видела дома, белые, розовые, кремовые дома за валом цветов. Над цветами бесстрастно зияли окна, встречая ее пристальный взгляд.

Харриет наклонилась вперед и легонько щелкнула по стеклу, которое отделяло ее от водителя. Послушное стекло с жужжанием опустилась.

– Как называется это место? – спросила Харриет.

– Это? Беверли-Хиллс, мэм.

Да, конечно же, это Беверли-Хиллс.

– Вы в первый раз в Лос-Анджелесе?

– Да.

Водитель покачал головой:

– Такого места больше нигде нет. Сумасшедший город. Вы будете здесь одна?

– Нет.

Он кивнул:

– Это лучше всего. Приехали, посмотрели и назад домой.

Харриет рассмеялась:

– Это звучит, как предупреждение.

По мере того, как они все более углублялись в Беверли-Хиллс, исчезали даже дома. Теперь была видна только зеленая растительность, украшенная бугенвиллиями, гибискусом и цветущими апельсиновыми деревьями, и огороженные участки подстриженной травы. Тут и там были видны высокие ворота и изредка верхушки крыши над валами растительности. Харриет пришло в голову, что это гигантский субтропический вариант Литтл-Шелли.

Машина начала подниматься по извилистой дороге. Обернувшись и посмотрев назад, Харриет увидела под собой плотный ковер города, раскинувшегося в западном направлении до океана. Солнце садилось, укладывая оранжево-золотой лист на серебро воды. Вид был великолепный, но не было никого, чтобы получать от него удовольствие. Харриет вдруг поняла, что им не попалось ни одной живой души, пока они поднимались по дороге вдоль глубокого ущелья. Через минуту длинный, черный автомобиль преодолел опасный поворот между островами пышной растительности.

Харриет взглянула на дорожный указатель и прочитала: «ЗОНА ПАТРУЛИРУЕТСЯ ЧАСТНОЙ ВООРУЖЕННОЙ ОХРАНОЙ ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА В СУТКИ!»

Машина остановилась.

Она открыла дверь и вышла. Жара тут же окутала ее голову. Харриет увидела, что она в саду возле длинного, низкого дома с белыми стенами. Дом был отрезан от остального мира, но на этом сходство с Литтл-Шелли заканчивалось. В этом саду, в отличие от знакомых влажных английских кустов, росли кактусы, загадочные, мясистые, высокие белые эфиопские зантедешии и вьющийся плющ, а на ковре из розовых и пурпурных цветов виднелись черные точки кипарисов и пышно расцветшие апельсиновые деревья в керамических горшках. Сонная тишина нарушалась только раздающимся откуда-то поблизости лаем и хрипением сидящих на цепи сторожевых собак.

Харриет колебалась. Низкий белый фермерский дом, казалось, не имел парадного входа, а все окна, как ей показалось, были закрыты. Затем она заметила движение среди толстых, глянцевых зеленых листьев. Секундой позже она увидела направляющегося в ее сторону мужчину в оливково-зеленом рабочем халате; радуга возникла возле его руки, в которой он держал шланг для полива.

– Извините, скажите пожалуйста, как пройти к парадной двери.

Садовник повернулся и безучастно посмотрел на нее. Харриет повторила вопрос, и он лучезарно улыбнулся, показав серо-розовые десны, но все еще ничего не ответив. Она решила, что он либо совершенно глухой, либо ни слова не понимает по-английски. Взрыв громкой музыки, еще какого-то шума и смеха раздался где-то совсем рядом. Краем глаза Харриет увидела, что лимузин отъехал, оставив на дороге два ее чемодана.

Сияющий улыбкой садовник указывал в сторону дома, туда, откуда звучали музыка и смех.

– Си, си, – подбадривал он ее.

Харриет медленно пошла. Ей было жарко в лондонской одежде. Листва поглощала все шумы вокруг, она едва слышала звуки своих шагов. Свисающие усики и резко пахнущие цветы касались лица. Она долго обходила одно длинное крыло большого дома.

Завернув за два угла, она неожиданно оказалась на террасе с бассейном.

Терраса, выходящая на юго-запад, тянулась вдоль аллеи и поэтому вечером была хорошо освещена. Колеблющаяся вода в бассейне, имеющем форму ромба, отражала струи света и деревья. В бассейне плавали люди и очень толстый мужчина, похожий на розовую надувную игрушку. Вокруг бассейна сидели, стояли и лежали женщины, все одетые в очень открытые купальные костюмы и туфли на высоких каблуках. Ближайшая к Харриет девушка была одета в черный купальный костюм, а остальная поверхность ее тела была покрыта пятнами черного латекса, усеянного крупинками горного хрусталя.

Дворецкий перемещался среди одетых тел, предлагая ярко-красный напиток, в котором были кусочки фруктов. Полностью одетый, в своей белой куртке и галстуке-бабочке, он выглядел, как на маскараде.

Каспар стоял на краю бассейна. В руке у него был полный стакан. Наклонив на бок голову, он, казалось, прислушивался то ли к голосам девушек, то ли к музыке, которая снова заиграла. Харриет в замешательстве не смогла понять, неуместно или вполне нормально то, что звучало танго «Чай для двоих». Каспар выпрямил голову и посмотрел на нее.

Он шел не слишком уверенно, но через несколько секунд он уже был на ее стороне бассейна. Он обнял ее так, как она и предполагала. Харриет казалось, что никто еще не обратил ни малейшего внимания на ее появление.

– Детка, я так рад, что ты здесь. Я не ожидал тебя так рано.

Он получал удовольствие, глядя на нее. Он был тем Каспаром, каким он был всегда, большего масштаба, чем все остальные, и она моментально стала не «Девушкой Мейзу» и даже не «историей успеха», а просто Харриет. Она устала, но он разбудил ее, заставляя быть настороженной и готовой к любому сюрпризу. Она соскучилась по нему и была счастлива видеть его. Целуя его в губы, она ощутила вкус виски.

– Я рада, что я здесь, – музыка звучала у нее в ушах.

«Чай для двоих и двое для чая. Я для тебя и ты для меня».

– Каспар, – прошептала она, – что тут происходит? Кто эти люди?

Он ответил краем рта со свойственными ему модуляциями в голосе:

– Ты должна понять, детка. Это Голливуд.

Желание соединиться с ним охватило ее. Харриет уронила голову ему на плечо, минутное замешательство прошло. Ей показалось удивительным, что она засмеялась.

– Добро пожаловать в Лос-Анджелес. Хочешь танго?

«Я для тебя и ты для меня…»

Он был хорошим танцором. Его рука немного обрызгала ей спину, когда он удерживал ее перед собой. Другая его рука соединилась с ее рукой, их щеки соприкоснулись. Харриет сначала чувствовала себя скованно, но потом вошла в ритм абсурдного танца. Она улыбалась, ее глаза закрылись, когда она слушала, как подпевал Каспар. Она ощущала, какой он крепкий и теплый, и ей нравилось, как он держал ее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю