Текст книги "Женщина нашего времени"

Автор книги: Рози Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 41 страниц)

Наступили последние июньские дни. Харриет внушала себе, что она должна почаще встречаться с Джейн и Дженни после того, как драма на ланче отошла в историю. Однако она должна решить свои производственные проблемы до того, как переключит внимание на свою общественную жизнь. По той же самой причине она отказалась от приглашения Робина посетить Глайндборнский фестиваль, и она знала, что он возьмет Аннунзиату на ее место.

А в начале июля, когда деревья в Гайд-парке уже потеряли свою яркую свежесть раннего лета, а на Оксфорд-стрит и Пикадилли заметно увеличились толпы туристов, Харриет почувствовала, что спад вместо того, чтобы прекратиться, стал еще глубже. Дни стояли солнечные, но холодные. Это была бодрящая погода, которая беспокоила ее, потому что она не могла нормально реагировать на нее.

Однажды утром она слушала планы Карен на отпуск, который она собиралась провести со своим приятелем на греческом острове Кос в Эгейском море. Харриет подумала, что, возможно, и она сама нуждается в отпуске. Почему бы ей не захотеть пройтись по галерее Уффици или полежать на песке у Адриатического моря («Ты можешь поехать, куда угодно, – послышались ей слова Джейн, – ты богатая». Как будто заразная.)

Она могла бы поехать на Крит и остановиться в одном из новых роскошных курортных отелей вдалеке от всех забот, что раньше, в первый визит, ей было не по карману. Ей было интересно, сможет ли она уговорить Джейн составить ей компанию. Она чувствовала, что ей не хочется ехать в отпуск с Робином. Время, которое они проводят вместе, размышляла она, стало слишком сверхорганизованным. Трудно было представить, как бы они преодолевали трудности, связанные с отпуском.

Харриет раздраженно тряхнула головой. Она притянула к себе папку, содержащую информацию о нескольких небольших промышленных объектах, которые могли бы подойти ей для производственных целей. Она читала данные по первому объекту, когда позвонила Карен.

– Харриет, тут кто-то хочет видеть вас, – ее голос звучал необычно, как будто бы она проглотила что-то слишком горячее.

Харриет нахмурилась, глядя в свой дневник.

– Кто? Я никого не жду.

– Здесь мистер Дженсен, – ответила Карен.

Харриет только наполовину привстала, когда дверь резко распахнулась будто бы от порыва сильного ветра, и появился Каспар.

– Вы будете еще проверять все это? Почему вы не сказали мне, что вы «Девушка Мейзу»?

– Насколько я помню, мне не предоставилось такой возможности.

Он выдал взрыв здорового смеха.

– Вы помните больше, чем я. Это был не лучший мой день, а потом это и не был особенно памятный случай, не так ли? Но вас я запомнил.

Он подошел через комнату к ее столу. Харриет, выпрямившись, встала. Она снова увидела синие глаза и светлый загар, который не мог полностью скрыть тоненькие прожилки, распространяющиеся по скулам. Он принес с собой запах одеколона, дорогой одежды и темного, прокуренного бара. Каспар протянул руку, и Харриет пожала ее. В первый раз его голос заставил ее подумать о меде и дыме. Сейчас, когда он был трезвым, она почувствовала, что его голос был значительно более сложным, модуляции его были сдержанными и связанными друг с другом, как годичные кольца у дерева. Он обладал даром делать обычные звуки значительными, он заставлял ее слушать его, чтобы он ни сказал.

– Я никогда не благодарил вас по-настоящему.

– Вы прислали мне изумительные цветы. Я люблю орхидеи.

Каспар отпустил ее руку, все еще глядя на нее. Харриет медленно отошла. Она была ошеломлена от материализации его знакомого лица, его более чем реального присутствия в ее кабинете. Но она была рада, что он здесь. Она отдавала себе в этом отчет.

– Теперь я еще более вам благодарен.

– Мне было очень приятно, что Линда пришла ко мне. Она осталась у меня на ночь, а утром я отвезла ее назад. Вот и все. Мы разговаривали пару раз по телефону. Я сказала ей, что она может иногда приезжать ко мне на уик-энд, если вы ей разрешите.

Каспар приложил край большого пальца к углу рта и задумчиво потер им, не спуская глаз с Харриет.

– Пойдемте позавтракаем.

У Харриет было такое чувство, что целые куски из диалога, который должен был бы возникнуть между ними, вырезали, даже целые сцены были изъяты. Это чувство не казалось неприятным, но она запротестовала:

– Сейчас десять минут двенадцатого.

– Утро приближается к времени ланча. И я думаю, что нам надо поговорить о моей дочери.

Я бы тоже хотела, – согласилась Харриет.

Потом она показала на свой заваленный письменный стол и на открытый дневник.

– Но сейчас я просто не могу. Не сегодня.

– Боже мой, почему? Поговорите со свои боссом.

Харриет распрямилась:

– Босс – это я.

– Вот именно. Так все дело заключается в том, что вы будете сидеть и ждать, пока вам не позвонят какие-нибудь дураки? Пойдемте завтракать.

Каспар Дженсен приглашал ее. «Нельзя ответить «нет» дважды», – подумала Харриет.

– Хорошо, – кратко сказала она, – пусть будет ланч.

Каспар повел ее с собой. Харриет помнила испуганное выражение лица Карен. Сара с полными руками компьютерных распечаток внезапно остановилась, еще два или три лица внимательно наблюдали – ее штат был свидетелем их ухода.

– Я ухожу с мистером Дженсеном, – как пророк произнесла Харриет, – если кто-нибудь захочет прийти, я приглашаю на вторую половину дня.

Она знала, что из-за двери будет прекрасно слышен взрывной смех Каспара. Она вышла за ним на улицу и увидела, что стоит замечательная погода. У края тротуара был припаркован автомобиль Каспара, черный ягуар. Харриет знала, что много голов повернулись, когда Каспар открывал для нее пассажирскую дверь. Он насвистывал, пока устраивался рядом с ней. Они двинулись вперед, оставляя за спиной «Пикокс».

Каспар повернулся, чтобы взглянуть на нее.

– Вот видите, это легко.

– Вы правы, – ответила Харриет.

Она вытянула ноги и откинулась назад, глядя на прохожих так, как будто они принадлежали к другому миру. Она совершила почти что бегство. Она ощущала веселье и безответственность.

– Что вы думаете о об «Уотерсайде»? – спросил Каспар.

Харриет знала, что «Уотерсайд» находится за городом, рядом с Темзой.

– Подходит.

Они направились на запад.

– Почему вы не сказали мне, кто вы? – спросил ее Каспар.

Он вынул сигарету и зажег ее одной рукой, затем затянулся ею и через дым скосил на нее глаза. Затем он вынул изо рта сигарету и предложил ей. Харриет курила очень редко, однако взяла ее и крутила между пальцами, глядя туда, где был его рот.

Потом она спросила:

– Разве это имело какое-нибудь значение? И разве это имеет какое-нибудь значение сейчас?

– Я думаю, да.

Он был вполне искренен. Она заметила, что он взглянул на ее бедра, выступившие из-под края приподнявшейся юбки, когда она откинулась назад на своем сидении. Она не старалась снова натянуть ее.

– Мне это нравится. Я люблю успех, – сказал ей Каспар и переключил свое внимание на дорогу.

Она смотрела, как сверкающее солнце отражается в проезжающих автомобилях, радовалась движению и тому, что они вместе ограждены затемненными окнами ягуара. Каспар тоже был доволен собой. Он начал напевать, а затем запел в полный голос:

 
«Певец не веселится,
Осужденный отсюда в вечность».
 

Это была старая любимая песня Кена. Харриет помнила ее с детства, когда она наблюдала, как он брился, снимая валки белой пены со своих щек, и пел. Сейчас она присоединилась, чего никогда не делала раньше, и ее голос тонко и сухо звучал в унисон с голосом Каспара:

 
«О Боже, будь милосерден к таким, как мы,
Баа, баа, баа…»
 

Каспар был в восторге. Он барабанил пальцами по рулевому колесу.

– Бис!

Они пропели большую часть пути к реке в Брей.

Пение заставило Харриет почувствовать себя, как на восхитительной загородной прогулке, такой старомодной прогулке, как поездка с воскресной школой. Вид реки, которой они к этому времени достигли, усилил эффект. По воде, покрытой солнечными пятнами, бежала рябь, а сильный ветер взвивал ветви плакучей ивы. Красивые лодки с развевающимися флагами проплывали мимо, а вдоль берега были развешены гирлянды маленьких флажков. Обрывки музыки доносились с лодок, а затем заглушались плеском их же волн.

Каспара тепло приветствовали.

– На двоих? Конечно, мистер Дженсен. Мы так рады видеть вас.

Каспар не заказывал стола, но Харриет подумала, что для него стол всегда найдется, причем всегда лучший стол. Импровизированность этого дня приятно волновала ее. Это было совсем не так, как бывало у них с Робином. Они согласовывали свои дневники и сравнивали расписания, всегда заранее заказывали места в опере и театрах. Секретарь Робина заказывал столики и звонил секретарю Харриет для согласования времени.

Робин и Харриет тщательно планировали свое время, потому что они оставляли лично для себя очень малую часть его. Но в этом месте Харриет запнулась. Робин готов был проводить с ней больше времени, но вот только она ограничивала его. Она не была уверена в том, что будет к лучшему, если они смогут проводить друг с другом больше времени.

Каспар с удовлетворением отметил, что еще слишком рано для того, чтобы есть ланч. Они вышли посидеть в саду и понаблюдать за движением на реке. Он заказал Беллини, которое принесли в замороженных бокалах и которое, на взгляд Харриет, было слишком красивым, чтобы его пробовать. Каспар так не считал, и его бокал опустел сразу же, после чего был заказан следующий. Он откинулся на спинку своего белого стула и зажег сигарету.

– Линда, – начал он.

Харриет слушала его рассказ, воспринимая детали истории, о содержании которой она, в основном, догадывалась.

Линда тяжело перенесла развод родителей. Сначала она просто не допускала этой возможности. Потом, столкнувшись с тем, чего нельзя было отрицать, она начала отчаянно метаться от одного из родителей к другому: сначала она отказывалась навестить Каспара в снимаемом им доме на побережье, а затем настаивала на том, что она не может больше жить с Клэр в ее имении в Бел-Эйр.

– Обычная манера поведения ребенка, – сказал Каспар.

«Интересно было бы посмотреть на детей, для которых такое поведение было бы обычным», – подумала Харриет. Единственные дети, которых она знала, были Гарри и Элис, защищенные в Айлингтоне заботящимися о них Дженни и Чарли. В ней крепла симпатия к Линде.

Потом Каспару предложили короткий театральный сезон в Лондоне. Он в большой спешке купил дом в Литтл-Шелли, переехал в него, оставив Линду с матерью в Лос-Анджелесе. Линда была чрезвычайно трудным ребенком, а потом Клэр предложили последовательно два сценария наверняка. Оба требовали длинных периодов натурных съемок. В первом фильме участвовал также Марко Рей, молодой актер и новая любовь Клэр Меллен.

Очевидным решением проблемы Линды была школа-интернат в Англии под непосредственным наблюдением Ронни Пейдж и более отдаленным наблюдением отца.

– Бедная Линда, – заметила Харриет.

– Она не узнает массы вещей в американской начальной школе. Я хотел, чтобы она получила английское образование.

– Она мне это говорила.

– Вы ей нравитесь. С первого дня, когда вы избавили ее от этих чертовых маленьких птичек в тарелке. А ее папочка был слишком пьян, чтобы сделать это.

– Она мне тоже очень нравится, – сдержанно сказала Харриет.

Каспар оценивал ее. Было что-то общее с тем, как это делал Мартин Лендуит, но Каспар был выше во всех отношениях и более блестящий, чем Мартин Лендуит. В памяти Харриет Лендуиты, казалось, рассеивались, как легкий туман под солнцем близости Каспара.

– Вы хотите быть ее другом из-за отсутствия ее матери, а также потому, что я таковым быть не могу?

– Я уже сказала об этом Линде. Мне требуется ваше разрешение. Возможно, Сент-Бриджид потребует его в письменном виде. В трех экземплярах.

Каспар проигнорировал это. Он вдруг подался вперед и коснулся руки Харриет.

– Спасибо, – сказал он.

– Я сделаю все, что смогу. Линда во многом нуждается, но я сомневаюсь, что хоть кто-нибудь сможет дать ей это, кроме вас и ее матери.

Каспар вновь уселся на свой стул. Он опустошил до дна свой второй бокал Беллини, когда Харриет закончила первый.

– Скажите, – произнес он. – Я был отвратителен в тот день, когда мы встретились?

Харриет задумалась. Затем она сказала правду:

– Ничуть. Я подумала тогда, что вы были единственным человеком в комнате, который показался мне действительно живым.

Правда доставила Каспару удовольствие. А Харриет и хотела этого. Она хотела сидеть на солнце, смотреть из сада на праздничную регату и слушать его голос.

Когда она его слушала, ей самой пришла в голову мысль о том, что она розовеет и оживает благодаря ему, как будто до его прихода она была бледна и безжизненна. Понимание того, что она влюбилась в Каспара Дженсена, пришло полностью сформировавшимся, не требующим исследования или оценки. Она действительно уже влюбилась в него, пока они сидели здесь в пределах слышимости музыки с симпатичных лодок и шума волн от них.

Если он захочет ее, решила она просто, то она пойдет с ним.

Сама по себе эта простота была притягательна. Она потратила в жизни так много времени на рассуждения, планирование и расчеты. Даже Робин, казалось, был другим человеком, требующим оценки и здравого рассуждения. Каспару не требовалось ничего подобного. Он притянул ее к себе, она закружилась в течении вокруг него, и этого было достаточно.

Размышляя об этом, Харриет продолжала разговаривать и смеяться, и это казалось ей вполне естественным. Что бы ни случилось сегодня или впоследствии, это уже произошло. Флаги на деревьях и вдоль берега были развешены для нее.

Подошел официант и сообщил, что стол ждет их.

– Вы готовы? – спросил Каспар.

– Да, – ответила Харриет.

Признание заставило ее улыбнуться, а Каспар обнял ее за плечи, когда они пошли в ресторан, как бы ратифицируя договор.

Харриет помнила, как гости Лендуитов незаметно, но внимательно смотрели, когда Каспар шествовал среди них. Такими же взглядами провожали его и Харриет и сейчас, когда они проходили к своему столу.

Каспар, казалось, так же, как и тогда, не замечал их. Он отстранил метрдотеля и отодвинул к себе стул Харриет. Рядом со столом в ведерке со льдом ожидало белое вино, и как только они уселись друг против друга, он взял бутылку и разлил ее. Он поднял бокал, обхватив одной рукой спинку своего стула, и внимательно посмотрел поверх него на Харриет.

– За что будем пить?

Она, в свою очередь, изучала его, сравнивая с экранным образом. Фигура у него была тяжелее и крупнее и поэтому привлекательнее, а в синих глазах было меньше киношного блеска, но они казались более веселыми. Ей понравилось то, что она увидела.

– Давайте выпьем за прогул, – сказала Харриет.

– Очень хорошо. Я вечный прогульщик. А вы «Девушка Мейзу»? Вы прогуливаете от гладкого мальчика, который выглядит так, как будто вырос на диете, состоящей из сливок и доходов от прироста капитала?

– Я думаю, что стала прогуливать от Робина задолго от сегодняшнего дня.

– Хорошо.

Харриет ела, набивая полный рот и не пробуя, все, что было на тарелке, стоящей перед ней.

– Сейчас. Я думаю, что вы должны рассказать мне о себе. Детство, замужество и все такое, – он опустошил и вновь наполнил свой бокал.

– А мы не можем вместо этого поговорить о кинозвезде?

– Конечно, когда придет моя очередь. У нас еще многое впереди.

«Как в сценарии, – подумала Харриет, – до того как действие полностью развернется. Тем не менее, она расслабилась от его вопросов и наговорила о себе больше, чем когда-либо за долгое время. Снова принесли еду, без сомнения, прекрасную, и снова унесли тарелки. Каспар размеренно пил, и когда закончилась первая бутылка, он заказал вторую.

Каспар тоже разговорился. Он рассказал несколько остроумных историй, которые заставили ее рассмеяться, и несколько голливудских анекдотов, а также он рассказал о тайнсайдском воспитании и тех днях, когда он работал в провинциальном репертуарном театре. Этого было достаточно, чтобы она почувствовала, что он предложил ей кое-что такое, что скрыто за его всем известным лицом. Она забыла о тайных взглядах других посетителей ресторана.

Если бы это было даже представлением для окружающих их столиков, демонстрирующим, как выдающийся актер весело завтракает с деловой молодой женщиной, то и в этом случае Харриет не смогла бы осудить его.

С кофе Каспар пил кальвадос. Харриет выпила меньше половины того, что выпил он, а ее последний стакан вина остался нетронутым, но ей казалось, что стены комнаты покрываются рябью и растворяются, а ковер колеблется у нее под ногами. Она не была вполне уверена, что сможет нормально встать, когда это потребуется, но она уже достигла такого счастливого расслабленного состояния, которое позволило ей не задумываться о том, что происходит со стенами и полом.

Такая же беззаботность заставила ее спросить Каспара:

– Почему вы так много пьете?

Так же, как и в Литтл-Шелли, не было заметно почти никаких признаков опьянения, но сейчас выражение его лица изменилось, и она вспомнила, как он выглядел, когда потерял самообладание от глупого замечания за столом. Она на секунду испугалась, но потом это прошло. Он наклонился к ней поближе:

– Вы боитесь, что я опять переверну вашу тарелку вам на колени? Или что я нападу на официанта? Или на вас?

– Нет, ничего подобного. Я думаю, что я боюсь гнева.

– Харриет, я не сержусь.

Это был первый раз, когда он назвал ее по имени.

– Я пью, потому что мне это нравится. Когда вы доживете до моих лет, – Харриет уже прикинула, что он на пятнадцать или даже двадцать лет старше ее, – то вы узнаете, что, кроме всего прочего, можно сосредоточиться на своих удовольствиях, диапазон которых становится все уже и уже. К тому же, Харриет, если вы знакомы с каким-нибудь пьяницей, то должны знать, что у них есть и хорошие, и плохие дни. Вы уже были свидетелем плохого дня. Сегодня – хороший день.

Харриет подняла голову.

– Для меня тоже, – сказала она ему.

Каспар, казалось, задумался. Затем он тихо сказал:

– Из-за Линды мы больше не будем встречаться, не так ли?

– Да.

Харриет опустила подбородок на руки. Каспар обхватил ее запястье своими пальцами:

– Я хочу вам сказать, что предлагаю сейчас поехать в Литтл-Шелли. Там я еще попотчую вас выпивкой, немножко Моцарта и попытка соблазнить вас.

Харриет дала возможность ему понаблюдать за тем, как она размышляет.

– Это обычная схема? С кинозвездочками и им подобным?

– Как известно из моего жизненного опыта, более или менее.

– Я должна сказать вам, что, из моего жизненного опыта, любая работа выполняется значительно лучше, если имеется взаимное согласие. Я бы хотела поехать с вами в Литтл-Шелли. И мне тоже нравится Моцарт. Но я не хочу быть соблазненной, Каспар, потому что я могу сама о себе позаботиться.

Синие глаза одарили ее долгим взглядом, а потом он кивнул:

– Я понял это два часа тому назад, – Каспар встал и протянул ей руку. – Полно, «Девушка Мейзу». Поехали домой.

Харриет уже была на ногах. Земля оставалась твердой.

– Этим именем меня называют только те, кто не знает меня.

Каспар ответил:

– Я вас еще не знаю, но намерен узнать.

На улице они зажмурились от яркого солнечного света после прохладного зала ресторана. Ягуар был припаркован швейцаром. Каспар обернулся, давая указания о том, чтобы машина была доставлена, и, когда он положил свою руку на руку Харриет, какой-то человек выпрыгнул перед ними на дорогу. Харриет инстинктивно повернулась к Каспару, стараясь защитить его от нападающего. Слишком поздно.

В ее мозгу зафиксировалось черное оружие, которое мужчина направил ему в лицо, а затем она услышала щелчки и гудение моторчика перемотки. Мужчина был фотографом.

Каспар слегка похлопал ее по плечу, когда Харриет опустила руку от своего лица, все еще моргая от яркого света. Она увидела, что он обошел фотографа, стараясь столкнуть его прочь с дороги.

– Убирайся, приятель.

Он уже сделал свои снимки. Фотограф, кивая, отступил при приближении Каспара.

Черный нос ягуара обогнул угол и остановился прямо перед Харриет. Швейцар открыл для нее дверь, и она благодарно проскользнула внутрь на свое место. Каспар опустился рядом с ней, и машина рванулась вперед. Харриет вспомнила ведерко со льдом.

– Вы можете управлять машиной?

– А что, вы хотите сами?

Она чувствовала, что оставшиеся фотограф, швейцар и пара официантов смотрят им вслед.

– Я не могу.

– Тогда вы должны разрешить мне.

Они понеслись по дороге, удаляясь от берега реки, напоминающего о загородной прогулке с воскресной школой. Когда Харриет почувствовала, что они в безопасности, она спросила:

– Кто это был?

Каспар пожал плечами.

– Кто-то из людей Демпстера. Или кто-нибудь такой же.

– А как он узнал?

– Ему сообщил кто-то из официантов или посетителей. Вы никогда не узнаете.

«Такое, должно быть, случается с Каспаром Дженсеном постоянно», – решала Харриет.

– Вы лучше подготовьтесь прочитать все это. «Новая любовь Каспара. Светская жизнь деловой девушки Харриет». Они теперь вытащат все, что о вас уже знали.

Харриет следила за дорогой. Сюжет, казалось, раскручивался устойчиво, успокоительно, медленно. Она откинулась назад на сиденье, чувствуя, как сильно бьется сердце.

– Им нечего особенно вытаскивать. Моих людей по связям с общественностью, наверное, будут трясти. Но никакой шумихи, как они говорят.

«До тех пор, пока не дойдет до Саймона», – подумала она. Именно так, пока не дойдет до Саймона.

Каспар стал потихоньку насвистывать:

«Певец не веселится…»

До Литтл-Шелли было недалеко. Когда они уже почти приехали, Харриет спросила:

– Вы пьяны, Каспар?

В ответ послышался громкий смех.

– Трудно представить хоть какие-то свидетельства обратного.

Они проехали по обсаженной деревьями дороге, мимо домов, невидимых за деревьями, и подъехали к дому Каспара. Харриет даже не попыталась представить, что произойдет, когда они окажутся здесь. Для нее было достаточным повиноваться просто побуждению следовать за Каспаром. Сейчас она смотрела на ничего не выражающие окна. Днем дом выглядел не намного гостеприимней, чем ночью.

В большой квадратной прихожей было довольно холодно. Возле стен стояли те же коробки и ящики, которые Харриет видела перед новым годом. Каспар повел ее в просторную кухню с огромным обеденным столом, слишком большим количеством пустых стульев и кухонной плитой «Ага», которая, когда Харриет приложила к ней руки, оказалась холодной. Это был семейный дом без семьи.

– А где мисс Пейдж? – спросила она, немного беспокоясь о том, что может подумать бедная дама, увидев ее здесь вместе с Каспаром.

Каспар проследил за ходом ее мыслей, вставив в эту последовательность несколько звеньев.

– В своей собственной квартире, позволю себе заявить. Это мой дом, как вы знаете.

«И что я здесь делаю – это мое дело», – добавила за него Харриет. Ей было интересно, что же, действительно, он делает.

– Вы хотите выпить?

Она отрицательно покачала головой. Затем подошла к высокому окну в конце комнаты и посмотрела на бесцветный сад. Послышалось тарахтенье кубиков льда. Она расстроилась, представив, как Линда бродит по этим пустынным комнатам. Прикосновение Каспара испугало ее.

– Пойдемте со мной.

Она последовала за ним через такое множество дверей, что даже не могла представить себе, для чего можно использовать такое количество комнат, а потом они пошли еще наверх по широкой лестнице к другим комнатам. Он открыл дверь в дальнем конце дома и ввел ее в комнату. Спальня Каспара была спартанской, почти монашеской, за исключением книг и рукописей, горами лежащих на всех поверхностях. Он сделал жест, выражающий извинение, и поставил свой стакан на пол возле кровати.

– Вы сказали, чтобы я не пытался соблазнить вас.

– Да.

– Ну тогда, вы ляжете со мной в постель?

– Да.

Харриет не чувствовала ни потребности, ни внутреннего сопротивления. Она просто считала, что поступать так – правильно. Каспар начал расстегивать ее пуговицы. Его пальцы были грубыми и неловкими. Харриет полуприкрыла глаза. Ей не хотелось думать о всех тех телах, которые Каспар, должно быть, исследовал, телах значительно более прекрасных, чем ее собственное, и о тех хорошеньких страстных лицах, которые он целовал, как он сейчас целовал ее лицо. Она даже не хотела вспоминать, что находится в спальне Каспара Дженсена и что это именно Каспар Дженсен снимает с нее одежду. Это могло привести только к тому, что она будет скована от смущения.

Вместо этого она сконцентрировалась на другом, теплом и обычном Каспаре, которого, как ей казалось, она знала, и ей захотелось любви.

Они лежали вместе в постели. Его манера заниматься любовью была прямой, без каких-либо впечатляющих тонкостей, как у Робина. Он быстро вошел в нее, и Харриет отдала ему управление, хотя с Робином она научилась как подчиняться, так и управлять. Из его горла доносился негромкий щелкающий звук по мере того, как он двигался вверх и вниз. Он кончил довольно быстро. Харриет видела, как его лицо скривилось, оргазм, казалось, причинял ему почти боль. Когда все закончилось, он лежал, уткнувшись лицом в ее шею, его теплые и мягкие губы согревали ее холодную кожу. Харриет тоже лежала спокойно, чувствуя, как смутное ощущение счастья проникало в глубины ее сознания. Через некоторое время Каспар зашевелился. Он приподнялся на одном локте и потер рукой лицо. Потом он прикоснулся к щеке. Харриет.

– Спасибо, – сказал он серьезно.

Он потянулся вниз к своему стакану виски. Он отпил из него, глядя, как Харриет наблюдает за ним, и еще раз ее поцеловал. У него из-за растворившегося льда был холодный язык.

– Вы спросили, почему я пью. Расскажите мне что-нибудь, Харриет. Вы чувствовали это в «Уотерсайде», когда мы сидели в ресторане с цветами, портьерами и серебряной посудой? Вы начали подозревать, что все это декорация и что мы играем сцену, которая включает вас и меня за ланчем, а где-то весело крутится камера? Что все вокруг нереально – еда, серебро и, более всего, мы сами?

– Да, немного.

Каспар рассмеялся более сухо, чем обычно.

– Я чувствую это все время. Иногда я останавливаюсь и очень настойчиво думаю, где я сегодня, черт возьми, нахожусь? В роли или нет? Вот почему я пью. Когда вы слишком пьяны, чтобы беспокоиться о чем-то другом, когда вы слишком пьяны, чтобы искать другой путь, приходит цель, которая находится на дне бутылки. Это приятное ощущение. Вот почему я пью, Харриет. Не расстраивайтесь из-за этого, потому что от этого не будет никакой пользы.

– Хорошо, – мягко согласилась Харриет.

Каспар вздохнул. Его стакан был пуст, и он опять откинулся на подушки.

– Ваша грудь очень хороша, – сказал он ей, – круглая и хорошенькая.

– Она слишком мала.

– Мне нравится такая. У Клэр она слишком велика, она перекатывается как море.

Харриет видела ее в достаточном количестве фильмов. Она внезапно почувствовала абсурдность момента. Обнаружить себя в постели с Каспаром, обсуждающим грудь Клэр Меллен. Она засмеялась, а потом увидела, что Каспар заснул. На груди у него были толстые седые волосы, и она положила на них ладонь. Она чувствовала, как под ней бьется сердце.

Пока Каспар спал, Харриет лежала удовлетворенная и наблюдала за заходящим солнцем. Это навело ее на мысль, что она забыла позвонить в офис, но эта оплошность показалась ей не слишком серьезной. В доме стояла абсолютная тишина. Лежа здесь, она думала, что связь между Каспаром и ею достаточно крепка и не нуждается в упрочнении с помощью виски.

Харриет остановила машину перед парадной дверью дома Джейн. Она вышла из машины, положила одну руку на ее сверкающий верх и достала с заднего сиденья букет цветов в фирменной упаковке цветочного магазина. С цветами в руке она прошла через крошечный садик. Джейн наблюдала за ее прибытием через окно, но Харриет рефлекторно нажала на кнопку, ожидая, когда зазвонит звонок, вместо того, чтобы пройти прямо в дверь.

Раздался короткий звонок, потом вышла Джейн. Харриет улыбалась, стоя на ступеньке и протягивая цветы. Она выглядела элегантной и не вписывалась в обстановку, создаваемую неряшливыми домами.

Они не поцеловали друг друга, как обычно это делали. Джейн отступила назад, держа руки в карманах своих брюк цвета хаки и бормоча приглашение войти. В ограниченном пространстве коридора запах духов Харриет смешался с запахом принесенных цветов и стал очень сильным.

– Заходи в кухню, – пригласила Джейн. – Прекрасные цветы. Как дела?

На несколько большей площади кухни Джейн увидела, что не было необходимости спрашивать. Харриет, казалось, была отполирована до блеска, но не солнцем, хотя ее кожа светилась, а каким-то менее определенным и в равной степени мощным воздействием. В своем раздражении, на фоне блеска Харриет, Джейн заметила, что поверхности на кухне покрыты слоем жирной пыли, а ноготки в керамическом кувшине на столе высохли, вероятно, неделю назад. Она выдернула их, капая зеленоватой водой, и засунула в уже полное мусорное ведро.

– Я поставлю их в воду? – предложила Харриет. – Где ваза?

«Живя здесь в свои предмиллионерские времена, – раздраженно подумала Джейн, – она могла прекрасно узнать, где искать вазу вместо того, чтобы бездействовать, ожидая, когда она появится».

– Я сделаю это, – сказала она, – садись и выпей.

Она взяла из холодильника уже открытую двухлитровую бутылку «Соуавэ» и налила два полных стакана. «Это может довести меня до тошноты, – подумала она, – но мне необходимо выпить достаточно много, чтобы отважиться на это».

– Ура! – воскликнула она, наблюдая, как Харриет быстро осмотрела сидение деревянного стула перед тем, как расположить на ней складки своей льняной юбки кукурузного цвета.

Она взяла из шкафа невзрачную вазу из зеленого стекла и воткнула туда цветы Харриет.

– Что случилось? – спросила Харриет.

«Ничего, – хотелось ответить Джейн, – ничего такого, как твоя прическа, духи и жакет от Ралфа Лорена, что можно было бы решить с помощью банковского счета в несколько сот тысяч фунтов».

Но вместо того, чтобы сказать это, она шлепнулась на стул напротив Харриет, ослабив ремень своих брюк, который жал ей посредине, и сделала вызывающий глоток вина. Харриет была ее другом, однако, как оказалось, у них было мало общего в этот момент. Она постаралась изобразить улыбку на своем лице.

– Как я начну? С чувством ревности, потому что ты так хорошо выглядишь?

Джейн в принципе осуждала ревность. Она не была конструктивной. Но она чувствовала ее сейчас, и это чувство не ослабевало от того, что она признавалась себе в нем.

«Это легко для Харриет», – поймала она себя на мысли, а потом ей стало интересно, не сошла ли она слегка с ума. Она всегда гордилась своей рациональностью.

– Ты не захочешь слушать все это, – быстро сказала она, – подбодри меня. Расскажи мне что-нибудь интересное. – Она вновь наполнила стаканы, хотя Харриет только чуть-чуть отхлебнула от своего.