Текст книги "Трилогия о королевском убийце"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 135 страниц)

Однажды, ранним весенним утром, мы явились на наш корабль для очередных учений. Теперь уже мы действовали вполне слаженно. Наши упражнения состояли в том, чтобы встретиться с «Констанцией» в неизвестном заранее месте. Это было упражнение в Силе, в котором мы пока не преуспели. Мы были готовы к тому, что этот день будет потерян впустую, все, за исключением Джастина, который был твердо намерен исполнить свой долг. Скрестив руки на груди, в темно-синих одеждах (полагаю, он думал, что этот цвет подчеркивает его положение обладателя Силы), он стоял на пристани и смотрел в густой туман, укрывавший океан. Я был вынужден пройти мимо него, когда поднимал на борт бочку с водой.

– Для тебя, бастард, это непроницаемое покрывало, но для меня все ясно, как в зеркале.

– Какая жалость. – Я добродушно не обратил внимания на то, что он назвал меня бастардом. Я не забыл, сколько яда может быть вложено в это слово. – Хорошо, что я вижу туман, а не твое отражение – пустячок, но приятно.

Поднимаясь на борт, Джастин запутался в своем плаще, и я позволил себе немного позлорадствовать. На мне самом была простая удобная одежда: гамаши и нижняя рубаха из мягкого хлопка, а поверх этого кожаный камзол. Я думал о кольчуге, но Баррич на это покачал головой: «Лучше умереть от раны, чем свалиться за борт и утонуть». Верити ухмыльнулся, услышав эти слова. «Не будем внушать ему излишнюю самоуверенность», – сказал он насмешливо, и даже Баррич улыбнулся. Спустя мгновение.

Так что я отбросил всякую мысль о кольчуге или доспехах. Во всяком случае, сегодня придется грести, и то, что было на мне надето, как раз подходило для этой работы. Никаких швов на плечах, которые могли бы натереть кожу до мозолей, никаких рукавов, которые стесняли бы руки. Я необыкновенно гордился своими мускулами на плечах и груди. Даже Молли с удивлением похвалила их. Я сел на свое место и пошевелил плечами, улыбнувшись при мысли о ней. Я слишком мало бывал с Молли в последнее время. Что ж, это изменится со временем. Летом приходят пираты. Когда установится хорошая погода, я буду видеть ее еще меньше. Я буду с нетерпением ждать осени.

Мы уселись, полный комплект гребцов и воинов. В какое-то мгновение, когда швартовы были отданы, рулевой занял свое место, а весла начали равномерное движение, мы стали единым организмом. Это было чудо, которое я замечал и прежде. Может быть, я был более чувствителен к этому, поскольку нервы мои были обнажены разделенной с Верити Силой. Может быть, дело было в том, что у всех мужчин и женщин на борту была общая цель, и этой целью было отмщение. Как бы то ни было, это порождало единение, которого я никогда прежде не чувствовал в группе людей. Возможно, думал я, это было тенью того, что происходило в круге владеющих Силой. Я почувствовал укол сожаления об утерянных возможностях.

Ты – мой круг, – шепот Верити.

И откуда-то из-за дальних гор донеслось что-то даже меньшее, чем вздох: Разве мы не стая?

Вы действительно у меня есть, подумал я в ответ. Потом устроился на скамье и погрузился в работу.

Весла поднимались и опускались, и «Руриск» смело врезался в туман. Наш парус безвольно болтался. В одно мгновение мы оказались одни в мире. Плеск волн, ритмичное дыхание гребцов. Несколько солдат тихо переговаривались друг с другом. Их слова и мысли приглушал туман. Наверху, на носу рядом с капитаном, стоял Джастин, уставившись в туман. Его лоб был наморщен, глаза смотрели вдаль, и я знал, что он пытается дотянуться до Каррода на борту «Констанции». Почти лениво я тоже потянулся, чтобы проверить, смогу ли я почувствовать его Силу.

Прекрати! Предупреждение Верити, и я отступил, как будто меня ударили по руке. Я еще не готов к тому, чтобы кто-нибудь узнал о тебе.

За этим предупреждением стояло очень многое, больше, чем я мог себе признаться в этот момент. Как будто то, что я начал делать, было на самом деле очень опасно. Я подумал, чего же так боится Верити, но потом сосредоточился на уверенном ритме гребли и стал смотреть в серую мглу.

Большую часть утра мы двигались в тумане. Несколько раз Джастин просил капитана велеть рулевому сменить курс. Насколько я мог видеть, это мало что меняло, разве что технику гребли. В тумане все казалось совершенно одинаковым. Постоянное физическое напряжение, отсутствие чего-либо, за что можно зацепиться взглядом, погрузило меня в некое подобие сна наяву.

Крики юного впередсмотрящего вывели меня из полусна.

– Измена! – кричал он, и его звонкий голос стал тихим, когда кровь хлынула из его рта. – Нас атакуют!

Я вскочил со своей скамьи, дико озираясь. Туман. Только мое весло болтается по поверхности воды, и мой товарищ-гребец смотрит на меня с негодованием за то, что я сбил его с ритма.

– Эй, Фитц, что с тобой? – спросил капитан.

Джастин стоял рядом с ним, его лицо было ясным, исполненным самодовольства.

– Я… мне свело спину. Простите. – Я снова нагнулся к своему веслу.

– Келпи, подмени его! Потянись и подвигайся немного, парень, а потом снова возьмешься за дело, – с сильным акцентом распорядился помощник.

– Есть, командир.

Я выполнил его приказ и встал, уступив Келпи мою скамейку и весло. Я действительно был рад передохнуть. Мои плечи болели, когда я попробовал пошевелить ими. И все же мне было стыдно бездельничать, когда другие работают. Я потер глаза и потряс головой, не понимая, что за кошмар обрушился на меня. Какой впередсмотрящий? Где?

Остров Олений Рог. Они пришли под прикрытием тумана. Города там нет, только сторожевая башня. Я думаю, они намерены убить часовых, а потом сделать все возможное, чтобы уничтожить башню. Великолепная стратегия. Остров Олений Рог – это передовая линия нашей защиты. Внешняя башня смотрит на море, внутренняя передает сигналы и в Баккип и Ладную Бухту. Мысли Верити, почти спокойные, пронизанные той твердостью, которая охватывает человека, уже обнажившего клинок к бою. Потом, через мгновение: Этот упрямый слизняк так настойчиво добивается Каррода, что не слышит меня. Фитц. Иди к капитану. Скажи ему: остров Олений Рог. Если вы войдете в канал, то течение практически внесет вас в бухту у башни. Пираты уже там, но им придется сражаться с течением для того, чтобы снова выбраться. Отправляйтесь немедленно, и вы сможете захватить их на берегу. НЕМЕДЛЕННО!

Легче сказать, чем сделать, подумал я и поспешил исполнять повеление.

– Сир? – обратился я к капитану и целую вечность ждал, пока он обратит на меня внимание, в то время как помощник испепелял меня взглядом за то, что я не поговорил сперва с ним.

– Гребец? – сказал он наконец.

– Остров Олений Рог. Если мы отправимся прямо сейчас и поймаем течение в канале, то практически влетим в бухту у башни.

– Это правда. Значит, ты разбираешься в течениях, мальчик? Это полезное искусство. Я думал, я единственный человек на борту, который знает, где мы сейчас находимся.

– Нет, сир. – Я набрал в грудь воздуха. Верити отдал приказ, и я выполню его во что бы то ни стало. – Мы должны идти туда, сир. Немедленно.

Это «немедленно» заставило его нахмуриться.

– Что за ерунда? – рассердился Джастин. – Ты пытаешься сделать из меня дурака? Ты почувствовал, что мы уже близко к «Констанции»? Почему ты хочешь, чтобы я провалился? Чтобы тебе было не так одиноко?

Мне хотелось убить его. Вместо этого я выпрямился и сказал правду.

– Секретный приказ от будущего короля, сир. Приказ, который я должен был передать вам в это время. – Я обращался только к капитану.

Он кивком отпустил меня, я вернулся к своей скамейке и взял у Келпи весло. Капитан бесстрастно смотрел в туман.

– Джарк. Пусть рулевой развернет корабль и поймает течение. Пусть войдет поглубже в канал.

Помощник сдержанно кивнул, и мы резко изменили курс. Наш парус слегка надулся, в точности как и говорил Верити. Течение и уверенная гребля понесли нас в канал. В тумане время ведет себя странно. Он будто растворяет в себе все ощущения. Не знаю, сколько времени я греб, но скоро Ночной Волк прошептал, что в воздухе запах дыма, и почти сразу же мы услышали крики сражающихся людей, ясно доносящиеся из тумана. Я увидел, как Джарк, помощник, обменивается взглядами с капитаном.

– А ну, навались! – зарычал он внезапно. – Пираты напали на нашу башню!

В следующее мгновение уже все почувствовали запах дыма и услышали боевые возгласы. Внезапная сила захлестнула меня, и вокруг я увидел то же самое – сжатые челюсти, вздувшиеся, напряженные мышцы. Даже пот тех, кто работал веслами рядом со мной, пах по-другому. Если прежде мы были единым существом, то теперь слились в одного разъяренного зверя. Я чувствовал, как разрастается общая жгучая ярость. Это было что-то вроде Дара, единая волна, наполнившая наши сердца ненавистью.

Мы толкали «Руриск» вперед, направляя его к отмелям бухты, а потом выпрыгнули и втащили корабль на берег, точь-в-точь как делали на учениях. Туман был предательским союзником, скрывавшим нас от пиратов, на которых мы готовились напасть, но также не дававшим увидеть, что происходит на острове. Оружие было разобрано, и мы ринулись вперед, на звуки боя. Джастин остался на «Руриске» и честно стоял, уставившись в туман в направлении Баккипа, как будто это могло помочь ему передать новости Сирен.

Как и «Руриск», красный корабль пиратов лежал на берегу. Недалеко от него стояли две маленькие лодки, служившие для переправы. Обе были разломаны. Когда пираты подошли к берегу, у кромки воды были люди. Некоторые из них там и остались. Резня. Мы побежали мимо искалеченных тел, истекающих кровью на песке. По-видимому, все это были наши люди. Внезапно ближняя к материку башня острова Олений Рог смутно замаячила над нами. На ее вершине горел сигнальный огонь, в тумане он казался призрачно-желтым. Башня держала осаду.

Пираты были смуглыми и мускулистыми, скорее жилистыми, чем массивными. Большинство из них носили густые бороды; спутанные волосы падали на плечи. На них были доспехи, сплетенные из широких полос грубой кожи. В руках – широкие мечи и топоры. Некоторые островитяне были в металлических шлемах. На голых руках выделялись красные кольца, но была это татуировка или краска, я не мог разобрать. Пираты держались уверенно и развязно, смеялись и переговаривались, как рабочие, делающие свое дело. Стражники с башни оказались в западне. Сигнальная башня – не военное укрепление. Исход битвы был предрешен. Всем осажденным грозила скорая гибель. Островитяне не оглянулись, когда мы выбежали на каменистый склон. Они и не думали опасаться нападения сзади.

Одни башенные ворота висели на петлях, и защитники укрывались за баррикадой тел. Когда мы подошли, они послали в сторону пиратов несколько стрел. Ни одна из них не попала в цель. Я издал вопль, нечто среднее между воем и криком, дикий ужас и злорадный задор слились в одном звуке. Чувства тех, кто бежал рядом со мной, гнали меня вперед. Нападающие обернулись и увидели нас, лишь когда мы почти вплотную приблизились к ним.

Пираты оказались зажатыми в клещи. Команда нашего корабля превосходила их в численности, и при виде нас осажденные защитники башни воспряли духом и сами перешли в наступление. Разбросанные у ворот башни тела свидетельствовали о предыдущих попытках прорвать окружение. Юный часовой все еще лежал там, где упал в моем видении. Кровь текла у него изо рта на вышитую рубашку. Его убили метательным ножом в спину. Странно, что я заметил такую деталь, когда мы дрались врукопашную.

Не было никакой стратегии, никакого строя, никакого плана боя. Просто несколько десятков мужчин и женщин внезапно получили возможность отомстить. Этого было вполне достаточно.

Если раньше я только думал, что един с командой, то теперь на самом деле влился в общее сознание. Я никогда не узнаю, какие ощущения принадлежали лично мне; они переполняли меня, и Фитц Чивэл потерялся в них. Чувства команды воплотились во мне. Я шел впереди. Я не хотел никого вести, но я вел. Страстное желание команды иметь предводителя подхватило меня и швырнуло вперед. Мне внезапно захотелось убить как можно больше пиратов и как можно быстрее. Я хотел, чтобы мои мышцы играли при каждом взмахе топора. Я хотел броситься сквозь волну потерянных душ и топтать тела убитых врагов. И я последовал своим желаниям.

Мне доводилось слышать легенды о неистовых берсеркерах. Я думал, что это звероподобные чудовища, черпающие силу в жажде крови, не чувствительные к разрушениям, которые они несут. Но может быть, они, напротив, были сверхчувствительными, не способными защитить свое сознание от ярости боя их товарищей по оружию, которая врывалась, подчиняя себе, заглушая боль. Я не знаю. Я слышал рассказы о самом себе, каким я был в тот день. Слышал даже одну балладу. Не помню, чтобы я с пеной у рта ревел во время боя, но не могу утверждать, что этого не было. Где-то во мне были и Верити и Ночной Волк, но они тоже утонули в окружавших меня страстях. Я знаю, что убил первого пирата, оказавшегося на нашем пути. Я также знаю, что прикончил последнего в схватке топорами один на один. В песне говорится, что последним был капитан красного корабля. Вполне возможно, что так оно и было. Его добротный доспех был залит кровью других людей. И больше я ничего о нем не помню, кроме того, что мой топор вогнал его шлем глубоко в череп и кровь хлынула из-под металла, когда поверженный пират упал на колени.

Так закончилась битва, и защитники бросились вперед. Они обнимались с нашей командой, издавали победные крики и хлопали друг друга по спинам. Перемена была для меня слишком внезапной. Я стоял, опираясь на топор, и не понимал, куда девалась моя сила. Ярость покинула меня так же резко, как покидает человека энергия, которую дают семена карриса. Я чувствовал себя опустошенным и потерявшим ориентацию, как будто из одного сна попал в другой. Я мог бы упасть и заснуть среди тел, такое изнеможение меня охватило. Это Нондж, один из островитян нашей команды, принес мне воды и отвел в сторону, чтобы я мог сесть и выпить ее. Потом он побрел назад, чтобы присоединиться к грабежу. Вернувшись ко мне немного позже, он протянул мне окровавленный медальон. Это было кованое золото на серебряной цепочке. Полумесяц. Не дождавшись, пока я протяну руку, чтобы взять кулон, он надел цепочку на мой окровавленный топор.

– Это Хэрика, – сказал Нондж, с трудом подбирая слова. – Ты хорошо бился с ним. Он умер легко. Он бы хотел, чтобы это досталось тебе. Он был хорошим человеком до того, как Коррики взяли его сердце.

Я даже не спросил, который из пиратов был Хэрик. Я не хотел, чтобы у кого-нибудь из них было имя.

Через некоторое время я снова ожил. Я помог убрать тела от дверей башни, а потом с поля боя. Пираты были сожжены, погибшие из Шести Герцогств уложены и укрыты тканью, чтобы их могли забрать родные. Я вспоминаю странные вещи об этом долгом дне. Как каблуки мертвого человека оставляют змеящийся след на песке. Что юный часовой, пронзенный кинжалом, был еще жив, когда мы пришли подобрать его. Он жил недолго и вскоре пополнил и без того длинный список убитых.

Мы оставили солдат с нашего корабля на острове, чтобы они с остатками стражи охраняли башню и сменяли часовых, пока не придет пополнение. Мы восхищались захваченным кораблем. Верити будет доволен, подумал я про себя. Еще один корабль. Великолепно сделанный. Все это я понимал, но не испытывал никаких чувств. Мы вернулись на «Руриск», где нас ждал бледный Джастин. В полной тишине мы поели, сели за весла и направились назад, к Баккипу.

На полпути мы встретили другие суда. Наспех сколоченная флотилия из нагруженных солдатами рыбачьих суденышек остановила нас. Их послал будущий король по настойчивому требованию Джастина, переданному при помощи Силы. Они казались почти разочарованными, узнав, что бой уже закончился, но наш капитан заверил их, что им будут рады в башне. Кажется, именно в этот момент я понял, что не чувствую больше Верити. И уже довольно давно. Я тут же хватился Ночного Волка, как человек может хватиться своего кошелька. Он был со мной. Но далеко. Усталый и полный благоговения.

Я никогда не чуял столько крови, сказал он мне.

Трудно было не согласиться. Я насквозь пропах ею.

Верити был занят. Не успели мы сойти с «Руриска», как на борту уже была другая команда, чтобы отвести его назад, к башне острова Олений Рог. К ночи они уже приведут трофей Верити в доки Баккипа. Другой открытый корабль последовал за «Руриском», чтобы забрать тела наших убитых воинов. Капитану, помощнику и Джастину предоставили лошадей, и они ускакали с докладом к Верити. Я чувствовал только облегчение оттого, что меня не позвали. Вместо этого я пошел в город вместе со своими товарищами по команде. С быстротой молнии весть о битве и нашем трофее облетела Баккип. Не было ни одной таверны, где не стремились бы упоить нас элем, чтобы услышать о наших подвигах. Это чем-то напоминало неистовство битвы, потому что, куда бы мы ни пришли, люди вокруг нас загорались кровожадным удовлетворением от того, что мы сделали. Я чувствовал себя пьяным от потока этих страстей задолго до того, как стало сказываться действие эля. Я даже рассказал несколько историй о том, что мы сделали, но потом выпитый эль свалил меня с ног. Дважды меня вырвало, один раз в переулке, а позже на улице. Я выпил еще, чтобы отбить неприятный вкус. Где-то на задворках моего сознания Ночной Волк пришел в ужас.

Это яд. Эта вода отравлена.

Я не мог сформулировать нужную мысль, чтобы успокоить его.

Утро еще не наступило, когда Баррич вытащил меня из таверны. Он был несокрушимо трезв, в глазах его застыла тревога. На улице он остановился у догорающего факела.

– У тебя до сих пор кровь на лице, – сказал он и, встряхнув, поставил меня прямо.

Он вынул носовой платок, окунул его в бочку с дождевой водой и вытер мое лицо, чего не делал с тех пор, как я был ребенком. От его прикосновений меня шатало. Я посмотрел ему в глаза и заставил себя сфокусировать взгляд.

– Я убивал раньше, – сказал я беспомощно. – Почему же это совсем по-другому? Почему мне так плохо после этого?

– Потому что это так и есть, – сказал Баррич тихо.

Он обнял меня за плечи, и я с удивлением обнаружил, что мы одного роста. Дорога назад, в замок, была крутой. Очень долгой. Очень тихой. Баррич послал меня в бани и велел после этого отправляться в постель.

Мне следовало оставаться в собственной постели, но я плохо соображал. На счастье, замок был охвачен возбуждением, и еще один пьяный, взбирающийся по лестнице, не привлек ничьего внимания. Как дурак, я пошел в комнату Молли. Она впустила меня. Но когда я попытался прикоснуться к ней, она отскочила.

– Ты пьян, – сказала она, чуть не плача. – Я говорила тебе, что обещала никогда не целовать пьяного. И не позволять пьяному целовать себя.

– Но я пьян совсем по-другому, – настаивал я.

– Есть только один способ быть пьяным. – Она выгнала меня из своих комнат, так и не дав прикоснуться к себе.

К полудню следующего дня я осознал, как сильно обидел ее тем, что не пришел прямо к ней за утешением. Я мог ее понять. Однако я знал, что прошлой ночью нес в себе чувства, которые не следует делить с любимой. Я хотел объяснить это ей. Но прибежал мальчик и сказал, что меня требуют на «Руриск», и немедленно. Я дал ему пенни за работу и смотрел, как он убегает со своей монеткой. Когда-то я сам был мальчиком, зарабатывающим медяки. Я подумал о Керри и попытался вспомнить его мальчиком с пенни в руке, бегущим рядом со мной, но отныне он навсегда останется мертвым «перекованным», лежащим на столе. Ни одного, сказал я себе, ни одного вчера не захватили для «перековки». Я направился к докам, но по дороге зашел в конюшню и передал Барричу медальон убитого островитянина.

– Сохрани это для меня, – попросил я его. – И будет еще кое-что, моя часть трофеев. Я хочу, чтобы ты сохранил это. То, что я получу. Это для Молли. Так что если когда-нибудь я не вернусь, проследи, чтобы ей это отдали. Ей не нравится быть горничной.

Я давно уже не разговаривал с Барричем так откровенно. Морщина прорезала его лоб, но он взял окровавленный полумесяц.

– Что бы сказал мне твой отец? – спросил он вслух, когда я устало отвернулся от него.

– Не знаю, – тупо ответил я. – Я никогда не знал его. Только тебя.

– Фитц Чивэл.

Я снова повернулся к нему. Баррич смотрел мне в глаза, когда говорил:

– Я не знаю, что бы он мне сказал. Но знаю, что я могу сказать тебе за него. Я горжусь тобой. Мужчина может гордиться собой не оттого, какую работу он делает, а оттого, как он делает ее. Можешь собой гордиться.

– Попробую, – сказал я ему тихо. И пошел назад, на свой корабль.

Наша следующая встреча с красным кораблем закончилась менее внушительной победой. Мы встретили его на море, и нам не удалось застать пиратов врасплох, потому что они нас видели. Наш капитан держал курс на сближение, и, думаю, они были удивлены, когда мы попытались таранить их. Мы сломали несколько их весел, но упустили рулевое, в которое метили. Самому кораблю не было нанесено большого ущерба; красные корабли были скользкими, как рыбы. Полетели абордажные крючья. Мы превосходили пиратов численностью, и капитан хотел использовать это преимущество. Наши воины перескочили на борт красного корабля, и половина гребцов последовали за ними. Началось настоящее безумие, которое перекинулось на нашу палубу. Мне потребовалась вся моя воля, чтобы противостоять вихрю страстей, охвативших нас, но я стоял с веслом, как мне и было приказано. Нондж странно смотрел на меня. Я вцепился в весло и скрипел зубами, пока наконец не взял себя в руки. И выругался себе под нос, обнаружив, что снова потерял Верити.

Наши воины утратили бдительность, решив, будто мы настолько ослабили наших врагов, что они больше не могут управлять своим кораблем. Это было ошибкой. Один из пиратов поджег парус, а другой попытался пробить обшивку красного корабля. Наверное, они надеялись, что огонь распространится на «Руриск» и мы уйдем под воду вместе с ними. Во всяком случае, они дрались, совершенно не заботясь ни о корабле, ни о собственных жизнях. В конце концов мы взяли верх и потушили огонь, однако трофей, который мы привели в Баккип, был дымящимся и полуразрушенным, а кроме того, мы потеряли больше людей, чем пираты. И все-таки, говорили мы себе, это победа. На сей раз, когда остальные отправились пить, у меня хватило ума найти Молли, а утром следующего дня я уделил час или два Ночному Волку. Мы вместе пошли на охоту, хорошую чистую охоту, и он пытался убедить меня вместе уйти в бега. Я совершил ошибку, сказав ему, что он может бежать, если хочет, и, думая только о его благе, очень обидел его. Мне понадобился еще час, чтобы объяснить, что я имел в виду. Возвращаясь на корабль, я размышлял, стоят ли мои связи тех усилий, которые приходится прилагать, чтобы поддерживать их. Ночной Волк заверил меня, что стоят.

Это была последняя чистая победа для «Руриска», но далеко не последняя битва этого лета. Нет, нам предстояли долгие дни хорошей погоды, и каждый ясный день грозил мне новой необходимостью убивать. Я старался не думать о том, что в тот же день могут убить и меня. У нас было много стычек, и много раз мы преследовали вражеские корабли, и действительно казалось, что в районе, который мы регулярно патрулировали, было меньше набегов. Почему-то от этого все выглядело еще более безнадежным. Были набеги, удачные для красных кораблей, когда мы приходили в город через час после их ухода и нам оставалось только помочь убрать тела убитых или погасить пожары. Тогда Верити ревел и сыпал проклятиями в моем сознании, потому что не мог быстро получать донесения и у него не хватало кораблей и наблюдателей, чтобы расставить их по всему побережью. Я скорее предпочел бы встретить неистовство битвы, чем свирепое разочарование Верити, бьющееся у меня в голове. Конца всему этому не предвиделось, за исключением короткой передышки, которую могла нам дать плохая погода. Мы даже не могли точно сосчитать красные корабли, терзавшие нас, потому что они были одинаково выкрашены и похожи, как горошины в стручке. Или капли крови на песке.

В то время, когда я был гребцом на «Руриске», у нас была еще одна встреча с красным кораблем, о которой стоит рассказать. Ясной летней ночью нас вытащили из постелей в казарме и послали на задание. Верити почувствовал красный корабль, крадущийся от мыса Бакк, и хотел, чтобы мы перехватили его в темноте.

Джастин стоял на носу, связываясь с Сирен в башне Верити. Верити присутствовал в моем сознании бессловесным бормотанием, он прощупывал наш путь в темноте к красному кораблю. И что-то еще… Я чувствовал, как он ищет нечто за красным кораблем, неуверенно, словно на ощупь. Я чувствовал его беспокойство. Нам не было разрешено разговаривать, и плеск воды от взмахов весел звучал все глуше по мере того, как мы приближались. Ночной Волк прошептал мне, что чует их, а потом мы их заметили. Длинный, низкий и темный красный корабль резал воду перед нами. Внезапно с их палубы раздался крик; пираты увидели нас. Наш капитан крикнул, чтобы мы налегли на весла, и когда мы это сделали, болезненная волна страха захлестнула меня. Сердце мое начало сильно биться, руки задрожали. Ужас, охвативший меня, был безымянным детским страхом перед тварью, крадущейся в темноте, беспомощным страхом. Я вцепился в свое весло, но у меня не было сил сдвинуть его.

– Коррикска, – застонал кто-то с сильным акцентом островитянина. Думаю, это был Нондж.

Не я один пал духом. Слаженный ритм работы весел нарушился. Некоторые сидели на своих скамейках, склонив головы над веслами, в то время как другие гребли яростно, но безуспешно. Лопасти весел шлепали по воде. Мы кружились на месте, как искалеченная водомерка, в то время как красный корабль неумолимо надвигался на нас. Я поднял глаза и смотрел на приближающуюся ко мне смерть. Кровь так стучала в моих висках, что я не слышал криков охваченных паникой мужчин и женщин вокруг меня. Я не мог даже вздохнуть. Я посмотрел в небо.

Позади красного корабля, светясь на черной воде, стоял белый корабль. Это был не пиратский корабль; он был в три раза больше любого из красных, два его паруса были зарифлены, он стоял на якоре в спокойной воде. Призраки ходили по его палубе – «перекованные». Я не ощущал в них никаких признаков жизни, тем не менее они дружно работали, готовя к спуску маленькую лодку. На верхней палубе стоял человек. С того мгновения, как я увидел его, я не мог отвести глаз.

На нем был серый плащ, однако я различал его на фоне темного неба так ясно, словно в свете фонаря. Клянусь, что видел его глаза, большой нос, черную кудрявую бороду. Он засмеялся, глядя на меня.

– Вот один к нам и пришел! – крикнул он кому-то и поднял руку.

Он указал на меня, снова громко рассмеялся, а я почувствовал, как сердце сжимается у меня в груди. Он посмотрел на меня ужасным пристальным взглядом, как будто я один из всей нашей команды был его добычей. Я смотрел на него и видел его, но не мог ощутить.

Там! Там! Я громко выкрикнул это слово, а может быть, это вырвалась из-под контроля моя Сила. Ответа не было. Ни Верити, ни Ночного Волка, никого, ничего. Я был один. Весь мир стал бесшумным и неподвижным. Вокруг меня мои товарищи по команде тряслись от ужаса и громко кричали, но я не чувствовал ничего. Их больше не было. Никого не было. Ни чаек, ни рыбы в море, никакой жизни нигде, насколько могли дотянуться мои чувства. Закутанная в плащ фигура на корабле сильно перегнулась через перила, обвиняющий палец указывал на меня. Человек на белом корабле смеялся. Я был один. Это одиночество было слишком сильным для того, чтобы его можно было выдержать. Оно окутало меня, змеилось вокруг меня, закрыло меня и начало душить.

Я оттолкнул его. Это был рефлекс, о котором я не знал. Я воспользовался Даром, чтобы со всей силой оттолкнуть врага. На самом деле это я отлетел назад, рухнув на палубу у ног своих соседей. Я увидел, как фигура на корабле споткнулась, осела и свалилась за борт. Всплеск был слабым, но единственным. Если упавший человек и всплыл на поверхность, я этого не видел.

Искать его не было времени. Красный корабль ударил нас бортом о борт, ломая наши весла и сбивая с ног гребцов. Островитяне кричали и с хохотом издевались над нами, прыгая к нам на палубу. Я вскочил на ноги и бросился к своей скамейке, чтобы взять топор. Остальные вокруг меня тоже приходили в себя. Мы не были готовы к сражению, но страх больше не сковывал нас. Мы встретили пиратов сталью, и битва началась.

Нет ничего страшнее открытого моря ночью. Друг и враг были неразличимы в темноте. Человек прыгнул на меня; я схватился за кожаные доспехи чужеземца, потянул его вниз и задушил. После немоты, которая так быстро охватила меня, каким-то дикарским облегчением был бьющийся около меня ужас. Кажется, все кончилось очень быстро. Когда я выпрямился, пиратский корабль уходил от нас. Там осталась только половина гребцов, и на нашей палубе еще шел бой, но красный корабль бросил своих людей. Наш капитан кричал нам, чтобы мы скорее кончали с пиратами и догоняли красный корабль. Тщетный призыв. К тому времени, когда мы убили их и выбросили за борт, их корабль уже затерялся в темноте. Джастин был внизу, задыхающийся и избитый, живой, но не способный немедленно связаться с Верити. По меньшей мере один ряд весел превратился в кучу обломков. Наш капитан громко бранил нас, пока меняли и укрепляли весла, но было слишком поздно. Он велел нам заткнуться, прислушался, но ни звука не раздавалось над водой. Я встал на свою скамью и медленно огляделся. Пустая черная вода. Никаких признаков белого корабля. Но еще более странным для меня было то, что я заговорил вслух:

– Белый корабль стоял на якоре. Но его тоже нет.

Многие головы повернулись в мою сторону:

– Белый корабль?

– С тобой все в порядке, Фитц?

– Это был красный корабль, парень. Мы с красным кораблем дрались.

– Не говори о белом корабле. Увидеть белый корабль – увидеть собственную смерть. Плохая примета, – это прошептал мне Нондж.

Я открыл рот, чтобы возразить, что это был настоящий корабль, а не видение, но островитянин отрицательно покачал головой и отвернулся в сторону, уставившись на воду. Я закрыл рот и медленно сел. Больше никто не видел его. Так же как никто больше не говорил об ужасном страхе, о животной панике, которая охватила нас, разрушив все наши планы. Когда в эту ночь мы вернулись в город, в тавернах рассказывали, что мы завязали бой, но красный корабль бежал от нас. Никаких свидетельств этой стычки не осталось, не считая разбитых весел, нескольких ран и крови островитян на нашей палубе.