Текст книги "Трилогия о королевском убийце"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 78 (всего у книги 135 страниц)

Однажды вернулся Чейд. Он отрастил длинную бороду и стал носить шляпу с широкими полями, как у бродяг, но я все равно узнал его. Баррича не было дома, когда он появился, но я впустил его. Я не знал, почему он пришел.

– Хочешь бренди? – спросил я, решив, что он пришел за этим.

Он пристально посмотрел на меня и едва не улыбнулся.

– Фитц, – сказал он и заглянул мне в лицо. – Как поживаешь?

Я не знал ответа на этот вопрос и поэтому только смотрел на него. Через некоторое время он поставил чайник и развязал свой сверток. Там были чай со специями, немного сыра и копченой рыбы. Он взял наши пакеты с травами и положил их на стол, потом вынул кожаный кошелек, в котором лежал желтый кристалл величиной с его ладонь. На дне пакета была большая мелкая миска, покрытая изнутри синей глазурью. Он поставил ее на стол и стал наполнять чистой водой. Тут вернулся Баррич. Я понял, что Баррич ходил на рыбалку. Он принес связку из шести маленьких рыбок. Это была речная рыба, не морская. Рыбешки были скользкими и блестящими, и он уже выпотрошил их.

– Ты оставляешь его одного? – спросил Чейд Баррича, после того как они поприветствовали друг друга.

– Приходится. Надо где-то брать еду.

– Так что ты доверяешь ему теперь?

Баррич отвел глаза:

– Я выдрессировал уйму животных. Заставить кого-то выполнять приказы – это совсем не то же самое, что научить человека быть достойным доверия.

Баррич поджарил рыбу, и мы стали есть. Еще у нас был сыр и чай. Потом я мыл тарелки и сковородку, а они сидели и разговаривали.

– Я хочу попробовать травы, – сказал Чейд Барричу, – или воду, или кристалл. Что-нибудь. Что угодно. Я начинаю думать, что на самом деле он… не в себе.

– Это не так, – тихо заверил его Баррич. – Дайте ему время. Я не думаю, что травы помогут ему. До того как он… переменился, он слишком увлекался травами. После них он всегда был или болен, или слишком уж заряжен энергией. Если он не предавался отчаянию, то был совершенно изможден битвой или своими обязанностями человека короля и приближенного принца Верити. А потом, вместо того чтобы отдыхать, он пил эльфийскую кору. Он совсем забыл, что можно просто расслабиться и дать своему организму восстановиться. В ту последнюю ночь вы дали ему семена карриса, правда ведь? Фоксглоу говорила, что никогда не видела ничего подобного. Я думаю, больше людей пришло бы к нему на помощь, если бы они не были так напуганы тем, как он себя ведет. Бедный Блейд решил, что мальчик спятил. Он так и не простил себя за то, что повалил его. Эх, если бы он знал, что мальчик на самом деле жив!

– Не было времени выбирать и раздумывать. Я дал ему то, что было под рукой. И не предполагал, что он взбесится от семян карриса.

– Вы могли отказать ему, – тихо сказал Баррич.

– Это бы его не остановило. Он все равно пошел бы, в полном изнеможении, и его бы немедленно убили.

Я подошел, и сел у очага. Баррич не следил за мной. Я лег, перекатился на спину и потянулся. Это было приятно. Я закрыл глаза и почувствовал на своей спине тепло очага.

– Встань и сядь на табуретку, Фитц, – сказал Баррич.

Я вздохнул, но подчинился. Баррич возобновил разговор:

– Его нужно постоянно подогревать, как на медленном огне. Ему нужно время, чтобы сделать это самому. Он вспоминает. Иногда. А потом отгоняет это. Не думаю, что он хочет вспоминать, Чейд, что на самом деле хочет снова стать Фитцем Чивэлом. Может быть, ему понравилось быть волком. Возможно, так сильно, что он никогда больше к нам не вернется.

– Он должен вернуться, – тихо сказал Чейд. – Мы нуждаемся в нем.

Баррич выпрямился. Его ноги лежали на связке хвороста, но теперь он поставил их на пол и наклонился к Чейду:

– Вы получили известие?

– Не я. Пейшенс, надо полагать. Иногда это очень противно – быть крысой за стеной.

– Так что вы слышали?

– Только Пейшенс и Лейси, которые говорили о шерсти.

– И что из того?

– Им нужна была шерсть, чтобы соткать очень мягкую ткань – для новорожденного или совсем маленького ребенка. «Он родится в конце Сбора Урожая, но сейчас в горах начало зимы, так что пусть ткань будет плотной», – сказала Пейшенс. Возможно, речь шла о ребенке Кетриккен.

Баррич казался ошеломленным:

– Пейшенс знает о Кетриккен?

Чейд рассмеялся:

– Понятия не имею. Кто может сказать, что знают женщины? Пейшенс изменилась в последнее время. Она прибрала к рукам стражу Оленьего замка, а лорд Брайт даже ничего не заметил. Наверное, нам следовало поставить ее в известность о нашем плане с самого начала. А может быть, и нет.

– Мне было бы легче, если б мы сказали ей. – Баррич не отрывал взгляда от огня.

Чейд покачал головой:

– Мне очень жаль, но Пейшенс должна была верить, что ты отказался от Фитца, потому что он использовал Дар. Регал мог бы что-нибудь заподозрить, если бы ты пришел за телом Чивэла. Регал должен был считать, что она единственный человек, которому хотелось его похоронить.

– Теперь она ненавидит меня. Она говорит, что я не имею представления ни о преданности, ни о мужестве. – Баррич смотрел на свои руки. В его голосе слышалось напряжение. – Я знаю, что Пейшенс разлюбила меня много лет назад, когда отдала сердце Чивэлу. Это я принял. Он был достоин ее. И я отошел в сторону, не пытаясь вернуть ее. И я смог смириться с тем, что она меня не любит, потому что чувствовал ее уважение ко мне как к мужчине. А теперь она презирает меня. Я… – Он покачал головой и крепко зажмурился.

Мгновение все молчали. Потом Баррич медленно выпрямился и повернулся к Чейду. Его голос звучал ровно, когда он спросил:

– Итак, вы думаете, Пейшенс знает, что Кетриккен добралась до гор?

– Это бы меня не удивило. Официального сообщения, разумеется, не было. Регал послал весть королю Эйоду и потребовал сообщить, там ли Кетриккен, но Эйод ответил только, что она королева Шести Герцогств и ее действия никак не касаются Горного Королевства. Регал так разозлился, что распорядился полностью прекратить торговлю с горцами. Но Пейшенс, по-видимому, многое знает о том, что происходит за пределами замка. Возможно, она слышала и о том, что случилось в Горном Королевстве. Что до меня, то я очень хотел бы знать, как она собирается отправить в Джампи одеяльце. Это долгий и тяжелый путь.

Баррич долго молчал. Потом он сказал:

– Мне следовало бы найти способ отправиться с Кетриккен и шутом. Но у меня было только две лошади, и запасов хватило бы только для двоих. Я не мог достать больше. Вот и вышло, что они пошли одни. – Он посмотрел в огонь и, помолчав немного, спросил: – Что-нибудь слышно о будущем короле Верити?

Чейд медленно покачал головой.

– О королеВерити, – мягко напомнил он Барричу. – Если бы он был здесь! – Старик устремил взгляд в одному ему ведомую даль и тихо проговорил: – Если бы все было в порядке, думаю, он был бы уже здесь. Еще несколько таких мягких дней, как этот, и во всех бухтах будут стоять красные корабли. Я больше не верю в то, что Верити вернется.

– Тогда Регал истинный король, – кисло проговорил Баррич. – По крайней мере до тех пор, пока не родится и не подрастет ребенок Кетриккен. И если он потребует корону, жди гражданской войны. Если только к тому времени еще останутся Шесть Герцогств, чтобы сражаться за власть над ними. Верити… Лучше бы он не ходил на поиски Элдерлингов. Тогда у нас была бы хоть какая-то защита от пиратов. А теперь Верити нет, а весна уже на носу, и между нами и красными кораблями нет ничего…

Верити. Я содрогнулся от холода. И отогнал этот холод. Он вернулся, но я снова прогнал его. Нельзя подпускать его к себе. Через несколько мгновений я перевел дух.

– …Значит, только вода? – спросил Чейд Баррича, и я понял, что они разговаривали, а я не слушал.

Баррич пожал плечами:

– Чему это повредит? Он вообще когда-нибудь видел что-то в воде?

– Я никогда не испытывал его. Но подозреваю, что он мог бы, если бы попробовал. Он владеет Даром и Силой. Наверное, может и гадать…

– Если человек может делать что-то, это вовсе не значит, что он будет это делать.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Чейд пожал плечами.

– Возможно, мое ремесло не позволяет мне быть таким разборчивым, как ты, – проговорил он напряженным голосом.

Через мгновение Баррич сказал:

– Прошу прощения, господин. Все мы служим нашему королю в меру своих способностей.

Чейд кивнул. Потом он улыбнулся и убрал со стола все, кроме миски с водой и нескольких свечей.

– Иди сюда, – тихо сказал он мне, и я вернулся к столу.

Он посадил меня в свое кресло и поставил передо мной миску.

– Посмотри на воду и расскажи мне, что увидишь.

Я видел воду в миске. Я видел голубое дно. Ни один из моих ответов Чейда не обрадовал. Он просил меня посмотреть еще раз, но я видел те же самые вещи. Он несколько раз передвигал свечи и каждый раз просил посмотреть еще. Наконец он сказал Барричу:

– Что ж, теперь, по крайней мере, он отвечает, когда с ним разговариваешь.

Баррич кивнул, но выглядел разочарованным.

– Да. Может быть, со временем… – сказал он.

Я понял, что они закончили со мной, и расслабился.

Чейд спросил, можно ли переночевать у нас. Баррич сказал: «Конечно». Потом он принес бренди и налил две чашки. Чейд подвинул к столу мою табуретку и опустился на нее. Я сидел молча и ждал, но они снова начали разговаривать друг с другом.

– А мне? – не выдержал я.

Они замолчали и посмотрели на меня.

– Что тебе? – спросил Баррич.

– Мне не дадут бренди?

Они переглянулись, и Баррич осторожно спросил:

– Ты хочешь? Я думал, он тебе не нравится.

– Да, он мне не нравится. Никогда не нравился. – Я немного подумал. – Но он дешевый.

Баррич уставился на меня. Чейд слегка улыбнулся, глядя на свои руки. Потом Баррич достал еще одну чашку и плеснул мне немного. Некоторое время они сидели и смотрели на меня, но я ничего не делал. Наконец они продолжили свой разговор. Я сделал глоток бренди. Он, как всегда, обжег мне рот и нос, но внутри стало тепло. Я знал, что больше не хочу. Потом подумал, что хочу, и выпил еще немного. Это было так же неприятно, как что-то, что силой заставляла меня выпить Пейшенс. Нет. Я отогнал это воспоминание и поставил чашку.

Баррич не глядел на меня, продолжая разговаривать с Чейдом.

– Когда охотишься за оленем, часто можно подойти очень близко, если притвориться, что не видишь его. Он будет стоять неподвижно и смотреть на тебя и даже ухом не шевельнет, пока ты не уставишься прямо на него.

Он взял бутылку и подлил мне бренди. Я фыркнул и почувствовал, как в моей голове возникла чья-то мысль. Я окликнул:

Ночной Волк!

Брат мой? Я сплю, Изменяющий. Еще не время охотиться.

Баррич яростно зыркнул на меня. Я прекратил.

Я знал, что не хочу больше бренди. Но кто-то другой думал, что я хочу. Он заставил меня поднять чашку, просто чтобы подержать ее. Я взболтал жидкость. Верити обычно взбалтывал так вино и смотрел на него. Я уставился в темную чашку.

Фитц.

Я поставил чашку, встал и прошелся по комнате. Мне хотелось выйти наружу, но Баррич не выпускал меня одного и вообще не выпускал по ночам. Так что я походил еще немного, вернулся к своему стулу и снова сел. Чашка с бренди никуда не делась. Через некоторое время я поднял ее, просто чтобы избавиться от желания поднять. Но когда она оказалась в моих руках, кто-то, который во мне, изменил мое желание и заставил меня подумать о том, что бренди нужно выпить, и о том, как тепло от него будет у меня внутри. Просто выпить, а неприятный вкус быстро пройдет, останется только тепло.

Мне не нравилось, что он делает, и я начинал сердиться.

Всего один маленький глоток. Голос в моей голове звучал успокаивающе. Просто чтобы расслабиться, Фитц. Огонь такой теплый. Ты поел. Баррич защитит тебя. Чейд тоже здесь. Тебе не нужно все время быть настороже. Просто еще один глоток. Еще глоток.

Нет.

Отпей чуть-чуть. Просто смочи рот.

Я сделал глоток только для того, чтобы он перестал заставлять меня хотеть этого, но он не перестал, и я глотнул еще раз, набрал полный рот и проглотил. Сопротивляться было все труднее и труднее. Он утомил меня. И Баррич подлил мне бренди.

Фитц. Скажи: «Верити жив». Вот и все. Скажи только это.

Нет.

Разве от бренди у тебя в животе не стало теплее? Выпей еще капельку.

– Я знаю, что вы пытаетесь сделать. Вы хотите, чтобы я напился и не мог сопротивляться вам. Я вас не пущу. – Мое лицо было мокрым от пота.

Барич и Чейд оба уставились на меня.

– Он никогда не напивался до такого состояния, – заметил Баррич. – По крайней мере, в моем присутствии.

По-видимому, они сочли это интересным.

Скажи это. Скажи: «Верити жив». А потом я отпущу тебя, обещаю. Только скажи это. Хотя бы раз. Хотя бы шепотом. Скажи это. Скажи.

Посмотрев на стол, я тихо промолвил:

– Верити жив.

– О? – Голос Баррича звучал слишком спокойно.

Он быстро наклонился, чтобы подлить в мою чашку бренди, но бутылка была пуста. Тогда он налил мне из своей чашки.

Внезапно мне захотелось выпить, самому захотелось. Я поднял чашку и выпил все. Потом встал и сказал:

– Верити жив. Ему холодно, но он жив. И это все, что я должен сказать.

Я подошел к двери, отпер замок и вышел. Они не пытались меня остановить.

Баррич был прав. Все это преследовало меня, как песня, которую слышишь слишком часто и не можешь выкинуть из головы. Оно все время оставалось в моем сознании и окрашивало все мои сны, давило на меня и не давало мне покоя. Весна перешла в лето. Старые воспоминания стали накладываться на свежие. Мои жизни начали соединяться. В этих соединениях были складки и дыры, но становилось все труднее и труднее отказываться от воспоминаний. Имена снова обрели значение. Пейшенс, Лейси, Целерити и Уголек теперь были не просто словами. Они звонили, как колокола, воспоминаниями и чувствами.

– Молли, – сказал я себе вслух в конце концов.

Баррич внезапно посмотрел на меня и чуть не выронил тонкие силки, сплетенные из кишок. Я услышал, как он задержал дыхание, как будто хотел заговорить со мной, но сдерживался, ожидая, что я скажу что-нибудь еще. Но я молчал, закрыв лицо руками, мечтая о забвении.

Я проводил много времени, стоя у окна и глядя на луг. Смотреть там было не на что. Но Баррич не окликал меня и не заставлял вернуться к работе, как сделал бы раньше. Однажды, глядя на буйную траву, я спросил его:

– Что мы будем делать, когда сюда придут овцеводы? Где мы тогда будем жить?

– Подумай об этом. – Он растянул на полу кроличью шкурку и тщательно выскабливал ее. – Они не придут. Нет больше скота, который надо вести на летние пастбища. Хорошие стада ушли внутрь страны вместе с Регалом. Он ограбил Баккип и вывез все, что мог. Готов биться об заклад, что все овцы, оставшиеся в Баккипе, за зиму превратились в баранину.

– Наверное, – согласился я.

И потом что-то обожгло мою память, что-то более ужасное, чем все, что я знал, но не хотел вспоминать. Это было то, чего я не знал, бесчисленные вопросы, которые некогда остались без ответа.

Я отправился прогуляться по лугу и дошел до реки. Ее болотистые берега заросли рогозом. Я собрал зеленые ростки, чтобы добавить их в кашу. Теперь я снова знал названия растений. Я не хотел этого, но знал, какое из них может убить человека и как приготовить яд. Все старые знания были со мной, ожидая, что я воспользуюсь ими, хочется мне того или нет.

Когда я вернулся, Баррич готовил кашу. Я положил зелень на стол и набрал в котелок воды из бочки. Помыв и очистив ростки, я наконец спросил:

– Что случилось? Той ночью?

Он очень медленно повернулся и посмотрел на меня, как будто я был оленем, которого можно спугнуть внезапным движением.

– Той ночью?

– Той ночью, когда король Шрюд и Кетриккен должны были бежать. Почему ты не приготовил лошадей и носилки?

– О! Та ночь. – Баррич вздохнул, словно я разбередил старую рану. Он говорил очень медленно и спокойно, боясь испугать меня. – Они следили за нами, Фитц. Все время. Регал знал все. Я не мог утащить ни зернышка из конюшни в тот день, не говоря уж о трех лошадях, носилках и муле. Повсюду были гвардейцы из Фарроу, которые делали вид, что просто пришли проверить пустые конюшни. Я побоялся прийти и сказать тебе. Так что в конце концов я дождался начала праздника, когда Регал решил, что победил. Тогда я выскользнул и пошел за теми двумя лошадьми, которых мог забрать в любой момент, – за Крепышом и Уголек. Я спрятал их в кузнице на тот случай, если Регалу вздумается продать и их тоже. Еду я стянул из караульной. Больше мне ничего в голову не пришло.

– И королева Кетриккен и шут уехали?

Эти двое постоянно вертелись у меня на языке. Я вовсе не хотел думать о них и вспоминать. Когда я в последний раз видел шута, он плакал и обвинял меня в убийстве короля. Я настоял на том, чтобы он бежал из дворца ради спасения его жизни. Не самое хорошее прощание с тем, кого я считал лучшим другом.

– Да. – Баррич отнес котелок с кашей на стол и оставил там, чтобы она упревала. – Чейд и волк отвели их ко мне. Я хотел поехать с ними, но не мог. Я только задержал бы их – моя нога… Я знал, что не смогу долго идти вровень с лошадьми, а двоих ездоков сразу в такую погоду ни одна лошадь не выдержала бы. Мне пришлось просто отправить их одних. – Он помолчал, а когда заговорил, его голос был глубже волчьего рыка. – Если я когда-нибудь узнаю, кто предал нас Регалу…

– Я предал.

Его глаза впились в мои, на его лице отразились ужас и недоверие. Я посмотрел на свои руки. Они начинали дрожать.

– Я был глупцом. Это была моя вина. Маленькая горничная королевы, Розмари. Все время рядом, все время под ногами. Похоже, она была шпионкой Регала. И слышала, как я сказал королеве, чтобы она была готова и что король Шрюд поедет с ней, слышала, как я велел Кетриккен тепло одеться. Регалу не составило труда догадаться, что та собирается бежать из Баккипа. Он понимал, что ей понадобятся лошади. А может быть, Розмари не только шпионила. Возможно, это именно она отнесла старой женщине корзинку с отравленными снадобьями. Может быть, это она смазала жиром лестницу, по которой, как она знала, скоро будет спускаться ее королева. – Я заставил себя поднять голову и встретил убитый взгляд Баррича. – А то, чего не подслушала Розмари, доложили Джастин и Сирен. Они впились в короля, высасывая из него Силу, и имели доступ ко всем мыслям, которые он посылал Верити или получал от него. Когда они узнали, что я делал, будучи человеком короля, они начали шпионить и за мной. Я не знал, что такое возможно. Но Гален нашел способ и обучил ему своих учеников. Помнишь Уилла, сына Хостлера? Члена круга Силы? Он лучше всех преуспел в этом. Он мог заставить человека поверить даже в то, что его нет там, где он находится…

Я покачал головой, устав даже от легкого прикосновения к моим страшным воспоминаниям об Уилле. Это воскресило тени подземелья, о котором я до сих пор отказывался вспоминать. Я подумал, убил ли я его. Вряд ли. Скорее всего, он вдохнул недостаточно яда. Я поднял глаза и увидел, что Баррич пристально наблюдает за мной.

– В ту ночь, в самый последний момент, король отказался ехать, – тихо сказал я ему. – До тех пор я думал о Регале только как о предателе. Я забыл, что Шрюд всегда будет видеть в нем сына. Регал присвоил корону Верити, отлично зная, что его брат жив… Когда король Шрюд понял, что Регал на это способен, он не захотел жить дальше. Он просил меня выполнить долг человека короля и одолжить ему мою Силу, чтобы попрощаться с Верити. Но Сирен и Джастин ждали. – Я помолчал. Новые куски головоломки занимали свое место. – Мне следовало знать, что все получилось слишком легко. Никаких стражей в покоях короля. Почему? Потому что Регал не нуждался в них – Сирен и Джастин цепко держали Шрюда. Регал покончил со своим отцом. Он получил титул будущего короля, и больше ему ничего не было нужно от Шрюда. И они опустошили короля, лишив его Силы, убили его, не дав даже попрощаться с Верити. Наверное, Регал велел им проследить за тем, чтобы король больше не связывался Силой с сыном. Так что после этого я убил Сирен и Джастина. Так же как они убили моего короля. Я не дал им шанса защититься и не испытывал ни малейшей жалости.

– Тише, тише… – Баррич быстро подошел, положил руки мне на плечи и силком усадил в кресло. – Ты дрожишь, как будто у тебя сейчас будет припадок. Спокойнее.

Я не мог говорить.

– Вот об этом мы с Чейдом так и не догадались, – сказал мне Баррич. – Мы подозревали всех. Даже шута. Некоторое время мы боялись, что поручили Кетриккен предателю.

– Как вы могли подумать такое? Шут любил короля Шрюда, как никто другой.

– Мы не могли вычислить больше никого, кто знал бы все наши планы, – просто сказал Баррич.

– Не шут был повинен в нашем поражении, а я, – проговорил я, и это, полагаю, было то мгновение, когда я полностью стал самим собой. Я произнес вслух непроизносимое, осознав самую страшную реальность: я предал их всех. – Шут предупреждал меня. Он сказал, что я буду Смертью Королей, если не научусь оставлять вещи в покое. Чейд предупреждал меня. Он пытался заставить меня обещать не приводить в движение никаких колес. Но я не послушался. Так что мои действия убили моего короля. Если бы я не помогал ему Силой, он не был бы так открыт своим убийцам. Я раскрыл его, когда искал Верити, но вместо принца в его сознании оказались эти два клеща. Королевский убийца. О, сколько смыслов у этих слов! Мне остается только кусать локти. Если бы не я, у Регала не было бы никакой причины убивать короля…

– Фитц. – Голос Баррича был твердым. – Регалу никогда не нужна была причина, чтобы убить своего отца. Наоборот, ему требовалось множество веских причин, чтобы оставить его в живых. И ты ничего не мог с этим поделать. – Внезапно он нахмурился. – Почему они убили его именно тогда? Почему они не подождали, пока у них в руках не окажется и королева?

Я улыбнулся ему:

– Ты спас ее. Регал думал, что она у него в руках. Они считали, что остановили нас, не дав тебе забрать лошадей из конюшен. Регал даже хвастался этим, когда я был в подземелье, говорил, что ей пришлось уйти пешком, без зимней одежды.

– Кетриккен и шут взяли вещи, приготовленные для Шрюда, и двух лучших лошадей, которые когда-либо выходили из конюшен Оленьего замка. Бьюсь об заклад, что они благополучно добрались до гор, мальчик. Уголек и Крепыш наверняка уже пасутся на горных пастбищах.

Это было жалкое утешение. В эту ночь я вышел и долго бегал с волком, и Баррич не упрекал меня. Но мы не могли носиться быстро и умчаться достаточно далеко, и кровь, пролитая нами в ту ночь, была не той кровью, которой я жаждал, а горячее свежее мясо не могло заполнить пустоту внутри меня.

Итак, я вспомнил свою жизнь и то, кем я был. Мало-помалу мы с Барричем снова стали разговаривать открыто, как друзья. Он перестал командовать мной и насмешливо об этом сожалел. Мы вспоминали, как раньше вели себя друг с другом, как смеялись вместе и спорили. Но когда все между нами утряслось, мы оба еще острее почувствовали, чего лишились.

Днем Баррич явно скучал, потому что работы было мало. Еще недавно он распоряжался конюшнями Оленьего замка и всеми лошадьми, собаками и ястребами, обитающими в них. Я видел, как он хватается за любое дело, чтобы убить время, и понимал, как сильно он тоскует по животным, за которыми ухаживал так долго. Что до меня, то мне не хватало замка, но больше всего я скучал по Молли. Я придумывал длинные беседы, которые вел бы с ней, собирал душистые луговые цветы, потому что они пахли как она, и вспоминал по ночам, как ее руки касались моего лица.

Но об этом мы с Барричем не говорили. Мы складывали наши осколки мозаики, чтобы вместе собрать из них единое целое. Баррич рыбачил и охотился, и у нас были шкуры, которые надо было скоблить, рубашки, которые надо было стирать и чинить, и вода, которую нужно было приносить. Это была жизнь. Однажды Баррич попробовал заговорить со мной о том, как он пришел ко мне в темницу и принес яд. Его руки дрожали, когда он рассказывал, как ему трудно было уйти и оставить меня в подземелье. Я не мог позволить ему продолжать.

– Пойдем ловить рыбу, – внезапно предложил я.

Он глубоко вздохнул и кивнул.

В тот день мы больше не разговаривали. Но все мои мысли были о том, как меня заключили в тюрьму, морили голодом и избивали до смерти. Время от времени, когда Баррич смотрел на меня, мне казалось, что он видит только шрамы. Я сбрил бороду, стараясь не касаться отметины на щеке, и обнаружил белую прядь волос надо лбом, там, где кожа на голове была рассечена. Мы никогда не говорили об этом, и я отказывался об этом думать. Но ни один человек не может пройти через нечто подобное, не изменившись.

Мне начали сниться сны, жуткие и яркие, как явь, – леденящие мгновения огня, обжигающего клинка, безнадежного ужаса. Я просыпался, волосы мои слипались от холодного пота, меня тошнило от страха. Ничего не оставалось от этих снов, когда я садился в темноте, не было даже тончайшей ниточки, дернув за которую я мог бы размотать их. Только боль, страх, ярость, крушение надежд. Но больше всего – страх. Сокрушительный страх, заставлявший меня дрожать и жадно хватать ртом воздух. Глаза мои слезились, тошнота подступала к горлу. Когда я в первый раз сел в постели с бессловесным криком, Баррич скатился с кровати и положил руку мне на плечо, собираясь спросить, все ли со мной в порядке. Я отбросил его в сторону с такой силой, что он врезался в стол и чуть не упал. Страх перешел в мгновенную вспышку ярости, оттого что он был слишком далеко и я не мог его достать. В это мгновение я отвергал и презирал себя настолько сильно, что хотел уничтожить все, что было мной или касалось меня. Я свирепо оттолкнул весь мир, почти вытеснив собственный разум.

Брат, брат, брат! – отчаянно скулил волк внутри меня, и Баррич, шатаясь, отступил назад с нечленораздельным криком.

Через мгновение я сглотнул и пробормотал:

– Сон… Всего лишь сон. Прости. Я еще не проснулся. Просто ночной кошмар.

– Я понимаю, – сказал Баррич отрывисто. Помолчав, он уже мягче повторил: – Я понимаю, – и вернулся в свою постель.

Я знал, что он понял только, что не может ничем помочь мне в этом. Кошмары приходили не каждую ночь, но достаточно часто, чтобы я боялся ложиться в постель. Баррич делал вид, что спит, но я знал, что он бодрствует и лежит молча, пока я выдерживаю свои ночные битвы. Я даже не запоминал эти сны, только выворачивающий душу ужас, который они приносили мне. Я чувствовал страх и раньше. Часто. Я испытывал его, когда сражался с «перекованными», бился с пиратами красных кораблей, когда выступил против Сирен. Тот страх предостерегал, понуждал к действию, заставлял делать все возможное, чтобы остаться в живых. Но нынешний ночной страх был ужасом, лишавшим мужества, оставлявшим единственную надежду – что придет смерть и положит конец мучениям. Я был сломлен и готов на все, лишь бы прекратить эту муку.

Ничем нельзя облегчить такой страх, также как и стыд, который приходит после него. Я пробовал ярость, я пробовал ненависть. Ни слезы, ни бренди не могли смягчить его. Страх преследовал меня, как отвратительный запах, и окрашивал все мои воспоминания, затуманивая мое представление о том, кто я есть. Ни одно мгновение радости, страсти или мужества, которое я мог вспомнить, теперь уже не представлялось таким, каким оно было, потому что внутренний голос всегда предательски добавлял: «Да, так было когда-то, но потом пришел страх, и теперь страх – это ты». Этот изнуряющий ужас постоянно терзал меня. С болезненной уверенностью я знал, что, если меня прижмут, я превращусь в ничто. Я больше не был Фитцем Чивэлом. Я был тем, что осталось после того, как страх изгнал меня из собственного тела.

На второй день после того, как у Баррича кончился бренди, я сказал ему:

– Со мной ничего не случится, если ты сходишь в Баккип.

– У нас нет денег, чтобы купить еды, и не осталось ничего, что можно было бы продать, – ответил он сухо, как будто в этом была моя вина.

Он сидел у огня, зажав кисти рук между колен. Они дрожали, правда совсем немного.

– Нам придется справляться самим, – сказал Баррич. – Здесь много дичи. Если мы не сможем прокормиться, значит, заслуживаем голодной смерти.

– А с тобой будет все в порядке? – ровно спросил я.

Он посмотрел на меня, прищурившись:

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что бренди кончился, – сказал я так же прямо.

– А ты полагаешь, что я уже не могу обойтись без него? – Он начинал сердиться.

Он вообще стал гораздо более раздражительным после того, как у нас закончилось спиртное.

Я едва заметно пожал плечами.

– Я просто спросил. Вот и все. – Я не смотрел на Баррича и сидел спокойно, надеясь, что он не взорвется.

Но после недолгой паузы он снова заговорил, очень тихо:

– Думаю, нам обоим придется это выяснить.

Я ждал довольно долго. Потом спросил:

– Что мы будем делать?

Он раздраженно взглянул на меня:

– Я сказал тебе. Охотиться, чтобы прокормить себя. Уж это ты вполне способен понять!

Я отвел взгляд и коротко кивнул:

– Я понял. Я имел в виду… после этого.

– Что ж… Некоторое время мы протянем таким образом. Рано или поздно мы захотим того, чего не сможем достать сами. Кое-что для нас сможет раздобыть Чейд, если у него будет возможность. Олений замок обглодан до кости. Мне придется пойти в город и наняться на работу. Но пока…

– Нет, – сказал я тихо. – Я имел в виду… мы не сможем вечно здесь прятаться, Баррич. Что будет потом?

На этот раз была его очередь помолчать. Наконец он сказал:

– Я еще не думал об этом. Сперва это было просто место, где тебя можно спрятать, пока ты не поправишься. Потом некоторое время казалось, что ты никогда…

– Но теперь я здоров. – Я помедлил. – Пейшенс…

– Считает, что ты мертв, – перебил меня Баррич, возможно, немного грубее, чем намеревался. – Только мы с Чейдом знаем правду. Пока мы не вытащили тебя из гроба, мы ни в чем не были уверены. Что, если бы доза оказалась слишком большой, если бы ты действительно умер от нее или просто замерз в могиле? Я видел, что они сделали с тобой.

Он замолчал и несколько мгновений затравленно смотрел на меня. Потом слегка покачал головой.

– Я не думал, что ты сможешь выжить после побоев, а потом еще и отравления… Так что мы не хотели давать никому ложной надежды. А потом, когда мы тебя вытащили… – Он снова потряс головой. – Ты был весь изранен… Ран было так много… Я не знаю, что заставило Пейшенс промыть и перевязать раны мертвеца, но если бы она этого не сделала… А потом… это был не ты. После первых нескольких недель я был в ужасе от того, что мы сделали с тобой. Мне казалось, что мы просто запихнули душу волка в человеческое тело.

Он снова посмотрел на меня, словно не веря собственным воспоминаниям.