Текст книги "Трилогия о королевском убийце"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 107 (всего у книги 135 страниц)

– Нет! – Это слово вырвалось у меня с силой, о существовании которой я не подозревал.

Шут отшатнулся, как будто я ударил его. Потом он просто сказал:

– Да, – и осторожно взял мою руку. – Прости. Я должен был догадаться, что ты еще не знаешь. Королева была опустошена потерей. Как и я. Наследник Видящих. Моя последняя надежда рухнула. Я заставлял себя крепиться, говорил себе, что если ребенок родится и взойдет на трон, этого, возможно, будет достаточно. Но когда, пройдя столь долгий путь, она осталась с мертвым ребенком на руках… Я почувствовал, что вся моя жизнь была фарсом, сыгранной со мной дурной шуткой. Но теперь… – на мгновение он закрыл глаза, – теперь я знаю, что на самом деле ты жив. А значит, жив и я. И ко мне вернулась вера. Я снова знаю, кто я. И кто мой Изменяющий. – Он громко засмеялся, даже не догадываясь, как похолодела моя кровь от этих слов. – У меня не было веры… Я, Белый Пророк, не верил моим собственным предсказаниям! Что ж, Фитц, теперь все пойдет так, как было предопределено.

Он снова наклонил бутылку и наполнил свою чашку. Напиток был такого же цвета, как его глаза. Шут заметил, что я уставился на него, и восторженно улыбнулся.

– Ах, скажешь ты, но ведь Белый Пророк больше не белый! Я подозреваю, что таков путь моего рода. С годами у меня прибавляется цвета. – Он сделал протестующий жест. – Но это не важно. Я слишком много говорю. Расскажи мне, Фитц. Расскажи мне все. Как ты выжил? Почему ты здесь?

– Верити зовет меня. Я должен пойти к нему.

При этих словах шут глубоко вздохнул, не резко, а медленно, словно возвращая себе жизнь. Он почти разрумянился от радости.

– Так он жив! Ах! – Прежде чем я успел сказать что-нибудь еще, он поднял руки. – Помедленнее. Расскажи мне все по порядку. Я жаждал услышать эти слова. Я должен знать все.

И я попытался. У меня было не много сил, и время от времени лихорадка усиливалась, так что слова путались и уплывали, а я не мог вспомнить, на чем остановился, рассказывая о прошедшем годе. Я дошел до темниц Регала и смог сказать только:

– Они били меня и морили голодом.

Быстрый взгляд шута на мое покрытое шрамами лицо и то, как он отвел глаза, сказали мне, что он понял. Он тоже слишком хорошо знал Регала. Он ждал, что я продолжу, но я медленно покачал головой.

Он кивнул, потом натянуто улыбнулся:

– Все в порядке, Фитц. Ты устал. К тому же ты уже сказал мне все, что я так мечтал услышать. Остальное подождет. А пока я расскажу тебе, как прошел этот год у меня.

Я старался слушать, цепляясь за главные слова и всем сердцем запоминая их. Там было столько вещей, которые мне давным-давно хотелось узнать! Регал подозревал, что готовится побег. Кетриккен вернулась к себе в комнату и обнаружила, что тщательно сложенные и упакованные припасы пропали. Украдены шпионами Регала. У нее не осталось почти ничего, кроме той одежды, которая была на ней, и поспешно схваченного плаща. Я слышал об ужасной погоде в ночь бегства шута и Кетриккен.

Королева ехала на моей кобылке, Уголек, а шут всю дорогу по Шести Герцогствам воевал с упрямым Крепышом. До Голубого Озера они добрались к концу зимних штормов. Шут зарабатывал деньги на еду и проезд на корабле, раскрасив лицо и волосы и жонглируя на улицах. Каким цветом он покрасился? Белым, конечно. Так легче всего было скрыть крахмально-белую кожу, которая могла привлечь внимание шпионов Регала.

Они пересекли озеро без особых приключений, прошли Мунсей и отправились в горы. Кетриккен немедленно обратилась к своему отцу с просьбой о помощи в поисках Верити. Он, конечно, прошел через Джампи, но с тех пор о нем ничего не было слышно. Кетриккен во главе отряда всадников отправилась по следам мужа. Но все ее надежды были разбиты. Далеко в горах она нашла следы битвы. Зима и падальщики сделали свое дело. Ни одного человека уже не возможно было узнать, но удалось найти знамя Верити. Разбросанные стрелы и рассеченные ребра одного из погибших говорили о том, что на отряд Верити напали люди, а не звери. Черепов не хватало, и кости были разбросаны, так что невозможно было установить точное число убитых. Кетриккен цеплялась за надежду, пока не нашла плащ, который в свое время сама сложила для Верити в дорогу. Олень на груди был вышит ее руками. Под плащом была груда костей и обрывки ткани. Кетриккен оставалось только оплакивать своего погибшего мужа.

Она вернулась в Джампи, переходя от опустошающей скорби к ярости на предательство Регала. Ее ненависть превратилась в решимость увидеть ребенка Верити на троне Шести Герцогств и вернуть народу честное правление. Эти замыслы придавали Кетриккен сил, но ребенок родился мертвым. С тех пор шут почти не видел ее. Он всего несколько раз встретил королеву, гуляющую по замерзшим садам, и лицо ее было таким же холодным и неподвижным, как снег, покрывавший землю.

Было еще множество радостных и печальных новостей, о которых он рассказал. Уголек и Крепыш живы и здоровы. Уголек, несмотря на свои годы, ждет жеребенка от молодого жеребца. По этому поводу я покачал головой. Регал делает все, чтобы развязать войну. Бродячие банды разбойников, терроризирующие жителей гор, почти наверняка оплачиваются из его кармана. Корабли с зерном, что было куплено еще весной, так и не пришли. Горским торговцам запрещено пересекать границу Шести Герцогств со своим товаром. Несколько маленьких селений, примыкающих к границе, были разграблены и сожжены, никто из жителей не спасся. Гнев короля Эйода, который не просто было вызвать, теперь дошел до высшей точки. Хотя в Горном Королевстве не существует регулярной армии, нет ни одного горца, кто не взял бы в руки оружие по слову своего Жертвенного. Война неотвратима.

И у него были новости о Пейшенс, которые принесли в Горное Королевство торговцы и контрабандисты. Она делала все, чтобы защитить побережье Бакка. Деньги у нее кончились, но жители приносили ей то, что они называют данью госпоже, и она использовала эти средства, чтобы оплачивать труд солдат и матросов. Олений замок еще не пал, хотя у пиратов уже имеются укрепления выше и ниже его по всей береговой линии Шести Герцогств. Зима остановила войну, но грядущая весна зальет побережье кровью. Некоторые небольшие города перешли на сторону пиратов. Другие открыто платят им, надеясь избежать «перековки».

Прибрежные Герцогства не переживут следующего лета. Так сказал Чейд. Я молчал, когда шут говорил о нем. Он тайными путями пришел в Джампи в середине минувшего лета, обряженный в нищенские лохмотья, и представился королеве. Тогда его и видел шут.

– Война ему к лицу, – сказал он. – У него походка как у двадцатилетнего: меч у бедра, огонь в глазах. Он был рад увидеть, как вырос живот Кетриккен с наследником Видящих, и они смело обсуждали будущее, когда ребенок Верити взойдет на трон. Но это было в середине лета. – Шут вздохнул. – Я слышал, что теперь Чейд вернулся. Думаю, потому, что королева послала ему сообщение о смерти ребенка. Я его еще не видел. Не знаю, что Чейд предложит нам теперь. – Он покачал головой. – Должен быть наследник трона Видящих, – проговорил он. – Верити должен зачать его. Иначе… – Он сделал беспомощный жест.

– Почему не Регал? Разве его ребенок не подойдет?

– Нет. – Взгляд его стал далеким. – Я совершенно уверен в этом, но не могу сказать почему. Просто во всех виденных мною будущих у него не было детей. Даже незаконных. Каждый раз он правил как последний Видящий и исчезал во тьме.

Дрожь охватила меня. Слишком странным становился шут, когда говорил о таких вещах. Но его загадочные слова напомнили мне еще об одном предмете для беспокойства.

– Были две женщины… Менестрель Старлинг и старуха паломница Кеттл. Они шли сюда. Кеттл говорила, что ищет Белого Пророка. Я и подумать не мог, что это ты. Ты что-нибудь слышал о них? Добрались они до Джампи?

Он медленно помотал головой.

– Никто не искал Белого Пророка с тех пор, как наступила зима. – Он помолчал, увидев тревогу на моем лице. – Я, конечно, не могу сказать, что мне известно обо всех, кто приходит в Джампи. Но мне никто не говорил о такой паре. – Он неохотно добавил: – На путников часто нападают бандиты. Может быть, их… задержали.

Может быть, они мертвы. Они вернулись за мной, а я их бросил.

– Фитц?

– Со мной все хорошо. Шут, могу я попросить тебя об одной вещи?

– Мне уже не нравится твой тон. О чем ты хочешь попросить?

– Никому не говори, что я здесь. Никому не говори, что я жив, хотя бы пока.

Он вздохнул:

– Даже Кетриккен? Чтобы сказать ей о Верити?

– Шут, то, что я должен сделать, мне придется делать в одиночку. Я не хочу пробуждать в ней напрасных надежд. Один раз она уже похоронила его. Если я найду моего короля, у нас будет достаточно времени, чтобы я мог вернуться по-настоящему. Я знаю, что прошу многого. Но пусть я останусь незнакомцем, которого ты выхаживаешь. Позже мне понадобится твоя помощь, чтобы достать одну старую карту из библиотеки Джампи. А когда я отправлюсь в путь, я пойду один. Это путешествие из тех, о которых лучше помалкивать. – Я отвел глаза и добавил: – Оставь Фитца Чивэла мертвым. Так будет лучше.

– Но ты, конечно, захочешь увидеть хотя бы Чейда? – недоверчиво спросил он.

– Даже Чейд не должен знать, что я жив. – Я помолчал, прикидывая, что больше рассердит старого убийцу: то, что я пытался убить Регала, хотя он запретил мне это, или то, что я плохо выполнил эту работу. – Даже Чейд. – Я следил за шутом и увидел в его глазах неохотное согласие.

Он снова вздохнул.

– Не могу сказать, что полностью согласен с тобой. Но я никому не скажу, кто ты на самом деле. – Он усмехнулся.

Разговор иссяк. Бутылка с бренди опустела. Мы молчали, пьяно уставившись друг на друга. Бренди и лихорадка сжигали меня. Я так много должен был обдумать и так мало мог сделать. Если я лежал тихо, боль в моей спине только пульсировала в такт биению сердца.

– Очень плохо, что тебе не удалось убить Регала, – внезапно заметил шут.

– Знаю. Я пытался. Как убийца и заговорщик я полностью провалился.

Он пожал плечами.

– Ты никогда не был особенно силен в этом, знаешь ли. В тебе всегда была непобедимая наивность, как будто ты никогда по-настоящему не верил в зло. Это мне больше всего в тебе нравилось. – Шут слегка покачнулся, но быстро обрел равновесие. – Этого мне больше всего не хватало, когда ты был мертв…

Я глупо улыбнулся:

– А я-то думал, что тебе не хватало моей неземной красоты.

Некоторое время шут просто смотрел на меня, потом отвел взгляд и заговорил тише:

– Нечестно. Будь я тогда в себе, я никогда бы не произнес эти слова вслух. И все же… Ах, Фитц… – Он ласково посмотрел на меня и покачал головой. Он заговорил без насмешки и показался мне почти чужим: – Может быть, дело было в том, что ты так мало обращал на это внимание. В отличие от Регала. Он красивый человек, но слишком хорошо это знает. Его никогда не увидят с растрепанными волосами или раскрасневшимися на ветру щеками.

Мгновение я чувствовал себя немного не в своей тарелке. Потом я сказал:

– Или со стрелой в спине, и это еще обиднее.

И мы оба залились дурацким смехом, который понятен только пьяным. Это разбудило боль. Теперь она была острее, чем раньше, и несколько секунд я хватал ртом воздух, пытаясь прийти в себя. Шут встал, держась на ногах тверже, чем я мог предположить, снял с моей спины влажный мешочек и заменил его другим, неприятно теплым, из горшка на очаге. Сделав это, он вернулся и снова сел рядом со мной. Он посмотрел прямо на меня. В его желтых глазах так же трудно было что-то прочесть, как и тогда, когда они были бесцветными. Он положил длинную прохладную ладонь мне на щеку и отбросил волосы с моего лба.

– Завтра, – сказал он мне мрачно, – мы снова станем самими собой. Шутом и бастардом. Или Белым Пророком и Изменяющим. Мы должны взять эти жизни, как бы мало они нам ни нравились, и принять предназначенную нам судьбу. Но здесь, сейчас, только между нами двумя и только потому, что я – это я, а ты – это ты, я скажу вот что. Я рад, рад, что ты жив. Каждый твой глоток воздуха попадает и в мои легкие. И уж если должен быть другой человек, с которым связана моя судьба, я рад, что это ты.

Он наклонился вперед и на мгновение прижался лбом к моему лбу. Потом тяжело вздохнул и выпрямился.

– Спи, мальчик, – сказал он, искусно подражая голосу Чейда. – Завтра настанет рано. А у нас есть дело, – он нервно рассмеялся, – мы должны спасти мир, я и ты.

Глава 21

БОРЬБА

Дипломатия – это прежде всего искусство манипулирования тайнами. Разве могут разрешиться переговоры, если нет секретов, которыми можно поделиться, а можно и попридержать их? Это верно и для брачного договора и для торгового соглашения между королевствами. Каждая сторона точно знает, что именно можно уступить другой стороне, чтобы достичь желаемого результата; и это манипулирование тайным знанием позволяет совершать величайшие сделки. Нет рода человеческой деятельности, в котором тайны не играли бы своей роли, будь то карточная игра или продажа коровы. Король Шрюд любил говорить, что нет большей выгоды, чем знать секрет врага, который, по его мнению, вам неизвестен. Возможно, так оно и есть.

Дни, которые последовали за этим, были для меня не днями, а короткими периодами бодрствования, перемежаемыми тяжелым лихорадочным сном. Разговор с шутом словно лишил меня последних сил, или же я наконец почувствовал себя в относительной безопасности и сдался на милость недуга. Может быть, верно и то и другое. Я лежал в кровати у очага, чувствуя себя вялым и несчастным, а то и вовсе не ощущая ровным счетом ничего. До меня доносились отголоски каких-то разговоров. Я прислушивался, потом собственные тревоги брали свое и смысл чужих слов ускользал от меня. Но призыв короля стучал у меня в голове, словно неумолчный барабан, стучащий в такт моей боли: «Иди ко мне, иди ко мне». Другие звуки появлялись и исчезали в лихорадочной дымке, лишь голос Верити не умолкал.

– Она верит, что ты тот, кого она ищет. Я тоже в это верю. Я думаю, тебе нужно повидаться с ней. Она прошла долгий и тяжелый путь в поисках Белого Пророка. – Голос Джофрон был низким и убедительным.

Я слышал, как шут со стуком отложил резец.

– Тогда скажи ей, что это ошибка. Скажи ей, что я Белый Кукольник, а Белый Пророк живет дальше по улице, пятая дверь налево.

– Я не стану подшучивать над ней, – серьезно ответила Джофрон. – Она столько прошла, чтобы найти тебя, и в пути лишилась всего, кроме жизни. Пойдем, святой человек. Она ждет снаружи. Неужели ты не поговоришь с ней хотя бы немного?

– Святой человек!.. – с раздражением фыркнул шут. – Ты прочла слишком много старых свитков. Как и она. Нет, Джофрон… – Потом он вздохнул и уступил: – Скажи ей, что я поговорю с ней дня через два. Но не раньше.

– Очень хорошо, – чувствовалось, что Джофрон недовольна, – но с ней еще одна женщина. Менестрель. От нее ты так легко не отделаешься. Мне кажется, она ищет его.

– Ах, да ведь никто не знает, что он здесь. Кроме меня, тебя и целительницы. Он хочет, чтобы его оставили в покое, по крайней мере пока он лечится.

Я пошевелил губами. Я пытался сказать, что хочу повидаться со Старлинг, что не надо прятать меня от нее.

– Знаю. А целительница до сих пор в Кедровом Холме. Но она хитрая, эта менестрельша. Она расспросила детей, не видели ли они незнакомца. А дети, как всегда, знают все.

И рассказывают все, – помрачнел шут. Я услышал, как он с раздражением отложил инструмент. – Похоже, у меня нет другого выбора.

– Ты повидаешься с ними?

Шут коротко хохотнул:

– Конечно нет. Я буду лгать им.

Вечернее солнце пробивалось через мои опущенные веки. Меня разбудили спорящие голоса.

– Я только хочу посмотреть на него, – раздраженный женский голос, – я знаю, что он здесь.

– Что ж, остается признать, что ты права. Но он спит.

– Я все равно хочу посмотреть на него, – заметила Старлинг.

Шут тяжело вздохнул:

– Я мог бы впустить тебя, чтобы ты посмотрела на него. Но тогда ты захочешь дотронуться до него. А если ты до него дотронешься, то захочешь подождать, пока он проснется. А когда он проснется, ты захочешь поговорить с ним. И этому не будет конца. А у меня сегодня много дел. Время кукольника ему не принадлежит.

– Ты не кукольник. Я знаю, кто ты. И я знаю, кто он такой на самом деле.

Холод сочился в открытую дверь. Он забирался под мое одеяло, заставляя меня дрожать. Боль в спине усилилась. Я хотел, чтобы они закрыли дверь.

– Ах да, вы с Кеттл знаете нашу великую тайну. Я Белый Пророк, а он Том-пастух. Но сегодня я занят: пророчу куклам, что они завтра будут закончены. А он спит. Считает овец во сне.

– Это не то, что я хотела сказать. – Старлинг понизила голос, но мне все равно было хорошо слышно. – Он Фитц Чивэл, сын Чивэла Отрекшегося.

– Возможно, когда-то я был шутом. В Джампи это всем известно. А теперь я кукольник. Поскольку мне мой титул больше не нужен, можешь взять его себе, если хочешь. Что касается Тома, то он, полагаю, принял титул Валяющегося В Постели.

– Мне придется увидеться с королевой и рассказать ей об этом.

– Мудрое решение. Если ты хочешь стать ее шутом, она, безусловно, именно тот человек, с которым тебе надо повидаться. А сейчас дай мне показать тебе кое-что другое. Нет, отойди немножко, пожалуйста, чтобы увидеть все целиком. Сейчас, сейчас.

Послышался стук захлопнувшейся двери и лязг замка.

– Наружная сторона моей двери! – радостно объявил шут. – Я сам ее раскрасил. Тебе нравится?

Я услышал грохот от удара ногой в дверь. За ним последовали еще несколько. Шут, напевая, вернулся к своему рабочему столу. Он взял деревянную кукольную головку и кисточку, потом поглядел на меня:

– Спи дальше. Она не скоро сможет повидаться с королевой. Кетриккен мало кого принимает в последнее время. А если и примет, то вряд ли поверит. И больше мы сейчас ничего не можем сделать. Так что спи, пока можешь. И собирайся с силами, потому что, я боюсь, они тебе скоро понадобятся.

Дневной свет на белом снегу. Лежу под деревьями животом в снегу, гляжу на поляну. Маленькие люди играют, гоняются друг за другом, прыгают и тянут друг друга вниз, чтобы вывалять в снегу. Щенята, да и только. Когда мы росли, у нас никогда не было рядом других щенят, с которыми можно было играть. Нам не терпится спуститься и присоединиться к ним. Они испугаются, предостерегаем мы себя. Только наблюдаем. Воздух полон их воплями. Нам интересно, как будет расти наш щенок. Заплетенные волосы взлетают у них за спинами, когда они несутся друг за другом.

– Фитц, проснись. Мне нужно поговорить с тобой.

Я открыл глаза. В комнате было темно, но шут поставил канделябр со свечами рядом с моей постелью и серьезно смотрел на меня. Я не мог ничего прочесть на его лице; казалось, что надежда танцует в его глазах и уголках рта, но в то же время он явно собирался с духом, как будто принес плохие новости.

– Ты слушаешь? Ты меня слышишь?

Я с трудом кивнул. Потом:

– Да.

Мой голос был таким хриплым, что я с трудом узнал его.

Я должен был бы набираться сил, чтобы целительница смогла вытащить стрелу, но с каждым днем я чувствовал себя хуже и хуже, болезненная область увеличивалась. Боль постоянно давила на мой рассудок, мешая сосредоточиться.

– Я обедал с Чейдом и Кетриккен. У него для нас новости. – Он склонил голову и внимательно следил за моим лицом. – Чейд сказал, что в Бакке живет ребенок крови Видящих. Пока только младенец и к тому же незаконный. Но в нем течет та же кровь, что в Верити и Чивэле. Он клянется, что это так.

Я закрыл глаза.

– Фитц, Фитц! Проснись и послушай меня! Он хочет убедить Кетриккен принять этого ребенка. Заявить, что это истинная дочь Верити, а ее смерть при рождении была только уловкой, попыткой обмануть возможных убийц. Или сказать, что это незаконный ребенок Верити, но королева Кетриккен хочет принять девочку и сделать ее своей законной наследницей.

Я не мог шевельнуться. Я не мог дышать. Моя дочь, я знал это. Спрятанная в безопасности, под охраной Баррича. Ею хотят пожертвовать ради трона Видящих. Отнять ее у Молли и отдать королеве. Мою маленькую девочку… Я даже не знаю, как ее зовут! Забрать ее, чтобы сделать принцессой, а со временем и королевой. Навсегда отнять ее у меня.

– Фитц! – Шут положил руку мне на плечо и мягко сжал его.

Я открыл глаза. Он вглядывался в мое лицо.

– Ты ничего не хочешь сказать мне? – осторожно спросил он.

– Можно мне воды?

Пока он готовил питье, я немного пришел в себя. Он помог мне попить. К тому времени, когда он забрал чашку, я решил, какой вопрос будет звучать наиболее убедительно.

– И как Кетриккен восприняла новость, что у Верити есть незаконный ребенок? Вряд ли это ее обрадовало, верно?

Неуверенность, на которую я надеялся, появилась на лице шута.

– Ребенок родился в конце жатвы. Верити не мог зачать его до отъезда. Кетриккен сообразила это быстрее, чем я. – Он говорил почти нежно. – Выходит, это твой ребенок. Когда Кетриккен прямо спросила Чейда, он сказал то же самое. – Он склонил голову и изучающе посмотрел на меня. – Ты не знал?

Я медленно опустил голову. Что значит честь для такого, как я? Бастард и убийца, как я мог претендовать на благородство души? Я солгал и всегда буду презирать себя за эту ложь.

– Я не могу быть отцом ребенка, родившегося в конце жатвы. Молли перестала пускать меня в свою постель за несколько месяцев до того, как покинула Олений замок. – Я попытался придать голосу твердости и сказал: – Если его мать – Молли и она выдает этого ребенка за моего, она лжет. – Я старался казаться искренним, добавив: – Мне жаль, шут. Я не зачинал для тебя наследника трона Видящих и не собирался делать это. – Не понадобилось никаких усилий, чтобы мой голос начал прерываться, а на глазах появились слезы. – Странно… – Я уткнулся лицом в подушку. – Странно, что мне так больно слышать об этом. Молли выдает ребенка за моего…

Шут заговорил мягко:

– Как я понял, она ни на что не претендует. Мне кажется, она до сих пор ничего не знает о плане Чейда.

– Полагаю, мне придется повидать Чейда и Кетриккен. Сказать им, что я жив, и открыть правду. Но мне надо набраться сил. А сейчас, шут, я хочу побыть один.

Я не хотел видеть ни участия, ни озадаченности на его лице. Я молился, чтобы он поверил моей лжи, хотя и презирал самого себя за то, что так оклеветал Молли. И я закрыл глаза, а шут забрал свои свечи и ушел.

Некоторое время я лежал в темноте и ненавидел себя. Это лучший путь, говорил я себе. Если только я вернусь к Молли, я все исправлю. А если нет, они, по крайней мере, не отнимут у нее нашего ребенка. Я снова и снова говорил себе, что поступил мудро. Но не чувствовал себя мудрым. Я чувствовал себя предателем.

Мне снился сон, одновременно ясный и непонятный. Я скалывал черный камень. В этом был весь сон, но он казался бесконечным в своей монотонности. Я использовал кинжал вместо долота и камень вместо молотка. Мои пальцы были избиты и изранены, потому что рука часто соскальзывала и я ударял по ним вместо долота. Но это меня не останавливало. Я скалывал черный камень. И ждал кого-то, кто придет и поможет мне.

Однажды вечером я проснулся и обнаружил, что около моей кровати сидит Кеттл. Она выглядела даже старше, чем я помнил. Я смотрел на нее, пока она не заметила, что я проснулся. Кеттл покачала головой.

– По всем твоим странностям я должна была догадаться. Ты связан с самим Белым Пророком! – Она наклонилась ближе ко мне и прошептала: – Он не разрешает Старлинг повидаться с тобой. Он говорит, что ты слишком слаб для такого полного жизни гостя. И ты пока не хочешь, чтобы кто-нибудь узнал о том, что ты здесь. Но я передам ей словечко от тебя, хорошо?

Я закрыл глаза.

Позднее утро и стук в дверь. Я не мог спать – и не мог как следует проснуться из-за терзавшей меня лихорадки. Я пил чай из ивовой коры, пока он не начал булькать у меня в животе. Но в голове у меня все равно стучало, и если я не обливался потом, то меня бил озноб. Стук раздался снова, громче, и Кеттл отставила чашку, из которой поила меня. Шут сидел за рабочим столом. Он отложил инструмент, но Кеттл сказала:

– Я открою, – и шагнула к двери.

Но шут опередил ее:

– Нет, дай я.

Старлинг ворвалась в дом так внезапно, что даже Кеттл вскрикнула от удивления. Менестрель прошла мимо нее в комнату, на ходу стряхивая снег с шапки и плаща. Шут весело и радушно кивнул ей, как будто ждал ее прихода. Она молча повернулась к нему спиной. Огонек гнева в ее глазах стал ярче, и я чувствовал, что она чем-то очень довольна. Она с грохотом захлопнула за собой дверь и влетела в комнату, как сам северный ветер. Старлинг плюхнулась на пол рядом с моей кроватью и скрестила ноги.

– Ну вот, Фитц. Я так рада тебя видеть! Кеттл сказала мне, что тебе было плохо. Я бы пришла раньше повидать тебя, но меня и на порог не пускали. Как ты сегодня?

Я попытался сосредоточиться. Мне бы хотелось, чтобы она двигалась гораздо медленнее и говорила гораздо тише.

– Здесь слишком холодно, – капризно пожаловался я. – И я потерял свою серьгу.

Я только этим утром обнаружил потерю. Это потрясло меня. Я не помнил, почему это было так важно, но никак не мог заставить себя перестать думать об этом. А когда думал, у меня сильнее болела голова.

Она стянула с себя перчатки. Одна рука все еще была перевязана. Другой ладонью она коснулась моего лба. Пальцы ее были благословенно холодными. Я и не думал, что холод бывает так приятен.

– Он весь горит! – попеняла она шуту. – У тебя хотя бы хватило ума дать ему ивового чая?

Шут обстругивал очередную деревяшку.

– Горшок стоит около твоего колена, если ты его еще не перевернула. И если ты сможешь влить в Фитца хоть глоток, значит, ты лучше меня. – Он взял новый кусок дерева.

– Быть лучше тебя совсем не трудно, – заметила Старлинг тихим недобрым голосом. Потом ласковым тоном обратилась ко мне: – Твоя серьга не потерялась. Смотри, вот. – Она достала ее из кошелька, болтавшегося на поясе.

Какая-то часть меня оказалась в состоянии отметить, что Старлинг теперь одета в теплые горские вещи. Ее руки были холодными и немного неловкими, когда она вдевала серьгу в мое ухо. Я понял, что хочу спросить.

– Почему она у тебя?

– Я просила Кеттл принести ее мне, – прямо сказала она. – Когда он не разрешал мне повидаться с тобой. Мне нужно было что-то, чтобы доказать Кетриккен, что я говорю правду. Я была у нее и говорила с ней и с ее советником. Целый день.

Имя королевы пробилось сквозь мои блуждающие мысли и заставило меня на мгновение собраться с силами.

– Кетриккен!.. Что ты натворила! – переполошился я. – Что ты ей сказала?

Старлинг, кажется, немного опешила.

– Ну… все, что она должна была знать, чтобы помочь тебе в твоих поисках. Что на самом деле ты жив. Что Верити не умер и ты собираешься найти его. Что нужно послать весть Молли и сообщить ей, что ты жив и здоров, чтобы она не грустила и держала вашего ребенка в безопасности, пока ты не вернешься. Что…

– Я доверял тебе! – крикнул я. – Я доверил тебе свои тайны, а ты предала меня! Каким дураком я был!

Меня захлестнуло отчаяние. Все, все потеряно.

– Нет, это я дурак! – Шут вмешался в наш разговор. Он медленно прошел через комнату и остановился, глядя на меня. – И я надеялся, что ты доверяешь мне, – начал он, и я никогда не видел шута таким бледным. – Твой ребенок, – сказал он тихо, – истинный наследник династии Видящих. – Его желтые глаза вспыхивали, как умирающее пламя, когда он перевел взгляд со Старлинг на меня. – Зачем? Зачем было лгать мне?

Я не знал, что хуже – боль в глазах шута или торжествующий взгляд, который бросила на него Старлинг.

– Я лгал, чтобы сохранить ребенка для себя! Это мой ребенок, а не наследник Видящих! – безнадежно кричал я. – Мой и Молли! Ребенок, которого мы будем любить и растить, а не орудие для тех, кто делает королей! И Молли должна узнать, что я жив, только от меня самого! Старлинг, как ты могла так поступить со мной? Как я мог быть так глуп, чтобы делиться такой тайной с кем бы то ни было?

Теперь Старлинг выглядела такой же обиженной, как и шут. Она очень медленно встала, голос ее сломался.

– Я пыталась помочь тебе. Помочь сделать то, что ты должен сделать. – У нее за спиной ветер ворвался в открывшуюся дверь. – Эта женщина имеет право знать, что ее муж жив.

– О какой женщине речь? – спросил новый ледяной голос.

К моему ужасу, в комнату вошла Кетриккен, а следом за ней Чейд. Она посмотрела на меня, и лицо ее было страшным. Горе опустошило ее, иссушило плоть, прорезало глубокие линии от уголков рта. Теперь в ее глазах горел гнев. На мгновение мне стало холодно от порыва холодного ветра. Потом дверь закрылась. Я переводил взгляд с одного знакомого лица на другое. Маленькая комната, казалось, переполнилась людьми, холодно смотрящими на меня. Я моргнул. Их было так много, они были так близко. И все смотрели на меня. Ни один не улыбался. Ни радости, ни приветствий. Так-то приветствуют Изменяющего. Ни на одном лице не было выражения, которое я надеялся увидеть.

За исключением Чейда. Он большими шагами пересек комнату, стаскивая на ходу перчатки для верховой езды. Когда он откинул капюшон зимнего плаща, я увидел, что его седые волосы завязаны в хвост воина. На лбу у него был кожаный шнурок с серебряным медальоном. Атакующий олень с опущенными рогами. Герб, который дал мне Верити. Старлинг быстро посторонилась. Старый убийца даже не взглянул на нее и с легкостью сел на пол у моей кровати. Он взял мои руки в свои, сузив глаза при виде обмороженных пальцев. Он держал их очень нежно.

– О мой мальчик, мой мальчик, я был уверен, что ты мертв! Когда Баррич сообщил, что нашел твое тело, я думал, у меня сердце разорвется. То, что мы сказали друг другу перед тем, как расстаться… но ты здесь, живой, хоть и нездоровый.

Он наклонился и поцеловал меня. Ладонь, которой он коснулся моей щеки, была покрыта мозолями, оспины на ней были едва видны из-за загара. Я посмотрел ему в глаза и увидел в них радость и любовь. В моих собственных глазах стояли слезы, и я спросил:

– Ты действительно хочешь забрать мою дочь и посадить ее на трон? Еще один бастард династии Видящих… Ты хочешь, чтобы ее использовали так же, как использовали нас?

Лицо Чейда окаменело. Шевелились только губы, когда он ответил:

– Я сделаю все, что смогу, чтобы истинный Видящий снова оказался на троне Шести Герцогств. Как я поклялся. И ты поклялся тоже. – Он твердо встретил мой взгляд.

Я в тревоге смотрел на него. Он любил меня. Хуже того, он в меня верил. Он верил, что я найду в себе достаточно сил и преданности, чтобы исполнить долг, который был становым хребтом его жизни. Долг, вынуждавший меня принимать муки, которые не мог бы вообразить даже Регал со всей его ненавистью ко мне. Вера Чейда в меня была такова, что он, ни секунды не колеблясь, послал бы меня в любую битву и ждал бы от меня любых жертв. Сухое рыдание внезапно сотрясло меня и рвануло стрелу в моей спине.