Текст книги "Семь Оттенков Зла (ЛП)"
Автор книги: Роберт Рик МакКаммон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц)
Глава 4
К сожалению, даже после захода солнца ветерок не стал прохладным. Его было достаточно, чтобы наполнить паруса «Летнего Бриза» и позволить пакетботу двигаться со скоростью, которую при желании мог бы превзойти опытный пловец, однако температура ветра была сравнима с дыханием собаки, пробежавшей пару миль, а влажность воздуха наводила на мысли о бородавчатом мясе болотных жаб.
В восемь часов корабельный колокол созвал всех в освещенный фонарями камбуз, где на столе была разложена вечерняя трапеза из обещанных яств и рома. Люди, в эту минуту напоминавшие свору голодных зверей, уплетали угощения с аппетитом, а корабль шумел, как утроба огромного монстра. Гро и Спрейн, чьи манеры составляли серьезную конкуренцию свиньям у корыта, ели, не глядя ни на кого. У Мэтью их поведение за столом вызвало чувство легкого стыда. Впрочем, как и у Грейтхауза.
Пухлая румяная Гретхен Гиденмейер суетилась, предлагая пассажирам глоток лимонной воды из желтого кувшина, чтобы запить крепкий ром. Лимонная вода оказалась такой теплой, будто весь день стояла на солнце.
Людей на камбузе набилось немало. Содд явился в компании полного состава «Фонарщиков», а Лоуренс Лав даже принес с собой гитару.
– Леди и джентльмены, – обратился низкорослый импресарио, – прежде чем мы услышим то, что, я уверен, будет настоящим музыкальным подвигом этих двух наглых лжецов, и прежде чем мы все станем свидетелями того, как их вышвырнут за борт, где их наверняка сожрут акулы, крабы или моллюски, позвольте мне представить вам приятную мелодию!
– А мы обязаны сносить эту пытку? – спросил Грейтхауз, на губу которого налипли кусочки вяленого мяса и бисквита.
– Это нужно для сравнения, сэр. Чтобы показать всем присутствующим, какую музыку создают настоящие музыканты.
Грейтхауз закатил глаза, облизал губу, запил еду ромом и вновь сосредоточился на трапезе.
– Итак, – продолжал Содд, – мы представляем вашему вниманию новую песню, написанную талантливейшими музыкантами. И сегодня вечером ее сыграет для вас Лоуренс Лав. Спешу добавить для всех, с кем мы разделяем это путешествие, что «Четыре Фонарщика» будут выступать в «Лодже» на Шестой улице завтра в семь часов вечера. Я уверен, что билеты еще остались.
– Ага, и обязательно приходите пораньше, чтобы посмотреть, как их всех арестуют, – буркнул Грейтхауз, подняв чашку в сторону Мэтью, сидевшего напротив него. Произнеся этот тост во имя будущих трудностей квартета, он осушил чашку одним глотком.
Лав сел на отодвинутый от стола стул и начал бренчать на гитаре. Еще через несколько секунд Довер принялся удивительно тихо отстукивать ритм прямо по столу.
После нескольких аккордов Лав запел, но не в той кричащей манере, какую демонстрировал на недавнем выступлении, а в более величественной, сдержанной и даже проникновенной:
Ты, как нежный бутон, цветущий за окном,
Глядишь на капли дождя.
Ты сегодня грустишь, но грусть завтра уйдет,
И солнце согреет тебя.
О, мой нежный бутон, цветущий в тишине!
Знаю, что ждешь ты меня,
Как и я вдалеке мечтаю о тебе.
Мое сердце согреет тебя!
Не печалься, цветок. Песен грустных не пой,
Верь я завтра приду и останусь с тобой!
Ты мой мир… А я – твой!
Когда отзвучала последняя нота, Содд первым начал аплодировать. Его поддержали Томас Бродин, затем леди Ричмонд и все, кто сидел за столом, за исключением Грейтхауза, который, как заметил Мэтью, просто пожал плечами, как будто всеобщие аплодисменты его лишь позабавили. На деле Мэтью понимал, что они его раздражали. Однако ему самому и музыка, и слова показались весьма недурными. Возможно, у «Фонарщиков» все же есть будущее… если, конечно, они переживут этот тур, и по пути их не застрелят и не вздернут.
– А теперь, – Содд выпрямился во весь свой невнушительный рост и упер руки в боки, – послушаем, что нам покажут наши многообещающие авторы песен. – Он произнес последние слова так едко, что Мэтью показалось, будто с губ Содда упало несколько капель яда.
С четверть минуты на камбузе звенела тишина, нарушаемая лишь треском деревянного «Бриза» и скрипом фонарей, отбрасывающих таинственные тени.
Наконец Гро встал.
– Дай мне эту гитару, – произнес он тоном могильщика, стоявшего в шестифутовой яме.
– Я никому не даю прикасаться к моей гитаре! – ревностно запротестовал Лав, и на его лице отразилась вполне искренняя эмоция, что было для него редкостью. Содд утешающе положил руку ему на плечо.
– Ну же, Лоуренс, – мягко попросил он. – Это ведь ради благого дела. Давай выведем этих двоих на чистую воду.
Лав пробормотал едва слышное ругательство, но инструмент все же отдал.
Гро сделал несколько пробных аккордов.
– Плохо настроена, – пробасил он и принялся крутить колышки[8]8
Колышки (колья) или колки – деревянные или ротанговые детали гитары, с помощью которых регулируется натяжение струн. В современности их называют именно колками, однако в прошлом чаще называли кольями или колышками.
[Закрыть] под аккомпанемент возобновившихся протестов Лава.
– Соболезную, Лави, – прогнусавил Ролли Делл. – И правда расстроена.
Когда Гро удовлетворился настройкой инструмента, он начал не только бренчать, но и перебирать пальцами одну струну за другой, создавая весьма приятную мелодию, на вкус Мэтью. Затем Спрейн встал рядом с ним, и они запели вместе – один грубым басом, а второй высоким, почти женоподобным тенором:
Я влюблен в вашу милую дочь, мистер Грин.
(Мистер Грин, не гоните меня)!
Она краше, чем все, кто по миру ходил,
(Я об этом кричу, не тая).
Я молю вас всего лишь о слове одном,
(Мистер Грин, не гоните меня)!
Я жениться хочу и прошу лишь о том,
Чтоб вы благословили меня!
Ваша дочь, словно Дева Мария, нежна
(И чарует ее благодать!)
В моих смелых мечтах она мать и жена.
(Я готов свое сердце отдать).
Мистер Грин, я вверяю вам счастье свое!
(Я так сильно люблю вашу дочь)!
Мистер Грин, я молю, дайте слово свое,
Только вы мне и в силах помочь.
Прозвучало еще два куплета, в которых раскрылся счастливый финал: отец дал свое согласие на свадьбу. На последней ноте Гретхен Гиденмейер тихо вдохнула:
– Как это прекрасно!
Она разразилась аплодисментами, а ее лицо раскраснелось от слез. Мэтью даже испугался, что она вот-вот рухнет без чувств. Свое одобрение выразили также капитан, Бродин и чета Ричмонд. Мэтью присоединился к аплодирующим и поймал на себе взгляд Грейтхауза, от которого прекрасная клумба могла вмиг обратиться в терновый куст.
– Что ж! – воскликнул Содд, лицо которого тоже заметно раскраснелось. – Что ж, – повторил он, будто не зная, что сказать. Наконец он нашелся: – Это пение… в два голоса… таких контрастных… Должен признать… единственное описание, которое я могу дать этой песне, это то, что она… очень праведная.
– Вы так пытаетесь сказать, что вам понравилось? – спросил Спрейн, когда Лав ревностно выхватил свою гитару у Гро.
– Понравилось! Это весьма… отличается от того, что пишут мальчики, и вы меня поразили. Вы прежде выступали вместе?
– Иногда в выходные в «Отбросах» и «Старой Конской Голове», – ответил Спрейн. – Это две лучшие музыкальные таверны в Лондоне!
Содд взглянул на Мэтью так, словно только что вместо вяленого мяса пожевал ухо Бродина, настолько смущенным он выглядел.
– Ох… минуту… дайте мне минуту! Я так ошеломлен… То есть, вы хотите сказать, что вы двое – в самом деле музыканты? Ну, то есть, конечно, вы музыканты, я же сам все слышал! И вы хороши, вы чертовски хороши! Я хочу сказать… а другие песни у вас есть?
– Целый сундук, – буркнул Спрейн.
– Господи, я не могу поверить! Хотите сказать, вы не работаете на Эдгара Аллерби?
– На кого? – переспросил Спрейн.
– Я просто думал, что… я думал, вы наемные убийцы, которых наняли из-за выходки Бена с… Впрочем, неважно. – Содд повернулся к Мэтью и Грейтхаузу. – Джентльмены, я даже не знаю, что сказать. Произошла ужасная ошибка!
– Не торопитесь с выводами. – Грейтхауз встал со своего места и, покачиваясь, подошел к Гро. – «Фонарщики» объявили о своем туре в лондонской «Газетт». Вы двое должны были знать, что они не пробудут в колониях очень долго. Зачем же вы бросились вслед за ними через Атлантику? Не проще было подождать, пока они вернутся?
– А мы так решили, дурья твоя башка! – вскинулся Спрейн, стоявший к нему достаточно близко. Грейтхаузу даже показалось, что он вот-вот бросится на него с кулаками или, по крайней мере, плюнет ему в лицо. – Откуда нам было знать, когда они вернутся? Они могли проработать здесь несколько месяцев! Или даже лет!
– Этому не бывать, – мрачно ответил Грейтхауз.
– Так запросто могло случиться! И вообще, пытаться подобраться к ним в Лондоне – все равно что идти против целой армии! А когда эта армия состоит из визжащих женщин, дело может дойти до драки, в которой тебе всунут шпильку в задницу!
– И еще кое-что, – пробасил почти безмолвный Гро, чей голос создал в воздухе низкую вибрацию, – в Лондоне слишком много музыкантов! Почему там должны были заметить именно нас? Там у нас и шанса не было что-то продать.
– Верно подмечено, – согласился Спрейн, вновь с вызовом посмотрев на Грейтхауза. – Тебя это устраивает, ты, большая поганка?
– Нет, – рявкнул тот.
– Так, я понятия не имею, что тут происходит, – вмешался Бродин, – но кому-то тут однозначно нужен адвокат.
– Похоже у них образовался опасный водоворот, – философски рассудил Гиденмейер, откинувшись на стуле и пожав плечами. – Но лично мне все понятно. Музыка хорошая, мне она понравилась. С вашего позволения, я отправлюсь наверх, поговорю с рулевым. А потом мы с Гретхен ляжем в койку.
Его жена взялась за предложенную ей руку, и они направились в коридор в счастливом предвкушении того, чем собирались заняться ночью.
Остальные тоже начали понемногу расходиться, однако Содд ухватил Спрейна за плечо и заставил его повернуться к нему лицом.
– Пока вы не ушли спать, я хотел бы кое-что сказать. Вы двое… как бы это лучше выразить… не того возраста, как те артисты, с которыми я обычно работаю. Однако я вижу в вас обоих большой потенциал.
– Вы обезумели? – спросил Грейтхауз. Мэтью в это время просто стоял в стороне, с интересом наблюдая за тем, как «опасный водоворот» продолжает вращаться. – Вы не знаете этих людей! А еще вы сказали, что ваше доверенное лицо в Лондоне назвало их убийцами!
– Мы никогда в жизни никого не убивали! – возопил Спрейн. – Кто бы про нас это ни сказал, он солгал!
– Эм… да… что ж… думаю, меня дезинформировали, – сказал Содд Грейтхаузу. Он посмотрел мимо Хадсона на своих подопечных. – Мальчики, идите в свои каюты. Я скоро приду, чтобы…
– Подоткнуть им одеяло? – фыркнул Грейтхауз.
– Проследить, что все в порядке, – хмуро ответил Содд. – Идите, я приду через несколько минут.
Прежде чем группа покинула камбуз, Фоксглав остановился и спросил:
– А можно нам раздобыть еще рома? Ну, знаешь, чтобы спалось лучше.
– Я узнаю у капитана.
Когда четверка ушла, Содд вздохнул и тихо сказал:
– Видит Бог, я стараюсь уберечь их от чрезмерного употребления спиртного. У них есть досадная склонность выбрасывать мебель из окон, когда они выпивают слишком много… и они даже не открывают перед этим ставни.
– Какая же у вас непростая судьба! – картинно усмехнулся Грейтхауз. – Что ж, вернемся к разговору. Я искренне советую вам не делать того, что вы собираетесь…
– Слушай, ты, рулет-переросток! – снова взвился Спрейн. – Никому не интересно твое мнение! Ты тут ничего не решаешь! Решает этот коротышка!
– Вот именно. – Содд отрывисто кивнул, ничуть не смутившись от замечания Спрейна. – Итак, как вы смотрите на то, что я… помогу вам в продвижении вашей музыкальной карьеры?
Мэтью решил, что пришло время вставить свои два пенса.
– Такие ответы лучше давать утром на свежую и трезвую голову, господа. К тому же утром мы могли бы послушать очередную музыкальную жемчужину от наших талантливых попутчиков. С радикальными решениями лучше повременить до утра. На всякий случай.
– На какой еще случай? – прорычал Спрейн.
– Не случай непредвиденных обстоятельств. Просто предосторожность. Помните, как вы рассказывали про выстрел, который чуть не убил Бена или других «Фонарщиков» в переулке, мистер Содд?
– Послушайте, я не вижу необходимости вновь поднимать эту тему. Я же говорю, произошла ошибка, – запротестовал Содд, однако осекся. – Хотя… да, я, конечно, помню, что рассказывал вам об этом. Кто-то явно затаил на нас обиду, так что…
– Бьюсь об заклад, это был какой-нибудь музыкальный критик, – пренебрежительно подметил Грейтхауз.
– Что ж… ладно. Мы вернемся к нашему разговору утром. Думаю, мистер Корбетт прав. Вас это устроит, господа?
Гро пожал плечами. Спрейн высказался за двоих:
– Сойдет. Тогда до встречи утром.
– Мы не спустим с вас глаз всю ночь, – напомнил Грейтхауз. – Поскольку наши гамаки очень близко к вашим, это не составит труда.
– Как тебе будет угодно, здоровяк. – Спрейн насмешливо поклонился. По выражению лица Грейтхауза Мэтью решил, что насилия не избежать. – Идем, Гро! – позвал Спрейн. – Надо проветриться, а то тут воняет.
По пути к отсеку экипажа, где располагались гамаки, Грейтхауз сказал Мэтью:
– Дельце попахивает тухлой рыбой.
– Что ж… мы в воде. Рыба тут водится.
– Остроумие свое можешь засунуть себе в зад, я с тобой не шучу, – предупредил Грейтхауз. Пройдя еще несколько шагов, он остановился в коридоре, где темноту рассеивал единственный фонарь, лениво покачивающийся на крюке. – Вот! – Он отдал Мэтью карманные часы. – Когда эти двое займут свои гамаки, я хочу, чтобы ты стоял на страже. Вернее… после того, как они лягут спать, выходи сюда и дежурь. Я хочу, чтобы ты сел на пол рядом с отсеком экипажа. Разбуди меня в два часа. И заклинаю тебя: только попробуй уснуть! Ты все понял?
– Я понял.
Из восьми гамаков, висевших в душном носовом отсеке с низким потолком, три уже были заняты. Один из пассажиров храпел, как военный горн. Мэтью и Грейтхауз забрались в свои вечерние сетчатые насесты, а минут через десять в каюту вошли Гро и Спрейн, которые тоже расположились в гамаках. Мэтью подождал с четверть часа, затем тихо встал, держа в руке карманные часы, вышел в коридор и уселся на деревянный пол.
Через час он понял, что сильная жара и качка пакетбота начинают усыплять его. Эта задача будет труднее, чем он ожидал. Над ним мерно покачивался фонарь, погружая его в транс. Мэтью все время приходилось стряхивать с себя сон. Он попытался очистить разум от этой вторгающейся паутины с помощью шахматных задач. Перед его глазами оживала доска и фигуры, перемещающиеся по ней в зависимости от ходов, которые он им назначал.
Около полуночи его испугали двое мужчин, вышедшие из отсека экипажа, но это были лишь матросы. Они озадаченно взглянули на Мэтью, но ничего не сказали и просто прошли мимо. Похоже, они заступали на ночную службу. Через несколько минут пришли те, кого они сменяли. Матросы вошли в каюту, почти не обратив на Мэтью внимания, и коридор снова погрузился в тишину, которую тревожило лишь легкое покачивание фонаря на крюке.
Туда… сюда… туда… сюда…
Пакетбот качался, доски скрипели, тени скользили перед глазами Мэтью. И было жарко. Очень жарко. Удушающая тяжесть витала в каждом дюйме пространства. Мэтью вспотел, одежда промокла, жар застревал в легких и почти что душил его.
Резкий кашель заставил Мэтью вздрогнуть. Его тело дернулось, а глаза резко распахнулись. Пару мгновений он пытался понять, где находится, но быстро сориентировался и вспомнил про карманные часы. Они показывали без десяти час. А кашель, похоже, донесся из каюты экипажа.
Внезапно раздался еще один кашель, словно бы отвечавший первому. Можно ли сказать, что покашливал мужчина с крайне высоким, почти женским голосом, тогда как первый кашель звучал, как утробный рык чудовища? Возможно, это сигнал?
Мэтью прислушался, но кроме тихого храпа больше ничего не услышал.
Внутри него родилась злость. Мэтью ругал себя за то, что уснул, и за то, что взялся за это дурацкое поручение. Если Гро и Спрейн действительно были убийцами, зачем им убивать Довера на лодке, где куча свидетелей? Куда они потом сбегут, когда дело будет сделано? В царство рыб? Нет, сидеть здесь и караулить было просто смешно!
И все же…
Мэтью решил, что лучше ему встать и проверить гамаки. Не прошел ли кто-то мимо него, пока он ускользнул в царство Морфея? В тусклом свете фонаря он разглядел Гро и Спрейна. Они оставались на своих местах, хотя обе ноги Гро свисали по бокам, так что он находился на месте не целиком.
Мэтью вернулся на место своего караула. Теперь ему ничего не оставалось, кроме как и дальше пытаться сопротивляться сну и смотреть, как медленно текут минуты на карманных часах.
Ровно в два – то есть, через четыре часа после того, как Мэтью задремал на посту, – он встал, подошел к гамаку Грейтхауза и осторожно потянул его за рукав. Он боялся, что этот зверь проснется и первым делом начнет махать кулаками, а уже после опознавать, кто перед ним.
– Да не сплю я, – сразу сказал Грейтхауз. Голос у него был тихим и на удивление бодрым. Он сел в гамаке и спустил ноги на пол. – Трудности были?
– Нет.
– Часы.
Мэтью послушно передал ему часы.
– Ложись спать, – приказал Грейтхауз, после чего направился на их обозначенный пост в коридоре.
Мэтью забрался в свой гамак. Ему показалось, что он не проспал и минуты – его буквально подбросило с перевернувшегося гамака. Он неуклюже шлепнулся на пол. Повсюду стоял ужасающий скрип, хруст… мимо проносились люди. Казалось, каждая доска пакетбота стонала в такт этой ужасающей какофонии.
Мэтью сидел, ошеломленный происходящим. Ему казалось, что пока он спал, начался конец света.
Затем послышались голоса откуда-то сверху. Кричал мужчина. Корабельный колокол заходился бешеным звоном, корабль продолжал стонать в агонии. Мэтью потребовалось несколько секунд, чтобы разобрать слова в этой мешанине звуков.
– Мель! Мы сели на мель!
А затем в одной из кают тоже завопили. Этот голос звучал ближе, и именно он заставил Мэтью вскочить на ноги. Кто-то в панике кричал:
– Убийство! На помощь! Произошло убийство!
Глава 5
Мэтью опрометью бросился в коридор. Хадсона Грейтхауза нигде не было видно, однако чуть дальше коридор уже наводнила небольшая толпа, и где-то там царила суматоха. Мэтью подошел к остальным, отметив, что почти все одеты в ночные сорочки. Голоса говоривших сливались в единую встревоженную, почти паническую какофонию. На этом языке говорит только страх. Ясный человеческий ум, не отравленный им, неспособен разобрать такую речь.
Вдруг посреди столпотворения показался Сидни Содд в желтой ночной сорочке и шапочке в тон. Его лицо раскраснелось и блестело от пота. В глазах застыл почти животный ужас.
– Корбетт! – воскликнул он. – Гро забрал мальчика!
– Что?
Адриан Фоксглав протиснулся мимо управляющего (хотя в этом неземном создании с лицом, вымазанным каким-то ужасающим зеленым кремом, сложно было опознать Фоксглава) и закричал:
– Он прицелился в Бена! Ворвался в каюту и сказал, что любой, кто шевельнется, получит пулю в лоб!
– Забрал мальчика! – повторил Содд, заламывая руки. – Я же говорил Грейтхаузу! О, господи, он, должно быть, уже убил его!
В следующее мгновение знакомая крупная фигура протолкнулась сквозь стенающую людскую массу и ухватила Мэтью за руку, отталкивая его обратно к отсеку экипажа. Грейтхауз перемещал Мэтью так же легко, как ураган колышет стебли кукурузы.
– Что произошло? – спросил Мэтью, понимая, насколько это глупый вопрос. – Гро и вправду забрал Довера?
– Нам нужно действовать быстро, – ответил Грейтхауз. Он отпустил Мэтью, поспешил в отсек и вернулся со своей дорожной сумкой, которую опустил на пол и развязал. Пока Содд продолжал свой печальный танец, сопровождаемый воплями отчаяния, а остальные вращались вокруг него, как бешеный кордебалет, Грейтхауз извлек два пистолета. Один он протянул Мэтью.
– Осторожно, он заряжен, – сказал он. – Смотри, не пальни ни в себя, ни в меня.
Мэтью взял оружие. Стрельбе его учили не так часто и усердно, как фехтованию, но ему удавалось поразить цель два раза из десяти.
– Ну давай же! – подталкивал его Грейтхауз, используя свои широкие плечи, чтобы протолкнуться к проходу, который теперь заполнился криками Бродина. Адвокат кричал, что он подаст в суд на всех, кто причастен к этому адскому путешествию, а леди Ричмонд пыталась утешить своего мужа, который также поддался приступу паники. Капитан Гиденмейер тщетно пытался успокоить всех, кого только мог. Оставшиеся «Фонарщики» выглядели тускло и почти болезненно.
Уже на палубе Мэтью увидел, что на горизонте маячит яркая красная линия. То есть, совсем скоро начнется рассвет. А «Бриз» тем временем угодил в нечто, напоминающее бескрайнее болото с зарослями и тростником, поднимающимся над водой на высоту человеческого роста. Мэтью решил, что корабль сел на мель на восточном берегу залива Делавэр, в нейтральных водах, все еще черных под небесной темнотой.
– Сюда! – скомандовал Грейтхауз. Веревочная лестница за бортом вела вниз, в мутную воду. – Береги пистолет, когда будешь спускаться!
Мэтью провалился в трясину по пояс, грязь вцепилась в его ботинки железными клещами. Загребая в обувь еще больше грязи, он последовал за Грейтхаузом по мелководью туда, где вода отступала.
– Так что произошло? – повторил Мэтью свой вопрос.
– Гро схватил Довера, а Спрейн поднялся на палубу, чтобы якобы покурить трубку. Он чем-то ударил рулевого по затылку, и, прежде чем ночная вахта успела понять, что к чему, Спрейн направил корабль на мель. Черт, как же тут тяжело идти! Впрочем, им тоже должно быть тяжело. Гляди! В грязи есть следы, а тростник кое-где оборван. Они не могли уйти далеко, так что держи пистолет наготове!
Идти было трудно, но Мэтью понимал, что грязь и впрямь никому не друг: она отлично выдавала следы похитителей Довера. Он мог различить отпечатки шести ботинок… точнее, четырех ботинок и двух босых ног.
– Впередсмотрящий сообщил, что парень пытался сопротивляться на палубе, – продолжил Грейтхауз. – Поэтому они просто вышвырнули его за борт, а уже потом спустили лестницу себе. И как тебе теперь эти двое? Хорошие музыканты?
Мэтью проигнорировал едкий вопрос. Сейчас его волновало другое.
– Как они прошли мимо вас?
Прошло мгновение. Хадсон сделал еще несколько шагов вперед, прежде чем дать ответ:
– Я закрыл глаза всего на минуту. Это все проклятая жара. Или, может быть, ром. А может, эти ублюдки просто подсыпали что-то в мою чашку. Ну, знаешь… чтобы заставить меня заснуть. – Он еще несколько секунд боролся с собой, затем нехотя признался: – Ладно, нет. Я просто пошел спать, вот и все.
Мэтью кивнул. Упрекать Грейтхауза было бесполезно, прошлого не воротишь. Теперь все нужно было исправить. Он решил, что Гро и Спрейн, должно быть, видели карту капитана Гиденмейера, которая висела на стене в его каюте. Они планировали начать действовать, как только «Бриз» свернет с Атлантики и начнет огибать мыс. В этот момент корабль должен был находиться всего в миле от болота, и у Спрейна было бы время перехватить управление, а у Гро выдался бы момент, чтобы взять в заложники Довера. Вероятно, у кого-то из них были карманные часы, и они выяснили, когда корабль окажется рядом с ближайшей илистой отмелью. Проще говоря, они были не только хорошими музыкантами, но и талантливыми стратегами. Мэтью весьма недооценил их интеллект. Теперь эти двое вызывали у него почти восхищение.
Высокие кусты в человеческий рост мешали обзору, хотя путь, которым прошли злоумышленники, был предельно ясен. Утренняя армия лягушек и птиц начала просыпаться в сырой жаре, и в раннем малиновом свете послышался щебет, кваканье и легкий топот. Заляпанные грязью ботинки Мэтью продолжали погружаться в ил по самые щиколотки.
– Сдавайтесь! – прокричал Грейтхауз. – Мы идем за вами по пятам! Если вы убьете парня, вам и самим не выжить. Слышите?
– На помощь! – Это был отчаянный крик Довера, доносящийся откуда-то слева. – Пожалуйста! На по… – Вероятнее всего, его заткнули, зажав ему рот рукой.
– Вы оба конченные идиоты! – снова попытался Грейтхауз. – Как вы думаете, куда ведет это болото? В никуда! Тут ничего нет!
Горячая линия, прочерченная по горизонту восходящим солнцем, обещала еще один мучительно жаркий день. Теперь помимо лягушек и птиц проснулись стаи жужжащих насекомых, обещая местной квакающей армии обильный пир. Однако крылатому гнусу было куда интереснее лететь в лица и глаза людей, нежели попадаться на цепкий лягушачий язык. Они забивались в нос, в волосы и в уши Мэтью и Грейтхауза. В общем, это был не самый удачный способ добраться до Филадельфии.
Внезапно невдалеке показалось искомое трио.
Довер, должно быть, упал, пытаясь позвать на помощь, потому что Спрейн и Гро усиленно тащили его из грязи, которая словно бы приклеила парня к земле. Один взгляд на Мэтью и Грейтхауза, чьи пистолеты уже были готовы к стрельбе – и Спрейн первым поднял обе руки, сдаваясь.
Пистолет Грейтхауза нацелился прямо в центр лба Гро.
– Не надо! – закричал Гро. Теперь его басовитый голос не звучал угрожающе, в нем слышалась почти мольба. – Помилуйте ради всего святого!
– Решай, кто первым окажется на земле: ты или твой пистолет, – спокойно произнес Грейтхауз.
– Он не заряжен! Клянусь Господом Богом, не заряжен! – Гро высоко поднял пистолет, из-за чего палец Грейтхауза на спусковом крючке едва не усилил давление на последнюю роковую йоту. – Пощадите, прошу!
– Не стреляйте в него, Хадсон! – с жаром попросил Мэтью, после чего обратился к Гро: – Нажмите на спусковой крючок и докажите, что пистолет не заряжен.
Пистолет щелкнул. Он был пуст.
Довер – мокрый грязный от мысков до огромного клюва, – вырвался, снова упал и принялся усердно ползти в сторону своих спасителей.
– Брось пистолет! – скомандовал Грейтхауз. Оружие шлепнулось вниз. – И что же вы, два идиота, планировали? Убить его здесь? И куда бы вы потом сбежали?
– Убить его? – Голос Спрейна превзошел все мыслимые и немыслимые высоты. – Убить его? Мы не собирались убивать этого парня! Мы просто должны были вернуть его, вот и все!
– Вернуть? Но куда? – спросил Мэтью.
– В Лондон. К Элис Аллерби.
Теперь уже Грейтхауз опустил пистолет.
– Что?
– Мы не убийцы, сэр. Мы разыскиваем людей. За вознаграждение. Мистер Эдгар Аллерби заплатил, чтобы мы вернули парня его жене.
Мэтью и Грейтхауз переглянулись. Довер продолжал изо всех сил перебирать руками в грязи, создавая себе собственное болото.
– Будь я проклят, если смогу уловить хоть крупицу смысла в этом безумстве, – сплюнул Грейтхауз. – Ладно. Объясните все на корабле. Идем!
Пятеро мужчин, вернувшиеся на «Бриз», когда солнце осветило болото своими жаркими лучами, походили на грязные чучела, искусанные комарами. Они поднялись по лестнице, и Гиденмейер с женой сразу начали осыпать Гро и Спрейна проклятьями. Причем Гретхен заходилась куда сильнее, чем ее муж.
– Такая грязь на нашей чистой палубе! – кричала она. – Вы негодяи! Оборванцы!
– Слава Богу, ты жив! – воскликнул Содд, обнимая Довера. Другие «Фонарщики» отступили, а Лоуренс Лав высокомерно произнес:
– А ты знатно вымазался в грязи, приятель.
Мэтью счел, что это что-то вроде душевного приветствия.
***
На камбузе вместе с другими пассажирами и командой Гро и Спрейн сидели, сжав в руках кружки с ромом. Вид у них был виноватый, как у нашкодивших детей.
– Так что все это, черт побери, значит? – требовательно спросил Грейтхауз. – Говорите, пока мы не выбросили вас за борт! И мы подумаем, доберетесь ли вы до Филадельфии живыми или нет.
– Все ровно так, как я сказал! – проскрежетал Содд. – Они убийцы! Пытались застрелить Бена в переулке! Это были они!
– Не-а, – протянул Гро. – Я тогда наступил на кошачий хвост в темноте. А когда кошка завизжала, я подпрыгнул аж на фут. Мой пистолет выстрелил случайно. Я не собирался никого убивать.
– Если это правда, зачем вам вообще понадобилось брать с собой заряженное оружие? – спросил Мэтью. Гро пожал плечами.
– Мы слышали, что в том районе полно бандитов.
– Но вы ведь следили за нами, не так ли? И собирались убить Бена! – настаивал Содд.
– Да что вы заладили про это убийство? – нахмурился Спрейн. – Мы уже сказали этому огромному хряку, что нам заплатил мистер Эдгар Аллерби, чтобы мы вернули мальчишку его жене.
– Боже, это интереснее, чем скачки! – встрепенулась леди Ричмонд.
– Вернуть мальчика Элис Аллерби? – Содд выглядел так, словно его только что ударили промеж глаз. – Что за бессмыслица?
– Всего лишь услуга, за которую хорошо заплатили, – ответил Спрейн. – Мы и правда музыканты. Но также мы люди, которые зарабатывают, как могут. Мистер Эдгар Аллерби нанял нас, чтобы мы привезли парня обратно в Лондон, к его жене.
– Хорошо, это мы поняли, – буркнул Грейтхауз. – Но какого черта мужчина может хотеть, чтобы жене доставили ее любовника?
– Дело в том, – кивнул Гро, – что мистер Эдгар Аллерби безумно любит ее. А она почти не ела, не спала, не улыбалась и ничего не делала с тех пор, как этот парень обмолвился о своем туре по колониям и отказался брать ее с собой. Мистер Аллерби говорил, что в доме стало темно, как в могиле, даже в полдень. А без света в ее глазах ему и самому тяжело жить.
– Она и правда очень веселая, приятель. Буквально светится, – сказал Довер.
– Заткни пасть! – скомандовал Грейтхауз. У него уже давненько чесались кулаки, и с каждой минутой ему все меньше хотелось их сдерживать. А еще он был убежден, что что-то в этой ситуации явно пошло наперекосяк. – Так вы говорите, что Аллерби на самом деле хочет, чтобы этот парень… я имею в виду, чтобы он…
– Да, я именно это и пытаюсь сказать. Вот вам настоящая любовь, а? Мужчина настолько любит свою жену – а она, надо сказать, совсем еще молоденькая, – что готов на все, лишь бы она снова стала самой собой. А чтобы сделать ее прежней, нужен этот парень. Суть сделки, как я понял, в том, что они разработают… как бы это назвать? Схему, по которой будут ее делить. Если, конечно, Довер согласится. И нас наняли, чтобы мы привезли его обратно и убедили его согласиться.
– Ни черта себе! – забывшись, воскликнул Ричмонд. – Я думал, такое возможно только в ужасных романах!
– А мне это кажется весьма интересным, – сказала его жена.
– Так ты согласен? – спросил Спрейн у Довера. Тот поднял на него измученные глаза. Трудно было сейчас вообразить его в роли дамского угодника.
Довер пожал плечами.
– Ну… я… как бы это сказать… не однолюб.
– И ты ясно дал это понять леди Элис, – кивнул Спрейн. – Черт, да она ж не просит тебя прожить с ней всю жизнь! Разве что по понедельникам и пятницам. Не знаю, как вы там сами решите. Все знают наверняка только одно: мистер Эдгар Аллерби крайне опечален горем своей жены, и единственный, кто способен вернуть ее к жизни, это ты.
Довер, казалось, крепко задумался.
– Хм… по понедельникам и пятницам? А это может сработать.
– Значит, вы именно поэтому не могли дождаться возвращения «Фонарщиков» в Лондон? – улыбнулся Мэтью.
