Текст книги "Семь Оттенков Зла (ЛП)"
Автор книги: Роберт Рик МакКаммон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 40 страниц)
– Величие? – повторил Грейтхауз без намека на энтузиазм.
– Я видел то, чего никогда не видел прежде! И в этом вся суть! Всем и всегда нужно увидеть то, что никто никогда не видел прежде! То, что никогда прежде не звучало, должно быть услышано! Их песни, их внешний вид, их владение сценой и публикой… и да, джентльмены, их пикантность! Вы знаете, они ведь сами решили, что по сцене надо двигаться! И, уверяю вас, я видел, как десятки женщин теряли рассудок и бросались вперед, чтобы только поцеловать рукава их костюмов! Я видел слезы в их глазах, я видел…
– Пробки в их ушах? – предположил Грейтхауз.
– Ладно. Согласен, их музыка не для всех. Конечно же, не для людей в возрасте. Она для молодых, потому что именно через молодых искусство берет новый виток на своем пути через человечество. У молодых нет затвердевшего ума и закостеневших чувств, которые мешают свободе мышления и смелым действиям! Если бы не молодежь, весь мир затвердел бы и рассыпался на куски, ибо только молодые сохраняют его свежим и бодрым! Так что да, музыка «Четырех Фонарщиков» предназначена для молодежи, и я славлю свою судьбу, которая свела меня с ними и позволила вести их вперед.
– Вы эту речь перед зеркалом практикуете? – спросил Грейтхауз.
– Если хотите, смейтесь, сэр. Но то, что можно назвать непристойностью, Шекспир вовсю использовал как в своих комедиях, так и в трагедиях. Даже в Библии вы можете найти то, что некоторые назовут извращением. Например, Песнь Песней Соломона[5]5
Песнь Песней Соломона – книга, входящая в состав еврейской Библии и Ветхого Завета. Написана на библейском иврите и приписывается царю Соломону. В настоящее время толкуется как сборник свадебных песен без единого сюжета, но может интерпретироваться как история любви царя Соломона и Суламиты (либо как противопоставление чистой любви Суламиты к пастуху и участи женщин в гареме Соломона). В иудаизме рассматривается как символическое описание любви Бога к народу Израиля, а у христиан – как выражение любви Бога и церкви.
[Закрыть]. Соломон владел гаремом из ста сорока женщин, а позже расширил его до тысячи. Ваш Лорд Корнбери посадил бы великого царя за решетку за его буйные страсти?
– Вероятно, – пожал плечами Грейтхауз.
– Я лишь хочу сказать, что «Четыре Фонарщика» олицетворяют собой будущее музыки. Смесь песни и исполнения, способную вызвать эмоции у публики, завоевать их сердца. За ними будущее, нравится это вам или нет. И их путь переймут другие артисты и будут идти по нему дальше, даже после того, как мы с вами сгнием в могиле.
– Страшно подумать, – буркнул Грейтхауз. – Не о могиле, а о будущем музыки, если «Фонарщики» станут ее авангардом.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – кивнул Мэтью Содду. – Но, если завершить рассуждения о музыке и об искусстве, в чем ваша проблема?
– Проще говоря, – помедлил Содд, – нам нужен охранник. А лучше два. И в звонких монетах у нас недостатка нет.
– Охранник? От кого вас охранять? – подтолкнул Грейтхауз. Несмотря на демонстрируемый скепсис, его интерес в эту самую минуту возобновился.
Содд долго молчал, устремив взгляд в половицы, поэтому Мэтью решил подтолкнуть его:
– За вами вчера следовала пара мужчин. Кто они?
Взгляд Содда резко оторвался от пола и устремился к Мэтью.
– Пара мужчин?
– Вы знаете, о ком я говорю. Двое мужчин, чье присутствие вчера заставило вас чуть ли не напроситься в тюрьму. Туда, где вы и ваши подопечные будут в безопасности. Вы знаете имена ваших преследователей?
Содд снова помедлил с ответом. Лишь через несколько секунд он неуверенно начал:
– Того, кто покрупнее, зовут Гро. Худой – Спрейн. Отвечая на ваш следующий вопрос: они наемные убийцы.
– И кто их нанял? – Когда Содд не ответил, Мэтью подтолкнул его снова: – Сэр, нам нужно услышать всю историю, иначе я сомневаюсь, что мы сможем быть вам полезны. Кто нанял убийц, и кто является их целью?
– Ну, хорошо. Их нанял Эдгар Аллерби, а целью, как мне кажется, является Бен Довер, наш барабанщик и один из авторов наших песен.
– Продолжайте, – кивнул Мэтью.
Содд поерзал в кресле.
– Аллерби владеет несколькими кофейнями в Лондоне, а также в других городах Англии. С «Фонарщиками» был заключен контракт на проведение концертов в нескольких его заведениях. Вы должны знать, что Аллерби больше любит ром, чем кофе, и он баснословно богат. А еще он тучный бандит, женившийся на девушке, годящейся ему в дочери. И в этом проблема. Похоже, Бен и жена Аллерби… немного развлеклись. Ну… или все было чуть серьезнее. Бен пользуется огромной популярностью у женщин.
– Это тот парень с носом длиной в милю? – спросил Грейтхауз. – Тот самый?
– Вы знаете, что говорят про большие носы, сэр, – сказал Содд, и это не было вопросом. Грейтхауз инстинктивно потянулся к собственному носу, чтобы оценить его размер. Лишь на полпути он понял, что делает, и опустил руку.
– Итак, – продолжил Содд, – жена Аллерби Элис была настолько очарована Беном, что решила отказаться от своего брака и последовать за труппой, чем весьма сильно ранила своего ревнивого мужа, а мы стали объектами его вечной ненависти. К слову о могилах. Жена Аллерби исчезла без следа за две недели до того, как мы покинули Англию. Она собиралась отправиться в колонии одна, так как Бен… у Бена пылкий нрав, и он никогда не планировал остепеняться. И он ясно дал Элис это понять. Однако она вскоре прекратила посещать наши концерты, как и писать Бену довольно страстные письма, когда он сообщил ей, что мы оправляемся в этот тур.
– Так, может, она просто вернулась к мужу? – предположил Грейтхауз.
– Зная репутацию Аллерби, я сомневаюсь, что он с легкостью принял бы ее обратно. Для него она – порченый товар. Да, возможно, она попыталась вернуться к мужу, это не исключено. Однако дело в другом: на последних трех наших концертах вместо нее присутствовали те двое мужчин, которых заметил мистер Корбетт. Они следовали за нами до самой гостиницы. Незадолго до того, как мы сели на корабль в Бостон, однажды вечером, возвращаясь с выступления, мы услышали кошачий визг из переулка. Это дало нам понять, что там что-то происходит. А мгновение спустя пуля чуть не расколола Бену череп. В нас выстрелили бы снова, если б рядом не оказался констебль. Я навел справки у своих коллег, которые могли бы знать этих двоих – некоторые люди в нашем деле часто пачкают руки в грязи, если вы понимаете, о чем я. Так вот, в узких кругах ходили слухи, что Аллерби нанял убийц, чтобы отомстить Бену… ну и заодно убить остальных «Фонарщиков».
– А в Бостоне вы видели этих Гро и Спрейна? – спросил Мэтью.
– Нет. Должно быть, они сели на следующий корабль после нашего. Следить за нами не составляло труда, поскольку до того, как появились эти наемники, я подал объявление о нашем туре в Лондонскую «Газетт». Я думал, если мы на некоторое время покинем Англию, гнев Аллерби поутихнет. Я полагаю, что Гро и Спрейн отправились в Бостон, поняли, что упустили нас, но нашли один из наших буклетов. Там были указаны города, в которых мы собираемся выступать. Я был шокирован, увидев их здесь вчера, поэтому даже испытал облегчение, поняв, что мы можем провести ночь в тюрьме. Понимаете, джентльмены, зачем мне понадобились ваши услуги? Я прекрасно понимаю, что Гро и Спрейн следят за нашими перемещениями, однако мы далеко не всегда замечаем их. – Содд переводил взгляд с Мэтью на Грейтхауза и обратно, его лицо становилось все мрачнее с каждой минутой, а две косматые брови все ближе сходились к переносице. – Мне нужна ваша помощь, джентльмены, чтобы предотвратить расправу над моими мальчиками.
– Ясно, – сказал Мэтью. – Но почему бы не поехать в Филадельфию в экипаже? Я полагаю, так поездка пройдет гораздо быстрее, чем на пакетботе, который делает крюк через Делавэр и идет вверх по реке.
– Может, и нет, – возразил Грейтхауз. – Это зависит от паромов. Иногда приходится часами ждать, пока они разрешат свои проблемы, чтобы остальные могли продолжить путь. А иногда все проходит быстрее.
Содд кивнул.
– Есть и другая причина. Вы хоть представляете себе, какой вред можно нанести инструментам в экипаже? За сломанную гитару, скрипку или барабан придется чертовски дорого заплатить, а здесь, осмелюсь сказать, не так уж много приличных ремонтных мастерских. Нет-нет, нам подходит более плавное путешествие по воде.
– А почему тогда вы не отплыли на утренней лодке? – спросил Грейтхауз. – Она отходит в шесть.
– Нас освободили только в восемь, – ответил Содд. – И мне пришлось поторопиться, чтобы найти нужный пакетбот со свободными каютами. Так что ситуация обстоит… так, как она обстоит.
Мэтью и Грейтхауз некоторое время хранили молчание. Содд решился на последний вопрос:
– Каким будет ваше решение, джентльмены?
– Я ненавижу вашу музыку, если ее вообще можно так назвать, – сказал Грейтхауз, – но водное путешествие привлекает меня куда больше, чем нью-йоркский августовский зной. Вы говорите, сначала Филадельфия, потом Чарльз-Таун?
– И мы надеемся снова сыграть в Филадельфии, Нью-Йорке и Бостоне на обратном пути. Но… посмотрим.
– Мэтью? – обратился Грейтхауз, проверив свои карманные часы. – У нас четыре часа до отхода пакетбота. Собери то, что тебе понадобится для двухнедельного путешествия. Хотя… нет, лучше трехнедельного. На всякий случай. Почему бы тебе не пойти домой и не подготовиться? А я останусь с Соддом и «мальчиками» – Он едко выделил это слово. – Когда закончишь, разделим эту проблему пополам.
– Мы остановились в пансионе миссис Йоргенсон, – сказал Содд, поднявшийся с кресла и выпрямившийся во весь свой миниатюрный рост. При этом он выглядел так, будто у него с плеч свалился тяжелый груз. – Спасибо, джентльмены. Вы не пожалеете, что окажете нам эту услугу.
– Главное, хорошо оплачиваемую услугу. – Грейтхауз окончательно решил отложить описание своего невероятно скучного дела до лучших времен. – Мы делаем это ради денег.
Глава 3
– Добро пожаловать на борт! Добро пожаловать всем! – Таково было приветствие капитана Руфуса Гиденмейера, пока пассажиры переходили по трапу на девяностофутовую шхуну «Летний Бриз». Рыжебородый Гиденмейер – известный любитель поболтать и сборщик сплетен – переименовывал свой пакетбот несколько раз в год в зависимости от сезона: «Летний Бриз», «Осенний Ветер», «Зимнее Солнцестояние» и «Весенняя Радость».
Воодушевление Гиденмейера не передалось ни Мэтью, ни Хадсону. Каждый из них успел провести некоторое время в компании «Четырех Фонарщиков», пока собирался в это путешествие, и их лампы не зажглись, а скорее разбились. Без своих вычурных нарядов, ярких париков и сцены, на которой можно было кривляться всласть, молодые люди представляли собой апогей (или вернее будет сказать надир?[6]6
Надир – направление, указывающее непосредственно вниз под конкретным местом.
[Закрыть]) плохих манер. Они были угрюмы, грубы, а характер их не отличался яркой индивидуальностью. Общаясь между собой, они говорили на языке аккордов и мелодий, добавляя к нему частое фырканье, плевки, ругательства, плоские шуточки и едкие замечания. Нельзя было определить, что им нравилось в этой жизни. Казалось, они были недовольны всем, в частности, своей музыкой. А также Сидни Соддом, друг другом и этим туром, в который они, по всей видимости, отправились не по собственному желанию, а лишь из страха быть убитыми.
По мнению Мэтью, местный «Ромео» был самым отвратительным из всей четверки. Бен Довер источал высокомерие буквально всей кожей. Оно сквозило во всем: в том, как смотрел вокруг, чуть опустив тяжелые веки; в том, как морщил свой огромный клюв, вблизи напоминавший мерзкую жабу, которую хотелось раздавить сапогом… За время, проведенное в обществе Мэтью и Грейтхауза, он произнес всего несколько слов, чем выдал свой смолистый акцент ливерпульской пристани. Единственное, что Мэтью сумел разобрать в его речах, это многократное использование слова «приятель», которое можно было интерпретировать как «друг», если таковые вообще водились в кругах Бена Довера. Возможно, «Фонарщики» и могли по праву называться его «приятелями», вот только их союз казался совершенно сухим и начисто лишенным дружеской симпатии. Казалось, это было исключительно деловым вопросом.
Итак, сегодня днем «Фонарщики» садились на борт «Бриза» со всем своим багажом, инструментами и управляющим, который, казалось, даже уменьшился в размерах от невыносимой жары. Вместе со всей этой компанией лодка с экипажем из шести человек, включая жену Гиденмейера, переправляла также других пассажиров: дельца Симмса Ричмонда с женой Джоанной, адвоката Томаса Бродина… в общем, довольно разношерстную публику.
Пока все стояли на палубе, ожидая окончания погрузки, Гиденмейер занимался распределением кают между теми, кто заплатил за перевозку высшего класса. Из четырех доступных кают Ричмонды получили первую, Бродин вторую, Фоксглав, Делл и Довер третью, а Лав и Содд четвертую, в результате чего Мэтью и Грейтхаузу достались гамаки в носовой части вместе с членами экипажа. Здесь, конечно, тоже царили жара и духота, однако обстановка была поприятнее, нежели на шестичасовой лодке капитана Фабера, на которой пассажиры медленно запекались до хрустящей корочки.
– Мы отправимся, – объявил Гиденмейер, – как только закончится погрузка и прибудут два опоздавших пассажира. Если они, конечно, не передумали… а, нет, вот они идут!
И пассажиры действительно шли. Мэтью и Грейтхауз услышали взволнованный вздох Сидни Содда. «Фонарщики» остолбенели, будто разом проглотили все свои инструменты. По причалу с холщовыми сумками в руках брели те самые наемники – Гро и Спрейн.
Прежде чем эта парочка успела пересечь трап, путь им преградила массивная фигура Грейтхауза.
– Вы сегодня не сядете на эту лодку, джентльмены.
Наемники остановились, но не отступили. Массивный Гро почти не уступал в размерах Грейтхаузу, а его лоб по форме напоминал каменную плиту под дьявольским колтуном вьющихся черных волос, свисавших на плечи. Спрейн же вблизи казался значительно меньше. Он был румяным, напряженным, как кнут в полете, а на его черепе с хищным ястребиным клювом беспорядочно лежала пушистая грива песочного цвета. Мэтью поначалу и вправду принял это за странноватый парик, но, присмотревшись, понял, что так выглядели собственные волосы Спрейна.
Гро сделал шаг к Грейтхаузу и прорычал:
– С дороги! У нас куплены билеты.
– Выбросьте их в воду, они бесполезны.
– Слушай сюда ты, бычья башка! – Спрейн протиснулся мимо своего спутника и остановился, глядя на Грейтхауза снизу вверх. Казалось, он вот-вот вывихнет шею в этом зрительным поединке. Голос у него оказался настолько высоким, что ему вполне подошло бы петь сопрано в опере. – Мы плывем в Филадельфию, хочешь ты того или нет!
– Ну-ну, господа! – Гиденмейер приблизился и оказался рядом с Грейтхаузом. – Что за сыр-бор? Эти джентльмены и вправду заплатили за билеты.
– Я сказал, они никуда не поплывут. Могут сесть на следующую лодку утром, если им так не терпится в Филадельфию.
– Но это вздор! Они уже здесь, и на них хватает гамаков! А мы вот-вот отплывем.
– Мы плывем без этих двоих.
– Да что на вас нашло, Грейтхауз? – Гиденмейер нахмурился. – Вам голову напекло? Напоминаю вам, что я – хозяин этого судна, а не вы.
– Они еще не на борту, – ответил Грейтхауз. – И если они понимают, как для них будет лучше, то немедленно отступят.
– Да ты что? – рявкнул Гро.
– Именно так, – кивнул Грейтхауз.
– Да ну? – Настала очередь Спрейна выступить. Он воинственно вытянулся напротив Грейтхауза, но не дотягивал ему даже до подбородка.
– В чем проблема? – поинтересовался Томас Бродин, вышедший вперед. Это был моложавый мужчина, всего на несколько лет старше Мэтью. В своем кремовом костюме, синих чулках и синей рубашке с рюшами он представлял собой образец хладнокровного командира. – Джентльмены, я адвокат, – обратился он к вновь прибывшим. – Вам требуются мои услуги, чтобы доказать, что вы не зря потратили свои кровно заработанные деньги на эту поездку, которой вас так яростно пытаются лишить?
– Не лезьте не в свое дело! – рявкнул Грейтхауз. Незадолго до этого он говорил Мэтью, что Нью-Йорк буквально наводнен адвокатами, стекающимися сюда со всей Англии.
Если адвокатов станет больше, это разрушит город, – сокрушался он.
– Я хорошо знаю законы, сэр, – ответил Бродин.
– А я хорошо знаю, что эти двое… – начал Грейтхауз.
– Музыканты, – перебил его Спрейн, уперев руки в боки. – Да. Вот, кто мы, безмозглый ты кретин!
– Это наглая ложь! – Голос Содда почти сорвался на крик.
– Боже мой, я сейчас умру от жары! – простонала стройная и статная леди Ричмонд, повисшая на муже так, будто и впрямь собралась падать в обморок. – Что происходит, Симмс?
– Музыканты? Не смешите мои пятки! – Грейтхауз усмехнулся. – И на чем вы играете, позвольте спросить? На кожаных флейтах?
– Сэр! – возмущенно воскликнул Симмс Ричмонд. – Вы находитесь в присутствии дамы!
Мэтью решил, что это путешествие будет чертовски трудным. А ведь еще даже канаты не отвязали…
– Если быть точнее, – продолжил Спрейн, – мы пишем песни. Да! Не так ли, Гро? – Он взглянул на своего крепко сбитого спутника в поисках подтверждения его слов, но Гро продолжал хмуро смотреть прямо перед собой. – Мы пишем песни, – повторил Спрейн. – И некоторое время следим за этой группой и надеемся… ну… как сказать… остаться с ними наедине, чтобы исполнить им одну… или парочку наших песен, скажем так, в приватной обстановке.
– Хорошая попытка, лживые злодеи! – выпалил Содд.
– То есть, ты не собираешься убить меня, приятель? – неожиданно подал голос Довер.
– Убить тебя? Черт, нет! Я только хотел продать тебе… ну и остальным… несколько песен, если вы согласитесь их послушать.
– Мы сами пишем себе песни, – сказал Лоуренс Лав. Когда он не ревел на сцене, его голос звучал глухо, словно через перчатку.
– Ну… да… – пробормотал Содд. – Но мы всегда можем рассмотреть, так сказать, свежий материал. – Он покачал головой, словно сбрасывая с себя недавно накатившее оцепенение. – Боже, о чем я только думаю? Нет! Тысячу раз нет! И я согласен с мистером Грейтхаузом. Вам не следует садиться на борт этого судна.
– Джентльмены, я беру почасовую оплату, и мы подадим в суд на всех причастных! – В крике Бродина звучало если не торжество справедливости, то хотя бы радость от возможности обогатиться. – Дополнительный иск будет подан за причинение морального вреда миссис Ричмонд, которая вот-вот упадет в обморок!
– Ох, ради Бога! – Грейтхауз собрался плюнуть на начищенные до блеска туфли адвоката.
– У меня есть предложение, – сказал Мэтью, выступив вперед. Он вовсе не искал возможности самоутвердиться за счет нахождения в первых рядах этого конфликта, ему лишь хотелось поймать скудный кусочек тени, падающей от свернутого паруса. – Капитан Гиденмейер, если я не ошибаюсь, пассажирам перед отходом ко сну предлагается отужинать на камбузе?
– Все верно. Будут бисквиты и вяленая говядина, приготовленная моей Гретхен, и немного рома.
Мэтью кивнул.
– Возможно, именно во время ужина этим джентльменам стоит сыграть пару песен, чтобы не только доказать свои способности, но и обозначить свои намерения? – Он поднял руку, пресекая протесты Грейтхауза и Содда. – Я напомню всем, что мы с мистером Грейтхаузом получили место в гамаках вместе с членами экипажа и этими двумя джентльменами. Таким образом мы сможем приглядывать за ними, а господа «Фонарщики» будут находиться от них на безопасном расстоянии. Думаю, таким образом нам удастся избежать непоправимого сегодня вечером. Если мы хотим добраться до Филадельфии до первого снегопада, это единственный способ разрешить нашу ситуацию миром.
Воцарилась тишина, нарушаемая криками чаек, летающих над пристанью.
Грейтхауз буравил глазами Гро и Спрейна.
– Я согласен, – сказал он. – Но, если вы что-нибудь выкинете, я выброшу вас обоих за борт. Как насчет этого?
– Но позвольте! – протестующе воскликнул Содд. – Разве разумно пускать этих людей…
– У нас все под контролем, – перебил его Грейтхауз. – Ваши билеты ведь еще при вас?
После короткого (возможно, показного) колебания Спрейн произнес сквозь стиснутые зубы:
– При нас. – И добавил: – Понял, ты, чудовищный кочан капусты?!
Грейтхауз лениво отступил в сторону. Гро и Спрейн поднялись на борт со своими сумками, и Мэтью заметил, как Содд и «Фонарщики» дружно расступаются перед ними, как перед чумными. Что ж, если считать убийства чумой современного мира, оставалась вероятность, что Гро и Спрейн и вправду больны.
– Хвала Господу, мы сможем наконец отправиться! – страдальчески воскликнул капитан, указывая на люк посреди палубы. – Заносите свои сумки. Я покажу вам, где разместиться.
На пути к лестнице Грейтхауз остановился, преградив путь Мэтью. Лицо Хадсона запросто могло побудить Исхода Иерусалима[7]7
Исход Иерусалим – персонаж вселенной Мэтью Корбетта, с которым читатель знакомится в романе «Голос ночной птицы».
[Закрыть] обратиться в истинную веру.
– Слушай, мальчик, у меня плохое предчувствие на этот счет, – сказал Грейтхауз. – Если сегодня вечером что-то пойдет не так, учти, что это будет на твоей совести.
Он подчеркнул это заявление легким ударом в грудь Мэтью. После этого тычка наверняка останется синяк…
