Текст книги "Семь Оттенков Зла (ЛП)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)

– Временами мне становится одиноко, а Харрис так часто уезжает. Хотя… у меня есть книги и мое рукоделие. Могу ли я спросить, вы женаты?

– Можете. Я не женат.

– Когда придет время, – доверительно произнесла Симона, – делайте мудрый выбор. Мой отец всегда говорил мне, что нельзя полностью узнать сердце другого человека. Так что брак – это прыжок веры. – Симона внезапно вздрогнула и потянулась назад, потирая шею. Мэтью забеспокоился и подался вперед, но Симона остановила его жестом. – Иногда меня мучают боли, – напряженно пояснила она. – Они пронзают меня, как кинжал, до самых костей.

– Могу ли я что-нибудь сделать для вас? – неловко спросил Мэтью.

– Нет, я просто должна это перетерпеть. – Несмотря на очевидный дискомфорт (воображаемый или нет), ей удалось слабо улыбнуться, хотя глаза оставались мрачными. Она глубоко вздохнула, поглаживая пальцами шею. – Этот мир тяжел для меня, – страдальчески произнесла Симона.

Мэтью вновь не нашелся, что ответить. От глупого молчания его спас стук в дверь.

– Это Уикс, госпожа Симона, – послышалось из коридора.

– Мой ужин, – объяснила она Мэтью. И голосом, куда более слабым, чем секунду назад, ответила: – Войдите.

Вошел пожилой дворецкий, держа в руках поднос, на котором стояла тарелка с двумя колбасками, вареным картофелем и кукурузной булочкой, а также столовым серебром, тканевой салфеткой и стаканом лимонной воды. Он поставил поднос на столик подле кровати Симоне.

– Что-нибудь еще, госпожа? – поинтересовался он.

– Нет, это все. Спасибо.

– Господин Корбетт, – обратился Уикс, – я принес ужин господину Форбсу наверх несколько минут назад. Он сообщил мне, что хочет поговорить с вами.

Мэтью встал и взял фонарь.

– Хорошо. А мне нужно поговорить с вами. – Повернувшись к Симоне, он сказал: – Спасибо, что уделили мне время. Надеюсь, мы снова увидимся.

– С удовольствием, – ответила Симона и взяла вилку так, как будто это был самый тяжелый предмет на земле.

В коридоре Мэтью тихо сказал Уиксу:

– В час ночи Илай Бейнс подойдет к вашей двери с черного хода. Я хочу, чтобы вы впустили его, не задавая вопросов. И сейчас тоже никаких вопросов не задавайте. Просто сделайте, как я прошу.

– Я дежурю у входной двери до двух часов, но я дам знать Мэрион. Это действительно так важно, сэр?

– Жизненно важно. В интересах Форбса. Боюсь, только это и может пролить свет на всю эту ситуацию.

Когда Уикс спустился по лестнице, Мэтью постучал в дверь Форбса, и ему немедленно предложили войти.

– Я знал, что это будете вы. – Форбс лежал в постели, рядом с ним стоял поднос с едой. Мужчина выглядел все таким же серым и изможденным, каким Мэтью видел его в последний раз. – Я хотел, чтобы вы услышали, что Мэри приходила ко мне прошлой ночью. Она сказала, что скоро придет за мной в последний раз. И что загробная жизнь примет меня с радостью, с какой приняла ее саму. – Его глаза блеснули в свете камина то ли великой надеждой, то ли великим безумием. – Я наконец освобожусь от всех тягот, Мэтью! Это чудесно – быть благословенным и получить прощение за мое безучастие во время смерти Мэри.

– Вы не виноваты в смерти Мэри, сэр. Это был просто несчастный случай.

– Ее убила моя нерешительность. Я вижу, вы никогда не поймете этого. – Форбс поморщился, взял нож, чтобы разрезать колбаску, однако передумал и принялся просто ковырять ее вилкой. – У меня нет аппетита, – с отвращением сказал он, отодвинув тарелку. – Я слишком взволнован тем, что готовит будущее для меня и моей любимой.

– Вам нужно поесть, – не согласился Мэтью. – Я сомневаюсь, что еда в загробной жизни будет такой же вкусной, как стряпня миссис Бейнс.

– Зато там будет удовлетворение души, – ответил Форбс, склонив голову набок. – К вашему сведению, я последовал вашему совету и спросил Мэри о том, что может знать только она и я. Я спросил ее, что ее так сильно встревожило, когда она вернулась с прогулки в деревню в тот день. Вы помните, я говорил вам об этом?

Мэтью напрягся.

– Помню.

– Она сказала, что увидела раненого олененка, хромающего в лесу, и у нее затрепетало сердце. Ей было невыносимо видеть, как страдает невинное Божье создание.

Держу пари, – подумал Мэтью, – что эта ложь стала неплохой метафорой.

Хотя маневр был хорош. Он мысленно накинул «призраку» балл.

– Это после того, как Харрис подстрелил олененка? – спросил Мэтью. – Я так понимаю, он заядлый охотник.

– Это не имеет никакого отношения к моему брату, – отмахнулся Форбс. – Вы просили меня спросить ее, я это сделал. Она ответила.

– И что же теперь? Вы ждете, когда вас позовут на утес, чтобы вы могли броситься навстречу своей смерти?

– Чтобы я мог воссоединиться с Мэри в вечной жизни! – Форбс одарил Мэтью грозным хмурым взглядом. С этим упрямцем было не так-то легко справиться. – И в вечной любви, – добавил Форбс. – Разве вы никогда не были влюблены, юноша?

– Нет.

Он лишь привязался к своей подзащитной, Рейчел Ховарт, только и всего.

– Тогда как вы можете меня понять? Между нами огромная пропасть. Идите по своим делам и заберите отсюда эту еду по дороге.

– Вы и есть мое дело, – ответил Мэтью, но мужчина лишь отмахнулся от него и ничего не сказал.

Мэтью оказал хозяину поместья любезность, взяв поднос, но по пути к лестнице он остановился и посмотрел на колбаски. Немного подумав, он отнес поднос в собственную комнату, завернул колбаски в салфетку и положил их на стол. Он также припрятал кукурузную булочку, чтобы съесть ее позже, а картошку бросил в огонь очага, потому что ею он хотел насытиться внизу.

Вновь готовый сохранять хорошую мину при плохой игре под бдительными взглядами Харриса и Найвена, он спустился по лестнице с пустой тарелкой на подносе и присоединился за столом к остальным.

Все, что мог сделать Мэтью, это посмотреть Харрису в глаза, когда тот справился о его прогулке в деревню. Подозревая о том, что сделал Мэтью, Харрис обратился в хищника, выслеживающего свою жертву.

– Прогулка прошла хорошо, – ответил Мэтью и перевел разговор на их игру в «Джинго».

Гэлбрейт и Найвен беседовали о дате предстоящей свадьбы с Зоей, которая, по словам Найвена, будет высечена в камне, как только «это грязное дело» будет улажено. Мэтью подумал о том, что одно «грязное дело» было припрятано примерно в полумиле от того места, где они сейчас сидели. Вспомнив испачканные засохшей кровью доски и смрад смерти, он полностью потерял аппетит.

Зоя оживилась и принялась рассказывать о красотах Вены, архитектуре и другом. Мэтью стало интересно, из какой книги с рисунками она это почерпнула. Тем временем Харрис ел медленно и осторожно, кусочек за кусочком, и часто бросал на Мэтью пристальные и внимательные взгляды.

Покончив с едой, Харрис отложил нож и вилку и сказал:

– Мы все приходим к выводу, что жизнь должна продолжаться. Не так ли, Мэтью?

– Да. Должна.

– Дункан, каков ваш вердикт о психическом состоянии моего брата?

– Оно тревожное, – уклончиво ответил доктор.

– А каков ваш вердикт, Мэтью?

– Мой вердикт? А мы уже в суде?

– В таком случае, каково ваше мнение? – Харрис рассмеялся и обвел тяжелым взглядом всех остальных за столом. – Ей-богу, жители Нью-Йорка – сварливая компания.

– Не сварливая, – возразил Мэтью. – Скорее требовательная.

– Вот оно как! Как я и сказал! Ладно, спрошу проще. Что вы думаете о психическом состоянии моего брата? И я сразу продолжу: вы готовы подписать документ, объявляющий вас независимым свидетелем и подтверждающий, что Форбса Тракстона следует поместить в приют для душевнобольных? Или, позвольте исправиться, в санаториум. Полагаю, так он называется на латыни. Разница между приютом для душевнобольных и санаториумом заключается в ежегодных расходах в несколько сотен фунтов.

– Я все еще размышляю, – сказал Мэтью.

Глаза Харриса заблестели, а на щеках проступил румянец гнева. Выражение его лица изменилось всего на мгновение, и он тут же взял себя в руки.

– Вам лучше бы уже принять решение, – тихим, тщательно контролируемым голосом произнес он. – Вам все равно придется это сделать, Мэтью. Как только вы это сделаете, все мы сможем жить своей жизнью и покинуть это жалкое место.

– Я за! – воскликнул Найвен, обнимая Зою за плечи. На этот раз она улыбнулась Мэтью через стол и сделала вид, что рада этому прикосновению. – Чем скорее, тем лучше! – продолжил Найвен. – Чтобы мы могли начать подготовку к свадьбе.

Мэтью решил, что не стоит слишком сгущать краски, поэтому повернулся к Харрису и сказал:

– Я дам вам знать.

Трапеза продолжалась в молчании. Мэтью наелся досыта и вернулся в свою комнату. Он подбросил дров в камин и начал читать «Ценность женщин», которую находил вполне увлекательной и даже революционной. Он был убежден, что автору этой работы угрожало сожжение на костре, точно так же, как и Рейчел Ховарт.

Читая, он ел кукурузную булочку и поглядывал на сгорающие свечные часы.

Когда стрелка на свече показала полночь, он отложил книгу, встал, взял фонарь и как можно тише вышел в коридор. Он рассудил, что ему может потребоваться больше часа, чтобы изложить свою точку зрения.

В доме было тихо, нигде не было видно блуждающего призрака.

То, что Мэтью должен был сделать, можно было назвать делом срочным. Двигаясь так тихо, как только мог, он постучал в дверь доктора Гэлбрейта. Если бы Харрис, Найвен и Зоя услышали это, ситуация приняла бы дрянной оборот, но ему оставалось надеяться, что злодеи спят крепким сном.

Ответа не было. Пришлось постучать во второй раз.

Наконец дверь открылась, и из комнаты выглянул доктор Гэлбрейт с рассеянным взглядом в своем ночном халате в синюю полоску. Он поправил очки и возмутился:

– Какого черта вы…

Мэтью приложил палец к губам, призывая к тишине. Нравилось это доктору или нет, Мэтью протиснулся в его комнату и закрыл за собой дверь. Гэлбрейт зашипел на него, как пересохший насос.

– У нас с вами есть работа, – сказал Мэтью.

– Работа? Какая еще работа? Вы тоже сошли с ума?

– Мы спустимся в склеп и выкопаем тело, которое достали из воды, – ответил Мэтью. – Вы осмотрите его и подтвердите, что это действительно Мэри Тракстон.

– Что?! Боже мой, юноша! Я все еще сплю, и мне снится это безумие?

Мэтью полез в карман и показал доктору Гэлбрейту то, что в нем находилось.

– А еще, – кивнул он, – вы проверите, подходят ли эти четыре зуба к челюсти трупа.

Глава 13

Для Мэтью первый удар кирки прозвучал громче пушечного выстрела.

– Боже милостивый, как шумно! – воскликнул он. Его голос эхом отразился от сводчатого потолка склепа и коридоров с кирпичными стенами. – Это могут услышать наверху?

– С таким количеством камня над нашими головами? – Илай Бейнс сделал паузу перед вторым ударом. От первого серые кирпичи треснули прямо под маленькой потускневшей табличкой, на которой было выгравировано:

Мэри Тракстон. Любимая жена.

11 января 1669 – 8 сентября 1702.

– Мы спустились на тридцать с лишним футов, – сказал Бейнс. – Даже призраки этого не услышат. Простите мое святотатство, доктор.

– Не обращайте на меня внимания. – Гэлбрейт, прикрываясь фонарем, который он держал в руке в черной перчатке, отступил на шаг. – Я буду просить прощения у священника после этого прискорбного дела.

– Джентльмены, вы готовы, чтобы я продолжил? – спросил Бейнс. Доктор оставался мрачным изваянием, а Мэтью кивнул, хотя ему хотелось зажать уши. Кирка ударила снова, осколки кирпича полетели в свете фонарей, приближая исследователей к гробу за стеной.

***

Час назад в комнате Гэлбрейта состоялся тяжелый разговор.

– Зубы, – растерянно пробормотал доктор. – Так… ладно… откуда они у вас?

– Пока не могу сказать. Но расскажу, когда придет время.

– Сейчас самое подходящее время, молодой человек! Вы прервали мой сон, каким бы он ни был, и ввалились сюда… с этим! Итак, у вас в руках четыре зуба. Что мне прикажете с этим делать?

– Сказать мне, из чьего они рта.

– Из чьего рта? – Гэлбрейт отступил на шаг, как будто боялся, что и впрямь находится в присутствии буйного сумасшедшего.

– Я имею в виду возраст человека, кому принадлежали эти зубы. Они, на мой взгляд, выглядят довольно молодыми. Не сильно стерты.

– О, Бога ради! Одну минуту! Если я умру от этого, знайте, я буду преследовать вас до конца ваших дней! – Доктор прошел через комнату к своей сумке винного цвета и полу и вернулся в черных кожаных перчатках. Он поправил очки, неохотно принял зубы из ладони Мэтью и поднес их поближе к своему лицу и фонарю. Через несколько секунд он сказал: – Я согласен, что они из детского рта. Полагаю, лет четырнадцати или пятнадцати. Все резцы. Вот этот сильно поцарапан, остальные в довольно хорошем состоянии. – Он вернул зубы Мэтью, поморщившись от отвращения, и выставил перед собой руки в перчатках так, словно на них скопилась какая-то зараза. – Я сказал вам свое мнение. А теперь объяснитесь: к чему это все?

– Вот к чему, – вздохнул Мэтью, – примерно через час мы встретимся с Илаем Бейнсом у заднего входа в жилище Уиксов. Он принесет кирку и все необходимое для вскрытия гроба. Затем он приведет нас к двери, за которой, по его словам, находится лестница в склеп, а затем он…

– Хватит. Я услышал достаточно. Даже слишком. Убирайтесь отсюда, пока я не позвал Харриса, чтобы он живьем с вас шкуру содрал!

– Вы этого не сделаете. Дело в том, что эти четыре зуба приводят меня к тревожному подозрению. Возможно, тело в гробу Мэри – это не Мэри. Ведь ее так и не удалось как следует опознать, не так ли?

– Мэри упала со скалы восьмого сентября, а тело обнаружили в середине октября. За это время больше никто не срывался в море. Прожорливые морские обитатели не пощадили ее плоть, и, я могу сказать вам, зрелище было ужасным. Сломанные кости, зияющие рваные раны. У нее даже не было глаз, молодой человек! Крабы устроили на ее теле свой жуткий пир!

– И, испытывая некоторое отвращение к бактериям, вы предпочли во время опознания держаться на почтительном расстоянии от тела?

Губы Гэлбрейта зашевелились, готовясь выдать гневный ответ, но, когда голос раздался, он был очень тихим:

– Мой отец был тунеядцем и бездельником. Он умер от сифилиса. Когда становишься свидетелем чего-то подобного, день за днем пожирающего плоть твоего близкого человека, это меняет тебя. Ты никогда не станешь прежним после такого. Это была палка о двух концах, заставившая меня заинтересоваться медициной, но, с другой стороны, она… привила мне страх. Я делаю все, что в моих силах. – Он прерывисто вздохнул. – Ладно, я осмотрел тело, а затем действительно отошел в сторону, чтобы позволить деревенскому священнику и тому гробовщику сделать свою работу. Но если это не тело Мэри, то чье же оно тогда?

– Произнесу два слова, которые не должны выйти за пределы этой комнаты. Вы понимаете?

– Ни черта я не понимаю!

– Жертва убийства.

– Что? Какого еще убийства?

– Я сказал все, что собирался сказать. Доктор, мне нужна ваша помощь, и я вам доверяю.

– Ну, разумеется. С чего бы вам не доверять мне?

– Потому что, – многозначительно кивнул Мэтью, – некоторые в этом доме доверия не заслуживают и, вероятно, они очень опасны. Я рискую, привлекая вас к этому делу, но во имя справедливости это необходимо сделать.

– То, что вы говорите – безумие! Вскрывать гроб Мэри?! Это богохульство!

– Так и было бы, если б в том гробу действительно лежала Мэри Тракстон, – согласился Мэтью. – А я считаю, что это не так.

– Труп… – пробормотал Гэлбрейт. – Он набух от воды и был изуродован до неузнаваемости. А к настоящему моменту этот труп пролежал в гробу несколько месяцев. Вы хоть представляете, какая у него сейчас степень разложения? Как я могу что-либо определить по этим… как бы так помягче выразиться… останкам?

– Вы боитесь смотреть на тело?

Глаза за линзами очков блеснули красным угольком.

– Нет. А вы – должны бояться.

Мэтью подождал, пока вспышка гнева утихнет, прежде чем сказать:

– Я боюсь. Но я не позволю страху остановить меня.

Гэлбрейт начал снимать очки, но поколебался, и Мэтью подумал, что дело в перчатках, которыми он прикасался к зубам.

– Господи, лучше бы вы никогда не приходили в этот дом.

– Думаю, другие чувствуют то же самое, и вы можете отказать мне в моей просьбе. Но я очень прошу вас согласиться.

***

В погруженном в серый полумрак склепе продолжала лететь кирпичная крошка, а воздух заволакивала пыль, пока Бейнс наносил удары киркой. Каждый стук отдавался в ушах Мэтью и разрывал его нервы на части. Камень с табличкой обрушился. Бейнс использовал кирку, чтобы вытащить кирпичи на пол, а затем продолжил работу.

– Черт возьми! – выругался Бейнс, переводя дух. – Я и не знал, что кирпичи укладывают так прочно. Печально видеть, как такая работа идет прахом, но… – Он пожал плечами и вернулся к своей разрушительной работе.

Когда рухнуло еще несколько кирпичей, образовалась дыра. Затхлый воздух вырвался из темноты. Пространство расширилось.

Еще несколько ударов – и образовалось достаточно места, чтобы впустить живое тело в обитель мертвых. Гэлбрейт принес из своей комнаты тряпицу и использовал ее, чтобы защитить лицо от клубящейся пыли. Мэтью пожалел, что не последовал его примеру.

Бейнс отложил кирку в сторону.

– Я уверен, что этого достаточно, – сказал он и поднял железный лом, прислоненный к дальней стене. – Кто-нибудь осветит мне путь?

Мэтью вошел первым со своим фонарем, пригнув голову. Пришлось сжаться, чтобы протиснуться в отверстие. Внутри стоял гроб на каменном возвышении примерно в трех футах от пола. Он был простым, из некрашеного дерева, а на крышке были выжжены очертания христианского креста.

Мэтью пришлось наклониться, потому что пространство здесь было узким, и его голова задевала потолок. Следом за ним вошел Бейнс, а затем уже доктор со своим фонарем.

При виде гроба с крестом на крышке Гэлбрейт прерывисто вздохнул под своей самодельной маской.

– Я чувствую, как пламя ада обжигает мне спину. Клянусь Богом, это преступление против природы!

– Приступайте, – попросил Мэтью Бейнса. Нужно было двигаться дальше, пока у кого-то из присутствующих окончательно не сдали нервы.

Бейнс глубоко вздохнул, выдохнул и вогнал конец лома в шов между крышкой и гробом. Пока он работал, гвозди начали по одному выскакивать из крышки с шумом, напоминающим одиночные пистолетные выстрелы.

– Я буду проклят за это, – пробормотал доктор, но, к его чести, он оставался на месте и не пытался сбежать.

Гвоздь выскакивал за гвоздем.

– Боже! – воскликнул Бейнс, прервавшись. – Сколько гвоздей этот ублюдок вбил в эту штуку?

– Достаточно, чтобы запечатать ее навсегда, – ответил Мэтью. – Хотите, я попробую сам?

– Нет, я справлюсь.

И это к лучшему, – подумал Мэтью, ведь его нервы были на пределе, а его сердце билось так же громко, как звенели выскакивающие из крышки гроба гвозди, падая на пол. Удивительно, что на таком холоде можно так сильно вспотеть.

Бейнс затолкал лом под крышку и начал ее расшатывать. Раздался такой шум, будто дюжина демонов возопила от ярости, когда им ломали кости. Гэлбрейт издал сдавленный звук и начал отступать, но Мэтью поймал его за плечо и удержал. С последним ужасающим треском раскалывающегося дерева крышка поднялась и упала, и в склеп ворвался сухой тошнотворный запах застарелой смерти.

Никто не пошевелился.

Никто не заглянул в гроб.

Гэлбрейт нарушил повисшую тишину, и теперь его голос зазвучал уверенно и профессионально:

– Добавьте мне света, Мэтью. И, если моим глазам предстоит увидеть то же, что и вашим, сделайте шаг вперед.

Мэтью собрался с духом и повиновался.

Жизнь.

Это было так шокирующе и так печально, что жизнь может пройти через все свои перипетии, через темные и светлые дни и привести к этому. Гниющая оболочка. По сути, пугало, в котором едва можно было узнать человека, которым оно когда-то было. Пожелтевшее платье и увядшие розы вокруг дыры, зияющей в горле. Лицо, лишенное челюсти и глаз, уже не было лицом, а напоминало оплывшую восковую маску. А когда-то это была девушка. Любимый человек и чье-то сокровище. Теперь это была скорее сморщенная связка сломанных веток, и ничто уже не говорило о ее молодости, красоте, истории, таланте, надеждах и мечтах.

Мэтью стоял, глядя сверху вниз на изуродованное лицо. Скальп девушки был обглодан до костей голодными морскими обитателями. Осталось лишь несколько клочков темных волос.

Гэлбрейт отстранил Мэтью, не обращая внимания на выражение ужаса и скорби на его лице. Он сказал из-под тряпицы:

– Боюсь, четыре предмета в вашем кармане здесь бесполезны, потому что верхней челюсти нет, а нижняя раздроблена на куски. – Он наклонился, чтобы рассмотреть тело поближе. Илай Бейнс отступил, чтобы дать доктору побольше места. – Я не понимаю, как, во имя Господа, я могу что-то определить по этому телу.

В этом и был смысл, – подумал Мэтью.

– Эти раны и раздробленные кости. По-вашему, все это – следствие удара о скалы? – спросил он.

– Камни начали дело, а морские обитатели довершили начатое. Заползая в труп и копошась в нем после того, как тело разбухло, они нанесли непоправимый ущерб.

– А платье! На ней ведь было не это платье, когда она сорвалась со скалы, не так ли?

– Не будьте тупицей, – пожурил его доктор. – Волны унесли всю ее одежду. То, во что ее одели, принадлежало Мэри при жизни. Харрис отнес его гробовщику.

– Кажется, оно ей немного велико…

Гэлбрейт выпрямился и посмотрел на Мэтью тяжелым взглядом.

– У смерти есть способы уменьшать тело, молодой человек. Вашему образованию не хватает понимания того, как работает смерть.

Но я неплохо понимаю в убийствах, – чуть было не ответил Мэтью. Он изучал тело и держал фонарь высоко, когда доктор снова наклонился. Одна рука в перчатке придерживала повязку на лице, а другая перемещалась туда-сюда – осторожно, будто с уважением к вечному сну покойницы.

– Это бессмысленно, – пробормотал Гэлбрейт. – Вам просто не могло прийти в голову затеи хуже, чем эта.

– Неужели вы не можете изучить ничего, что дало бы нам ключ к разгадке? – Ничего. – Доктор снова выпрямился, а затем замер. – Ну ладно. Кое-что, я полагаю, можно сделать. Кости правого запястья. Дайте-ка я посмотрю.

– Что вам дадут кости запястья? – удивился Мэтью.

– Тшшш, – шикнул на него доктор. Прошло примерно четверть минуты, прежде чем он задумчиво протянул: – Хм-м-м…

– В чем дело? – встрепенулся Мэтью.

– Это интересно. – Гэлбрейт наклонился ближе, а затем снова отстранился. – Некоторое время назад Мэри рассказала мне, что в возрасте четырнадцати лет она упала с лошади. Это привело к сильному перелому запястья. Как правило, оно болело в плохую погоду, и она наносила мазь, чтобы успокоить боль. Я чувствовал кальцификацию в месте перелома. – Гэлбрейт повернулся к Мэтью. – А на этой руке признаков кальцификации нет. Вообще никаких.

– Что это значит?

– А это значит, молодой человек – если только в моем преклонном возрасте я не начал терять всякое здравомыслие, – что это запястье принадлежит не Мэри Тракстон. Да, сейчас глубокая ночь, и я ошеломлен увиденным, но у меня осталось достаточно воздуха в груди, чтобы спросить: вы знаете, на кого я сейчас смотрю?

– Да, но я не могу сейчас ответить вам. Мы можем выйти отсюда, чтобы продолжить разговор?

Бейнс закрыл крышку гроба, насколько это было возможно, и доктор с Мэтью покинули склеп.

В помещении снаружи Мэтью обратился к обоим мужчинам:

– Я не думаю, что мне нужно просить вас не разглашать ничего из того, что вы сейчас услышите. Время для оглашения этой информации наступит, но не сейчас.

– Я бы не проронил ни слова, сэр, – сказал Бейнс.

Гэлбрейт хмыкнул. Он с явным отвращением стянул перчатки и сунул их в карман.

– Я уверен, что не собираюсь бежать наверх и сообщать Форбсу, что я принимал участие во вскрытии гроба его жены, в котором оказалась не она. Я оставлю это гнусное дело вам, молодой человек.

Они поднялись по каменной лестнице к двери, ведущей во внутренний коридор. Бейнс возглавлял процессию. Как раз перед тем, как дверь открылась, до их слуха донесся приглушенный крик. Когда Бейнс протиснулся внутрь, крик превратился в пугающий, душераздирающий вопль:

– Помогите! Кто-нибудь! Помогите! Господин Форбс выбрался!

– Он бросился к утесу! – закричал Мэтью так же пронзительно, как Уикс, хотя все и так знали, к чему все идет. Бейнс бросил кирку и лом на пол, и все трое рванули в прихожую, где обнаружили у входной двери разбитый фонарь, проливающий горячее масло на камни, и перевернутую набок койку. Через широко распахнутые двери Мэтью разглядел бегущую фигуру то ли Форбса, то ли Уикса. Со своим фонарем в руке он бросился в погоню, Бейнс мчался прямо за ним, а доктор бежал последним.

Холодный сильный ветер ударил Мэтью в лицо. Он обогнал Уикса, который споткнулся и завалился в сторону, с трудом переводя дыхание.

– Остановите его! Остановите его! – успел выкрикнуть дворецкий, прежде чем его голос поглотила непогода.

Мэтью заметил фигуру, стоящую ярдах в десяти от него прямо на краю утеса. В тот же миг где-то в облаках раздался басовитый грохот, а из темноты хлынул проливной дождь.

Форбс Тракстон прыгнул.

Его ночная сорочка была почти сорвана с тела, когда Мэтью ухватился за нее обеими руками, бросив свой фонарь. Форбс сопротивлялся и тянул молодого решателя проблем за собой так, что ботинки последнего оставляли борозды в земле. Он мог бы полететь вслед за ним и разбиться о скалы, если б его снова не спас Илай Бейнс, который сумел вытащить обоих и отволочь в сторону от края утеса.

Мэтью сел под проливным дождем прямо на холодную землю. По его волосам струилась вода. Форбс лежал на спине, прижав руки к глазам, его тело сотрясала дрожь. Бейнс стоял в стороне, когда подоспели Гэлбрейт и Уикс. Доктор немедленно опустился на колени, чтобы оказать помощь Форбсу, но тот отмахнулся от него и свернулся калачиком, словно желая, чтобы весь мир исчез.

– Я пытался остановить его! – причитал Уикс, перекрикивая шторм. – Он промчался мимо меня, но я пытался…

– Никто вас не винит, – ответил Гэлбрейт. – Давайте отнесем его обратно в дом.

Харрис и Найвен стояли у двери, Зоя притаилась за их спинами, когда промокшая от дождя группа с трудом протиснулась внутрь. Бейнс и Мэтью крепко держали Форбса, который бессвязно что-то бормотал, а его ноги то и дело подкашивались.

– Что, черт возьми, произошло? – требовательно спросил Харрис. – Он прошел мимо Уикса? Форбс, этому безумию должен настать конец! Ты меня слышишь?

– Вы не помогаете, – рявкнул на него Гэлбрейт. – Форбс, вы можете подняться по лестнице?

– Мэри… – тихо простонал Форбс, опустив голову. С него на пол ручьями лилась вода. – Она была там. Мэри… моя Мэри… она звала меня.

Доктор бросил на Мэтью быстрый взгляд и отвернулся.

– Харис, вы с Найвеном помогите мне с ним. Кто-нибудь, Бога ради, закройте дверь!

Мэтью отстал и подчинился приказу доктора, когда Форбса повели вверх по ступенькам.

Когда они скрылись из виду, а их шаги смолкли, Мэтью тихо сказал Бейнсу:

– Лучше всего забрать инструменты. Я полагаю, вы уронили их в…

– Кажется, это ваше. – Мэрион Уикс в белой фланелевой ночной сорочке и чепчике появилась в коридоре, держа в руках инструменты, которые обронил Бейнс. – Я не спрашивала тогда, для чего это все нужно. Не буду спрашивать и сейчас. Но я чуть не споткнулась об это и не сломала себе шею, когда услышала крики и бросилась сюда. Можете забрать их. – Она отдала инструменты Илаю и посмотрела на своего вымокшего насквозь мужа. – Я знала, что это было лишь вопросом времени, когда господин Форбс вырвется. Он пострадал?

– Промок под дождем и немного бредит, – ответил Мэтью. – Но, слава Богу, других травм нет. Так же я благодарю Бога за то, что мистер Бейнс подоспел вовремя.

– С тобой все в порядке, Чет? – спросила Мэрион.

– Перенервничал, промок и запыхался. Я пытался остановить его, но он был слишком быстр.

Взгляд женщины упал на стекло от разбитого фонаря на полу. Масло все еще горело синим пламенем, но опасности пожара не было.

– Я достану свою метлу и приберу здесь. – Она покачала головой. – Бедный господин Форбс. Он так хочет уйти из этой жизни. Да смилостивится Господь над его грешной душой. – Миссис Уикс обратила свое внимание на Мэтью, и по ее каменному взгляду он понял, что в этой маленькой пожилой женщине заключена грозная сила. Похоже, прямо сейчас она была готова выпустить ее наружу. – Могу я говорить откровенно, сэр?

– Конечно. – Мэтью начал дрожать от холода и сырости, но решил, что лучше выслушать эту даму, если ей есть, что сказать.

– Ни Чет, ни я не считаем, что господин Форбс видит призрак госпожи Мэри, но какие-то нечестивые духи определенно здесь бродят. Мы также не считаем, что этот несчастный случай свел его с ума. О, он горюет, это точно, но в его бремя… как бы так сказать… вмешиваются. Тот, кто делает это с господином Форбсом, – настоящее зло во плоти, молодой человек. Госпожа Мэри была прекрасной, замечательной женщиной, храни Господь ее душу. Идея о том, что она возвращается из мертвых, чтобы забрать господина Форбса с собой, просто… Мне не подобрать слов.

– Это и не нужно, – сказал Мэтью. – Я разделяю ваши чувства.

– У меня есть свои подозрения, но я не буду их высказывать. – Она шагнула ближе к Мэтью, и у него сложилось впечатление, что даже Хадсон Грейтхауз отступил бы от огня в ее глазах.

Обращаясь к нему, она произнесла всего два слова:

– Поймайте ублюдка.

Затем она переменилась в лице и обратилась к своему насквозь продрогшему мужу:

– Давай, дорогой, снимем с тебя эту мокрую одежду, а потом я здесь приберу. – С этими словами она перевела взгляд на балкон, и Мэтью подумал, что она вспоминает повесившегося бывшего хозяина, чья кровь залила камни, чтобы верная домработница убрала ее.