Текст книги "Семь Оттенков Зла (ЛП)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 40 страниц)

Тарелки звякнули в руках Эллы, когда она опустила их в мойку, а кухонный камин протестующе выплюнул несколько искорок.

– Это произошло после смерти Вайдена, – продолжил Джоэль. – Внезапно… что-то начало проникать к нам на ферму и рвать скотину на части. Оставляло вместо горла сплошное кровавое месиво. А из глубины леса мы начали слышать вой. Мы подумали на волков. Решили, что это они заявляются и уничтожают наш скот, но… была одна странность. Они заявлялись раз в месяц на пару-тройку ночей, а затем пропадали – до следующего месяца. Я начал вести журнал и понял, что эти твари – кем бы они ни были – приходят только в полнолуние. Возможно, конечно, они весь месяц бродили в окрестностях, и лишь под полной луной набредали на нашу ферму, но… вы, Мэтью, поверили бы в такие совпадения? – Джоэль качнул головой. – И что тут сказать? Волки – умные звери. Они думающие. Думающие животные. Кстати, мы пытались в другие дни охотиться на них с мушкетами, но не встретили ни одного.

– Он был хорошим мальчиком, – вдруг пробормотала Элла. Она стояла к ним спиной и продолжала оттирать посуду. Учитывая, каким измученным казался сейчас ее голос, Мэтью был рад, что не видит ее лица. – Наш Уилл… – прошептала она. Этот шепот больше походил на дуновение ветерка на кладбище.

Джоэль наклонился вперед, и его темно-карие глаза потемнели еще сильнее, став похожими на два дула пистолета, направленных прямо на гостя.

– Я рассчитал, когда волки должны были явиться снова. Сказал Уиллу, что мы должны сторожить скот в эту ночь на пастбище. Скот дал бы нам знать, когда эти твари проберутся, так что мы затаились. В этот момент мы должны были достать темные фонари[20]20
  Темный фонарь или потайной фонарь – это свечной фонарь со скользящим затвором, который можно было легко затемнить, не гася при этом свечу.


[Закрыть], которые до этого держали бы спрятанными. Дальше – дело за малым: целься да стреляй. Мы подготовились, но волки не пришли. Ни первой ночью полнолуния, ни следующей. Возможно, они нас учуяли, понимаете, Мэтью? Мы учли все, кроме запаха, который не могли замаскировать. Но на третью ночь… они были голодны. Они не могли больше ждать.

– Пожалуйста, – тихо простонала Элла, словно умоляя мужа прекратить.

– На третью ночь, когда луна уже начала убывать, скот вдруг заволновался. Мы уловили какое-то движение. Да, думаю, это будет самое правильное слово. Но то, что мы с Уиллом внезапно услышали, было не воем. Нет, показалось, что что-то бьется о стену амбара на расстоянии около пятидесяти ярдов от нас. Лошади испуганно заржали. А ведь дверь амбара была заперта, волки никак не могли просто отпереть ее. Мы решили, что они бросались на доски, чтобы сломать дверь. Уилл помчался к амбару. Я крикнул ему, чтобы подождал меня, но он был чертовски быстр. Он открыл заслонку своего фонаря, и я увидел что-то движущееся… размытые фигуры. Единственное, что я могу сказать – они были большими. Я увидел вспышку выстрела Уилла. Услышал, как кто-то… или что-то скулит от боли. Только вот на животный скулеж это было никак не похоже. Это было… я до сих пор не могу сказать, что это.

Бэкетту пришлось остановиться. Он отложил трубку и провел рукой по лицу. Мэтью заметил, что его рука слегка подрагивает.

– Я увидел… увидел, как что-то налетело на моего сына… Две или даже три твари. Фонарь Уилла упал. Я бросился к нему, но на меня напали сзади, и я разбил свой фонарь. Удар был таким сильным – мне показалось, что на меня налетело пушечное ядро! Я рухнул лицом прямо в землю, и мне выбило два зуба, а что-то страшное и жутко тяжелое уселось мне на спину и вдавило в траву. Я чувствовал когти на своих плечах. Мой мушкет куда-то пропал… А в отдалении я слышал, как кричит мой мальчик.

– Ох, – тихо выдохнула Элла, застыв у мойки.

– Я пытался встать, но оно не давало мне двигаться. Я с трудом мог дышать. Вонь изо рта этой твари доносилась до моего носа, жар обжигал мне шею. Клянусь вам, клянусь Богом, – дрожащим голосом продолжал Бэкетт, – что эта зверюга издавала звуки, которые напоминали человеческую речь. Можно сказать, что у нее был человеческий голос, если представить, что натянутые мышцы или лезвия бритв умеют говорить! Оно сказало: «Нет». Я боролся, но почувствовал ужасную боль. Оно сломало мне правую руку, чтобы я не мог добраться до мушкета и выстрелить. Оно сломало ее так легко, словно разбивало яичную скорлупу! Мне пришлось слушать, как моего мальчика разрывают на части. – Он болезненно сморщился. – Остается лишь… остается лишь благодарить Бога, что его мучения не продлились слишком долго.

Бэкетт снова замолчал. На этот раз в его глазах стояли слезы.

– Скот они тоже порвали. Две головы пропало, – продолжил он, когда смог. – А моего мальчика они оставили… разорванным. Вы можете представить, каково находиться в кошмаре, из которого невозможно вырваться? Ты кричишь, скрежещешь зубами, но не можешь проснуться. Вот, как я чувствовал себя в ту ночь. – Он болезненно вздохнул. – Когда Элла добралась до меня, все было уже кончено. Они ушли. Я не успел остановить ее, и она… она увидела, что они сделали с Уиллом. Почти две недели она не могла разговаривать. Ни слова не произносила. Вот, что твари, живущие на той дороге, сделали с моей семьей.

– Боже… – выдохнул Мэтью. Он был шокирован этой историей. – Господи Боже, это ужасно!

– Да, – согласился Бэкетт. – Эти твари… они могли учуять нас по запаху, они устроили нам отвлекающий маневр с помощью скота. Меня не покидает мысль, что, если бы Уилл не подстрелил одного из них, они бы его не убили. Тот, что сидел у меня на спине… он мог убить меня в мгновение ока, но не сделал этого. Как я уже сказал, они умны. И хитры. Но, Боже, каким существом нужно быть, чтобы получать от кровопролития такое удовольствие? – Он покачал головой. – Мы похоронили Уилла – то, что от него осталось, – и покинули ферму. Собирались переехать в Нью-Йорк, но семейство наших друзей, которые держали эту таверну, как раз выставило ее на продажу. Элла не хотела оставаться так близко к тому месту, где с нами приключился этот ужас, но зато так мы можем чаще бывать на могиле сына. Я хожу туда. Просто стою там и разговариваю с ним. Но только днем, чтобы к заходу солнца обязательно вернуться домой. – Бэкетт поджал губы. – Сейчас мы хорошо обустроились, у нас неплохая жизнь, нам нравится помогать путешественникам. Мы делаем доброе дело и получаем за него хорошие деньги. У нас всегда зажжено много свечей. – Он повернулся к жене, которая все еще не двигалась, стоя у мойки. – Прости, Элла, – сказал он. – Я не хотел бередить старые раны, но ты ведь понимаешь, что мы должны были рассказать этому молодому человеку об опасностях, которые могут его подстерегать? – Он посмотрел на Мэтью через стол покрасневшими глазами. – Это было около двадцати лет тому назад. А мне иногда кажется, что все случилось прошлой ночью. Вы можете себе это представить?

– Едва ли. – Мэтью сглотнул тяжелый ком. – Но… вы почему-то говорили о неких тварях, которые на вас напали. Вы ведь видели их? Раве это были не волки?

– Я и в самом деле не знаю, кем они были. Могу также сказать вам… знаете, я ведь научился понимать языки некоторых индейцев. Как выяснилось, некоторые из них и по-английски неплохо говорят. Так вот, на их языке слово «проклятый» значит то же самое, что «больной». Вот, как они называют эту дорогу. Она больна. И, если вы отправитесь к речным утесам этой дорогой и не достигнете пустого дома до наступления темноты, даже если будете идти в сумерках, вас ждет ад. Отправляться туда – безумие. Или самоубийство. Никто там не живет, хотя индейцы говорят, что до сих пор слышат вой где-то в лесу, когда на небе восходит полная луна. Эти твари все еще там, Мэтью. Даже двадцать лет спустя. – Бэкетт отклонился на своем стуле. – Теперь вы все знаете.

Мэтью не мог найти слов. Конверт, лежащий в его внутреннем кармане, вдруг показался тяжелым, как надгробная плита. А те десять фунтов, что фон Айссен заплатил ему – это, что, плата Харону[21]21
  Харон – в греческой мифологии перевозчик душ умерших через реку Стикс в подземное царство мертвых.


[Закрыть]?

– Что ж, жена моя, ты устроила нам прекрасный пир, – сказал Бэкетт, меняя тему, хотя придать голосу былую непринужденность ему не удалось. – Мэтью, давайте посидим у камина в передней комнате. А вы расскажете мне, зачем вам все-таки понадобилось ехать в этот дом.

– Это нарыв на теле земли, – повторила Элла.

Когда Мэтью в уютном свете свечей, согретый теплом очага, сидел с Бэкеттами в передней комнате, он чувствовал себя ужасно, скованный своей клятвой.

Ехать или не ехать? Сказать или не сказать?

– Меня нанял один джентльмен, назвавшийся фон Айссеном, – начал он. – Сказал, что я должен отправиться к его брату и доставить ему послание. Я не могу сказать, что это за послание, я ведь и того, что уже сказал, обещал не разглашать. Ужасно, что я нарушаю клятву, но то, что вы поведали… – Он покачал головой, предпочитая не заканчивать эту мысль. – Прошу, не просите меня поделиться подробностями. Могу лишь сказать, что доставить послание я должен незамедлительно. И непременно ночью.

Бэкетт снова поднес ко рту трубку. Затянувшись, он выпустил густое облако дыма, которое сдвинулось и потянулось к очагу, стремясь вырваться в дымоход.

– Это смертный приговор, – заключил Бэкетт. – Если вы рискнете и отправитесь к речным утесам, живым вам оттуда не вернуться.

Глава 3

С первыми лучами солнца Мэтью оказался перед лицом тяжкого выбора.

День обещал быть ясным и солнечным. На деревьях щебетали птицы, на небе не было ни облачка, а окружающий лес казался скорее таинственным и привлекательным, нежели опасным. Однако Мэтью знал, что через этот дикий клубок густой растительности сможет пробраться только настоящий индеец.

Он не представлял, что ему делать.

Мэтью провел ночь на удобной пуховой перине в одной из комнат таверны, но спокойной эту ночь назвать было никак нельзя. Сон не шел, его одолевала тревога.

Утром он побрился, умылся, сменил рубашку и чулки, а затем позавтракал ветчиной и яйцами. Бэкетты за завтраком держались весело и легко и о своем сыне, погибшем много лет назад, не сказали больше ни слова. Как будто вся эта ночная история оказалась не более чем дурным сном.

Мэтью собрал все необходимое в дорожную сумку, надел утепленное пальто, потому что снаружи все еще было прохладно, расплатился с хозяевами одной монетой из гонорара фон Айссена и теперь сидел в седле, прощаясь с Джоэлем и Эллой. Сьюви нетерпеливо фыркала и била копытом о землю.

Что делать?

– Мы надеемся в ближайшее время приехать в Нью-Йорк, – сказал Джоэль, приобняв свою жену. – Вы ведь знаете, женщины любят ходить по магазинам.

– Да, – рассеянно пробормотал Мэтью, продолжая мучиться вопросом, что делать.

– Доброго вам пути, – пожелала Элла. – Очень приятно было провести вечер в вашей компании.

Мэтью не смог не задаться еще одним вопросом: что бы на его месте сделал Хадсон Грейтхауз? По сути, такое задание было ему – юному Мэтью Корбетту – не по зубам. Совсем не по зубам. У него не было опыта для чего-то подобного.

Черт побери! – подумал он. – Не думай, а гони Сьюви обратно в Нью-Йорк так быстро, как только можешь...

И вдруг в голове зазвучал голос, явно принадлежавший Хадсону Грейтхаузу: Ты слабый и тонкий, как глиста.

Джоэль шагнул вперед и погладил Сьюви по шее, после чего поднял взгляд кверху, щурясь от утреннего солнца.

– Вы все же решили поехать туда, не так ли?

– Я… – Мэтью понимал, что теперь и впрямь столкнулся с вопросом жизни и смерти. Собственных жизни и смерти. Но у него ведь было два пистолета! Разве они не помогут ему в случае чего держать оборону с наступлением темноты? И все же… у Джоэля и его сына было два мушкета. Разве это их спасло?

Ответ прозвучал раньше, чем Мэтью успел осознать, что произносит его:

– Я должен.

– Я пытался, – сокрушенно вздохнул Джоэль. Он еще раз погладил Сьюви по шее и отступил, став рядом со своей женой. Их лица сделались пустыми, как непроницаемые маски. Они действительно пытались его отговорить. – Удачи вам, – сказал Джоэль Бэкетт и отвернулся. Элла последовала его примеру.

Мэтью направил Сьюви на север.

Вскоре он вышел на небольшой тракт – достаточно широкий, если учесть, что это не основная дорога. С обеих сторон лес казался настолько густым, что солнце едва пробивалось через него своими настойчивыми лучами. Через некоторое время свет превратился в зеленую дымку, испещренную красными и оранжевыми вспышками листвы, смыкавшейся в двадцати футах над головой Мэтью. В воздухе пахло не свежестью, а подгнившей сыростью из-за разложения виноградных лоз.

Мэтью натянул поводья и остановился у входа в угрожающий лесной туннель, потому что именно туннелем предстоящий путь, по сути, и являлся. Он немного изгибался влево, а затем тянулся вверх.

Сьюви недовольно зафыркала. Она тоже чувствовала какую-то угрозу, но, как и Мэтью, не до конца понимала, откуда она исходит. Мрак, стелившийся впереди, навевал ощущение чего-то густого и тяжелого. Мэтью чувствовал, как эта тяжесть давит ему на плечи – будто вместо одного утепленного пальто он надел десяток, не меньше.

Он должен был идти. Не так ли?

Хадсон Грейтхауз пошел бы. Ведь правда?

Прежде чем Мэтью сумел оформить в голове свое окончательное решение, он щелкнул поводьями и слегка толкнул Сьюви в бока, направив ее вперед по дороге. Чуть дальше он снова остановился, решив приготовить свои пистолеты. На всякий случай. Разум подсказывал, что он ведет себя, как настоящий глупец, и следует немедленно направиться обратно в Нью-Йорк, потому что он не был готов к выполнению задач такого рода. И все же, ему уже доводилось бывать в опасных ситуациях… даже в смертельно-опасных. На его лбу был изогнутый шрам от когтя медведя, служивший тому прямым доказательством.

А самой мощной движущей силой, подталкивающей его к продолжению этой миссии, было – черт бы его побрал! – его любопытство. Оно пробудилось, подобно адскому пламени, и не желало затухать. Если в конце этой дороги не жил фон Айссен, то кто должен был принять конверт? Десять фунтов – большие деньги. Вряд ли кто-то заплатил бы такую сумму, чтобы Мэтью доставил конверт ночью в пустой дом, это уж точно! Так что кто-то, определенно, ожидал этого сообщения. Там… за скалами… в доме покойника… в нарыве на теле земли.

Кто?

Путь продолжался.

Несколько раз Мэтью останавливался, чтобы позволить Сьюви отдохнуть и попить. Пистолеты он держал наготове – на веревках, которые привязал к обеим сторонам седла.

Затем, примерно в полдень, когда дорога изогнулась, как и было указано на карте, Мэтью натолкнулся на огромный дуб по правую руку от себя, и заметил, что на его стволе вырезано два слова. Они потемнели от времени, но все еще были разборчивы:

ПОВОРАЧИВАЙТЕ НАЗАД!

Мэтью обуздал Сьюви, словно невидимый кукловод приказал ему это сделать.

Некоторое время он сидел, глядя на предупреждающую надпись, а после рассеянно перевел взгляд на рукояти пистолетов. Он понял, что уже давно не слышал пения птиц. Здесь царило безмолвие, редко нарушаемое лишь шелестом листвы на ветру.

– Сьюви, – позвал он, стараясь сохранять голос ровным. Он не знал, почему, но думал, что его спокойный голос удержит любых извергов подальше отсюда. Лошадь, разумеется, никак не отреагировала. – Не думаю, что это послание написал индеец или волк, не так ли? – Мэтью нервно усмехнулся, понимая, что надпись лишь подбросила дров в костер его любопытства.

Итак, он продолжил путь. Через четверть мили дорога повернула налево и уткнулась в ветхую лесную лачугу. Неподалеку стоял небольшой амбар, порушенный молотом погоды, и виднелось пастбище, поросшее сорняками. Мэтью знал, что где-то здесь находится одинокая могила.

Еще час – и дорога снова взмыла вверх и рухнула вниз. Еще один поворот – и Мэтью заметил, что солнце начинает садиться за кроны деревьев. Неужели оно и в Нью-Йорке садится так быстро? Он почувствовал, как на улице становится темнее, а температура воздуха падает.

А затем он наткнулся на повешенного.

То, что произошло дальше, останется тайной для Хадсона Грейтхауза, потому что прежде чем понять, что перед ним в петле болтается набитое соломой и одетое в грязные лохмотья чучело, Мэтью успел слегка намочить штаны своего прекрасного пошитого на заказ костюма.

Он снова остановил Сьюви, и на этот раз она возмущенно фыркнула и переступила на месте, не желая повиноваться.

– Тише, тише, девочка, – ласково произнес Мэтью, погладив благородную кобылу по шее. Собственный голос немного успокоил и его самого.

Соломенный человек покачивался на ветру, поворачиваясь, пока не стала видна обесцвеченная веревка на искусственной шее.

Мэтью вдруг показалось, что за ним наблюдают. Что-то кольнуло его в затылок – пожалуй, слишком сильно, чтобы проигнорировать. Он обернулся, но не увидел ничего, кроме дороги и леса. Осмелится ли он крикнуть? Он осмелился.

– Эй! Там кто-нибудь есть?

Возможно, это индеец наблюдает за ним из зарослей? Если так, то стоит запомнить одно: вы никогда не заметите индейца, если только он сам этого не захочет. А этот – или эти, если он там не один – такого желания не испытывает.

Мэтью вновь повернулся к чучелу. Ему все еще казалось, что на него кто-то смотрит, он даже не сомневался в этом. Собравшись с силами, он обратился к наблюдателю:

– Меня ждут дела дальше по дороге! Я никому не собираюсь причинять вреда, но пройти дальше – обязан! Слышите? Соломенный человек меня не остановит!

Ответа, разумеется, не последовало. Впрочем, Мэтью его и не ждал.

– Я иду дальше! – зачем-то объявил он. А затем добавил то, о чем сразу же пожалел: – Имейте в виду, у меня два пистолета!

Поняв, что сделал, молодой решатель проблем из Нью-Йорка стиснул зубы, досадуя на самого себя. Он ведь фактически обозначил, что в его распоряжении всего два выстрела, при условии, что одно – или сразу оба оружия, не дадут осечки, а осечки случались чаще, чем хотелось бы.

Проходя мимо фальшивого висельника, Мэтью, сетуя на проклятое задание и свое неуемное любопытство, в сердцах толкнул его рукой. Чучело закачалось, веревка заскрипела, и этот звук продолжался, пока висящая фигура не замерла на безветрии.

Сьюви несла Мэтью дальше, а темнота продолжала опускаться, превращая день в сизые сумерки. С наступлением вечера, который обратил тракт в непроглядное черное полотно, Мэтью ощутил растущее напряжение, а Сьюви казалась все более взволнованной. Полная луна давала немного света, пробиваясь сквозь плотные ветви, но его было явно недостаточно, чтобы дорога осталась безопасной. Мэтью понимал: если Сьюви оступится, это путешествие точно закончится фатально.

Он понятия не имел, сколько сейчас времени, и жалел о том, что не может раздобыть хоть какой-нибудь фонарь. Впереди тоже не наблюдалось ни одного источника света. Мэтью всерьез задумался, не продешевил ли он, назвав сумму в десять фунтов. Потому что сломанная нога лошади или жизнь молодого решателя проблем стоили явно дороже…

Его размышления внезапно прервались, когда Сьюви повернула налево, и посреди дороги возникла фигура с факелом в руке.

Мэтью ахнул и обуздал Сьюви, заставив ее остановиться.

Перед ним стоял крупный мужчина – темноволосый, грузный и широкоплечий. Он был одет в нечто, которое и обносками-то можно было назвать с большой натяжкой. На ногах вместо обуви были обмотки ткани, скрепленные лозой.

– Слезай с лошади! – приказал он голосом, которому явно не хватало вспышки молнии, потому что удар грома, видит Бог, только что прозвучал.

Мэтью колебался. Одна его рука скользнула к пистолету, а затем он осознал, что из леса появляются все новые и новые фигуры: одни с факелами, другие скрытые в тени. Он насчитал, как минимум, шестерых мужчин и четырех женщин – все грязные и в лохмотьях.

– Сдохнешь раньше, чем достанешь свой пистолет, – предупредил первый незнакомец. Его тон пресек в Мэтью всякое желание спорить.

Он спешился, с небольшим успокоением заметив, что незнакомцы не вооружены. Впрочем, многие из них и сами по себе казались смертоносным оружием – не нужно было быть провидцем, чтобы увидеть под лохмотьями, в которые они кутались, грозные развитые мышцы.

Громогласный приблизился. Мэтью попятился от него, потому что лицо незнакомца выглядело поистине пугающим. Низкий покатый лоб под грязным колтуном свалявшихся волос, кустистые темно-каштановые брови и глаза – черные, как семя греха. В грубой бороде виднелись седые прожилки. Мужчина поднес факел так близко к лицу Мэтью, что рисковал превратить его в живой костер.

Остальные члены этой странной группы приблизились, окружая его и Сьюви, которая могла лишь напряженно глядеть на ментальную битву, которую сейчас выдерживал Мэтью.

– Джек, возьми лошадь, – приказал Громогласный, и другой бородач вышел вперед, чтобы выполнить это указание.

Мэтью и Громогласный продолжали смотреть друг на друга. Отыскать в себе отвагу оказалось не так просто, и, когда Мэтью понял, что побороть незнакомца силой воли не выйдет, он не нашел ничего лучше, кроме как сказать:

– Добрый вечер.

– Кто ты такой? – прорычал Громогласный.

– Мэтью Корбетт из Нью-Йорка. А вы?

– В Нью-Йорке, что, больше не учат читать?

– Простите?

– Ты прошел знак. Там, на дереве. У тебя, что, с глазами плохо?

– Только когда ко мне слишком близко держат факел, сэр. Вы не возражаете, если я попрошу вас убрать его?

Факел остался на месте. Мэтью почувствовал, как кто-то подошел к нему сзади и одним резким движением сорвал с него пальто. Обернувшись, он увидел худую черноволосую девушку лет двадцати, уставившуюся на него так, будто она никогда прежде не видела другое человеческое существо.

– Корбетт, – повторил Громогласный, словно пробуя его имя на вкус. – И куда ты, черт возьми, собрался?

– Я на пути к… сюда. Эй! Стойте! Прекратите немедленно! – Он понял, что один из незнакомцев сорвал его дорожную сумку с седла, а другой принялся перебирать ее содержимое. – Это мои личные вещи! – запротестовал Мэтью, глядя прямо на факел.

– У нас тут нет «личных вещей», – последовал ответ. – Так куда ты едешь?

– Полагаю, это мое дело. И я не думал, что буду ограблен посреди ночи на пустынном тракте. Кто вы такие?

– Единственное место, куда он может направляться, – сказал мужчина с голосом не менее бесстрастным, чем выражение его лица, – это дом Боденкира. Остается вопрос: зачем?

– Боденкир? Это еще кто? – покачал головой Мэтью.

– Забери его пистолеты, – скомандовал Громогласный другому мужчине. – А лошадь привяжи прямо тут. – Затем он обратился к Мэтью: – Ты прогуляешься с нами, дружок. Смотри, не доставляй нам хлопот. Если попытаешься сбежать, сломаю тебе обе ноги. Уяснил? – Он указал факелом на лес. Мэтью заметил, что над кромками деревьев медленно восходит луна.

Громогласный тем временем прижал руку к затылку, в котором будто что-то хрустнуло.

В тот же миг Мэтью показалась, что он услышал женский стон боли.

– Пошевеливайся, – прорычал Громогласный, и у Мэтью не было выбора, кроме как подчиниться.