Текст книги "Славное дело. Американская революция 1763-1789"

Автор книги: Роберт Миддлкауф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 58 страниц)

12. Война

I

Делегаты первого Континентального конгресса разъезжались по домам под аплодисменты всего или по крайней мере части континента. В пути представителей Массачусетса существенно задерживали приглашения на званые обеды и прочие развлечения. Какое-то время казалось, что любой город от Филадельфии до Бостона жаждет засвидетельствовать им свое уважение. Делегаты Массачусетса, ошарашенные приемами и любезностями Филадельфии, сумели взять себя в руки по дороге назад и вежливо, но твердо отклоняли все предложения о визитах, кроме самых необходимых. В городке Палмер в Массачусетсе они остановились у некоего мистера Скотта с супругой, которые, по словам Джона Адамса, были «пламенными патриотами». Скотт и местный врач (доктор Дана) были довольны итогами конгресса и надеялись, что парламент отменит «Невыносимые законы» и удовлетворится регулированием торговых отношений. «Скотты полностью уверены, что англичане отменят все эти законы ближайшей зимой, – помечал Адамс в своем дневнике, скептически добавляя, – но я абсолютно не разделяю убеждения Скоттов и докторов»[459]459
  Diary of John Adams. II. P. 160.


[Закрыть].

Предвкушение того, что парламент сдаст свои позиции, вполне возможно, повлияло на общественное одобрение итогов конгресса. Однако большинство американцев разделяло скепсис Адамса и нисколько не возражало против углубления кризиса. В Палмере Адамс услышал о так называемой «пороховой тревоге», начало которой положили обежавшие несколько колоний слухи о том, что в начале сентября генерал Гейдж захватил пороховые склады в Чарлстауне. Адамс узнал, что некоторые граждане были даже разочарованы тем, что это оказались только слухи и что у них не было повода схватиться с регулярными войсками[460]460
  Ibid. P. 124.


[Закрыть].

Те из делегатов конгресса, которые обращали внимание на настроения в обществе, были убеждены, что вооруженный конфликт – дело решенное, и мир возможен только в том случае, если Лондон пойдет на попятную. Джон Дикинсон писал Артуру Ли, находившемуся тогда в английской столице: «Я страстно хочу сохранения мира, но должен признаться, что он, хотя и желанный сам по себе, будет стократ более желанен, если случится неожиданно для всех». Высказывание Дикинсона очень характерно, так как показывает, что положение, в котором очутились колонии, было еще не войной, но уже никак не миром. Ожидания Дикинсона и Адамса, пожалуй, отражали взгляды, превалировавшие в конгрессе. Хотя никто из его участников не опасался всерьез того, что их арестуют как мятежников и отправят в Англию, где они предстанут перед судом за свое участие в конгрессе, некоторых в ходе заседаний и после все же посещали неприятные мысли[461]461
  LMCC. I. P. 83.


[Закрыть].

Как бы то ни было, здравицы в адрес делегатов тешили их самолюбие, к тому же они не прекращались. Газеты напечатали текст «Континентальной ассоциации», а провинциальные конвенты и корреспондентские комитеты спешили поздравить делегатов и возместить им расходы, понесенные в Филадельфии. Но, как это часто бывает, наряду с продолжавшимися славословиями вскоре началась и язвительная критика конгресса и принятых там резолюций. В основном эта критика приобрела форму памфлетов и анонимных статей в газетах, причем большая часть ответов на эту критику также носила анонимный характер. Почти вся эта полемика была невысокой пробы, хотя зачастую в печати выступали люди вполне известные или скоро ставшие таковыми.

Среди критиков конгресса был и один из его участников – Джозеф Гэллоуэй. Перед началом заседаний он мучительно размышлял об отношении колоний к Англии, и то, что он услышал в Филадельфии, лишь укрепило его убеждения: парламент должен обладать верховной властью в империи. Однако у колоний есть права, и Гэллоуэй был уверен, что лучшим способом защитить их является англо-американская уния, и что-либо другое он вряд ли мог предложить. Впрочем, на конгрессе он увидел жажду независимости – «уродливой, уменьшенной копии настоящей Независимости». Такое будущее его не радовало[462]462
  Galloway J. A Candid Examination of the Mutual Claims of Great Britain and the Colonies. New York, 1775 // Tracts of the American Revolution, 1763–1776. Indianapolis, 1967. P. 351–399.


[Закрыть].

Свои взгляды Гэллоуэй выразил в памфлете, где даже не пытался скрыть свое презрение к «властителям дум». Были и другие политики, которые разделяли его мысли, хотя, быть может, и не доходя до идеи унии Англии и Америки. Среди самых бескомпромиссных критиков конгресса был Дэниэл Леонард, юрист из округа Бристоль в Массачусетсе. Для печати Леонард подписывался как Массачусетсец, а Джон Адамс отвечал ему под псевдонимом Нованглус. Переписка этих двух деятелей была полна довольно грубых взаимных обвинений, перемежавших аргументы за и против идеи независимости[463]463
  Массачусетсец публиковался в Massachusetts Gazette и Boston Post-Boy, Нованглус – в Boston Gazette.


[Закрыть].

Еще более острой была пикировка англиканского священника Сэмюэля Сибери и Александра Гамильтона, студента нью-йоркского Кингс-колледжа. Сибери в своих памфлетах предсказывал начало войны, если американцы последуют за лидерами конгресса, Гамильтона же перспектива войны совсем не пугала. Его ответы Сибери свидетельствуют о большом ораторском искусстве и твердой вере в права американцев[464]464
  Выступления Гамильтона в печати см.: Papers of Hamilton. I. P. 45–78, 81–165.


[Закрыть].

Такой обмен мнениями говорил о расхождениях по вопросу власти парламента в Америке. Конгресс превратился в народный орган – он пользовался поддержкой большинства американцев, но существовала и оппозиции ему. И оставалось много колеблющихся – их сдерживали привычка к лояльности и страх перед туманным будущим вне империи.

II

В такой подвешенной ситуации инициатива обычно находится в руках тех, кто ведет себя напористо, предлагая четкую программу действий и мер. «Ассоциация», безусловно, предлагала такую программу и назначила ее проводников: ставшие уже привычными провинциальные, окружные и городские комитеты, не имевшие формальной власти, но на деле сосредоточившие в своих руках ее полномочия. Наиболее успешные (и наиболее экстремистские) Из них в Массачусетсе и Виргинии просто заменили собой старую структуру управления. Сам генерал Гэйдж невольно спровоцировал их на этот шаг, упразднив в начале октября легислатуру Массачусетса еще до того, как она провела первое заседание; первый провинциальный конгресс, собравшийся в том же месяце, безболезненно занял ее место, и Массачусетс получил что-то вроде революционного правительства. Но еще задолго до действий Гэйджа и провинциального конгресса в западной части Массачусетса случилась небольшая политическая революция.

Западный Массачусетс делился на два округа: Хэмпшир и Беркшир, в которых проживало около 15% населения колонии. Через регион протекает река Коннектикут, что давало жителям возможность экспортировать древесину, шкуры, мясо и зерно. Вдоль реки постепенно возникали города, но большинство населения продолжало заниматься фермерством в долине Коннектикута и в глухих уголках Беркшира[465]465
  О ситуации в этом районе см.: Taylor R.J. Western Massachusetts in the Revolution. Providence, 1954.


[Закрыть].

Авторитетом на западе пользовались несколько человек. Одним из них был Израэль Уильямс из Хэтфилда, сметливый, практичный торговец и политик, занимавшийся, помимо прочего, скупкой земельных участков. Не отставал от него и полковник Джон Уортингтон из Спрингфилда, ну а Джозеф Хоули, хотя и не занимался земельными спекуляциями, в остальном делал все, что заблагорассудится, в Нортхэмптоне. Эти люди со своей родней и еще несколько семей, обязанных им, такие как Стоддарды и Партриджи, настолько безоговорочно утвердились в долине, что их даже заслужили прозвание «речных богов».

«Речные боги» не чурались политики. Сами они, их родственники и приспешники занимали должности судей, членов городских советов, различных секретарей и шерифов либо контролировали подобные посты, да и все остальное благодаря своему бизнесу и связям с королевским губернатором Бостона. Только Джозеф Хоули держался несколько в стороне, другие же «речные боги», подобно Бернарду и Хатчинсону, взирали на рост протестных настроений с ужасом. Они обладали реальной властью, о которой противники независимости колоний на востоке Массачусетса могли только мечтать, и поэтому, пока Бостон кипел, на западе провинции царила тишь да гладь. «Речные боги» проигнорировали кампанию против Акта о гербовом сборе, столь же индифферентно отнеслись они и к запрету на импорт, когда ломались копья в споре о тауншендовских пошлинах. Их никак не уязвила реакция лорда Хиллсборо на циркулярное письмо 1768 года, хотя шесть западных делегатов в палате представителей Массачусетса вошли в число «Славных 92-х», ослушавшихся Хиллсборо и проголосовавших против отмены циркуляра. Оставшиеся три делегата не сочли нужным присутствовать на этом судьбоносном заседании, и в следующем, 1769 году западные округа вновь послали в палату представителей трех «прогульщиков», а из западных «славных» остались лишь двое. К конвенту, созванному Сэмом Адамсом, запад также отнесся несерьезно: Хэмпшир был представлен одним делегатом, а Беркшир не прислал никого.

«Речным богам» такая лояльность власти аукнулась: тысячи простых людей возненавидели их. В 1772 году, когда дошли слухи о том, что британские министры решили оплачивать труд судейских из таможенных сборов, отобрав такое право у легислатур, западные округа всколыхнулись: шесть городов приняли резолюции, осуждавшие это нововведение, между тем «речные боги» и их креатуры использовали суды для безжалостного преследования мелких заемщиков.

«Невыносимые законы» разожгли тлевшие противоречия. В июле и августе толпы народа прекратили деятельность окружных судов: они оставались под замком до 1778 года в Хэмпшире и до 1781-го в Беркшире. Повсюду собирались городские и окружные конвенты (по сути дела – незаконные органы), учреждавшие собственные суды или в некоторых случаях передававшие дела городским собраниям. Например, в Питтсфилде город учредил специальный комитет, призванный разбирать судебные иски; в других поселениях уповали на и без того перегруженных членов городских советов. На востоке за такими действиями пристально наблюдали, а в Бостоне члены больших и малых жюри присяжных отказывались приносить клятвы, тем самым вынуждая высший суд прекращать свою работу.

Все эти действия чувствительно ударили по престижу «речных богов», и вскоре им пришлось испить полную чашу народного гнева. Израэль Уильямс и Джон Уортингтон были назначены в совет по судебным приказам – новый государственный орган, образованный согласно Массачусетсскому правительственному акту. Ни тот ни другой приглашения не приняли, но объявить о своем решении не успели, так как были схвачены разъяренной толпой и принуждены отказаться от должности публично. Полковник Уортингтон был настолько испуган, что немедленно перешел на сторону противника, разорвав всякие связи с восточным истеблишментом. Израэль Уильямс спокойно пережил такой удар по авторитету, продолжая всякий раз выражать свое неодобрение патриотических акций. В феврале 1775 года, спустя изрядное время после того как он отказался войти в судебный комитет, к нему в дом снова вломилась толпа, явно рассчитывавшая, что «тори» запросит пощады. Уильямс, однако, оказался не робкого десятка, и толпе пришлось продержать его ночь в коптильне, пропитываться запахом жженого дерева. Только это научило его держать язык за зубами.

Те же, кто принял приглашение войти в совет по судебным приказам, пережили подобные унижения, и их не могли защитить войска, расквартированные в Бостоне. Тимоти Рагглсу его друг из Хардвика советовал не возвращаться домой: «Я точно знаю, что существуют люди, которые жаждут вашей крови, и у них хватит влияния, чтобы подговорить напасть на вас»[466]466
  Documents Relating to the Last Meetings of the Massachusetts Royal Council, 1774–1776 // CSM, Pubs. 32. Boston, 1937. P. 476.


[Закрыть]. К Тимоти Пэйну в Вустер явилась толпа из двух тысяч человек и вынудила его написать покаянное заявление об отставке с должности, за которой он и не охотился. После этого он должен был громко зачитать это заявление, стоя с непокрытой головой в центре сборища. В толпе из Вустера были вооруженные люди, которые отправились затем в Рутленд, находившийся в двенадцати милях к северо-востоку, на поиски другого советника, который сбежал до их прихода. Подобное скопище людей описывал и Дэниэл Леонард: «Толпа стояла перед моим домом как для баталии»[467]467
  Ibid. P. 482. Тимоти Пейн описывал пережитое в письме губернатору от 20 августа 1774 года (Ibid. P. 476–478).


[Закрыть]. Эту группу быстро рассеять не удалось, и ночью дом Леонарда подвергся обстрелу.

Тактика протестующих сработала: едва ли не каждый советник, которому не удалось укрыться в Бостоне под защитой английского гарнизона, вынужден был подать в отставку, а «охвостье» законной власти в Бостоне существовало лишь на бумаге. За пределами города власть перешла к местным органам: советам городов, конвентам, комитетам, а иногда и к толпе. Конвенты и комитеты направили основные усилия на решение политических и военных вопросов, освободив себя от участия в текущих ежедневных проблемах.

Самой легкой задачей было прекращение торговых отношений с Великобританией – заблокировав Бостон, англичане таким образом заблокировали и весь импорт. Горячие головы (не бывшие, впрочем, жителями города) предлагали эвакуировать гражданское население и подготовиться к нападению на гарнизон. Бостонский комитет с неодобрением отнесся к таким предложениям, равно как и большинство лидеров провинции. В течение всего лета они собирались и вырабатывали планы действий в условиях фактического начала войны. Наиболее активными были представители округа Вустер: они собрались в августе, чтобы полностью отвергнуть все притязания парламента на власть над Америкой, и отправились в Бостон для встречи с делегатами от округов Миддлсекс, Саффолк и Эссекс. В начале сентября вустерский конвент упразднил окружные суды и приступил к реорганизации ополчения, первым делом вынудив уйти в отставку всех офицеров и призвав городские советы избрать на их места новых людей, чья преданность «общему делу» не вызывала сомнений[468]468
  Jensen M. Founding. P. 551–553.


[Закрыть].

Все эти действия закончились созывом конгресса провинции Массачусетс в начале октября. Гейдж прекратил полномочия легислатуры, поэтому члены палаты представителей и множество других делегатов собрались в Кембридже. Провинциальные лидеры продемонстрировали свой энтузиазм, во-первых, послав гораздо больше представителей, чем они направляли в обычную легислатуру (например, округ Хэмпшир послал 39 человек вместо обычных двадцати), а во-вторых, деятельно продвигая меры подготовки к войне. За три недели конгресс, ведомый представителями западных округов, одобрил ассигнование 20 000 фунтов на закупку оружия и обмундирования; эти деньги, очевидно, должны были принести налоги, ранее собиравшиеся правительственными чиновниками. Также конгресс образовал комитет безопасности и, убедившись, что он находится под контролем представителей западных округов, наделил его (или пять любых его членов) полномочиями набирать, вооружать и отдавать приказы ополчению. Речи, произносившиеся на этом конгрессе, были, пожалуй, еще более воинственными, чем принимаемые им меры: немалое количество некогда пассивных делегатов призывали эвакуировать Бостон и стереть его с лица земли вместе с гарнизоном Его Величества[469]469
  Ibid. P. 557–560.


[Закрыть].

В конце октября члены конгресса Массачусетса ушли на каникулы, договорившись вновь собраться в последнюю неделю ноября, однако в это время им уже пришлось учитывать итоги Континентального конгресса. Многим массачусетсцам «Ассоциация» показалась слишком умеренной, и они отказались принимать ее до тех пор, пока не найдут способы ужесточить ее требования. Неприязнь сельских жителей к горожанам выражалась в требовании запретить и продажу уже завезенных товаров после вступления в силу запрета на импорт. Конгресс в конце концов принял решение, что товары, легально ввезенные в Америку до 1 декабря 1774 года, нельзя будет пускать в продажу после 10 октября 1775 года. Участников конгресса торговцы обманывали в прошлом (по крайней мере, конгрессмены были в этом убеждены), и они не собирались допускать такое снова[470]470
  Ibid. P. 560–561.


[Закрыть].

В начале декабря провинциальный конгресс прекратил работу, но прежде из уст его участников раздалось несколько варварских предположений насчет того, что делать с бостонским гарнизоном. Сэм Адамс вернулся из Филадельфии, успел принять участие во второй серии заседаний конгресса и с одобрением отнесся к тому, что ему довелось услышать от представителей западных округов. Неудивительно, что Адамс стоял за масштабную подготовку – 20 000 ополченцев казались ему достаточной силой, а немедленное нападение на «красные мундиры» – наиболее разумной акцией. Другие политики с востока, и среди них Томас Кушинг, не были уверены в необходимости военных действий: они считали, что в случае нападения на Бостон Массачусетс останется в одиночестве, ибо поднять остальные колонии на войну могут только самые беспардонные шаги британцев. Адамс предсказывал, что другие колонии не только не будут колебаться, но даже устремятся на защиту Массачусетса, отчего Кушинг вышел из себя: «Это ложь, мистер Адамс, и я знаю это, и вам известно, что я это знаю!»[471]471
  Цит. по: Ibid. P. 562.


[Закрыть]

Подобных разногласий осенью 1774 года не было, например, среди вождей Виргинии. Даже купцы наперебой выражали удовлетворение «Ассоциацией», принятой на Континентальном конгрессе. Между тем в августе, как раз перед созывом конгресса, провинциальные конвенты прекратили деятельность окружных судов. Такая мера была ответом на попытки торговцев и посредников шотландского происхождения, живших в Виргинии, собрать долги, прежде чем «Ассоциация», одобренная представителями Виргинии, положит конец их бизнесу. Эти шотландские предприниматели оказывали сильное давление на своих должников, прибегая к помощи местных судов. Сейчас же, когда «Континентальная ассоциация» заменила местные соглашения, торговцы пытались отвести от себя угрозу[472]472
  Обсуждение принятых в Виргинии мер см.: Euans Е. G. Planter Indebtedness and the Coming of the Revolution in Virginia // WMQ. 3rd Ser. 19. 1962. P. 511–533.


[Закрыть].

Они имели все основания быть встревоженными. В ответ на призыв части палаты горожан Виргинии на собраниях фригольдеров по меньшей мере в тридцати округах прошедшей весной обсуждалась возможность полного прекращения торговли с метрополией, и хотя обычно приходили к выводу о нецелесообразности запрета экспорта в Британию, большинство выступало за закрытие Виргинии для импорта. Два месяца спустя после завершения работы первого Континентального конгресса примерно в половине из 61 округа Виргинии были учреждены комитеты по введению в действие «Континентальной ассоциации», и почти все остальные округа последовали этому примеру в начале 1775 года.

Комитеты эти внесли два простых и разумных предложения для усиления значения «Ассоциации»: во-первых, чтобы большинство жителей колонии одобрило шаги конгресса, а во-вторых, подвергать общественному осуждению всех, кто пытался бы нарушить положения «Ассоциации» – это стало бы самым эффективным способом борьбы с ними. После выборов комитеты обычно избирали председателей: ими стали пастор Джеймс Мэдисон в Оранже, Эдмунд Пендлтон в Каролине, Лэндон Картер в Ричмонде и Бенджамин Харрисон в Чарльз-Сити. Все они были влиятельными плантаторами, и с их помощью комитеты рассчитывали убедить торговцев и плантаторов подписать «Ассоциацию». Любой отказавшийся подписать ее или даже просто протестовавший против такого требования рисковал получить ярлык «врага отечества». В качестве примера можно привести случай с Александром Леки, который испытал на себе весь гнев комитета Каролины, после того как на публичном собрании, где каждый должен был подписать «Ассоциацию», неуместно пошутил, предложив подписаться и негритенку. Три недели спустя Леки был призван публично покаяться за свою веселость и прочие неосторожные комментарии («Черт бы их всех побрал!» – услышали от него в ответ на предложение покрыть расходы делегатов Виргинии на Континентальном конгрессе; также он распустил слух, что местный патриот Уокер Тальяферро сам нарушал соглашение 1770 года). Отныне поведение Леки стало подобострастным: он понял, что «тяжесть общественного неодобрения и ненависти сограждан» совершенно «невыносима». Леки не остался одинок. Дэвиду Уордробу, школьному учителю из округа Уэстморленд, досталось за письмо, которое комитет счел «лживым, возмутительным и враждебным» Америке. После этого комитет разошелся и призвал местных прихожан запретить Уордробу использовать здание прихода для своей школы, родителям велели не посылать своих детей к нему на обучение, а самого учителя вынудили публично покаяться на страницах Virginia Gazette, что он и сделал, причем в самых униженных выражениях: «Я, стоя перед вами на коленях, от всего сердца и со всем желанием молю о прощении у нашей страны за свою черную неблагодарность за все блага, что я от нее получил, за тот хлеб, каким она позволила мне питаться, и уповаю, чистосердечно раскаиваясь в своем поступке, на то, что мне позволено будет хотя бы находиться среди людей, которых я глубоко уважаю. Также я хочу, чтобы мои слова были напечатаны в Virginia Gazette»[473]473
  О действиях комитетов см.: VG. Nov. 4, 1774, Jan. 7, 1775; Mays D. J. Edmund Pendleton, 1721–1803: Biography. 2 vols. Cambridge, Mass., 1952. I. P. 351n, fn. 20.


[Закрыть].

Процедуры защиты свободы слова и печати еще не получили юридического оформления, как случилось в конце Войны за независимость, и кампания против Уордроба была очевидно репрессивной, но, впрочем, не самой вопиющей, хотя пережитый им страх был более чем обоснован. Комитет округа Оранж вынудил Джона Уингейта рассыпать набор его памфлетов с критикой Континентального конгресса. Эти и многие другие эпизоды были, безусловно, проявлениями террора, цензуры свободы слова и печати и подавления инакомыслия[474]474
  Mays D. J. Pendleton. I. P. 351n, fn. 20.


[Закрыть].

Подавление инакомыслия помогло комитетам утвердить запрет импорта из Британии и Вест-Индии, кроме того, в некоторых случаях комитеты прибегали и к прямым действиям против нарушителей. Так, осенью на реках Виргинии имели место несколько «чаепитий», пусть и меньшего масштаба, нежели в Бостоне. Впрочем, торговцам обычно удавалось избегать уничтожения запрещенных товаров, так как они хранили их под эгидой комитетов или даже просили, чтобы комитеты реализовывали товар. Такая процедура позволяла коммерсантам спасти свои вложения в импортные товары, а комитеты покрывали свои издержки, и прибыток шел в пользу бостонской бедноты. Запрет на импорт открыл двери спекулянтам – торговцам, которые имели большие запасы и мало совести. Комитеты имели дело и с такими людьми, в ряде случаев устанавливая максимальные цены, как, например, в округе Каролина, или же изучая бухгалтерские книги на предмет выявления возможных злоупотреблений, как опять-таки поступали в Каролине. Некоторые купцы упорствовали, но добились лишь того, что в газетах их заклеймили «врагами отечества». После этого нарушители подверглись тотальному остракизму и деловыми кругами, и обществом.

К концу года «Ассоциация» утвердилась в полном объеме, а местные комитеты стали, как с горечью признавал губернатор провинции Данмор, обладать всей полнотой власти в Виргинии. Губернатор сделал все, что от него зависело, предотвратив поддержку местных комитетов палатой горожан, перенеся ее заседания на зиму 1774–1775 годов. Однако он не мог предотвратить запись в ополчение и закупки оружия – оба процесса шли в округах полным ходом. Джордж Вашингтон и его товарищ Джордж Мейсон организовали ополчение в Ферфаксе; под их контролем окружной комитет ввел налог в три шиллинга с каждого, кто платил десятину. Собранные деньги пошли на военные поставки, а комитет, не имевший законного права облагать кого-либо налогами, поддержал поборы, потребовав сообщать имя любого, кто откажется платить. Хотя большинство округов не зашло настолько далеко, во многих из них образовывались независимые группы мужчин, добровольно проходивших строевую выучку. Молодой Джеймс Мэдисон, которого вскоре избрали в комитет безопасности округа Орандж, возглавляемый его отцом, замечал: «Столь твердые и предусмотрительные шаги либо устрашат наших врагов, либо укрепят наш дух и помогут нам победить их»[475]475
  JM Papers. I. P. 129.


[Закрыть].

Сохранялись, однако, и очаги равнодушия и даже сопротивления «Ассоциации» и призывам к вооруженной борьбе. Одним из таких очагов была колония Джорджия, где губернатор Джеймс Райт, играя на страхах перед индейцами и необходимости защиты со стороны английских гарнизонов, распустил палату и, к неудовольствию провинциального конгресса, собравшегося в 1775 году, не позволял «патриотам» крепко стать на ноги. На севере, в Пенсильвании, квакеры пересилили «горячие головы», а в округе Фэйрфилд в Коннектикуте несколько поселений, находившиеся под влиянием англиканской церкви, отвергли «Ассоциацию» и любую оппозицию Короне. Однако и в Пенсильвании, и в Коннектикуте «Ассоциация» быстро возымела эффект, так как местные комитеты поддержали запрет на импорт. В Южной Каролине тоже появились разнообразные комитеты, и импорт из Британии практически прекратился. Несмотря на нейтралитет западных округов, Северная Каролина высказалась за запрет импорта. Комитеты Мэриленда вели себя почти столь же неумолимо, как и в Виргинии, развязав настоящий террор против Энтони Стюарта, торговца из Аннаполиса, вынужденного в октябре сжечь свой корабль «Пегги Стюарт», недавно прибывший с грузом чая. В декабре провинциальный конгресс Мэриленда принял закон о регулировании цен и постановил вводить положения «Ассоциации» силами местных комитетов[476]476
  Schlesinger A. M. The Colonial Merchants and the American Revolution. New York, 1957. P. 389–392; Abbot W. W. The Royal Governors of Georgia. Chapel Hill, 1959. P. 164–166; Coleman K. The American Revolution in Georgia. Athens, 1958. P. 39–55.


[Закрыть].

III

Известия о сопротивлении американцев «Невыносимым законам» доходили до парламента и министерств постепенно. Обе ветви власти обычно воздерживались от каких-либо шагов до середины августа, и 1774 год не стал исключением. Пожалуй, лишь Дартмут следил за событиями более пристально – он даже поспешил в Лондон из своего загородного имения, услышав о том, что колонисты контрабандой доставляют оружие из Европы. Весть о созыве Континентального конгресса не шокировала его, хотя он и считал конгресс незаконным образованием. Он писал своему другу, что если конгресс возьмет примирительный «тон» или примет взвешенное решение, на его истоки и характер стоит посмотреть иначе. Король же занял гораздо менее гибкую позицию в письме Норту: «Жребий брошен, колонии должны либо подчиниться, либо восторжествовать. Я не хотел бы прибегать к более сильным мерам, но и уступать мы не должны. Благодаря нашему хладнокровию и неуклонному применению уже принятых мер, я уверен, мы приведем колонии к покорности». И, как дальше сказал король, после того как колонии образумятся, «должен будет оставаться единственный налог, и таковым я вижу налог на чай». Взгляды лорда Норта также эволюционировали в сторону большей жесткости по мере получения известий о том, что конгресс склоняется к принятию запрета на импорт. Если колонии откажутся бт торговых отношений с Британией, писал он Томасу Хатчинсону, то «Великобритания позаботится, чтобы они не смогли торговать ни с кем другим»[477]477
  Correspondence of George the Third. III. P. 131; The Diary and Letters of His Excellency Thomas Hutchinson. 2 vols. Boston, 1884. I. P. 245.


[Закрыть].

Нужно сказать, что ранней осенью 1774 года у кабинета Норта были более важные дела, нежели американский вопрос. В конце сентября Норт объявил о новых выборах в парламент. Прежний состав парламентариев был избран в 1768 году и должен был существовать до 1775-го, но премьер решил преподнести оппозиции сюрприз и обеспечить большинство на очередной семилетний срок. Фактор Америки влиял на это решение лишь косвенно, хотя правительство Норта ожидало усугубления ситуации в следующем году и не желало, чтобы это совпало с избирательной кампанией. Проблемы в колониях почти не сыграли роли на выборах, за исключением тех немногих избирательных округов, где радикальные сторонники Уилкса требовали отмены «Невыносимых законов». Электорат был невелик, его мало интересовала политика, избиратели были индифферентны. В начале года Берк жаловался, что «любое сколько-нибудь значимое ограбление на большой дороге в Хаунслоу-Хит является большим предметом для разговоров, нежели все американские перипетии». А с приближением выборов он констатировал, что недовольство в колониях и возможные трудности там в будущем «волнуют нас не больше, чем раздел Польши». Кабинет и не ожидал ничего иного, поэтому в середине ноября результаты выборов показали, что тори вновь получили уверенное большинство в палате общин[478]478
  Donoughue B. British Politics and the American Revolution: The Path to War, 1773–1775. London, 1964.


[Закрыть].

На следующий день после того как правительство объявило о досрочных выборах, поступили плохие новости от генерала Гейджа.

Он попытался энергично проводить в жизнь положения Бостонского портового акта. Согласно этому документу, товары не могли загружаться или разгружаться «со всякого причала, острова, пристани, отмели или какого-либо другого места». Гейдж применил эту формулировку к любым перемещениям грузов внутри гавани и решил перерезать сообщение с прибрежными островами и Чарлстауном на другом берегу реки. Практически сразу же развилась контрабанда. Травля судебных исполнителей, закрытие судов и приготовления к войне со стороны городов, а также созыв провинциального конгресса встревожили губернатора еще больше.

Неудивительно, что депеши Гейджа в министерство несли на себе отпечаток отчаяния и владевшей им паники. Ему противостояла отнюдь не бостонская «чернь» – он знал, что ему придется столкнуться с «фригольдерами и фермерами» Новой Англии. Для того чтобы справиться с ними, ему нужны были подкрепления, и он уже приказал полкам из Нью-Йорка и Канады двинуться в Бостон. Мало того, он не постеснялся заявить министру, что ему нужны войска из метрополии. Естественно, подкрепления не могли прибыть быстро, и Гейдж, чувствуя себя беззащитным и уязвимым, призывал приостановить действие «Невыносимых законов», которые, собственно, и заставили Америку встать на дыбы[479]479
  The Correspondence of General Thomas Gage… 2 vols. New Haven, 1931.1. P. 366–372; Alden J. General Gage in America. Baton Rouge, 1948. P. 212–221.


[Закрыть].

Наряду со страхом, в докладе Гейджа проявился и здравый реализм. Не было и речи о том, чтобы подавить мятеж имевшимися в его распоряжении силами, но отмена «Невыносимых законов» совершенно точно подорвала бы влияние решительно настроенных радикалов в Америке. Король и правительство, впрочем, имели свой взгляд на вещи. Они проникались досадой Гейджа, по мере того как до Лондона доходили слухи об американском сопротивлении. Томас Хатчинсон отмечал, что Дартмут и Джон Пауэлл были «ошеломлены», узнав о «Саффолкской резолюции». Норт говорил Хатчинсону, что положение выглядит «отчаянным», но настаивал, что «парламент не может, да и не будет идти на уступки. Насколько я знаю, насилие неизбежно». Несколько дней спустя он категорически заявил, что Массачусетс находится «в состоянии неприкрытого мятежа и должен быть приведен к повиновению». Король разделял мнение своего премьер-министра: «Правительства Новой Англии находятся в состоянии мятежа. Останутся ли они Нашими подданными или получат независимость, должно решить оружие». Кроме того, его вывело из себя предложение Гейджа приостановить действие «Невыносимых законов»: «Это самое абсурдное из того, что можно было предложить», – говорил он Норту[480]480
  Diary… Thomas Hutchinson. I. P. 273–293, 297; Correspondence of George the Third. III. P. 153, 154.


[Закрыть].

Гейдж действительно неубедительно действовал на своем посту в конце лета и начале осени, поэтому к декабрю его отзыв казался делом решенным. За месяц до того граф Саффолк, секретарь Северного департамента, ходатайствовал об отставке Гейджа, но король колебался: новости с конгресса становились все тревожнее (министерство имело там своих информаторов, даже несмотря на секретность заседаний), и паника Гейджа нарастала. Он уже требовал двадцатитысячную армию, утверждая, что необходимо нанести решающий удар, а до того приостановить действие «Невыносимых законов». Терпение короля лопнуло. Он предложил командование войсками в колониях Джеффри Амхерсту, опытному военному, служившему в Америке. Амхерст, презиравший колонии и с отвращением относившийся к периоду своей службы там, отказался, тогда король решил в качестве временной меры послать в помощь Гейджу боевого генерала, что в конце концов привело к последовательному назначению генералов Хау, Клинтона и Бергойна[481]481
  Donoughue B. British Politics. P. 216–18.


[Закрыть].