Текст книги "Славное дело. Американская революция 1763-1789"

Автор книги: Роберт Миддлкауф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 58 страниц)

Южные штаты не последовали этому примеру. Там рабство имело слишком глубокие корни. Тем не менее эти штаты, как и их северные соседи, отменили работорговлю. Конгресс в 1780-е годы и Филадельфийский конвент 1787 года пошли еще дальше: конгресс запретил рабовладение на Старом Северо-Западе, а конвент подготовил проект конституции, где была предусмотрена возможность запрета на ввоз рабов после 1807 года[983]983
  Alden J. R. The South in the Revolution, 1763–1789. Baton Rouge, 1957. P. 346–348.


[Закрыть].

Даже взятые в своей совокупности, эти меры против рабства, вероятно, не выглядят впечатляюще. Они не уничтожили рабство, которое процветало вплоть до Гражданской войны. Делая эти шаги, американцы по-прежнему не дотягивали до своих собственных великих идеалов, в особенности до постулата Джефферсона, гласящего, что все люди созданы равными. Но они сделали большое дело. Они превратили рабство из традиционного института в нетрадиционный – нетрадиционный в силу того, что теперь он был ограничен южными штатами. Если бы Север попытался силой заставить Юг следовать своему примеру, молодая республика бы развалилась. Северяне были не лучше южан, и вряд ли стоит приписывать им особое благоразумие или дальновидность. Они не смогли противодействовать сохранению рабства на Юге как вследствие осознания своей собственной слабости, так и из благоразумия. Каковы бы ни были причины, белые люди на Севере и на Юге решили, что по крайней мере на тот момент союз, обеспечивавший безопасность республиканского правительства, был важнее повсеместного торжества идеи равенства[984]984
  Самым убедительным из известных мне исследований, посвященных теме данного абзаца, является Frechling W. W. The Founding Fathers and Slavery // AHR. 77. 1972. P. 81–93.


[Закрыть].

VI

Американские индейцы, заселявшие территории вдоль атлантического побережья, в массе своей избежали попыток белых обратить их в рабство или сопротивлялись таковым. Тем не менее их жизнь к моменту революционного кризиса 1760-х годов приобрела характер, значительно отличавшийся от того, какой она носила в XVI веке, когда началось европейское вторжение. Самое непосредственное и глубокое влияние европейского присутствия проявилось в болезнях. Индейцы не имели иммунитета к недугам, завезенным европейскими переселенцами и позже африканскими рабами. Они погибали даже от обычных респираторных инфекций. Самыми губительными из всех оказались оспа и корь. Демографы приводят различные оценки размеров индейских популяций на момент появления первых чужаков. Ни одна из этих оценок не может быть признана вполне достоверной, поскольку все они основаны на ограниченных данных и сделаны с использованием различных статистических методов. Но, несмотря на отсутствие определенности, совершенно очевидно, что за три столетия после появления европейцев численность индейцев сократилась катастрофически. Некоторые племена почти исчезли, и все племена атлантического побережья понесли огромные потери, иногда достигавшие 90 процентов от их общей численности[985]985
  См. обзор демографических исследований: Daniels J. D. The Indian Population of North America in 1492 // WMQ. 3d Ser. 49. 1992. P. 298–320.


[Закрыть].

Когда начался революционный кризис, большинство этих индейцев жили к западу от европейских поселений семью сообществами, разбросанными по территории от верхней Новой Англии на севере до Флориды на юге. Эти группы жили отдельно одна от другой, каждая со своими собственными правителями, которые почти во всех случаях поддерживали тесные связи с поселениями белых людей на востоке. Сто или около того лет европейского присутствия до революции нанесли сокрушительный удар по прежнему, доколумбовому единству традиционных индейских союзов. Болезни, войны, неумолимое наступление белых людей на их земли разъединили племена и родственные группы. Их группы, представлявшие собой разрозненные скопления селений, формировались, распадались и заново формировались, пытаясь приспособиться к постоянно меняющимся условиям и сохранить хоть какой-то контроль над своей жизнью. Ввиду сокращения своей численности индейцы были вынуждены принимать в свою среду пленников, захваченных в войнах с другими племенами, – тактика, которая вносила в их традиционные культуры чужеродные элементы, одновременно усиливая их военную и политическую мощь. Языковые группы разветвлялись по мере объединения разных народов в новые общины, которые часто кочевали, но почти всегда жили маленькими деревнями. Названия племен стали значить меньше, чем когда-либо прежде; традиционные племена претерпели столь радикальные изменения, что, по мнению одного современного историка, наименования индейских общин следует рассматривать скорее как «адреса», нежели как «названия племен»[986]986
  Calloway C. G. The American Revolution in Indian Country. Cambridge, Eng., 1995. XVI. P. 1–25. Также см.: White R. В. The Middle Ground: Indians, Empires, and Republics in the Great Lakes Region, 1650–1815. Cambridge, Eng., 1991.


[Закрыть].

В зависимости от близости поселений индейцев к поселениям европейцев и от влияния белых торговцев почти каждый аспект «племенной» жизни индейцев претерпел изменения. Они признали практичность европейских орудий труда, одежды и оружия и стремились прибрести их. Они также оказались сильно подвержены воздействию рома и других спиртных напитков, предлагавшихся белыми торговцами. Лишь очень немногие индейцы стали ревностными христианами, но христианские миссионеры, особенно члены Общества распространения Евангелия, добились определенных успехов в деле обращения индейцев в свою веру. Большинство общин на территории между верхней Новой Англией и верхней Флоридой оставались безразличны к богу белых людей, хотя в заселенных районах имелись крошечные общины верующих индейцев, например так называемые «молящиеся индейцы» в Стокбридже, штат Массачусетс[987]987
  Calloway С. G. American Revolution. Р. 85–107.


[Закрыть].

Некоторое представление о значении революции для жизни американских индейцев можно получить из единственного упоминания о них в Декларации независимости, где они названы беспощадными дикарями. Этот термин отражает один из стандартов отношения к индейцам в XVIII веке. Еще один подобный стандарт содержится в Версальском мирном договоре 1783 года, согласно которому в качестве одного из условий заключения мира Великобритания уступила все земли к востоку от реки Миссури новообразованным Соединенным Штатам, не спросив мнения индейцев.

Большинство индейцев не хотели принимать никакого участия в революции и в войне между Великобританией и ее колониями. Племена имели долгий опыт взаимоотношений как с колониями, так и с Великобританией и Францией. Они знали, что для сохранения хотя бы частичной автономии они должны как-то договариваться с этими европейскими державами и их колониями. Чтобы защитить себя от политического доминирования Британии и Франции, индейцам следовало проводить хитрую политику, состоящую частично в маневрировании, частично в применении силы и направленную на установление с одним из этих государств таких отношений, которые бы обеспечивали политическую защиту от другого. Самыми опасными врагами индейцев были малоземельные поселенцы в британских колониях. Непосредственно перед началом революционного кризиса Великобритания вроде бы играла роль покровителя, особенно наглядно проявившуюся в выпуске прокламации 1763 года, которая запрещала колонизацию земель к западу от Аппалачей. Великобритания ставила себе целью установление стабильности в этом регионе и, самое главное, защиту своей торговли мехами с индейцами. Колонисты, заинтересованные в земледелии, а не в пушном промысле, в силу своей численности и своего обыкновения «втыкать» фермы куда попало были злейшими врагами бобров. Им было мало пользы от индейцев, которых они считали дикарями и помехой на пути прогресса[988]988
  Об этих отношениях см.: Richter D. К. Native Peoples of North America and the Eighteenth-Century British Empire // The Oxford History of the British Empire: The Eighteenth Century. Oxford, 1998. P. 347–371.


[Закрыть].

С учетом этих обстоятельств неудивительно, что, хотя индейцы не хотели встревать в войну между Великобританией и ее колониями, большинство из них сочувствовали англичанам. Правда, сочувствие совсем не обязательно означало борьбу на стороне английских друзей. Индейцы понимали, что самой безопасной позицией для них является выжидание, так как к началу войны у их союзника было слишком мало войск вдоль западной границы. На севере и северо-западе у англичан были форты Ниагара, Детройт и Мичили-маккинак. В регионе, известном как Иллинойсская земля, им принадлежал форт Каскаския. Далее к югу имелись английские гарнизоны в Мобиле и Пенсаколе. Самые надежные оплоты англичан находились в Канаде, которую они незадолго до того отвоевали у Франции. Но ни в одном месте по периметру поселений тринадцати колоний у англичан не было достаточно войск, чтобы собраться и самым вежливым образом заставить индейские племена служить Великобритании.

Война, которая шла на Западе, не оказала решающего влияния на исход революционной борьбы. Но она была кровавой и стоила большого количества жертв как белым, так и индейцам. На юге индейцы племени чероки, в начале столетия насчитывавшего около 22 тысяч человек (к началу войны в 1775 году эта цифра сократилась примерно вдвое), вскоре понесли дополнительные потери. Чувствуя усиление экспансии белых и склоненные к войне делегацией воинов из северных племен, в том числе делаваров и могавков, в 1776 году они совершили ряд нападений на поселения белых. Их набеги вызвали ответную реакцию ополченцев из Каролины, Виргинии и Джорджии. Военное противостояние между чероки и белыми продолжалось еще долгие годы после мирного договора 1783 года и сопровождалось не только кровопролитием, но и утратой индейцами своих исконных земель[989]989
  Higginbotham D. The War of American Independence. Bloomington, 1971. P. 319–331. О чероки см.: Calloway C. G. American Revolution. P. 182–212.


[Закрыть].

Опыт чероки разделили и другие племена – по крайней мере, в отношении людских потерь, разорения деревень и утраты территорий, на которых они жили испокон веку. Разумеется, индейцы не сдавались без сопротивления, и за отнятые у них деревни, земельные и охотничьи угодья и жизни белым американцам приходилось платить собственными жизнями.

Войну с индейцами большей частью вели ополчения штатов и организации поселенцев. В ходе борьбы на западе индейцы часто первыми начинали военные действия, устраивая рейды против поселенцев, которые обычно оказывались беззащитными. За рейдами следовало возмездие – иногда в виде неоправданно жестоких карательных действий против первой попавшейся цели. Резня в Гнаденхютгене, штат Пенсильвания, жертвами которой стали почти сто делаваров, принадлежит к числу наиболее жестоких из таких карательных операций. Эти делавары были крещеными и никогда не нападали на своих белых соседей. Большинство убитых составили женщины и дети; индейцев загнали в два барака и оскальпировали. Вскоре после этого случая делавары учинили аналогичную расправу над белыми под поселением Сандаски, явно в отместку за убийство своих родичей[990]990
  О Гнаденхюттене см.: Higginbotham D. War of American Independence; P. 322.


[Закрыть].

В более широких масштабах война велась на Северо-Западной территории и в северной части штата Нью-Йорк. Джордж Роджерс Кларк, герой войны и устной традиции западной Виргинии, Кентукки и Северо-Запада, летом 1778 года возглавил вооруженную борьбу в Иллинойсской земле. Примерно с двумя сотнями колонистов из Кентукки и Теннесси Кларк временно изгнал англичан и их индейских союзников из Винсенса. Однако индейцы, особенно шауни, не сложили оружие. Бои за долину реки Огайо прекратились лишь после официального окончания Войны за независимость[991]991
  Ibid. P. 322–325.


[Закрыть].

На западе штата Нью-Йорк и вдоль границы Пенсильвании американцам изрядно портили кровь ирокезы. В течение какого-то времени Джозеф Брант, прославленный вождь могавков, совершал набеги на поселения и очень скоро добился полного контроля над территорией. Брант, человек незаурядных способностей, родился около 1742 года на территории Огайо, где местные белые миссионеры научили его писать на его родном языке. Он также освоил английский язык в миссионерской школе, располагавшейся где-то в долине реки Мохок. Систематическое образование Брант завершил в школе для индейцев Элиейзера Уилока в Лебаноне (Коннектикут). В годы, непосредственно предшествовавшие революции, он начал служить переводчиком при миссионерах, а также при сэре Уильяме Джонсоне, первом суперинтенданте по делам индейцев, который посредством искусной дипломатии регулировал отношения между англичанами и ирокезами. Сэр Уильям жил с сестрой Бранта Мэри и принимал живое участие в судьбе ее брата, но скончался незадолго до революции. Его племянник, «унаследовавший» пост суперинтенданта, оценил выдающиеся качества Бранта. В 1775 году он даже взял Бранта с собой в Англию, и этот опыт, безусловно, расширил знания Бранта о мире, и в частности о психологии англичан, с которыми ему предстояло иметь дело. Его решение сражаться на стороне Великобритании и привлечь к борьбе многих других ирокезов, похоже, было предопределено. Он проявил себя искусным командиром, плодотворно сотрудничавшим с британской армией и ирокезами, не относящимися к племени могавков. До конца лета 1779 года ирокезы во главе с Брантом и их английские союзники терроризировали северную часть штата Нью-Йорк и Пенсильванию. Однако в августе генерал Джон Салливан, имевший значительно превосходящие силы, разгромил их под Ньютауном. Впрочем, победители не добились полного контроля над территорией, и борьба за эту часть Запада продолжалась еще долгое время после окончания войны[992]992
  Об ирокезах см.: Richter D. К. The Ordeal of the Longhouse: The Peoples of the Iroquois League in the Era of European Colonization. Chapel Hill, 1992; Calloway C. G. American Revolution. P. 108–157.


[Закрыть].

Одно племя – народ катоба, заселявший область Пидмонт в Южной Каролине, – принимало активное участие в революции и пережило этот опыт на удивление благополучно. Их опыт отличался своеобразием. Перед началом революции численность катоба составляла всего несколько тысяч, большая часть которых жили в деревнях, окруженных поселениями белых людей. Соседство с колонистами, несомненно, повлияло на решение катоба поддержать революционеров.

На протяжении многих лет до начала войны отношения индейцев катоба с белыми были довольно мирными[993]993
  Merrell J. H. The Indians New World: Catawbas and Their Neighbors from European Contact Through the Era of Removal. Chapel Hill, 1989.


[Закрыть]. Когда началась война, они втянулись в орбиту революционной борьбы, привлеченные обещанием комитета безопасности Чарлстона платить индейцам за служение американскому делу. Комитет также посвятил катоба в причины сопротивления колонии Южная Каролина британским мерам и напомнил им историю дружественных отношений между индейцами и белыми. И с целью предупреждения неверного понимания своих намерений комитет добавил: «Если вам нет дела до того, что мы говорим, вы очень скоро пожалеете об этом». Катоба без долгих размышлений заявили о своей лояльности американцам[994]994
  Ibid. P. 215.


[Закрыть].

Среди катоба было всего несколько сотен воинов, и эти люди не выиграли своими силами ни одного крупного сражения. Но они участвовали в ряде серьезных стычек в глубине колонии, включая бои при Наййти-Сикс и Стоно. Они также поставляли припасы партизанским силам под началом Томаса Самтера. После падения Чарлстона в мае 1780 года англичане жестоко отомстили индейцам за их помощь американцам. Лорд Роудон, английский командующий, сжег их деревни дотла, уничтожив дома и урожай, в то время как сами индейцы бежали в Северную Каролину и Виргинию. После ухода англичан легислатура Южной Каролины неожиданно оказала помощь индейцам. В начале 1782 года она отправила им зерно и выплатила 299 фунтов стерлингов за их помощь в войне. Заслуга индейцев, заключавшаяся в поставках скота Самтеру в тяжелые дни недалекого прошлого, также не осталась без вознаграждения – его размер составил 125 фунтов стерлингов. Подобная щедрость не была проявлена ни одной другой американской колонией.

Из всего пережитого индейцами за годы войны на первом месте стояли потери. Многие индейцы погибли в сражениях вдоль западного периметра, и, пожалуй, еще больше было тех, кто лишился жизни в результате отсутствия пищи и жилья. Разумеется, индейцы продолжали нести потери в течение долгого времени после окончания войны и подписания Версальского договора, когда белые возобновили свое наступление на их земли. Часть индейцев предпочла бегство: Джозеф Брант и сотни других ирокезов обрели новую родину в Канаде. Большинству индейцев было некуда бежать, и в новой республике их, похоже, ждала незавидная участь.

22. Йорктаун и Париж

I

Пятнадцатого мая 1781 года, за пять дней до того, как Корнуоллис и его армия достигли Питерсберга в Виргинии, генерал-майор Уильям Филлипс, командующий вооруженными силами в Чесапикском заливе, умер от тифа. Корнуоллис с нетерпением ждал встречи со старым товарищем, который приобрел первый боевой опыт с ним и Клинтоном в Германии во время Семилетней войны. Британские офицеры, воевавшие в Германии, чувствовали свое превосходство над теми, кто там не был; в сущности, они ощущали себя элитой армии. Когда Филлипс, Клинтон и Корнуоллис были значительно моложе, они мечтали о совместном командовании – «Мы будем согласны во всем, мы будем вместе сражаться и вместе побеждать, мы будем любить друг друга». Клинтон и Корнуоллис с тех пор давно рассорились, а Филлипс и Клинтон отдалились друг от друга. Но Корнуоллис по-прежнему питал чувство привязанности к Филлипсу, чья смерть заглушила радость, которую он испытывал, вступая в Виргинию[995]995
  Цит. по: Willcox W. В. Portrait of a General. Р. 386.


[Закрыть].

Толстый и добродушный Филлипс подействовал бы на Корнуоллиса успокаивающе. Ибо в тот момент Корнуоллис нуждался в душевном равновесии. Он устал от длительной и тяжелой кампании и искал оправдания своему уходу из обеих Каролин. Кроме того, он нуждался в указаниях. Он прибыл в Виргинию с тысячью солдат, уставших от войны, и теперь не знал, что делать дальше.

Бенедикт Арнольд встретил его с распростертыми объятиями, но это не доставляло Корнуоллису особого удовольствия. Пять тысяч боеспособных солдат, вверенных его командованию, радовали больше. Через неделю прибыли подкрепления, которые он распределил между своими собственными войсками и гарнизоном в Портсмуте. Он также обдумал приказы, в соответствии с которыми действовал Филипс, обязанность выполнять которые отныне лежала на Корнуоллисе; прежде всего он должен был устроить военно-морскую базу на берегу Чесапикского залива. Клинтон также предписал Филлипсу сотрудничать с Корнуоллисом, но не проводить никаких крупных кампаний собственными силами[996]996
  Wickwire F. В., Wickuiire М. Cornwallis. P. 326–327.


[Закрыть].

Сам Клинтон продолжал демонстрировать свою всегдашнюю суетливость и нерасположенность к действиям. Известие о том, что Корнуоллис движется на север, дошло до него только в конце мая. Большую часть зимы он провел в выяснении отношений с Арбетнотом и планировании ударов по французам в Ньюпорте или возможного рейда на Филадельфию с целью отвлечения сил противника от Филлипса в Чесапикском заливе. Его размышления ни к чему не привели, да и не могли привести, пока военно-морским флотом командовал Арбетнот. Оба командующих давно прошли ту стадию, когда они могли планировать и даже проводить совместные операции. В марте Арбетнот упорно преследовал шевалье Детуша, сменившего Тернея на посту командующего французским флотом в Ньюпорте. Детуш привел в Чесапикский залив французскую эскадру с намерением атаковать Арнольда. Арбетнот встретил его у входа в залив 16 марта, и хотя тактику англичан в последовавшем сражении вряд ли можно было бы назвать безупречной, они вынудили французов отступить. Арнольд был спасен, и заслуга в этом принадлежала Арбетноту[997]997
  Willcox W. В. Portrait of a General. P. 373–376.


[Закрыть].

Ближе к концу мая Клинтон узнал, что Корнуоллис движется в Виргинию. Эта новость не обрадовала его, но и не побудила к решительным действиям. Он просто не знал, что ему следует предпринять. Вашингтон, похоже, не представлял непосредственной угрозы для Нью-Йорка и, по-видимому, не имел возможности усилить свою армию. Американские государственные финансы и, как предполагал Клинтон, американский боевой дух практически истощились. Французы под Ньюпортом представляли более серьезную угрозу, так как у них были и суда, и войска. Пока они, впрочем, были наглухо блокированы британским флотом, которому вскоре предстояло помериться силами с адмиралом Франсуа Жозефом Полем де Грассом, отплывшим 22 марта из Бреста с двадцатью линейными кораблями. Клинтон был предупрежден о его приближении британским правительством, и единственное, что он смог предпринять в данной ситуации, это передать полученное известие Джорджу Родни, командующему военно-морскими силами в Вест-Индии. Прибытие флота под командованием Грасса должно было обеспечить французам превосходство в водах Северной Америки – обстоятельство громадного значения, на которое британское правительство обратило внимание слишком поздно. Оно не предприняло никаких попыток задержать Грасса в европейских водах и не посылало в Америку дополнительных военных кораблей вплоть до июня, но и это подкрепление едва ли заслуживало своего названия, так как состояло всего из трех линейных кораблей. Что касается Корнуоллиса, то в июне Клинтон отправил ему письменный приказ создать в Чесапикском заливе базу для безопасной стоянки военных кораблей. Клинтон также предупредил его, что в скором времени вышлет ему приказ об переброске значительной части войск из армии Корнуоллиса для участия в операциях в долине реки Делавэр. Письма с распоряжениями Клинтона были отосланы из Нью-Йорка И и 15 июня и достигли Корнуоллиса 26 числа. Еще до их получения Корнуоллис взорвал спокойное течение жизни Виргинии, сперва выбив Лафайета из Ричмонда, а затем отправив подполковника Джона Симко (Симкоу) с отрядом королевских рейнджеров нанести удар по барону фон Штойбену в местечке Пойнт-оф-Форк, находящемся у слияния рек Риванна и Флуванна. Штойбену пришлось бежать до начала рейда – его люди отказались сражаться, и Симко захватил оружие и боеприпасы. После этого Корнуоллис отправил Тарлтона на захват генеральной ассамблеи Виргинии в Шарлоттсвилле, куда тот добрался 4 июня. В ходе этого стремительного рейда Тарлтон едва не взял в плен губернатора Томаса Джефферсона, в тот момент находившегося в Монтичелло. Джефферсон скрылся всего за десять минут до появления людей Тарлтона[998]998
  Письма Корнуоллиса см.: Clinton-Cornwallis Controversy. II.


[Закрыть].

На другой день после своего прибытия в Вильямсберг Корнуоллис прочел письма Клинтона, написанные двумя неделями ранее. В них Клинтон приказывал ему воздержаться от проведения крупной кампании, ограничиваясь нанесением мелких ударов по противнику, и создать военно-морскую базу. В этот период Клинтон взвешивал несколько вариантов дальнейших действий, включая штурм Нью-Йорка объединенными силами французов и американцев и вторжение в Пенсильванию с целью нанесения сокрушительного удара по врагу. Поэтому он обратился к Корнуоллису с настоятельной просьбой отправить в Нью-Йорк шесть полков пехоты, а также кавалерию и артиллерию[999]999
  Willcox W. В. Portrait of a General. P. 392–404.


[Закрыть].

Эти распоряжения возмутили Корнуоллиса, а может быть, смутили его. Так или иначе он тут же приступил к поискам места для устройства базы, прежде всего обратив свой взгляд на Йорктаун. Решив, что это место ему не подходит, он двинулся в Портсмут, чтобы отправить оттуда войска в Нью-Йорк. Прежде чем покинуть Вильямсберг, он послал Клинтону письмо, в котором объявил о своем нежелании оставаться в Виргинии на условиях, выдвинутых его начальником, и попросил разрешения на возвращение в Чарлстон. До получения ответа от Клинтона он, впрочем, обещал оставаться в Виргинии и подыскивать место для военно-морской базы[1000]1000
  Clinton-Cornwallis Controversy. II. П. 57–58.


[Закрыть].

Армия начала неспешно покидать Вильямсберг 4 июля. За ней по пятам следовал Лафайет, который 6 июля послал Энтони Уэйна с заданием атаковать арьергард британской армии близ Джеймстауна. Корнуоллис с крупными силами устроил засаду под Гринспрингом. Уэйн двинул своих людей вперед, и англичане захлопнули ловушку. Лафайет помог Уэйну выбраться из западни, но, когда все закончилось, на поле боя осталось 145 убитых американцев. После этого Корнуоллис переправил свою армию через реку Джемс[1001]1001
  Ward С. II. P. 876–877.


[Закрыть].

До того как Корнуоллис прибыл в Портсмут, его догнали свежие депеши от Клинтона (и продолжали догонять в дальнейшем) с приказом не отправлять войска в Нью-Йорк, но вместо этого подготовить их к экспедиции в Пенсильванию. Когда он уже загружал войска на корабли для отправки в Филадельфию, пришел приказ закрепиться на Вильямсбергском перешейке и задержать отправку войск. Затем ему, видимо, было приказано возвести укрепления в районе Олд-Пойнт-Комфорт или в Йорктауне, но при этом все же отправить в Нью-Йорк столько солдат, сколько ему было не жаль[1002]1002
  Wickwire F.B., Wickwire M. Cornwallis. P. 347–353


[Закрыть].

В конце июля Корнуоллис решил покинуть Портсмут, оставить при себе всю армию и создать укрепленную базу в Йорктауне, где его войска и начали высаживаться 2 августа. Клинтон не стал возражать против этого плана.

Пока Клинтон и Корнуоллис метались в растерянности и нерешительности, Вашингтон пытался решить свои проблемы и оценить свои возможности. Его армия по-прежнему была одета в лохмотья и страдала от нехватки самых необходимых вещей. Темп дезертирства, возможно, замедлился, но по-прежнему оставался высоким. Его французские союзники ждали подкреплений в Ньюпорте, где их надежно блокировал британский флот. Командующий французским флотом граф де Баррас, прибывший в Америку в мае, был «темной лошадкой», зато генерал-лейтенант Рошамбо, командующий французскими сухопутными силами, со времени своего прибытия в июле 1780 года снискал всеобщие симпатии[1003]1003
  Freeman D. S. GW. V. P. 284–296.


[Закрыть].

Рошамбо был на семь лет старше Вашингтона. Он участвовал в европейских войнах Франции и имел отличный послужной список, но он не знал Америку и не говорил по-английски. Однако у него были хорошие военные способности, и его личные качества, честность и деликатность делали его идеально подходящим для командной должности, а согласие подчиняться Вашингтону увеличивало его достоинства.

В мае 1781 года Рошамбо и Вашингтон решили предпринять военные действия в окрестностях Нью-Йорка, по возможности такими силами, чтобы вынудить Клинтона отозвать войска из Виргинии. Рошамбо должен был привести французский флот в Бостон, где его было бы легче защищать. В июне, узнав об отплытии адмирала Грасса из Бреста в Вест-Индию и о его предполагаемом прибытии к берегам американского континента в течение лета, Вашингтон не отказался от своих планов атаковать Нью-Йорк. Он не имел представления ни о численности кораблей Грасса, ни о том, где Грасс намеревается их использовать[1004]1004
  Ibid. P. 287–288.


[Закрыть].

В первых числах июля начались франко-американские операции под Нью-Йорком, однако они не принесли больших успехов. В те дни в окрестностях города почти не велось боевых действий, главным образом ввиду того, что союзные войска не могли занять удобные позиции для атаки. Пока продолжалось маневрирование, командующие гадали о намерениях Грасса. Куда он прибудет – в Нью-Йорк или Виргинию, и будет ли у него военно-морское превосходство? 14 августа Вашингтон получил письмо от Барраса с ответами на оба вопроса: Грасс отплыл из Вест-Индии и держит курс на Чесапик с 29 судами и более чем тремя тысячами солдат.

Хотя численность военно-морских сил Грасса была внушительной, она не гарантировала французам превосходство в американских водах. Но она могла обеспечить Грассу полный контроль над побережьем, и Вашингтон почти сразу решил принять предупредительные меры. Он сообщил Рошамбо, что две армии должны как можно скорее двинуться к Чесапикскому заливу. Пять дней спустя, 19 августа, континенталы выступили в поход, и вскоре их примеру последовали французы. Скрыть эти перемещения от Клинтона было невозможно, но Вашингтон придумал, как сбить его с толку: сделал вид, что готовится к походу на Нью-Йорк из Нью-Джерси. Он отремонтировал дороги и мосты в Нью-Джерси, ведущие в Нью-Йорк, и построил огромную печь для выпечки хлеба. Ближе к концу августа он направил к Нью-Йорку три колонны, чтобы создать у противника впечатление, будто они собираются занять позиции для штурма. Клинтон наблюдал за происходящим с опаской и не догадывался о намерениях союзных сил вплоть до 2 сентября, когда американская армия прошла через Филадельфию. Французы, следуя маршруту, рекомендованному Вашингтоном, прошли через город в течение следующих двух дней[1005]1005
  Ibid. P. 309–321.


[Закрыть].

К середине сентября две армии с обозами преодолели путь длиной примерно в 450 миль. В этом походе в полной мере проявились блестящие организаторские способности Вашингтона. Он и небольшая группа офицеров тщательно разработали поход, подобрав наиболее подходящие маршруты и собрав лошадей и повозки, необходимые для транспортировки имущества и припасов. Вашингтон продумал поход не только в общих чертах, но и в мелочах. В стратегических точках армию должны ждать лошади и волы, а также магазины с мукой, говядиной и ромом. Повозки для палаток должны везти только палатки; если офицеры по своему обыкновению начнут складывать на них свой багаж, его следует сбрасывать. Следует заблаговременно отремонтировать дороги и мосты и собрать в одном месте лодки и небольшие суда для транспортировки солдат по Чесапикскому заливк. Умение вникать в детали, столь знакомое всем, кто близко знал Вашингтона, проявлялось во всех этих заботах – ив приказах, сыпавшихся из-под его пера. После шестнадцати параграфов подробных инструкций Бенджамину Линкольну, отвечавшему за продвижение кораблей по заливу, Вашингтон сделал следующую приписку: «Буксирные тросы и фалини должны быть прочными и иметь достаточную длину, иначе мы намучаемся с ними в заливе и с большой долей вероятности потеряем многие из лодок»[1006]1006
  GW Writing. XXIII. P. 101. Другие инструкции см.: Ibid. P. 38, 51–63, 98–103.


[Закрыть].

Параллельно заботам о материальном обеспечении Вашингтон обдумывал стратегию и неназойливо призывал Грасса действовать как можно энергичнее. Корабли Грасса достигли входа в Чесапикский залив 26 августа и 31 августа встали на якорь в заливе. Примерно в это же время Томас Грейвз, пришедший на смену Арбетноту, отплыл из Нью-Йорка с девятнадцатью линейными кораблями. Он направился к Чесапикскому заливу, где надеялся встретить французский флот. Он обнаружил его 5 сентября и вступил в бой, который закончился вничью. Пока два флота маневрировали в открытом море, Баррас, неделей ранее отплывший из Ньюпорта, проскользнул мимо них в залив. В результате противостояния двух флотов за Корнуоллисом захлопнулась ловушка – факт, который Грейвз фактически признал своим возвращением в Нью-Йорк 13 сентября[1007]1007
  Ibid. P. 123–125; Willcox W. В. Portrait of a General. P. 414–24.


[Закрыть].

В течение большей части следующего месяца Грасс сильно нервничал. Вашингтон всячески расписывал ему открывшиеся перед ними возможности, но Грасс боялся оказаться блокированным в заливе. Вашингтон убеждал его продлить свое пребывание до конца октября и объяснял, что если он займет позицию в открытом море, он оставит франко-американскую армию без прикрытия. Грасс уступил в обоих пунктах, но наотрез отказался отправлять корабли вверх по реке Йорк, чтобы отрезать Корнуоллису путь к отступлению после того, как объединенная армия двинется против него[1008]1008
  GW Writings. XXIII. P. 136–139, 160–165, 169; Freeman D. S. GW. V. P. 322–344.


[Закрыть].

Это движение началось 28 сентября в 4 часа утра, когда французские и американские войска выступили из Вильямсберга. Общая численность двух армий составляла около 16 000 человек, включая 3000 виргинских ополченцев. Войска продвигались одной длинной колонной, большей частью пешей, поскольку лошадей не хватало и они в основном использовались для транспортировки тяжелых орудий и боеприпасов. На случай возможного сопротивления со стороны англичан легкая артиллерия была распределена по всей длине колонны, а не плелась в хвосте, как это обычно делалось. Взошедшее солнце оказалось более опасным врагом, чем собственно враг, сидевший в своих укреплениях в Йорктауне. Светило палило нещадно, и многие солдаты получили солнечный удар. К концу дня большая часть союзной армии встала лагерем на расстоянии 2,5–3 миль от неприятельских позиций.