Текст книги "Славное дело. Американская революция 1763-1789"

Автор книги: Роберт Миддлкауф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 58 страниц)

Город раскинулся на низком плато над рекой Йорк. Местность была изрезана оврагами, спускавшимися к реке. С северо-западной, южной и юго-западной сторон город был окружен болотами. К юго-востоку от города протекал ручей Уормли и располагался пруд. Еще один ручей пересекал западное болото и впадал в Йорк. Дальше к югу и западу от города лежал Пидженс-Хилл (или Пиджен-Куотер) – низкий холм, поросший высокими соснами. Дорога из Вильямсберга входила в город с северо-западной стороны, с южной стороны из него выходила дорога на Хэмптон[1009]1009
  О городе и его окрестностях см.: Freeman D. S. GW. V. P. 345–350; Ward С. II. P. 887–888. Лучшее описание, данное современником, см.: The Revolutionary Journal of Baron von Closen, 1780–1783. Chapel Hill, 1958. P. 139–141.


[Закрыть].

Корнуоллис создал две линии обороны. Наружная состояла из трех редутов на Пиджен-Куотер, самый дальний из которых находился на расстоянии примерно одного 1200 ярдов от Йорктауна, и редута «Звезда», или «редута фузилеров», находившегося примерно на том же расстоянии к северо-западу от города на берегу реки. Возведение внутренней линии, протянувшейся на расстоянии трехсот, максимум четырехсот ярдов от Йорктауна, было начато, но ее окопы, редуты и батареи еще не были полностью готовы[1010]1010
  Wickwire F. B., Wickwire M. Cornwallis. P. 366. Авторы указывают на существование множества мелких редутов, сооруженных Корнуоллисом, однако важно то, что оборонительные сооружения Корнуоллиса не были полностью готовы.


[Закрыть].

Проснувшись утром 30 сентября, союзники обнаружили, что Корнуоллис покинул редуты на Пиджен-Куотер. Англичане продолжали удерживать редут «Звезда», но теперь их основные укрепления располагались на внутренней линии обороны. В течение следующих нескольких дней они затопили несколько судов неподалеку от берега, приняв эту меру с целью предотвращения возможной атаки с воды на свои тылы. Они также постепенно забивали своих лошадей, так как тех было нечем кормить. Если не считать этих мероприятий, а также ограниченного патрулирования и доработки окопов и редутов, в течение следующих двух недель англичане практически бездействовали. Уже 12 октября Вашингтон назвал поведение Корнуоллиса «пассивным сверх всякой меры». Пассивность Корнуоллиса в первые две недели осады можно было объяснить его уверенностью, что Клинтон придет ему на подмогу; в последнюю неделю, когда эта надежда рухнула, пассивность перешла в стадию бессильного отчаяния[1011]1011
  Замечание Вашингтона см.: GW Writings. XXIII. Р. 210.


[Закрыть].

Настроение другой стороны граничило с восторгом. Французы, разумеется, предвкушали сведение счетов со своим заклятым врагом – удовольствие, которого они не дождались в ходе недавней войны. Но больше всего пользы от осады надеялись получить американцы. За минувшие шесть лет они перенесли много страданий и потерпели много поражений, и теперь у них появилась возможность нанесением одного-единственного поражения противнику закончить войну и обеспечить себе независимость.

Осознание этого возможности доводило людей до умопомешательства. Так, некий ополченец стоял на бруствере одного из первых укреплений, возведенных американцами, «и разрази меня гром, если он прятался от этих недоносков», как писал капитан Джеймс Дункан, подразумевая под «недоносками» англичан, ведших огонь из пушки в сторону ополченца. Капитан, наблюдавший за этим безрассудством, но не пытавшийся остановить его, впоследствии рассказывал, что «этому парню везло дольше, чем можно было ожидать, и, потеряв всякий страх, он замахивался лопатой на каждое ядро, выпущенное из пушки, до тех пор пока очередное ядро, к несчастью, не положило конец его кривляньям». Спустя несколько дней капитан Дункан с отрядом легкой кавалерии едва сам не стал мишенью. Их отправили в окопы на смену другому подразделению. В лучших традициях военных людей, которые, как известно, презирают опасность, смена сопровождалась барабанным боем и размахиванием знаменами. Если бы враг расслышал эти барабаны или, что более вероятно, увидел знамена и, справедливо рассудив, что под ними должен кто-то находиться, открыл огонь, американцы отнеслись бы к этому философски. Джентльмен XVIII века должен был при любых обстоятельствах ставить честь выше жизни[1012]1012
  Diary of Captain James Duncan… in the Yorktown Campaign, 1781 // Pennsylvania Archives. 2d Ser. 15. Harrisburg, 1890. P. 748.


[Закрыть]. Во всяком случае, так диктовал обычай.

Французы не были склонны к подобной помпезности, но и они производили смену солдат и саперов под барабанный бой – во всяком случае, до тех пор пока Рошамбо не отменил эту практику, назвав ее «пустой бравадой». Волевой и психически устойчивый командир, Рошамбо обратил внимание, что звук барабана действует на английскую артиллерию, как красная тряпка на быка. Честь вполне могла обойтись и без шума, к тому же в ней больше нуждались живые, чем мертвые[1013]1013
  Ibid. P. 749; о приказе Рошамбо см.: Journal of von Closen. P. 146.


[Закрыть].

Даже если самоуверенность союзников порой была чрезмерной, она порождала небывалое рвение к работе. И в первые дни октября солдатам пришлось поработать на совесть. Необходимо было подтянуть и установить артиллерию, не забывая при этом давить на англичан. Перемещение артиллерии с берега реки Джемс, куда она была выгружена, к Йорктауну потребовало времени и труда большого количества лошадей и людей. Пока люди и животные трудились не жалея сил, другие начали окапываться, достраивать редуты, захваченные на Пиджен-Куотер, и возводить укрепления на обоих концах города. Как только были готовы первые укрепления, саперы начали рыть зигзагообразные траншеи в сторону неприятеля. Спустя несколько суток, поздно вечером 6 октября, была открыта первая параллель – окоп, прорытый на расстоянии 600 ярдов от позиций англичан параллельно их укреплениям. Этот окоп тянулся от реки на юго-восточной окраине города до большого оврага. Днем позже он был практически готов. За следующие два дня французы и американцы укрепили его редутами, вырыли ходы сообщения и склады для припасов и установили батареи чуть впереди параллели[1014]1014
  Journal of von Closen. P. 143–146; Diary of General David Cobb // MHS, Procs. 19. Boston, 1882. P. 68–69; Denny E. Military Journal. Philadelphia, 1859. P. 41; Memoir of Lieut. Col. Tench Tilghman. Albany, 1876. P. 104; GW Writings. XXIII. P. 210; St. George Tucker’s Journal of the Siege of Yorktown, 1781 // WMQ. 3d Ser. 5. 1948. P. 384.


[Закрыть].

Противник не оставил эту угрозу без внимания. В течение следующих нескольких дней он вел артиллерийский обстрел, который временами настолько впечатлял Сент-Джорджа Такера, что этот проницательный американский наблюдатель охарактеризовал его как «мощный». Даже если так, он все равно не был достаточно сильным, чтобы помешать солдатам союзных войск установить свою собственную артиллерию. К середине дня 9 октября на их огневых позициях имелось достаточное количество пушек и мортир, чтобы достойно отвечать противнику. С этого момента они не давали спокойной жизни ни одному человеку в Йорктауне – ни английским и немецким солдатам, ни немногочисленным горожанам, не успевшим бежать, ни черным рабам, которые по собственной воле или по принуждению остались в городе.

За несколько дней артиллерия союзников убедительно продемонстрировала свое превосходство. Вскоре ее стало больше, и она стреляла поразительно метко. Этот огонь сегодня назвали бы стрельбой прямой наводкой: канониры видели свои мишени как на ладони и не нуждались в указаниях передовых артиллерийских наблюдателей.

На другой день после того, как союзники начали обстрел, все амбразуры англичан, за исключением двух, закрылись. Часть из них, возможно, была выведена из строя, но большинство были просто закрыты на дневное время с целью защиты от вражеских снарядов. Ночью они открылись, чтобы подвергнуть американские позиции ответному обстрелу.

От артиллерии союзников страдали не только английские укрепления. Начиная с 9 октября люди, находившиеся в городе, почти не спали. Мирные граждане укрылись в «наспех сооруженных убежищах» вдоль берега реки, солдаты зарылись в землю, расположившись в окопах и редутах; сам Корнуоллис жил в подобии бункера, представлявшего собой неблагоустроенную подземную пещеру. Тем не менее число убитых и раненых постоянно росло, и, как вспоминал один немецкий солдат, на улицах можно было увидеть тела «с оторванными головами, руками и ногами». Съестные припасы еще не иссякли, но армия, чей рацион с начала сентября состоял из одного «гнилого мяса и червивого печенья», питалась из рук вон плохо. Болезни, вызванные плохой пищей и грязной водой, косили солдат сотнями[1015]1015
  Popp’s Journal, 1777–1983 // РМНВ. 26. 1902. P. 41 («наспех сооруженные убежища»); The Doehla Journal // WMQ. 2d Ser. 222. 1942. P. 251, 245.


[Закрыть].

Через два дня после начала артобстрела, 11 октября, союзники начали рыть вторую параллель, проходившую на расстоянии примерно 300 ярдов от главной полосы обороны противника. Использовалась та же схема, что и при сооружении предыдущей параллели: саперы рыли землю под бдительной опекой пехоты. Через день окоп был почти готов. На этот раз англичане взыскали с пехоты, посланной союзниками на передовую, кровавую мзду. Их легкая артиллерия эффективно разила врага с расстояния 200–300 ярдов. Корнуоллис, приберегший на крайний случай достаточное количество пороха и снарядов, разрешил орудийной прислуге не жалеть ни того ни другого. Однако в течение следующей недели союзная артиллерия взяла ситуацию под контроль, развернув еще несколько передовых батарей и подвергнув английские укрепления еще более интенсивному обстрелу.

В ночь на 14 октября союзники достроили вторую параллель, предприняв одновременные атаки на два английских редута, девятый и десятый. Обе атаки были столь же яростными, сколь и романтичными. Предпринятые в темноте и с незаряженными ружьями, они удались исключительно благодаря внезапности – и храбрости. Французы, взявшие девятый редут, более крупный из двух, понесли больше потерь, чем американцы. Возможных причин было две: либо засеки, через которые им пришлось продираться, были более мощными, чем те, что преграждали путь американцам, либо они были не так хорошо подготовлены к преодолению этих препятствий. Засеки действительно задержали их и сделали удобными мишенями для английских стрелков. Наконец инженеры расчистили путь, и французские пехотинцы устремились в окоп и на бруствер. Как только они оказались внутри редута, дело пошло легче, так как часть англичан к этому времени отступила. Справа от них американцы под командованием Александра Гамильтона с ходу прорвались через засеку и бросились на защитников редута, прежде чем те смогли организовать оборону. К утру редуты были соединены со второй линией окопов, и союзники получили позицию, идеально подходящую для последнего штурма[1016]1016
  Об атаке французов см.: Journal of Jean-Baptiste-Antoine de Verger // The American Campaigns of Rochambeau’s Army, 1780, 1781, 1783. 2 vols. Princeton, 1972. I. P. 142; об американской атаке см. письмо Гамильтона Лафайету от 15 октября 1781 года (Papers of Hamilton. II. P. 679–681).


[Закрыть].

В последнем отчаянном штурме не возникло необходимости. У англичан осталось не слишком много сил для борьбы, и те, что сохранились, были исчерпаны ими в течение следующих трех дней. 15 октября около полуночи небольшой диверсионный отряд англичан ворвался во вторую параллель и вывел из строя шесть орудий в двух батареях, одной французской и одной американской. Этот рейд был предпринят скорее из бравады, и, столкнувшись с сопротивлением, его участники отступили к своим главным оборонительным рубежам. Следующей ночью в отчаянной попытке спасти свои войска Корнуоллис начал переправлять их через реку в Глостер. Он планировал сосредоточить там достаточно сил, чтобы прорваться сквозь ряды неприятеля и затем повести армию на Нью-Йорк. Он переправил около тысячи человек, когда поднялся шквалистый ветер, сделав дальнейшую переправу войск невозможной. К тому времени, когда ветер и ливень утихли, дальнейшие усилия были бесполезны. Войска были переброшены обратно в Йорктаун, и Корнуоллис начал готовиться к капитуляции. В тот день его позиции были подвергнуты интенсивной бомбардировке[1017]1017
  Wickwire F. B., Wickwire M. Cornwallis. P. 382–384; Doehla Journal // WMQ. 2d Ser. 22. 1942. P. 253.


[Закрыть].

Семнадцатого октября Корнуоллис отправил к Вашингтону одного из своих офицеров с предложением о капитуляции. В этот и следующий день обсуждались условия. 19 октября, незадолго до полудня, Вашингтон поставил свою подпись под актом о капитуляции, и в два часа дня британская армия сложила оружие[1018]1018
  Wickwire F. B., Wickwire M. Cornwallis. P. 384–385; Freeman D. S. GW. V. P. 378–391.


[Закрыть].

II

Капитуляция в Йорктауне не положила конец войне. У англичан еще оставались войска в Нью-Йорке, Чарлстоне (Южная Каролина), отдельных районах Джорджии, Галифаксе (Канада) и Вест-Индии. Однако с началом нового года стремление к миру казалось почти неодолимым. Норт пребывал в самом скверном расположении духа, а правительство утратило последние остатки оптимизма. Король не хотел даже слышать о мире без капитуляции американцев, но парламент полностью разуверился в благоприятном исходе войны[1019]1019
  Brooke J. King George III. New York, 1972. P. 219–220.


[Закрыть].

Во второй половине марта 1782 года Норт потерял всякую надежду и 20-го числа ушел в отставку, которая была ускорена обращением палаты общин, объявлявшим всех, кто будет продолжать наступательные военные действия с целью принуждения колоний к повиновению, врагами своего отечества. Неделей позже лорд Рокингам вновь стал премьер-министром, возглавив правительство, которое король едва терпел. Не любил он и Рокингема, причем настолько сильно, что ему было неприятно находиться в одном помещении с ним, и когда требовалось посоветоваться с премьером, он делал это через Шелберна. Таков был жребий Рокингема – вызывать к себе неприязнь монарха, спасая его от катастрофы.

Шелберн стал государственным секретарем Южного департамента, занимавшегося делами колоний, в то время как Чарльз Джеймс Фокс, его недруг, возглавил Северный департамент, отвечавший за европейские дела. Эти назначения породили неудобные проблемы, так как отныне в сфере дипломатии работали два врага. Они не любили друг друга и расходились в политических взглядах. Тем не менее им приходилось решать тесно связанные между собой вопросы.

Каковы бы ни были отношения внутри нового кабинета, выбор был небогат. Следовало заключать мир. В Америке уже существовала комиссия по мирным переговорам; конгресс образовал ее годом ранее, 15 июня, в надежде на посредничество Австрии и России. В состав комиссии вошли Франклин, Джон Адамс, Генри Лоуренс, Томас Джефферсон и Джон Джей. Лоуренс, который в 1780 году был захвачен британским военным кораблем и заключен в Тауэр, в 1782 году был выпущен, однако он почти не принимал участия в переговорах. Джефферсон, у которого в то время было много своих проблем, уведомил конгресс о своем отказе работать в комиссии. Задача заключения мира для Соединенных Штатов легла на Франклина, Адамса и Джея[1020]1020
  О мирных переговорах см.: Bemis S. F. The Diplomacy of the American Revolution. Bloomington, 1957; Morris R. B. The Peacemakers: The Great Powers and American Independence. New York, 1965.


[Закрыть].

Американские представители приступили к выполнению этой задачи со связанными руками. Конгресс дал им наказ проконсультироваться с французами и последовать их совету. Инструкции конгресса для членов комиссии были разработаны в тот период, когда исход войны оставался еще далеко не решенным; Ла Люзерну, французскому посланнику в Соединенных Штатах, тогда удалось подкупить генерала Джона Салливана, в то время делегата от Нью-Гэмпшира. Французам пришлось купить члена конгресса, потому что они не смогли подобрать ключи к Джону Адамсу, который в 1779 году был назначен одним из членов американской комиссии по мирным переговорам. Верженн опасался прямоты Адамса и его преданности национальным интересам Соединенных Штатов. В июне 1781 года конгресс назначил в комиссию ряд других членов, урезав тем самым полномочия Адамса, и в довершение всего обязал их следовать рекомендациям французов.

Лишь самые наивные члены конгресса, голосуя за эти инструкции, могли всерьез полагать, что они служат интересам их страны. Прозорливые мужи, включая членов комиссии, прекрасно понимали, что цели французов и американцев, будучи сходными в общих чертах, в ряде важных деталей значительно отличаются друг от друга. Право на рыболовство в районе Ньюфаундлендских банок и право сушить улов на берегу представляли жизненно важный интерес для американцев, особенно для жителей Новой Англии. Их также беспокоил вопрос о границах: они не хотели, чтобы канадцы продвигались на юг в Огайо, и настаивали на том, чтобы их западной границей стала река Миссисипи. В то же время Испания заявляла свои права на значительную часть территории к востоку от этой реки. Ни одна из этих проблем, похоже, не представляла для французов настолько сильного интереса, чтобы заставить их изменить свои планы либо в пользу мира, либо в пользу войны. Верженн еще в начале 1781 года был готов согласиться на мир, который бы гарантировал Великобритании и Америке те территории, которыми каждая из них владела в Америке. Великобритания, разумеется, должна была сохранить за собой город Нью-Йорк и значительную часть обеих Каролин и Джорджии.

Испанские интересы также сильно отличались от американских. Хотя в 1779 году Испания вступила в войну с Великобританией, в 1782 году она еще не признавала Соединенные Штаты. Предметом неизменного интереса Испании был Гибралтар. В 1780 году испанские дипломаты провели секретные переговоры со своими британскими коллегами по вопросу войны и не удосужились уведомить своих французских союзников об этом факте.

Сами англичане, несмотря на свое стремление к урегулированию отношений с Америкой и прекращению войны со своими врагами на континенте, хотели сохранить за собой свои старые колониальные владения. Шелберн, к которому перешла обязанность курирования переговоров, когда в июле после смерти Рокингема он возглавил правительство, пытался разрушить союз между Францией и Соединенными Штатами. Если бы ему удалось настроить их друг против друга, Великобритания могла бы участвовать в европейском урегулировании на выгодных для себя условиях.

В качестве представителя Великобритании на неофициальных переговорах, начавшихся в апреле, Шелберн отправил в Париж Ричарда Освальда. Шотландский купец Освальд был намного более дальновидным человеком, чем о нем думали его политические хозяева в правительстве. В далекой молодости он некоторое время жил в Виргинии и по-прежнему владел землей в Америке. У него были деньги – заработанные на Семилетней войне и торговле рабами – и отсутствовали политические амбиции. У тех, кто встречался с ним впервые, складывалось впечатление, что он слишком стар и слишком мудр для политики. Его хорошо знал Лоуренс, его бывший чарлстонский посредник в торговле рабами. Как бы то ни было, Освальд более или менее ладил с Франклином; оба были уравновешенными людьми, не тешившими себя напрасными иллюзиями и умевшими скрывать свои чувства[1021]1021
  Bemis S. F. Diplomacy. P. 194–195.


[Закрыть].

Они познакомились в апреле, и вскоре после этого Франклин представил Освальда Верженну. До начала лета они не добились никаких ощутимых результатов. У Освальда в первое время не было официальных полномочий, а у Франклина не было коллег – Джей обретался в Мадриде в ожидании какого-нибудь знака признания от Испании, а Адамс упражнял свои дипломатические способности в Гааге, пытаясь добиться займа для своей страны. Лоуренс, которого Освальд вызволил из Тауэра и привез на континент, погрузился в апатию, вызванную, по всей видимости, болезнью и скорбью по сыну, полковнику Джону Лоуренсу, убитому в бою в августе 1782 года[1022]1022
  Ibid. P. 203: Morris R. В. Peacemakers. P. 376–377.


[Закрыть].

Был момент, когда переговоры забуксовали: инструкции Освальда не включали в себя признание независимости Соединенных Штатов как предварительное условие для переговоров; американцы настаивали на том, чтобы Великобритания признала независимость, прежде чем будет согласован текст мирного договора. Франклин также настаивал на вступлении Канады в состав Соединенных Штатов. В конце лета все стороны начали постепенно приходить к согласию. Сражение у островов Всех Святых, состоявшееся в апреле, несколько отрезвило французов; их командующий в Вест-Индии Грасс был захвачен в плен, его флот разбит, хотя и не уничтожен, адмиралом Родни. После состоявшейся в Англии секретной встречи с Рейневалем, секретарем Верженна, англичане поняли, что французы не слишком заинтересованы в отстаивании американских притязаний на право рыбной ловли и Канаду. Но англичане боялись возможного исхода гибралтарской экспедиции Испании. Американцы, особенно Франклин и Джей, прибывшие 23 июня в Париж, были крайне встревожены тайными сношениями между своим союзником – Францией – и своим врагом – Великобританией.

В сентябре Джей и Франклин согласились продолжить переговоры при условии, что полномочия Освальда будут изменены таким образом, чтобы позволить ему договариваться с ними как представителями Соединенных Штатов. Принятая формулировка была двусмысленной – конгресс рассматривал ее как признание американской независимости; правительство Шелберна так не считало, и если бы переговоры на этом остановились, оно, несомненно, стало бы отрицать, что Великобритания признала Соединенные Штаты.

В течение следующих трех месяцев переговоры велись на весьма ненадежной почве, но результаты были достаточно весомыми, и 30 ноября между американскими и английскими партнерами было подписано предварительное соглашение. За несколько часов до подписания Франклин сообщил Верженну, что согласие достигнуто. Разумеется, он не признался, что в ходе переговоров американская делегация пренебрегла инструкциями конгресса, предписывавшими консультации с французами и следование их совету. Американцы, однако, не нарушили договорные обязательства перед Францией, ибо соглашение с Великобританией не могло вступить в силу до заключения мира между Францией и Великобританией.

Первая статья договора гласила, что «Его Британское Величество признает указанные Соединенные Штаты… свободными, суверенными и независимыми штатами…». За этой важнейшей статьей следовал пункт о границах, согласно которому на севере граница была проведена примерно по той линии, где она проходит сегодня; на юге – по тридцать первой параллели; на западе – по реке Миссисипи. Гарантировались старые американские права на рыболовство у побережья Ньюфаундленда и в заливе Святого Лаврентия, а также «свобода» сушить и коптить рыбу в незаселенных заливах, гаванях и заводях Новой Шотландии, островов Мадлен и Лабрадора. Кредиторы «с обеих сторон» не должны были встречать «правовых преград» для сбора долгов, «обусловленных ранее заключенными контрактами», «в полновесных фунтах стерлингов»; и конгресс должен был настоятельно рекомендовать легислатурам штатов обеспечить возврат всей собственности, конфискованной у британских подданных. Эта статья, всю важность которой можно оценить лишь при ее прочтении в полном объеме, касалась такой щекотливой темы, как собственность лоялистов. Статья не содержала ответа на вопрос, последуют ли штаты рекомендации конгресса. Если лоялисты всерьез полагали, что конгресс может заставить штаты принимать решения в их пользу, то вскоре им пришлось расстаться со своей иллюзией[1023]1023
  Текст «Предварительных и условных статей о мире» см.: Bemis S. F. Diplomacy. P. 259–264.


[Закрыть].

Договор также предусматривал, что в будущем не должно быть никаких конфискаций имущества и никаких преследований лиц за их участие в войне; что Великобритания должна отозвать свои войска «со всей возможной быстротой»; что навигация по реке Миссисипи должна быть открытой для граждан Великобритании и Соединенных Штатов; и что все территории, захваченные до подписания мирного договора в Америке, подлежат возврату.

Соглашение между американцами и британцами подстегнуло французов, которые мечтали положить конец истощению своей казны, вызванному войной, и 20 января 1783 года они подписали предварительное мирное соглашение со своим заклятым врагом. Испания и Великобритания заключили мир примерно в то же время, отдав приказы о прекращении всех военных действий. Путь к достижению согласия был облегчен текущими событиями – в сентябре провалилось наступление Испании на Гибралтар, но Великобритания была вынуждена отдать ей Менорку, а также Восточную и Западную Флориду.

Все стороны подписали текст окончательного договора о мире 3 сентября 1783 года. В Америке генерал Карлтон, сменивший Генри Клинтона, осуществлял печальную миссию, состоявшую в сборах армии в дорогу и ее вывозе из Америки. В конце 1783 года Соединенные Штаты были свободны от британских войск, за исключением нескольких гарнизонов на северо-западе.

III

Торжества в Америке по случаю известий о мире часто сопровождались длинными сериями тостов. Американцы поднимали свои бокалы за «Соединенные Штаты», «конгресс», «американскую армию», «генерала Вашингтона», «память героев, павших в войне», «членов комиссии по переговорам о мире», «Людовика XVI», «Рошамбо» и других по списку, настолько длинному, что его, должно быть, хватало, чтобы осушить реки вина. Тосты выражали радость и отчасти показывали, чем американцы объясняли свою победу. Понятно, что никто не пил за короля Георга III, лорда Джорджа Джермена, Генри Клинтона, графа Корнуоллиса, Уильяма Хау или британскую армию и военноморской флот. Если бы американцы были объективнее, они бы наверняка упоминали и британцев. Ибо война была не только выиграна американцами, но и проиграна британцами.

Последние столкнулись на войне с проблемами, о которых прежде не подозревали, и сколь бы богатым ни было их прошлое, оно давало лишь ограниченные подсказки. Эта война не была очередным кровавым противостоянием на девственных просторах Нового Света. Солдаты и военные моряки знали Америку; они сражались там раньше и сражались хорошо. Эта война была, по сути, гражданской войной против народа тринадцати колоний, который, сражаясь и жертвуя собой, лишь укреплялся в своей решимости. Проблемы, возникавшие в связи с ведением военных действий против этого народа, порой казались непреодолимыми; американцы не только занимали огромную территорию от Мэна до Флориды, но и были непредсказуемы. Мало кто в Великобритании мог вообразить, что американцы способны сплотиться и создать центральное правительство и армию – и затем отчаянно сражаться год за годом. Еще меньше было тех, кто отдавал себе отчет в «политическом энтузиазме» американцев, как Берк, который так охарактеризовал их граничащее с фанатизмом стремление к самоуправлению.

Британцы были уверены, что их ждет традиционная война, одна из тех, что были хорошо знакомы XVIII веку. Выдающийся историк Пирс Маккизи писал, что американская война подпадала именно под эту категорию, уточняя, что она была «последней большой войной Старого порядка». Такого рода война сводилась к ограниченным мерам, в ней следовало избегать операций, которые могли бы привести к тяжелым потерям, таким как при Банкер-Хилле, воздерживаться от операций, которые могли бы вызвать сопротивление гражданского населения, не применять никаких военных концепций, способствующих расширению конфликта. Ограничения, правила, отделение войны от гражданской жизни – все это фигурировало в британской концепции войны в Америке. Конечно, иногда британцы нарушали свой собственные принципы, но в целом они оставались верны этим старым стандартам[1024]1024
  Mackesy P. The War for America, 1775–1783. Cambridge, Mass., 1965. P. 4–7.


[Закрыть].

Американцы, с другой стороны, вели войну иного рода. Они, как и европейцы, знать не знали такого понятия, как неограниченная война, но они понимали, что вступили в конфликт нового типа. Это война не была войной Старого порядка. Хотя многие американцы мечтали иметь профессиональную армию, их война не могла быть отдана на откуп профессионалам. Этого нельзя было делать по той причине, что их война слишком глубоко «въелась» в их общество, и к тому же среди них практически не было профессиональных военных. Единственное, чем они располагали, было народное ополчение – гражданские лица с оружием в руках. Эти люди, включая солдат Континентальной (или «регулярной») армии, сражались не за деньги и не потому, что война была для них привычным делом, их профессиональной деятельностью; они сражались за великую цель, и ими руководили офицеры, которые верили в эту цель. Даже Вашингтон, который страстно желал иметь профессиональную армию и презирал ополчение, сражался за идеалы и призывал свою армию к борьбе во имя свободы и любви к отчизне. В начале войны, в июле 1775 года, он столкнулся с угрозой отставки со стороны бригадного генерала Джона Томаса, толкового массачусетского офицера, который, обиженный тем, что его не повысили в звании, как нескольких других бригадных генералов, объявил о своем намерении покинуть армию. Вашингтон уговаривал его остаться, подчеркивая, что эта война отличается от других и что она намного важнее чьих бы то ни было неудовлетворенных амбиций. «В обычных войнах, ведомых жаждой власти и честолюбием, – писал он, – сознательность солдата принимает столь малое участие, что он может справедливо настаивать на своих притязаниях на звание и простирать свои притязания даже на мелочи; но в такой борьбе, как эта, коей предмет составляет не слава и не размеры территории, но защита всего, что дорого и ценно в жизни, почетным должен считаться каждый пост, на котором человек может служить своей стране». То ли убежденный, то ли пристыженный аргументацией Вашингтона, генерал Томас остался в армии, и Вашингтон, несмотря на огорчения, которые ему порой доставляло ополчение, продолжал использовать такие войска и продолжал напоминать американцам, что война, которую они ведут, это их война, а не дело некой обособленной и замкнутой военной касты[1025]1025
  The Papers of George Washington: Revolutionary War Series. Charlottesville, 1985. P. 159–162.


[Закрыть].

Получается, что британцы вели одну войну – войну старого типа, а американцы – другую, предвосхищавшую войны следующего столетия с их огромными армиями, созданными на основе всеобщей воинской повинности. Американская концепция войны отличалась от британской, подобно тому как их политика с акцентом на правах и свободе отличалась от политики Старого порядка. Все эти отличия входили в число причин американской победы.

Успешное ведение войны требовало формулировки целей войны. Поскольку британцы не вполне понимали суть той борьбы, в которую они были вовлечены, они не могли как следует продумать свои цели – прежде всего, политические. Намеревались ли они подавить свои колонии военной силой путем разрушения институтов, созданных американцами для ведения военных действий? Или же они ставили себе целью добиться примирения, сочетая жесткость с умиротворением, ограничивая эффективность американской армии и тем самым давая возможность лоялистам утверждать свою политическую власть? При отсутствии четко сформулированной цели стратегия и военные операции носили беспорядочный характер еще до того, как в войну вступила Франция. Воинственный настрой французов несколько видоизменил трудности, с которыми столкнулась Великобритании, но не привел к большей ясности.

Изъяны политического осмысления происходящего отчасти послужили причинами изъянов командования, стратегии и операций. Командование оставалось большой проблемой для кабинета в течение всей войны. Великобритания отправляла в Америку далеко не самых выдающихся военачальников; как тактик, особенно в условиях боя, лучшим их них, пожалуй, был Корнуоллис. Главнокомандующим Уильяму Хау и Генри Клинтону не хватало стратегического мышления и дерзости. Их правительство, разумеется, было не в силах наделить их этими качествами, но оно, по крайней мере, могло бы давать им более конкретные указания и, будь оно само более энергичным, вселять в них целеустремленность и рвение. Правительство в Великобритании, однако, оказалось неспособным направлять и вдохновлять своих генералов.

Равно как и эффективно использовать свой военно-морской флот. До 1778 года море принадлежало Великобритании. Решение Франции вступить в войну изменило эту ситуацию, но британское правительство не сделало ни одной серьезной попытки установить свое господство на море. Вместо этого по настоянию Сандвича оно держало большую часть своих военно-морских сил дома, в то время как французы, которые сами не проявляли особой дальновидности, хозяйничали в Вест-Индии, пока Родни в 1782 году не нанес поражение Грассу. Но к тому времени уже было невозможно воспрепятствовать отделению колоний.