Текст книги "Славное дело. Американская революция 1763-1789"
Автор книги: Роберт Миддлкауф
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 58 страниц)
Нельзя сказать, что таможенные комиссары не заботились о строгом исполнении законов, регулирующих торговлю. Они старались добиться их соблюдения как подконтрольной им службой, так и купцами. Когда они прибыли на материк в ноябре 1767 года, их шокировала постановка таможенного дела в Америке, во всяком случае, это можно наверняка сказать о Халтоне и Бёрче, так как они впервые оказались в Бостоне. Темпл и Пэкстон, имевшие больше опыта, давно оправились от шока, который они испытали, поступив на службу в таможню, а Робинсон, переживший настоящее потрясение в самом начале работы здесь, когда попытался наложить арест на судно «Полли» за контрабанду патоки, уже кое-что знал о нравах американцев. Все комиссары, за исключением Темпла, от которого остальным было мало проку, хотели затягивания гаек в системе.
Оценивая ведение бизнеса в Новой Англии, они обнаружили, что контрабанда «чрезвычайно распространена», но при этом было произведено лишь шесть арестов судов в связи с нарушениями за последние два с половиной года. А за этими шестью арестами последовало только одно успешное обвинение, другие же корабли были либо отбиты толпой, либо возвращены решениями присяжных в местном суде[297]297
Wolkins G. G. Seizure. P. 264.
[Закрыть].
Комиссары понимали, что их трудности отчасти связаны с их подчиненными, так как некоторые из них брали взятки, а возможно, даже требовали их. Их решение состояло в том, чтобы нанять больше сотрудников, что представлялось странным и вряд ли принесло бы успех, если только они не смогли бы добиться честности при исполнении теми своих обязанностей. Время скоро показало, что им это не удалось.
Потерпев поражение от Хэнкока в деле «Лидии», комиссары затаили обиду, а 10 июня приказали ревизору Бенджамину Хэллоуэллу и сборщику налогов Джозефу Харрисону наложить арест на шлюп Хэнкока «Либерти». «Либерти» пришвартовалась у американских берегов 9 мая, прибыв с Мадейры с грузом вин на борту, некоторые из которых были «превосходной мадерой» и предназначались к столу самого Хэнкока. В день прибытия «Либерти» два контролера взошли на борт судна, чтобы убедиться, что на нем нет незадекларированного товара. На следующий день из трюма выгрузили 25 бочек вина. Хэнкок заплатил положенную пошлину, и контролеры отчитались, что другого груза на корабле нет. В следующем месяце «Либерти» взяла на борт бочки с ворванью и дегтем[298]298
Ibid. P. 251, 262–263.
[Закрыть].
10 июня, в день ареста, один из контролеров, Томас Кирк, показал под присягой, что солгал в своем отчете о разгрузке «Либерти» в мае и что на самом деле после того, как он отказался от взятки, предлагаемой капитаном Хэнкока, его насильно удерживали в подпалубных помещениях в ночь прибытия корабля. Находясь взаперти, он слышал, как что-то разгружали в течение примерно трех часов, а когда его освободили, ему пригрозили и велели держать язык за зубами. Другой контролер не мог подтвердить или опровергнуть эти показания, потому что, со слов Кирка, валялся дома пьяный. Кирк якобы решил сознаться, потому что больше не опасался за свою жизнь, так как угрожавший ему капитан Хэнкока умер. Капитан, надо заметить, умер еще 10 мая[299]299
Ibid. P. 273–276.
[Закрыть].
Что бы ни было правдой в этой истории (отчет Кирка представляется довольно-таки сомнительным), она стала предлогом для действий против «Либерти». В обвинении, по которому судно было арестовано, не шло речи о вине или обстоятельствах разгрузки судна в мае, а указывалось, что Хэнкок погрузил ворвань и деготь без разрешения. По строгой интерпретации соответствующих законов, Хэнкок был виновен: он не представил необходимые бумаги до погрузки товаров. Это произошло потому, что в Бостоне, как и в других колониальных портах, принято было вначале грузить, а уже потом готовить необходимые бумаги, когда становился известен точный объем и состав груза. Комиссары, воодушевленные «свидетельством» Кирка, очевидно, приказали наложить арест на чисто формальном основании, к чему ранее в Бостоне никогда не прибегали. Как и в случае с «Лидией», им казалось, что у них появилась возможность выступить в защиту королевской власти, ударив по одному из самых наглых противников короны в Америке. Они, возможно, искренне верили рассказам Кирка, хотя если это так, то они упустили из виду простое объяснение его неожиданной честности и храбрости: став доносчиком, он получал треть выручки от продажи конфискованного корабля и груза[300]300
Dickerson O. M. The Navigation Acts and the American Revolution. Philadelphia, 1951. P. 231–242.
[Закрыть].
Хэллоуэлл и Харрисон наложили арест на корабль на закате и сразу же дали сигнал пятидесятипушечному военному кораблю «Ромни», чтобы «Либерти» отвели от пристани в залив. С «Ромни» выслали шлюпку, чтобы выполнить приказ. Переместить «Либерти» оказалось непросто: группа собравшихся на пристани людей начала драться с матросами с «Ромни», желая, чтобы корабль остался пришвартованным у пристани Хэнкока. Никто не был убит или серьезно ранен в этой потасовке, а люди с «Ромни» в итоге взяли верх и отбуксировали «Либерти» под защитой пушек своего корабля. Оставшаяся на пристани толпа, состоявшая, по словам Томаса Хатчинсона, «в основном из крепких парней и негров», переключила свое внимание на Харрисона и Хэллоуэлла, которым повезло сбежать и тем спасти свою жизнь. Однако Хэллоуэлл пострадал сильнее, чем Харрисон, который скрылся в переулке, получив тяжелый удар в область туловища. Хэллоуэлла же, который остался лежать на земле, покрытый синяками и залитый кровью, спасли какие-то джентльмены из толпы (что бы там ни говорил Хатчинсон о «крепких парнях и неграх»). Дома чиновников подверглись уже привычным в подобных случаях нападениям: были разбиты окна и нанесен другой незначительный ущерб, однако их не разграбили, хотя в 1765 году этого вполне можно было ожидать. Ближе к полуночи толпа разрослась до нескольких тысяч человек, которые хлынули на улицы в поисках служащих таможни и избивали их, если они попадались ей на пути, пока все не стихло примерно к часу ночи[301]301
Wolkins G. G. Seizure. P. 281. См. также: Diary of John Rowe. P. 67.
[Закрыть].
Выходные дни прошли мирно: «Вечера субботы и воскресенья священны», – замечал Хатчинсон[302]302
Wolkins G. G. Seizure. P. 281.
[Закрыть]. Но под личинами спокойствия обеих сторон и Хэнкок вместе с «Сынами свободы», и власти планировали свои следующие шаги. Таможенным комиссарам не пришлось долго думать, что делать: они вместе со своими семьями и подчиненными перешли на «Ромни». Такое убежище не казалось подходящим или необходимым губернатору Бернарду, который в понедельник встретился с советом в безуспешной попытке убедить его членов попросить прибытия войск. Члены совета прохладно отнеслись к этому предложению, сказав губернатору, что «они не хотели бы получить по голове». «Сыны свободы», напротив, разгорячились и призывали «очистить землю от паразитов, которые пришли, чтобы опустошить ее»[303]303
Letters to the Ministry. P. 24, 22.
[Закрыть].
До конца недели «Сыны», как признали Бернард и Хатчинсон, полностью взяли город под свой контроль. Они превратили массовое собрание вокруг Либерти-холла (как называлась земля под Liberty Tree – Деревом свободы) в череду легальных городских собраний; они выслушали всякого рода сумасбродные предложения от чудаков (например, поставить все военные корабли в порту под командование городского собрания), а затем спокойно подали прошение губернатору, чтобы тот приказал «Ромни» покинуть Бостон. Они возобновили известное дело против парламентского налогообложения; велели представителям города в палате сделать все возможное для предотвращения новых реквизиций и разобраться, действительно ли таможенные комиссары либо кто-то еще попросили отправить в Бостон королевские войска[304]304
BRC, Reports. XVI. P. 259; Letters to the Ministry. P. 25.
[Закрыть].
Резолюция города насчет войск не предвещала ничего хорошего. Бернард, должно быть, прочел ее с ужасом, ведь он давно желал прибытия войск, но не решался попросить об этом без одобрения совета. Таможенные комиссары не чувствовали подобных ограничений и давно об этом просили, оправдываясь тем, что «губернатор и чиновники не имеют здесь никакого авторитета или реальной власти». Бернард знал о желаниях комиссаров (он достаточно часто говорил о своей неспособности удовлетворить их), но он не стал бы действовать самостоятельно, хотя и не желал признавать, что его власть испарилась. Не похоже, чтобы он сильно опасался за свою безопасность, хотя один друг рекомендовал ему «уносить ноги» в случае прибытия войск. Скорее, он был глубоко подавлен из-за слабости своего правительства в Массачусетсе.
Кроме того, Бернард знал, что ему не избежать еще одного кризиса, поскольку недавно были доставлены инструкции Хиллсборо, по которым следовало «призвать» палату аннулировать циркулярное письмо. Бернард наверняка понимал, что палата откажется, а также что роспуск палаты после ее отказа по требованию Хиллсборо – государственного секретаря по делам американских колоний – ничего не решит[305]305
Wolkins G. G. Seizure. P. 270.
[Закрыть].
Тем не менее у Бернарда не было выбора, и 21 июня в атмосфере, все еще отравленной дымом мятежа из-за «Либерти», он передал приказ Хиллсборо аннулировать письмо. Палата медлила несколько дней, а Отис произнес взволнованную речь, которая снова, на первый взгляд, казалась несвязанной с обсуждаемыми вопросами, но на самом деле была рассчитана на то, чтобы вызвать у американцев отвращение к испорченности англичан, в то время как «клика» тщательно подсчитывала своих сторонников. Бернард требовал ответа трижды и 30 июня получил то, чего так боялся: «против» проголосовало 92, «за» – семнадцать, а палата назвала циркулярное письмо «невинным», «добродетельным» и «похвальным». После этого губернатор поступил согласно распоряжению и распустил легислатуру[306]306
BG. July 4, 1768 (цитаты и ход голосования). См. также: Diary of John Rowe. P. 68; Letters to the Ministry. P. 32.
[Закрыть].
Когда члены палаты отправились «паковать чемоданы», ситуация для Бернарда и королевской власти только ухудшилась. У «Сынов свободы» теперь появилось еще одно дело: представителям народа отказывали в праве собираться и направлять петиции для принятия мер против несправедливостей. Раздраженное письмо Хиллсборо к Бернарду, вскоре появившееся во всех газетах, тоже не помогало успокоить взволнованные умы. Вместе Хиллсборо и Бернард дали народной партии такие возможности, которые она не могла упустить.
Члены палаты, проголосовавшие против аннулирования циркулярного письма и теперь ставшие чуть ли не святыми (их называли «Славные девяноста два»), вскоре имели удовольствие прочесть свои имена в Boston Gazette. Сторонники аннулирования, о которых, естественно, отзывались куда менее лестно, тоже увидели свои имена на бумаге. Те же члены палаты, которым довелось отсутствовать во время голосования, начали наперебой писать спикеру Кушингу, заверяя его, что если бы они присутствовали, то «Славные девяноста два» стали бы еще более многочисленной группой. Спикер Кушинг сделал им одолжение, передав их письма в Gazette. Это давление, под которым большинство подчинилось популярной линии поведения, не назовешь тонким, однако оно было мягким в сравнении с нападками Gazette на некоторых сторонников аннулирования[307]307
BG. July 11, 1768.
[Закрыть].
К тому времени Отис, Адамс и их последователи уже набили руку в использовании прессы. Они почти превзошли себя летом 1768 года. Конституционные вопросы искусно разъяснялись (особенно проблема угрозы свободе, обусловленная роспуском палаты), разбирались новые версии министерского заговора против колоний. Сэм Адамс много писал тем летом, часто под псевдонимом «Детер-минатус». Он так обобщил причины народного возмущения:
Возьму на себя смелость сказать, что я ничуть не больший сторонник «восстаний, мятежа и незаконных собраний», чем его превосходительство. Но когда народ угнетается, а его права нарушаются, когда посягают на его собственность, когда на него насылают надсмотрщиков, когда флот на его глазах навязывает ему неконституционные законы и каждый день ему угрожают войска, когда распускается легислатура (!), а правительственные решения принимаются тайно, словно султанским советом, когда вокруг роятся чиновники и их прихлебатели, то в таких обстоятельствах народ будет недоволен, и его нельзя в том винить…[308]308
Ibid. Aug. 8, 1768.
[Закрыть]
Адамс не преувеличивал народного недовольства; губернатор также сообщал о нем своему начальству в Лондоне.
Были и другие признаки, помимо газетных сообщений. Примерно через неделю после роспуска палаты около пятидесяти «Сынов свободы» пытались захватить Джона Робинсона – таможенного комиссара – в его доме в Роксбери: прошел слух, что Робинсон покинул свое убежище в крепости, куда бежал в июне. Слух оказался ошибочным, и «Сыны» удовлетворились тем, что сломали фруктовые деревья Робинсона и забор вокруг его дома. Позже, в июле, гораздо более многочисленная толпа попыталась заставить уйти в отставку Джона Уильямса, генерального инспектора таможни, но он не поддался давлению[309]309
Letters to the Ministry. P. 38; Diary of John Rowe. P. 68.
[Закрыть].
Губернатор, тем не менее, был напуган этими жестами недовольства и жаловался на это в отчаянных письмах домой. «Обученная толпа, – сообщал он, – контролирует город». Он оказался между «двух огней»: толпой, которая не простила бы ему просьб о военной помощи, и британскими властями, которые обвинили бы его, если бы этих просьб не последовало. Через несколько дней он решил попросить совет поддержать его просьбу о направлении войск и получил ожидаемый ответ – единогласное «нет». Глубоко опечаленный, он сокрушался в переписке с Баррингтоном: «Теперь все кончено», – не зная, что вскоре дела пойдут еще хуже[310]310
Barrington-Bernard Correspondence. P. 167–170.
[Закрыть].
Летом группа Отиса и Адамса, возможно, излучала уверенность, которой они не чувствовали. Ходили слухи, что войска в пути, и солдаты хотя бы на время укрепят позицию Бернарда и комиссаров. Чтобы поддержать народный энтузиазм, Отис и Адамс заставляли печатные станки работать без остановки, и 15 августа, в годовщину бунта против Оливера, устроили пышное празднование с залпами орудий, музыкой (включая «Американскую песнь свободы»), большим парадом и четырнадцатью тостами, последним из которых был за «славных девяносто двух». Затем были еще залпы из пушек, и присутствовавшие джентльмены отправились в таверну «Грей-хаунд» в соседнем Роксбери на «скромный, но изысканный» ужин. Там они снова поднимали бокалы, а после освящения Дерева свободы в Роксбери вся группа вернулась в Бостон[311]311
BG. Aug. 22, 1768; Diary of John Rowe. P. 68–69.
[Закрыть].
III
Губернатор Бернард ненавидел такие выражения «народной» воли, но ему хватило выдержки до начала сентября, когда вышла статья в Gazette, «содержавшая такое политиканство, которое выходило за все прежние рамки» и заставившая его совершить стратегическую ошибку. Статья, а точнее ряд вопросов от Клерикуса Американуса, была посвящена различным поводам для недовольства, которые уже давно обсуждались американцами. Внимание Бернарда привлек ответ на вопрос некоего Сиднея: «Что нам делать, если в Бостон пришлют войска?» Клерикус Американус отвечал с пугающей прямотой: колонии должны объявить о своей независимости. 27 августа Бернард получил подтверждение, что войска отправлены в Бостон. Страшась «переворота», который был возможен, если бы они прибыли без предупреждения (и убежденный стараниями Клерикуса в том, что ситуация может стать взрывоопасной), 9 сентября он обнародовал известие о том, что войска приближаются, и тем самым создал для себя еще больше проблем. Рассказав, что знал, Бернард дал народным лидерам время на подготовку. Внезапное прибытие войск вряд ли встретило бы сопротивление и наверняка лишило бы оппозиционеров возможности организовать действенный протест. А вышло так, что народные лидеры использовали в своих интересах прибытие войск как до, так и после их фактического появления, чтобы поднять удаленные города. Надеясь предотвратить сопротивление, Бернард лишь поспособствовал ему[312]312
Letters to the Ministry. P. 52. Бернард упоминается в статье в BG 5 сентября 1768 года.
[Закрыть].
Бостонское городское собрание намекнуло Бернарду, что он просчитался, когда пригласил комитет на встречу, чтобы официально уведомить о прибытии войск: оно также потребовало, чтобы он созвал легислатуру. Губернатор незамедлительно ответил, что его информация носила «личный характер» и у него нет полномочий созывать очередную ассамблею до распоряжения короля. Бернарда обвинили во лжи по обоим утверждениям, что было жестким обвинением, но это не вызывало такого напряжения, как получение инструкций от Хиллсборо[313]313
BRC, Reports. XVI. P. 260, 261.
[Закрыть].
Город не признавал отказа. Если он не получит легислатуру, то созовет общее собрание городов, чтобы обсудить сложившийся кризис. Члены городского управления также вспоминали старый статут – «правильный и полезный закон этой провинции», – по которому каждый солдат и домовладелец должен иметь оружие и боеприпасы и подчиняться приказам. Их доводы были обусловлены «распространившимся в умах многих страхом грядущей войны с Францией». Эта мрачная шутка, в которой Францией подменили Англию, не забавляла губернатора. Чтобы убедиться, что все уловили суть, члены городского управления принесли на собрание четыреста ружей и выставили их на всеобщее обозрение[314]314
Ibid. 264.
[Закрыть].
Прошло чуть больше недели, когда 22 сентября в Бостоне прошло общее собрание городов. Отис, Кушинг, Сэмюэль Адамс и Джон Хэнкок представляли Бостон; Кушинга выбрали председателем, а Адамсу поручили функции секретаря. В начале собрания присутствовало 70 представителей из 66 городов и нескольких округов, а ближе к его закрытию 27 сентября прибыли представители еще 30 городов. Наблюдатель, преподобный Эндрю Элиот из Бостона, сообщал, что собрание разделилось на три «партии»: одна, боявшаяся, что оно незаконно, и призывавшая разойтись; вторая, не признававшая ограничения народных прав; и третья, готовая ожидать прибытия войск и затем взять все (вероятно, правительство) в свои руки. Ход собрания позволяет предположить, что умеренные участники в конце концов стали контролировать обсуждение, несмотря на глубокие разногласия между делегатами[315]315
Letters from Andrew Eliot to Thomas Hollis // MHS, Colls. 4th Ser. 4. Boston, 1858. P. 428.
[Закрыть].
Началось все со споров вокруг петиции к губернатору. Сразу было сказано, что собрание не имеет претензий к «официальным или правительственным актам», хотя при этом также отмечалось, что участники прибыли из всех уголков провинции, что свидетельствовало о повсеместной распространенности тревог. Чтобы успокоить людей, губернатору следовало созвать законодательный орган, который затем мог бы обсудить, как справиться с угрозой, которую несло приближение армии, а также потребовать удовлетворения жалоб. Губернатор отказался принять эту петицию и потребовал роспуска собрания, намекнув в короткой записке, что в случае неподчинения делегаты могут столкнуться с уголовным преследованием. Это спровоцировало жесткую реакцию Томаса Кушинга, который вопрошал: «В чем состоит незаконность наших действий?» Бернард повторно отказался принять послание от собрания, и заседание продолжилось в тайне. В итоге делегаты согласовали «Итог собрания» и составили петицию к королю. Эти документы не отстаивали колониальную конституционную теорию и не угрожали сопротивлением высадке войск. «Итог» просто продемонстрировал желание делегатов добиться созыва законодательного органа[316]316
BG. Sept. 26, 1768. BG напечатала «Итог» 3 октября 1768 года.
[Закрыть].
Это требование оказалось не столь важно для развития колониального сопротивления, как сам факт того, что собрание состоялось. Оно не было преступным или незаконным, однако обозначило рост неповиновения королевской власти. Его члены не были расположены воевать с британской армией. Отис, по-видимому, говорил мало; Адамс, возможно, сказал больше, но не требовал применения силы; Кушинг выступал против вооруженного сопротивления, хотя советовал изгнать Бернарда и Хатчинсона из колонии. Но Бостон отличался от Массачусетса, а ненависть, напряжение и ощущение угрозы политической свободе со стороны войск были гораздо слабее в небольших городах и на фермах в глубинке, чем в Бостоне[317]317
Вдумчивый обзор этих событий см.: Jensen М. Founding. P. 294–296.
[Закрыть].
Через день после окончания собрания в бостонскую гавань начали заходить корабли с солдатами из Галифакса (из 14-го и 29-го полка). Еще больше их прибыло на следующий день в сопровождении военных кораблей. Первого октября они построились на берегу под защитой пушек боевых кораблей[318]318
Diary of John Rowe. P. 69.
[Закрыть].
Губернатор, возможно, почувствовал облегчение, но признался, что не видит будущего для королевского правительства в провинции.
«Сыны свободы», казалось, разделяли его чувство, но в данном случае это внушало им радость. Между тем причин для радости не было вовсе: мучения Бернарда еще не закончились, а Бостону и Америке они еще только предстояли.
9. «Бастарды Англии»
I
Британские войска не положили конец недовольству бостонцев, а лишь стали его новым объектом. Насущная проблема, вставшая перед ними, заключалась в том, что городские и провинциальные власти отказывались их содержать. Губернатор Бернард тщетно грозился выбить деньги из легислатуры; полковник Далримпл говорил грозно, но ничего не достиг; прибывший из Нью-Йорка генерал Гейдж тоже обнаружил, что неспособен ничего добиться. Некоторое время казалось, что можно использовать «мануфактурный дом» – здание, в котором располагались школа прядения и мастерские по производству льняной ткани, но как только Далримпл собрался расквартировать там часть своих людей, дом заняли несколько десятков бедных семей, которые отказывались его покидать. Отис, Адамс и их товарищи, вероятно, подстрекали эти семьи к тому, чтобы заявить свои права на это здание. Так или иначе Далримпл понимал, что насильственное выселение бедняков сулит ему лишь головную боль[319]319
Letters to the Ministry from Governor Bernard, General Gage, and Commodore Hood. Boston, 1769. P. 57–60, 67–68; Diary of John Rowe. P. 69.
[Закрыть].
Пока происходили все эти мелкие конфликты, часть солдат ставили палатки на пустырях, некоторые расположились в Фанел-холле, другие – в замке Уильямс. Прошло не так много времени, прежде чем Гейдж и Бернард разрешили использовать королевские фонды для аренды нескольких крупных складов, которые затем были переоборудованы в казармы. Владельцы этих зданий практически не сталкивались с недовольством общественности: судя по всему, согласие брать британские деньги не компрометировало сопротивления размещению на этих землях королевских войск.
II
В других колониях такие сделки могли не понять. О них не было широко известно, однако новости о переброске войск в Бостон распространились быстро. Прибытие солдат спровоцировало летнее брожение и фактически гарантировало то, что призыв Массачусетса в циркулярном письме получит массовую поддержку.
Хиллсборо подготовил почву для активных действий колоний; некоторые колонисты говорили, что он не оставил им выбора. Дело в том, что в апреле, когда он отправил губернатору Бернарду приказы, он также написал свое циркулярное письмо другим губернаторам колоний, поручив им проинструктировать свои ассамблеи, чтобы те не обращали внимание на письмо из Массачусетса. В том случае, если бы собрания ослушались этого приказа, губернаторам следовало их распустить[320]320
EHD. P. 716–717.
[Закрыть].
Глупое самодовольство Хиллсборо, презрение, с которым на него смотрели члены палаты представителей в Массачусетсе, прибытие солдат в Бостон, наряду с информацией о бунте из-за «Либерти» и таможенных комиссаров, – все это помогло появлению официальных деклараций, поддерживающих циркулярное письмо и протестующих против законов Тауншенда. Но местная политика за рамками этих событий и сопутствующих им обстоятельств продолжала влиять на форму, содержание и выбор времени актов колониального сопротивления.
Нью-Джерси, Коннектикуту и Виргинии не потребовались специальное побуждение в виде этих событий, ведь они начали действовать еще в конце зимы или начале весны. Ассамблее Мэриленда этого, возможно, было бы достаточно, но губернатор Хорейшо Шарп благонамеренно и с сознанием долга ее пришпорил. В конце июня Шарп сопроводил письмо Хиллсборо запиской, в которой он высказывал свою убежденность в том, что собрание «не обратит внимания» на циркулярное письмо. Повторение слов Хиллсборо оказалось крайне неподходящей тактикой. Делегаты ответили, что их «не отвратить от правого дела несколькими громкими выражениями», хотя и не пояснили, что именно они считают правым. Впрочем, они недолго скрывали это от Шарпа: на следующий день они одобрили петицию королю, в которой высказывали недовольство пошлинами Тауншенда и просили их отменить. Главный постулат петиции мало отличался от того, что к тому времени уже фактически стало американской доктриной: это был, как заявляла ассамблея, «прочный и неизменный принцип природы вещей, составляющий саму идею собственности, согласно которому то, что человек честно приобрел, не может быть отнято у него без его согласия»[321]321
О Мэриленде см.: Archives of Maryland. 65 vols. Baltomore, 1883–1952. XXXII. P. 243–245; LXI. P. 406–407, 420.
[Закрыть]. Получив острый ответ, Шарп мог и не читать петицию. Он и так уже знал, что нужно делать, и немедленно распустил ассамблею.
Осенью и в начале зимы ответили Делавэр, Северная Каролина и Джорджия, сыгравшие незначительную роль в кризисе Акта о гербовом сборе. Ассамблея Делавэра официально получила только виргинское письмо, но в октябре в петиции королю она примкнула к тем, кто оспаривал конституционность новых налогов. Северная Каролина одобрила похожую петицию и вела себя с тонкостью, которую ее губернатор Уильям Трайон спутал с «умеренностью». Трайон узнал тремя годами ранее, что жители Северной Каролины могут проявлять крутой нрав, и предпочел не распускать ассамблею, несмотря на приказ Хиллсборо. В Джорджии палата общин (Commons House) ассамблеи решила подождать до конца декабря, но успела отправить обращение к королю, составленное по образцу циркулярного письма, прежде чем губернатор Джеймс Райт распустил ее[322]322
Jensen M. The Founding. P. 258–259 (Делавэр); Abbot W. W. The Royal Governors of Georgia. Chapel Hill, 1959. P. 148–149; Colonial Records of North Carolina. 10 vols. Releigh, 1886–1890. VII. P. 881.
[Закрыть].
В этих колониях местных противоборствующих группировок либо не существовало, либо они умудрялись переступить через свои конфликты благодаря общему недовольству программой Тауншенда. В других колониях все происходило не столь гладко. Фракции Уорда и Хопкинса в Род-Айленде всю весну выясняли политические отношения и пытались достичь соглашения о должности губернатора, но летом они решили, что ассамблее следует отправить королю петицию против новых налогов. К тому времени, как король отклонил петицию, ассамблея, работавшая теперь вполне слаженно, уведомила кабинет министров о том, что она разделяет популярную в Массачусетсе позицию[323]323
Lovejoy D. S. Rhode Island Politics. P. 133.
[Закрыть].
Фракционность обычно не мешала движению той приливной волны, которую оседлала элита в Южной Каролине. Эти рисовые плантаторы уже давно привыкли делать все по-своему, помыкая правительством, когда в 1768 году они столкнулись с двумя вызовами. Первый обозначился еще годом ранее. «Регуляторы» в отдаленных районах, названные так, видимо, потому что им надлежало регулировать положение дел, поддерживать закон и порядок и налаживать управление на западе, сами являлись плантаторами, хотя и не выращивали рис. Среди них были также крепкие представители среднего класса, владельцы магазинов, несколько ремесленников, землевладельцев, которые в 1767 году, раздраженные безразличием правительства, взяли закон в свои руки. Перед ними стояли серьезные проблемы: эта местность все еще не пришла в себя после опустошительной войны с чероки (1760–1761), в ней орудовали банды преступников, грабившие уважаемых соседей, и почти полностью отсутствовали правительственные и другие институты. К марту 1768 года «регуляторы», организовавшиеся в отряды рейнджеров, уничтожили или прогнали большинство преступников и, окрыленные успехом, взяли на себя обязанности по сбору долгов, надзору за семейной жизнью, а также принялись энергично, хотя и довольно грубо, трудоустраивать безработных. К осени они смогли отразить попытки востока положить конец этой деятельности, а в октябре им удалось добиться избрания двух или трех своих представителей в легислатуру. Они не имели четкой позиции в отношении мер Тауншенда, поскольку их занимали более насущные заботы, такие как расширение представительного правительства на запад. Однако их требования и привычка к применению силы почти два года отвлекали внимание легислатуры[324]324
Brown R. M. The South Carolina Regulators. Cambridge, Mass., 1963. P. 1–82.
[Закрыть].
В двери легислатуры Южной Каролины стучалась еще одна группа с другим набором требований. Мастеровые люди Чарлстона заинтересовались политикой несколькими годами ранее, во время истории с гербовыми сборами. Теперь, в октябре 1768 года, в преддверии выборов они выдвинули кандидатуру Кристофера Тадсена – купца и плантатора, а не ремесленника – и начали проводить массовые собрания, прославляя американскую «свободу». Они произносили тосты за «славных девяносто двух», «освящали» дерево свободы, пели песню свободы Джона Дикинсона, хвалили Джона Уилкса и призывали ассамблею игнорировать приказ Хиллсборо. Гадсен был избран, но ассамблея осталась в прежних надежных руках. И все же из-за действий жителей запада и Чарлстона старый порядок пошатнулся. Когда в ноябре ассамблея собралась, почти половина ее членов воздержалась от голосования по важнейшему вопросу. Губернатор Монтегю в своем обращении, открывавшем сессию, сообщил палате, что ожидает от нее безразличного отношения к любым крамольным письмам, которые она получила, что было прозрачным намеком на массачусетское циркулярное письмо. Палата заявила, что подобных писем она не получала, а затем приняла резолюции, в которых протестовала против пошлин Тауншенда и хвалила письма из Массачусетса и Виргинии. На момент голосования из 48 членов присутствовали лишь 26, причем все из Чарлстона или близлежащих округов. Прочие не явились то ли из страха, то ли из желания продемонстрировать свою оппозиционность. Узнав об этих резолюциях, губернатор исполнил полученные инструкции и распустил ассамблею. Она заседала ровно четыре дня[325]325
Jensen M. The Founding. 260; McCrady E. The History of South Carolina Under the Royal Government, 1719–1776. New York, 1899. P. 603–613.
[Закрыть].
В Пенсильвании партия квакеров, успешно затянувшая с проявлением какой-либо реакции, когда легислатура получила циркулярное письмо, оказалась лицом к лицу с набиравшей силу оппозицией, когда сюда дошли новости о событиях в Массачусетсе. Джозеф Галлоуэй – спикер ассамблеи Пенсильвании – раскритиковал Хиллсборо в газете Pennsylvania Chronicle, выступая под псевдонимом Пацификус, но тоже призывал ждать, пока агенты колонии в Лондоне не получат шанс обжаловать новые налоги. В действительности же Галлоуэй просил не торопиться по другой причине – чтобы дать Франклину больше времени, которое требовалось для утверждения в колонии королевского правления. Официальный выпад против парламента или поддержка циркулярного письма определенно не облегчили бы задачу Франклина. Большая часть колонии, похоже, не желала введения королевского правления, и в июле, несмотря на газетную уловку Галлоуэя, в Филадельфии состоялось массовое собрание, участники которого потребовали действий в поддержку Массачусетса. К сентябрю, когда состоялось очередное заседание ассамблеи, Галлоуэй и партия квакеров, казалось, потерпели поражение: их патриотизм не возбуждал одобрения из-за их явной неспособности защитить колониальные интересы от посягательств кабинета министров, притом что они продолжали искать способы для усиления королевского контроля. Ассамблея, которая теперь сделалась гораздо более чувствительной к настроениям народа, отправила протесты королю, лордам и членам палаты общин, отрицая право парламента облагать колонии налогами и требуя для американцев всех прав англичан. Тем не менее ассамблея проявила осторожность и не одобрила циркулярного письма. Похоже, Галлоуэю удалось спасти хотя бы часть своего влияния[326]326
Pennsylvania Archives. 8th Ser. VII. Harrisburg, 1935. P. 6168–6169, 6271–6280.
[Закрыть].








