Текст книги "Фея Лоан (СИ)"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

Глава 44

Сейферам Колмогорцев уже не удивлялся, а архитектурному строению с гордым и претензионным как само название «туглос» зданию – очень даже. Внешне он был ни с чем не сравним, совмещая в себе готическую вычурность и подавляющую монументальность с легкостью и изяществом летящих портиков и балюстрад, зеркальных стен уходящих пиками под небеса. Он подавлял и возвышал, удивлял и покорял.

Внутри же Семен потерялся. Шел во все глаза глядя на окружающее великолепие и только сейчас понимал каково было Фее после просторных залов и изысканной обстановки попасть в убогую простоту таежной заимки семерых аскетов промысловиков.

Бедная девочка, как же ей было трудно принять, приспособиться к жизни в грубом мирке одичаших мужчин. Как же ей неуютно наверное было, непонятно, страшно.

Констант видя растерянность и озабоченное любопытство землянина легонько пихнул его:

– Нравится? Согласишься на мое предложение, будешь жить здесь.

– Мотор тот здесь живет?

– Монторрион. Нет, у него шигон неподалеку. Что-то он сильно тебя задел. Вопрос чем?

Семен, поймав подозрительный взгляд лысого мужчины, хмуро глянул на парня и промолчал.

– Стейпфил приготовь моему троуви одежду, – приказал тому сейти. Мужчина чуть заметно кивнул и вновь холодно уставился на землянина.

Примеряется, – понял Горец и не стал отводить взгляда – посмотрел ему прямо в глаза, давая понять, что плохого умысла у него нет, и вообще, если по-человечьи себя вести, то общий язык найти несложно.

Агнолик презрительно прищурился в ответ, давая понять, что суслик слону не товарищ.

Покои сейти были огромны и великолепны как любое из помещений дворца.

Пока Семен обходил комнаты, Констант принял душ и стоял у постели нагой, разглядывая разложенные на ней наряды и соображая, что из них надеть.

Колмогорцев оглядел мускулистую фигуру, абсолютно гладкую словно отполированную кожу парня на лице и вздохнул, потерев ладонью подбородок: с бритвой это создание незнакомо, а ему бы не мешало побриться – зарос уже так, что и лешего напугает, не то что Фею.

– Иди в душ, – кивнул ему Констант, указав на раскрытую стену слева в углу, и взял серые кожаные брюки с вышивкой по бокам. Натянул, улыбаясь от удовольствия. – Терпеть не могу рабочую одежду. Комбинезоны вообще, кошмар.

Семен пожал плечами: по нему рядиться в вышитые брюки не менее кошмарно.

Но промолчал и пошел в ванную комнату.

Круглый с позолоченной каймой и вычурным рисунком поребрик ограждения еще можно было принять за ванну, но гладкую зеркальную стену за душ и кран – нет.

Семен потоптался, проклиная свою спешку раздеться и вымыться, и позвал Константа.

– Как у вас тут? – хмуро спросил, смущаясь, что сам сообразить не в состоянии.

– Сенсор в стене видишь?

Мужчина огляделся и приметил круг диаметром с ладонь с цветными делениями по краю. Он был впаян в стену и больше походил на узор чем на сантехническое приспособление.

Констант рассмеялся над мужчиной:

– Какие же вы отсталые!…

И хотел добавить: неухоженные, намекая на поросль волос на ногах и в области гениталий, как приметил на груди землянина знакомую вещицу. Взгляд парня стал острым и подозрительным:

– Откуда у тебя сейкап? – спросил строго, указав на сапфировый кулон. Семен прикрыл его ладонью и выдал:

– Подарок.

Парень внимательно посмотрел в глаза мужчины и задумался. Судя по реакции, сейкап был не простым подарком, а очень ценным для Горца, но знал ли он что это за кулон – неизвестно.

– Кто подарил?

– Какая разница?

– Большая. Это сейкап – энергоноситель. Только флэтонец может знать его истинную ценность и соответственно иметь при себе и то, не каждый. Поверь, это очень, очень дорогая вещица. Ты не мог получить его от своих.

– А я и не говорю этого.

– Что же говоришь?

– Ничего. Выйди я приму душ.

Констант качнул головой, не столько возмущаясь наглостью мужчины, сколько удивляясь ему.

– Скрываешь ты что-то.

– Ты не поп, чтобы тебе исповедоваться, – хлопнул ладонью по кругу в стене и тут же ему на голову обрушился поток ледяной воды.

Парень усмехнувшись, отрегулировал подачу воды:

– Грубить ты умеешь, с остальным же худо.

– Как и с бритвенными принадлежностями, – стряхнув ладонями воду с лица, демонстративно потер заросшие колючей щетиной щеки Семен.

Констант молча нажал сенсор в стене напротив и перед мужчиной открылись недра шкафа со всякими баночками, замысловатыми тюбиками и стеклянными фигурками разного цвета. Бритвы среди нагромождения склянок не было, зато имелся тонкий маленький кинжальчик в инкрустированных ножнах.

– Сойдет.

Лоан вышел, оставив Семена общаться с импровизированной бритвой единолично.

Вот и цель. Всего лишь миг, один лишь шаг отделяли Семена от Феи, но как всегда, за пять минут до итога начинаются метания и образуются вопросы, на которые срочно нужно ответить. И шаг не делается, и миг превращается в вечность.

Мужчина вымылся, тщательно выбрился и сел на паребрик ванны соображая, что дальше. Нужен ли он Фее? Она живет в великолепных условиях, в окружении понятных ей людей, по понятным ей законам и стоит ли нарушать ее покой? Стоит ли вмешиваться в размеренную жизнь? Что он может дать ей? С чем пришел?

Любовь? Нуждается ли девушка в том, о чем сам Семен не думал, в чем не нуждался сам еще год назад? Что для Феи его слова, что он сам? Что может дать и чего лишит появившись?

А если она забыла его? Если и не вспомнила ни разу или вспоминала, но как забавный эпизод в своей жизни, как приключение, знакомство с экзотикой? Если не ждет, если не желает видеть? А проявится – "здравствуй". И поучит недоуменный взгляд в ответ, насмешку или холодное пренебрежение, с намеком на огромную дистанцию меж ними. Она принцесса – он никто, и что их может связывать, с какой радости Фея примет его? Что ей какой-то дикарь-землянин?

Страшно, больно и обидно думать, что не нужен, что зря шел, попусту стремился.

Страшно убедиться в том, что забыт, заменен. Что его не ждали и Фее нет до него дела, а чувства лишь игра его воображения, его беда.

Больно понимать, что рвался к придуманной высоте, на которой никого нет, кроме постамента влюбленного болвана.

Обидно осознавать себя глупцом, что нафантазировав как дитя и в то поверив, побежал за мечтой, отвергнув все преграды, изменил свою судьбу и жизнь. Ради кого, ради чего?

Чужой здесь мир и он чужой ему. Понять, принять? Была б нужда, а Семен ее не видит.

Мужчина в мрачном настроении пошел на выход и остановился у стенного проема, услышав голоса: один Константа, другой не спутать тоже – старший Лоан.

Выглянул осторожно – так и есть: Рэй собственной персоной. Вот уж кого вовсе ни знать, ни видеть не хочется, так это его, и Семен не стал выходить, замер, выжидая, когда отец и сын наговорятся. Судя по лицам, тема была не из веселых. Парень мрачнел, мужчина был то ли расстроен, то ли недоволен, и внешне выглядел холодным, неприступным, непробиваемым как тогда в тайге. Жесткий экземпляр. С таким и уссурийский тигр не свяжется, остережется.

Лоан сжал плечо сына, подбадривая, и покинул спальню. Констант осел на постель и закрыл лицо руками. Опять видать неладно что-то.

Семен натянул брюки, вышел из душевой и подсел к юноше:

– Не рады тебе?

Парень повернул к нему голову, уставился не соображая кто он такой и что спрашивает, и мужчина понял – вести еще хуже, чем он предполагал.

– Помочь чем могу?

Лоан отвернулся:

– Мне уйти надо. Ты здесь оставайся. Жди.

И стремительно покинул покои.

– Не спокойно у вас в семействе, – заметил Семен: ну, да если помочь нечем, время терять все одно не стоит. Хоть освоиться да оглядеться надо. И побрел опять по апартаментам.

Констант знал, что с Эйфией плохо, но что до такой степени, мысли не допускал. Ему было трудно представить даже после разговора с отцом, что его милая сестренка умирает. Не верилось и все тут. Он видел ее озорной, спорящей с ним и Рэйнгольфом, помнил веселой и задумчивой, мог представить расстроенной и обиженной, но всегда красивой, полной очарования ранимой наивности и подвижной, способной на риск и выпад, а не больной настолько, чтобы лежать не вставая, не реагируя на раздражители, безответной, поблекшей.

Парень осторожно приблизился к постели, не узнавая сестры, не понимая как та за короткий срок могла так резко сдать, уйти на край с которого ее не вытянуть.

– Эя? – позвал тихо. Погладил по щеке и замер, глядя фиолетовые пятнышки над губой, над бровью, у виска. На некогда прекрасные волосы, что выцвели и поредели. – О, Модраш, помоги.

Девушка открыла глаза, с трудом узнала брата и улыбнулась обрадовано, потянулась к нему из последних сил:

– Констант…

Парень обнял ее, помогая сесть, и зашептал:

– Чем тебе помочь? Что сделать? Хочешь, отнесу тебя в парк, и ты услышишь шелест листьев, рассветный звон кристаллов? А может на Гэ-шу? Как тебе нравилось – наперегонки с ветром.

– Это без меня… Расскажи, как ты? Надолго домой?… Я по тебе скучала.

– Со мной все хорошо. Теперь я дома и никуда не улечу, пока ты не выздоровеешь. Ты должна подняться, Фея. Не будь упрямой – выздоравливай.

– Не могу…

– Не правда! Ты флэтонка и для тебя нет и не может быть недостижимого. Давай же, Эя. Нечестно, сестренка, оставлять нас. Нельзя, родная.

– Так распорядился Модраш…

– Модраш?… Нет! Не он, а ты! Я же вижу, ты сдаешься. Прошу тебя, держись. Я что-нибудь придумаю, я помогу…

– И мы опять сбежим? – лукаво улыбнулась девушка, напоминая о последней эскападе. Констант задумался:

– Ты помнишь?

– Не забыть…

Глаза сестры заволокло печалью и парень понял – она думает о землянине, о нем тоскует. Возмутительно. Ни Монти, ни отец, ни Поттан не вытеснили образ дикаря из ее сознания, не стерли память. Первый может не старался, но остальные точно промышляли и не добились успеха. Как такое может быть? Неужели тот дикарь так крепко пленил Фею? Чем, как? Когда успел?…

– Не из-за него ли ты сдалась? – похолодел он от догадки.

– Ты был хоть раз там, на Земле? Ты видел снег от края и до края, деревья высотой до неба?

– Да.

– Такое не забыть. Я, он, деревья, снег и никого и ничего вокруг и нет запретов. Но страшно от непонимания, и постоянное волнение, когда онрядом. Он не такой как мы, но он не хуже. Не так уж много разделяет нас и мне неясно, отчего отец упрямо противится очевидному… Мне кажется, боится… Мы – их. Они – нас. К чему?… Я совсем запуталась Констант и мне не выбраться – не знаю как, зачем.

– Из-за него? – скривился, и готов был закричать: губить себя за архаизм, за непонятное, пустое определение! Из-за привязанности к примитиву! Опомнись, Эя!

– Я уже не знаю, не понимаю, не могу понять: нужна была? Играл? Что было? Было ли? Я, он – мираж, выдумка моя или правда?… – девушка прикрыла глаза от усталости, прижалась щекой к груди брата. – Мне мама говорила – реальность, отец – выдумка, а я сама сложить не в состоянии, запутываюсь, вязну в аргументах. Меня ведь нет – есть он, а в нем не разобраться… Одни вопросы, а ответов нет…

– Хорошо же Поттан поработал, – понимая, отчего девушка потеряла ориентиры. – Почистили тебя до основания, но не то, что надо убрали. Но как же это допустил отец? Почему не проследил?

– Оставь… устала… отпусти…

– Нет, – встряхнул девушку, заставляя посмотреть себе в глаза. – Запомни, я решу проблему, не отпущу. Дай время, продержись! Ты сильная, я знаю, Эя!

– Да… постараюсь… извини, мне бы поспать…– глаза опять закрыла.

Констант потерянно рассматривал сестру, потом осторожно уложил на подушки и мысленно поклялся: удержу!

– Как просто все и сложно… Землянин?… Он хуже, чем окрон, но отец видно того не понял и лечит вирус, причину внешнюю, а нужно лишь убрать другое. Другого…Есть один у меня – лекарство славное, и тоже землянин. Он не Монти и вытеснит того, что в душу влез к тебе, сестренка. Этот сможет. Уж если и меня подчинил, тебя тем более очарует.

Стукнул кулаком по бедру и вышел из покоев сестры.

Первый кого он увидел в гостиной, был Монторрион. Парень двигался туда, откуда шел Констант, а этого он стерпеть не мог, и в ответ на приветствие Мичиги, перехватил его и впечатал в стену:

– Что ты здесь делаешь?

– Констант…

– Сейти!

– Сегюр благословил нас!

– Благословил?! Тебя?! Отец?! А я нет! Ты близко не подойдешь к моей сестре! Если я еще раз увижу тебя здесь – убью!

Лицо парня исказилось от ненависти и Монти очень захотелось ответить с той же яростью и теми же манерами – впечатав сейти в стену и отработав на нем пару ударов. Но не посмел, понимая насколько плачевны будут последствия его несдержанности. Пришлось кусать сейти словами:

– Вы всего лишь наследник и не вам вмешиваться в дела сегюр.

– И не тебе в мои!

– Нет. Вы меня не волнуете и можете дышать поблизости – я не против. Но Эйфия моя невеста и это факт. Она согласна, император тоже, а ваше мнение лишь вас интересует, – гордо вскинул подбородок Монторрион. Констант не стерпел пренебрежения и ударил. Тот не пошевелился, смотрел с надменным превосходством и долей презрения: мальчишка!

Лоан с трудом взял себя в руки, и хоть хотелось убить Мичигу, отпустил его. Достойно ли сейти вести себя как забияке? Глупо и пошло. Есть другие способы воздействовать на оппонента и получать необходимое себе.

– Ты, кажется, хотел быть троуви?

– Была такая блажь, не скрою. Но прошла.

– Зря. Мог бы получить желанную должность. Сейчас. А впрочем, ты надеешься на звание соправителя сегюр посредством заключения союза?… С кем? С Эйфией что умирает и ни сегодня – завтра покинет этот мир, а ты останешься ни с чем. Ведь вы даже не помолвлены – не до этого сейчас. Отец не станет напрягать дочь, волновать пустым уж для нее ритуалом. Ты неудачник, Монти и глупец, раз выгоды не видишь очевидной. Стань троуви, а не фиктивным женихом, которому позволено будет лишь поприсутствовать на погребении невесты. И что же дальше? Твой срок – дней пять. Это максимум того, что Модраш Эйфии отмерил. Пять дней фавора! Как много! – усмехнулся. – Да ты достиг невиданных высот!

– Ты зря смеешься.

– Вы!

– Ты! Ты, Констант, – качнулся Монти к парню взглядом давая понять, что не хуже и не ниже него сейчас, что они равны и не чины здесь разбираются – мужчины. – Я знаю, отчего не переносишь меня настолько сильно, насколько раньше близок был, почти в друзья меня записывал. Ты вырос. Из мальчика превратился в мужчину и соперника во мне увидел. Ревность тобой руководит. Эйфия ведь для тебя не только сестра, она еще и женщина которой ты не можешь не восхищаться. Ты привязан к ней больше чем брат – я ясно это вижу. И потому ни Люйстик, ни я, ни кто другой не будет нравиться тебе, пусть это будет даже самый благородный знатный смелый воин. Если он окажется на месте претендента на руку, сердце и внимание твоей сестры, он тут же потеряет ореол благородства. И будет смешан с грязью, раздавлен, интригами или давлением изгнан из жизни твоей и Феи. Но ты забыл одно – ты брат!

Констант похолодел, зрачки вспыхнули и замерцали от злости:

– Раб!

– Нет. Был им, теперь свободен, а что порабощен твоей сестрой, так в том стыда нет. Много унизительней быть порабощенным низменными инстинктами, ревностью, причина которой… страх! Да, ты боишься потерять опору в Фее, ту гавань, что всегда поймет тебя, простит, поможет, прикроет, если надо и спасет. Не женщину ты защищаешь, а она тебя. Ты вырос внешне, но разве стал мужчиной? – прищурился с презрением Монти. – Капризный избалованный мальчишка, – прошептал еле слышно, но слух флэтонца остр и Констант понятно, все услышал. Закаменел и выдал:

– Я все сказал. Увижу рядом с Феей – убью. Да ты прав, возможно, я ревную, но иначе быть не может. Я слишком хорошо знаю тебя и Фею и точно знаю – вы не пара. Она цветок чудесный, ты червяк. Что понимаешь ты о ней, что знаешь? Тебе важен статус, то положение, которое займешь, а мне важней сестра, а не твоя картера.

– Неправда, если б я хотел лишь смены статуса, мы были бы уже женаты, – качнул головой Монти и пошел в покои своей невесты, а Констант остался стоять, раздумывая над словами бывшего друга. И мелькнула у него мысль, что каждый прав по-своему, и главная беда их в том, что самолюбие и властолюбие флэтонца гордеца в клаонах сплавлена с тем, что напрочь обществом империи отвергается. Любовь – наследство матерей землянок им души бередит, смягчает, мучит и плавит, словно воск их разум. Взять хоть его, хоть Эю, Монти или того же Ренни – все одно. Ренни вон холоден и внешне непробиваем, в руках себя держать умеет и не одной эмоции не даст пробраться наружу сквозь забрало равнодушия, спокойствия и пустоты, напитавшей взгляд, но чуть приподними тот занавес и ясно будет видно, что он кипит страстями.

Муштра дала свои плоды. Константа же она не настолько закалила, еще и опыта немного и срок жизни мал, и детство еще только-только убежало. Но через год или два он станет как Рэйнгольф, один в один – отполированный, холодный внешне, рассудочный и… пылающий внутри.

Взять Монти – прав и он. Получив благословление сегюр, он хоть сейчас мог пригласить жреца и заключить союз, но этого не сделал. Власти и карьере предпочел… любовь?

Констант поморщился: плачевно. Так недолго скалы превратить в песок.

И все же, все же есть в том что-то неуловимое, но сильное настолько, что способно два полюса объединить, соединить разные заряды, день с ночью сплавить. И чувствовать сильнее во сто крат на самом тонком уровне то, что даже от флэтонца с его острым слухом и зрением ускользает.

Уязвимость? Мнимая. Но отца все это беспокоит. Он явно в курсе, знает что происходит, отчего и почему. И осторожничает.

Констант задумчиво побрел к себе. Шальная мысль, посетившая его все больше укреплялась: известно каждому как заменить минус на плюс и именно это он собирался сделать, одним действием решив несколько проблем сразу.

Оставшись в одиночестве Констант мог сам себе признаться что Монти правильно его понял – да, он не желает, чтобы рядом с Эйфией крутился кто-то, и Монторрион в первую очередь. Он опытней Константа, прозорливей, на женщин действует неотразимо и способен влиять себе в угоду на любого. Сейти же не желал, чтоб кто-то встал меж ним и Феей пролез в семью и был хоть чуть, но выше его, пусть хоть умом, хоть опытом, хоть терпением – неважно. Бесспорно – нет равных Фее, природа таких еще не создала, и никто кроме родного человека не сможет по-настоящему позаботиться о ней, оценить, защитить, а то, что девушка брата любит, доверяет лишь ему, доказывает и правильность вывода и превосходство Константа, укрепляя веру в самого себя.

Она должна нуждаться в нем, привязанной быть больше, чем к кому-то – к брату. Кто лучше поймет ее, кто всегда готов помочь? Констант. А кто с полувзгляда, с полуслова понимает его? Фея. Зачем же третий? Нет, терять сестру парень не собирался. Но для начала нужно было излечить ее, поднять, поставить на ноги и выбить из души и сердца постыдную и угнетающую девушку и юношу преграду – того землянина. А у кого получиться это? Только у подобного ему – у землянина.

Тут нужен Горец.

Уникальный экземпляр. Ка мощное, и-цы неистощимо, характер твердый, дерзок, но вполне вменяем и привязчив. К Константу явно расположен. Он не откажется помочь, тем более что прецедент был – Эринния. Месяц и, сейти уверен, сестра выздоровеет.

Горец останется рядом – все лучше один донор, чем десяток – как троуви его не тронут.

Потом Констант что-нибудь придумает, возможно найдет Эйфии мужа, непритязательного, неприметного, не требующего внимания от нее и не способного вызвать у нее влечения.

Все будет хорошо, как прежде, как всегда: Констант и Эйфия заодно, вместе и никаких соперников, и никаких страданий сестре.

Осталось уговорить, склонить Горца на помощь и выиграть месяц времени, чтобы никто не знал, что за лекарство нашел Констант сестре – иначе быть интригам. Монти слишком ловок, а с разрешения сегюр способен устроить большие неприятности сейти.

Проходя в очередную залу необозримых помещений юного наследника империи, Семен нечаянно столкнулся с девушкой. Та ойкнула от неожиданности и чуть не упала. Мужчина, сам немало испугавшись, еле успел подхватить ее, спасая от падения и заметил что девушка в интересном положении, к тому же удивительно похожа на Фею.

Сестра, – решил и, усадив женщину на софу, сконфуженно извинился.

Синие глаза исподлобья пристально изучали его и добавляли смущения за неуклюжесть манер.

Еще раз извиниться, что ли? – потер он затылок, и с тоской посмотрел на выход из залы: сбежать бы. Только ссоры с родней Феи ему не хватало. Папаши ее лютого выше головы – так и не знает до сих пор как с ним общаться, вести себя. А тут еще сестренке чуть родить не помог – будет разговоров. Напоют в уши Фее о его грубости да неотесанности. Что она подумает? Вовсе, наверное, видеть не захочет.

Алена, узнав о прилете сына, естественно рванула к нему и соскучившись и желая узнать как у него дела. И конечно с тайной мыслью узнать про Эйфию. Констант она знала наверняка, в курсе событий, к тому же может приходить к сестре, а значит узнать, что с ней если не знает.

Женщина пролетела по залам и наткнулась за незнакомого мужчину, что разгуливал по апартаментам сына как по собственному дому. Уже странно. А если еще принять внешний вид молодца, хоть и довольно ладно скроенного, но до ностальгической тоски напоминающей ей сородича из толпы уличных бунтарей способных как даме ручку поцеловать так и кастетом махать. Не раз в молодости своей видела она нахохлившихся, с упрямством во взгляде и неуклюжестью манер ребят, что с гитарой управлялись не хуже чем с ружьем, и что пить, что бить шли не блага, а за идею, драйв и до упора, до самого донышка широкой славянской души. Когда-то она была своей в компании таких парней, спорила с ними до хрипоты, сидела у костра, цапалась на переменах меж парами в институте, ходила в походы и бегала на дискотеки.

Длинные взъерошенные волосы, карие глаза острые внимательные, глядящие на Алену из-под челки виновато и испытывающее, тревожили сердце, а кожа на лице, обветренном, угрюмом выдавала знакомство с бритвой, причем видно кустарного производства – два ровных пореза на шее весьма красноречиво сообщали о том.

Сколько лет она не видела подобного? Сколько десятилетий не встречала мужчину, что с первого взгляда рождал желание обнять его и выведать все новости о Родине, выплакать свою ностальгию и точно знать притом, что он правильно поймет ее, не примет сантименты за флирт.

Свой. Точно землянин и запах исходящий от него был почти родным, еще не выветрившимся – прохладным, снежно-хвойным. И взгляд еще не был затравлен и не убегал в сторону, и спина не гнулась перед госпожой, и ноги не подкашивались, придавая телу смиренную позу – еще не согнули его, не выпили, не испугали.

Новый раб Константа?

Невозможно – отправили бы в сепришь, не сюда.

– Тэн? – спросила тихо, настороженно. Мужчине не понравился вопрос – нахмурился и взгляд стал холодным, непримиримым.

– Нэй.

Алена удивилась:

–  Откуда знаешь флэтонский? Ты кто вообще?

Семен повел широкими плечами, не зная, что сказать. Сестра Феи видно владела русским языком как та, а он же был не настолько силен в флэтонском, чтобы внятно, бегло изъясняться – понять о чем она и то не смог.

–  Почему молчишь?– встала, подошла, придирчиво оглядывая мужчину с ног до головы. Семен настороженно поглядывал на нее, подозревая, что девушка вполне может приступить к более близкому знакомству с ним – любопытная, нахальная и больно властная особа. Взгляд королевы, одежда тоже, и хоть внешне похожа на Фею, манерами полная ей противоположность – ни робости тебе, ни смущения, ни опасений.

–  Ты кто?– бока подперла кулаками, встав перед ним, и хоть почти на голову ниже его ростом была, смотрела словно на голову выше и сильней раз в десять.

Семен понял, что та спрашивает, и вздохнул: здравствуйте неприятности. Кажется на Флэте они норма жизни.

– Как же объяснить тебе? – спросил сам себя тихо и попытался. – Экхон сейти Феи.

Алена отпрянула с обалдевшей физиономией. Хлопнула ресницами и вдруг ткнула в него пальцем:

– Семен?! Ну, конечно! Я сразу поняла – ты землянин! А я же тебя помню!

– А?… – мужчина растерялся: мало девушка владеет русским языком, так еще и знает, как зовут Колмогорцева и кто он. И знает?

– Елки! – та, с кем Констант разговаривал! Ну, точно!

– Ты к Фее прилетел! Добрался значит! Нашел ее! Вот молодец! Я знала, наши лучше всех! – с радостной улыбкой и искренним восхищением во взгляде начала восклицать девушка. – Фиг Рэю! Ишь тиран, диктатор! Заморил девочку совсем! Нет, ну ты молодец! Я говорила Фее – любит, найдет, появится!

Семен смутился, не понимая что к чему.

Девушка схватила его за руку и потащила в другую залу, тараторя на ходу:

– Никому не вздумай говорить, что ты мужчина Феи! Вообще никому ничего не говори – здесь даже стены все слышат и стучат сегюр! Агнолики те еще разведчики, прознают, что ты здесь оставят только воспоминание о тебе. Для Рэйсли ты как красная тряпка для быка! Совсем с ума сошел! Нет, я его когда-нибудь покалечу! А ты молодец! – повторила в сотый раз. – Правда я не совсем была уверена, что ты явишься, больше для проформы Фею успокаивала. Ну, сам подумай – как?! Это надо же поверить, понять кто она! Сообразить, как найти! Взор, конечно! У меня, честно говоря, мысли не возникло, что у тебя ума хватит найти базу флэтонцев и рвануть сюда! Значит влюбился! Значит, не зря Эя тебя выбрала! Здорово! Ни у одного напыщенного местного болвана ума не хватит головой ради любви рисковать – а ты им все нос утер! Так их, бесчувственных роботов! И Рэйсли туда же!

Семен осторожно высвободил руку и остановился:

– Вы о чем, простите?

– Я?! – изумилась девушка, развернувшись к нему. – Вскружил моей дочери голову и еще спрашивает, о чем я! Нет, ну хорошо гусь! Или скажешь, не к ней и не за ней прилетел?

Горец открыл рот и закрыл: возраст Феи и стоящей перед ним девушки не сходился – разница с виду была не больше пяти лет. Значит, она не могла быть матерью его любимой. Тогда почему так говорит?

Стоп. Та женщина – мать Константа, Алена. Эта… Одно и тоже. Значит мать?

– Понятно: здравствуй ступор! – фыркнула Алена и рассмеялась. – Поверить не могу – передо мной земляк, что словно рыцарь средневековья помчался спасать даму сердца не за награду золотом и титулом, а взгляда, поцелуя ее ради! Не перевелись на Земле романтики! Господи, как я скучаю по дому! По Сашке. Старый, наверное, стал…

– Вы… русская? – качнулся к ней Семен, прищурившись для более детального изучения тараторки.

– Ага! – засмеялась девушка. – Я мать Феи! Жена Рэйсли – ее отца. Поди виделись уже с ним? И как, понравился? – подмигнула. – Ладно, молчи, сама знаю, какую реакцию способен вызвать мой муженек! Айсберг, блин!… Блин! Бли-и-ин!! Я разговариваю на родном языке!! – чуть не взвизгнула от восторга Алена. – И меня понимают! Ты меня понимаешь?

– Если честно – слабо, – признался мужчина.

– А! Неважно! – отмахнулась и вдруг согнулась, придерживая рукой живот.

– Что с вами?

– Кажется, рожаю, – нахмурилась озабоченно и тут же отмахнулась, увидев как испугался мужчина. – Не обращай внимания – время еще есть. Слушай инструкцию: не вздумай попадаться на глаза моего мужа – отца Фее, Константу тоже не вздумай говорить кто ты: болтун он – выдаст не думая. Маленький еще. Или уже сказал?

Семен, пытаясь переключиться с родов на взаимоотношения с отцом Феи, а потом на Константа, слегка притормозил и, не успев подобрать слова, смог лишь головой мотнуть.

– Молодец в квадрате! Земляк, я от тебя в восторге! Ух, мы устроим этим флэтонцам! Ой!… – опять согнулась, теперь вцепившись в руку Семена, и быстро затараторила. – Рэй в ближайшие три дня не отойдет от новорожденных – я его знаю. Так что у тебя целых три дня, чтобы пробраться на женскую половину туглоса и сделать Фею своей женой. Торопись – потом может быть поздно. Узнает кто, что это ты ей в сердце залез – порвут не думая. Они здесь все как на вечном поле боя. Армия спасения, блин! Короче не спи, земляк, работай. Я постараюсь дня через три вырваться и увидеться с тобой. На половину дочери меня не пускают – жалко. Я слышала, что с ней что-то не в порядке. Ты уж проследи, чтобы…Ой!… Короче Фея отдаю в твои руки с чувством глубокого удовлетворения! И верю, ты ей поможешь! Связь держим через Сергея. Найдешь его. Спроси любого – отведут или позовут к тебе. Скажи: Алена в курсе. Он тоже наш – поможет, прикроет… А-ааа… Фу, ты, не вовремя!… Рэй Фею хотел замуж отдать – смотри, чтобы этого не случилось и сильно не нарывайся. У него глюк в голове пожизненный. Договориться полюбовно с Рэйсли даже не мечтай. Единственное что вас с Феей может спасти – ребенок. Поэтому не спи, работай! Ну, чего ж ты замер?! Иди говорю к Фее и делай ей ребенка, а то мне вас не прикрыть!… Уууу… Все, я убежала!… Стоп! Возьми лэктор и выучи флэтонский! Или у Константа свистни или Сергею скажи – принесет!… Все, пока. До встречи через три дня!… Здесь!… А! Еще… Нет! Потом.

И рванула прочь из покоев сына, оставив Семена в растерянности и глубоких раздумьях – не у него ли "глюк пожизненный в голове"? И что вообще все это было?

Мать Феи? Эта?!

У мужчины образовался тик века.

Ниии…чего себе!