Текст книги "Фея Лоан (СИ)"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

– Если я соглашусь…

– Что вы!

– Постой, – прикоснулась к нему в волнении и тут же отпрянула, увидев как вспыхнул его взгляд. – Я готова помочь. Сделать вид что согласилась и сыграть роль невесты. Но ты должен обещать, что наши отношения останутся прежними, ты не станешь претендовать на большее и поможешь мне, отправишь гоффит за Семеном. Я дам тебе гуэдо, если надо больше, возьму у Константа.

Монти изобразил раздумья, а сам с трудом сдерживаясь, чтобы не обнять девушку и не впиться в манящие губы, чуть не закричал от радости – его план полностью исполнялся! Эйфия повела себя именно так, как он и рассчитывал! Чуть-чуть терпения и преграды рухнут. Он возьмет Эйфию и тем поставит точку на ее детской увлеченности землянином.

– Я не смел, рассчитывать на вашу помощь, учитывая сложившиеся обстоятельства.

– Почему? Разве ты не помогал мне? Я несколько обязана тебе.

– Что вы, сейти, о каких обязанностях идет речь? Это я должен вам за вашу благосклонность, за вашу поддержку.

– Значит решено?

– Если наш план не утруждает вас.

– Если ты обещаешь мне выполнить мои условия.

– Конечно. Об этом и говорить не стоит: любые условия без всяких оговорок. Я ваш друг и более ничего.

– Тогда решено, – чуть успокоилась Эйфия. – Будем играть жениха и невесту, на радость отца, и потянем время.

Монти улыбнулся и мысленно притянул девушку к себе, сжал в объятьях и накрыл своими губами ее губы. Ничего что пока мысленно, ничего, что еще мечта – это сегодня, а завтра она исполнится. Он много больше ждал и день, два значения не имеют. Он привяжет Фею, закабалит, возьмет и у той не будет пути назад, не останется места сомнениям и вздорным желаниям. Дикарю не место рядом с будущей императрицей, столь утонченной и ранимой девушкой. Только Монторрион может сберечь ее, дать нужное – не даром и сегюр наконец это понял.

– Я рад, что у меня есть такой друг как вы, – поклонился с почтением и мысленно фыркнул: все-таки воспитание сегюр-мэно отрицательно сказывается на Фее. Чуть бы ей меньше романтизма и наивности и у Монти даже шанса не было приблизиться, но под эгидой дружбы, понятной только девушке, многое можно. Для Монторриона это хорошо – сейчас, но потом детей он Эйфии воспитывать не даст.

Семену не до разговоров было – мысли о Фее мучили. Но он обещал помочь Эриннии и потому отодвинул личное. Зашел в свой кубрик сел на лежак и обвел хмурым взглядом мужчин, прикидывая с чего разговор начать. А мысли опять о вести Константа, о Фее и ничего другого на ум не идет. Так и сидел молча на сотоварищей поглядывая, про свое думая.

– Чего-то ты загадочный больно, Горец, – хмыкнул Митяй.

– Стряслось чего плохое? – забеспокоился Лазарь.

– Помощь нужна, – сухо сообщил мужчина. – Одной девочке очень плохо. Она больна, а лекарство у нас. Наша энергия.

– В смысле? – насторожился Дмитрий.

– Донорская система. Кровь хоть раз сдавал? Здесь фактически тоже самое, только отдаешь не плазму, а энергию, и-цы по-ихнему.

– Это с каких щей я инопланетянке что-то отдавать буду? Они, суки, как скотов нас здесь держат, относятся как к рабам, а я им чего-то там отдавать буду, спасать стану? Ты часом умом не тронулся?

– Нет. Я уже отдал.

– Молодец. Тебе бы в Великую Отечественную жить… немцам бы прислуживал верно.

Семен тяжело посмотрел на Митяя:

– За это и схлопотать можно.

– Давай, – привстал мужчина. – Знаю я таких. Баклан-прихвостень. Агитировать пришел? Вот и шел бы…

– Ну, чего вы, братки? – протянул примиряющее Лазарь. Нос почесал и спросил. – А это больно?

– Чего?

– Ну-у-у, энергию ту отдавать?

– Нет.

– А очень надо, да?

– Иначе бы разговор не заводил.

– Вот сам и двигай, помогай своим хозяевам, – заявил Митяй. Семен не выдержал и все-таки ударил. Мужчину отнесло к стене. Он вытер кровь, ринувшуюся из разбитой губы, по-волчьи глядя на Горца и уже приготовился к атаке не смотря на предупреждающий прищур мужчины.

– Меня на киче перво-наперво за языком следить учили, – вдруг выдал Лазарь между прочим и к Семену подсел. – Ты Горец по уму обскажи: чего надо и зачем. А ты Дмитрий не собачься, чего меж своими кипишь затевать? Глупо то, не умно. Тут головой, а не кулаками и языком работать надобно. Горец оно прав в одном, ежели можешь помочь, значит не по чести отлынивать. Сказывай браток, чего там стряслось и чего надо.

– Сказал уже. Энергию нашу надо. Девочка больна. Выздороветь не может, потому что жизненных сил нет. Вянет, чахнет.

– Дите?

Семен кивнул, поглядывая на Митяя, что набычившись в угол ушел, спиной к сокамерникам повернулся.

– А эта сила-то, энергия, чего ей даст?

– Жизнь.

– Угу? Больно то?

– Нет.

– А подковыка в чем?

– В том, что после ты слабым как котенок какое-то время будешь.

– И все?

– Все. Если не испугаешься. У флэтонцев зрачки вертикальными становятся.

– Эка! – отпрянул Лазарь, а Митяй к мужчинам развернулся:

– Вампиры что ли? А ты нас к ним обедом вербуешь?

– Не вербую, а прошу помочь. Вся фишка в том, что от страха или при несогласии наша энергия им не впрок идет, и человек умирает. А добровольно если отдать, то нам урона фактически нет и они выздоравливают.

– Короче ты хочешь, чтобы эти упыри на нашей силе как на дрожжах росли и крепли? А не пойти ли тебе?!

Семен вздохнул:

– Я пойду. И отдам. Да меня одного мало. А речь о ребенке идет. Говорить я не умею, не тому учен, но если бы ты ее видел, гонор бы поумерил и задумался. Ты мужик здоровый, не убудет с тебя, а девочка совсем слабая, хилая, лысая как после облучения при раковом заболевании. Да что там, рак это и есть, только энергетический.

– У меня племяш по той части страдал, – вздохнул Лазарь и ладонями по коленям хлопнул. – Ну, чего: болтай – не болтай, а дело с места так не сдвинется. Идти надобно. Согласный я. Дитю помочь святое, а что вампир там – не вампир, пущай подрастет сперва, потом судить станем. Чай не звери мы.

Поднялся и потопал к дверям:

– Веди что ли?

– Одумайся, Лазарь! – крикнул Митяй.

– Чего тут думать? Вот помогу там и кумекать буду. А так – чего зазря воздух сотрясать?

Вход распахнулся, и мужчин встретили роботехи и Констант. Когда стена закрылась за спинами тэн, Семен попросил парня показать Лазарю вертикальные зрачки.

– Зачем? – поинтересовался Лоан.

– В-первый раз жутко, а во второй уже нет.

Юноша пожал плечами и посмотрел на мужчину вертикальными зрачками. Лазарь непроизвольно отпрянул и истово перекрестился:

– Святы Боже!

Лоан фыркнул и вернул зрачкам нормальное состояние.

– Фу, ты! – выдохнул Лазарь. – Все что ли такие?

Семен кивнул, заверяя.

– Вот ведь наградила природа аномалией, – сочувственно головой качнул мужчина. – Ну, чего уж, идем что ли? Авось не спужаюсь.

– Постарайся.

– Ага. Сказать оно легко, а сердце-то трепыхается. Это ж кто мне сказал – не поверил. Вампиры реальные.

– Почему "вампиры"? Что это? – полюбопытствовал парень.

– Так паразиты… – начал Лазарь и осекся. Лоан насупился, уставился на мужчину недобро и быть бы беде, если бы Семен не вмешался – подтолкнул парня в глубь коридора:

– Веди. Потом вендетту затеешь. Со мной. Если пыл останется.

Если бы не Эринния и не здравая мысль Семена насчет качества и-цы и подхода к донорству, Констант бы учинил наказание обоим тэн, на место их поставил, уму-разуму поучил, но выходило что не время. Пусть сначала действительно помогут, а потом по заслугам и призы получат.

Парень покосился на землян и пошел вперед, предупредив:

– Я запомнил.

– На здоровье, – заверил Горец.

Эринния произвела на Лазаря угнетающее впечатление. Мужчина вздыхал, сочувственно поглядывая на нее и стушевался узнав, что болезного ребенка поцеловать надо.

– Так это как же?…

– Ты ближе подойди, сам поймешь, – посоветовал Семен. Тот оробел, замялся, но Констант подвел его к Эринни и заставил склониться над девушкой. Дальше вес произошло само собой – Лазаря словно в омут затянуло, закружило и обессилило. Испугаться он не успел, хоть и почувствовал неприятный холодок в животе от близости вертикальных зрачков, изучающих его как удав кролика.

Как после Горец его на диван усадил, мужчина не помнил – забылся, потерялся. Семен посмотрел на невменяемого, растекшегося по сиденью Лазаря и попросил для него фэй. Констант и это проглотил, выдал просимое, но взгляд стал нехорошим. Парня коробило панибратское отношение к нему тэн и хоть что тот, что другой казались лояльными, все равно раздражали его. А что помощь оказали – в расчет Лоан не брал – это их назначение, всего лишь функциональные обязанности как у любого предмета.

– Вы будете наказаны, – сообщил глухо, как только Лазарь выпил фэй и чуть пришел в себя: порозовел, взгляд стал осмысленным.

Семен удивленно покосился на юношу: вам помогают – вы за то наказываете?

– Три удара хотто каждому за оскорбление господина.

Колмогорцев развернулся к Константу, прищурился, разглядывая юнца, как нечто в высшей степени неприличное. И мог бы ему многое сказать да понимал, что достойных и внятно объясняющих суть происходящего, слов не найдет. Не оратор он, не гипнотизер, и не психолог. Последнему бы в самый раз здесь появиться – работы у него с флэтонцами не початый край.

– Ладно, – нахмурился. – Лазаря обратно отправляй и прикажи, чтобы хорошо покормили, а я за него наказание приму. Только учти – больше помощи у нас не проси.

Констант во все глаза уставился на Горца: он еще смеет указывать? Ультиматумы предъявлять? Да какой это к ляврам раб?!

Тут Эринния с постели встала, залопотала что-то, обращаясь к Лоан и к Колмогорцеву. Первый чуть растерялся, второй по обрывкам смутно знакомых слов понял, что его благодарят и возвеличивают, и вздохнул: девочка больная и то человечнее оказалась, чем этот холеный пацан с тупым гонором незрелой, но уже испорченной властью личности. Жаль что он брат Феи, а то сказал бы ему Семен все, что думает о нем, о его планете и о его сородичах. Отдельно бы папашу отметил, что жизни как спички ломает.

Констант не мигая смотрел на мужчину и чувствовал себя неуютно под презрительным и спокойным взглядом землянина. Он был рабом, но отчего-то именно Лоан ощущал себя таковым. И злился на здоровяка, которому неведомы проблемы господина, не знакомы сомнения и обязанности быть стойким, жестким, вдумчивым и всегда осторожным.

И вдруг понял, отчего взъярился на тэн – Эйфия.

Горец был силен, здоров, фантастически быстро восстановился после того как Эринния забрала его и-цы. И все это богатство стояло здесь, находилось далеко от нуждающейся в помощи Феи, помогало не ей.

Что-то отразилось в лице и глазах парня и насторожило Семена. У него появилось чувство, что Констант еле сдерживается, чтобы не расплакаться как ребенок навзрыд, с криками вымещая мутящие его душу обиды и претензии. Что-то угнетало его, разъедало как ржа железо и проникало болью во взгляд.

– Что тебя крутит? – спросил тихо Семен. Парень развернулся и пошел к выходу, кинув на ходу:

– Сам вызвался. Шесть ударов и получишь!

Мужчина шагнув за юношей повернул его к себе за плечо:

– Чего бесишься?

И Константа прорвало. Этот незатейливый жест тэн стал последней каплей в чаше его терпения – Лоан ударил его как женщина хама – ладонью по щеке. Специально. Нет большего унижения, чем показать ничтожность оппонента, прировняв его мало к рабу так еще и не к мужчине.

Семен скривился, не сообразив, что Констант унизил его:

– Не знал что ты девчонка.

Парня вовсе это разозлило: недалекий раб перевернул все с ног на голову, переложив оскорбление с себя на господина!

Лоан вскинул кулак, желая избить наглеца, но Семен перехватил его руку, завернул за спину и прижал парня к стене:

– Экий ты задира. Не обламывали видать.

– Я убью тебя! – пообещал сквозь зубы парень.

– Я это уже раз двадцать слышал. Долго беситься будешь или все же возьмешь себя в руки и начнешь не эмоциями – головой думать?

Невыносимо! Тэн смеет учить господина! Давать советы сыну императора!

И дельные советы.

Констант зажмурился, ткнувшись лбом в стену:

– Отпусти, – приказал глухо.

– Вот и помогай им, – покачал головой Лазарь, покачиваясь, подходя к спорщикам. Семен выпустил парня и придержал мужчину от падения:

– Пошли отсюда, – предложил и оба направились к выходу.

– Я вас не отпускал! – напомнил Констант.

– А ты попробуй удержи, – с неприязнью глянул на него Колмогорцев. Эринния открыла выход, пропуская землян в коридор, смущенно улыбнулась им и, робея, покосилась на Лоан. Тот зубы сжал от злости.

– Не вздумай вымещать свою дурость на других, – посоветовал ему Горец. – Врагов наживешь от глупости, а после долго их обилию удивляться станешь. Лучше спать ложись, малыш. Сон лучшее лекарство от многих неприятностей.

И вышел.

"Малыш"? Да кто он такой этот Горец! Как он смеет так себя вести с сейти, лявры его раздери! – грохнул кулаком о стену парень. Эринния головой качнула:

– Вы раздражены сейти. Вам бы не мешало отдохнуть.

И эта туда же!

Константа перекосило. Он вылетел из каюты как ядро из пушки.

После он долго думал, отчего все же не наказал дерзкого раба и успокоил свое самолюбие тем, что обладателям столь сильного Ка как у землянина не стыдно подчиниться. И признал что Горец не смотря на отличия от флэтонца, возмутительность манер поведения, импонирует ему. Видно Модраш послал мужчину на дорогу Константа, и ясно – не зря, а вот зачем – можно не думать – все равно узнает рано или поздно.

Свое раздражение Констант все же сорвал – на капитане. Они серьезно повздорили и разошлись совершенно недовольные друг другом.

Ночью парень попытался связаться с сестрой, чтобы хоть немного успокоиться, но на связь никто не вышел, и Константа вновь одолело раздражение и маята. Он взбивал кулаками подушки, мял простыню, метался по постели, и так и не заснул, доведя себя до пика эмоционального напряжения. Только утренний душ немного привел его в себя и заставил здраво мыслить.

Семен промаялся день, промучился ночь. Мысли о Фее были неотступны и то толкали в бездну ревности и разочарования, то открывали просторы сладких грез. Ему бы поспать, а не спится – Фея мерещится и так явно, что он слышит запах ее волос, ощущает прохладу локонов под пальцами и нежность кожи. Глаза приоткроет – никого и тоска сердце рвать начинает.

К утру у мужчины было одно желание – как можно скорее встретиться с девушкой и поставить точку на своих безумствах. Если забыла – вырвет ее из своего сердца, если помнит – уберет любого кто встанет меж ними. Плевать на ее родню и их планы, плевать на разницу во взглядах, мышлении, менталитете, национальности, статусе.

На все ему ровно. Только бы обнять ее, снова ощутить биение сердца у своей груди, тепло ее дыхания на своей коже, трепет тела под своими руками и услышать тихое смущенное "нэй" в ответ на попытку поцеловать ее. Теперь, зная отчего она не желает с ним целоваться, Семен не станет слушать Фею, и никто никогда не коснется ее, ни в чем не будет она нуждаться – он даст ей все. Он, и никто больше.

Глава 42

Утром Рэйсли навестил Эйфию.

Прошел в покои девушки, сел у окна внимательно поглядывая, как служанки расчесывают прекрасные волосы его дочери.

– Рада тебя видеть отец, – приложила к груди ладонь Эя, приветствуя родителя. Лоан пристально посмотрел в ее глаза, казавшиеся огромными на похудевшем личике. Серый оттенок кожи уже подретушировали служанки, и все же острый глаз Рэйсли отметил его, как и бледные, почти белые губы, похудевшие руки девушки. Он не видел дочь всего пару дней, а на лицо явные признаки ухудшения состояния.

– Как спалось?

– Благодарю, хорошо, – отвела взгляд.

– Что говорят кафиры?

– Разве не ты общаешься с ними?

Лоан встал и жестом приказал служанкам удалиться.

– Вчера ты славно провела время с Монторрионом.

– Да.

– Ты не против его общества?

– Мы уже говорили на эту тему отец – он мил, приятен, умен и остроумен. Меня вполне устраивает его общество. Другого ты меня лишил.

– Это укор?

Фея склонила голову, понимая, что позволила себе слишком много. Но с другой стороны, что ей терять? Она встала и подошла к отцу:

– Мне невыносимо чувствовать себя затворницей, еще неприятнее понимать, что я всего лишь глупая девчонка для тебя.

– Странная речь, – нахмурился мужчина: не Монторрион ли вбивает клин меж родственниками? Умно и глупо. – Все делается для твоего блага.

– И потому я могу лишь сидеть в туглосе?

– Ах, вот в чем дело. Хорошо, представь, ты развлекаешься в шигоне или летишь на сейфере на встречу Уэхо. Что будет?

– Ничего, – отвела взгляд, уже понимая на что намек.

– Одна ты шагу с территории туглоса не ступишь. Сегодня я смотрел отчет кафиров и утешения не нашел.

– Я беру по два раба в день.

– И что? – мужчина провел ладонью по голове девушки, с тоской поглядывая на ее осунувшееся личико. – Мне больно девочка. Когда-то я прошел по той дороге, что и ты. Но я мужчина.

– Намек: пора пока не взошла на костер подумать о семье?

Рэй отвернулся, отошел:

– Я не хотел говорить, но вижу, что иного выхода нет. Рэйнгольф стал императором Цигруна. Марина погибла вместе с Ван-Джук.

Эя покачнулась от скорбной вести и не устояла бы на ногах, не подхвати ее Лоан.

– Теперь ты наследница Флэта и у тебя нет ни времени, ни возможности отдаваться болезни. Все в нас дочь. Ад, рай, болезнь, здоровье. И жизнь, те вехи что прошли, еще пройдем – тоже наши. Ни я, ни мать, ни Поттан, ни любимая служанка не проживет за тебя, ни поможет тебе. Если ты не возьмешь себя в руки, не укрепишь Ка, не осознаешь, что тебе надо и что мешает выздороветь, мы все будем биться о глухую стену. Не только твоя жизнь – будущее империи зависит от тебя.

– Поэтому ты решил выдать меня замуж за Монторриона? Теперь мне ясно.

– Уясни другое.

Эйфия задумалась, прижалась к отцу в тоске, что детство кончилось и юность пролетела – теперь нет девушки и нет сейти – есть соправительница. Кому-то дорога к трону, кому-то защита спокойствия империи.

– Тяжело, – прошептала.

– Я знаю. Крепись, ведь ты Лоан.

– Мне… все хуже отец.

– И это знаю, – сжал зубы Рэй, вздохнул, поглядывая перед собой, лишь бы не увидела она смятение в его глазах, лице. Не гоже Великому крестнику Модраш слабость проявлять пусть и перед дочерью. Но как размякшие от боли и сожаленья сердца унять? Как удержать скорбь и отчаянье? Как можно удержать эмоции в узде глядя как умирает любимое дитя? И четко знать, что чувствует она, не понаслышке – по себе четко представлять, что предстоит пройти ей стоя на краю. И понимать – ей не помочь, не в силах это никому.

– Монторрион… он высказал одну мысль бредовую и все же… И-цы испуганного, ненавидящего тэн стоит как ком, не помогает. Мне толку нет и раб умирает. Но если не пугать их или…

– Добровольный донор? Идея не нова, но несбыточна. Кто свою силу отдаст? Где тот безумец? Вальторцы отпадают – смысла нет. Они слабы и их энергия инертна. Юксиоты? Нет, Эя, цигруны и земляне – все. Отчет кафиров точен. Но что те, что другие – горды и своенравны, свое не отдадут ни за награду, ни блага мира. Агнолики дежурят на торгах и ничего пока. Одни отбросы, в которых ненависть клубится словно змеи, свитые в комок. Они предпочитают умирать, чем к здравомыслию прислушаться и дать что нужно нам. Со временем, возможно, кто-то попадется. Но времени как раз у нас почти что нет. Я мать твою ждал годы, как века, а тут и года нет на ожиданье… Алорна! Не могу простить Монторриона что он убил ее и тем лишил возможности ответить за свое преступление.

– Алорна? – отодвинулась от отца Фея, не понимая о чем речь.

– Жрица подпоила тебя. Окрон. А ты и так не очень-то была здорова.

– Вот в чем дело! – поняла девушка, нахмурилась, холодея от осознания, что Алорна попросту отравила ее, заставила мучаться. Но за что, зачем? – Не вздорили мы.

– Месть за мать и за отца. Мне не нужно было оставлять ее в живых, но она была ребенком, и я по глупой мягкости своей ее не уничтожил. Зря.

– Нет, я не верю, что дело только в ней. Я чувствую, есть и еще что-то.

– Что?

– Не сердись – любовь. Я не могу забыть…

– Не надо! – отрезал Рэй, отодвинулся от дочери, к окну ушел.

– Ты обещал!

– Не стоит даже вспоминать! Все изменилось – ты наследница Флэта! Твой муж станет соправителем пусть и фиктивным! И допустить раба и чужеземца, слабого, трусливого невежественного червя к трону?!

Эя пошатнулась. Резко навалилась слабость и стало больно душе, захотелось крикнуть: отчего какие-то условности, политика и ранги встают меж теми кто любит и любим?! И почему она должна мириться с разлукой? Думать о Семене, а замуж выходить за Монти? За чем? За что? И отчего он слаб, и в чем он трус?

Да. Да! Пусть раб, пусть слаб, но и такой он мил ей. И все равно гоним иль ненавидим, любим ли почитаем – он есть он. А остальное пыль и тлен, труха обмана.

– Мне все равно, какой он – главное он есть…

– Ты слепа. Он тебя забыл. И ты забудь. Где твоя гордость дочь? Он канно. Тэн и трус. Он не пошел с тобой, не защитил, не удержал. Он не мужчина! И мысли он твоей не стоит.

– Не правда, он не мог забыть. Он выбрал сам меня, он…

– Тля! Я не желаю засорять эфир не мыслями о нем ни словами! Не знаю, чем он взял тебя, возможно трусостью и варварством манер, а может, сказки матери твоей сыграли шутку? Но ты флэтонка! Ты Лоан! И позволять унизить себя вздорной привязанностью к канно? Страдать? Из-за кого? Недоразумения что существует ни понимая, ни зачем, ни отчего! Пыль под ногами, вот что он. И это муж сейти? Опора трону?! И где же уважение к семье к себе, где долг перед планетой?!

Фея не устояла на ногах, осела на пол и вдруг не захотела встать. Ей стало все равно на трон, на жизнь, на Флэт и на отца. Да, стыдно, да бесчестно, малодушно, но смысл воевать с тем, что в ней сильнее долга дочернего и гражданского живет? И с этим не побороться, как и с окроном, они вдвоем добьют ее. Быстрей бы…

– Эя?!

Она уже не слышала – ушла. В тумане две фигуры плыли силуэтом теней: одна черна как ночь, другая свет приглушенный, но теплый, мягкий. Семен – не видела, но сразу же признала, вторую не смогла узнать, как не старалась. Чуяла лишь и боялась угадать. Отец ей отчего-то грезился в ней – и в том был страх. Нет хуже выбора меж родным и милым. Как распилить себя, чтобы в равной доле им достаться, не мучиться, не мучить?

Рэй поднял дочь с пола и уложил в постель. Тревожно хмурясь, прикоснулся к ее лбу – прохладный и испарина. Совсем плохо. Что же делать?

И вызвал кафиров и Монторриона. Жених? Так пусть займется делом! Пусть выбьет образ дикаря из головы и сердца своей невесты! И Модраш с ним – Рэйсли позволит ему все, что для того понадобится. Лишь бы толк был.

Не трон, а дочь заботила его, и оттого коробило сегюр. Он не привык настолько зависеть от обстоятельств, поддаваться эмоциям, но сил справиться с ними у него не хватало. Впервые, пожалуй, Рэйсли почувствовал настоящую душевную боль и поразился тому, как быстро и крепко она завладевает разумом, как сильно бьет и давит. Вот она, настоящая угроза личности, угроза будущему династии Лоан и Флэту – последствие влияние и-цы землянки. Он стал чувствителен, раним. А уязвимость императора – уязвимость подданных – уязвимость всей планеты.

Как только Эйфия выздоровеет или…умрет… Ни одного земного тэн сегюр не оставит на планете. Они опасны, в этом уже нет сомнений. Пусть варятся в своем болоте, а Флэту и цигрунов хватит. Рэнни позаботится.

Ссора с капитаном уже на следующий день вылилась в серьезную распрю. Констант и Рукихан кинули в лицо друг друга нешуточные оскорбления и они нуждались в сатисфакции. Но если юнец сейти мог требовать удовлетворения, то старый вояка не мог даже ответить, как подобает мужчине и требует задетая гордость флэтонца и капитана.

В итоге были вызваны кэн Диган и почти поправившийся Лоундэйн, чтобы решить, как аккуратно восстановить честь капитана и при этом удовлетворить задетую гордость наследника империи. Посовещавшись мужчины пришли к выводу, что с каждой стороны стоит выставить бойца и те выяснят за своих господ кто прав а кто виноват, кому унижаться извинениями, а кому удовлетвориться ими. Понятно мысль о цонхоях пришла Лоундэйну, который лично познакомился с мастерством нового тэн сейти. У Рукихана же не было шанса противиться решению, потому что агнолик тонко и хитро подвел к озвучиванию своего решения Дигана, который был уверен, что эта гениальная мысль пришла в голову лишь ему. Что и говорить, воины Модраш коварны и в достижении своих целей на благо господина нет им равных.

Бой был назначен на предобеденное время. Со стороны Рукихана выставлялся степцерец, гибкий и умелый боец, имевший немало побед за спиной. Со стороны Константа понятно шел землянин.

Констант лично пришел за Горцем. Навис над мужчиной с отстраненно надменным видом и приказал:

– Поднимайся. Тебя ждет победа в бою.

Колмогорцев убрал руку со лба, внимательно посмотрел на парня:

– Как-нибудь обойдусь без победы и без боя соответственно.

– У тебя нет выбора. Ты тэн и обязан исполнять приказ господина.

– А господин это ты? – усмехнулся мужчина, окинув уничтожающим взглядом юнца.

– Ты должен встать, когда разговариваешь с хозяином!

– Никому я ничего не должен, – процедил Семен, прерывая бравурную мазурку речи глупого мальчишки, возомнившего себя центром вселенной, не меньше.

Констант, не обратив внимание на вздор высказанного тэн, кивнул роботехам – выводите. Те подхватили Семена и выволокли из каюты в коридор.

– Здорово, – разозлился мужчина. – Это простое человеческое спасибо за помощь? Сначала угрожаешь расправой, теперь применяешь силу и пытаешься заставить драться с кем-то. Не мечтай. После всего я и пальцем ради тебя не пошевелю, – предупредил парня Колмогорцев.

– Куда ты денешься, – уверенный в своем, заявил Констант, гордо шагая рядом с рабом. – И запомни – ты должен победить.

– Угу. Обязательно, – не скрыл сарказма Семен и глянул на сейти так, что любой бы понял, что ждать хорошего от Колмогорцева не стоит.

Но Лоан был слишком самоуверен и еще ни разу не встречался с такими упрямцами как Семен, поэтому проигнорировал его взгляд, приписав его вздорности характера землянина. Тот же стиснул зубы и мысленно спросил у Феи: за что ж ее такой родней наградили? И как при таком братике и папаше она наивность и чистоту с простотой приобрела и сохранила? Нонсенс просто.

В уже знакомом Семену ангаре собралось немало народу – мужчин в серебристо-голубых комбинезонах. Экипаж.

А в круге из флэтонцев стоял гибкий, высокий мужчина с острым и очень неприятным взглядом глубокопосаженных блеклых глаз. От его фигуры, хлипкой на вид, веяло недюжей силой.

– Ты должен победить Парфика, – бросил Семену Констант и роботехи подтолкнули мужчину в круг.

Семен поправил рубашку и сложил руки на груди, давая понять и окружающим и своему гипотетическому оппоненту, что веселья не будет. Парфик видно единственный понял это и вяло махнул кулаком, подпрыгнув на месте, больше для вида, чем всерьез. Семен не пошевелился. Флэтонцы засмеялись, громко заспорили, кто-то выкрикнул нечто обидное сейти. Парень насупился и предупреждающе посмотрел на Горца:

– Запорю, – прошипел.

Семен и бровью не повел.

Парфик начал показательно скакать и очень тем напомнил мужчине кузнечика. Следить за его сальто и пируэтами было забавно и пару раз, когда Семену пришлось немного качнуться, уклоняясь от взмахов его стоп и ладоней, можно было принять пляски мужчины за серьезный вызов. Все замерли, ожидая развития боя, и вскоре разочарованно заулюлюкали – скачки Парфика надоели, монументальная поза землянина раздражала.

– Так не пойдет!

– Ударь его, Парфик!

– Убей тэн!

– Хватит скакать!

– Да они комедию ломают!

Понеслось со всех сторон. Капитан что-то рыкнул своему цонхою и мужчина, взглядом извинившись у Семена, попытался напасть всерьез. Колмогорцев уклонился и легко ушел в сторону. Раз, второй. Кулаки свистели и промахивались. Мужчина наскакивал и пинал воздух, Семен лениво бродил по кругу, успевая уходить и от тычков флэтонцев и от ударов Парфика.

–  Хорош цонхой,– презрительно скривившись, заметил сейти капитан. Константа передернуло – его при всех обвинили в трусости как владельца труса. Парень не думая, сорвал с пояса хотт и стеганул по спине Семена. Тот, получив первый удар, успел упредить второй – перехватил лезвия хота рукой и, раня себе руку, резко рванул их на себя, заставляя сейти приблизиться. Схватил щенка за ворот комбинезона и, выплюнув в лицо пару «приятных» слов о сути мальчишки, толкнул его обратно в толпу окровавленной ладонью в лицо.

Стало тихо. Даже Рукихан замер от неожиданности до глубины души пораженный непочтительностью обращения с наследником великой династии. И кто посмел? Тэн!

– Смерти!

– Убить его!

Разнеслось следом.

Констант оттер кровь с лица, удивленно поглядывая то на Семена, то на свою ладонь и тихо спросил:

– Ты ненормальный?

А кто еще совершит преступление плата за которое одна – смерть?

– Я человек, – так же тихо ответил Семен.

Что это значит? – нахмурился парень: неужели ради этого стоит умирать? Неужели жизнь цениться землянином меньше чем пустое звание человек. Тогда он флетонец.

– Человек – всего лишь определение анатомической сущности, – заметил осторожно. Может Акино Хорго это неизвестно?

– Для вас.

Констант не понимал. А все что он не понимал, требовало от него сосредоточенного изучения, пока не станет ясно от и до, не осознается и либо примется, либо отвергнется.

– А для вас?

– Личность с морально-этическим кодексом.

– И ради этого кодекса ты готов умереть?

– Да.

– Ты либо уникальный глупец, либо столь же уникальный смельчак.

– Не все ли равно? Для тебя. Ты же, как твой папаша – робот. Поэтому не силься – не поймешь.

– Ты знаешь моего отца? Знаешь сегюр? – не поверил парень. Лоундэйн озабоченно нахмурился: а дело-то принимает необыкновенный поворот.

– Встречались, – скупо поведал Семен.

– Где? Когда?

Мужчина молчал. Он понимал, судя по напряженности окружающих, его убьют, и единственное о чем жалел искренне – не дошел до Феи, не сказал ей "люблю" и "прости", за все что по глупости наделал. Так получалось, что никогда в жизни ему не довелось сказать это слово без грамма фальши, признаться как в сокровенном, в том, что делает его зависимым и уязвимым, тому, от кого в радость зависеть, да и просто дышать с ним одним воздухом.

Констант, вместо приказа разорвать тэн на месте, развернулся и, махнув рукой, пригласил его за собой.

–  Нет, – преградил путь сейти капитан. – Вы обязаны казнить тэн прилюдно.

– Мой тэн, моя и забота,– процедил парень.

– Закон один для всех.

– Но не для меня.

– Тогда не удивляйтесь, если экипаж взбунтуется. Ведь если тэн позволено преступать черту, то тем более это дозволительно свободным флэтонцам. И мне.