Текст книги "Фея Лоан (СИ)"
Автор книги: Райдо Витич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)
Глава 26
Фея уже надела рубашку и пританцовывая, кружила по комнате, прикидывая как ее лучше обустроить. Теперь это ее забота уют мужу создать. И приятно так сознавать, что она теперь на что-то сгодится, собственное, а не отцом подаренное создаст. И пусть она теперь тоже монторро, зато у нее есть Семен, а скоро еще и сын будет. Или дочь. Какая разница?
Семен застал Эйфию за осмотром содержимого тумбочки.
– Сейкап ищешь?
– Сейкап, – закивала, уверенная раз сам заговорил – отдаст, и удивилась, увидев как он отрицательно головой покачал:
– Нет. Не нужен он тебе.
– Семен, он моя возможность выжить. Ты сам не хочешь, чтобы я брала жизненную энергию у твоих братьев, – подошла к нему. – У тебя я взять не могу. Мне не хочется потерять тебя. Это ужасное преступление до смерти обессилить собственного мужа, отца ребенка.
Мужчина внимательно смотрел на нее, и не выдержал, обнял, подтянув к себе, накрыл ладонью волосы:
– У тебя голос как… не знаю. Слушаешь и душа замирает, – прошептал, млея от ее близости, доверчивого наивного взгляда. – Удержу ли я тебя?
– Тебя что-то беспокоит?– заволновалась Эя, уловив в голосе мужа нотки печали.
– Надо бы нам с тобой как-то научиться друг друга понимать, – погладил ее по щеке, и девушка робко улыбнулась, вызвав ответную улыбку. – Фея. Ты и, правда, фея.
В дверь протиснулся Петя с кружкой на перевес. Семен вздохнул: проходной двор.
– Я Фее тут орехов-то наколол, – заявил парень, протягивая посудину Эйфии.
– Спасибо, – мужчина передал девушке кружку и вытолкал парня в коридор. – Если нетрудно, как ужин будет готов, стукни. Умеешь? Потренируйся. Иди Петя, – и хлопнул дверью. Подумал и подпер ее табуретом.
Фея тем временем с любопытством рассматривала и обнюхивала маленькие зернышки с изумительным запахом, трогая их пальчиком, потряхивая в кружке.
– Глупенькая, это орехи. Их едят. Ам-ам, – показал, взяв один орешек.
– Это кушают? Точно?– удивилась.
– Хаимон, – заверил, повторив за ней. Эя засмеялась:
– К-ха йэмоунс.
– Йэмоунс – ам-ам. Еще бы знать на каком мы языке изъясняемся.
Девушка взяла щепотку орехов и попыталась сунуть в рот Семену.
– Нет, сама кушай.
– Ку-усшай, – повторила и заулыбалась довольная. Забралась на постель, поджав под себя ноги, похлопала рядом, приглашая мужчину. – Кусшай тий, йиа.
– Ну, вот, прогресс на лицо. Ты уже неплохо говоришь по-русски, – сел Семен, подтянул девушку к себе, чувствуя патологическую потребность ощущать ее рядом с собой, обнимать, чуять тепло ее кожи под рукой, прохладу волос. – Йэмоунс.
Фея начала лакомится орехами, периодически запихивая в рот Семена зерна, а тот любовался ею, ласкал взглядом, боясь вспугнуть лаской наяву. Пальцы осторожно поглаживали ткань рубашки и немного волновали Эфию, но не настолько, чтобы отвлекаться от вкусной пищи.
– Похоже на моколи. А у вас моколи растет?
– Понятия не имею, о чем ты. Жалко. Хочется узнать, что же тебя тревожит, что нравится, чем занималась, кто родители. Мама, папа…
– Мама? – встрепенулась Эя, услышав единственно известное ей слово из земного языка. – Мама Алэна. Тий ага-ага? – закивала: знаешь ее?
– Алена. Чудесное имя. Но я ее не знаю. Странно у мамы твоей русское имя, а тебя назвали Феей.
– Эйфия.
– Эйфея? Не подходит, а Фея в точку.
– Тий мама? – ткнула в него пальчиком.
– Мою маму зовут Анна. Красиво, правда? Гордо. Она святое. Наверное, единственно святое, что у меня было. Теперь еще ты есть, – улыбнулся.
– Ана.
– Анна. Аннушка.
– Анусха.
Семен рассмеялся и легонько по носику девушке пальцем шлепнул:
– Дитя ты и есть дитя. "Ануска". Как же тебя в секту залететь угораздило? Куда твоя мама Алена смотрела?
– У меня замечательная мама. Она, как и ты, землянка. Папа коренной флэтонец. Он крестник Модраш, император. Может, вы понравитесь друг другу?– вздохнула: хорошая мечта, но процент ее исполнения критически мал. – А когда ты мне сейкап вернешь?
– Забудь, – нахмурился.
– Сапут? – это через час, два, завтра, никогда?
Семен отобрал у девушки опустевшую кружку, кинул на раскладушку.
– Забудь.
– Брось, отодвинь, избавься?
Дверь в комнату два раза подпрыгнула, на третий гостеприимно распахнулась, роняя табурет. Фея вздрогнула, Семен недоуменно уставился на Петра.
– Ужин готов, барин, – отвесил ему парень шутливый поясной поклон.
– Петь, я тебя головой стучать не просил.
– Я ногой. Чтоб не промахнуться, – щедро улыбнулся Самрин.
– А-а-а, – усмехнулся и обратился к девушке. – Пойдем ужинать, нежная моя. Все равно чувствую, покоя сегодня не будет.
– Сем, если она нимфоманка, значит, мужчину себе сама выбирает, да? – потащился за Колмогорцевым и Феей Самарин.
– Не значит, – развернулся к нему мужчина.
– Ну, ты же понял, о чем я.
– Понял, – кивнул согласно и пальчиком парня поманил. – И подумал: ты себя мужчиной возомнил или завидуешь разукрашенной физиономии Витька?
Петя укоризненно губы поджал:
– Злой ты, – обогнул друга и вниз потопал.
– Благодарю за моколи, – улыбнулась ему Фея. Парень тут же притормозил, заулыбался и хотел что-нибудь умное ответить, но Семен легонько подтолкнув его в спину, заставил передумать.
Витек подмигнул Фее, Иван и Илья улыбнулись, Елыч, подперев рукой щеку, откровенно разглядывал девушку, забыв об ужине, старик смотрел тепло, чуть сочувственно, Петр вообще напоминал девушке щенка, разве что хвостом не вилял в связи с его отсутствием.
– Семен, ты поможешь мне найти Хакано? Я уже беспокоюсь, куда он запропал,– попросила девушка, получив свою порцию.
– Опять Хакано? Найти его хочешь?
– Что за Хакано? – спросил Илья.
– Имя-то мудреное, – влез Прохорыч. – Я вот думаю, не тот ли разукрашенный этот Хакана и есть? У сектантов все ни как у людей, навыдумывают кличек всяких. Тьфу.
Семен задумался: старик вполне может быть прав.
– С чего ты ты решил, Прохорыч, что они сектанты? – спросил Иван.
– Так на рожах написано. Татуировки видел?
– Ну?
– Гну! Один в один как печатью клеймили. И одежа и взгляды и черепа лысые. Не приведи Господи с такими столкнуться по ночи, лучше уж с лешаком встрянуться.
– Чем же они тебе не понравились, Иван Прохорович? – заулыбался Илья.
– В тайге милок, человека сразу видать. Это вы в городе рядитесь да прячетесь, а здеся все нутро наружу вылазит хошь не хошь. Манерничать-то уже без надобности, условия жизни жесткие, вот оно и ползет, родимое. Видывал я, таких как Арчи этот. Улыбочка одна чего стоит. Гаденькая, доложу я вам. И гадать не надо и выпытывать, чегой-то девка от них в тайгу рванула. И я б побег ног не чуя.
– Потому и не сдал ее?
– Супостат я что ли? Она вона хилая да хворая, да еще эта, как оно? Нимфетка.
– Нимфоманка, – фыркнул Иван, поправив. И на Семена глянул: и наркоманка. Откуда же здоровью взяться?
– Ну. Все одно болезная. Довели девку арчи эти. С ними не то что этой вот станешь, а и вовсе в петлю полезешь. Ты Сем, слышь, че думаю, настоички-то я ей позавариваю, пускай пьет, но надо бы в баньку ее чаще водить да в снег выгонять. Так с месяц и окрепнет.
– Предлагаю свою помощь в бане, – ощерился Витек.
– Ты мало получил что ли? – удивился Иван.
– А ты? – уставился на него мужчина. Тот на Фею зыркнул, притих.
– Дед, а ты хоть понимаешь, кто такая нимфоманка? – влез Елыч.
– Давай, просвети на старости лет человека, – предложил ему Илья, взглядом утверждая обратное. Но Елычу кроме Вселенского разума лет уж пять все остальное по колено было.
– Это дед фактически наркоманка, но кайф по-другому поводу ловит. Центр удовольствия развит и ей постоянно надо. Интимные отношения нужны, ясно? Часто, постоянно и без разницы с кем.
Прохорыч оторопел, нахмурился.
– Слышь, Елыч? У тебя творческий застой, да? – прищурился на него Семен. – В тайгу сходи, пройдет.
– Хакано, – опять завела девушка.
– Видимо этот Хакано ее удовлетворял, – продолжил развивать свою мысль мужчина. У Семена скулы от раздражения побелели: черт бы их вместе взял и Хакану этого и Елыча. – Ревнуешь, Горец? Зря. К кому, из-за чего? Ревнуют убогие, что себя ниже плинтуса считают либо наоборот выше небоскреба, а человек разумный и самодостаточный подобной ерундой не занимается. Есть три вида ревности: собственника, неполноценной личности и самовлюбленной. И базируется она на страхе и неуверенности в себе, партнере, без разницы. Есть ревность деспотичная, есть комичная, есть…
– Елыч, ты кушать-то будешь? – спросил Илья.
– Понял. И все-таки, для Семена одна ремарка. Те, кто любит по-настоящему, а это полноценный и сформировавшиеся личности, не ущемляют партнера ревностью. Они уважают его мнение, выбор, свободу, и даже если им больно, они не третируют партнера своими ощущениями, подозрениями, не ущемляют, не давят…
– А теперь я понял, – кивнул Колмогорцев, недобро на Елыча уставился. – Запишись в отряд к Витьку и мечтайте на пару.
Мужчина хотел ответить, но, встретившись с взглядом Семена, передумал, вспомнил вдруг о пище.
– Для кого Витек, а для кого и Виктор Леонидович, – бросил тот. – И хватит тебе Семен родственника изображать. Прав Елыч, Фея сама разберется, кто ей нужен, а кто нет.
– Ага. Кто сейчас, а кто через час, – подтвердил с усмешкой Елыч.
– Ну, хватит вам, нашли тему, – проворчал старик. – Меня лучше послушайте. Эти, заезжие-то сегодняшние, больно шустрые ребятки-то. Как бы они еще раз не наведались или вовсе, засаду, где поблизости не устроили.
Мужчины переглянулись, посерьезнели.
– Могут, – кивнул Витек. – Я б так и сделал.
– Так вот, завтра с утряни выйдем, глядите в оба и ежели чего, своего держитесь: не видели, не знаем. А ты Сем, барышню-то придержи, пущай пока в доме посидит, от греха. А то хаканы эти опять ее в свою секту как пауки в паутину уволокут.
Семен на Прохорыча глянул, на Фею, и голову опустил: мог бы сам догадаться. Чтобы такой как Арчи, такую как Фея выпустил – быть не может.
– Они нам поверили, – неуверенно заметил Иван.
– Может и поверили. Но береженого Бог бережет. Ежели прав я, то приметь они девчонку и не только ей, но и нам не сдобровать.
– Да, мужики жесткие, без преамбул, – согласился Елыч.
– Ты-то откуда знаешь?
– Мы с Виктором и Петром за ними во второго этажа наблюдали.
– Я между прочим даже ружьишко приготовил, – подтвердил Прохоров. – Я, таких как они, терпеть не могу. Ряженные да ухоженные, и законы у них одни – чисто свои.
– Как и у тебя, – пожал плечами Илья. – Каждый из нас живет по своим правилам и законам, но делает вид, что по общим.
– Главное государство с его рамками процессуального закона не задевать, – согласился Иван.
– Здесь один закон, братцы – тайга матушка, – вставил свое слово Виктор. – Она и государство и кодекс. Его не трожь, а остальное, пожалуйста.
– Короче, решили, – подвел черту Иван. – Стоим на своем, а Фея пусть дома посидит пару дней.
Решить – решили, но еще долго муссировали тему гостей, всякие варианты обдумывая. Постепенно с кухни мужчины перешли в гостиную, а разговоры о "хаканах" переросли в байки о всяких случаях в жизни. Елыч не упустил своего шанса и начал вещать о параллельных мирах и монстрах-инопланетянах. И до того складно пел, что даже Семен заслушался, и не заметил, как Фея с Ильей ушли.
Мужчина пошел к Степному и застал занимательную картину: Илья, открыв рот и поглаживая бороду, слушал Фею, а та рисовала в воздухе знаки и тараторила невесть что, с одухотворенно-возвышенным лицом.
– Вечерние занятия? – спросил Колмогорцев. Зашел и сел без приглашения на стул.
– Семен, только давай без этого, – поморщился Илья, подумав что тот опять в ревность и претензии ударится. Но тот согласился:
– Без. Я, как и ты хочу понять, о чем она говорит, язык ее выучить или нашему научить. О чем вы сейчас толковали?
– По-моему как раз об азбуке, – поднял книгу с колен, показал русский алфавит. – Писать она вообще не умеет…
– Это как?
– Ну-у, так, – поспешил уйти от ответа. – Буквы в ее языке иероглифы. Зендо.
– Зэйндо, – закивала Фея, и опять в воздухе замысловатые фигуры рисовать начала. Получалась то ли арабская вязь, то ли китайские иероглифы.
– Я конечно в языках не силен, но больно странная у Феи речь. Не говорит – поет и мягко так, ровно, складно. Увертюра какая-то. А иероглифы только в Китае да Японии. Ни на китайку, ни на японку она не похожа.
– Это я заметил, – улыбнулся Илья. – Ты про штуку ту не забудь, обещал принести.
– Ладно. Обещал – принесу. Думаешь, в ней тайна Феиного языка сокрыта? – улыбнулся.
Степной настороженно покосился на мужчину: знаю я, Семен, где ее тайна спрятана. В браслетике бриллиантовом на руке. Да вот вопрос: можно ли тебе доверится, стоит ли тебе знать, что девушка на которую ты планы строишь – инопланетянка?
Илья сам пару суток эту новость переваривал и до сих пор не свыкся. Вроде точно знает, убедился – факт, а все же воспринимается он как нечто отдаленное, среднее меж "есть" и "нет".
Степной к уфологии сроду хладен был, считал, что все странные или явно чудесные явления дело рук человека. Он верил в колдовство, шаманизм, верил в обереги и талисманы, в Бога как в Абсолют, в черта, как худшее проявление человеческих качеств, верил в круги на полях и всякие геопатогенные зоны, в которые сам не раз забредал, охотясь, но в инопланетян не верил и все тут. Кого не послушаешь, эти злобные твари чудовища воплоти да еще высокоорганизованные и психически хитро сделанные. Тот женщин воруют, то мужчин, эксперименты над ними ставят или вовсе с собой забирают.
Ну, бред!
Кому б это надо было, тем более если "продвинутые"?
И не прав оказался, как те кто слухи дурные распространяет. Но это он теперь знает, а пойди другому докажи, Семену тому же, что Фея безобидна и хрупка, а странности ее не от нашлепанных Елычем диагнозов или дурных привычек, а от инопланетного менталитета.
Как на него Семен посмотрит, узнай такое? Как на Фею? А ведь ей защита нужна и одного Степного, судя по проявившимся, как с неба вместе со снегоходами упавшим, ребяткам, мало. Возможно, идет какая-нибудь междоусобная борьба или того больше межгалактическая война, и Фея, представитель одной цивилизации, враг другой. Вот и ловят ее. А может она знает что-то важное или экспроприировала очень нужную вещь из стана врага и теперь ее ловят, чтобы предать суду по всей строгости агрессивной инопланетной законодательной системы.
Любой бред можно взять и шанс ошибиться в свете последних событий окажется, ничтожно мал. Во всяком случае, Илья ни один из вариантов бы не исключал, и потому путался между небылицами и реальностью, чувствуя себя недалеким примитивом, и очень разобраться во всем хотел, чтобы хоть себе доказать обратное.
Семен же другое дело, у него к Фее не научно-исследовательский интерес, а чисто пиковый. И что оно в голове влюбленных, как, куда и отчего поворачивается, Степной не знал, поэтому шокировать товарища не спешил и иллюзию его развенчивать тоже. Авось само пройдет, как головная боль. Любовь же как болезнь, ее пережить надо, период обострения переждать и спокойно в ремиссию шагать. Только тогда говорить, что-то втолковывать, а раньше – бесполезно. Мало Семен его не послушает, так еще черт те что надумает себе и то ли Фея за то поплатится, то ли Илья, то ли оба – иди угодай. Но, точно, минимум общаться друг с другом не смогут и встанут все исследования Степного, тайны другой цивилизации такие важные для человечества, нераскрытыми останутся.
И все из-за того, что Семен в Фею влюбился. Мелочь, но как сильно на ход событий повлиять может, и в какой масштаб вылиться.
Нет, промолчит Илья. Каждому свое: ему – разгадки тайн и знакомство с неизведанным, Семену любовная горячка. А девушка сама свой интерес найдет, сама при желании кому захочет, озвучит.
– Я ничего Семен не думаю, я пока данные собираю. Словарь составляю. Интересно получается. Смотри: стул – ахго, сидеть – ахсхоан. А есть очень длинное слово: сомиулоэн – желать, хотеть. У них, я уже заметил глаголы на "ан" заканчиваются, а существительные на "о". Ну, не точно, конечно…
– Сомиэулон Хакано, – закивала Эйфия, услышав знакомое слово.
Семен нахмурился – опять его змея ревности ужалила, да так что как током до самых пят пронзило.
Хакано она желает, – перевел и потемнел лицом, вспомнив Арчи. Семен ясно рядом с ним щеня и быдло. Только и не таких моржей в прорубь отправляли, и не с такими тиграми тягались… Толк бы был.
Если Фея о Хакано постоянно говорит, значит, скучает, значит, дорог он ей, и как в таком случае Семену быть? Смирится, отдать? Только от одной мысли об этом душа переворачивается. Ни за что! Никогда! Приручит он ее, привяжет, заставит забыть о дружке. Ведь не далась же она ему, не даром он девушку на порошок подсадил, чтобы хоть так завладеть, да видно не успел – Семену счастье. И упустить? Не дождутся.
И жарко стало и сладко, как только представил, как затрепещет девушка в его руках, как вскрикнет от невинной ласки, послушная нежная. Его, а не какого-то лысого татуированного Хакано.
Взгляд у Семена сначала жестким стал, злым потом горячим, хоть костер пали. Илья сделал вид, что ничего не заметил, и вообще, он девушку слушает.
А та показывала, словно что-то искала:
– Исшей Хакано. Исшей.
– Искать, – закивал. – Хочешь, чтобы мы его помогли найти.
– Потерялся,– заверила в ответ, радуясь, что мужчина ее понял. – Надо найти проказника, -и показала, как бы его обняла . – Он такой славный, смышленый.
Ну, все, приплыли, – понял Степной, узрев, как вспыхнули нехорошим огнем глаза Колмогорцева, скулы побелели.
– Забудь, – встал.
– Сапут? – вытянулось лицо Феи от расстройства: опять брось, откинь? Как же можно такого милого малыша бросить? Как можно живое, доверившееся ей существо откинуть? – Тебе не нравятся щенки лауга или в принципе животные?
– Пошли. Поздно уже, спать пора, – бросил хмуро, за талию девушку обнял, потянул прочь из комнаты. Фея расстроилась так явно, что Илья почувствовал укол жалости, а Семен смутился, заругал себя.
– Ты бы легче Сема, она все же человек, не игрушка, – заметил Степной.
– Надо ее этим упырям отдать, да? Вот для них она точно игрушка. И не лезь, Илья, очень тебя прошу. Я с Феей не играюсь… Жена она мне, понял?
У Степного брови вверх ушли: новость!
– То, что ты дышишь неровно в ее сторону, уже все поняли, но что жена…
– Жена, – отрезал. – Отвахтуем и распишемся.
И вышел, увлекая за собой поникшую девушку.
Илья так и остался сидеть в раздумьях, понимая, что все серьезней, чем он думал. Чтобы Семен женился?
Степной Колмогорцева давно знал – жили в одном городишке, пушниной пятый год вместе промышляли.
Мужчина он ладный, бабы за ним хороводили и он вроде бы нос не воротил, но особо ни с кем не загуливал. Строг был и требователен к женщинам. Чуть что узнает – рвал без промедления. Мать его сколько лет пилила – женись, а тот одно в ответ: "не на ком? Одна пьет, другая бл…Мне такие в жены не нужны, а тебе в невестки подавно".
А тут гляди ты!
И поцелуи Феи с Витькой и Иваном съел, и наркоту простил. Чудеса.
И хорошо вроде, и ничего хорошего. Больно на водевиль похоже: "моя жена -инопланетянка". И инопланетянка не факт, что в курсе планов Семена.
Сказать бы ему надо, пока мать свою не порадовал, но с другой стороны – послушает он, если настолько голову обнесло? И потом, характер ослиный – упрям не в меру. А если решил что – не свернет и другим сдвинуть себя не даст, даже если убедится – не прав.
– Обиделась? – спросил Семен Фею уже в комнате. Обнял, прижал к себе. – Прости. Слышать не могу, когда ты о нем упоминаешь. Моя же ты, моя, – погладил серебрящиеся в лунном свете волосы. – Красивая ты, дух захватывает, – прошептал, млея, что вот она, рядом, и хоть обижена, а слова поперек не говорит. Смотрит чуть настороженно, чуть удивленно… и доверчиво. В темноте глаза огромными кажутся, бездонными, глубокими как ночное небо. – Любая моя, – провел нежно по щеке рукой, по шее, к плечу спустился. Фея дрогнула.
– Не бойся, ничего не бойся. Я с тобой и сделаю все, чтобы тебе было хорошо и в этом смысле и во всех остальных.
Тихо говорил, ласково, гладил нежно чуть касаясь, боясь вспугнуть девушку, а ладони жгло от желания крепко стиснуть ее, заласкать не сдерживаясь.
Текли минуты, а он перебирал волосы, гладил Фею по шее, плечу, постепенно оголяя его, приручая ее, приучая доверять. Чуть она успокоилась, он пуговицы на рубашке расстегивать начал, свою в миг стянул. Постель расправил, девушку поманил: иди сюда.
Фея заволновалась, задрожала от его взгляда: жег он ее и сулил нечто прекрасное, но страшное. Отказалась бы, и даже голову в сторону дверей повернула, но смысл уже бегать и как можно мужа ослушаться? Стыда за то, что против отца пошла хватит.
Шагнула неуверенно к Семену, качнулась, и оказалась в его объятьях.
– Волнуешься, девочка моя, – прошептал и рассмеялся тихо. – Я тоже, веришь, как мальчишка, как в первый раз. Сладкая, какая же ты сладкая девочка моя, голова от тебя кругом, и ничего, никого не надо, только бы ты рядом была, – обхватил ладонями ее лицо, поцеловать хотел в губы, но Эя отстранилась:
– Нэй.
– Нэй? Почему "нэй"?
Опять над ней склонился. Девушка испуганно отпрянула, головой затрясла: нет, говорю!
– Хорошо, успокойся. Придет время, я выясню, отчего ты со мной целоваться не хочешь. Иди ко мне, – поманил, и сам не понял, обрадовался больше или удивился тому, что послушалась, подошла несмело, перед ним встала. И заулыбался, обнял ее. – Выходит и я тебе люб? – приподнял, закружил свое сокровище. – Заживем Фея как в сказке. Я тебе ее сюда доставлю. Верь, не пожалеешь.
Было у Семена золотишко да кисет полный камешков, на охоте случайно нашел вместе с мертвым золотоискателем. В тайге – не диво, нет, нет, "подарки" и не такие попадаются.
Давно он ту находку сдать хотел, покупателей подходящих нашел, да все как-то не склеивалось. Теперь точно получится, и ждать он не станет, отдаст оптом, будет девочке его на наряды да безделушки. А мех так добудет, в соболя свою любу вырядит. Что попросит, все ей купит, все достанет.
– Девочка моя, – поставил ее на пол, рубашку тихонько стягивать начал и налюбоваться не может, до чего Фея хороша. Стоит, рдеет, взгляда поднять на него не смеет, дрожит то ли от смущения, то ли от волнения, а не противится. И чувство такое, что и Бог он ей и царь.
Семена самого дрожь охватила, как рубашку с нее скинул: кожа с отсветом, нежная, даже на интимном месте гладкая, как у дитя. Фигурка с плавными изгибами, стройная, в талии тоненькая. Грудь высокая, небольшая и словно по его ладони точенная, ножки ровные длинные. На лицо вовсе смотреть больно – слепнешь. И волосы волнами окутывают ее до самых ступней.
Не женщина – Мадонна.
Руки сами потянулись, огладили от плеч до бедер, трепет девичьего тела вызывая, и убедили хозяина – его сокровище. Семен осмелел, грудь ее в ладони взял. Фея тоненько вскрикнула, забилась и упала бы, не подхвати он ее.
Вроде в постель ее уложи, а понимает – рано. Привыкнуть к нему должна, успокоится чуток, да и ему не утерпеть – возьмет ведь, и напугает.
Сел, ее к себе на колени усадил, руки гладить начал, волосы перебирать, разговаривать, только что говорил, сам не понимал, не слышал – в голове гул стоял, кровь в виски била. Пальчики ей целовать начал, ладони теплые, и браслет заметил. Дорогая вещица, штучной работы.
– Откуда? – показал на него, и замер, боясь услышать "Хакано". Но Фея лишь несмело плечиками пожала, а голова низко склонена, глаз не увидишь, по ним не прочтешь. Волосы с лица убрал, за подбородок приподнял:
– Хакано?
– Нэт, – удивилась, недоумение в глазах искреннее. Семен успокоился немного, в ладонь грудь взял, чуть сжал. Фея, не зная то ли сбежать, то ли оттолкнуть, но ни того, ни другого не сделала. Мужчина смелей ласкать начал, плечико целовать и все поглядывал на девушку. У той губы дрожали, взгляд в сторону уходил, туманился. Смирялась понемногу под лаской, не билась птицей в силках его рук, поддавалась наслаждению, а не страху и смущению. И хоть робела еще, но тело само все за нее решило – откликнулось на ласки.
Семен к себе ее развернул, целовать начал. Фея вскрикнула, выгнулась лишая его последней капли терпения. Он уложил ее в постель, скинул брюки и, юркнув под одеяло, сжал Фею, принялся страстно целовать забившееся в его крепких, жадных объятьях тело. Она рвалась, вскрикивала и сводила его с ума. Ударь она его, оттолкни, он бы все равно не понял, не выпустил ее, не остановился. Та грань, за которой еще теплился расчет, здравомыслие была преодолена. Здесь, сейчас не было ни одной мысли, ни единого желания кроме одного – длить и длить эти счастливые минуты, превращая их в часы и дни. Он не торопился, он упивался трепетным телом, вскриками, пронзительной дрожью блаженства, что рождали его ласки.
Когда его ладонь легла на лоно девушки, Фея испугалась, попыталась оттолкнуть его, высвободиться, запричитав свое "нэй", трогательное жалобное. Семен тяжело дыша на миг остановился, посмотрел в расширенные от страха зрачки и зашептал слова успокоения, сильнее сжав Фею в объятья, проникая пальцами внутрь, вглубь. Девушка выгнулась, закричала и затихла, с ужасом понимая, что палец мужчины проник внутрь нее. Ей казалось – пошевелись и произойдет что-то жуткое.
Семен замер, давая девушке привыкнуть к власти его руки и пересилить испуг.
– Нэй, – прошептала Фея, вздрагивая всем телом.
– Да. Потерпи.
Но сам не знал, что делать. Малышка явно не имела понятия о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной и испытывала шок. Возьми он ее сейчас, последствия для столько ранимой психики Феи были бы непредсказуемы. К тому же взять без боли не получалось – его мизинец едва протиснулся внутрь.
Мужчина застонал, уткнувшись лбом в плечо девушки, понимая что еще пару дней ему придется жить в пылу как в бреду, испытывая желание, но не получая удовлетворения.
– Ерунда, – прошептал. – Переживу. Смогу.
Главное не вспугнуть ее, не травмировать милую, чистую, доверившуюся ему девочку.
– Успокойся, страшного нет. Я люблю тебя, Фея, люблю сокровище мое.
Осторожно вышел из нее, погладил, успокаивая, и девушка с благодарностью прижалась к нему, всхлипнула.
– Ну, что ты, нежная моя, – погладил по волосам, поцеловал в макушку. – Напугал тебя грубиян? Прости. Все хорошо? – заглянул ей в лицо.
Фея выдавила улыбку, хотела отодвинуться от жаркого тела мужчины, но Семен головой покачал:
– Нет. Спим вместе, хорошо? Тебе нужно привыкнуть ко мне. Расслабься малышка, успокойся.
И лег на спину, прижав к себе Фею, сжал руку за головой в кулак до боли, чтобы немного прийти в себя, унять бушующую кровь.
Девушка завозилась, пытаясь удобнее устроиться, но не смогла, зажатая между стеной и мужчиной, которого и стеснялась и немного боялась. Потрясение ее было велико, и будило желание избавиться от общества Семена, побыть одной. Однако он уходить, судя по всему, не собирался, а ей выйти не представлялось возможным.
Возня девушки распаляла мужчину, и он не выдержал, повернулся и вновь начал ее ласкать.
Ночь прошла как миг и век. И принесла лишь один, но большой результат – Фея перестала бояться ласк Семена.
