Текст книги "Фея Лоан (СИ)"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

–  Жарко!

– Ладно, – вздохнул, полез в шкаф за рубашкой.

Девушка же заметалась по постели, пытаясь избавиться от одуряющего жара, что топил ее внутренности и плавил воздух вокруг.

–  Ты меня отравил,– поняла. Села с трудом уставилась на Семена, что раздваивался, плыл в горячем мареве. – За что? Что я тебе сделала? Почему ты такой дикий, злой?

Колмогорцев был уже не рад, что дал Фее выпить водки.

– Впредь учту, что пить тебе совсем нельзя, – покаялся, натягивая на нее рубашку. Девушка уткнулась ему в плечо, прижалась к груди, зашептала:

–  Почему ты меня оттолкнул? Чем я тебе не понравилась? Что во мне не так как бы ты хотел?

– Успокойся…

–  Я сейти, я дочь Великого Лоан, крестница Модраш смирилась с тем, что стала женщиной землянина, низкого монторро… а ты оттолкнул меня, – оперлась на его плечи, чтобы высказать все, что наболело прямо ему в глаза. – Ты понятия не имеешь, что это значит для меня, что будет, когда отец узнает о нашем альянсе. Я отказала императору Цигруна, пошла против воли отца, сбежала. И зачем? Чтобы стать женщиной какого-то дикаря, которому и не нужна вовсе! Меня засмеют. Отец убьет тебя, а меня отдаст какому-нибудь торговцу на краю галактики. Отправит с глаз долой. Единственный выход, который, мне показалось, ты придумал – завести ребеночка. Папа ничего не сможет сделать в этом случае… А как вы размножаетесь?

А может мне сказать отцу, что ты прикасался ко мне? Рэй убьет тебя, а я буду не причем. Да, Марина бы так и поступила. И была бы права. Или вообще ничего не говорить, скрыть… Мне надо всерьез подумать об этом. Бунтовать одно – лгать другое. Модраш опять вмешается, это он свел меня с тобой, он наказал за клятвоотступничество. Пренебреги еще раз и…о-о-о, я не стану. Перед ним я уже твоя женщина и от этого не убежать. Он свел нас, он решил за нас. Тупик, -опять упала на плечо Семена. Мужчина мысленно усмехнулся: обычный в таких случаях спич «ты меня уважаешь?» закончен. Осталось дождаться слез обиды на весь мир разом и длинного рассказа о загубленной девичьей жизни, отсутствие понимания и достойного кандидата в мужья на всем обозримом горизонте.

– Эту часть выступления опустим, да? Перейдем сразу к третьей: ляжем спать. Давай баиньки, – уложил Фею на постель. Девушка хотела что-то сказать, наверняка, возразить, но заснула в начале мысли.

Прошел день, вечер – Фея спала.

Прошли сутки – Фея спала.

Семен позвал Елыча. Тот, осмотрев ее, пожал плечами, выдав в свойственной ему манере циничных шуток: "летаргия".

– Реакция на алкоголь. Видно деточка ничего крепче кефира не пила, а тут добрый дядя довел градус спирта до критической отметки и щедро влил его в хлипкий растущий организм. В следующий раз пои кислотой, чтобы наверняка укачать и не мучить.

Семен расстроился, испереживался. Охота пошла к чертям, потому что оставить девушку одну он не мог, на кого-то, побоялся.

Прошло трое суток – ничего не менялось. Он слонялся по дому и сидел рядом с Феей, ожидая, когда она проснется, и все больше впадал в депрессию.

Глава 25

Фея проснулась днем, чувствуя голод до озноба. С трудом поднялась и пошла на инстинкте за допингом.

Мужчины в это время собрались в гостиной, болтали об удачной охоте, а Семен не стал их слушать – к чему сердце бередить, и так ясно, что грозит провести вахту в убыток себе. И он бы смирился, если бы Фея проснулась, если знать точно – с ней все хорошо. Он пошел наверх, проверить как она и столкнулся с ней на лестнице. В первый момент Колмогорцев растерялся: вид у Феи был – краше в гроб кладут. Белая с серым оттенком кожа, губы в тон, глаза с туманной поволокой. Девушка застыла, покачиваясь, уставилась на него:

–  Отдай сейкап,– протянула дрожащую руку.

Ломки начались, – понял Семен, услышав знакомое " сейкап", сложив вид девушки и название кулона с порошком. И отрицательно покачал головой.

Эя обессилено опустила руку и, наверное, упала бы, не придержи ее Семен.

– Тебе лежать надо.

–  Мне нужен сейкап! Мне голодно. Мне плохо! Ты отравил меня, отобрал сейкап – что я тебе сделала? Ты хочешь, чтобы я умерла? Почему?

А впрочем, смысл взывать к нему? Толк жаловаться? И умолять она его не станет, она флэтонка.

– О, Спящая красавица проснулась, – увидел ее Виктор, подошел к перилам, поглядывая на парочку. – Ничего ты ее Семен укатал.

– Рот закрой, – процедил тот угрожающе. Фея смотрела на Виктора и видела его и-цы, которое в ее состоянии уже не казалось непривлекательным. Девушка облизнулась, улыбнувшись землянину, и оттолкнула Колмогорцева.

– О-паньки, Сема, а девочка-то знать тебя не хочет.

– Уйди, Витек, по-хорошему прошу, не лезь.

Эя качнулась к Виктору, тот к ней, а Семен задержал ее, отодвинул за себя. У Феи голова закружилась от обилия энергий витающих в воздухе, лицо исказилось от раздражения: ароматом не насытишься, а взять не получается – спина Семена как стена выросла меж ней и вожделенным допингом.

Надо у него взять и не мучится, – подумала девушка, но тут же откинула эту мысль. Как не трудно сдержаться, как не хочется вкусить и-цы Семена, она не сможет этого сделать, потому что не сможет, не хочет причинить ему вред.

– Сема, ты мне серьезно надоел, – угрожающе прищурился на Колмогорцева Прохоров.

– А ты мне, озобоченный.

– Я?! Ты на себя глянь!

Фея обошла Семена, спустилась, пошатываясь с лестницы, пошла к Виктору:

– Видишь? Она ко мне тянется, – заявил Витек, шагнул навстречу девушки, желая ее обнять. Семен перехватил ее за плечи, развернул обратно:

– Иди наверх и ложись, я принесу обед.

– Нет, ты чего распоряжаешься? Она тебе жена, сестра? – возмутился Витек. Семен не сдержался, сказалось напряжение последних дней – схватил Прохорова за грудки, подтянул к себе:

– Жена, понял? – процедил в лицо.

– Только она не в курсе!

– Э, задиры?! Опять сцепились? – выглянул с кухни Прохорыч, Илья и Петро подошли:

– Мужики, остыньте. Сема?

– Главное что ты теперь в курсе! – не обратив внимания на товарищей, сказал Семен Виктору.

– Порежу, – тихо предупредил тот.

– Не обломай перо, фраер, – от злости перешел на жаргон Семен.

– Ты не на зоне, синий, здесь тебя петушить не…

Колмогорцев откинул мужчину кулаком в зубы, и рванул продолжить, но Илья перехватил его, прижал к двери в склад:

– Остынь, Сема!!

Фея посмотрела на них, просканировала возможность хоть немного подпитаться и поняла, что здесь и сейчас не получится – ссора была слишком горячей и многолюдной, и обещала затянуться. Значит, Виктор отменяется. Девушка вычленила из множества энергии одну еле приметную и пошла к ней по запаху, как лиса за дичью.

Елыч спокойно сидевший на диване и не принимающий принципиально участия в грубых играх, внимательно посмотрел ей вслед. Не проста девчонка. Из-за нее копья мужики ломают, а она в сторону.

Семен тем временем успел стряхнуть с себя Илью и еще раз пройтись по физиономии Витька, тот без ответа не остался и как их не сдерживали, мужчины не на шутку сцепились, рухнули на пол в крепких, но далеко не дружеских объятьях. Разнимающие их Петр, Илья и Прохорыч перекрыли Елычу дорогу, лишив его возможности проследить за Феей. Немного и драчунов все же удалось растащить благодаря сердитому рыку Прохорыча и угрозе Ильи " надавать по мордам обоим".

Елыч пока мужчины приходили в себя, юркнул в сени и замер: вот это моветон! Фея прижала Ивана к стене, руками и целовала. Ну, девка! Действительно – девка.

Мужчина прикрыл двери и прислонился к косяку, с легкой улыбкой поглядывая на Семена. Тот оттирал губу и зло щурился на не менее злющего Витька, что уже потирал разбитую физиономию, утирал кровь, бегущую из носа.

– Нашли из-за кого драться, – хмыкнул. – Она же нимфоманка.

– Елыч! – предостерегающе уставился на него Семен: тоже схлопотать хочешь?

– А что "Елыч"? Ты в сенки выгляни, мальчик, сам убедишься. Фея твоя взасос Ивана целует, чуть не урчит как кошка от довольства.

Семен в лице поменялся, зрачки расширились. Секунда и пока все услышанное переваривали, он рванул в сени.

Фея действительно целовала Ивана, прижав ладонями его плечи, втиснув мужчину в стену. А тот видно чуть не падает, руки плетьми висят, в глазах туман.

Наркоманка, нимфоманка, – мелькнуло в голове Колмогорцева. И вроде брось ее наплюй, вычеркни из жизни, памяти…

Семен схватил девушку и оторвал от Ивана, втиснул в другую стену:

– Я тебя и от этого отучу, – заверил шипящим шепотом, видя, что девушка еще в тумане наслаждения. Глаза как у кошки светятся, губы приоткрыты, влажные, припухшие, дыхание прерывистое.

Иван по стене сполз:

– Семен, я ничего… она сама, честно… Блин, как обухом по голове!…

Семен так на него глянул, что мужчина смолк и голову опустил, в пол уставился.

Мужики уже всем составом включая покалеченного Витька в дверной проем втиснулись, любопытство удовлетворяя. Илья хмурился недоверчиво, Петро рот открыв, глазел на Ивана, Прохорыч укоризненно головой качал, Елыч усмехался криво, а Витек, оценив вид Ивана и Феи, хитро улыбнулся:

– Мужики, а чего, это даже по приколу. Прикиньте, счастье-то привалило – нимфоманку к нам на заимку. Угодил Сема!

Колмогорцев челюсть до хруста сжал.

– А это как – нимфоманка? – полюбопытствовал Петя.

– Это, салага, чума. Всем дает…

Илья без слов пихнул Прохорова под дых локтем. Тот мало смолк, булькнув, так еще и рухнул на пол, на ногах не удержавшись. Степной его за шиворот поднял и уже лично от себя врезал, отправив отдыхать на диван.

Семен помрачнел, встретившись с заинтересованным взглядом Петра: дошло до мальчика, чем диагноз Феи для него хорош. Немного и до остальных дойдет, а нет, так девушка донесет, разжует.

Не бывать тому!

– Кто сунется – бить буду без предупреждения, – заявил, жестко глянув на каждого. Фею схватил и силком наверх потащил, толкнул в комнату, дверью хлопнул так, что в сенках банные веники свалились прямо поднимающемуся Ивану на голову.

– Да-а-а, чую, хорошо мы перезимуем, – удрученно проворчал Прохорыч.

– Забавно, – улыбнулся Елыч и пошел к себе: мысль в голову пришла, надо бы записать.

Семен мало двери закрыл еще и табуретом подпер, и замер посреди комнаты тяжелым изучающим взглядом сверля Фею.

Та сжалась, почувствовав, что мужчина вне себя от ярости и чего-то еще, что не имело определения в ее лексике. Энергия, взятая у Ивана бродила по организму, периодически заставляя девушку вздрагивать. Токи были болезненными и плохо усваивались из-за малого количества допинга. Его хватит от силы на сутки, если не меньше, и что потом делать, она не знала. Если бы Семен не влез, все было бы хорошо. Хотя с другой стороны его можно понять – Эя слишком голодна, чтобы контролировать себя. Взяла бы все, не удержавшись, и Иван бы умер. Понятно, что Семен за брата переживает.

Фея смутилась, сообразив, что чуть не натворила беды. И хоть хотелось сказать мужчине: ты же сам виноват, сейкап забрал, да язык не поворачивался.

У Семена на душе волки выли. Смотрел на Фею, что глаза виновато прятала, и боролся с желанием ударить ее. А с другой стороны – за что бить? Это как алкоголика хоть колоти хоть нет, все равно рука к бутылке тянуться будет, так и здесь. Мало ломки так еще и…

– Ладно, – сглотнул ком. – Мужчина нужен? Будет.

Шагнул к Фее, подтянул к себе, обнял и хотел в губы впиться, но она забилась:

– Нэй!

– Нэй?… А с ними? – на дверь кивнул, кривясь от боли и ярости. Душа горела оттого, что он узнал, понял, но мысли бросить девушку, вычеркнуть из своей жизни больше не возникало. – Ничего, – заверил глухо. – Со мной целоваться станешь. Со мной жить будешь.

Пальцы мужчины прошлись по нежной коже щеки, спустились по шее вниз, к вороту рубашки. Эйфия дрогнула, попыталась отстраниться, но Семен крепче прижал ее к себе, слишком властно и требовательно, чтобы не понять – не выпустит. Эя растерянно поглядывала то на его руку, то ему в глаза и силилась понять, что он хочет. Его прикосновения тревожили ее, но как воспротивишься своему мужчине?

Рука Семена расстегнула пуговицы на рубашке Феи, оголила плечо. Девушка заволновалась, теряясь в предположениях и возмущающих ее чувствах, но отстраниться больше не пыталась.

Колмогорцев чувствовал, как девушка дрожит, видел, что волнуется, взгляд прячет, и все же не вырывается, не отталкивает его. Что это значит: доверилась, согласилась? Или всего лишь подтверждение диагноза Елыча? И все равно ей с кем и где.

Семен зажмурился от этой мысли и снял с девушки рубашку, мигом стянул свою и прижал Фею к себе. Жарко и сладко стало, и наплевать на все, оно там, далеко за дверью, а здесь только он и она.

– Со мной будешь, только моей, – прошептал, сгорая от желания смять ее ласками, зацеловать. В голове помутилось до того хороша. Кожа нежная, атласная. Волосы как шелк меж пальцев переливаются, водой струятся. И не противится Фея, стоит, дрожит, его в дрожь вгоняя, рукам его послушна.

– Моей будешь, только моей, – зашептал, стиснув Фею. Талия тоненькая, гибкая – тростинка в его руках. Семен зажмурился, лаская кожу, вдыхая запах волос – сладко то как. Волосы ей с шеи убрал, прикоснулся губами к изгибу, Фея тоненько вскрикнула, дернулась, будто обожглась, затрепыхалась.

Семен застонал, понимая, что сейчас не сдержится. Но как отпустить, как от груди отодвинуть? Ведь его она, его. Богом даденная, волчицей сосватанная, пургой обвенчанная.

– Жить вместе будем, – пятерню в волосы впустил, зашептал страстно в лицо. – Все для тебя сделаю, любая. Никому не отдам, слышишь?

А самого колотит уже от желания – не противится ему, взгляд смущенный прячет, дрожит, губы трясутся, а ни слова поперек, ни жеста против.

Семен осторожно грудь ей пятерней накрыл – Фея вскрикнула, затрепетала, взгляд испуганный на него кинула.

– Не ласканная… – понял и засмеялся от счастья. – Люба ты моя… С кем бы не целовалась – забыли. Было и не было. Ерунда это. Детство.

Фея не знала, куда от волнения деться. Губы мужчины жгли кожу, руки будили что-то внутри, приятное и теплое. Аромат исходящий от его горячего тела, запах и-цы, будоражил кровь, дурманил голову и хотелось кричать и лететь, как головою вниз с Гэ-шу, навстречу ветру и пропасти, чтобы пройтись над ней в кружении устремится вверх к Уэхо.

Что это? Что с ней происходит?

Прикосновения и ласки Семена возмущали ее, заставляя пугливо трепетать, гореть в его руках. Он порабощал ее, завладевал все больше, уже не приникая пальцами и губами к коже, проникая своей аурой внутрь, внедряясь в ее и сливаясь, подчиняя себе, своей энергетике.

Это и есть то запретное, что ни мама, ни отец не рассказали ей, что не сказала Алорна, хотя должна была?

Ладонь Семена чуть сжала ей грудь и Фея закричала от смущения и возмущения, и чего-то еще, очень острого, пронзившего ее как стрела, поразившего до обморока.

Семен испугался, когда от почти невинной, очень осторожной ласки, девушка закричала и обмякла в его руках. Грубиян! Медведь! – ругая себя, положил Фею на постель, начал обмахивать лицо ладонью: разве так надо с девочками? Дурында! Ты бы еще взял ее сразу! Осторожнее надо, ласковее, нежнее.

Куда еще осторожнее, как? И так почти не дышал на нее.

Фея глаза открыла, не понимающе на Семена уставилась: уже все?

Колмогорцев попытался бодрую улыбку выдавить, вышло натянуто.

Тут еще как назло в дверь бухнули:

– Семен выйди, надо, – послышался встревоженный голос Ильи.

– Сейчас, – бросил через плечо. Погладил девушку по волосам, и нехотя рубашку свою поднял. Пошел к дверям:

– Я скоро, – заверил Фею.

Эйфия обдумывала произошедшее, прислушивалась к своим ощущениям и ничего кроме приятной истомы не находила. Засмеялась, потянулась довольная: теперь она жена, теперь она точно признана Семеном. Хорошо, что он передумал и все же нашел ее привлекательной, а уж он ей нравится, сил нет. Конечно, непредсказуемый, страшный порой, но как мужчине – равных ему наверняка нет.

А все-таки безумно приятно ощущать себя нужной, признанной женой, а не отвергнутой игрушкой.

Жена. Она жена! А скоро, наверное, станет матерью. И пусть ее мужчина не фагосто, не эгнот и даже не старший сын этого семейства, пусть землянин, дикарь, пусть агрессор и драчун. Подумаешь! Зато он ее мужчина, отец будущего ребенка, и она ни на какого сегюр, ни на какого самого знатного отпрыска самого цивилизованного рода его не променяет.

А Марину жалко дурочку. Она ведь так и не узнает, как это происходит, когда мужчина нравится тебе от мыслей, аромата и-цы и до кончика волос. И что по сравнению с этим империя Цигрун? Пшик. Да забери.

Эйфии с Семеном и в обществе варварской родни хорошо, и даже в камере тэн было бы не хуже.

Повезло мне, – улыбнулась блаженно: Благодарю тебя, Модраш!

Семен плотно дверь прикрыл, на Илью посмотрел: что нужно?

Тот в сторону кивнул: отойдем.

– Там три здоровяка на улице, неоднозначные. Выспрашивают: не было ли кого, не забредал ли? Прохорыч с ними говорит. Петьку я не пустил, мало ли болтнет по глупости.

– Думаешь, за Феей? – насторожился Семен.

– Не знаю. Но рожи мне их не нравятся. И экипировка. И татуировки.

– Пошли, – решительно двинулся на выход Колмогорцев. – Только о Фее молчок.

– Я им только дорогу могу указать. В топь. Хоть и не Сусанин.

Семен покосился на Илью: что же это за неприятные личности к ним притопали, раз добродушный Степной готов их в шею гнать. И похолодело внутри: а если, правда, за Феей? Родственники или знакомые?

Мужчины вышли во двор и застали интересную картину.

За оградой стояло три новеньких снегохода.

Прохорыч пыхтя трубкой, нещадно дымил на огромного, двухметрового амбала в темном анораке. Двое других, не менее впечатлительные внешне, заложив руки за спину, сверху вниз разглядывали Ивана, что был им по грудину не больше.

Хлипкая защита: субтильный мужчина и старик. Мордовороты их сомнут и не заметят.

– Неоднозначные парнишки, – потер шею Семен, изучающе щурясь. Напоминали они ему братков, и если могли отношение к Фее иметь, то относительное, а вот к наркоте – непосредственное. Уж не они ли ее на порошок посадили? – Здравствуйте! – возвестил громко. – Что надо? Заплутали?

– Здравствуйте, – кивнул овееный табачным дымом здоровяк, повернувшись к Семену и выказав три волнистые линии на щеке. Оглядел Колмогорцева и Степного, что ему в рост были и натянуто улыбнулся, протянув ладонь. – Арчи.

Семен сделал вид, что не заметил жеста.

– Семен. Что вы хотели? – упер руки в бока, намекая что шалить им здесь не придется. Рядом Илья встал сложив ручищи на груди. Иван приободрился, вытянулся у его плеча, почти сравнявшись ростом с товарищем.

Прохорыч фыркнул:

– Пропажа у них обнаружилась, здеся ищут.

– Кого? Зайца или лису?

– Дочь у меня пропала, – заявил Арчи.

Колмогорцев мысленно хмыкнул: ничего папаша нашелся, лет в десять дочку-то сообразил.

– Давно? Где?

– Две недели назад. Ушла со стоянки и потерялась.

– Да, ух! Пропала скажи. Папаша! – проворчал старик.

– Иди в дом Прохорыч, мы сами тут потрекаем, – бросил Семен. Старик зыркнул на него недовольно, потопал к завалинке: а мне че? Резвитеся.

– Что-то вы поздновато хватились, Арчи. Ребенок четырнадцать раз погибнуть мог, и от стоянки вас, ой как далеко занесло, – протянул с прищуром Илья.

– Километров триста пятьдесят, – уточнил Семен.

– А вы здесь одни?

– До самой весны.

– Как же вы обходитесь?

– Как все.

– А чем занимаетесь?

Э, да ты мужик, не в курсах совсем, неместный значит:

– Лиственницы сторожим, чтобы такие как ты не уперли, – под нос себе буркнул.

– Пушнину бьем, – выдал Илья спокойно.

– Много набили?

– Купить хочешь? Что интересует: соболь, лиса, куница, белка… или дочь?

– Дочь. Может все-таки видели девушку. Высокая, стройная, длинные пепельные волосы, синие глаза.

– Нет, – в три голоса заявили промысловики.

– Коль забрела б такая Снегурочка, только рады были, – усмехнулся старик.

– Как же вы за дочерью не усмотрел?

– Ну! Дело молодое, горячее. Понесло.

– Возможно, уже занесло.

– Думаете, погибла?

Семен мысленно усмехнулся: что-то рожа у вас больно равнодушная для таких предположений, "папаша".

– А чего здесь думать? Вокруг только снег да зверье. Если экипировки и навыков прохождения тайги нет – заплутать и сгинуть две минуты. Здесь от заимки на десяток метров отойди не факт, что вернешься. А вы вона маханули, с самого стойбища протопать, – сказал Иван. – Нам не дойти, хотя не первый год зимуем и тайгу вроде знаем, а здесь ребенок. Пурга вон какая стояла и морозы. Если не нашли уже не найдете.

– Совсем?

– Совсем. Тайга, мил человек. Здеся веками плутать можно и ни с кем не встретится, – заверил Прохорыч.

– Вы сами откуда? Не с Хатанги случайно? – спросил Семен.

– Нет, я вообще из Сургута. А что?

– Лицо знакомое. Бывает, – солгал мужчина.

– Как же вас с Сургута сюда занесло? – спросил Илья.

– Извините, но может, чаем напоите, я вам и расскажу.

– Замерзли?

– Да, – заверили мужчины, но веры им не было. Лица слишком каменные и взгляды острые, жесткие, чтобы поверить, что такие субъекты что-то вообще испытывают. И на макушках их лысых инея не наблюдалось.

Илья с Семеном переглянулись: не пустить – подозрение посеять, пустить – Фея может выйти.

Комогорцев на Прохорыча кивнул:

– Он хозяин. Разрешит – милости просим, нет, извиняйте братки.

– А мне че? – пожал плечами. – Коль шуметь да егозить не станете, да ничего не стяните, проходьте.

– Нам чужого не надо, отец.

– Ну, смотри, а то ж казенное имущество, а мне в ответе быть. Больно надо.

– Понятно, – прогудели мужчины.

– Пошли, – кивнул им Семен и на Ивана упреждающе зыркнул: присмотри, если что, чтобы Фея попалась им на глаза.

Сомнений у Колмогорцева не осталось – братва это, те упыри, что девочку на порошок посадили. Рыщут как волки, и повадки один в один – хищники.

Нет, ребятки. Ищите другую игрушку себе, а Фею я вам не отдам. Зубами загрызу, только суньтесь.

Гостей на кухню пригласили.

Мужчины зорко и слишком пристально оглядели жилище, прошли на кухню, сели за стол в ряд. Напротив Семен с Ильей пристроились, Иван у входа встал, плечом косяк подпер, поглядывая и на заезжих и в сторону лестницы.

– Далеко же вас занесло, – прогудел Прохорыч, разлив по железным кружкам кипяток гостям. – Мы почитайте, до весны никого не видим.

– Поблизости есть кто-нибудь еще?

– Километрах в пятидесяти Эхту с семьей останавливается. Но и то, под Новый год. Место там для эвенка святое, вот он кажный год туда и приходит.

– Эхту?

– Эвенк. С семьей. Жена детей четверо и олени, понятно.

– И все?

– Еще медведи иногда бродят. Белки скачут и зайцы, – с усмешкой бросил Семен. А у самого в груди сердце колотится, выпрыгнуть хочет. Понимает Колмогорцев – соперник перед ним, матерый волчара, которому и, пожалуй, только динозавры не по зубам. А так легко любого перемелет, сомнет. Туз денежный – одни часики на полсотни тонн зелени тянут. Тертый, зараза: чай пьет, а сам так глазами и стреляет, ввинчивает взгляд в лица, как штопор, до самого донышка просвечивает как рентген. Вот и такому Фея в душу запала. Ищет. И не просто будет искать – землю рыть начнет. Знает Семен таких – пока не остановишь – не уймутся.

"Не получишь ты ее. Моя девочка, моя. Других лялек наркотой трави, с другими играйся, а Фею не отдам", – думал и представлял что сейчас она в постели лежит, нагая, его ждет, податливая, горячая, неласканная. Его.

Конечно, он не туз, и волчара из него бутафорский. Глотки грызть за место под солнцем не умеет, и учиться не хочет. Скучно и противно. Но в шестерках сроду не ходил, и сусликом не обзывался, в стойку на задние лапки перед всяким зверьем не вставал и не встанет. А деньжат Фею обеспечить хватит, скопил неслабо за пять лет. И сил защитить ее хватит, и терпения от грязных привычек отучить, к себе приручить.

– Говорят, метеорит здесь упал.

– Кто говорит? Лиса на хвосте принесла? – криво усмехнулся Илья.

– По сводкам передали.

– Метеоцентра? – фыркнул Иван.

– Значит, не видели, не слышали? – прищурился Арчи.

– У нас даже радио не работает. Помехи сплошные.

– Тяжело, – головой качнул.

– Нормально. Мы привыкли.

– До весны здесь сидите?

– Угу.

– Хорошо хоть платят?

– Это смотря сколько и какого меха сдадим. Так как же вы дочку потеряли?

– Поссорились малость. Я был не прав, она взбрыкнула. Рядовая ситуация.

– Я б не сказал, – протянул Прохорыч. – Тайга кругом, мил человек, головой думать надо.

– Н-да, – потер лысину, поморщившись. – Значит, не видели дочь? На охоту когда ходили тоже ничего странного не приметили?

– Ты первая странность за два месяца, – заверил Илья.

Арчи усмехнулся.

– Смысл нам скрывать? Знали бы что, сказали. Дите по тайге одно бродит – не шутка, – проворчал старик. – У меня сын так сгинул. Ушел с друзьями на рыбалку и отстал. Все. До сих пор, где косточки его не знаю.

– Бывает, натыкаешься на трупы, – подтвердил Илья. – Обычно беглые с зон да те, кто золотишком промышляет для себя. Идут группами по два-три человека, а чаще и вовсе по одному прут. Здесь и остаются. В тайге одному не выжить.

Арчи головой покивал, изобразив горестные раздумья, и поднялся:

– Ну, пойдем. Спасибо за чай, отогрелись.

– Куда вы теперь? Дальше никого.

– Вернемся, пожалуй.

– Ну, дело ваше.

Гостей всем составом провожать высыпали во двор. Поулыбались друг другу да жесткими настороженными взглядами обменялись, на том и простились.

Снегоходы понеслись на запад. Промысловики во дворе остались.

– Не батя он ей, – протянул Иван, поглядывая на снежную пыль, что лишь и осталась после незваных гостей.

– Это и ежу понятно, – кивнул Илья. – Но влетели крупно. Ребятки-то жесткие. Таким шею свернуть, что высморкаться. Узнают, что мы им солгали – порешат.

– Жалеешь? – спросил Семен.

– Нет. Не друзья они ей и не родственники, даже в седьмом колени близко никто не пробегал. Раз так – нечего им здесь делать, и про Фею знать не зачем. С хорошим да за хорошим отморозки не ходят.

– Точно, – подтвердил Иван. – Только вопрос возникает: почему они тогда Фею ищут? Личный интерес?

– Более чем.

– В смысле?

– Татуировки видел? И черепа лысые. Прямо братья.

– Секта какая-нибудь? Я слышал в некоторых сектах очень жесткие порядки. Видно поэтому Фея от них и рванула. Хотели много, – прищурился недобро в сторону исчезнувших с горизонта "братьев".

– На наркоту они ее посадили, – тихо сказал Семен. – Так что версия о секте не так уж неправдаподобна.

– Что? – нахмурился Илья, развернулся к мужчине. Никак у него сойтись не могло: наркотики, чисто земной продукт и Фея – девушка-инопланетянка. Иван же головой покачал:

– Во, суки. Теперь ясно. Так взять не могли, решили этак. Слышал я о таких примочках, дружок у меня в ту степь уехал. Год на вытяжке из мухоморов сидел, по нижним мирам экскурсировал. Ур-роды!

– Угу, – кивнул Семен. – Я того же мнения.

– Погодь, Сема. С чего ты про наркотики решил? – спросил Илья.

– Сам видел, как она порошок принимала. Ломки у нее были. Приняла – прошли. Порошок я отобрал. Травиться не дам. Месяц – другой, вылечится.

Степной волосами тряхнул одно с другим складывая, затылок в раздумьях почесал.

– Можешь мне дать?

Колмогорцев нахмурился: тебе-то зачем?

– Не верится мне что-то.

– Покажу при случае. Пока спрятал, чтобы она не нашла. Идти далеко.

– Только не забудь Сема.

– Не забуду. Вы не болтайте только.

– За кого держишь? – скривился Иван, и в дом пошел.

– Сем, а если это не наркотик?

– А что, по-твоему? Сахарная пудра? Похож этот зайчик на снегоходе на Дедушку Мороза?

– Нет. Но мы много не знаем. Языковой барьер, и сдается, разные традиции, как следствие, мышление. Нам злом кажется, для нее, может, добро, и наоборот.

– Уже жалеешь, что умникам не стукнул?

– Пока нет, но сомнения есть.

– А ты не сомневайся, Илья. Фею они только через мой труп получат.

Степной внимательно посмотрел на Колмогорцева:

– Я спрашивал у нее про тебя, и показалось мне, ей Виктор больше нравится.

– А жить со мной станет, – безапелляционно заявил Семен.

– Ты бы у нее для начала спросил, – с нотой укора посоветовал мужчина.

– Спрошу.

Развернулся и в дом пошел.

Илья вздохнул: ясно как спросит – стеной вырастит и шагу сделать без себя не даст. Прикипел Семен к девушке, сразу видно, до самой души спекся.

А вот знал бы кто она – как отреагировал?

Или знает уже?

Отъехав на пару километров, Арвидейф остановил снегоходы, и снял очки. Оглядел товарищей и спросил:

– Что скажите?

– Я им не верю, – бросил Лангрейф.

– Не знаю. Вполне может быть, они говорят правду. Признаков присутствия сейти я не заметил, ауры лжи тоже. Не договоры есть. Но они вполне объяснимы: среди зимы сюда не добраться ни на вертолете, ни на снегоходе. И вдруг появляются три типа.

– Н-да, – согласился агнолик. – И все же стоит присмотреть за этой заимкой.

Мужчины дружно кивнули.