Текст книги "Фея Лоан (СИ)"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

Глава 16

Сутки Эйфия не шла, а ползла. Шаг, другой – остановится, посидит, подумает. И мысли все невеселые, и идти, как не думай, некуда. На базу к землянам торопиться? Чтобы потом бежать обратно без оглядки? Нет уж, лучше здесь остаться, среди красоты и диковинных зверей, а не двуногих. Так и решила: переждать и хорошо обо всем подумать.

Берлогу себе сделала, в снегу огромный лаз с помощью Хакано вырыв. Снега наелась и спать легла. А утром вылезать не захотела. Навалилась усталость до нежелания что-то делать, хоть и рукой пошевелить.

– Не в себе паря-то. С того дня сам не свой. Мает его, – кивнул Прохорыч на Петра, попыхивая трубкой. Семен на друга уставился: правда, мает. Второй день за забором топчется, в лес уходит – возвращается, снова идет. И без ружья.

– Вчера по утру я его видел в сторонке, на тропе к геологической партии. Стоит, озирается. Чего высматривал? Белок? Так их там не бывает. Куниц разве что, да соболька? Но ж без ружьишка их не возьмешь, а силки не ставил, точно говорю. Ты б, Сема, к Елычу его затащил, что ли?

Ага. Елыч – Елисей Ильич как Петька, малость на голову тюкнутый. Жил мужчина в Питере, работал в элитной клинике, растил двоих детей, кандидатскую защищал, патент на изобретения в офтальманологии имел, и вдруг влетело ему самореализацией заняться. На том нормальная жизнь и закончилась. Сюда перебрался, чтобы в тишине и покое строчить научный труд о самосовершенствовании и Вселенском Разуме. Толку от Елыча промысловикам никакого, только комнату занимает да на шее у них сидит, но опять же и вреда нет. Ну, не пожилось в городе, к природе потянуло, уединению, а не за длинным рублем как вон Витьку Плахотина – что ж плохого? Сидит себе наверху, пишет с утра до вечера, и ни видно его, не слышно. Врач конечно, в партии всегда пригодится, тем более куковать здесь артели до самой весны, но с другой стороны лечить здесь не кого. Здоровье у мужиков сибирское, ни стужей, ни бациллой такое не свалишь, а если оказия какая приключится, пораниться кто или съест не то, так сами же травами и вылечатся. Прохорыч вон дипломов не имеет, а лекарь хоть куда. Что зверя, что человека настойками травными поднимет.

Ну и чего Петьку к Елычу отправлять?

– Поблажит – перестанет, – бросил мужчина, куртку застегнул, ремень берданки поправил. – Пойду, капканы проверю. Того и гляди, пурга начнется.

– Ага. Иди, Сем, иди, – махнул трубкой старик.

Фея чувствовала себя разбитой, больной и пыталась понять отчего. От волнений, от бессилия найти выход из положения, от страха, что среди землян оказалась, – напрашивался вывод и ответ на вопрос, что же ей никуда идти не хочется. Однако при всей внятности аргументов, ответа на один вопрос они не давали – почему ей холодно? Термосистема комбинезона работает, а Фею дрожь пробирает до зубовного стука.

Девушка прижала к себе Хакано, тот ей лицо вылизал и заскулил.

– Голодно, маленький? – поняла. – Прости, нет у меня и ничего. Хотя…

Вспомнила про сейкап. Вытащила из-за ворота, пыльцы себе на мизинец насыпала, и лаугу столько же. Съели. Легче стало: щенок повеселел, девушка ожила. И вроде можно идти, да только надо ли? В лапы к дикарям всегда усеется – вот из таких еле вырвалась.

Хакано покрутился, хозяйку понюхал, поскулил и давай на простор просится, снег разрывать.

– Далеко и надолго не уходи, – попросила Эйфия: мало ли, обидят зверька агрессоры. – Земляне… ты их сторонись малыш…

Лауг вылез из норы и бежать. Эя дремать начала, проваливать как в снег в сон и тут пыхтение услышала – Хакано вернулся и с собой айху привел. Девушка подумала, что той голодно, как и щенку, вот тот по-родственному на обед ее пригласил.

– Молодец. Крови родной помогать надо, – похвалила. Сейкап открыла, дала лисице пыльцы, не жадничая. Та слизала и не уходит, не то что неугомонный Хакано – только прибежал, тут же убежал. Эта легла вытянувшись рядом с Феей, глазами косит на нее, словно так и надо.

– Красивая, – погладила ее девушка. – Но жаркая ты.

Отодвинуться бы от нее, а сил нет. Так и заснула одной рукой айху обнимая, другой сейкап сжимая.

Силки были пусты. Не повезло, а тут еще кружить начало, завьюжило, замело, еле Семен домой добрался. Уже у заимки Виктора встретил – тому удача улыбнулась.

– Смотри! – потряс тушкой непонятного зверька с отменным переливчатым мехом редкого серебристо-голубого окраса. – Пофартило! Главное сам на меня вышел! Я значит капканы проверил, а в них ничего, Семен. К последнему-то а, ага! Тут этот вылетает. Да на меня и тявкать, прыгать и за штаны хватать. Сам пришел, слышь. А мех, смотри, Семен! Песец!

– Нет, – мотнул головой мужчина, придирчиво оглядев мех и зверька. – Больно большой и морда кошачья. Мутант.

– Кто?! Да иди ты, "мутант"! Песец, говорю! Большой, никто такого не ловил.

– Угу, – спорить не стал. Да и темно уже, чтобы точно что-то говорить. Вон уж дома, там глянут, определят. Прохорыч всякое зверье видел, у него глаз наметан, сразу кто таков скажет.

– Не песец, – твердо заявил Иван Прохорович. Трубку в рот сунул и запыхтел, с прищуром тушку зверя оглядывая: кто таков не признать. С виду лохмат как болонка, а мех ценный, тонкого окраса и блеска, морда же рысья, хвост длиннющий как у пантеры и пушистый как у белки. И когти хоть как африканские племена на ожерелье пускай.

– Кто тогда? – озадачились промысловики. Петя тушку всю перекрутил, исследовал, Елыча пригласил. Тот пол ночи затылок чесал, все названия мудреные вымучивал. В итоге решили, что зверек этот и правда, мутант, может с юга, с вилюйских болот прибрел, может наоборот, с севера, с тундры.

Эйфия то засыпала, то просыпалась. То жарко ей было, то холодно. А в ушах какой-то вой стоит и не прекращается и голова от него тяжелая и перепонки болят.

– Что это воет и воет? – спросила айху. Та глаз прищурила: спи.

– А Хакано? Хакано? – рукой пошарила – нет лауга. Выйти, поискать? Конечно, только чуть позже.

Айху прочь метнулась, вылезла из берлоги. И она ушла, и она оставила.

– Хакано найди, – прошептала, проваливаясь в сон, от которого хуже, чем от яви. В нем Люйстик сердито пеняет ей, Марина смеется, тыкая в нее пальцем, отец презрительно щурится, Ренни отворачивается, видеть ее не желая. Они шепчут ей, на все лады укоряя, бубнят в уши и гудит что-то, взрывается, как челнок.

Монти? Жив ли он? Конечно, он вылез, люк закрыл, и челнок стартовал на автопилоте. Только что-то сбилось в программе. Но Монторрион не виноват. Никто не виноват…

Запуржило не на шутку. Ночь мело и утро продолжило. Днем вовсе ветер усилился, мороз ударил так, что носа из избы не высунешь. Мужчины в карты сели резаться, Петр с Елычем закрылись, Прохорыч харч готовил, а Семен штопкой занялся – чего делать-то?

– Сема, ежели не тяжко, дровишек принесь, а? – попросил старик. Колмогорцеву не тяжело. Сходил в сенки, нагреб полные ручищи полешек, да у печи сложил. И на вторую ходку, уже на улицу: день впереди длинный, ночь еще, а Петьку как просил дрова сложить в сенках, запас пополнить, так тот до сих пор выполняет.

Во двор вышел и хоть свитер теплый, толстый, а все равно тут же морозец под него полез. Семен плечами повел: отстань, и к поленнице. И то ли померещилось, то ли вправду привиделось – волк у забора стоит, на него смотрит.

Семен дрова обратно кинул, руку к глазам приставил, пытаясь сквозь хоровод снежной пыли разглядеть зверя. А у самого мысль в голове засела – не пора ли третьим к Пете с Елычем галлюцинации Вселенского Разума обсуждать.

Нет никого, привиделось. Мужчина челкой тряхнул: оно, правда, ерунда. Рановато волкам сюда наведываться, не до такой степени оголодали, чтобы рисковать. Дрова сгробастал и только развернулся в дом идти, а волк-то перед ним. Матерая волчица, палевая. Глаза умные, настороженные.

Мужчина замер, соображая, что той понадобилось. Нападать явно не собирается, иначе бы посреди дороги не встала, во двор не зашла. С минуту человек и хищник смотрели друг на друга.

– Чего? – спросил Семен тихо. Волчица в сторону леса посмотрела, к забору на выход со двора потрусила и остановилась у распахнутой калитки. Мужчина понял, зовет она его куда-то. Подумал и решился:

– Ладно.

Дрова обратно кинул и за ней шагнул, проверяя догадку. Волчица отбежала на пару метров, опять остановилась, на него смотрит.

– Погодь, – попросил, понимая, что в лес идти придется. Сходил в сенки за курткой и шапкой, пугач на всякий случай прихватил, хотя толк от него нулевой. За угол дома зайди – дорогу обратно не найдешь, и зови не зови – не услышат.

На улицу вышел, думая, что не дождется его волчица, а та на месте, опять во двор зашла.

Видать правда, что плохое приключилось. Слышал он про то что самые опасные хищники иногда к человеку подходят и за собой зовут, спасая, но самому видеть такое не доводилось, потому нервничал немного, сторожился. Кто знает, что на уме животного?

Волчица села ему в глаза глядя, морду в сторону леса повернула и опять на мужчину смотрит. Делать нечего, пойду, – решил. Кивнул: веди. И потопали сквозь снежную пургу продираясь и на волчий силуэт ориентируясь. Так и шли: зверюга впереди бежит, человек за ней идет.

Часа два плутали, не меньше. Буран разгулялся – ни зги не видать. Мужчина уже дурака в себе заподозрил, как волчица остановилась и лапами снег начала рыть, поглядывая на Семена.

– Никак кто всерьез в беду попал? Ладно, серая. Кто-то должником твоим станет.

Может, от стойбища далеко ушел да заплутал, может, из коллег кто, пушниной промышлял да до пурги не успел уйти, или дите потерялось, а может и еще кто. В тайге всякое бывает.

Осторожно, чтобы не разозлить зверя да ненароком зубами по горлу не получить, начал копать, поглядывая на волчицу. Немного и провал, нора или берлога, один черт.

Нырнул внутрь и обмер, головой затряс, глазам не веря – Петькина история лежит, точь в точь как описал ту девушку. Только вот почему от парня убежала тогда, раз помощь нужна была? Неужто Петька страшным таким ей показался? Хотя образина, конечно, небритая.

Свой подбородок потер – колется. И усмехнулся: ох. Семен, совсем тебя запуржило, если о ерунде такой думаешь.

Над девушкой склонился, находку рассматривая. Жар у той, волосы слиплись, лоб горячий, щеки алеют пятнами. Вот ведь, как сюда попала, откуда? В округе на сотни километров ау кричи только волк вон и услышит.

Мужчина убрал с лица девушки прилипшие локоны и замер: хороша и молоденькая, девочка совсем. Это какой умник ее в тайгу потащил? Да еще в летнем комбинезоне. Но чудной он, всякими штуками ремнями да бляхами излатанный. Молодежь – что с них возьмешь, особенно с городских? Им что на танцульки, что ресторан, что в тайгу – одно. И ума-то нет, что здесь не дискотека.

Да что теперь ворчать?

Семен осторожно поднял девушку на руки и дрогнул: сердце захолонуло и в жар кинуло – дите совсем.

– Как же ты одна-то? – нахмурился. А попался бы волчице Виктор, и точно бы замерзла девочка, умерла здесь, и никто бы не нашел.

Девушка пошевелилась, глаза чуть приоткрыла, темные как омуты, и губами к мужчине потянулась – привиделось Эйфии, что отец тэн привел. Аромат и-цы сладкий, вкусный настолько, что губы сами раскрылись, желая попробовать его.

Семена как леший под ребро ткнул, не удержался, коснулся губ девушки. Как магнитом его к ним притянуло, и словно не целовал, а упал в бездну и пропал.

Уж каких баб горячих знал, а эта одним поцелуем до печенок пробрала, душу вынула, и забылась, голову свесив. А мужчина с минуту воздух ртом ловил да разум искал. Смотрел на девушку и понять пытался, с чего фамильярничать с ней вздумал, что за ерунда с ним приключилась? Сердце гулко билось о грудную клетку, выскакивало наружу. Стужа стоит, а ему жарко хоть последнее скидывай, и руки трясутся, в голове сумбур.

Кого же ты так жарко целуешь? – посмотрел на девушку, понимая, что та без памяти и что творит, не ведает. Снег черпанул ладонью, лицо обтер, в себя приходя: вот дурак-то! Девка в жару, а он с поцелуями. Та без памяти, а он то что, тоже?

Скинул куртку, девушку в нее закутал. Вылез, девушку за собой подтянул, прижал к себе, укрывая от снежных колючек. Огляделся, на руки находку взял.

Метет вокруг, морозит. Куда идти? Дорога из памяти выпала. Да куда там дорога – он имя-то свое забыл. Стоял, шатаясь, держал девушку на руках и глаз от нее оторвать не мог.

Волчица помогла очнуться, зарычала громко. Семен вздрогнул, уставился на нее. Та трусцой в обратный путь пустилась, останавливаясь и поджидая человека.

– Выберемся, раз такая защитница у тебя, – прошептал девушке. Перехватил ее ловчее, голову к плечу прижав, и потопал за серой проводницей. Сначала тяжело было, хотя ноша легкая – ноги его подводили, ватными сделались. А потом ничего, разошелся, полегчало. Шел уже не замечая холода и колючих снежных иголок в лицо – девушку от снега прикрывал.

– Ничего. Не в таких переделках бывали… Ты держись, девочка… Выберемся…

Волчица вела к человеческому жилищу, если бы не она, точно бы дорогу обратно не нашли, в тайге пока метель не кончиться остались. Семен уже не удивлялся странной привязанности хищницы к девушке, не опасался ее. И точно знал – не байки мужики травили, когда о таких вот случаях рассказывали – правду.

– Презент с меня, серая, – бросил волчице, когда у ограды оказался. – Метель стихнет, приходи, сочтемся.

Мужчины уже всполошились: куда Семен подевался? Шестой час как исчез. Шутка ли, в пургу из дома выйти? Заплутать не проблема, а вернуться сложно.

Мужчины уже одевались, Прохорыч снегоступы готовил, а тут дверь распахнулась и Семен ввалился. Заметенный, промерзший да еще с девушкой на руках.

– Елы палы!

– Ну, Сема, не хило за дровишками-то слетал…

– Эк, ты!

– Где ты ее выкопал-то? В силки, что ли попала?

Семен так глянул, что шутки мигом стихли.

– Да она больная, братцы! – заметил Виктор.

Мужчина плечом столпившихся оттер, на верх потопал. Иван Прохорович чайник на огонь поставил, за травкой в свои закрома полез: отпаивать, однако, девицу-то надо. Елыч-то здесь не помощник.

– Вань?! – крикнул худощавого молчуна, что у перил застыл вверх поглядывая. – Ты медом запаслив, знаю. Тащи-ка сюды, оно к месту будет.

– Сейчас дядя Иван, – прогудел.

Тут Петр явился, весь в снегу, как Дед Мороз. Закричал с порога:

– Ну, че, вернулся?!

– Еще как, – с усмешкой заверил его Виктор, по плечу хлопнул, обрушивая лавину снега с тулупа парня на пол. – С богатой добычей. Мне б такую лисицу словить.

– Ты это, Вить, хорош, – заметил проходящий мимо с банкой меда Иван. – Девчонка в беду попала, а ты скалишься.

– Какая девчонка? Кто попал? Куда? – силился понять Петр, головой крутил, с одного товарища на другого обалдело взгляд переводя.

– Ты разденься сначала, спасатель. Мы уж думали, кого первым искать: тебя или Семена, – бросил из гостиной дородный Илья Степной. И опять в книгу уткнулся. Вот кого суматоха вокруг находки Колмагорцева не интересовала, так это его.

Петр стал раздеваться, требуя объяснений:

– Совесть имейте, расскажите, чего случилось-то?

– А случилось друже вот что: вышел наш Семен Андреевич на крыльцо, хм, потянулся, и дай говорит, схожу гляну на мир. Себя покажу, людей погляжу… – обнял за плечи парня Виктор, повел в гостиную, чтобы не мешать Прохорычу и Ивану чай заваривать да настой из трав готовить.

Семен принес девушку в свою комнату, на постель положил и замер в нерешительности: что дальше-то? Раздеть надо да растереть. По уму. Но его как раз не хватит. Семен затылок потер, затоптался, и плюнул, решил сам быстро переодеться, заодно для девушки чистое поискать. Свитер с футболкой скинул, рубаху напялил и давай копаться, ругая себя, что вещи нормально вчера не сложил. Нашел клетчатую рубаху, почти новую, раз всего и одевал. Размер конечно – три таких девочки войдет: выставил, прикидывая. А с другой стороны: теплая, мягкая, длинная.

Ладно.

Присел у постели, соображая с чего начать. Пуговки, замочки, липы – где они?

Руку к вороту комбинезона протянул, и отдернул, не решившись прикоснуться. А глаза сами в сторону лица девушки уходят, губы ищут.

Чертовщина, – тряхнул головой мужчина и решил с чего простого и не соблазнительного начать. С обуви, например.

Ничего сапожки, – усмехнулся: в самый раз по снегу в тайге топать.

Высокие сапожки без подошвы и на шнуровке, плотно облегали ногу. Кожа тонкая, мягкая, с выбиты рисунком от мыска до голенища. Семен только руку на них положил, чтобы расшнуровать, как в комнату Петр ввалился и возвестил с порога:

– Так это она!

– Чего "она"? – втолкнул парня в комнату Иван Прохорович, неся чайник и кружку.

– Ее я встретил тогда! Это нечестно!

– Ой, паря, как с головой-то у тебя худо, – прицокнул старик. – Ты б это, Петя, шел бы. Нам с Семеном найденке помочь надо…

– Я чего без рук что ли?! – возмутился парень.

– То-то и оно. А еще с глазами. И мыслями дурными, молодыми, зелеными. Нече тебе здесь я сказал. А ну кыш!

– Нет, что творится?! Я ж ее нашел-то, я! Почему Сема?! Чего все Горцу-то?!

– Молодец. Иди к Елычу, валерианочки скушай. Иди сынок, иди, – ласково, но настойчиво вытолкал парня старик за дверь. А Семен табуретом ее подпер, зная что это чудо ломиться начнет, не успокоится.

– Ты, Семен, спирт-то нашел? Растереть найденку надобно.

У мужчины в горле пересохло. Он поспешил отвернуться, в тумбочку полез, бутылку перцовки вытащил.

– Пойдет, – заверил Прохорыч. Оглядел девушку. – Да-а, Сема, чую кобели хвосты-то поднимут, – протянул задумчиво. – Ну, чего замер, раздевать надо, отвар вон пока не остыл вливать.

Семен смирившись с тем, что сегодня ему уже не заснуть, потому что так и так подарок волчицы мерещиться будет, поцелуй тот жаркий, а потому решил, что хуже уже быть не может. И взялся за мокасины, мысленно приготовился комбинезон снять.

В двери шарахнули: Петю черти раздирали. К соло юного следопыта присоединился Витек:

– Помощь нужна?

– Тьфу, ты, эк их разбирает! – укоризненно насупился старик. – Да годьте вы малохольные! Дайте девке в разум войти!

– Так мы помочь хотим! – заявили те дуэтом.

Семен сделал шаг к дверям и, распахнув их, замер на пороге, подперев руками бока и поглядывая недвусмысленно сверху вниз на "помощников":

– Правильно, Горец, гони их до Хатанги, – кивнул Иван, что спокойно стоял у перил, сложив руки на груди, и поглядывал на суету товарищей.

И тут Прохорыч за спиной Семена заблажил:

– Ой, батюшки светы!

Колмогорцев развернулся и застыл, увидев, что девушка мало очнулась, так еще и вскочила, выдав просто акробатический номер – застыла на носке мокосина на деревянной спинке кровати, вжавшись в угол и упираясь в потолок головой. Синие глаза были похожи на блюдца от страха и растерянно шарили по комнате, особенно пристально вглядываясь в мужчин. Пока Семен разглядывал чудачку, Виктор и Петр нырнув у него под руками, прорвались в комнату и застыли, как и он.

Эя в ужасе смотрела на четверых землян, на замкнутое пространство, такое же просторное как камеры тэн, только с квадратным проемом слева и прямоугольным справа, и понимала одно – она в западне, в загоне для тэн. Сейчас ее опозорят, а потом продадут или убьют.

Она не понимала, как оказалась здесь, когда они ее взяли.

И… Модраш, помилуй! Неужели посмели прикоснуться?!

– Слезь ты со спинки, упадешь ведь, – предложил Прохорыч.

Семен хотел помочь ей, но его опередил Виктор – рванул с улыбкой, протягивая руку:

– Прошу вас, барышня!

Эя увидев идущего на нее мужчину, посерела от ужаса и, рванув ворот комбинезона, выхватила мэ-гоцо, спрыгнула на постель, упреждающе выставив клинок. С этой позиции ей были видны все, а так же выход, куда можно было прорваться, если бы не здоровяк истуканом застывший на дороге к ее спасению. Его взгляд выдавал растерянность и подозрение, а и-цы отчего-то казалось знакомым и даже осязаемым.

– Ничего себе, – увидев клинок, присвистнул Виктор и отодвинулся на всякий случай.

– Напугали девку до полоумия, – проворчал Прохорыч. Петр только ресницами хлопнул.

– Да она шутит, – неизвестно с чего решил Витек. – Играется в Диану-охотницу. Так и мы не лыком шиты. Я белку в глаз с полсотни метров бъю!

И начал дурачиться, желая доказать свою правоту. Качнулся к девушке – та на него острие лезвие направила. Он в сторону – она за ним. Мужчина играл, но Фея этого не понимала. Она видела в глазах землянина туже презрительную насмешку, что в глазах напавшего на нее тэн. И помня преподанный ей урок, была настороже. Клинок предостерегающе свистел, следуя за мужчиной и угрожая любому кто двинется в ее сторону, и пожалуй только Виктор не воспринимал ни девушку, ни оружие всерьез.

Семен же видел – не шутит девочка. Трясло ее и взгляд был не по-детски серьезный. Затравленный. Мужчина смотрел, как она ловко управляется оружием, как смотрит на Виктора и при этом держит в поле зрения остальных, и понял – девушка не на шутку испугана. Скорее всего какие-то подонки сильно испугали ее, возможно из-за них она в тайге одна оказалась. Рванула в белый свет как в копеечку и понятно дело, потерялась. Такие как она могут, такие о законе, выгоде, правильности думать не будут, когда их чести и достоинству угрожают.

– Витька, дурак, порежет, – предупредил, не спуская глаз с игры лезвия в руке девушки и ждал, что в любую минуту она вонзит его.

– Пусть достанет, – хохотнул тот и получил острием по уху. – Черт! – отпрянул, зажав рану.

– Доигрался? – спросил Иван, от любопытства заглянувший в комнату, но из опасения не зашедший в нее.

Мужчины развернулись к нему, и в этом был их промах – девушка, увидев пятого и краем глаза движение землян, которое восприняла как начало атаки, взмахнула клинком, упреждая нападение.

– В сторону! – крикнул Семен, схватив обоих за шивороты и отпрянув вместе с ними к стене. Клинок свистнул в воздухе, как раз пройдя по тому месту, где секунду назад стояли ребята.

– Ну-ка, не балуй! – начал сердится Прохорыч на девушку. – Вот ты посмотри на нее, бесстыжую. Ей помочь хотели, а она с ножом идет!

– Пошел-ка я за мужиками, вместе авось скрутим, – протянул Иван.

– Ты бы еще мину в дом притащил, Семен, – зашипел Витек.

– Ребят, не в себе она, больна, – попытался заступиться Петя.

– Заметил! – бросил мужчина, морщась от боли в ухе.

Семен смотрел на девушку и видел, что разговоры мужчин ее сильно беспокоят.

– Помолчите, – попросил.

– Ну, чего, я пошел? – спросил Иван.

Эйфия не понимая, о чем идет разговор, но, решив, что о ней, и о планах на счет нее, зыркнула в сторону выхода, увидела довольно хлипкого мужчину и поняла, что самое подходящее время, чтобы уйти, наступило. Она прыгнула, махом преодолев спинку кровати, и почти убрала с дороги землянина, как оказалась прижата к стене.

Семен внимательно следящий за ней успел перехватить девушку, ударом под локоть, выбив кинжал, и нежно, но крепко прижал ее к стене.

– Нэ-эйй!! – ударило по ушам каждого.

Иван отпрянул от неожиданного нападения и, не удержавшись на ногах, грохнулся на пол, еще в падении пытаясь разглядеть распоротый на груди джемпер, ровно как по линейке. Одно мужчину порадовало – на коже ни царапинки. Он лежал и недоуменно смотрел то на прореху в своей одежде, то на девушку, что забилась в руках Семена, словно тот ее насиловать собрался.

Прохорыч осел на тумбочку. Витек забыл о ране, Петя о себе.

Семен отпрянул от девушки, побелев от страха и ярости. Первой мыслью было – повредил ей что-нибудь, второй – никак девчонку снасильничать хотели? А с чего еще она бы так жутко кричала? И лицо исказилось – того и гляди заплачет.

Ну, ублюдки!…

– Тихо! – выставил ладонь. Но Фея скулила, сама того не понимая, в ужасе глядя на здоровяка, что секунду назад мало отобрал священное оружие, так еще обнимал ее! Пусть через одежду, но его руки держали ее за талию!

Ей конец. Земляне, оказывается, обладают почти такой же реакцией как флэтонцы, но при этом дики, беспринципны и агрессивны. Все. Ей не вырваться.

– Ти-хо, – повторил Семен мягко, и очень жалел, что не может придушить того ублюдка, что в свое время настолько травмировал эту девочку.

Эю трясло. Она всеми силами пыталась справиться с собой, взять себя в руки и хоть умереть достойно флэтонке и дочери Лоан – гордо и с честью.

Надо было совершить сэн-сэш, – мелькнуло в голове. Взгляд упал на клинок, что уже был в руках того, что она не смогла убить. Мужчина внимательно разглядывал его… держа в руках! Он осквернил священное оружие! Оскорбил Модраш и опозорил Эйфию!

Семен заметил с какой тоской и болью девушка смотрит на потерянный клинок и забрав его у Ивана, подал ей, сообразив, что он ей очень дорог. Конечно, безумие, вновь давать ей в руки оружие, которое с таким трудом выбил, но ему было проще пережить еще одну битву, чем видеть девушку несчастной.

Эйфия всхлипнула, видя как мэ-гоцо перекочевало к лохматому великану и замерла, не веря своим глазам: мужчина протягивал его ей на ладони.

С минуту Фея складывала одно с другим, оглядывала притихших мужчин, и словно только сейчас их увидела, только сейчас поняла, что в атмосфере нет и доли частиц агрессии. Эя смутилась, склонила голову, чувствуя себя глупой и виноватой.

– Возьми, – тихо и мягко предложил Семен, настойчиво протягивая клинок. Эя виновато покосилась на него, и еще больше расстроилась, не увидев в теплых, темных глазах мужчины ничего угрожающего или потаенного.

Прости, папа, я самая недостойная твоя дочь…

Робко забрала оружие.

– Ну, вот и ладно, – вздохнул Прохорыч. – Ты Семен пригляди за ней, а я пойду. Больно хлопотный вечерок-то. Да отвар ей выпои… горячечной. Правда, остыл уж поди. Ну, девка, – качнул головой укоризненно, проходя мимо нее. – Надо же какие фрукты ноне в тайге водятся.

–  Простите, – тихо прошептала Эйфия.

– Она не русская, мужики, – заметил Иван, прислонившись спиной к резным столбикам перил.

– Точно! – встрепенулся Петр.

– Это ее оправдывает? – скривился Виктор и потрогал ухо.

Семен сел на табурет и жестом предложил девушке сесть на постель.

– Вымотался? – спросил Петя. – Давай я за ней присмотрю? Нет, честно…

– Уйди, а? – устало попросил мужчина. Виктор так и сделал, подмигнув девушке, но парень с места не сдвинулся.

– Энглишь? Дойч? Франсе? – пристал к девушке. Иван засмеялся, сложив руки на животе:

– Хинди, Петя, или ранний дравидийский. Изобрази.

Эйфия услышав смех мужчины, с настороженным любопытством покосилась на него: она не знала, что земляне умеют так искренне и весело смеяться. Семен, видя, что девушка не собирается двигаться и садиться на постель, пододвинул ей свой табурет. Перелил отвар из чайника в чашку и подал:

– Остыл. Но теплый еще.

–  Фэй?

– Что?

–  Фэй, – заглянув в чашку, робко кивнула на темную жидкость с ароматом трав.

– Чай, – кивнул, не желая спорить. Голос у девушки – маята для мужчины лишенного женского общества на полгода. – Пей. Тебе надо.

– Тшайпэйтэнато? – попыталась в знак примирения и признания своей вины воспроизвести язык землян Эйфия. Петр, не сдержавшись, засмеялся, Иван улыбнулся, хитро щурясь на девушку. Семен вздохнул:

– Откуда ж ты взялась-то?

Фея поняла, что землянин благосклонно воспринял ее попытку загладить вину, и робко улыбнулась ему.

Лучше бы она этого не делала – у Семена руки опустились. Он смотрел на это чудо неизвестной местности и не понимал, как можно было обидеть девочку с такой наивной, трогательно-нежной улыбкой, от которой не то, что дух захватывает, мозг аннигилируется.

Смотрел и… выливал настой на пол. Подошел Иван и вернул чашку в вертикальное положение:

– Приплыл ты, брат, – заверил, хлопнув его по плечу.

Колмогорцев очнулся, нахмурился. Петя возмутился:

– Не понял?! Я с ней первой познакомился! Она сама ко мне подошла!

– Самэц! – хохотнул Иван и, прихватив Самарина за руку, выволок прочь из комнаты. – Дверь не закрываю. Мало ли, девочка-то с характером… и знатным клинком… Короче, зови если что.

Семен смутился как пацан, сунул в руку девушки чашку и отошел к окну. Темно уже, а пурга все метет, крутит снежный хоровод.

Фея оглядела грубый сосуд, подивилась его допотопности и осторожно отхлебнула настойки. И тут же сморщилась: на языке что-то осталось. Вытащила, внимательно уставилась на маленький желтый шарик. Это что, пилюли или энергетический субстрат, который отчего-то не растворился в воде?

– Что там? – заметил ее маневры Семен. – А. Ромашка. Процедить не успели. Нестрашно.

–  Я не понимаю,– пожала плечами девушка. Мужчина кивнул, прислонился к подоконнику, поглядывая на нее:

– Как же с тобой общаться-то? – подумал и решил. – Завтра соображать будем. Ужин я тебе сюда принесу. Твоя это комната теперь, а я у Петьки устроюсь. Ты как вообще? – показал на голову, коснувшись лба. – Не болеешь? Жар у тебя был.

Эйфия подумала, что у нее испачкан лоб и потерла его.

Семен лишь невесело усмехнулся и пошел на выход. Девушка за ним.

– Нет. Нэй, – отрезал. – Здесь оставайся. Тебе лежать надо. Отдыхать.

Эя поняла, что мужчина не хочет, чтобы она выходила, общалась с ним. Видно еще обижен, простить не может.

Семен ушел за ужином для девушки, а Фея прошлась по комнате, оглядывая интерьер. Плечами передернула: кошмарная обстановка, примитивная. Приспособления в виде ложа и подставки, однофункциональные, грубые, с ненужными дополнениями в виде подпорок. Пол, стены, потолок, зато из древесины. Странное соединение: уродство дизайна, убогость того что с большой натяжкой можно назвать мебелью в этой конуре, и, безумное и недопустимое транжирство дерева, которое бы росло еще и росло, атмосферу планеты очищало, ауру живых организмов лелеяло, пущено на строительство где можно было стеклопластиком изолятором, пластпортом обойтись. Комфортно, быстро и с сохранением природных ресурсов – шигон за шигоном по всему экватору ставь. А эти на ерунду богатство тратят, имеют целый лес и так бездарно его используют. Дикари, одно слово.

И что они в таких коморках как эта делают? Судя по неуютному ложу – спят. Судя по намеку на то, что можно использовать с риском для жизни сиденьем – работают, судя по вытянутой гробнице с плоской крышкой, которую используют как подставку для пищи – трапезничают. Так что это? Столовая, кабинет, спальня? И чья, из тех, кто сюда толпой вваливался? Судя по простору и шикарности интерьера – тэн. Они все тэн? Это сепришь? А где хозяйский шигон, туглос, где сам хозяин, эстибы?

И почему ее оставили здесь? Намек что она тоже теперь тэн? Тогда где хозяйский чип?

А если не тэн и это не сепришь, тогда что? Почему здесь целая толпа землян? Почему в камере функциональностью обстановки соединено несоеденимое? Они не слышали об удобствах? Они не знают, что едят в столовой, спят в спальне, встречаются в гостиной, а работают в кабинете?