Текст книги "Фея Лоан (СИ)"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)

Глава 20

– Петька, Прохорыча разбуди, пусть настой какой приготовит, – попросил друга, проходя мимо.

– Понял, сейчас сделаю.

Придержал двери, чтобы не захлопнулись.

– Помочь? – спросил Иван.

– Постель, – бросил Семен.

– Понял, – пошел вперед. Виктор проводил их взглядом, потрогал заплывающий глаз и пошел на кухню, разобиженный на всех. Илья начал пытать Елыча на предмет укрепляющих организм средств.

Фея чуть не плакала, чувствуя, что ее крепко обнимают мужские руки, и чьи?! Семена! И его и-цы совсем близко, и будто в насмешку над ней, манит, вот только коснись.

Возьми, – говорила сейти.

Возьму, а он умрет, – сопротивлялась женщина.

Он землянин. Агрессивный дикарь. Не ты его, так он тебя, – говорил разум.

Не могу. Его не могу, – каялась душа.

Он обнимает тебя! Он опозорил тебя! Смой бесчестие его кровью, – говорил долг.

А руки продолжали отталкивать, требуя свободы, а значит жизни ему.

– Тише, успокойся, – шептал Семен, с трудом удерживая Фею. Положил на расправленную Иваном постель, начал расшнуровывать мокасины, успокаивая, уговаривая девушку не волноваться. А шнуровка не поддается, хоть рви!

– Сам справишься? Пойду за раскладушкой, кому-то здесь ночевать придется, присматривать, и ясно, не Витьке, – сказал Иван. Семен кивнул:

– Иди. Прохорыча поторопи. А присматривать я за ней буду, – начал искать застежки на рукавах комбинезона.

Иван с пониманием глянул на товарища и вышел.

–  Оставь меня!– требовала Эя, отмахиваясь от Семена, который как назло не мог найти застежек.

Бросил это дело, выставил ладони:

– Все! Не трогаю. Успокойся.

Фея затихла, испытывающее смотрела на мужчину и напоминала себе: не верь, будь настороже.

Но где сил взять, как восстановиться, как с истощением справиться?

Пальцы нащупали мэ-гоцо, и замерли, задев другую цепочку: сейкап!

Благодарю, Модраш!

Тяжело дыша, приподнялась и дрожащими руками открыла сапфир. Сыпнула на ладонь пыльцу не жалея. Слизнула.

Семен увидев порошок, кулаки сжал, глаза прикрыв: наркоша.

Надо же ему было вляпаться, связаться с наркоманкой и ночной бабочкой. Вот она, судьба. Терпеть таких не мог, сроду не связывался. И напоролся, на то с чем боролся.

Покосился на нее: все? Приняла – полегчало?

Он дурак переживал, а у нее обычная ломка.

Девушку заколотило. Она попыталась закрыть тайник, но промахивалась.

– Я помогу, – сказал мужчина. Забрал кулон, глянул внутрь: ничего припасла. До весны не хватит, но на месяц спокойно. Завернул крышечку, отпустил сапфир, глядя на девушку: красивая ведь, молодая. Мечта, а не женщина. Зачем же себя губит? – Все можно исправить, кроме смерти, – заметил. И решил для себя, что исполнит обещание, выходит ее, вытащит со дна. – Я тебя вылечу. От наркоты отучу. И никаких клиентов. Ни Витька, ни Ильи. Не дам, поняла? Жить со мной станешь. Принуждать не стану. Пальцем не захочешь, не трону. Но и продавать себя не дам. Меха там, цацки – не проблема, получишь. Я тебя на ноги поставлю. И жить по-человечьи заставлю.

Говорил, как рубил.

Эйфия покосилась на него с подозрением: взгляд как у отца, холодный, тяжелый, голос-то твердый, тон безапелляционный. Что он сказал? Что придумал?

–  Уходи. Уйди!– взмолилась.

Семен встал, вытащил из шкафа рубаху, что вчера ей приготовил, кинул Фее:

– Переодевайся. У нас в сапогах да в нарядах спать не принято.

Эя с тоской посмотрела на него:

–  Оставь ты меня в покое. Что ты ко мне пристал? Что тебе надо? Какое мне дело, в чем вы ходите? Хоть в шкуры рядитесь, мне-то что?– скинула рубаху на пол одним движением.

Семен поднял ее, положил на руки девушке. Та опять скинула. Он вновь поднял.

Эя зажмурилась, смиряясь, оставила одежду.

– Нет. Переоденься, – показал жестами, свою рубаху выставил, как пример.

Девушка начала злиться:

–  Я не тэн, клетчатое носить!– выкинула рубаху ему под ноги. Семен уставился на нее, набрался терпения, поднял и шагнул к девушке, решив переодеть ее силой. Но та видно по его лицу поняла, что он ее бить будет, закрылась руками и зашептала умоляюще. – Не унижай меня, прошу. Не надо, я не смогу после этого жить. Лучше сэн-сэш.

У Семена руки опустились. Выкинул рубашку к чертям.

– Ладно, успокойся… И что же ты за человек, а? Ведь дитя дитем, а во взрослые игры играешь.

В комнату Иван вошел с раскладушкой, и Прохорыч с кружкой настоя.

Девушка ладони от глаз убрала, на них уставилась. Иван улыбнуться ей попытался, но в ответ получил давящий взгляд:

– Плохо? – спросил товарища.

– Хуже нет.

– Покормить ее надобно, – заявил старик, поставил горячую кружку на подоконник. – Суди сам Сема: Петро, когда о ней байку принес? А сколь она до того плутала? А сейчас какой день пошел? Вчерась стакан настоя мяты с медом, да сегодня хлеба кусок и все. Тут любую скрутит. Истощена девка.

Колмогорцев нахмурился: как же он сам о том не подумал?

– Обед уже готов, я принесу, – предложил Иван.

Фея переводила настороженный взгляд с одного землянина на другого, и чудилось ей, что затевают они какое-то издевательство. Но это у них не пройдет, благодаря помощи Модраш и пыльце ей уже лучше и силы противостоять найдутся.

Иван вышел. Прохорыч на Семена глянул:

– Заработал ты себе паря знатную язву.

– С чего ты это решил?

– Так глаза у меня Сема на месте. Твоя найденка тебя заботой крутит. Для себя ты ее приметил, а она вона, как вода сквозь пальцы ускользает.

– Не ускользнет.

– Это как Бог даст. Барышня-то, хоть куда, конечно, что глазищи, что косища, не чета кралям нонешным под мужиков бритым. Ране-то волос бабы не стригли, а почто? Сила в нем, жизнь. И краса. Опять же, привлекательность…

Семен на Фею покосился: с привлекательностью у нее более чем хорошо. Хоть отбавляй. А вот на счет силы да жизни, куда как плохо.

– … Так я к тому, Сема, что к красе той еще бы здоровьица не мешало бы. А у нее его пшик. Заграницей-то оно подпорчено. Опять же, нужна тебе маята-то? Кто их знает, заграничных? А вильнет хвостом по весне?

– До весны еще как до Луны.

– То и плохо. Я ж тебя знаю – привяжешься, потом не отдерешь. Она к своим упорхнет, а ты здеся печалься.

– Далеко заглядываешь, Прохорыч. Мне бы в завтра заглянуть, куда там, в будущий год.

– Ну, да, ну, да, – вздохнул, на девушку с сомнением глянув. И пошел. А Семен начал отвар остужать, помня, что утром случилось. Пока стоял, ветер изображал, Эйфия лежала спокойно, а как к ней с кружкой пошел, села, отодвинулась, приготовившись, если что посудину ногой выбить, чтобы руки о горячее опять не покалечить.

– Остыл, – показал, сообразив, чего она испугалась. – Пей, – протянул.

Эя с сомнением на жидкость глянула: яд пожилой землянин не подмешал? Смотрел он странно, неласково. Может из-за сына?

Семен на ладонь себе отвара капнул, показывая девушке: негорячо.

Фея успокоилась: правда яда нет. Запах привлекательный, хоть и с горчинкой. Пальчики потянула и забоялась к кружке прикасаться: знает она теперь этих землян – не одним так другим уморят. Семен настаивать не стал: боишься – не трогай, так напою. К губам ей кружку поднес.

Девушка на него насторожено глянула, на жидкость в кружке, опять на него, и решилась, не углядев в лице мужчины ничего каверзного. Глотнула отвара, сообразила, что негорячо, и забрала, все выпила.

На том лояльность землян к Эе и кончилась.

Иван в комнату зашел с тарелкой, попытался девушке отдать. Та только запах услышала, отвернулась, невольно скривившись: опять трупный яд?

– Гречка с тушенкой. Чего? – не понял ее мимики мужчина. Тарелку к ней – она от нее, он влево – она вправо, он вправо – она влево, и смотрит, будто ей не кашу предлагают, а навоз.

Семену смотреть на глупую игру в догонялки с пищей надоело. Отобрал тарелку у Ивана, ложку взял, перемешал, остужая на всякий случай, и Фее как маленькой предлагает, ложку с кушаньем тянет.

Ненормальные, – глянула на мужчин, отодвинулась. Семен ложку в кашу бросил, тарелку на табурет грохнул:

– Кроме гречки есть что?

– Борщ.

– Неси… Хотя сами спустимся. Ожила. Дойдет, – бросил с недовольством в голосе. Иван удивленно на него покосился и плечами пожал: мне-то что.

– Упадет – тебе ловить.

– Не упадет, – буркнул мрачнея. Дозу приняла, до ночи скакать будет, – глянул на девушку. И кивнул ей, на выход приглашая. Та замотала головой: не пойду.

– Вставай, сказал, – грозно приказал Семен. Фея сжалась, испуганно уставившись на него. Поднялась и как под конвоем на кухню пошла.

– О, пришла в себя, личико порозовело, – порадовался Илья ее появлению, улыбнулся подбадривающе.

– Что с "трупа" возьмешь? Сейчас лежит, а через минуту ходит. "Розовеет", – кинул Виктор, и опять суп хлебать.

– Дурной ты Витек, – качнул головой Прохорыч.

Семен суп налил, остудил, перед девушкой поставил. Себе каши положил, сел напротив Феи. Та в суп смотри и не двигается. Капризничает?

И задумался. Прав Прохорыч: по самым скромным подсчетам девчонка дней пять голодала, значит, сметала бы уже все без разбора, а она только к хлебу и прикасалась. Выходит не в капризах дело, другое здесь что-то.

– Ты кушай. Борщ знатный, – заверил ее Илья, пример показал.

Эя с тоской на него посмотрела: в кого вы меня превратить хотите?

–  Потому вы и агрессивны, что продукты распада себе подобных употребляете. Сами убиваете, сами кушаете, яд готовите и травитесь, а потом удивляетесь.

Илья выслушал:

– Не нравится, – понял.

– Ишь, цаца. То она не хочет, это не будет, – проворчал Виктор.

– Может она борщ не любит, – вступился за девушку Петя.

– И все остальное, – парировал тот.

Семен встал. Залез в шкаф за банкой зеленого горошка, открыл, на тарелку высыпал и перед Феей поставил.

– Думаешь, она вегетарианка? – задумался Илья. – Скорей всего.

Эйфия оглядела зеленые шарики и смущенно улыбнулась Семену:

– Эллимор.

И принялась пальчиками горошек брать, есть.

Семен про ложку уже промолчал, обрадованный, что хоть одну проблему решил. Сел успокоенный, кушать начал.

– Ну, графиня, блин, – фыркнул Виктор.

– Ты как догадался, что она вегетарианка? – спросил Степной Комогорцева. Тот плечами пожал: какая разница?

– А чем потом кормить будем? – озаботился Иван, поглядывая на то, как бодро девушка горошек сметает. – Голодная, смотри. Горошка там банок десять. Елыча, между прочим.

– Да. Очень он его уважает, – поддакнул Прохорыч.

– Кукуруза есть, – сказал Петр. – Мне мать дала. Отвариваешь с солью – вкуснотища получается.

– А еще трава под снегом есть, шишки и кора, – не сдержал ядовитого выпада Виктор, но на него внимания не обратили.

– Крупа есть, – начал соображать Степной. – Без молока каши варить не проблема.

– Кто же ей отдельно готовить станет? Я лично кошеварам к графиням не нанимался, – влез опять Виктор.

– Я буду, – бросил Семен.

– И я.

– Кто дежурит, тот и сладит, а кому только языком чесать да гадости балакать, тот пусть собой занимается. Без него обойдемся, – постановил Иван, недобро глянув на Витька. Тот ответил тем же пламенным взглядом, прищурив подбитый глаз, но промолчал.

Фея горошек доела, с довольной улыбкой всем за столом чуть подбородком кивнула:

– Эллимор!

– Во, гляньте! Совсем другое дело, – заулыбался Петр. – Сыта и прямо светится.

– Чем сыта-то? Воздухом? – глянул на него старик. – Баловство то, а не пища. С гороха вашего баночного да кукурузы через месяц ноги протянешь.

– Завтра если пурга уляжется и охота удастся, пельменей сляпаем, а ей варенников с картошкой, – выдвинул предложение парень.

– Молодец, – похвалил его Илья. – Голова.

Буб-бу-бу, ду-ду-ду, – с блаженной улыбкой слушала землян Эйфия, разморенная от сытости и хоть минутного, но покоя.

– Ты глянь, Сем, сейчас шлепнется девка, – бросил Прохорыч, заметив состояние Феи. Семен дернулся к ней, девушка тут же встрепенулась, посмотрела чуть удивленно: что такое?

– Ну, блин, кино, – бросил Виктор. – `Семеро мужиков и одна вегетарианка'. Может, еще распределите обязанности кому каши на воде варить, кому нос ей утирать, кому памперсы менять?

– Зато от скуки дуреть некогда будет, – заметил Илья.

– Гляди от другого не одурей, – уставился на него мужчина.

– Среди нас один озабоченный, – парировал Иван.

– Скажешь, ты про это не думал? – скривился тот. – Может ты монах? Или этот, в гареме, которому на баб ровно?

– Евнух, – подсказал Петр.

– Вот. Он самый.

Семен встал, тарелки опустевшие за собой и Феей сгреб, и бросил между прочим, но так, что тему тут же закрыли, а Витек язык прикусил:

– Кто ее тронет "самым" и станет. Лично кастрирую.

И каждый знал: с него станется.

Глава 21

К ночи Семен постель себе готовил и увидел, что Илья с Феей жестами о чем-то беседуют. Он ей что-то доказывает, она ему. Мимо распахнутых дверей прошли, мужчину не заметив и не иначе к Степному в комнату.

Семен вышел, рыкнул разозлившись: не по-русски объяснял?!

– Куда?

Оба обернулись, уставились на него, будто впервые видят.

– Да мы ко мне, поговорить, Семен.

– Места поговорить мало? Обязательно в комнате уединятся?

До Степного дошло: ревнует Колмогорцев.

– Зря ты это, Семен. Заявляю во всеуслышание – никаких притязаний к этой очаровательной девушке кроме сугубо научного интереса не имею.

– Ты может и нет… Научный работник нашелся.

– Сем…

– Нет, я сказал. Здесь говорите.

– Ну и глупо. Все равно ведь не усмотришь. Завтра на охоту пойдешь, кому за ней присматривать доверишь? Тут Семен, либо доверяешь, либо нет, а стращать да пасти бесполезно.

– Не пойду.

– Что "не пойду"?

– Завтра на охоту не пойду.

– А-а… послезавтра пойдешь, какая разница?

– Большая, – огрызнулся из упрямства. – Здесь говорите, я сказал.

И обратно пошел постель стелить.

Фея недоуменно на Степного посмотрела, тот ей унылую рожицу скорчил и руками развел, в сторону комнаты Колмогорцева указал. Девушка нахмурилась не понимая, причем тут комната и Семен, если они с Ильей заниматься дальше решили? И разве младший брат старшему указ?

Сильно ей нужно во всем, что происходит разобраться, понимание обрести, чтобы до кого-нибудь достучаться и выход из положения найти пока пыльца в сейкапе еще есть. Конечно, Монти скажет, что она в сейфере была, и понятно просмотрев съемку аварии, Констант сообразит, что она жива и ее куда-то унесло, ясно, что отца поднимет, поиск организует. Только в зону вероятного падения сейфера Земля никак не вписывается, чуть дальше она. Значит, здесь ее искать не будут и нужно как-то самой на связь со своими выходить, стучать в эфир или искать базы здесь. А как, если ни речи землян не понимает, не обычаев не знает, ни местности, ни населенных пунктов. Флэтонцы местные ей понятно тоже сигнализировать не могут, потому что понятия о ее прибытии не имеют. Получается замкнутый круг, из которого два выхода, один не для нее – по кругу бегать, а другой как раз вариант: изучить землян, их язык и технические возможности, а потом по не заметным им указаниям, оставленным флэтонцами, своих найти или соорудить рацию, гуэдо починить, в конце концов. Там нужно-то всего чип поменять. Но где его взять и из чего спаять?

Илья бы смог наверняка, объясни ему, что нужно для этого, только пака она ему элементарного доступно донести не могла и его не понимала.

–  Мы Семена не тревожим. Причем тут он?

– Семен, – кивнул Илья, услышав имя Комогорцева. И рукой отрицательно замахал. – Не желает.

Не хочет, – поняла.

–  Чего?– вопросительно руками всплеснула.

– Чтобы мы с тобой, – жестом показал и на двери в свою комнату. – Уединялись.

– Аис?

– Вместе, – указал на нее, на себя. – Вместе.

–  Ты, я– мэстэ, – повторила жест.

– В! Ме-е. С! Те-е.

– В. Мэстэ.

Степной закивал довольный, продолжил.

– Ты, – указал на нее. – Я, – на себя.

– Йа, – на него показала, – Ии, – на себя.

– Нет – нэй. Я, – ткнул себя в грудь. – Ты, – в нее, – он, – указал в сторону комнаты Семена. Эя сообразила:

– Йя-а, – на себя указала, на него. – Ти-и, йёэн, – в сторону.

– Примерно, – кивнул Илья. – Смышленая ты. Так если, через месяц спокойно друг друга понимать начнем, разговаривать. Завтра продолжим, когда Семен уйдет…уйдет, – двумя пальцами по поверхности перил прошел, повторив для внушения и закрепления нового слова. – Уй-дет.

– Уйтот, – заверила девушка, что поняла, о чем речь, замаршировав на месте, чем рассмешила мужчину, представившего Колмагорцева двигающегося как солдат на плацу по снегу за пушниной.

Смех Степного был приятным, чуть глуховатым, добродушным и Эя засмеялась в ответ, радостная, что хоть один землянин разумный и милый человек, почти свой, почти брат модрашист.

Семен подушку выронил, услышав звонкий, хрустальный смех девушки и басовитый Ильи. По сердцу опять ревностью резануло. Вышел, уставился угрюмо на хохочущих.

– Хорош гоготать. Спать пора. Завтра вставать рано, – процедил.

– Ийэн, – ткнула в его сторону Эйфия, считая, что к месту вставила выученное слово из лексикона землян.

Какой еще Йен? – нахмурился Семен: оскорбила что ли? Или похвалила? И не стал вдаваться в подробности, качнул головой в сторону комнаты:

– Пошли. Тебе отдыхать надо.

– Тут ты прав, – согласился Илья. Пальцами о ладонь хлопнул перед Феей. – До свидания.

– Дойсьи.

– Пока. По-ка, – выдал прощальный жест, отходя в сторону комнату, чтобы наглядно показать – с девушкой расстаются. Но та о прощаниях и ритуальных в таких случаях словах ничего не знала, потому хоть и повторила за мужчиной и слово и жест, не поняла, к чему это относится и что означает. Илья в комнате скрылся, а она осталась. Стояла и ждала, когда он снова появится, и они продолжат занятия. Тяжело, конечно на примитивном уровне осваивать столь нелегкий и обширный материал, но она справится, ведь она дочь Лоан.

Семен, глядя на застывшую в ожидании Фею, подумал, что той нравится Илья и она на него планы построила. Зря, – сердито прищурился. Подошел к девушке и в лицо заявил повторно, почти по слогам, подкрепляя жестами для внушения:

– Нэй Илья, нэй другие. Прошлая жизнь закончилась, – скрестил ладони перед ее глазами. – Нэй! Никакого бартера и продаж, никакой клиентуры.

Фея поняла, что Илья не выйдет, а значит, урок закончен, и огорчилась, да так явно, что Семен разозлился. Но слова больше не сказал – смысл? Слова тут не помогут, особенно если учесть, что она их не понимает.

Говорят же: привычки вторая натура, и видно метания от одного к другому и попытки пристать сразу к двум берегам, а третий про запас приметить, действительно уже въелось в ее характер. От этого быстро не отучишь, и прошлое таких, как Фея крепко держит.

Ничего, в тайге ее от дурных привычек отучить проще, – подумал Семен. Жестом в комнату пригласил. Эя почувствовала себя преступницей под надзором. Неприятно, но ничего не поделаешь. Ей нужно остаться здесь, где старший сын семьи землян на ее стороне. Это пусть хлипкая, но гарантия защиты, а учитывая, что Илья еще достаточно развит интеллектуально, любознателен, они найдут не только общий язык, но и пусть к возвращению домой.

А пока придется жить по правилам установленным в этом туглосе.

Девушка послушно пошла в отведенную ей конурку.

Семен дверь закрыл, Фее на кинутую на постель футболку указал.

– Переодевайся и спи.

Эя на серую тряпочку внимания не обратила, а вот на еще одно появившееся ложе очень даже. Что это значит? Не хотят ли ей сказать, что она будет делить комнату с кем-то еще? Отвратительно. Нет, унизительно. И много говорит о воспитании хозяев: мало поселить гостью в убогой конуре, так еще кого-то к ней подселить. А может, не доверяют? Что-то заподозрили? Илья проговорился?

Семен сел на свою новую постель, снял наручные часы, завел их, положил их на табурет у изголовья.

Эйфия с непониманием уставилась на мужчину, чувствуя, что сейчас упадет от накрывшего ее волнения: Семен будет спать здесь?! В одной комнате с ней?!

Как же такое может быть? Что же это? Как можно в одно помещение, тем более спальню, которую занимает незамужняя женщина, гостья, помещать неженатого мужчину, сына хозяина дома?

Даже мать с дочерью не спят в одной постели, как не спят в одной комнате брат с сестрой, и тем более тэн не спят в одном доме с господином, тем более на его половине и уж вовсе возмутительно устроить ночлег двух чужих друг другу, занимающих разное сословие и статус, разнополых людей из разных рас, с разных планет.

Однако в данном случае дело не только в обычаях, которыми пренебрегли земляне, но и в мужчине, который собрался ночевать с сейти. Семен так жутко проявил свою сущность, что Эя боялась вновь оказаться под напором волны его агрессивности, как нехотела мучиться ощущая его и-цы. Час другой и маленькое помещение будет пропитано ароматом его энергии что так нужна ей, так приятна, что она может не удержаться и взять ее. Ни один в этом доме не обладал настолько притягательной для нее энергией, хотя как один обладали довольно обильной и приятной в своей незащищенности и-цы.

Сейчас, ослабленная и истощенная Эя нуждалась в любом допинге, и дополнительное испытание как проверка на силу воли ей было не к чему, потому что грозило срывом, а Семену смертью. Она уже подумала сегодня о Викторе, и-цы которого хоть и не привлекало ее, но было бы неплохим подспорьем. На пыльце долго не протянешь, нужна живая энергия, живительная, и в этом плане Виктор подходил, как впрочем, любой в этом доме. Если состояние будет ухудшаться, ей придется взять донора, использовать землянина. Но только не Семена.

–  Ты не можешь остаться здесь, – сказала ему. – Тебе нужно уйти. Мне будет тяжело сдержать себя.

Семен выслушал ее и лег:

– Не смотрю. Переодевайся, – закрыл лицо, положив руку на глаза.

Эйфия растерялась. Постояла и решительно двинулась к мужчине, чтобы потребовать оставить ее:

–  Уходи. Прошу тебя уйди, – отодвинув руку с лица, заявила ему, жестом указывая на дверь.

Семен понял, что ночевать с ним в одной комнате в ее планы не входило, и твердо ответил:

– Нэй.

Девушка отпрянула, головой закачала:

–  Ты ужасный человек. Зачем ты меня мучаешь, чего добиваешься? Ты чуть не убил меня сегодня своей яростью. Вы оказывается, не умеете контролировать эмоции, ты – мужчина, не умеешь держать себя в руках. А что ты хочешь от меня, женщины?

Семену по тону и несчастному личику девушки было ясно, что она сильно огорчена его присутствием и просит его уйти.

– Нет и нэй. Не уговаривай. Я останусь здесь. Не бойся, не трону.

Эйфия по взгляду мужчины поняла – бесполезно объяснять, просить – он не уйдет.

–  Ты мне нравишься – вот что плохо. Не знаю, что мне до тебя, почему ты волнуешь меня? Ведь ты дикарь, никто, по сути,– уперлась ладонями ему в грудь, яростно зашептав в надежде все же уговорить упрямца помочь хоть не себе – ей: уйти и лишить ее соблазна. – Мне было бы логичнее взять твое и-цы!– накрыла губы мужчины пальцами. – Не мучиться, видя его, чувствуя запах… но я не хочу, чтобы ты умер. Неужели ты настолько ограничен, что непонимешь очевидного?

Сникла, убрала руку.

–  Если бы ты слышал дурман его аромата, если бы хоть раз испытывал такой голод, какой мучит меня сейчас, ты бы понял меня,– сказала тихо, грустно. – Я не такая сильная, как хотелось бы, и совсем несмелая. Мне страшно, и мне голодно. Я могу не сдержаться.

Семен не шевелился. Боялся. Как только ее пальцы коснулись его губ, волосы упали завесой от света и мира, маня зарыться в них, окунуть пальцы в душистую прохладу, слетели все преграды и грозили отказать тормоза. У него в голове зашумело от желания, в горле пересохло, и только сжатые в кулак до боли руки, не дали сорваться. Он смотрел на Фею, слушал ее голос местами страстный и почти злой, местами тоскливый, просящий и понимал, что если девушка вновь прикоснется к нему, он уже не сдержится.

Эя смолкла, учуяв аромат его энергии, который стал в миг отчего-то сильным, острым и буквально оглушил ее желанием взять его. Зрачки мужчины стали жаркими, зовущими, дыхание частым:

– Уйди, пожалуйста. Я ведь не железный. Иди спать, – попросил он глухо

Эйфия задрожала: к чему ей сдерживать себя, мучиться?

Девушка качнулась к губам мужчины и тут же отпрянула, вскочила и отошла подальше, надеясь прийти в себя, заглушить зов желания.

Семен сел, понимая – не уснуть ему сейчас. Сходить бы во двор, сунуть голову в снег, промерзнуть, чтобы все лишнее вон вылетело.

Эя чувствуя слабость, наваливающуюся сонливость и почти физическую боль от энергетического голода, хотела вновь использовать сейкап, но лишь сжала его в ладони, передумав в последний момент.

Нужно поберечь пыльцу, оставить для экстренности. Неизвестно сколько ей еще придется пробыть у землян, на Земле. Сейкап хорошая помощь, но не решение проблемы – надо что-то другое придумывать. Здесь нет ни отца, ни братьев и никто ей не поможет, если она не поможет себе сама.

За спиной раздался шорох, шаги, скрип – Семен ушел. Эя вяло порадовалась. Легла, решив, что потянет время – поспит, а потом, что делать сообразит. Либо пыльцу примет, либо… Виктора использует.