Текст книги "Каштаны на память"

Автор книги: Павел Автомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

5

Иван Оленев и Андрей Стоколос стояли в наряде у железнодорожного моста. На том берегу, казалось, было тихо. И вдруг Андрей прикоснулся к руке Оленева: сквозь предутренний туман донеслись приглушенные голоса и плеск весел.

Пограничники раздвинули камыши и увидели две надувные лодки с солдатами. Из сизой дымки вынырнула и третья. Вооруженные автоматами, карабинами и пулеметами, чужие солдаты, устремляясь к нашему берегу, гребли изо всех сил, воровски оглядываясь.

Даже у Ивана Оленева, уже видавшего виды, екнуло сердце: такого количества нарушителей границы ему еще не приходилось встречать.

На миг Андрей забыл, что он пограничник и что плывут враги. Успел их разглядеть. Ему показалось, что на первой лодке тот военный со шрамом на щеке, который вчера грозился кулаком. С опозданием промелькнула мысль: «Надо стрелять!» На размышление времени не оставалось. Андрей бросил быстрый взгляд на Оленева. Но Иван уже поборол волнение и приложился к винтовке с оптическим прицелом. Андрей почувствовал, как ему стало жарко, в висках стучала кровь.

– Бросишь гранату! – отрывисто сказал Оленев. – А потом я пульну им меж глаз!

– Есть! – прошептал Андрей, и ему стало легче, потому что он почувствовал уверенный и спокойный голос товарища.

Сейчас Стоколос думал не только о себе и Оленеве. Спокойно и безмятежно спят люди, не ведая, что через минуты может начаться война. Хотелось крикнуть так, чтобы услышали на Дальнем Востоке: «Люди, вставайте! Враг ползет на нашу землю!»

Он выдернул кольцо из гранаты и швырнул. В тот же миг Оленев выстрелил трижды подряд, свалив двух солдат в воду. Андрей бросил вторую гранату. Над лодкой раздался взрыв. Снова полетела граната. Еще несколько снайперских выстрелов Оленева… Еще взрыв…

Вот так начали бой Иван Оленев и Андрей Стоколос. Над тихим доселе Прутом гулко прогремели взрывы, раздались выстрелы. В реку падали живые, раненые, мертвые. Еще раз содрогнулось утро: с того берега ударили пушки, минометы, а в небе заревели самолеты.

Стоколос не чувствовал страха. Не было времени его ощутить, лоб покрылся испариной. Оленев достреливал уже вторую обойму, поражая тех, кто барахтался в реке. Затем он перенес огонь на лодки, которые отчаливали от берега. С вражеской стороны не жалели патронов, стреляя больше наугад.

Бойцы меняли позицию, укрываясь то в камышах, то за бугорком. Но вот еще одну лодку закрутило – гребца сразил точный выстрел Оленева. Быстрое течение понесло ее к железнодорожному мосту. Возле опрокинутых лодок плавали фуражки убитых.

– Будем пробираться к заставе! – приказал Оленев.

Возле железнодорожного моста стоял неистовый гул. На мост был направлен один из главных ударов противника. Вражеские пулеметчики поливали частым огнем окопы и бункер на восточной стороне моста, где засели пограничники.

Пулеметный огонь с того берега вдруг прекратился, и на мост высыпали сотни вражеских солдат. Атакующие падали, вставали, снова рвались к бункеру и окопам. Некоторые так и застыли навсегда, не перейдя на нашу территорию. Огненная завеса пограничников была уже не такая густая, и многим фашистам удалось проскочить мост и прыгнуть в плавни левого берега.

Вражеские группы, которые ворвались в плавни, атаковывать блокгауз не решались и стали продвигаться к селу и к заставе.

Трагической была схватка на деревянном мосту, который соединял шоссейные дороги двух государств. Повар заставы Сокольников, который стоял здесь в наряде, был ранен, потерял сознание. Его напарник лежал мертвый. Рота вражеских солдат, издавая истошные крики и беспорядочно стреляя, кинулась на советский берег. Три вражеских солдата подскочили к Сокольникову, который лежал, уткнувшись лицом в землю, и перевернули его на спину.

Схватив за руки Сокольникова, гитлеровцы поволокли его по мосту на свой берег. Они ликовали: к ним попал пленный. Когда раненого тащили по мосту, дозорной тропкой из плавней выскочила шестерка бойцов политрука Майборского, который еще несколько минут назад проверял пограничные наряды. Пулеметчики сразу же заняли удобную огневую позицию и перекрестным огнем перерезали движение новым вражеским группам, бежавшим на левый берег вслед за первой, которая успела ворваться на советскую территорию и закрепилась возле сточной канавы. Взвод гитлеровцев кинулся к заставе.

«Все на заставу!» – такую команду согласно инструкции должен был дать Майборский в случае, если бы на границе возникла опасность номер один. Но в этот момент фашисты могли с ходу атаковать заставу. А там бойцы еще не успели занять огневые рубежи. Этим уже и так воспользовался противник и захватил первый блокгауз. Поэтому шестерка Майборского завязала бой с группой солдат у моста. Затем Майборский послал трех красноармейцев наперерез взводу противника, который пытался обойти заставу и ударить по ней с севера.

Тем временем от железнодорожного моста на север к селу продвигалась сотня немецких солдат. Вторая рота направила острие атаки на запад, на заставу. На пути роты было только два бойца – Андрей Стоколос и Иван Оленев. После отпора вражескому десанту на реке они и заняли здесь позицию, устроившись в ложбинке.

Гибель многих десантников, беспощадный огонь защитников железнодорожного моста заставили противника быть на советском берегу осмотрительным. Фашисты продвигались к заставе медленно, оглядываясь и прислушиваясь. Конечно, они не знали, что на их пути засели только два красноармейца. Зато хорошо помнили приказ: во что бы то ни стало разгромить заставу, которая лежала на пути к железнодорожной станции. Овладеть заставой они должны были за тридцать минут, объединившись с силами, которым предстояло наступать севернее от деревянного моста.

В первые же минуты боя противник ударил по заставе из пушек и минометов. Огненный смерч оглушил и тех, кто спал, и тех, кто дежурил. Кто мог, выскочил из казармы во двор.

– Мама! Папа! – крикнула Леся.

– Батюшки! А дети Рябчикова! – схватилась за голову Маргарита Григорьевна. – Бежим, Лесенька, к ним!

Леся бросилась к соседям. Застегивая на ходу ремень, выбежал из дому капитан Тулин. Плакали дети лейтенанта Рябчикова. Свистели, выли и взрывались мины и снаряды, разбрасывая комья земли. На одном из зданий загорелась крыша. Дико ржали раненые кони.

– Всем отделениям немедленно на огневые позиции! Старшина Колотуха! Бери Живицу и еще трех красноармейцев из резервной заставы и к Стоколосу и Оленеву! – отдал свое первое на войне распоряжение капитан Тулин.

– Есть!

Командиры отделений собирали оставшихся бойцов. Многие из них уже сражались с врагом на берегу, возле мостов. Некоторые погибли в первые же минуты боя.

Судьбу того или иного рубежа решали секунды. Да и жизнь измерялась в эти часы секундами, а бросок вперед или отступление – метрами. Все будто уплотнилось до крайности.

Никто, конечно, в те первые минуты войны не думал, что будут еще измерения и километрами, тысячами километров, и месяцами, и годами.

– Третье за мной! – приказал Рябчиков, заменив командира отделения, который был на железнодорожном мосту.

Пограничники заняли позиции во втором и третьем блокгаузах, в окопах вокруг этих огневых точек. А вот первый блокгауз возле деревянного моста успели захватить фашисты после того, как убили часового и взяли в плен Сокольникова, и теперь младшему сержанту Рубену с двумя бойцами пришлось выбивать фашистов из этого блокгауза. В подземном коридоре Артур увидел вражеских солдат, которые тоже бежали к первому блокгаузу. Расстояние между фашистами и Рубеном, за которым бежали красноармейцы, сокращалось. Артур швырнул две гранаты. Взрыв свалил нескольких гитлеровцев. Другие повернули назад, оставив раненых и пулемет. Нужно как можно быстрее ворваться в блокгауз, не дать опомниться тем, кто там засел, и Рубен крикнул:

– Скорее! Вперед!

Зацепившись за раненого солдата, Артур упал возле двери блокгауза. Оттуда высунулся офицер. Он еще не сообразил, что происходит. Артур выстрелил. Офицер вывалился из блокгауза. Изнутри кто-то попытался закрыть двери, но красноармеец, следовавший за командиром отделения, успел бросить в щель гранату. Присели. Вытерли пот, будто другого времени и не было отдохнуть, как только перед взрывом.

Секунды – тоже время! Сколько может промелькнуть в сознании за эти секунды. Артур мог вспомнить, как когда-то он бежал в Испанию. Тогда он боялся, что бои под Мадридом окончатся прежде, чем он доберется туда из Риги. Сейчас же война сама настигла его. Напряженные эти секунды ожидания. Ведь кто-нибудь из обреченных в блокгаузе может схватить гранату и выбросить ее через амбразуру или сквозь открытые двери.

В блокгаузе раздался взрыв. Но сюда уже бежало с десяток вражеских пехотинцев: крайне важная это была огневая точка. Непрошеных и страшных в эти минуты гостей встретил огнем из пулемета второй красноармеец, который прибежал с Артуром. Он стрелял стоя, как из автомата.

– Лаби! Хорошо! – выкрикнул Рубен.

Положение, в которое попали Рубен и два красноармейца, понимал и лейтенант Рябчиков. Необходимо любой ценой преградить путь противнику к блокгаузу Артура Рубена. Оставив в своей огневой точке наблюдателя, лейтенант залег с пулеметчиками на пригорке, откуда хорошо просматривался мост, по которому противник все время пытался переправлять подкрепление на восточный берег.

– С той стороны все бегут и бегут! – доложил наблюдатель.

По мосту уже продвигался полк солдат. За ними бежали еще и еще…

– Да стреляйте, товарищ лейтенант! Ведь выскочат на наш берег – и в кусты! – в тревоге закричал наблюдатель.

Первый ряд пехотинцев уже одолевал последние десятки шагов, что отделяли их от берега. Рябчиков нажал на гашетку. Внезапная и меткая пулеметная очередь повалила чуть ли не всех, кто бежал в передних рядах. Пулемет не смолкал. Задние шеренги, которые были на середине моста, бросились обратно. Натолкнулись на обозников, спешивших на левый берег с боеприпасами. Заржали раненые кони. Перевернутые возы мешали движению. Пулемет Артура Рубена ударил по задним шеренгам и по хвосту обоза…

Снаряды и мины вдруг перестали рваться. Капитану Тулину нетрудно было догадаться: вражеские артиллеристы прекратили стрельбу, чтобы не бить по своим, когда те будут штурмовать заставу. Застава становилась первой серьезной преградой у противника, тем опорным пунктом, которым во что бы то ни стало надо было овладеть как можно быстрее. Вот почему Тулин собирал пограничников, которых только можно было отозвать с других позиций, собирал бойцов в кулак, способный защищать заставу.

Пауза между схватками еще продолжалась, и из укрытия выбежала Леся.

– Папа! Папочка! А как же быть с детьми? – схватила девушка капитана за рукав. – Скажи…

Отец собирался с мыслями, чтобы ответить дочке, когда над их головами просвистели снаряды, завыли мины. Еще мгновение – и взвихрилась земля, загорелись конюшня, склад. Дым, смешанный с огнем, взвился над извилистым берегом реки. Все неистово задрожало, застонало, затрещало. А в небе напряженно ревели самолеты с черными крестами, неся смертоносный груз на восток.

Граница пылала…

6

В ночь на 22 июня полковник Шаблий так и не пошел домой. Ночевал в кабинете, потому что с пограничных отрядов периодически поступали тревожные вести. К тому же утром он собирался объявить о начале учения отрядов противовоздушной обороны.

В кабинете было душно, и Шаблий открыл окно.

Вдруг один за другим зазвонили телефоны. Шаблий протянул руку к столику с аппаратами, взял одну трубку, затем другую…

– На границу совершили нападение немецко-фашистские войска!

– Ведем бой с превосходящими силами немцев!

За пятнадцать минут он выслушал сообщения с нескольких пограничных застав. Всюду бои. Всюду жертвы. Это была война…

«Перебежчик сказал правду!» – подумал Шаблий, сообщая ужасную новость в ЦК КП(б) Украины. Сердце у него будто сдавило. Так оно еще никогда не болело.

– Война! – сказал Шаблий секретарю ЦК.

– Поднимайте всех по боевой тревоге!

А с границы все поступали сообщения:

«Немцы обстреляли заставу!», «Ведем бой. Держимся…»

Шаблий подошел к окну. Это было время, когда звезды угасали в розовом зареве, которое расплывалось по небу с востока.

Да, это последние звезды мирной ночи. Уже завтра они будут звездами тревожного неба войны. Может, завтра они уже будут не такими, как сегодня, как не будут такими и люди.

Перед глазами возникли жена, дочка. Сейчас они спят, и, конечно, им и не снится, что уже началась война, что пограничники уже отбивают бешеный натиск фашистских войск, что десятки и сотни красноармейцев уже никогда не увидят звезд на небе. «Андрейка! Сын! Как ты там?»

Снова разрывается телефон: сообщают пограничники о боях с огромными силами противника.

– Почему не разворачиваются наши войска? – спрашивают с границы.

– Выполняйте боевое задание по охране границы! Подойдут войска. Развернутся!

Еще и еще доносятся с границ сигналы, и снова Шаблий отвечает:

– Выполняйте задание по охране рубежей нашей Отчизны! Держитесь до последней возможности. Армия подойдет.

– Есть держаться!

Других слов не было у пограничников в тот день. Всего несколько часов назад по графику от станции Перемышль отошел в Германию эшелон. Дежурный по станции спросил у немецких железнодорожников, почему задерживается состав из Германии. Ему ответили, что эшелон нужно ждать утром. А в четыре утра на площади в Перемышле взорвался первый немецкий снаряд. Через минуту город начала яростно обстреливать фашистская артиллерия.

С другой заставы сообщили, что через границу перелетела немецкая эскадрилья бомбардировщиков в направлении железнодорожного узла Ковель. На Раву-Русскую двинулись четыре фашистские дивизии. Пограничники на Западном Буге перерезали дорогу фашистским пехотинцам. Враг стал окапываться на берегу реки.

Повсюду противник имел огромное преимущество в живой силе и технике. И везде, собрав все мужество, противостояли нашествию пограничники.

– Есть связь с заставой капитана Тулина? – спросил Шаблий у командира пограничного отряда.

– Снарядами повреждена телефонная линия. Но застава держится!

Полковник Шаблий вспомнил командиров, красноармейцев заставы капитана Тулина и своего сына. «А все ли я сказал Андрею?» – спросил сам себя Семен Кондратьевич. А собственно, что он мог сказать? О том, что фашистская Германия готовится к войне, на границе знали. Но разве мог повернуться язык, чтобы сказать о войне как о неизбежном. Кажется, достаточно и того, что сказал он перед строем пограничников про чувство ответственности перед народом и историей. А как смеялись Андрей и Шмель, рассказывая про погоню в фургоне за диверсантами. «Нет, эти ребята – смелые, мужественные и улыбчивые – не могут быть сломлены. Они умеют шутить и быть стойкими. Андрейка, сынок мой! Как ты там?» – подумал Семен Кондратьевич, глядя на всходившее утреннее солнце.

«Отец! Когда же придет помощь? Когда развернутся наши войска, чтобы изгнать захватчика?» – мысленно спрашивал Андрей, поглаживая Каштана, прибежавшего к нему, несмотря на взрывы и стрельбу.

– Ну скажи!

– Ты меня? – отозвался Оленев.

– Не тебя. Отца вспомнил, – ответил Андрей. – Где ты, наш вчерашний день?

– Вот именно. Даже удивительно, что сегодня и сказать нечего, а вчера говорили не останавливаясь. – Он помолчал и более бодрым голосом сказал: – Колотуха с Терентием и красноармейцами бегут…

Это уже была помощь Стоколосу и Оленеву, окопавшимся в пятистах метрах южнее заставы.

– Вас тут аж трое! – Старшина оглядел всех вроде бы с удивлением, хотя и видел, когда Каштан мчался к Стоколосу. – А ты что? Ранен?

– Да так. Царапнул медведь лапой.

– Мы слышали, как вы тут отстреливались. Капитан Тулин так и сказал: «Молодцы Стоколос и Оленев». Обещал передать в Киев Шаблию! – подморгнул Колотуха, снимая с плеч ранец. – Перекусить принес.

Иван радостно улыбнулся, запустив руку в ранец, и вытащил гранату. В растерянности моргнул, посмотрел то на Андрея, то на старшину.

– Что, правда неплохая закуска? Граната – это как «каша-шрапнель» у нашего Сокольникова на второе! – раздавал Колотуха ручные гранаты. – По шесть на брата. Жить можно!

– А есть-то принес? – в сердцах спросил Оленев.

Старшина вытащил бутылку вина, две банки консервов, полбуханки хлеба.

– Это тебе не какой-нибудь спирт с глупой формулой, а натуральное красное молдавское вино. Дети его берут в школу вместо молока.

– Кончай травить! – принимаясь за еду, бросил Оленев.

– Ну как там, на заставе? Возле моста? – спросил Андрей.

– Была заваруха. По деревянному мосту прорвалась почти рота солдат. Наш отряд перестреляли. Сокольникова не нашли… Даже не верится. Еще вчера он играл на баяне.

– Да и тут тоже проскочило немало по железнодорожному…

– Тебе бы, Оленев, на заставе обработать рану. Ведь заражение может быть, – на этот раз участливо посоветовал старшина.

– А кто здесь останется? Заживет как на медведе.

– Ну ладно, – не вступал в полемику старшина. – Пулеметчики, давай за тот бугорок. Двое на тропе. А ты, Андрей, бери трех парней и располагайся, чтобы можно было действовать гранатами. А вслед за вами слово пулеметам. Вопросы есть?

– А когда помощь придет? – с упрямством спросил Терентий.

– Обязательно придет помощь из комендатуры, и все будет в порядке! – потер руки Колотуха, вроде его знобило.

Передышка была недолго. Кустарниками напролом прямо на заставу двигалось два взвода гитлеровцев. Вначале показался дозор, осмотрелся и дал знак остальным. Медленно двигалась группа, за ней отделение. Стоколос с бойцами швырнули гранаты в хвост колонны. Автоматчики полоснули в ответ, но гранаты заставили их попятиться навстречу пулемету Колотухи. Однако это была лишь первая группа. Приблизилась вторая и стала вести густой огонь по красноармейцам. Несколько немцев подползли совсем близко и бросили свои гранаты с длинными деревянными ручками. Одна из них покатилась к старшине.

Максим не успел подумать об опасности: Каштан схватил гранату, как палку, и помчался к ползущим вражеским солдатам.

– Каштан! – закричал сквозь шум выстрелов старшина. Но пес даже не обернулся и приближался к гитлеровцам. Те были ошеломлены этой стремительной атакой собаки, а когда очнулись, то было поздно: Каштан бросил возле них гранату. Взрыв скрыл верного сторожа границы.

Колотуха выскочил из-за укрытия и крикнул:

– За мной! Бей гадов!

Пограничники бросились с криками «ура». Атака была стремительная и неожиданная.

– Бей их! – доносилось отовсюду.

– Вот именно!

– На всякий случай!

У каждого было свое любимое словцо, ругань или просто выкрики, которые придавали им какую-то солдатскую силу и уверенность, что так необходимы в бою. Гитлеровцы не выдержали и в беспорядке стали отступать, боясь окружения. Всюду лежали вражеские солдаты, скошенные пулями, осколками гранат. Андрей Стоколос наклонился и погладил холодеющего Каштана, вспомнив и того четвероногого друга, тоже Каштана, который погиб на Амуре от пули бандита.

Колотуха устало похвалил бойцов:

– Все молодцы! Видите, можно побеждать и малыми силами. Главное – момент.

Старшина был готов хвалить и хвалить своих бойцов, поднимавшихся в атаку, хотя и знал, что многие из них идут на верную смерть. Тяжелые то были минуты. Но и десятки врагов никогда больше не поднимутся. Какой-то час до прихода Красной Армии выигран. Он говорил, и говорил, и надеялся заполнить время, вытеснить тревогу и даже безнадежность, охватывающую бойцов. Враг же давил все сильнее, становилось ясно, что он неизмеримо превосходил их, а подкрепление все не подходило.

Андрей смотрел на убитых вражеских солдат: «Неужели несколько минут назад они думали, что должны убить нас?»

К нему подошел Колотуха с ребятами, подбиравшими трофейное оружие. Старшина снял планшет с убитого офицера и проверил, что в нем.

– Ты что такой хмурый? – спросил Колотуха Андрея.

– Да разве не видишь? – махнул рукой тот.

– Не падай духом! – подбодрил Максим. – Выше голову, дружище! У тебя фамилия какая! Стоколос! Не просто колос, а целая сотня – Стоколос! Значит, должно хватить силы и мужества на всех!

Колотуху слушали и удивлялись: человек изменился за несколько часов. Еще вчера он валял дурака, подначивал, ерничал, а сегодня все чувствовали его доброжелательность, рассудительность и доброту. Или проявилась его находчивость, которую еще вчера ребята называли хитростью? Сегодня они с ее помощью отбили врага.

Минуты шли, атака не повторялась.

– Старшина! А подкрепление действительно идет? – спросил Андрей.

– Обязательно. Сам помначштаба приведет.

– Снова ползут! – предупредил кто-то.

– Приготовились! – скомандовал Колотуха.

Это был тяжелый бой с превосходящим противником. Убили двух красноармейцев, ранили в руку Максима. Группа старшины еще так-сяк пыталась сдерживать противника, отбиваться, но становилось ясно, что задержать врага уже не сможет. Силы были неравны. Из кустов появился Москвитянин. Он передал приказ Тулина: «Все на заставу!»

– А где твое подкрепление? Помощь? – истерично закричал Живица. – Нам же здесь всем смерть! – Закрыв лицо руками, Живица зарыдал.

– Замолчи! Ты считаешь, нам легче, чем тебе? А лейтенанту Рябчикову? У него же тройня ребят. Захватят заставу, всем им крышка. А ты закатил истерику! Успокойся, – Оленев положил руку на плечо Терентия. – А еще сват! Мы еще вместе поедем к Наде.

Грязным кулаком Терентий вытер слезы, а потом снова заплакал. У каждого на сердце стало горько и жутко. Страшно стало и за детей.

– Замолчать! А то… – что было силы крикнул старшина, успокаивая всех и себя.

Шестерка пограничников отходила к заставе. Красноармейцы ползли, чувствуя всем телом землю, за которую так упорно сражались.