Текст книги "Каштаны на память"

Автор книги: Павел Автомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

2

Командир 68-й пехотной дивизии генерал Георг фон Браун, двоюродный брат известного в Германии физика и инженера Вернера фон Брауна, был назначен начальником Харьковского гарнизона.

Генерал, однако, не спешил к месту назначения, как вообще не спешил на восток. Его дивизии удобнее было идти вслед за танками Гудериана и Клейста. Тише едешь – дальше будешь, даже в «блицкриге», который уже срывался: к октябрю немецкие войска были не на Волге, как планировалось, а лишь под Харьковом. В Валках генералу пришлось еще раз припомнить русскую пословицу о тех, кто спешит. Ему доложили, что за прошедшие дни на дорогах в направлении Харькова подорвались на минах десятки автомашин и танков.

Фон Браун оставил свой бронированный «хорх» и стал ждать новых сообщений от командира саперного батальона гауптмана Гейдена. Гейден предстал перед генералом не совсем по форме – в замасленном кожаном пальто и в заляпанных грязью хромовых сапогах.

– Герр генерал! Шоссе и обочины дороги плотно заминированы противотанковыми минами.

– Еще один сюрприз русских? – сердито спросил фон Браун. – Как долго стоять мне здесь?

– Ехать можно сейчас – все, что могло взорваться под колесами или гусеницами, уже взорвалось или обезврежено моими саперами. Но… – Гейден развел руками. – Остаются мины, которые могут «откликнуться» под любой машиной сегодня, завтра или, может, через два месяца.

– Что за мины? – настороженно спросил генерал.

– Это мины замедленного действия с химическими взрывателями. Их настраивают на взрыв в определенное время, когда над ними промчится, возможно, десятая машина или танк.

– Кто бы подумал, что на пятый месяц войны русские будут еще заниматься минированием дорог? – проговорил удивленный фон Браун и, откинув высокий воротник плаща, добавил: – Едем в Харьков! Немедленно!

Бронированный «хорх» двинулся следом за «опелем» гауптмана Гейдена и другими машинами из саперного батальона.

С опаской, с тревогой на сердце въезжал в город генерал фон Браун; осторожно, словно босые по битому стеклу, в Харьков входили гитлеровские войска. Немецкое командование было крайне обеспокоено тем, что харьковчане успели отправить на восток около тысячи эшелонов с заводским оборудованием, машинами. Генералу фон Брауну доложили, что на тракторном заводе, этой гордости первых большевистских пятилеток, нет условий даже для мелкого ремонта танков.

– Смешно, но факт, – сказал фон Брауну капитан Гейден, – на тракторном и паровозостроительном, на ХЭМЗе, то есть на заводе Гартмана, можно мастерить разве что самогонные аппараты или зажигалки.

Не проходило и дня, чтобы в городе не раздался взрыв. Оккупанты боялись обживать дома, сам начальник гарнизона генерал Браун поселился в скромном жилище на Холодной горе. Он дал распоряжение немедленно выгнать всех жителей из пригородных домов и заселить их офицерами – не могли же саперы Красной Армии поставить мины там, где жили люди. И тысячи харьковчан оказались на улице под холодным дождливым осенним небом. Генерал фон Браун издал приказ, его отпечатали и расклеили на стенах и заборах:

«Каждый житель, который знает, где заложены мины замедленного действия, или же подозревает, что какие-то объекты заминированы, должен немедленно сообщить об этом в комендатуру. За верные сообщения выплачивается вознаграждение. Каждый, кто утаит данные о заминированных участках, будет расстрелян…»

Тем временем немецкие саперы усердно работали над разминированием промышленных объектов, дорог. Все эти дни фон Браун жил в домике, совсем не подходящем для начальника гарнизона и командира дивизии. Приходилось ждать, пока саперы обезвредят мины во всех особняках в центре города.

Внимание гауптмана Гейдена привлек особняк по улице Дзержинского. Гейден хотел предложить этот уютный дом генералу и вместе с саперами приехал его осмотреть. Они обошли двор, коридор, комнаты, спустились в подвал. И вдруг один из саперов обнаружил тонкий проводок. Тянулся он в пожелтевшей траве по двору и исчезал в большей куче каменного угля в котельной. «Что делать?» – спрашивали глаза солдата, нашедшего этот провод. Гейден растерялся. Что делать? Можно, конечно, перерезать провод. Но это опасно. Можно перебрать весь уголь… А если вдруг сработает замыкатель?

Гауптман Гейден искал добровольцев, а их нелегко было найти среди солдат саперного батальона – харьковские мины уже сидели у них в печенках. Почти всю Европу прошли солдаты Гейдена, а такого минного лабиринта еще не встречали. Уже выявлено девять различных типов мин. С одними управиться нетрудно, с другими – сложнее, а некоторые вообще пока не удается обезвредить. Гейден знал уже, что тут поработал какой-то инженер-полковник, участник войны в Испании. Гауптман Карл Гейден слышал о русском инженере Карбышеве, слышал об инженере Старинове, но фамилия Веденский ему ничего не говорила. Может, это вымышленная фамилия? Как бы то ни было, он задал Гейдену и всем его саперам в Харькове задачу со многими неизвестными.

Взвод выстроился перед гауптманом. Ему ничего не стоило приказать любому из саперов сделать шаг вперед. Но это не выход. Мало обезвредить мину. Может, она отличается от тех девяти типов, которые уже встречались, и неплохо было бы узнать ее конструкцию.

Гауптман медленно обвел глазами шеренгу. Саперы опустили головы.

– Нет охотников? – переспросил гауптман и презрительно бросил: – Трусы! Я сам буду перебирать уголь. Ефрейтор Броер! – обратился он к одному из саперов.

Эрих Броер вышел из шеренги и затосковавшим взглядом уставился на командира.

– Начнем. Таков приказ начальника гарнизона генерала фон Брауна, – спокойно сказал Гейден…

Ночь застала их в котельной. Работать дальше у Гейдена и Броера не хватило ни сил, ни нервов. Они перебрали больше тонны угля, но конца провода так и не обнаружили. Он уходил куда-то в уголок котельной.

В ту же ночь гауптман Гейден сообщил по телефону генералу фон Брауну, что он сам лично ищет мину в особняке и что, возможно, это и не мина. Он говорил так для самоуспокоения, а еще для того, чтобы генерал почувствовал, какой все-таки бесстрашный командир саперного батальона.

С утра они вновь начали перебирать уголь и часа через два докопались до деревянного ящика.

– Больше не могу! – не выдержал Броер, вытирая холодный пот.

Оба вышли во двор, присели на камне, закурили. Лица у обоих были перепачканы углем, блестели лишь зубы. Оба сосредоточенно сосали сигареты и, казалось, ни о чем не думали.

– Ефрейтор Броер, – устало сказал Гейден, когда они почти одновременно бросили окурки, – генерал фон Браун обещал, если мы справимся с этой проклятой миной…

Броер только качнул головой. За все время работы с Гейденом ефрейтор не промолвил ни слова, только сопел, как кузнечный мех, обливаясь потом. И теперь, потупившись, молча пошел за своим командиром. Остальные саперы поспешно отбежали за угол соседнего дома, патрули перекрыли улицу.

– Герр гауптман! – удивленно воскликнул Броер. – Да тут же радиоприемник?

Действительно, в мину была вмонтирована панель приемника с лампами, конденсаторами, сопротивлениями, индуктивными катушками. Гейден только моргал и почти перестал дышать, вобрав голову в плечи. Сколько он знает типов мин, но такой не видел… В мине – радиоприемник! Неужели это радиомина?

– Радиоприемник в мине – глупость!

– Яволь, герр гауптман! Глупость! Разрешите мне идти? – Губы у Броера побелели.

– Иди. Ты свое сделал, – кивнул гауптман и пошел звонить фон Брауну.

– Мин в особняке нет! – торжественно доложил он. – Найденная мина с радиоприемником обезврежена! Можете переселяться, герр генерал.

– Что будете делать с этим радиоприемником? – поинтересовался фон Браун.

– Заберу на квартиру. На память о шуточках русских.

В тот же день начальник гарнизона генерал фон Браун созвал в комендатуру командиров саперных батальонов, пригласил также представителей контрразведки, чтобы детально обсудить работу по обезвреживанию мин, поставленных саперами Красной Армии.

Еще по дороге в Харьков, в Валках, остановленный взрывами на шоссе, фон Браун дал распоряжение прочесать лагеря военнопленных, найти там бывших саперов и использовать их на розыске и обезвреживании мин. Саперов искали повсюду и потом жестоко допрашивали в присутствии инженерной службы: «В каких местах оставлены мины? Кто руководил работой по минированию Харькова, окраин, дорог? Что знаете о видах мин?» Однако даже под пытками советские военнопленные ничего не сказали. Они были обыкновенными саперами, наводили и подрывали мосты на дорогах, но к харьковским минам не имели никакого отношения. Такое поведение военнопленных бесило фон Брауна, и он дал распоряжение расстрелять несколько сот красноармейцев перед строем саперов. Но и это не помогло. Генерал фон Браун еще хранил надежду, что к нему придут за наградой если не тысячи, то сотни харьковчан, знающих о заложенных минах, но этого не произошло.

Гейден считался вроде придворного сапера при фон Брауне, к нему и обратился генерал как к наиболее компетентному и информированному лицу:

– Докладывайте!

– Герр генерал! – начал Гейден. – Как вам известно, мины были найдены нами за семьдесят километров от Харькова. Наши саперы впервые встретились с новыми образцами, имеющими химические взрыватели. Найдено уже девять видов таких мин, вес зарядов – от двухсот граммов до двухсот килограммов. Встречались и мины, изготовленные из крупных снарядов, которые взрывались, уничтожая все живое в радиусе пятидесяти метров. Саперные войска сегодня хотят продемонстрировать вам лично образцы найденных нами мин, некоторые из них попали в наши руки только потому, что саперы сами обезвредили химические взрыватели. Другие образцы взрывались при попытке извлечь из них детонаторы, и солдаты, выполнявшие эту работу, тяжело ранены или убиты.

– Я же давал распоряжение, чтобы эти проклятые мины разряжали русские пленные саперы! – раздраженно заметил фон Браун.

– Да, герр генерал. Однако нам самим важно знать, в чем секрет. Сильнее всего саперов пугает значительное количество мин замедленного действия, большую часть которых просто невозможно обезвредить и которые могут взрываться в течение двух месяцев! – отважился сказать всю правду гауптман Гейден.

После этих слов он вобрал голову в плечи, словно вновь наткнулся на мину, вынутую из-под угля в котельной. Наступила продолжительная пауза.

Гейден чувствовал, что нагнал страху на генерала, но лучше было сказать об этом сейчас, в присутствии многих специалистов, чем потом тебя обвинят в неточной информации.

– Герр генерал! Работу по разминированию, как вы и приказывали, проводили русские военнопленные. Почти все они погибли или были тяжело ранены. Если не имелось поблизости пленных, мы подрывали мины при помощи двух, а то и трех зарядов.

– Бог мой! Сколько возни с этими минами! – недовольным голосом заметил фон Браун.

– Так точно, герр генерал! Во многих случаях наши заряды взрывались там, где большевики оставляли ложные заряды, – искренне признался гауптман Гейден и испуганно заморгал, встретившись с колючим взглядом штурмбаннфюрера СС Вассермана.

Вассерман был уполномоченным по формированию карательных команд, инспектировал лагеря военнопленных и нередко вмешивался в личные дела офицеров воинских частей. Права у него были большие, возможно, поэтому и вел он себя весьма независимо.

– Сюжет! Композиция! – выкрикнул насмешливым голосом штурмбаннфюрер, обращаясь к командиру саперного батальона. – Вы закладываете три заряда, а мины там нету… Ха-ха… Более чем странно!

– Не стоит недооценивать противника, герр штурмбаннфюрер, – осторожно ответил гауптман Гейден. – Русские во многих местах копали колодцы и закладывали туда железо, доски, умышленно плохо маскировали эти гнезда, чтобы мы их заметили. Невероятно, но факт. Иногда в этот хлам они клали мину, которая взрывалась, когда мы начинали ее разряжать. Вот почему нам приходится делать сотни взрывов, чтобы в подозрительных местах попасть на их мину.

– Вот как! – выкрикнул штурмбаннфюрер Вассерман. – Доблестные войска фюрера сегодня или завтра войдут в большевистскую Москву, что означает победный конец в этой войне, а гауптман Гейден рассказывает басни о русских минах. А потом выясняется, что это не мины, а куча железок. Ха-ха! Сюжет! – Вассерман смерил убийственным взглядом сапера. – Да мы пустим своих собак, которые стерегут сейчас пленных-заложников, и они найдут все мины.

– Герр генерал! – обратился гауптман Гейден к начальнику гарнизона. – Мне продолжать?..

– Говорите, – кивнул фон Браун.

– В Москву войдут наши славные войска, может, и сегодня. Но Москва от нас далеко, а под Харьковом на шоссе мины взрываются столь часто, что отдельные участки мы вынуждены объезжать стороной, утопая в грязи. Объезды требуют много времени, вдвое-втрое больше горючего, которого нам и так не хватает. Вчера группа офицеров батальона свернула с шоссе только потому, что перед этим одна из машин нарвалась на мину замедленного действия, шофер и его спутники убиты. Наши ехали тридцать километров по грязи три часа, а по дороге можно было бы проехать за сорок минут.

– И на железной дороге настоящий ад! Мины взорвались уже под сотней поездов! – выкрикнул фон Браун.

– Вчера во время аварии погибло около ста офицеров! – уточнил штурмбаннфюрер Вассерман. – Что вы на это скажете, герр гауптман?

– Мы сейчас пропускаем перед военным эшелоном специальные товарные поезда с балластом. Но это почти не дает результатов. Невероятно, но факт… поезд с балластом остается целым, а тот, что за ним, взрывается. Бывает, что взрывается эшелон с балластом, а за ним и ремонтный поезд, когда приходит на место аварии…

– Безобразие! – с сердцем проговорил фон Браун.

Идя на это совещание, штурмбаннфюрер Вассерман прихватил необходимые справки, среди них были и сведения о Веденском.

– Этот Веденский еще в Испании попортил нам крови.

– Знаем этих интернационалистов, – со злобой в голосе перебил фон Браун Вассермана. – Однако ничего не вышло у них в Испании. А наши доблестные войска прошли потом и Нидерланды, и Бельгию, и Люксембург, и Францию, и Норвегию, и Данию, и Грецию, и Югославию…

Все встали в честь побед великой армии фюрера. Когда сели, генерал фон Браун продолжал:

– И вот солдаты, которые прошли победоносно по Европе, вынуждены гибнуть на минах какого-то испанского интернационалиста, и когда город уже занят нами!.. – Он стал читать справку: – «Солдат погибло две тысячи, разрушено минами девять мостов и виадуков, уничтожено семьдесят автомобилей, десятки танков, несколько десятков подвод и уже сто одиннадцатый эшелон». Спокойно только на аэродроме. Возможно, не успели заминировать. Гауптман Гейден, что вы предлагаете как специалист, как сапер?

– Нам нужны новые средства для обнаружения мин, а не пленные. Нам просто необходимы такие технические приспособления, которые заставили бы взорваться заложенные русскими мины. Иначе нам придется строить новые автомобильные дороги.

– Сюжет!.. – Штурмбаннфюрер засмеялся. – Не хочет ли герр Гейден сказать, что русские саперы и их инженеры загнали в тупик наших? – Вассерман бросил победный взгляд на брата изобретателя «фау-снарядов», начальника гарнизона генерала фон Брауна.

Но именно потому, что генерал имел такого знаменитого брата и знал цену таланту инженера, он и выслушивал таких, как гауптман Гейден, в совершенстве знающих свое дело. А техника в этой войне значила многое, как бы скептически ни смотрели на нее в канцелярии Гиммлера. И потому, когда разобиженный нападками Вассермана гауптман попросил вызвать на совещание ефрейтора Броера, фон Браун кивнул головой. Быстрым шагом Гейден оставил большую, обставленную дубовой мебелью комнату и вскоре вернулся вместе с ефрейтором, который нес ящик, найденный в угле.

Гауптман осторожно поставил ящик на длинный стол, за которым сидели присутствующие, как раз напротив Вассермана. Краем глаза Гейден наблюдал за Вассерманом, глаза которого вдруг забегали туда-сюда, хотя на губах играла все та же неизменная ухмылка.

– Господа! – обратился Гейден ко всем и прежде всего к Вассерману. – Я и ефрейтор Броер разминировали этот ящик и обнаружили в нем радиоприемник… Думаю, что это бутафория, а не мина. Я не хочу утверждать, что русские сконструировали радиомину, которой нет у нас. Этого действительно быть не может! И потому могу объявить с полной уверенностью, что в особняке для герр генерала мин нету! Но вы можете себе представить, сколько работы задали нам минеры некоего Веденского.

– И что вы думаете делать с этим ящиком? – примирительно спросил штурмбаннфюрер.

– Ящик уже несколько дней стоит у меня на тумбочке, и я собираюсь с его помощью послушать передачу о вступлении славных войск фюрера в Москву!

– Браво, Гейден! – выкрикнул кто-то из присутствующих.

– За разминирование особняка вам, Гейден, благодарность. Что же касается вашего отношения к пленным, которых, кажется, вам очень жаль, то на первый случай делаю вам замечание, – сказал генерал фон Браун.

– Мне не жаль пленных, герр генерал! Я лишь хотел сказать, что для саперов важно не просто найти мину, но и определить, что у нее внутри. И только!

– Хорошо, хорошо. Сегодня же в особняк перебазируется наш штаб, – решил фон Браун. – Основная ваша задача, Гейден, как и раньше: активная борьба с минами противника. И никаких колебаний в отношении к пленным и к населению города!

3

Полковник Шаблий вернулся из-за линии фронта после пятинедельных скитаний по вражескому тылу, словно с того света. Он был бледен и худ, с запавшими щеками, заросший густой щетиной, но это его не печалило. Главное – он теперь у своих. Ему удалось вернуться к своим с партбилетом, депутатским значком и удостоверением, с орденом и медалью. Он успел лишь побриться и сразу же сел писать отчет в Москву, самому наркому о своем непредвиденном пребывании в окружении. А уже на следующий же день полковник поехал в Ворошиловград продолжать работу, доверенную ему ЦК КП(б) Украины еще в июле сорок первого, по подготовке партизанских формирований, диверсионных и разведывательных групп, по координации партизанских действий с частями Красной Армии.

На квартире, где жили его эвакуированные жена и дочка, Шаблий застал Лесю Тулину, которая помогала Полине у плиты.

– Здравствуй, Леся, дочка пятой заставы! – по-отцовски поздоровался Семен Кондратьевич. Потом обнял жену и, вытирая слезы с ее щек, проговорил шепотом: – Все в порядке, Поля! Все в порядке!

Несколько раз Шаблий перехватывал недовольный взгляд Леси и подумал: «Все еще сердится за то, что оставили по эту сторону фронта».

Да, Леся думала об этом: «Как же! Пожалел меня полковник, а сына своего послал. Дескать, не может быть одна девушка в партизанском отряде. Почему одна? Да пришли б еще девчата целым отрядом – были бы и санитарками и стрелками».

В минуту, когда Илья Григорьевич сообщил Лесе, что она не идет на запад, девушка едва сдержалась, чтобы не заплакать. Ему-то что? Воевал в гражданскую, в Испании, на финской. А Лесе нужно еще свести счеты за смерть отца и лейтенанта Василия Рябчикова, за тех пограничников, которые погибли в первые часы и дни войны, еще нужно постоять за честь родной заставы.

– Ты все еще сердишься на меня? – оборвал ее раздумья полковник. – Пойми, так нужно. Тебя еще ждет серьезное дело. Партизанская война только разгорается.

– Нет. Я просто… Знаю, будет работа и у меня. О маме, о ребятах с нашей заставы вспомнила.

Все понимали, что в этом «просто» были мысли и об Андрее. А Леся будто и вправду ощутила пожатие его руки, как и тогда, в последний вечер мирного времени, на берегу Прута, когда в необъятном небе они отыскивали свою звезду. Все это казалось ей сейчас детской игрой, так повзрослела она за четыре месяца войны.

В комнату не вошел – вбежал Веденский. Шаблий, внимательно взглянув на него, показал рукой на стул.

– Есть шанс убить медведя! Нужен У-2, чтобы полететь в Воронеж, – сказал Веденский.

– Убивать медведя? – засмеялась Полина Ивановна.

– Именно так, – с волнением сказал Веденский.

Шаблий и Леся знали, что это за «шанс убить медведя». С нетерпением ожидали радисты сообщения от «ЗСТ-5» («ЗСТ-5» – позывные отряда Опенкина, что означало «Пятая застава»; так хлопцы назвали свой отряд, который внимательно следил за возней гитлеровских саперов возле особняка по улице Дзержинского в Харькове).

Илья Григорьевич имел основания волноваться. В одной из высоких инстанций скептически приняли его план минирования дорог: новые виды мин ни разу еще не применялись на практике, и время ли экспериментировать? Лишь настойчивость Ильи Гавриловича поколебала противников этого плана, которые, однако же, предусмотрительно предложили, чтобы всю ответственность за результаты несли инженер Веденский и полковник Шаблий, который активно поддержал его.

– Поехали в управление, – предложил Шаблий.

– Можно начинать эту серию взрывов, – сказал Веденский, когда они сели в машину. – В Харькове расположилась эскадрилья немецких самолетов. Если мы ежедневно будем производить по пять взрывов, глядишь, немцы в течение месяца и недосчитаются десятка-другого самолетов. Овчинка, думаю, стоит выделки. И еще! Хлопцы наконец сообщили: в особняке появился «хозяин».

– Непременно нужно лететь в Воронеж? – спросил Шаблий. – Неужели такой слабый у нас передатчик, что не сможет заставить сработать мину?

– Убежден, что можно дать сигнал с нашей рации и приемник в мине этот сигнал примет. Так и будет через некоторое время. Но сейчас-то – первая! И нужно дать сигнал с мощной стационарной радиостанции, которая есть в Воронеже. Я сам принимал участие в монтаже этой станции. Нужно только оттуда. Так надежнее.

– Ну что ж, Илья Гаврилович, нужно так нужно, – сказал Шаблий, словно подытоживая разговор. – Запрягайте свою «уточку» и летите в Воронеж. В этой операции вы – главное лицо. Вам и карты в руки. Давайте сигнал на взрыв радиомин!

– Как я рад, что судьба свела меня с вами! – растроганно сказал Веденский. – Спасибо за доверие, за поддержку! – И, заметив протестующий жест Шаблия, горячо добавил: – Нет, нет, вы молчите. Разве только в радиоминах суть? Вы представляете, Семен Кондратьевич, что по радио можно управлять не только взрывом радиомины, но и летательными аппаратами на неимоверно далеких расстояниях. Для радиоволны практически нет границ в необъятной вселенной. С помощью радио мы еще пошлем ракеты Циолковского на другие планеты. Впрочем, не будем… – оборвал он свои мечты. – Сейчас нам нужно подорвать радиомины в штабе генерала фон Брауна и на Харьковском аэродроме.