Текст книги "Каштаны на память"

Автор книги: Павел Автомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

5

Минеры ожидали субботы с нетерпением. Может, время текло особенно медленно, потому что Гутыря привык не смотреть на вражеские поезда, а подрывать их. Но задание требовало соблюдения тишины на этом участке железной дороги. Мукагов запретил даже громко кашлять и разжигать костры, так как вся группа передислоцировалась ближе к железной дороге. Шест, стальной провод, телефонный кабель, с помощью которого будет выдернута чека взрывателя, тротил, дюжина снарядов, найденных минерами вблизи разрушенных дзотов (тут проходила укрепленная зона старой полосы границы), ночью в пятницу были принесены за сотню метров от линии. Все это боевое снаряжение минеры забросали сухим хворостом – его много валялось на месте вырубленного немцами леса.

Все как будто учтено. Осталось немного: тихо снять патруль и остановить автодрезину коменданта моста. Коля-маленький привел в лес даже своего пса Пирата. Но наблюдатели вдруг обнаружили, что патруль был снят с этого маршрута и переброшен на другую сторону железнодорожной станции, где немцев беспокоили другие диверсионные группы и отряды. Об этом же сообщил Мукагову и свой человек со станции. Сорвалось намерение взять в плен патруль.

И вновь Мукагов и Гутыря смотрят друг на друга, на своих бойцов: как быть в такой ситуации? После раздумий, споров наконец выработали четкий план, хотя и рискованный.

…От места, где партизаны должны остановить дрезину, до выселков, домики которого выстроились по обе стороны станции, было три километра. Мукагов и Коля-маленький преодолели их минут за сорок. Шли они то лесом, то огородами над речкой, прячась от постороннего взгляда. Но когда добрались до дороги, пересекавшей выселок и железнодорожные линии, решительно вышли на нее. Шмель был в форме обер-лейтенанта. Рядом с ним трусцой бежал, не успевая за широким шагом своего «господина» (так было задумано), босой хлопец в соломенной шляпе и стареньком костюмчике. Солдаты, которые шли навстречу, перехватывая взгляд обер-лейтенанта, вытягивались, козыряли. На эти приветствия обер-лейтенант отвечал небрежно. Он был чем-то рассержен, очень спешил.

Еще в лесу они договорились, что Шмель должен идти по улице быстро, уверенно, решительно, а Коля будет семенить. Совершенно естественная ситуация: мальчишка ведет куда-то немецкого офицера. Мукагов отказался даже взять автомат, чтобы не вызвать подозрений у немцев. На боку у него был пистолет, а в карманах три «лимонки».

Станция была рядом. На линиях утомленно пыхтели паровозы, слышались рожки стрелочников.

– Вон хата! – сказал Коля-маленький, кивнув на домик, потонувший в кустах сирени. – Ставни закрыты – значит, комендант там.

– Был бы на месте и его пес! – прошептал Шмель, переводя дух.

Он действительно устал. И не потому, что шел слишком быстро, – от невероятного напряжения.

Остановились на миг перед калиткой. Через щель Шмель увидел аккуратный двор. У веранды, отражающей стеклами заходящее солнце, длинная скамья и стол, накрытый скатеркой в цветочках. На столе кварта с горилкой, колбаса, в миске нарезанный хлеб, красные помидоры. Поднимался пар от тарелки с вареными кукурузными початками.

На лавке сидел босой мужчина. Пальцы его ног то сгибались, то разгибались, отдыхая на тихом ветерке. Сапоги с распоротыми сверху голенищами стояли рядом. На плечах немецкого френча были погоны обер-лейтенанта, а на руке треугольник с буквами РОА – эмблема власовцев.

Шмель резко открыл калитку и вошел вместе с Колей в чисто подметенный двор. Пальцы босых ног Пужая сразу же согнулись от неожиданности, а весь он передернулся, будто кто-то кольнул его шилом. Инстинктивно он приложил куцеватый палец ко рту: дескать, тихо, не мешай тем, кто в избе. Шмель кивнул головой и тоже прикрыл свой рот пальцами.

– Гутен абенд! – шепотом поздоровался Шмель, быстро схватил автомат, лежавший на широкой лавке подле Пужая, и жестом показал, чтобы тот поднял руки. И едва лишь Пужай успел разинуть рот, Шмель вытащил из его кобуры пистолет. – Ди куз да, Пужай! Верным псом стережешь своего господина?.. Но хватит политики! Чего вылупился? Я из отряда «Пятая застава» – от Ивана Опенкина и Артура Рубена!

Что угодно мог ожидать в этот тихий августовский вечер бывший старший лейтенант Красной Армии, ныне власовец Никита Пужай, но только не такой встречи.

– Хочешь жить, Пужай, выполняй все мои распоряжения без писка. Обувайся. Идем к дрезине. Сторожем ты оказался ненадежным. Пусть господина коменданта охраняет этот «замо́к», – Шмель вынул из кармана «лимонку» и провод. «Лимонку» привязал к дверной ручке, а кольцо взрывателя соединил с петлей на косяке.

Пужай заискивающе посмотрел на Мукагова и сложил руки, будто собирался прочесть молитву и стать на колени.

– Я, понимаешь, понял тебя, кабардинец…

– Я осетин!.. И ты мне не виляй, как собака, хвостом! Где сейчас хозяйка этой хаты?

– А ты не убьешь меня?.. Хочешь, в аллаха буду веровать?

– Осетины православные, как грузины и армяне. В аллаха он будет верить! В Гитлера ты поверил, собака! Где хозяйка?..

– На огороде.

Шмель кивнул Коле-маленькому, и мальчик подался на огород.

– Шнель! Шнель! – торопил Мукагов пленного. – Не на ту ногу надеваешь, олух!

Через полчаса они покинули двор. Пошли мощеной дорогой к шлагбауму, а потом рвом, отделяющим железнодорожную насыпь от пристанционной улицы, направились к дрезине, которая стояла на запасном пути. На автодрезине дремал моторист. Он удивился, что Пужай вернулся раньше, чем всегда, и не с командиром, а с другим офицером.

– Едем сейчас… Таков приказ господина Ноймера! – объяснил Пужай.

Моторист хлопнул ладонями, давая сигнал стрелочнику, чтобы тот перевел рельсы на основную магистраль. Автодрезина двинулась. Стрелочник вынул из чехла зеленый флажок. Шмель козырнул. Пужай тоже.

Еще минута, и они выпутались из сплетения линий, загроможденных эшелонами. В лицо бил встречный ветер, из лесов, уже погруженных в полутьму, веяло прохладой. Однако Пужаю казалось, что он сидит на жгучем солнце. С него потоками лился пот. Он расстегнул все пуговицы кителя, дышал тяжело, сидя с закрытыми глазами.

«Зачем, куда он меня везет?..» Он раскрыл глаза и увидел в руке Шмеля парабеллум. Глаза у кавказца горели огнем.

Колеса автодрезины ритмично постукивали на стыках. «Молчит абрек-басурман! – снова глянул Пужай одним глазом на Шмеля. – Если б нужна была ему моя жизнь, мог бы прикончить меня вместе с господином Ноймером на дворе или в хате. Даже без выстрела – кинжалом!..»

Мукагов сидел неподвижно, держа пистолет наготове. «Значит, я им зачем-то нужен! – перевел дух Пужай. – Зачем?.. Чтобы отправить на ту сторону фронта, отдать под суд?..»

И снова вздрогнул Пужай. Что он там скажет в свое оправдание?..

«Убегу, – решил он вдруг. – Лучше уж шею свернуть, чем попадаться в лапы парашютистов-пограничников…» Пужай набрал воздуха, словно хотел нырнуть глубоко в воду, но именно в эту секунду цепкая, как когти орла, рука схватила его за шиворот.

– Помилуй бог! Я сидю, понимаешь, смирно!.. – испуганно вскрикнул Пужай.

Шмель ослабил свои «когти», и пленный потер короткую и толстую шею, о которую можно было гнуть ободья.

«Судьба», – вздохнул Пужай. Конечно, он бы не встретился со Шмелем, если бы его не перевели в гарнизон гауптмана Ноймера, охранявший важный объект – железнодорожный мост. Тут, конечно, жизнь не то что в лагере. Есть что есть, есть что пить, в речке рыбка водится. А по субботам Пужай с гауптманом ездят в гости к госпоже, то есть фрау Изольде, которая служит на станции в жандармерии. Чем не жизнь! Так на тебе – черти принесли Шаблиевых парашютистов и сюда! Можно подумать, что генерал Шаблий лично из своего штаба следит за каждым шагом Пужая.

– Остановить дрезину! – приказал Мукагов, положив руку на плечо моториста.

Водитель нажал на тормоз так, что он засвистел. Дрезина прошла по инерции метров тридцать и остановилась.

Ветер совсем стих. С лугов и лесов доносило запах сена и хвои. Закат уже погас, стало темнее.

– Да зарда махшанад! – выругался Мукагов.

– Это что?.. Будешь расстреливать? – всполошился Пужай.

– Я сказал: «Не сомневайся, все сделано!» – ответил Шмель, посмотрев на вырубку.

Оттуда к линии спешила группа людей. Они положили поперек рельсов длинный шест и стали прикреплять его проволокой к дрезине. Другие ставили какие-то ящики и тряпичные манекены. Третьи пристраивали на дрезине снаряды. Кто-то присвечивал фонариком с синим стеклом. На снарядах Пужай прочитал надпись:

«Гитлеру – смерть!», «Пятая застава», «Привет от «катюши»!»

Пужай теперь все понял: парашютисты посадят его на дрезину, чтобы он направил ее на мост! Пужай схватился за живот. Но тут же услышал насмешливый голос Шмеля:

– Нет, тут ты не пойдешь в кусты, как под Полтавой! Стыдись, трус!

У Пужая испуганно забегали глаза. Кто-то снял с его головы фуражку и приказал:

– Раздевайся!

Перепуганный Пужай сел, чтобы сбросить сапоги. Но рука, еще более сильная, чем у Шмеля, схватила его за ворот и подняла, хотя и был он с центнер весом. Пужай задрал голову и… узнал еще одного. Это был главный минер отряда Опенкина.

– Не сапоги снимай, а френч для чучела, если сам не хочешь прокатиться на «катюше»! – насмешливо посоветовал Гутыря.

Кто-то помог Пужаю сбросить китель, который тут же напялили на чучело. Для другого манекена подошла одежда моториста, который за все время этой экспедиции не промолвил ни слова. Снимая френч, моторист наконец заговорил:

– Гитлер капут! Гитлер капут!

«Может, сейчас убежать?» – подумал Пужай.

– Не ерзай! – с ненавистью бросил Шмель и обратился к группе: – Таня! Бомбы носить – мужская работа! Присмотри лучше за этим типом.

– Есть, товарищ командир! – прозвучал негромкий девичий голос.

К Пужаю подошла девушка с автоматом, висевшим у нее на плече, деловито поинтересовалась: – Немец?

– Власовец, – с презрением сказал Шмель. – Старый знакомый.

Мукагов отвернулся и подошел к бойцам, которые колдовали у дрезины.

Каждый работал четко, знал, что делать. Теперь уже не немец, а партизанский моторист завел двигатель, он зачихал, стреляя газами, а потом зарокотал ровно, эхом отдаваясь где-то на лугах.

На автодрезине примостился Гутыря: он решил для надежности подвести ее возможно ближе к мосту.

– Пошел! – скомандовал Гутыря, будто десантникам в самолете перед прыжком.

«Катюша» двинулась. Что-то кричал и решительно махал руками Шмель, но из-за шума мотора Гутыря не услышал голоса командира. Да если бы и услышал, то не спрыгнул бы сразу.

– Да он с ума сошел!

– Прыгай!

Солдаты охраны моста включили прожектор, который рыскнул по линии, нащупал дрезину и манекены на ней. Прожектор погас, и в это время Гутыря прыгнул вперед по ходу машины, покатился с насыпи.

Ворота были открыты: гарнизон ждал своего коменданта, как и всегда в субботу. Автодрезина уже у моста. Стук колес на стыках звонко отдается в ушах. Еще секунда. Дрезина влетела между ферм моста, и в то же мгновение шест ударился о боковые стояки, с треском ломаясь и вырывая взрыватели из мин. Еще несколько метров прокатилась партизанская «катюша»…

Потом грохнуло с необычайной силой. В звездное небо взмыло высокое яркое пламя, осветив луга, реку, темную полосу леса, фермы моста, которые задергались и стали падать в воду.

Могучая вспышка и громовой взрыв ослепили партизан, заложили им уши. Какие-то секунды они стояли, словно завороженные, не сводя глаз с воды, темная гладь которой отражала огненный столб.

В это мгновение Пужай решился: была не была! Другой случай вряд ли и представится. Пока партизаны радовались победе и переживали за своего минера, который мог и свернуть себе шею, прыгая с дрезины, Пужай резко отскочил в сторону, а потом рванул по лугу, поросшему невысоким кустарником, вобрав большую голову в плечи и размахивая руками.

– Стой! Стрелять буду! Стой! – услышал он за спиной девичий голос.

Раздалась короткая автоматная очередь. Пужай истошно закричал и упал. Когда Таня и Шмель подошли, он неподвижно стоял на коленях, уткнувшись лицом в болотную кочку.

Из темноты, слегка прихрамывая, вынырнул Гутыря. Шмель сказал с упреком:

– Еще бы покатался на дрезине несколько секунд и… пошел бы наш главный минер на дно кормить сомов и раков!

– Ерунда, Шмель. Дело сделано! Что тут за пальба?

– Власовца пришлось прикончить. Побежал. Как раз тогда, как вы катились с насыпи! Хитрый… – объяснила Таня.

– Мы перерезали артерию, которая питала фашистов под Киевом! – весело сказал Шмель. – И сделали это в стиле Ильи Гавриловича! А ты вроде не рад, Устим?

– Почему же? Нам просто повезло: мост не развалился, а только сорвался с быков, – ответил Гутыря. – Думаю: сколько времени нашим придется восстанавливать этот мост?

– И сколько же?

– Месяца три. А немцам, очевидно, уже не придется им пользоваться. А все потому, что удар сверху. Трахнуло бы снизу – считай, с мостом покончили навсегда.

Группа ходко двинулась от линии через луг к лесу. Вдруг затрещал кустарник, и из него вышел мальчик с узелком в руках.

– Коля-маленький! – первой бросилась к нему Таня.

– Что это за узелок у тебя? – спросил Гутыря.

– Прихватил колбасы, помидоров, хлеба и горилки! Как табак и трубка, казаку в дороге пригодятся! – бодро ответил Коля. – Ага… еще и початки взял. Вот чем фрау Изольда угощала коменданта и того кургузого дядьку… – Поискал глазами Пужая. – А где же он?

– Побежал доедать колбасу… к богу в рай! – иронически заметил кто-то из партизан.

– А ты что, бегал во двор за початками? – укоризненно покачал головой Гутыря. – Да комендант же мог в любую минуту выйти из хаты.

– Он и вышел. Наверно, учуял: что-то не так. Открыл двери, а граната как шарахнет – и смерть немецким оккупантам! – восторженно воскликнул хлопец.

Тем временем радист приготовил рацию к сеансу связи и взял у Гутыри бумажку с радиограммой.

– «Штаб. Генералу Шаблию. Полковнику Веденскому. Мост уничтожен. Идем на новое задание к месту дислокации отряда. Мукагов. Гутыря», – вслух прочитал радист.

6

Обходя вражеские гарнизоны и засады, иногда вступая в бои с ними, группа Андрея Стоколоса и Максима Колотухи с двадцатью партизанами вот уже около двух месяцев шла от одного партизанского лагеря к другому по районам Житомирщины и Киевщины, вдоль железной дороги Киев – Коростень. Останавливались лишь для того, чтобы договориться с командованием отрядов о планах будущих действий. В некоторых отрядах уполномоченные генерала Шаблия задерживались на несколько дней, иногда принимали с Большой земли мины, патроны и медикаменты. А однажды на сигналы Андрея Стоколоса приземлились семь парашютистов – радистов для партизанских отрядов, с которыми штаб еще не имел связи.

Чем ближе подходили к Днепру, тем больше обрастала группа людьми. Но это были не новобранцы, не обычное партизанское пополнение, а начальники разведок отдельных отрядов, заместители командиров, а то и начальники штабов некоторых формирований. Они шли с пограничниками, чтобы изучить будущие маршруты своих отрядов к Днепру.

Почти ежедневно Андрей передавал по рации сведения разведывательного характера. И этим сентябрьским утром он, скрестив ноги, примостил на колене телеграфный ключ и выстукивал:

«Пленный солдат 57-й пехотной дивизии сказал: «Командование убеждает нас, что за Днепром наше спасение…» Среди вещей у солдата были теплые наушники, выданные интендантами вместо шапок. Над Днепром из многих землянок и блиндажей выведены трубы: немцы установили «буржуйки».

– Неужели и такую ерунду надо передавать – про эти «буржуйки»? – спросил Колотуха, когда Андрей кончил «клевать».

– Это не ерунда, а детали картины, из которой видно, что немцы хотят на Днепре перезимовать.

Он принял срочную радиограмму и тут же прочитал ее:

«Сообщите координаты для приема грузов. Прилетят три У-2. Среди вещей – рулоны для рации «ЗСТ-5» Артура Рубена, который сейчас находится в отряде Ивана Оленева и Терентия Живицы на левом берегу Десны, в районе Остра. Привет всем от меня и Ильи Гавриловича…»

Андрей расстегнул воротник косоворотки, будто он мешал ему дышать. Не поднимая головы, машинально развернул ленту с цифровыми группами, потом затуманенным взором посмотрел на Максима.

– Да ты оглох, что ли?.. – удивленно спросил Колотуха.

– На всякий случай! – засмеялся Андрей и выкрикнул: – Известный тебе теленок-олененок, Иван Оленев, которого ты мучил в мирные дни, как бездушный фельдфебель царского режима, сейчас командует партизанским отрядом на левом берегу Десны!

Колотуха недоверчиво мигал глазами и не знал, что сказать. Наконец выпалил скороговоркой:

– Что и следовало ожидать! Недаром ведь я гонял Оленева еще на заставе, как сидорову козу. Видишь, и вышел из него толк! – И покачал головой: – Без руки человек, а командует отрядом. Вот это по-нашему!

– Тебе, Максим, на роду было написано стать старшиной заставы… А что скажешь, если рядом с Оленевым еще и вторая «жертва твоей строевой подготовки?

– Кто?

– Терентий Живица!

Старшина даже рассердился:

– Ты без выдумок не можешь? Я еще до войны диву давался, как в одной башке у тебя могут умещаться и серьезные мысли, и всякая чепуха… – Колотуха приложил руку ко лбу Андрея. – Терентий Живица погиб на берегу Днестра под немецким танком.

– Танк был уничтожен, а Терентий выжил, – тихо ответил Андрей, и Колотуха даже подпрыгнул от радости. А с Терентием и Иваном еще и третий наш – железный красный латыш Артур Рубен, и позывной его рации «ЗСТ-5»! Убежал из плена наш чемпион по борьбе, раздобыл трофейную рацию и вышел в эфир, встретившись на Десне с Оленевым и Живицей!

– Есть на свете правда! Есть справедливость! Живет наша пятая застава! – по-настоящему был рад Колотуха. – Знаешь, Андрей, я все думаю, где мы будем принимать самолеты?

– Догадываюсь. Имеешь в виду поляну возле дома лесника у Днепра. А лесник – дядька Кот в «красных сапогах». Только туда еще больше двадцати километров топать.

– Ну и что? Если лесник жив, почему бы нам и не принять там груз?

– Будет такая возможность, немедленно сообщу отцу координаты! – согласился Андрей.

Отряд Стоколоса и Колотухи часто останавливался у сел вблизи берега, интересуясь оборонительными сооружениями. И сейчас разведчики, шедшие впереди, подали знак.

На огородах между подсолнухами и стеблями кукурузы возвышались холмики. Это дзоты и землянки. Вдоль высокого берега чернела полоса недавно отрытых окопов. Кое-где были проволочные заграждения в несколько рядов.

– На этом месте в сорок первом у немцев был наплавной мост, и мы его уничтожили, а вот теперь должны наводить переправы, – промолвил Андрей, засмотревшись в даль, окутанную сизой кисеей тумана. – Без помощи местного населения мы тут ничего не сделаем. И лодки, и плоты, и бревна – все пойдет на переправу. Надо достать еще канаты, чтобы протянуть с берега на берег. Местные ребята знают, что и где лежит. Будем надеяться и на деда Кота!

Когда солнце уже склонилось к западу, партизаны остановились, чтобы выкрутить мокрые портянки, сполоснуть ноги, потому что с болотной водой через дырявые передки и подошвы просачивалась и грязь. И снова в дорогу…

За большой поляной блеснули окна избы лесника. Те же дубы-великаны стояли на часах, небольшой садик и грядки овощей за домом и хлевом. На грядках лежали желтоватые тыквы. Все, как и два года назад. Но вот из дому выбежал мальчишка в коротенькой рубашонке, босой, слегка косолапый. Он переваливался с боку на бок, как утенок. Андрей засмеялся и тихо сказал:

– Что-то у этого гражданина слишком кавалерийские ноги… Что на это скажешь, Максим?

– А что? – растерялся Колотуха. Сердце у него оборвалось.

На двор вышла стройная высокая молодая женщина и погрозила пальцем голопузому мальцу:

– Максимка! Сейчас же в хату! Вот я тебе, неслух такой!

Андрей и Максим переглянулись. Недаром беспокойно было на сердце у Колотухи, когда вошли они в приднепровские леса, недаром не спалось ему ночью, даже после пройденных сорока километров. Не спалось, думал о Галине… А вон и она! Подхватила мальчика на руки, поцеловала.

– Чего же ты теперь не кусаешь себе ухо? – в шутку спросил Андрей.

Да, перед глазами Андрея была та самая девушка с завода «Арсенал», с которой они два года назад встретились в партизанском отряде. Припомнилось, как шли они вечерним лесом и она угощала его брусникой. Она смеялась, когда Андрей губами ловил каждую ягодку, щекоча ей ладони. А потом он, опустив глаза и краснея, сказал: «У меня… У меня есть девушка…»

– Узнаешь Галю? – почему-то шепотом спросил Андрей.

А Максиму в этот миг чудился аромат сена, цветов и летнего солнца, исходивший от яблок, в кладовой лесника, к которому зашли партизаны из отряда «Смерть фашизму». А рябое рядно, которым укрылась Галя, пахло льном и чистой водой. Все эти запахи и звуки словно на крыльях поднимали их любовь в ту сентябрьскую ночь сорок первого. Ни минутки они не спали. Лежали притаившись, боялись не то что говорить, а и дышать. Ее голова на его руке, губы Максима касаются ее лица. И вдруг слова: «Что будет потом? Что будет со мной? С нашей любовью?..» Галя дрожала будто от холода, хотя и прижималась к нему. Что он мог сказать ей тогда? Уже утром Максим, Андрей, лейтенант Рябчиков и Мукагов пойдут на восток, а Галина останется на захваченной врагом территории. «Что будет с нашей любовью?..» – тревожным эхом стояло в ушах.

Нет, не выдержали нервы, Максим заплакал, спрятав лицо на плече Андрея.

– Перекройте подступы к дому лесника! – приказал Андрей партизанам. – А мы идем в гости!

Они едва сдерживались, чтобы не пуститься бегом: боялись напугать Галину и маленького Максимку. А женщина действительно, увидев незнакомых, вооруженных автоматами, инстинктивно прижала к себе мальчонку, беспомощно оглянулась. В это время на пороге появился дядька Кот со здоровенной палкой в руках.

– А можно к вам? – крикнул Андрей, входя во двор.

Ребенок из-под Галиной руки постреливал туда-сюда зеленоватыми, как и у Максима, глазенками, с интересом поглядывая на чужих.

– Максим?! Андрей! – не своим голосом крикнула Галя, бросилась к ним, раскинув руки, спотыкаясь, путаясь в стеблях пожелтевшей травы.

– Галя!..

Они замерли в объятиях.

Андрей присел и взял парнишку на руки. И столько тепла и радости было в его взгляде, что колотухинский потомок засмеялся и схватил его за нос. Детей обмануть невозможно – они верят только искренним.

– Знаешь, кто этот дядя? – спросил Андрей у мальца. – Это твой отец. Смотри, какие они счастливые с мамой! Понял, Максимка?

Андрей передал мальчика отцу, обнял их обоих и подошел к Коту.

– С возвращением вас! – поздоровался лесник, смахивая слезу. – Как мы заждались вас!

– Спасибо, что Галю приютили! – растроганно поблагодарил Колотуха.

– Куда ж сироте деваться… Мать и деда Цымбал убили немцы. Тут людей погибло что на фронте, – сокрушался, вздыхая, дядька Кот. – Да слезами горю не поможешь. Чем могу служить? – вытянулся солдат еще первой мировой войны, участник революции и гражданской. – Есть хотите?

– Мы тут не одни! – сказал Колотуха.

– Все будет в порядке. Кашу из тыквы сварим на всех! – пообещал Кот.

– А немцы часто наведываются к вам? – спросил Андрей.

– Случается. Только сейчас у них работы на берегу хватает.

– А пусть себе попотеют! – невозмутимо произнес Стоколос. – Я разверну свою рацию между дубами, пока не стемнело, а вы тем временем побеседуйте с представителями партизанских отрядов. Обрисуйте им обстановку, особенно на берегу.

– Будет исполнено, товарищ Шаблий! – хитровато подмигнул Матвей Кот.

– Выполняйте! – в унисон ответил Андрей и направился к двум дубам, что росли поблизости.

Андрей мог расположиться со своей рацией в любом месте, но он особенно любил это могучее дерево. Еще более старый дуб рос в огороде бабуси Софьи, под которым Андрей часто лежал летними вечерами. У того дуба он готовил уроки – и не только устные, а, бывало, и письменные, подложив под тетрадку шахматную доску.

Радиограмма была краткой: высылайте самолеты, координаты такие-то, сигналы – три костра вдоль поляны, ожидаем всю ночь…

Оператор в ответ попросил его подождать пятнадцать минут.

Время у Андрея было, и он решил послушать Москву. Оттуда только что закончили передавать концерт, и диктор информировал о новостях с фронта. Освобожден областной центр Донбасса город Сталино, а на берегу Азовского моря – Мариуполь. Это на юге Украины. А на севере войска Центрального и Воронежского фронтов овладели городами Конотоп, Бахмач, Нежин, Прилуки, Пирятин…

Заслушавшись, Андрей даже забыл о времени и кинулся искать свою волну. «К приему готов», – сообщил он радиокодом.

«Молния. Совершенно секретно. После получения груза отсылайте уполномоченных в свои отряды с заданием возвратиться к берегу Днепра тремя маршрутами, обусловленными ранее. Возвратиться не позже чем через неделю! Утром встретите отряд Мукагова – Гутыри, который останется на правом берегу. Переправляйтесь через Днепр к партизанам междуречья. Направление удара выбирайте в зависимости от обстановки. Удачи. Шаблий».

Четверо партизан быстро собрали сухого хворосту, снесли его на поляну, разложили по трем кучам. Потом Андрей достал из полевой сумки чистую бумагу и роздал товарищам:

– Аккуратно подстелите бумагу под хворостом и насыпьте на нее пороху из патронов. Керосину и бензину у нас нету. А костер должен вспыхнуть сразу во всю силу.

– Понятно, товарищ командир.

– А чтобы было еще яснее, скажу, что греться у костров мы не будем. Немцы за несколько километров от нас. Об этом знают пилоты и сделают все, чтобы появиться тут внезапно.

– Будьте уверены, Андрей! Костер вспыхнет сразу же, только б нам услышать шум моторов, – сказал кто-то из партизан.

– А это уж моя забота, – ответил Стоколос. – Слышите?.. Уже гудят. Только «юнкерсы»…

Все замерли прислушиваясь. Но услышал гул не каждый, потому что самолеты были далеко.

С поляны к хате лесника партизаны возвращались, когда совсем стемнело. Лес вокруг потемнел, на небе густо высеялись звезды. Андрей даже остановился и поискал «свои» звезды, но нашел не все: карта звездного неба в сентябре отличается от июньской. Это которую же он не нашел – Юности, Надежды, Любви? А-а, все равно, такое лихое время сейчас… Хотя при чем здесь лихолетье? Вон же Максим и Галя счастливы? Еще бы! У Максима сын. Все-таки молодец Галя – не побоялась в такое горькое время родить Колотухе сына! А Леся… смогла бы отважиться на такое Леся? Ой, нет… вряд ли, засомневался Андрей. Может, именно это и останавливало его, когда они оставались наедине… Преодолевая тяготы, опасные километры по вражеским тылам или передыхая где-нибудь в лесных дебрях, в наспех сооруженном шалаше, измокнув под осенними дождями или пробиваясь через снежные сугробы под лютыми зимними ветрами, Стоколос летел мыслями к своей любимой, желал ее всем своим существом. Но когда наконец долгая-долгая разлука кончалась и они встречались, когда и слов никаких не нужно было – их чувства говорили пылкими объятиями, жаркими поцелуями, – Андрей даже вроде с каким-то облегчением покорялся ее тихому шепоту: «Не надо, милый, потом…» Он чувствовал, что слова те звучали как-то неуверенно, вопреки неудержимым ударам ее сердца, но все же не настаивал на своем. Может, потому, что не хотел осложнять девушке жизнь, обрекать ее на новые испытания. Может быть, потому, что решил: будут еще и они счастливы, изведают всю полноту любви – вот только покончат с врагом. И может, только сейчас он искренне пожалел, что у них не случилось так, как у Максима с Галей. Ведь в любой миг его могут убить – это война, и тогда через два десятка лет рядом с молодым Колотухой не выйдет в дозор пограничник по фамилии Стоколос…

За сотню метров от лесниковой усадьбы их остановил часовой.

– Заслон на дороге поставили? – поинтересовался Андрей.

– Да. Есть еще два поста, – ответил партизан. – Идите вечерять!

Хозяйка, полная женщина в вышитой кофте, и Галя подавали миски, в которых дымилась каша. На столе были еще и свежие огурцы, помидоры, натертая редька.

– Милости просим! – обратилась хозяйка к Андрею. – Чем богаты, тем и рады. По правде сказать, Матвей выгнал самогон еще в прошлом году, все думал, красноармейцев угостит, когда придут…

Андрей подошел к Галине и Максиму и обратился к их сыну:

– За твои двадцать лет, Максим! – поднял чарку. – За будущее нашей Родины.