Текст книги "Каштаны на память"

Автор книги: Павел Автомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

6

Ночью партизаны Андрея Стоколоса и Максима Колотухи увидели на востоке кровавое зарево, которое разливалось по далекому горизонту. Там был Сталинград… Однако идти дальше, утомленные и истощенные, со сбитыми в кровь ногами, люди уже не могли.

– Впереди большая балка. На той стороне кусты. Лучшего места не найти! – доложил партизанам Максим Колотуха, возвратившись с двумя бойцами из разведки.

Вся группа – полтора десятка бойцов – забралась в терновник. Опустились на опаленную жарой траву. Земля была теплая, пахло полынью и чебрецом.

Андрей лег рядом с Колотухой и протянул руку, чтобы ощущать локоть друга. Так они привыкли за два месяца скитаний во вражеском тьму.

– Может, охрану поставить? – прошептал, привыкший еще на границе к порядку и дисциплине, Колотуха.

– Какой черт полезет в эти колючие кусты? – усталым голосом ответил Стоколос. – Пусть ребята выспятся.

Андрей смотрел на потемневшее небо. «Где ты сейчас, Леся?..»

Он подложил под голову обе руки, смежил веки. «Вот так бы проснуться, а вокруг – ни немцев, ни войны! Настанет же когда-то день Победы, и доживут же до него самые счастливые из тех, кто воевал на фронте, партизанил. Когда это будет?.. Первого мая Верховный Главнокомандующий сказал, что решающим в разгроме фашистской Германии должен стать сорок второй год. Конечно, товарищ Сталин имел в виду, что союзники откроют второй фронт в Европе в этом же году. А что вышло? Где же этот второй фронт?.. Немцы уже на Дону, у Волги, в степях и предгорьях Северного Кавказа. Ох, как долго еще до того желанного дня Победы, сколько кровавых километров надо преодолеть, сколько жизней отдать проклятой войне!»

– Максим, ты спишь? – прошептал Андрей и, не дождавшись ответа, сказал сам себе: – Удалось ли Опенкину и Артуру, Шмелю и Устиму пробиться к своим?

Постепенно сон брал свое, и Андрей заснул. Он не слышал, как проснулся Колотуха, как он потом укрыл его трофейной плащ-палаткой. «Вот так, Андрей, и будем по очереди дежурить», – вздохнул Максим.

Вдруг послышался нарастающий гул. «Танки и тягачи», – определил Колотуха, не поднимаясь. Гудение моторов и лязг гусениц разбудили всех бойцов. Не сговариваясь, несколько человек пошли с Колотухой из балки вверх.

Это была пора, когда ночь уже умирала, а утро еще не родилось. На востоке серело. Выйдя из кустарника, партизаны увидели, что недалеко от них в овражек, поросший по краях кустами, направились полтора десятка немецких гусеничных тягачей и несколько легковых машин. Потом тягачи остановились, солдаты отцепили от них длинноствольные орудия и покатили их к котлованам. Орудий было двенадцать и занимали они позицию ломаной линией. Из кузовов других тягачей артиллеристы переносили в блиндажи ящики со снарядами.

– Гляди, какие длиннющие стволы! – обратил внимание Колотуха. – Таких мы не встречали.

Заря на востоке разливалась, охватывая полнеба. За позициями немецких батарей балка тянулась на север, и в ней за километр или полтора к обоим берегам степной речушки скромно прижался хутор. Дальше за ним виднелась железнодорожная насыпь, а возле нее – поваленные телеграфные столбы. Колотуха нацелил бинокль на хаты и хлева, на садочки и копенки сена – там всюду стояли танки. Повел биноклем по степи и увидел беспорядочно разбросанные по всему полю черные силуэты – сожженные танки. Перед партизанами было поле вчерашнего танкового сражения.

А когда совсем рассвело, все увидели на близком горизонте село, которое курчавилось деревьями, как островок в степном море.

– И надо же! – нарушил молчание Стоколос. – Не дошли к своим каких-то четыре километра.

– Уверен, что там наши? – засомневался Колотуха.

– Наши! И половина подбитых танков на этом поле из того села, – рассудил Андрей. – Сегодня бой продолжится, по всему видно.

– Странно, – сказал кто-то из бойцов. – Наши рядом, а мы думали, фронт в Сталинграде, за шестьдесят километров.

– Чего удивляться. Немцы привыкли двигаться клиньями. Жала свои гадючьи выбрасывают вперед! – пожал плечами Максим.

– Пока солнце не взошло, проберемся полем, между сожженными танками и воронками, если, правда, там свои, – предложил один из бойцов.

– Нужно сообщить о танковом пополнении и об арт-батареях! – поддержал мысль второй партизан.

– Нас много. И немцы могут заметить, а потом накроют минометным огнем, а то и пару танков пустят, Надо ждать до вечера, – сказал третий.

– Именно так, – вмешался четвертый боец.

– Да не очень… Ты можешь гарантировать, что они придут или не придут в наш овраг копать котлованы? Да еще я и сон видел.

– Что же за сон ты видел? – иронически поинтересовался Колотуха, напряженно обдумывая что-то свое.

– Да бабенку какую-то видел. И обнимался с нею.

– Знакомая бабенка-то?

– Не-е, – смущенно признался парень, будто бы речь шла не о сне. – И была она в чем мать родила.

– Тогда порядок! – насмешливо бросил Колотуха. – Тут останемся, к своим ли поползем – свидание состоится… с фрицем в ближнем бою. Обниматься будем! Сон этот проверенный уже не раз. – Колотуха решительно обернулся к Андрею: – Запомни расположение орудий. Таких длинношеих еще не встречали у немцев. Попробуешь, Андрей, прорваться один, предупредишь наших. А мы перебудем в этих кустах до вечера.

– А может, товарищ командир, всем вместе туда? – искал еще один боец лучшего варианта.

– Нет, – возразил Колотуха. – От Изюма мы идем на восток не потому, что нам не было где или с кем воевать, а потому, что без рации мы обычные окруженцы. А посланы-то были на большое дело. Говорите, всем идти к своим на завтрак?.. А заработали его? Вот так-то!

Это был приказ. Максим сожалел, что не пойдет вместе с Андреем, не хотелось ему отпускать парня от себя. Но солдатским чутьем понимал: лучше всего послать именно Стоколоса. Он понимал, через какое «сито и решето» пропускают по ту сторону фронта тех, кто пришел из немецкого тыла. И правильно, откуда нашим знать: с открытым и чистым сердцем пришел к ним окруженец или подослан врагами с фальшивыми «ценными сведениями» для дезориентации? Так что частенько такие сперва попадают в СМЕРШ для выяснения личности. Андрей из тех, кто умеет доказывать, да и отец у него генерал. Быстро разберутся.

– Может, у кого возражения?

Все молчали…

Андрей Стоколос полз к селу, за которым уже поднималось большое красное и как бы настороженное степное солнце. Как можно скорее нужно сообщить своим о танках и противотанковых пушках над яром! Андрей волновался. И не потому, что могут заметить его немцы и накрыть огнем. Уже на первых метрах этого поля Андрей понял: пройти будет не так трудно. Тут много подбитых и сожженных танков, еще больше – воронок от бомб и снарядов. Никакой пехоты вокруг не было, как не было и линии фронта. Просто сошлись две танковые армады броня на броню. Фашисты во что бы то ни стало хотят прорваться на северо-восток, ближе к Сталинграду, а советские танкисты изо всех сил стараются сдержать этот натиск, чтобы обеспечить фланг войскам, обороняющим город на Волге.

Но, возможно, сообщение Андрея поможет командованию принять единственно правильное в этой ситуации решение, поможет выстоять. Только этим и жил сейчас Андрей, переползая от одного подбитого танка к другому, от одной ямы к следующей. Временами он поднимался и бежал пригибаясь. За время, что он был в тылу врага, Стоколос передал свыше ста радиограмм на Большую землю, среди них были и такие, которые читали в Ставке Верховного Главнокомандования. Но за эти последние три месяца самыми важными данными из тыла противника Андрей считал сегодняшние.

– Стой! Руки вверх!

Андрей остановился и, зашатавшись, вытер рукавом пот со лба, который осветили первые лучи солнца. Он снял пилотку.

– Здравствуйте, родные мои! Наши…

Перед ним стояли два красноармейца в новых зеленых касках, с автоматами ППС. Один – совсем юный. Он и отозвался первым.

– Нашел наших! – иронично хмыкнул. – А может, ты шпион?

– Я свой. У меня важные сведения. Ведите в штаб.

– Так тебе и поверили! – скептически сказал юный красноармеец.

– Хочешь, чтобы я сказал пароль? – уже начинал сердиться Андрей и показал вылинявшую пилотку со звездочкой. – Вот, видишь? От самого Изюма и Барвенкова несу. Дайте напиться.

Другой, который был постарше, снял фляжку с ремня. Андрей жадно пил. Вытер губы, поблагодарил, сказал коротко:

– Ведите к командиру.

Красноармейцы нерешительно переминались с ноги на ногу, и Стоколос отдал им свой автомат.

– Поймите, и минута дорога!

– А может, спровадим его в СМЕРШ? Там разберутся, какой он «наш» и почему из ихнего тыла, – обратился молодой к напарнику.

От этих слов жесткие волосы на голове Андрея встопорщились. «Еще не хватало! – подумал он. – Там пока разберутся, кого к ним привели… Дорого ведь каждое мгновение!»

– И где только ты такой умный взялся! – рассердился Стоколос. – Командир сам отправит меня в СМЕРШ если нужно. А сейчас каждая минута… И чем больше вы тут о шпионах болтать будете, тем больше у вас шансов самим попасть прямехонько в военный трибунал!

Подействовало. Старший приказал молодому:

– Отведи на КП, к комбригу.

Возле большого бункера с несколькими накатами колод, под обтесанным осколками деревом, сидел на табуретке черноусый человек в комбинезоне. Шея его была обмотана белой салфеткой, треугольником опускавшейся на грудь. Возле больного топтался врач с блестящими щипцами в руке. Черноусый разинул рот, а стоматолог, щуря глаза, примерялся, как бы поудобнее ухватить больной зуб. Андрей невольно вздрогнул, и в тот же миг перехватил молящий взгляд черноусого пациента, полковника.

– У села задержали. Убеждает, что свой, а шел из ихнего тыла! – стал докладывать красноармеец. – Говорит, пришел с важными сведениями.

– А ты, мучитель мой, нашел время зубы рвать! Вон видишь, привели «языка» наши славные мотострелки!

– А когда же у вас время будет? – сердито спросил доктор. – Надо мной куры смеются, что не могу одолеть ваш зуб. Все нету времени, а точнее, вы просто боитесь! – откровенно выпалил стоматолог.

– Ты потише! Храбрый какой! Прилетят «юнкерсы» – первым в щель вниз головой… Из какой дивизии? – строгим голосом спросил полковник Андрея. – Окруженец? Где твоя часть?..

– Я партизан-парашютист. В сорок первом служил на границе, – ответил Стоколос, глядя полковнику в глаза.

– Туда, значит, направили быстро, а назад топаешь долго?

– Наш отряд действовал на Харьковщине. Там большинство и погибло. Снаряд разнес мою рацию. И вот топаем.

– Что же это за сведения такие важные?..

– То, что на хуторе танки, вы знаете, – Андрей показал рукой на запад. – А на рассвете пришло еще с тридцать машин. А вот там, в первой балке от хутора, с час назад немцы расположили двенадцать противотанковых орудий. Котлованы были вырыты заблаговременно. Стволы у этих пушек, товарищ полковник, какие-то необычные, слишком длинные… – докладывал Стоколос, считая, что и такая деталь пригодится танкистам, ибо в разведке не бывает несущественных мелочей.

– Вон как! – воскликнул недовольно полковник. – «Гадючки» немцы прикатили. Целых три батареи?..

Андрей не ответил, лишь кивнул головой, хотя толком не понимал, что это за «гадючки».

– Ага, – вслух раздумывал комбриг, – значит, они устроили нам ловушку. Они, значит, уверены, на хутор к насыпи мы не пойдем, там сосредоточены батареи, там главные силы их танков, а через балку – пожалуйста, идите прямо на «гадючек»! – Он решительно повернулся к танкисту, стоящему рядом: – Скажи радисту: комбатов сюда!

– Есть! – козырнул тот и побежал на КП, придерживая висевший на груди автомат.

– Где ваши люди? – спросил полковник у Андрея.

– Там, под кустами, еще пятнадцать человек, вечера ждут. Хотели вместе ползти, да побоялись всполошить немца. Так я один.

Командир танковой бригады похлопал Стоколоса по плечу.

– Сейчас иди на кухню, пока немцы не начали новый «сабантуй». – Он обернулся и крикнул: – Капитан Майборский! Твоя кухня ближе, накорми партизана. И переодень его.

Андрей Стоколос окаменел: не почудилось ли?!

– Какие еще там партизаны? – удивленно откликнулся знакомый голос.

Андрей слышал шаги капитана и все не мог шевельнуться. «Он или не он? Наш Майборский или танкист-однофамилец? А ведь Виктор Майборский оканчивал танковое училище, на границу пришел потому, что не захотел идти в кавалерию», – припомнил Андрей.

– И еще, Виктор, – назвал полковник комбата по имени, – учти: на твоем направлении появилось двенадцать «гадючек». Нужно что-то придумать.

Андрей решительно обернулся и увидел чернобровое, смуглое, опаленное не только жгучими донецкими ветрами, но и огнем лицо командира танкового батальона. Да, это был бывший политрук заставы Виктор Майборский. Это он писал Лесе письма, от которых она была в восторге. «Ну еще бы! Политрук, комиссар – да не напишет таких писем!» – не раз говорил Андрей, когда речь заходила о переписке между Майборским и Лесей.

– Это ты, Андрей?! – наконец радостно произнес Майборский, пожимая ему обе руки. – Живет все-таки наша пятая застава! Живет, как ни трудно. Недавно от Леси письмо получил. Тут она, где-то поблизости, – с отцом твоим Семеном Кондратьевичем. Я это по номеру полевой почты понял.

– Спасибо за добрую весть, – облегченно вздохнул Андрей. – Как ни велик мир, а мы встретились.

– Для нас этот мир не так и велик, – возразил Майборский. – Мы сейчас в центре всего мира! Тут решается судьба войны.

– Что тут у вас за террариум? «Гадюки» какие-то.

– Не у нас, а у немцев. Они сконструировали новое противотанковое орудие, от него пока что спасения нет – даже за броней КВ. А этот танк еще два-три месяца назад не брала ни одна их противотанковая пушка. Снаряд «гадючек» особенный, кумулятивный, он как бы ввинчивается в броню, прожигает ее, плавит металл. Да и снаряд не 37, как в прошлом году, а 75 миллиметров. Под Воронежем они уже дали это почувствовать нашим танкам.

7

Комбриг Гуменной давал распоряжения командирам танковых батальонов. Стоколос услышал лишь то, что касалось капитана Майборского.

– Когда начнем контратаку, взвод твоих машин пойдет левым флангом с автоматчиками на броне. Подкинь их к балке поближе, но незаметно.

– Есть! – ответил Майборский.

– А рота ваших автоматчиков, – обратился полковник уже к командиру мотострелкового батальона, – должна проползти до этой балки, – показал он по карте в развернутом планшете, который держал в руке. – Там вас ожидают партизаны – пятнадцать бойцов.

Командир батальона мотострелков удивленно, даже с недоверием взглянул на командира бригады:

– Какие партизаны? Откуда взялись? Откуда знают, что мы будем идти к балке?

Полковник Гуменной не ответил комбату, потому что вперед решительно выступил Андрей Стоколос:

– Я… Я проведу ваших автоматчиков к позициям артиллеристов!

– Добро! – сказал полковник. – Расчеты «гадючек» нужно уничтожить непременно. Задача ясна?

– Так точно! – козырнул командир мотострелкового батальона. – Рота автоматчиков садится на броню танков Майборского.

Нарастал гул вражеских самолетов, и комбриг, посмотрев на западный небосклон, крикнул:

– На КП! Передать экипажам: при бомбардировке двигаться! – И повернулся к комбатам: – По коням, товарищи! Во время атаки мой танк – КВ старшего лейтенанта Тернистого. И не забудьте о дымовых шашках.

Зенитный артдивизион, прикрывавший расположение бригады с воздуха, работал в полную силу, наполняя степь резкими оглушительными выстрелами. Самолеты носились над полем, сбрасывая бомбы на расположение батальонов, и десятки танков в поле маневрировали, то срываясь вперед, то внезапно останавливаясь, то давая задний ход, то разворачиваясь, чтобы броситься в сторону. Под одним КВ взметнулся целый сноп выброшенной земли. Бомба вырыла такую воронку, что тяжелый танк, который сполз туда по инерции, скрылся с башней.

– Тысячекилограммовая! – обронил кто-то из присутствующих на КП командиров.

Андрей с замирающим сердцем следил за полем, над которым воронами кружили самолеты. Один танк вдруг вспыхнул огнем, смешанным со струями черного дыма. Стоколос взглянул на комбрига Гуменного и увидел, как потемнело его лицо. Тем временем двое вытаскивали из подожженного танка третьего, охваченного пламенем. Положив раненого на землю, один из танкистов снял танкошлем и стал сбивать им пламя со спины товарища.

Один за другим задымились еще несколько танков. Андрею стало не по себе. Он никогда не видел, чтобы летчики могли так точно метать бомбы. Андрей вообще не очень доверял пилотам, считал: раз уж они не способны точно сбросить парашютистов, то попасть в какой-нибудь объект могут лишь случайно. А тут танки в движении. Повалил густой серый дым от нескольких танков в селе, дымился и КВ, который комбриг назвал своим танком.

Андрей боязливо, украдкой, будто бы он был виновен в такой трагедии, посмотрел на Гуменного. А у того под прищуренными карими глазами морщинки, а на губах хитроватая улыбка. Только теперь Стоколос понял, для чего перед нападением неприятельской авиации Гуменной что-то напомнил о дымовых шашках: «Так вот почему над танками серый дым!» – прикусил губу Андрей. Но и «свой» дым лез в глаза, и все присутствующие на командном пункте начали чихать и кашлять.

– Уже сорок дымов! – доложил кто-то из командиров, наблюдавших за обстановкой в стереотрубу. – Задымилось еще несколько машин.

– И сам вижу! – припал к стеклам прибора комбриг. – Это уже перебор! Заставь кое-кого, как говорят, богу молиться, так он и лоб разобьет! – недовольно буркнул Гуменной, а потом резко опустил руку. – Хватит!..

– Товарищ комбриг, самолеты сбросили весь бомбовый груз, возвращаются назад, – доложил наблюдатель. – Остается только «рама». Кружится.

– Это она фотографирует результаты бомбардировки, – сказал Гуменной.

Командиры батальонов доложили по радио о последствиях вражеского налета. Пострадало пять машин. У двух повреждена ходовая часть, разбиты гусеницы, выбиты катки. У одного выведена из строя пушка. Одна тридцатьчетверка подбита серьезно, а судьба экипажа КВ, который сполз в воронку, еще неизвестна.

– Молчит рация КВ… – закончил доклад штабист.

– Помолчал бы и генерал Гот, пока пилоты с «рамы» не передадут ему результаты своей съемки. Хотя бы они задержались с атакой, – сказал полковник Гуменной.

Андрей еще не понял, почему комбриг так хотел паузы в этом бою. Одно знал точно: первыми в наступление пойдут немцы, а бригада будет обороняться. Это означало также, что огонь «гадючек» сюда не достанет, что они предназначены для советских танков, которые пойдут в контратаку.

– Должны бы поверить «раме», – сказал кто-то из штабных офицеров.

– Пилоты Геринга – народ хвастливый, заставят и самого Гота поверить, что их налет и в самом деле был удачным.

«Вот почему хочет полковник паузы! Пауза – это внезапное изменение обстановки, когда сорок «подбитых» танков враз ударят из пушек по машинам врага, идущим в атаку!» – догадался Андрей.

И немецкие танки пошли. Решительно, один за другим выползли из села, разворачиваясь в боевые порядки. Вражеские танкисты осмелели. Они, видимо, уже знали сообщение пилотов, да и с наблюдательного пункта можно было через дальномер посчитать дымы на советских позициях. Комбриг Гуменной дал команду подпустить танки противника на верный прицел. И, словно по команде, дымовые шашки на сорока машинах были погашены мгновенно. Случилось чудо: танки, из которых только что вились дымы, танки, которые немцы считали подбитыми, сожженными, теперь ударили из сорока орудийных стволов, из пулеметов по бронированным машинам и немецким автоматчикам, бегущим за ними.

Такого в лагере противника не ожидали. Несколько минут боя – и вспыхнули настоящим огнем, задымились черным дымом десятки немецких танков. Как ошпаренные выскакивали танкисты из подбитых машин, метались по полю, хватались руками за головы, бежали не зная куда, попадая под шквальный огонь автоматов. Уцелевшие немецкие танки разворачивались и уходили назад.

– О! Дрогнули немчики, как зайцы! – весело выкрикнул полковник Гуменной. – По машинам!

– По машинам! – повторили команду командиры танковых батальонов и рот.

– Ты, Андрей, держись с той группой! – показал Майборский на группу бойцов в касках.

Среди красноармейцев Андрей узнал и совсем юного автоматчика, на которого он вышел сегодня утром.

От села и от железнодорожной насыпи начали бить противотанковые батареи врага. Снаряды высекали огонь из брони, взрывались между танками. Стреляли по неприятельским орудиям и тридцатьчетверки, и КВ, останавливаясь иногда, чтобы схватить цель. Выстрелив, машины снова бросались вперед, набирая скорость. Но вот одну из них потряс взрыв. В последний раз из выхлопной трубы вылетели кольца дыма и, тая в воздухе, поплыли над полем. Еще несколько машин расстелили перебитые гусеницы.

Батареи врага били не умолкая. Своей огневой завесой они должны были создать условия для решительного броска своих танков. Артиллеристы понимали: стоит тридцатьчетверкам ворваться на их позиции – и тогда смерть под гусеницами, а от пушек останется металлолом…

Напряжение росло. Остановилось еще несколько наших машин. В эфире прозвучал хриплый голос полковника Гуменного:

– Не узнаю вас, гвардейцы! Чего топчетесь на месте?!

В это время навстречу атакующей бригаде, рассредоточившись, шли фашистские танки.

Все свои танки Гуменной уже бросил в бой, ни одной машины не оставив в резерве. Как же хорошо, что помогли партизаны, сообщив о батареях, стреляющих кумулятивными снарядами, – иначе потери были бы значительно больше.

– Тернистый! – крикнул комбриг командиру танка. – Немедленно знамя сюда!

Гуменной открыл верхний люк. КВ уже мчался сквозь боевые порядки фашистских машин, стреляя из пушек, пулеметов, при случае тараня легкие танки врага. Гуменной высоко поднял древко знамени. Стяг заполоскался на ветру, его уже секли осколки вражеских снарядов. Два или три осколка впилось и в руку полковника Гуменного. Но пальцы не разжались, а еще крепче охватили древко.

О том, что танк комбрига идет под знаменем, старший лейтенант Тернистый сообщил всем экипажам в тот момент, когда расчехлил и передал самую дорогую реликвию бригады самому командиру.

Перед машиной комбрига шло несколько танков, прикрывая танк-знаменосец. Неприятельская колонна смята, десятки танков пылают факелами, остальные панически поворачивают назад.

Но бой еще не окончен. В эти минуты три танка из батальона капитана Майборского уже достигли балки. Автоматчикам не пришлось спрыгивать с танков, чтобы отыскать партизан; из колючих кустов выскочило полтора десятка людей в пилотках, в вылинялых и выцветших гимнастерках, даже в немецких френчах, а один – в морской тельняшке.

– Что за братия? – воскликнул командир мотострелков, который вместе с Андреем Стоколосом был на первом танке.

Красноармейцы были удивлены не столько видом партизан, сколько тем, что один из бойцов размахивал знаменем, держа в руках неровное, вытесанное из ветки глода сучковатое древко. Андрей припомнил, что один из окруженцев шел с ними от самого Донца, обмотавшись знаменем своего полка. Теперь же, увидев на поле боя знамя над машиной комбрига, быстро сориентировался.

Танки оврагом быстро двинулись на позиции «гадючек». А они уже выплевывали смертоносные жала в машины батальона капитана Майборского. Еще полминуты – и танки Майборского попадут под точный прицел «гадючек». Но именно в эти полминуты три тридцатьчетверки с десантниками на броне вихрем налетели на позиции артиллеристов.

– Гранаты к бою!

– Вперед! Ур-ра! – дружно закричали автоматчики.

Десант словно ветром сдуло с брони. Десятки гранат полетели к пушкам, в ящики со снарядами. Гитлеровцы заметались. Некоторые пытались развернуть орудия, чтобы встретить танки с десантом, но было поздно. Гранаты взрывались уже среди расчетов. Танки Майборского, мчавшиеся по фронту, с разгону налетели на пушки, раздавливая их.

Андрей Стоколос вел бой в котловане рядом с парнем, который утром задержал его. Куда и делся у того юношеский румянец – был он бледен, глаза неестественно бегали.

– Ты горлань! Кричи! Не так страшно будет! – посоветовал ему Андрей.

В этот миг где-то сбоку затрещал автомат, и Андрей схватился рукой за левое плечо! Еще мгновение – и почувствовал, как обожгло грудь. Но сознание его не покидало. Он видел: несли раненых на плащ-палатках, приспособленных под носилки, в брезент заворачивали убитых красноармейцев и партизан.

– Будешь со старшиной Колотухой, он тоже ранен, на моей машине, – сказал капитан Майборский, помогая санитару перевязать раны Андрея. – Ты потерял много крови. Проклятый фашист всадил разрывной.

– Я же партизан. А по партизанам – они разрывными. Видно, и тут меня узнали… – невесело пошутил Андрей. – А что, могут немцы снова броситься в наступление?

– Не бросятся. К такой битве готовятся неделями, а то и месяцами. Не пойдут. Не с чем идти. В том и стратегия нашего Гуменного – бросить сегодня, в этот час, в эту минуту, все, чтобы уже не пошли они ни после обеда, ни вечером, ни завтра. Бригада свое сделала, хотя и наших машин немало подбито. Но еще продержимся! – решительно сказал Майборский и взглянул на небо. – А вот стервятники прилетят. Это точно.

Танки гвардейской бригады полковника Гуменного возвращались на исходные рубежи. Капитан Майборский сидел на броне возле раненого Андрея, поддерживал его обеими руками.

Танки с ранеными остановились в степной балке. Андрея положили на носилки, опустили на землю.

Сверху в балку мчался мотоцикл. Мотоциклист – среднего роста, широкий в плечах старший лейтенант в полевой форме, но в танкошлеме. Его серые глаза нетерпеливо бегали по лицам раненых, словно искали знакомого.

Андрей узнал старшего лейтенанта Тернистого. «Так вот какой Тернистый командовал танком-знаменосцем! Школьный друг!»

– Вот и встретились мы. Только не в сорок пятом, как договаривались на выпускном вечере, – грустно сказал Тернистый.