Текст книги "Дама с единорогом (СИ)"
Автор книги: Ольга Романовская
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)
– Вы же знаете, я безумно влюблена… А теперь у меня есть жених; скоро объявят о помолвке.
– И жених этот не баннерет? – улыбнулась Мелисса.
– Увы! – вздохнула девушка.
– Отделайтесь от него, притворитесь больной… Знаете, – шепнула баронесса Гвуиллит, – я слышала, что девушек, страдающих падучей болезнью, не берут в жёны. Я знаю симптомы и, если хотите, могу научить Вас.
– Спасибо, не нужно, – покачала головой Жанна. – Это не поможет. Понимаете, я очень сглупила, и даже отец мне не поверит.
– Ваш жених, конечно, богат.
– Да, и знатен. Батюшка хочет, чтобы я вышла за него. У меня не хватит сил его ослушаться.
– И кто же этот жених, на заклание которому отдают юное сердце?
– Граф Роланд Норинстан.
– Тот самый граф! – невольно вырвалось у Мелиссы. – Как же Вам повезло, моя дорогая! Помяните мое слово, все девушки Шропшира мечтают увидеть его, а уж стать его женой…
– Он обещал быть у нас на днях, может, даже сегодня. Я боюсь, что ничем не смогу помешать этому браку. Помогите мне, Мелисса! – молитвенно сложив руки, взмолилась Жанна.
– Но чем же я могу Вам помочь? Нашего, девичьего, мнения не спрашивают; раз велят – то и в церковь идти. Да и потом, стоит ли отказываться? Только подумайте, Вы будете приняты при дворе…
– Мелисса, умоляю, придумайте что-нибудь!
– Я могу посоветовать только две вещи: либо попытаться бежать и укрыться о кого-нибудь из родственников, либо отказывать жениху так долго, как сможете. И то, и другое – сумасбродство, но, кто знает, может, графу наскучит Ваше упрямство, и он жениться на другой.
– На Вас?
– Нет, отец ему откажет: он хочет выдать меня за такой же безупречный денежный мешок, как он сам. Желательно валлийский мешок, – усмехнулась она. – С деньгами у графа Норинстана всё в порядке, но вот с происхождением… В нём, как говорит мой отец, крепкий валлийский эль испорчен жиденькой английской водичкой с привкусом французского вина. Ну, и как Вы думаете поступить?
– Бежать я уже пробовала – это та самая глупость, о которой я говорила. Из этого ничего не вышло. Значит, буду говорить ему «нет» и молиться Пресвятой Деве.
Жанна вздохнула и повела подругу по огороду к плодовым деревьям. Беседа зашла о разных мелочах, вроде новых фасонов платьев и заморских тканях. Затем заговорили о баннерете Леменоре, и раскрасневшаяся баронесса принялась перечислять все его достоинства, наделяя Артура чертами, присущими только рыцарям из сочинений труверов. Мелисса слушала её и улыбалась.
Потом появился Давид и самым грубым образом нарушил их идиллию, заявив, что они с Мелиссой немедленно уезжают. Выяснить причину такой поспешности баронессе Уоршел не удалось, а таилась она в задетой гордости молодого баронета.
Решив коротать время не в тоскливых беседах с бароном Уоршелом о давних временах, а за полезной для здоровья верховой прогулкой, Давид случайно повстречал неподалёку от близлежащей деревни графа Норинстана. Осматривая земли будущего тестя и пытаясь высчитать, долго ли тот ещё проживёт, граф не заметил Гвуиллита и проехал мимо. Перенести такого небрежения к своей особе Давид не мог и, чтобы не вспылить при новой встрече (это грозило юному Гвуиллиту незапланированной быстрой встречей с предками), предпочёл уехать.
Желанный гость, граф Норинстан уже чувствовал себя полноправным хозяином Уорша. Барон стремился во всём угодить ему: он ожидал большой выгоды от брака дочери с влиятельным графом, для такого жениха он и растил её.
– Приветствую Вас, барон, – свысока поздоровался Роланд. – Надеюсь, Вы хорошо обдумали моё предложение? Кажется, оставались кое-какие формальности…
– Да, осталось испросить согласия короля и составить брачный договор. Кроме этого есть еще кое-что.
– Что за «кое-что»?
– Моя дочь. Нужно познакомить её с будущим супругом, раз уж представился такой случай. После можно будет заняться приготовлениями к помолвке.
– Что ж, позовите Вашу дочь, и покончим с этим.
– Боюсь, Вам придётся немного подождать. Девушка сейчас в саду. Я предупредил её о том, что Вы почтите нас своим вниманием, но она…
– Вот как? – В его голосе звучали первые предвестники грозы.
– Я уже послал за ней, – поспешил заметить хозяин.
– Поторопитесь, барон!
Не успел гость осушить свой кубок, как переодетая в лучшее платье Жанна, внутренне трепеща, вошла в зал на смотрины. Ей нужно было во что бы то ни стало расстроить этот брак. Жених согласен, но согласна ли невеста? Невеста… Её мнение никого не интересовало. Вот и сейчас барон вполне может обручить дочь без её согласия, пресытившись её выходками. Если этот граф кажется ему подходящим мужем для нее, он именно так и сделает.
– Многих лет жизни, несравненная баронесса! – с лёгкой усмешкой приветствовал её граф. Она красива, его будущая жена. Правда, денег за невестой можно было получить больше, но и две тысячи не так уж плохо. Прибавьте к этому угодья её отца и, что ещё, важнее, полезные связи и родство с одной из лучших английских фамилий.
Жанна остановилась перед гостем с ледяным выражением лица: пусть знает, что он ей противен и безразличен. Роланд на несколько мгновений задержал на ней взгляд. Она внутренне сжалась в комок и потупила взгляд. Он недурён, но старше Артура и смотрит так, будто она в чем-то провинилась перед ним. У него тяжёлый взгляд; она готова была провалиться сквозь землю, лишь бы избавиться от этого взгляда.
– Она ещё ребёнок, но как этот ребёнок расцветёт года через два! – пробормотал граф, видимо, удовлетворившись результатами осмотра. Будь эта баронесса чуть постарше и живи она не в этом захолустье, он бы мог за ней приволокнуться. В прочем, возраст не помеха – девушки созревают быстро.
Да, хороша. А какова бы она была в роли возлюбленной? Вздыхала бы и требовала клятв или без ложного стыда делала все, чего бы он пожелал? Нет, такая бы, наверное, краснела от каждого поцелуя, но ничего не требовала. А, в прочем, чёрт с ней!
– Садись, – барон указал на место возле себя.
Баронесса нарочито медленно подошла к отцу, поправила скамеечку под его ногами, и села на полу на охапке соломы.
– Граф просит твоей руки, – сообщил Джеральд, – Я дал своё согласие, ты, думаю, не пойдёшь против моей воли.
– Боюсь огорчить Вас отец, но я вынуждена воспротивиться Вашей воле.
– Почему? Одумайся, пока не поздно! – Отец тряхнул её за плечо.
– Мне тоже интересно узнать причину Вашего отказа, – заметил граф.
– Я сказала «нет», и этого вполне достаточно.
– Может быть, ты ещё любишь своего баннерета? – повысил голос барон. Он приподнялся, готовый в любую минуту ухватить её за волосы. – Отвечай, негодная!
– Вовсе нет. Я никого не люблю, кроме Господа и Вас! – Предупредив его движение, она вскочила и выбежала вон. Слёз на её лице не было.
– Нет, она уже не ребёнок, – проводив её взглядом, подумал Роланд. – Во всяком случае, с характером. И очень хороша, когда злиться. Жаль, что ещё не в полной мере стала женщиной. Кстати, надо прояснить этот вопрос.
Его подозрения не оправдались: Джеральд клятвенно заверил, что уже через два года его дочь, если того пожелает ее супруг, подарит ему кучу здоровых ребятишек. Но, пожалуй, с этим нужно повременить, чтобы дети были здоровы, а жена не скончалась первыми же родами. Так даже лучше. Он женится на ней, введёт в круг своей семьи, даст девчонке время привыкнуть к нему, понять хитросплетения паутины его хозяйства. А на супружеском ложе он может пока поспасть без неё – не велика потеря.
Но причина твёрдого отказа баронессы оставалась для него тайной за семью печатями. Неужели этот неожиданно всплывший в разговоре баннерет может стать помехой женитьбе? Препятствий Роланд не терпел, поэтому решил тут же всё выяснить.
– Могу ли я узнать, – после минутной паузы спросил Норинстан, – кто этот баннерет, о котором Вы упомянули в разговоре с дочерью?
– Он наш сосед, – нехотя ответил барон. – Недавно просил руки Жанны. Я отказал ему.
– Как его зовут?
– Артур Леменор.
– Раз баннерет, то деньги у него есть.
– Да нет! – махнул рукой Джеральд. – Он сын голодранца Уилтора Леменора, бедного, как церковная крыса. Совсем ещё мальчишка!
– Значит, он просил руки Вашей дочери. А она, давала ли она повод подозревать её в чувствах к нему?
– Жанна, кажется, влюблена в него, но это любовь на расстоянии. Видит Бог, честь её не запятнана!
– И давно влюблена? Где она увидела его?
– Не знаю, хотя и должен бы знать.
Норинстан не стал донимать хозяина дальнейшими расспросами. Самолюбие его было задето – да и как же иначе, если эта смазливая девчонка осмелилась предпочесть ему какого-то провинциального мальчишку и, более того, имела дерзость отказать ему из-за него. Нет, она дура, если не понимает… Но, может, он и сам дурак? Стоит ли тратить время на маленькую дрянную баронессу, когда у него под рукой с десяток девиц, готовых по первому зову войти в его семью? Граф секунду подумал и пришёл к парадоксальному для самого себя решению – стоит. Он никогда не проигрывал и здесь не проиграет.
– А не выпить ли нам доброго эля? – предложил Уоршел. – Моя дочь так расстроила нас обоих, что кружечка-другая нам не помешает.
– Пожалуй, – согласился Норинстан.
– Никогда бы не подумал, что дочь посмеет мне перечить! Поверьте, обычно она, как ягненок. Наверное, она просто смутилась, это быстро пройдет. Надеюсь, она не расстроила Вашу милость?
– Ничуть. – Он говорил совсем не то, что думал. – Для девушки её возраста подобное поведение простительно. Она просто боится меня.
– Значит, наше соглашение остается в силе?
– Мы пока не заключали никакого соглашения, – осторожно заметил Норинстан. – Свадебный договор не подписан.
– Не беспокойтесь, я сам возьму на себя заботу о его составлении.
Граф промолчал.
После выпитой вместе с гостем кружки эля барон успокоился и благодушно улыбался.
– А теперь не желаете ли Вы осмотреть мои угодья? Или Вас больше интересуют гончие?
– Благодарю, но в другой раз. Я воспользуюсь Вашим гостеприимность всего на одну ночь.
Убедившись, что гость устроен со всеми удобствами, и приказав не отказывать ни в пище, ни в вине, барон зашёл к дочери. Он застал её за туалетом: Жанна расчёсывала волосы.
Первой услышав тяжёлые шаги сеньора, Джуди испуганно посмотрела на госпожу, потом робко перевела взгляд на господина и решила, что ей лучше уйти. Она шепнула баронессе: «Вы только не бойтесь, всё будет хорошо!». Но Жанна и так была спокойна.
Как только служанка скрылась из виду, Уоршел подошёл к дочери и отвесил ей звонкую пощёчину. Жанна вздрогнула, но промолчала.
– Что ты наделала, безмозглая девчонка? Как ты могла отказать графу?! – бушевал барон.
– Я не могла поступить иначе. – Девушка встала. – Я не могу пойти против веления своего сердца.
– Забудь этого баннерета! – Он энергично встряхнул её за плечи. – Он ничтожество! Неужели ты не понимаешь, что, став женой графа, ты ни в чём не будешь нуждаться? Может, он даже увезёт тебя ко двору. Ты будешь счастлива.
– Нет. Это Вы, выдав меня за него, будете гордиться родством с Норинстанами. Батюшка, неужели это так важно для Вас?
– А для тебя нет? Повзрослев, ты будешь благодарить меня за этот брак.
– Благодарить? – рассмеялась она. – Но за что? За то, что я до конца дней с грустью буду вспоминать о своей юности?
– А о чём это ты? – нахмурился барон.
– Я буду до конца дней своих несчастна. Ведь я не люблю его…
– Эх, надо было тебя больше пороть! – с чувством пробормотал Джеральд. – Тогда бы ты о любви не болтала.
– Батюшка, ведь без любви нет и уважения! Там, где нет любви, живёт безразличие, толкающее к греху…
– Хватит! – побагровев, рявкнул барон, всем корпусом подавшись вперёд. – Заткнись, дура!
Жанне показалось, что он сейчас изобьёт её до полусмерти, изобьёт так же, как избил когда-то её мать на глазах у маленькой дочери. После она долго ходила в синяках. А теперь у него такое же лицо, как тогда – гневное, побелевшее, со сдвинутыми бровями – она хорошо его запомнила. Но Джеральд её не избил, он поступил иначе. Барон толкнул её; не удержавшись на ногах, баронесса упала лицом в подушки. Придавив её, не обращая внимания на её всхлипывания и мольбы, он стащил с неё пояс и, задрав юбки, выпорол, вложив в удары всю свою злость.
– Решено: в этом же месяце ты обручишься с графом, а после выйдешь за него замуж. – Окончив экзекуцию, барон бросил пояс на постель. – И никаких возражений!
– Но, отец… – Она робко взглянула на него из-под сетки перепутавшихся волос.
– Выйдешь, иначе я запру тебя. На самом верху.
– Но почему не здесь?
– Чтобы уж точно не убежала. Просидишь там до свадьбы.
– До свадьбы? Свадьбы не будет! Я пошла характером в Вас, и, если уж что-то решила, то не изменю решения.
– Упрямая девица! – Уоршел в сердцах стукнул кулаком по постели. – Хочешь навсегда остаться старой девой? Провидение послало тебе такого жениха, а ты… Решено, с завтрашнего дня ты будешь жить под замком. Вернёшься сюда только после помолвки.
– Я покорюсь Вашей воле, но это не изменит моего решения. Мне позволено будет посещать службы и оставить при себе служанку?
– Обойдёшься службами по праздникам. Служанку я тебе оставлю, но это тебе не поможет. Ключ будет храниться у меня, и уж я прослежу, чтобы ты не сбежала.
Жанна кивнула. Она не смела взглянуть на отца, но чувствовала на себе его тяжёлый взгляд. Наконец он ушёл. За ковром-перегородкой послышалась громкая ругань, и из-за него, как ошпаренная, вылетела Джуди, перепуганная и раскрасневшаяся.
– И что же мне теперь делать, Джуди? – вздохнула баронесса.
– Не беспокойтесь, госпожа, я всё устрою. Вы же по баннерету скучаете? Ну, так я найду способ передать ему от Вас весточку.
– Что бы я без тебя делала, Джуди!
Служанка чуть заметно улыбнулась.
– Ещё бы, что Вы без меня можете? – подумала она. – Пожили бы, как я, хоть месяц – вмиг бы думать научились. А так…. Зачем ей думать, когда для этого вон сколько людей существует!
Глава VIII
Порыв ветра, как парус, вздул его плащ. Роланд мельком оглядел унылую равнину и похлопал по шее каурого жеребца. Он любил его и даже не поскупился на уздечку из тонко выделанной воловьей кожи с серебряными заклёпками. Она могла стоить ему жизни, – в лесах промышляло множество разбойников. Роланду Норинстану пока везло: всех, кто пытались его обокрасть, с распростертыми объятиями приняли в Аду.
Граф Норинстан не соответствовал воспетому менестрелями идеала рыцаря, хотя бы потому, что через пару лет должен был разменять четвёртый десяток, и волосы, по примеру юных модников, он не завивал и не красил. Стихи граф бросил писать в юности, потеряв свою первую и пока единственную любовь. С тех пор он не носил на запястье рукав дамы сердца, зато любил охоту, доброе вино и хорошеньких женщин. Но что-то от идеала в нём всё-таки было: во время сирийского похода короля Эдуарда он проявил так любимые сочинителями рыцарских романов храбрость и верность делу Христову.
Граф был шатеном со слегка вьющимися от природы волосами. Лицо – без отметин людей и природы, с широкими скулами, густыми раскосыми бровями; глаза – карие, на радужке правого – зелёное пятнышко. Следуя моде, Норинстан не отращивал бороду по дедовскому методу, ограничившись ухоженной короткой бородкой: хочешь иметь успех у женщин – умей хорошо выглядеть. Иными словами, наружность графа была не лишена приятности, находившей живой отклик в скучающих женских сердцах, в том числе и в сердце графини Фландрской.
Граф происходил из старинного княжеского валлийского рода, той его ветви, что тесно переплелась с английскими маркграфами. По матери он даже находился в далёком родстве с одним из английских королей. По стечению обстоятельств Роланд родился в Уэльсе, но ещё в раннем детстве покинул родину, окончательно превратившись из Роуланда ап Османда в Роланда Норинстана. Вместе с родителями будущий граф поселился в замке Орлейн близь Рединга, доставшемся Османду Норинстану в числе прочего приданого жены; там же появились на свет его братья Джеймс и Дэсмонд и пятеро сестёр – Алоиз, Джейн, Маргарет, Гвендолин и Флоренс.
Стараниями безвременно овдовевшей матери, женщины в высшей степени благородной, перечисление предков которой заняло бы не одну страницу, он получил блестящее образование и был благосклонно принят при дворе. Это пошло ему на пользу, доказательством чего служило то, что он был включён в состав английского посольства к французскому королю; в юности же, ещё до Сирии и своей несчастной любви, он пару лет прожил в Нормандии, на земле предков матери. А потом была несчастная любовь и горячее солнце Востока, отчаянные сражения с сарацинами, жажда, болезни и милость короля. Вместе с ним возвратившись в Англию в 1273 году, новоиспеченный граф зарекомендовал себя рьяным сторонником королевской власти и безжалостным противником баронского своеволия. Помнили его и жители Уорикшира, обитатели его Хотсвиля, выступления которых он жестоко подавил.
Норманно-саксонское дворянство не питало любви к «выскочке», с нескрываемым удовольствием побеждавшим их на турнирных полях. Они недолюбливали графа за то, что он, будучи валлийцем по отцовской линии, вёл себя, будто саксонец, чьи предки получили рыцарское звание до прихода Вильгельма Завоевателя, но вынуждены были с ним считаться.
Норинстан наслаждался минутами, когда высокомерные, но обделенные деньгами и властью норманны вынуждены были выполнять его решения или смиренно просили замолвить словечко за их сыновей. Он втайне упивался своей скромной местью над англичанами, кровными врагами родины его предков.
Многие позволяли себе отзываться о Норинстане самым нелицеприятным образом, но немногие решились бы повторить то же самое ему в лицо: слишком уж памятна была судьба их не столь благоразумных предшественников, проигравших «суды чести» и гнивших теперь в могилах. В делах чести граф был щепетилен и сполна отдавал долги.
После смерти отца граф пару раз наездами бывал в Норинском замке, чтобы уладить дела с наследством. Так как, в силу обстоятельств, он стал старшим из наследников, то с лёгкостью смог добиться передачи в своё единоличное владение фамильных земель.
Его старшая сестра с детства была слабым, болезненным ребёнком и умерла незамужней, хотя с пелёнок была помолвлена с сыном английского маркграфа. Её место в планах отца, а затем брата заняла Джейн, которая уже лет семь заправляла в большом шумном доме, заботилась о незамужних дочерях и племянницах мужа и попутно рожала ему детей. Их у неё было уже четверо. Несмотря на то, что Маргарет всего год назад вышла за одного из влиятельных лордов, у неё тоже подрастал маленький Эдуард. Гвендолин терпеливо ожидала своей участи, пытаясь по обрывкам разговоров брата с матерью угадать, с кем же её обручат. Младшая сестра Роланда, Флоренс, ещё маленькая девочка, собиралась уйти в монастырь; в прочем, брат собирался помешать ей и, когда придёт время, выдать замуж за кого-нибудь из знати.
Что касается «милейшего братца Джеймса», то он, по выражению графа, «исполнил своё заветное желание». Мечтательный, романтичный юноша, с раннего детства грезивший подвигами, в четырнадцать лет он сбежал из дома и после нескольких неудачных попыток примерить желаемое и действительное стал наёмным солдатом. Итог был предсказуем: парень не дожил до совершеннолетия. Ни Роланд, ни даже мать особо не сожалели об этом; только маленькая Флоренс долго оплакивала смерть Джейми.
Дэсмонд рос тихим и послушным ребенком, полностью покорным воле старшего брата. Тем не менее, Норинстан полагал, что вырастит из него неплохого рыцаря. Он сам занимался его воспитанием и теперь, когда мальчик подрос, намеревался отдать его в услужение мужу своей старшей сестры.
Слава турнирного бойца, паладина Святой земли сделала Роланда популярным у женщин. Это льстило его самолюбию, и граф с удовольствием время от времени уделял знаки внимания то одной, то другой красавице, даря и принимая маленькие подарки, заводил ни к чему не обязывающие связи и легко рвал их, когда считал отношения слишком обременительными. Любовь и обожание слабого пола никогда не было его самоцелью, но, несмотря на это, в каждом местечке находилась хотя бы пара прекрасных глаз, которая провожала его до поворота дороги.
Норинстан снова вернулся на родину по двум причинам. Во-первых, короной с целью предупреждения вторжения валлийцев в долину в его веденье передавались пограничные земли Херефордшира с настоятельными рекомендациями следить за Хамфри де Боэном; во-вторых, где-нибудь здесь граф хотел выбрать себе невесту. Почему здесь? Может, потому что он вынужден был надолго поселиться в этих краях, а время неумолимо бежало вперед. А, возможно, это была просто прихоть, желание, чтобы его невеста жила там, откуда видны валлийские холмы. Роланд был богат и мог позволить себе маленькие прихоти, вроде скромного приданого супруги (разумеется, в разумных пределах) при условии наличия незапятнанной репутации и могущественной родни, супруги здоровой, хорошенькой и кроткой. Такая будет стойко сносить обиды и молчать, не изменит ему с первым встречным и, если потребуется, будет каждый год рожать по ребёнку, а её родственники (обязательно из норманнской, французской или саксонской знати) помогут Норинстанам окончательно утвердиться в высших слоях общества новой родины. Кроме того, чем меньше денег – тем меньше спеси и больше шансов на согласие родителей невесты.
Он достойно продолжит дело, начатое отцом, и придёт время, когда его потомки будут стоять выше тех, кто не хотел сейчас отдавать за него своих дочерей.
Норинский замок показался на горизонте вечером, в косых лучах багрового заката. Он был построен из тёмного грубого камня на вершине небольшой возвышенности в излучине реки и отбрасывал угрюмую зубчатую тень на петлявшую ленту дороги и холмистые, частично покрытые лесом берега реки. Поросшие вереском холмы были раздольем для пчёл и обильно снабжали хозяина мёдом, а леса не испытывали недостатка в кабанах и красном звере.
В хорошую погоду с крепостных стен были видны размытые силуэты Чёрных гор.
Попасть в замок можно было по двум переправам: вначале по пятипролётному каменному мосту через реку, защищенному дополнительным укреплением с двумя башнями, а затем по подъёмному мосту через ров. В виду частых пограничных конфликтов пролёты большого моста периодически разрушали, так что теперь, в мирное время, он представлял собой смешение разных стилей и эпох. За мостом дорога шла вдоль обрывистого берега замкового рва, ведя ко второй переправе.
Иногда замок называли Леопаденом, вероятно, из-за фигуры с герба Норинстанов, пожалованного королём Ричардом Львиное Сердце предку Роланда, который первым осмелился воевать на стороне англичан, помогая принцу в борьбе с венценосным отцом: изображения идущего чёрного гепарда с драконьими крыльями на золотом фоне. Злопыхатели утверждали, что сам герб и его изображения указывали на отличительные качества хозяев замка: им казалось, что линии щита грубы и остры, а степенно шествующего леопарда следовало заменить на волка. Правы они были или нет, неизвестно, зато последующие поколения Норинстанов оказались умелыми политиками, сумевшими оправдать присвоение почётного герба и в то же время не забывавшими о своих корнях. Вот и Роланд Норинстан, формально состоя на службе у английской короны, поддерживал дружеские отношения с соседями по ту сторону границы, со многими из которых был связан кровными узами. Благодаря удачно выбранной стратегии поведения стоявший на приграничной территории Леопаден (он мог быть с равным успехом отнесён как к владениям розы, так и к землям дракона) процветал и расширял свои владения по обе стороны границы. Этого нельзя было сказать о старинном фамильном замке Норинстанов, находившемся примерно в тридцати милях к северо-западу в Брихейниоге и много лет подряд бывшим яблоком раздора между многочисленными ветвями рода. Роланд Норинстан на него претендовать не хотел, да и формально имел на это не больше прав, чем другие Норинстаны – Тьюдуры – Рхиддерхи: Осмунд Норинстан принадлежал к боковых ветвям обоих последних славных родов, представитель одного из которых так некогда пугал Эдуарда Исповедника. Собственно, возвышение рода Норинстанов началось с брака удачливого Риса Норинстана, потомка смешанного англо-валлийского союза, с богатой наследницей из рода маркграфов Мортимеров и продолжилось свадьбой его дочери с сыном младшего брата князя Тьюдора.
Безусловно, замок давал рыцарю не только кров и защиту, но славу, а порой и имя, но с Норинским замком было иначе: не он наградил хозяев грозным именем и прославил их среди соседей, а они его. Возведённый по всем канонам фортификационного искусства, замок был почти неприступен: глубокий ров, подъёмный мост, два ряда стен. Первые, внешние, несколько утолщались книзу, благодаря чему враги не могли укрыться под ними; за внешними стенами располагался двор с кузницей, псарнями, жилищами многочисленной армии слуг и прочими службами. Вторые, внутренние стены защищали резиденцию сеньора, конюшни, склады провианта – и, конечно, высокий донжон, переживший ни одного владельца, стоявший тогда, когда рушились прочие стены. Но при последних владельцах никто не проверял замок на прочность. Их владения благоденствовали и процветали на фоне постоянных валлийских набегов, лишь время от времени потравливавших часть урожая Норинстанов, что было неудивительно при условии тех тесных связей, которые хозяева замка поддерживали со своей роднёй по ту сторону границы, и выгодной обеим сторонам торговле, которую они вели между собой.
Роланд отужинал в нижней зале и ушел к себе; нетерпеливые слуги тут же жадно набросились на объедки.
Граф сидел в небольшой боковой комнате, служившей ему спальней, и в задумчивости осматривал свой меч. К его ногам, постукивая когтями по полу, подошла большая лохматая собака, виляя хвостом, посмотрела на хозяина. Тот не замечал её. Осмелев, пёс положил голову хозяину на колени и блаженно закрыл глаза, когда тот машинально погладил его.
– Эй, Оливер! – Появление собаки вывело Роланда из состояния задумчивости и напомнило о том, что нужно дать взбучку оруженосцу. – Куда ты запропастился, чёртов сын?
– Я здесь, милорд, – бойко отозвался Оливер, почти влетев в комнату. – Чего изволите?
– Я, кажется, говорил тебе, что не привык ждать кого бы то ни было, а тем более тебя.
– Говорили, милорд. Я попытаюсь появляться быстрее.
– Надеюсь, – сердито хмыкнул граф. – Ты уже чистил мой меч?
– Нет, не чистил, – холодея от ужаса, ответил оруженосец. – Но, так как время к ночи, это можно сделать завтра…
– Завтра?! – Глаза Роланда гневно блеснули. – Не тебе, сучье отродье, решать, когда и что делать! Я приказал тебе вычистить его? Приказал! И ты обязан делать это каждый день, независимо от того, что думаешь об этом. Понял, гадёныш?
– Простите меня, милорд! – в страхе залепетал Оливер, молясь, чтобы рука господина не нащупала плетку, или чтобы, чего доброго, он не расписал ему лицо этим самым пресловутым мечом. – Я сейчас же начищу его до блеска! Больше такого не повториться.
– Молись всем святым, чтобы это было так, – угрюмо процедил Норинстан. – Ступай вон, свинья!
Оруженосец трясущимися руками взял меч и, пятясь, вышел из комнаты. За ним, ворча, выбежала собака. Перед ним уже маячила довольная физиономия Грегора, которому, видимо, отныне предстояло придерживать господину стремя. Больше Оливеру не быть любимым оруженосцем графа.
– Что же делать? – пробормотал Роланд. – Девчонка упряма, но красива. Её свежее личико могло бы у многих вызвать зависть. Но у меня есть соперник, не Бог весть какой, но всё же… Впрочем, не в моих правилах пасовать перед такими пустяками. Я привык брать хорошо укреплённые крепости – возьму и эту!
Норинстан впервые задумался о женитьбе пару лет назад, но тогда у него не было времени на семейную жизнь. Теперь, вероятно, надолго обосновавшись в Норинском замке, он не был чересчур обременён службой и мог позволить себе заняться продолжением рода.
Перед отъездом Роланд тщательно разобрал все кандидатуры, робко предложенные ему престарелой матерью, – она давно потеряла над ним всякую власть, которая, в прочем, никогда не была особо сильной, и осмеливалась лишь время от времени давать ему советы – но все они были отвергнуты.
Королевское назначение заставило его приехать на родину предков. Такое положение вещей его не расстроило: Роланд полагал, что на окраине Англии тоже можно найти девушку с хорошей репутацией и даже приличной родословной, способную стать верной женой и хорошей матерью его детям. Жанна Уоршел, казалось бы, не подходила на эту роль: она была своенравна и упряма, зато её мать была графиней и не просто графиней, а женщиной, происходившей из могущественного рода графов Корнуолла. И такое сокровище чахло в таком месте, где любой отчаянный поход валлийцев грозил ей разорением и бедностью.
Она отказала ему, отказала смело, открыто предпочтя его другому, человеку небогатому и неродовитому, о котором и слыхом не слыхивали за пределами графства, и это задело его за живое. Это был вызов, и он его принял, решив во что бы то ни стало жениться именно на ней. Отступи он, граф навлек бы на себя насмешки товарищей – дал слабину, спасовал перед женщиной, – а в вопросах чести он был щепетилен. Графиня Норинстан была выбрана.
Граф уехал в Орлейн, а наказанный им Оливер остался присматривать за замком. Он, непременно, умер бы от скуки, если бы не Робин. Несмотря на разницу в их положении, оруженосец считал его своим другом.
Проводив хозяина, Оливер поднялся к нему.
– Что, бросил тебя добро стеречь? – засмеялся Робин. – Даже старый Хью поплёлся за сеньором, а ты остался. И поделом – не будешь с графом спорить! Ты ведь везучий – все зубы до сих пор целы. Другим-то меньше везет: чуть что – и кулаком в зубы. Зато теперь, пока сеньор не вернется, ты сам себе хозяин. Только тут, того и гляди, с ума сойдешь: с одной стороны волки, с другой – эти голоногие с гор.
– Ничего, как-нибудь с Божьей помощью! Я не в обиде…
– А на кого тебе обижаться? На сеньора? Тоже мне, насмешил! Он тут единственный бог и судья. Знаешь, сдается мне, кончилось наше привольное житьё – чует моё сердце, господин здесь задержится.
– С чего бы?
– Да паж его проболтался. Этот, светленький, которого Грегор зовет Исусиком. Тот, из-за которого тебе влетело. Не нужно было его защищать! Ведь это он не доглядел, а тебе влетело.
– Нет, это моя вина. Милорд поручил мне следить за мечом, а я забыл сказать, чтобы его начистили.
– Ладно, неважно… Ну, так вот, этот Исусик сказал, что сеньор женится, а его невеста живёт где-то неподалёку. Так что мы тут застряли.