Текст книги "Дама с единорогом (СИ)"

Автор книги: Ольга Романовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)

– Корову не забудь подоить, – бросил через плечо баннерет. Теперь, пожалуй, можно было выпить.

* * *

Бертран улыбался, сжимая между пальцев гвоздику, оброненную когда-то Эммой и бережно хранимую им между листами Часослова. Она не знала, что он её поднял, и он радовался тому, что она об этом не знает.

Теперь он жил в Форрестере: старая баронесса пригласила его провести зиму у них, а он не нашёл причин для отказа. День его был заполнен службами, душеспасительными беседами с хозяйкой… и Эммой. Живя с ней под одной крышей, дыша тем же воздухом, которым дышала она, Бертран особенно остро чувствовал, насколько сильна его привязанность к этой женщине. Он радовался тому, что Эмма не избегает его, не противится их «случайным» встречам, касаниям рук и тешил себя надеждой, что будущее будет принадлежать только им.

Хрупкое сокровище было убрано, а сердце наполнилось светом и теплом: до него долетел голос Джоан. Она влетела в комнату, словно ураган, розовощёкая, с блеском в глазах, и сразу же обрушила на него поток ничего не значащих новостей, а он смотрел на неё и думал о той ответственности, которую взял на себя, найдя ей мужа. Будут ли они жить в согласии, поселится ли в их доме мир?

– Где сейчас твоя мать? – спросил Бертран, ласково погладив её по голове.

– На кухне, чистит рыбу.

Он немного поговорил с Джоан, дал ей пару наставлений и, решив, что для поддержания здоровья ему не лишним будет выпить стакан молока с куском вчерашнего пирога, спустился вниз.

Эмма сидела на перевёрнутом бочонке и, ловко орудуя ножом, потрошила заготовленную на зиму рыбу. Перед ней было два таза – один с нечищеной рыбой, другой – с той, которой предстояло сегодня пойти в пищу. У ног Эммы пузатая кошка подъедала оброненную требуху.

Он остановился в дверях, наблюдая за её естественной грацией, любуясь её простым платьем, перепачканным в рыбе и свином жире передником, её сколотыми на затылке волосами. Думая, что никто из посторонних её не увидит, Эмма была без головного убора – её аккуратно сложенный горж лежал на столе, наполовину завёрнутый в полотенце.

Кухарки не было, служанок тоже; они были на кухне одни.

– Приятно видеть, когда с такой тщательностью соблюдают дни поста, – громко сказал Бертран; он не хотел, чтобы она подумала, будто он тайно следил за ней.

Эмма вздрогнула и нечаянно поранила палец. Засунув его в рот, она торопливо ополоснула свободную руку и поискала глазами горж.

– Он на столе, – услужливо подсказал священник.

– Простите, святой отец, я сняла его, потому что боялась испачкать.

– Ничего страшного, Вы ведь были одни… Вы поранились?

– Пустяки! – махнула рукой Эмма, надев головной убор.

– Дайте я посмотрю, – настаивал Бертран.

– Да там царапина, святой отец! И кровь уже не идёт.

Она всё же подала ему пропахшую солью и рыбой руку. На одном из пальцев была наискось срезана кожа, и кровь мелкими каплями сочилась наружу.

– Вам следует перевязать его, – посоветовал священник, не выпуская из рук её ладонь.

– Не стоит, сейчас пройдёт.

Когда она отвернулась, чтобы взглянуть, не стащила ли кошка рыбу, он не удержался и воровато коснулся губами её пораненного пальца.

– Что Вы делаете, святой отец? – удивлённо спросила Эмма, отдёрнув руку.

– Это чтобы остановить кровь, дочь моя, – пересилив волнение и страх, ответил Бертран. Лишь бы она не ушла, лишь бы не обиделась!

– Вы что-то хотели, святой отец?

– Да. Кусок того пирога, что так удался вчера Вашей кухарке.

– Смотрите, святой отец, не впадите в грех чревоугодия! – шутя, погрозила ему Эмма.

– Не беспокойтесь, я самую малость! – рассмеялся в ответ священник; на лбу у него выступил холодный пот. – Пирог-то скоромный.

Когда Эмма отрезала ему пирог, с охапкой дров вернулась кухарка. Не боясь уже, что вдовствующая баронесса будет расспрашивать его о причинах недавнего необдуманного поступка, Бертран поспешил завести разговор, который заинтересовал бы обеих собеседниц.

День прошёл спокойно, и Бертран уже готовился отойти ко сну, когда мир его тесного уголка был нарушен появлением Мэрилин. Простоволосая, в расстегнутой котте без рукавов и сползшей на одно плечо рубашке, она застыла у перегородки со свечой в руках, не решаясь ни войти, ни уйти обратно.

– Что-то случилось? – забеспокоился священник, ища пояс от рясы.

– Нет, – сдавленно ответила Мэрилин.

– Не стойте там, Вы простудитесь. – Только сейчас он заметил, что она в одних чулках.

Мэрилин пожала плечами и вступила на камышовую циновку. Поставив свечу на стол, она провела рукой по волосам и искоса уставилась на Бертрана; ему стало не по себе под её взглядом.

– Что же привело Вас сюда в такой поздний час?

– Вы. – Мэрилин подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Кто-то прислал Вас? Чья-то душа нуждается в моей помощи? – пытался разговорить её священник.

Она покачала головой и провела рукой по лбу.

– Тогда в чём же дело, дочь моя? – недоумевал Бертран.

Мэрилин закрыла лицо руками и сделала шаг назад:

– Мне не следовало приходить, святой отец. Я… я лучше пойду.

– Вас что-то тревожит?

– Любовь, – чуть слышно прошептала она. – Она следует за мной попятам, заполняя дни и ночи. И грех. Я солгала Вам на исповеди, святой отец!

– Солгали? – нахмурился священник.

– Да, и солгала бы ещё раз, столько, сколько потребовалось! – Девушка решительно шагнула к нему. – Солгала, лишь снова увидеть Вас! Простите, простите меня, святой отец!

Она упала на колени и распростерлась перед ним на полу.

– Разве я не красива, разве не молода? Почему Вы не можете любить меня? Неужели Богу противна любовь и любезен вызванный запретами грех? – страстно шептала Мэрилин. Она на коленях ползла к ошеломлённому Бертрану, простирая к нему молитвенно сложенные руки.

– В Вас вселился дьявол! – Священник осенил её крестным знамением. Она поймала его руку, поцеловала и прижала её к щеке.

– Если я одержима, то только Вами. С того самого дня, как я увидела Вас, мир поблек для меня. Спасите же меня, святой отец! Одно Ваше слово – и на небе снова взойдёт солнце!

По щекам её текли слёзы и стекали по его пальцам. Ему вдруг стало жаль её, эту унизившуюся ради него девушку, которая, наверное, действительно его любила. Но что же он мог ей ответить?

Бертран осторожно отнял от её щеки ладонь и, подняв на ноги, усадил Мэрилин на единственный, помимо кровати, предмет своей мебели – старый табурет.

– Утрите слёзы, – ласково попросил он.

Она не двигалась, напряжённо вглядываясь в его лицо.

– Утрите слёзы и успокойтесь, дитя моё. Бог милостив и простит Вам мимолётную слабость плоти. Козни дьявола ввели Вас в заблуждение, но в Вашем возрасте это простительно. Стойко боритесь с происками Врага – и обретёте спасение. Прочтите десять раз покаянный псалом, поститесь до Троицы, избегайте всяческих увеселений, ибо они есть паутина дьявола, каждый день читайте молитвы и просите Господа нашего наставить Вас на путь истинный. А теперь ступайте. И да прибудет Бог в Вашем сердце!

Мэрилин вздрогнула и запахнула котту. Выпрямившись, она бросила на него взгляд исподлобья и шипящим шёпотом спросила:

– А сами Вы тоже читаете покаянные молитвы, святой отец?

– Как и все, дочь моя.

– Только они доставляют Вам больше удовольствия. – Мэрилин с усмешкой покосилась на Часослов и нарочито медленно, гордо, как человек, которому нечего стыдиться, вышла вон. Знала ли она о гвоздике?

* * *

Отряд Оснея обосновался в деревушке посреди болотистой равнины, поросшей редкими деревцами. Дела пока не было, поэтому лучники и арбалетчики проверяли тетиву и спусковые механизмы, свободные от дозора солдаты либо шатались по деревне, строя глазки приглянувшимся крестьянкам, либо пьянствовали, слуги поили и скребли лошадей, собирали ветки для костров.

За неимением таверны рыцари и оруженосцы попивали эль на улице. Они уже порядком напились, поэтому разговор заметно оживился.

– А как там наши войны против неверных? – поинтересовался один из «вечных» оруженосцев. – Надеюсь, мы не отдали им Гроб Господень?

– Не давайте ему больше эля, сеньоры! Уилфред в стельку пьян, – хохоча, крикнул его сосед. – Святая земля принадлежит нечестивцам. Нет больше славного Иерусалимского королевства…

Так завязалась беседа о событиях столетней давности.

– А давно ли бесстрашный Ричард вёл нас на Аккон? – с сожалением и досадой спрашивал кто-нибудь.

– А какие богатства ожидали нас на Востоке! – вторил ему другой, плеснув в кружку ещё горячительного. – И где они теперь, где наши кровные богатства? Неужели Господь любит сарацинских собак больше нас?

– Где наше богатство, кровь Христова? Где наши товарищи, которые принесли язычникам знамя Христово? Их убили, убили, сеньоры! – Он с чувством воздел руки к небу. – Убили христиан!

– Святая Земля… Мы лили в неё золото, будто в бездонную бочку.

– Вы про налоги, которые росли, как стены башен во время войны? – вступал в разговор новый собеседник. – Хорошо нас потрясли шерифы и церковники! Так трясли, что наш брат бежал к поганым крысам-ростовщикам.

– Много же их перерезали! – Кто-то довольно крякнул. – И поделом. Шелудивые псы заслужили смерть. Будь моя воля, всех бы перевешал. Христопродавцы! Они с радостью поменяют свою душу на тридцать серебряников!

– Крест Господень, их души еще до рождения забрали черти! Клянусь всеми кругами Ада, в убийстве еврея нет ничего позорного! Они были изгнаны Богом для того, чтобы мы смотрели на них и помнили, до чего может довести жизнь без Господа в сердце.

– И то верно! – подхватил ещё один. – В Страстную неделю мы вспоминаем, что они ратовали за распятие Христа. И вечно будут искупать свой грех, живя в грязи и горя в Аду.

– Заткнитесь, проповедники! – остудил их религиозный пыл человек с проседью в волосах. – Хватит поминать подлых! У нас и без них осталось чёртово наследство от Святой земли.

– О чём это Вы?

– О тамплиерах и прочей дряни. Сначала эти лисы ухаживали за больными, совмещали меч с молитвой. А между делом набивали сундуки деньгами, особенно храмовники.

– Что верно, то верно! – послышалось со всех сторон. – Они в золоте купаются!

– Недавно один явился к моей сестре и потребовал денег.

– И она дала? – укоризненно присвистнул рыцарь, говоривший раньше о непомерно больших налогах. – Ясное дело – женщина, а по сему – дура!

– Дала она, как же! – с гордостью ответил седобородый. – Свояк прогнал его в три шеи, да ещё собак науськал.

– Эх, меня война вконец разорила!

– Да, утяжелить бы карманы женитьбой! Только где ж найти богатенькую невесту?

– Нашёл же Леменор и, представьте, у себя под боком! – ловко вставил слово Клиффорд де Фарден.

– Повезло ему! Когда только успел?

Фарден многозначительно возвёл очи горе.

– Верно говорят, судьба несправедлива, – хмыкнул седобородый.

Они на время замолчали, потягивая из кружек эль.

– Не расскажите нам о Вашем братце, сэр Эдвард? – толкнул соседа в бок дородный барон. – Я слышал, – с улыбкой добавил он, – сэр Эдгар немного напроказил.

– Да уж! – вздохнул его собеседник. – Он успел обокрасть два монастыря и обесчестить минимум две дюжины женщин.

– Занятно! Кто же эти счастливицы?

– Крестьянки, монашки и дочь шатлена.

– Ну, с первыми-то всё понятно, а как к его коньку попали другие?

– Я же говорил, он ограбил два монастыря, – с досадой ответил сэр Эдвард. – Один из них был женский.

– Вот те раз! Силён Ваш братец! Сразу две дюжины! Пью за достопочтенного Эдгара Брандта и его ретивого конька! Ну, а как же другая? Та, которая дочь шатлена.

– Отстаньте, Мертон! – буркнул рыцарь. – Если Вам так интересно, расспросите Эдгара о том, как он опустошил кладовые несчастного шатлена и вдоволь позабавился с его дочерью на постели убитого им хозяина. Девчонка слишком громко кричала, поэтому к вечеру, когда она надоела даже солдатам, её отправили вслед за отцом.

Человек, пивший за здравие Эдгара Брандта, поднялся и, шатаясь, побрёл к воротам, напевая: «У Дорис моей щёчки, как розы, а ротик сладок, как мёд…».

* * *

Марта вздрогнула от крика ночной птицы и быстро перебежала полосу света от догорающего костра. Она изменилась, похудела, и от этого как будто стала выше; глаза на фоне бледной кожи казались больше, чем прежде.

Марта осторожно подобрала юбки и на цыпочках прошла мимо храпевшего часового. Она научилась ступать почти бесшумно; даже снег не скрипел под её башмаками. Незамеченная, Марта один за другим крадучись обходила дворы.

Её настойчивость была вознаграждена: она с трепещущим сердцем смотрела на буланую лошадь с большой белой отметиной на морде. Марта на цыпочках подошла к ней и, погладив по лбу, внимательно осмотрела попону. На ней были его цвета.

Молодая женщина взобралась на чурбан и, расшатав, выставила раму. Она вгляделась в лица спящих, озарённые тусклым светом свечного огарка. Их было двое, но барона Фардена среди них не было.

– Он куда-то ушёл. Я спрячусь и подожду его, – решила Марта и, вернувшись к сараю, притаилась возле скирды сгнившей соломы.

Скоро появился Клиффорд. Его чуть покачивало от выпитого эля.

– Спишь, собака? – Барон пнул сапогом заснувшего солдата.

Часовой встрепенулся и, что-то невнятно пробормотав, протёр кулаками глаза.

Клиффорд зашёл к лошадям, проверил, вдоволь ли у них корма.

– И зачем было останавливаться в этой глуши? – пробурчал он. – Наверняка, поблизости есть какой-нибудь замок – а мы торчим здесь!

Барон вышел из сарая и споткнулся о полено.

– Чертова деревяшка! – выругался он и отшвырнул его.

Марта ойкнула: полено больно ударил её по лодыжке.

– Кто здесь? – Клиффорд огляделся и заметил тень возле сарая.

– Выходи, а то хуже будет! – Он смело шагнул вперёд и схватил Марту за шиворот.

– Это я, сеньор! – завизжала молодая женщина.

– Ты? – от удивления барон выпустил её. – Зачем пришла?

Она отступила на шаг и прерывающимся от радости голосом зашептала:

– Я хочу помочь Вам. Я знаю, где прячутся Ваши враги.

– Где же? – шутя, спросил Клиффорд.

– Тут, неподалёку. – Марта не заметила, что он не принимает её слов всерьёз. Бедняжка думала, что не напрасно подвергала жизнь опасности, надеясь снова заслужить его любовь. – Они там, за лесом.

– Где «за лесом»? – заинтересовался барон.

Похоже, она не шутит. Если она говорит правду, то ему, барону де Фардену, может перепасть что-нибудь от монарших щедрот.

– Нужно ехать вслед за солнцем, когда оно клонится к закату, – с радостью объясняла Марта. – Будет дорога, большая дорога, а они аккурат за ней.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Фарден.

– Сама видела. – Её счастью и гордости не было предела. – Я была там. Я сделала это ради Вас, – молодая женщина смущённо улыбнулась.

– Когда ты была там? – Барон пропустил мимо ушей её последнюю фразу; он давно не любил её.

– Перед прошлой воскресной мессой.

– Далеко.

– Я пешком шла, а снег-то глубокий, – оправдывалась она.

– Ступай. Хотя, подожди.

Сердце ёкнуло от предвкушения заслуженной награды. Но оно ошиблось – Фарден порылся в кошельке и протянул ей монетку.

– Вы простили меня? – Марта с трепетом коснулась его руки; она всё ещё верила в то, что он любит её.

– Чего? – нахмурился барон.

– Вы больше не сердитесь на Марту и возьмёте её с собой?

Он молчал. «И привязалась же ко мне эта дрянь! – с досадой подумал Фарден. – Как же мне от неё отделаться?».

Она встала на колени и с мольбой посмотрела на него.

– Я же говорил тебе… – Барон скривил губы.

– Нет, нет, не прогоняйте меня, сеньор! – Марта обхватила руками его колени и, плача, прижалась к ним лицом. – Я ведь так старалась ради Вас!

– Убирайся! – Он попытался отстранить её от себя, но она ещё крепче прижалась к нему.

– Я люблю Вас, я всё сделаю, только не прогоняйте меня! – Марта ухватилась за его руки и принялась осыпать их поцелуями.

– Ты мне не нужна, пойми, наконец, глупая тварь! – отрывисто бросил он. – Я не хочу, чтобы ты вертелась возле моей жены.

– Я к ней и близко не подойду, – чуть не плача, шептала она. – Позвольте мне хоть иногда Вас видеть – мне больше ничего не нужно!

– Вбей себе в голову, глупая дрянная баба, что ты больше не получишь от меня ни пенса!

– Мне всё равно. Я не могу больше врать Мартину. Вы же знаете, он Вас так любит.

– Пошла прочь! – Фарден резко оттолкнул её от себя.

Молодая женщина упала на снег. Барон с презрением посмотрел на неё и пошёл к дому. Она поползла за ним, поползла на четвереньках, боясь встать на ноги. Поравнявшись с ним, Марта вцепилась в его одежду. Он обернулся. Молодая женщина с надеждой протянула к нему руки.

– Пожалуйста, пожалуйста! – шептала она.

– Убирайся! – раздражённо крикнул Клиффорд и несколько раз ударил её ногой. По животу. И кулаком – по лицу.

Марта упала и, сжавшись в комочек, уткнувшись лицом в снег, не обращая внимания на разбитую губу, разрыдалась.

Глава XXXII

Может, Идваль прав, и стоило уехать с ним? Предложение заманчивое, но противоречащее его понятиям о чести и долге. Это был бы побег, а раз побег – значит, признание вины. Но вины не было, а посему следовало оставаться на месте и ждать. Ждать и готовиться к главному суду в его жизни. А если уж уезжать, то не в Уэльс (война Ллевелина проиграна, король потребует выдачи преступников), а во Францию. Честно говоря, первые шаги по подготовке путей к отступлению уже были предприняты, оставалось забрать жену и добраться до южного валлийского побережья, но Роланд медлил. И не только из тактических соображений. Во-первых, нужно было дать указания матери и сестре, во-вторых, собрать и безопасно переправить на континент крупную сумму (не меньше годового дохода), а, в-третьих, придумать, что сделать с Леменором. Теперь граф жалел, что позволил ему уйти, не засадил его в подземелье, где этот мерзавец, немного поголодав, с радостью отказался бы от своих лживых показаний.

Норинстан не скупился на средства и серьёзно занялся прошлым баннерета. Оно оказалось не столь безупречным, каким хотел представить его Леменор. Первым открытием стал его сводный брат. Узнав о его существовании, Роланд решил, что это будет его первый удар. Дикону, то есть Ричарду Леменору предстояло стать приманкой.

Весело насвистывая, Ричард возвращался из родного местечка Бригитты. Её престарелая мать, державшая небольшое хозяйство посреди пустоши, посылала дочке скромные подарки: две головки козьего сыра и шерстяные чулки.

Дорога бежала по холмистой равнине; ветер свободно разгуливал между взгорий, больно щипал щёки. Спутники Дикона говорили, что там, за холмами, где начинаются горы, ещё холоднее. Ричарду очень хотелось увидеть эту таинственную страну, вызвавшую такой переполох, но не зимой, а летом, когда холмы покрыты зеленью.

– Скоро постоялый двор, – довольно крякнул один из его спутников, шмыгнув носом. – «Голова сарацина». Его держит одна милая хохотушка. До этого делами занимался её муж, но в один прекрасный день его прирезали валлийцы. Может, он разбавлял им эль.

– Да, неплохо было бы обогреться перед очагом! – кивнул Дикон, плотнее укутавшись в плащ. – И придумал же Господь эти чёртовы холода!

– А ты терпи: скоро адово пламя всё растопит, – подмигнул ему собеседник. – Может, вышлем вперёд дозорных?

– Зачем?

– Да валлийцы пошаливают. Не то, чтобы я их боялся, просто так надёжнее. Лучше кружка эля, чем стрела в горле, – рассмеялся он.

Дорога снова нырнула вниз. Отряжённые дозорными солдаты отделились от отряда и рысью скрылись за гребнем холма. Беседуя о прелестях хозяйки «Головы сарацина», путники начали вслед за ними взбираться на возвышенность. Примерно на половине подъёма их разговор был прерван истошным криком: «Вали…». Очевидно, дозорный хотел крикнуть: «Валлийцы!», но неприятель предусмотрительно позаботился о том, чтобы он не закончил.

Англичане сбились в кружок, напряжённо оглядываясь по сторонам. Тихо. Только изредка кричали, пролетая, птицы. И тут длинная стрела вонзилась в бок одного из солдат.

– Чёрт, лучники!

Они были там, наверху.

– Вот и посидели у очага! – усмехнулся Ричард.

– Ничего, сэр Дикон, Бог своих знает и в беде не бросит! Всыплем мы этим поганцам и пятки поджарим! – заверил его англичанин, рассуждавший о превратностях судьбы харчевника. Словно в насмешку над его бахвальством, Смерть острой стрелой перерезала ниточку его жизни.

– Роза и крест! – Ричард ринулся вперёд, увлекая за собой товарищей. Не обращая внимания на ноющее плечо, он стремился к гребню холма, будто к спасительному горному перевалу. До него Дикон не добрался: ловко затянутая вокруг туловища петля стянула его с коня. Он отчаянно сопротивлялся, даже умудрился вспороть живот одному из пленивших его валлийцев, но сильный удар по голове на время порвал его связь с реальностью.

Очнулся он оттого, что кто-то облил его водой.

– Так-так, кто тут у нас? Солдат Его величества, да продлит Господь его годы! – В гудящей голове Ричарда зазвучал чей-то насмешливый голос. С трудом повернув голову, он понял, что лежит в какой-то комнате на подстилке из тростника.

– Кто Вы? – преодолевая дурноту, спросил Дикон.

– Друг Вашего братца, которому он подложил свинью, – усмехнулся незнакомец. Приподнявшись, Ричард увидел его – человека, широко расставив ноги, сидевшего в кресле.

– Добро пожаловать в Норинский замок! – осклабился он.

– Я пленник? – с трудом ворочая языком, пробормотал Дикон.

– Да, до тех пор, как Ваш трижды проклятый братец не явиться сюда с повинной. А пока, сеньор Ричард Леменор, поживите вместе с крысами и молитесь, чтобы Ваш брат не оказался большим подлецом, чем он есть.

Двое крепких парней подхватили Ричарда под руки и поволокли прочь.

– Я хочу знать Ваше имя! – завопил Дикон, оказывая отчаянное сопротивление своим конвоирам. – Ваше имя, сеньор, чтобы я знал, кому после послать вызов!

– Зачем Вам, Ваш брат прекрасно меня знает. А вызовов от бастардов я не принимаю. Оливер, избавьте меня от тявканья этого щенка!

После второго удара по голове Ричард очнулся в холодной камере. Сюда не проникало ни лучика света; со стен капала вода. Одна минута – одна капля. Собиравшаяся на полу вода стекала в трещины между камней. В углу чистили мордочки две крысы. Когда Дикон пошевелился, они убежали. Потирая рукой затылок, он сел на подстилке из старой соломы и огляделся. Первое, что бросилось в глаза, – цепи и кандалы на стене и остатки чьей-то скрюченной руки в одном из железных браслетов. Ричард поёжился: неприятно оказаться в одной комнате со скелетом. Интересно, за него в своё время не заплатили выкуп или посадили сюда в отместку за дела своих родных, как его, Дикона? Честно говоря, он ума не приложил, что такого мог совершить его брат, чтобы так рассердить того сеньора.

Встав, Ричард понял, что камера не приспособлена для прогулок: во-первых, она была очень маленькой, а, во-вторых, выпрямиться в ней можно было с большим трудом – голова упиралась в потолок, и вода стекала уже не по стенам, а по шее. Радовало то, что свободу движений не ограничивало железо.

Пошарив руками по полу, Дикон обнаружил скромный ужин, а, может, и завтрак: ломоть хлеба, кусок не первой свежести сыра и кувшин воды. Понимая, что за ночь от хлеба и сыра ничего не останется, он присел на корточки и принялся за скромную трапезу.

Среди ночи его разбудил скрип. В ореоле свечи он увидел глаза и часть лица женщины, внимательно наблюдавшей за ним сквозь окошко в двери.

– Кто Вы? – Ричард сел, потирая глаза.

– Тсс! – Женщина приложила палец к губам. – Я просто пришла на Вас посмотреть. Вы хотите есть? Тут у меня есть остатки супа…

– Не отказался бы, – признался он.

– Тогда возьмите миску и ешьте быстрее: я должна уйти до смены часовых.

Тонкая ручка со свежим шрамом на запястье протянула ему глиняную миску. С благодарностью подхватив её, Ричард с жадностью начал заглатывать остывший суп.

– Быстрее, быстрее! – торопила его благодетельница, вздрагивая от каждого шороха.

Доев, он отдал ей миску:

– А теперь не выпустите ли Вы меня, прелестница?

– Ой, что Вы, я не могу! – ужаснулась она. – Да и куда Вам бежать? Тут полным-полно солдат! Нет уж, лучше я буду изредка к Вам приходить и приносить Вам еду. Только не каждый день, а когда дежурит Кевин.

– Постойте, а кто хозяин этого замка?

– Граф Роланд Норинстан. А теперь прощайте! – Окошечко захлопнулось.

Дикон вздохнул и снова разлёгся на соломе. Теперь он знал, что долго проторчит в этой дыре, но всё же надеялся уговорить таинственную благодетельницу и попытать счастья в тёмных замковых коридорах. А, может, она из любви к нему проводит его каким-нибудь потайным ходом? Чем чёрт не шутит? Жаль только, что плечо побаливает от сырости.

* * *

Джон вернулся в Норинский замок, чтобы доложить о выполненной работе и, быть может, получить следующую.

Работа была исполнена идеально, комар носа не подточит. Придорожная канава приютили и Питера, и его родных. Им следовало догадаться, что ночи чреваты неприятными встречами.

В том, что от Питера следовало избавиться, Джон не сомневался: даже если этот малый и не предавал их, он всё равно слишком много знал. А что касается остальных… Жалко было их убивать, но выбора не было. У мужа обычно нет секретов от жены, а уж бабы болтливы. Особливо между собой. Ладно, по крайней мере детишек дома не было, трудно было бы ему убивать детишек, не смог бы – они ведь, даже если чумазые, будто ангелочки.

Говорят, у дочки этого Питера были дети. Сиротками теперь остались… И зачем ей только понадобилось у родителей ночевать? Ну да все мы в этом мире сироты, выкарабкаются как-нибудь.

Как он и полагал, граф остался доволен. Заинтересовало его и то, что Джон выведал на счет баннерета Леменора.

– Так ты говоришь, занятное совпадение? – потирал руки Норинстан. – А баннерет-то у нас не без грешка!

– Истинная правда, сеньор! – Джон самодовольно улыбался. – Лет десять назад через его владения проезжали монахи и не просто так, а везли казну своего братства, – так что Вы думаете, казна пропала!

– А что монахи?

– Нашли весной в придорожной канаве.

– Убийц схватили?

– Нет, свидетелей-то не было.

– А баннерет Леменор? Как он себя вёл? Он был тогда у себя?

– Был, сеньор, но ничего не предпринимал до тех пор, пока братство не встревожилось столь долгим отсутствием своих собратьев. Поговаривали, что монахов прирезал Меченный Дрю, только он в тех краях никогда не появлялся, да и никого другого до Пасхи в тех крах не ограбил.

– Большая была казна?

– Чего не знаю, того не знаю, но думаю, что не малая.

– Молодец! – похвалил его Роланд. – А теперь найди мне двух свидетелей, не заинтересованных в собственной выгоде, но заслуживающих доверия, которые могли бы под присягой подтвердить, что тех монахов убили люди Леменора, а казну братства он присвоил себе.

– Это дорого встанет, – покачал головой Джон. – Сами знаете, люди просто так говорить не станут. Даже если это правда, а её нужно всего лишь приукрасить.

– Само собой. Скажешь, что каждый получит по двадцать марок. А теперь ступай. Да, и, смотри, не вертись вокруг них!

Довольный собой, граф Норинстан решил проверить пленника. Спускаясь, он заметил торопливо искавшего перчатки Адриана – одного из своих оруженосцев, заменившего Грегора. При виде сеньора тот испуганно вздрогнул и отвёл глаза.

– Куда это ты собрался? – нахмурился Роланд. Что-то ему не нравилось поведение оруженосца.

– Никуда, сеньор, только лошадей проверить.

– В перчатках? Ну-ка выкладывай начистоту!

– Нехорошо это, сеньор, другого человека под монастырь подводить, – покачал головой Адриан и, наконец найдя перчатки, вышел во двор.

Граф в задумчивости постоял несколько минут, раздумывая, что могли бы значить эти слова, а затем, повинуясь скорее интуиции, чем здравому смыслу, последовал за оруженосцем. Он нашёл его на конюшне: Адриан седлал лошадь; к седлу были приторочены дорожные мешки.

– Вы нас покидаете, Адриан? – с усмешкой поинтересовался Роланд, загородив ему дорогу.

Оруженосец с вызовом посмотрел ему в глаза:

– Покидаю. Навсегда.

– Вот как? С чего бы?

– Тошно жить под одной крышей с преступниками.

– К Оснею собрался, гадёныш? – нахмурился Роланд, слегка подавшись вперёд.

– А хоть бы и к нему! Не позволю казнить невиновного.

– Кого же это?

– Того, о ком Вы говорили с Джоном-пройдохой.

– А, так ты подслушивал и теперь хочешь предать своего сеньора? Нечего сказать, хороша плата за еду и кров! Ты никуда не поедешь, – решительно заявил он.

– Поеду, – упрямо насупился Адриан.

– Значит, всерьёз решил? Не передумаешь?

– Нет. Пропустите!

– Ну так и отправляйся туда, где скоро окажется твой баннерет! – Выхватив кинжал, граф заколол оруженосца. Ухватив труп за ноги, он подтащил его к потайному оконцу и, отворив его, выбросил покойника в воду. Обернувшись, Норинстан увидел сэра Энджела. Он стоял возле лошади Адриана и глубокомысленно смотрел на капли крови на земляном полу.

– Тут, кажется, кого-то убили. Как Вы думаете, милорд?

– Вряд ли, – покачал головой Роланд. Свидетель. Это не входило в его планы. Да, Роланд Норинстан, удача явно не благоволит к Вам сегодня. Ладно, попробуем убедить его, что убийства не было. – Это, наверное, конюх. Напился, как свинья, полез седлать лошадь – а та дала ему копытом.

– Да, не повезло бедняге! – посочувствовал сэр Энджел. – А для кого он седлал лошадь?

– Для меня, – не задумываясь, ответил граф, незаметно осматривая рукава: не осталось ли где-нибудь пятен крови?

– Дорожные мешки… – Сэр Энджел внимательно осмотрел навьюченного коня. – Постойте, это же вещи Адриана! Что же это, милорд? – Он поднял голову и вопросительно посмотрел на Роланда.

– Ничего, сэр Эндрю, – улыбнулся Норинстан. – Давайте немного пройдёмся, и я Вам всё объясню.

– А что случилось с этим милым мальчиком? – не унимался рыцарь.

– С ним всё в порядке, он просто сбежал.

– Как сбежал? Куда?

– Идите сюда, – граф поманил его к потайному окну. – Этот паршивец нашёл лазейку и на моих глазах спокойно сбежал через неё. Зачем, Вы, наверное, сами догадываетесь.

– Вы пытались ему помешать?

– Как? Ухватить за шиворот? Пока я пробовал докричаться до лучников, его и след простыл. Остаётся только молить Бога, чтобы он утонул, сукин сын! А вот и эта чёртова лазейка. – Приведя в действие механизм, Роланд продемонстрировал образовавшийся в стене проём.

– А куда он ведёт?

– Посмотрите сами, – предложил Норинстан.

– Кажется, тут отвесная стена, – разочарованно протянул сэр Энджел.

– А Вы приглядитесь: там есть уступы.

Стоило рыцарю выглянул из окна, как Роланд воткнул ему в спину кинжал и вышвырнул обмякшее тело в воду. Перед тем, как с плеском погрузиться в неё, оно несколько раз ударилось о стены.

– Ну вот и всё! – с облегчением вздохнул граф, вытерев кинжал о пучок соломы. Тщательно вытерев капли крови, он избавился от последних свидетельств совершённого преступления, тщательно закрыл и замаскировал окно. Норинстан не боялся, что его кто-нибудь видел: выступы башен надёжно скрывали стену. Ну, а если какой-нибудь часовой и заметил последний полёт сэра Энджела, то, наверняка, подумал, что того сбросили сверху, с парапета, ведь тайна окна в конюшне была известна только хозяину замка. Оставалось ждать, пока оба тела обнаружат, а пока заняться делом Леменора.