Текст книги "Дама с единорогом (СИ)"

Автор книги: Ольга Романовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 42 страниц)

– Чего ты там лопочешь себе под нос?

– «Ты в первенстве зарю собой затмила…». Просто строчка из стихотворения, дядя.

– Чьего? – кисло осведомился Артур.

– Моего, – смутился Гордон. – Я сочиняю канцону, но если я Вам мешаю…

– Этого ещё не хватало: мой племянник пишет стихи! И кому ты их посвящаешь?

– Одной даме.

– Клотильде Уорвик? А ещё признаваться не хотел, шельмец! – Баннерет дал ему дружескую затрещину. – Впредь тебе урок: говори только правду.

– Но я не лгал Вам, дядя! – раскраснелся мальчик. – Я никогда не сочинял стихов Клотильде Уорвик! Они посвящены той даме, которую я встречу и которой буду служить до конца моих дней.

– А, понятно, – протянул Леменор. В их семье никто не сочинял стихов, наверное, это влияние Форрестеров. Ладно, в меру это даже полезно, главное, чтобы мальчишка не забывал, что в первую очередь он будущий воин.

* * *

К весне следующего года приготовления к свадьбе были почти закончены. Служанки трудились над свадебным платьем баронессы, а барон обсуждал с женихом последние детали приданого дочери.

Жанна отнеслась к своему скорому замужеству с полным безразличием и по-прежнему проводила дни за вышиванием и домашним хозяйством.

– Не понимаю Вас, госпожа, – качая головой, говорила Джуди. – Вас ведь скоро к алтарю поведут!

– Ну, и пусть поведут.

– Но ведь не с баннеретом Леменором!

– Ах, Джуди, мне теперь всё равно! Я не хочу остаться старой девой, понимаешь! Не хочу нянчиться с братьями и сёстрами, которых родит моему отцу мачеха. Да я готова выйти замуж за кого угодно!

– А как же Ваша любовь?

– Любовь? – усмехнулась девушка. – Может, баннерет уже и забыл меня – мало ли, что может случиться за три года? А я сижу тут и целыми днями вышиваю эти цветочки! – Она в сердцах бросила своё вышивание на пол. – Мне всё опостылело, Джуди! Отец не даёт мне гулять, даже в сад я выхожу под присмотром Пита. Слуги следят за каждым моим движением, за каждым словом и обо всём докладывают отцу. Порой мне кажется, что даже Каролина за мной шпионит. Я не знаю, какая жизнь ждёт меня в замке графа, но, уверена, там мне не может быть хуже, чем здесь.

– Лучше уж быть графиней Норинстан, чем целую жизнь гоняться за прошлым, – тихо пробормотала девушка. – Если за три года он ни разу не побывал у нас, значит, я ему не нужна. Даже если я выйду за него, то счастливее от этого не стану.

– Значит, Вы выйдете замуж по доброй воле?

– А почему бы и нет? – Баронесса хорошо помнила, что баннерет не подавал о себе вестей с тех самых пор, когда Норинстан так не вовремя вмешался в их свидание. – Граф ничем не хуже других, а, может, и лучше. По крайней мере, он обо мне не забывает. – Это был камешек в огород Леменора.

– Кстати, что слышно о Мелиссе Гвуиллит? – Жанна неожиданно переменила тему.

– Её снова выдают замуж, госпожа. Поговаривают, что за какого-то английского графа. Невезучая она, госпожа; как бы и нового её женишка по ошибке не пристукнули!

– Джуди, типун тебе на язык!

– А что я такого сказала? Я ничего, я молчу.

Но свадьба Роланда Норинстана и Жанны Уоршел не состоялась: в ход событий опять вмешались третьи силы.

В канун вербного воскресенья 1282 года бывший союзник английского короля Давид, брат Ллевелина ап Груффита, ночью напал на Хауэрденский замок, перерезал гарнизон и захватил королевского юстициария, повесившего одного из его людей за преступление, ненаказуемое по валлийским законам. Ллевелин забыл о разногласиях с братом и снова поднял в Уэльсе мятеж. Восставшие громили построенные англичанами во время войны 1277 года замки, убивали и предавали огню их обитателей.

Причиной новой войны послужило желание английских властей распространить на территорию Уэльса юрисдикцию английского права. Отказ от валлийских законов и традиций рассматривался местными жителями как чудовищная несправедливость и оскорбление.

Были и другие причины. Валлийцы не любили англичан, назначаемых королём судьями и правителями некоторых валлийских территорий; большинство из них предпочло, чтобы ими управлял несправедливый соотечественник, чем честный чужеземец.

Эдуард призвал архиепископов отлучить мятежников от церкви за святотатство и измену; английские графства вновь призывали к оружию…

Граф прискакал в Уорш рано утром, своим появлением переполошив всю округу. Осыпав стражников и сонных слуг целым ворохом отборных ругательств, сдобренных ударами плёткой, он заявил, что немедленно желает видеть барона Уоршела.

– Сеньор почивает, – робко попытался задержать его кто-то из замковой прислуги. – Нельзя его будить!

– Мне плевать! Если ты сейчас же его не растолкаешь, я с тебя шкуру спущу!

Норинстан и Уоршел проговорили около часа; о чём, никто не знал.

Выйдя на крыльцо, граф столкнулся с Жанной, разбуженной утренней кутерьмой.

– Что случилось, граф? – Она ещё не до конца проснулась и, ёжась, куталась в плед.

– Вы замёрзните, уходите. – Он сделал вид, что не расслышал её вопроса.

– Зачем Вам так рано понадобился отец? – Жанна плотнее запахнула плед на груди. – Что-то срочное?

– Это мужские дела; они Вас не касаются.

– А всё же? – Она, почти не мигая, пристально смотрела на него.

– Лучше Вам этого не знать, спите спокойно. Да, нашу свадьбу придётся отложить, по крайней мере, до осени, – мимоходом, вскользь, заметил Роланд.

– Граф, Вы должны мне всё объяснить! – Девушка ухватила его за руку. – Вы опять уезжаете? Куда?

Он решил сказать ей правду – в конце концов, всё равно скоро узнает.

– На войну. Но не тревожьтесь, это ненадолго. До свиданья, баронесса.

– До свидания, граф, – машинально ответила она.

Роланд поцеловал невесту в лоб. Поцелуй был странным – торопливым, сдержанным, холодным, не таким, какого она ожидала. Баронесса в недоумении посмотрела на жениха и провела рукой по лбу.

(«Неужели все они опять меня бросают? Это ведь так страшно… одной… Он любит войну больше меня»).

Когда граф уехал, девушка не ушла. Забыв о сне и холодных предрассветных сумерках, Жанна долго простояла на крыльце и простояла бы ещё дольше, если бы не Джуди. Она тронула её за плечо и увела в дом.

– Эдуард сам виноват: нечего было посылать сюда своих любимчиков! – бормотал Уоршел, нервно расхаживая по залу, где он только что говорил с графом. – Мы верно служили ему, своей кровью оплачивали его победы – а что в награду? Ничего! Он предпочитает назначать судьями кого угодно, кроме тех, кто с давних пор знаком с обычаями валлийцев, тех, кого они уважают.

– А ведь покончив с ними, он, пожалуй, снова примется за нас и на этот раз доведёт дело до конца, – вдруг подумалось ему. – У короля и так слишком много власти, а, победив Ллевелина, он решит, что его воля безгранична. Его люди притесняют нас, не считаясь со славным рыцарством, на плечах которого покоится благополучие страны. Пришла пора напомнить ему, что за всякие дела воздают по заслугам!

Глядя на него и слушая его странную, не достойную вассала короля речь, можно было подумать, что он сошёл с ума. Но барон пребывал в здравом рассудке, просто он был раздосадован и подавлен чередой неудач, неурожаев и бесконечных поборов. Да и дело Монфора ещё не было забыто: Джеральд начинал баронскую войну на его стороне…

Уоршел привык к тому, что судьба с рождения осыпала его милостями. Родился первенцем в семье, без особых хлопот получил рыцарское звание, сам того не желая, попал ко двору одного из крупных графов, совершенно случайно завязал знакомство с сыновьями нужных людей, женился на богатой знатной невесте – это ли не счастье? Но былые знакомства исчезли, первая жена умерла, деньги разлетались по ветру; барону начинало казаться, что удача отвернулась от него. Он попробовал было обручить свою дочь с сыном барона Гвуиллита, но неудачно. Родился долгожданный наследник, ему опять нужны были полные сундуки, но он не мог дать сыну того, что было у него когда-то.

Барон долго думал, думал в одиночестве, не позволяя домашним нарушать свой покой. Нет, он даже не думал об измене и по-прежнему был верным подданным, дело было в другом – в его отношении к королю. Тот был для него первым из равных, а не сеньором, который мог что-либо приказывать. Джеральд Уоршел не считал себя его вассалом, он считал себя равным ему и желал, чтобы с ним, как и с другими баронами, считались.

Но, как бы ни был велик соблазн старых лет, Джеральд Уоршел не переметнулся на сторону Ллевелина. Он давно не доверял ему, не доверял с тех самых пор, как тот в самый ответственный момент бросил Монфора.

О том, что отец уезжает, Жанна узнала от слуг. Не успев толком одеться, она сбежала вниз и, оттолкнув от двери оруженосца, бросилась на крыльцо, где уже стояла скорбная Каролина с маленьким сыном на руках. Барону уже подвели коня, так что она успела вовремя.

– Батюшка, не бросайте меня! – Жанна ухватила отца за руки и упала перед ним на колени. Она была в котте без рукавов, надетой поверх нижней рубашки. – Батюшка, останьтесь!

– Жанна, не позорься перед людьми! – сурово ответил барон и поднял её. – Ступай к себе.

– Нет, нет, я не отпущу Вас! Зачем Вам ехать? – Баронесса не слушала его и по-прежнему не позволяла ему спуститься. – Останьтесь, они же убьют Вас!

– Почему это? – нахмурился Джеральд.

– Они молоды, а в Ваших волосах уже поселилась седина. Не бросайте меня, батюшка!

– Жанна, это ребячество! – Он оттолкнул от себя её руки.

– Ребячество? – обиженно переспросила девушка. – Разве глупо любить собственного отца?

– Не позорь меня перед людьми. Ну, подумай, что они скажут, если узнают, что я, послушавшись, дочери, остался дома? Они решат, что Джеральд Уоршел уже настолько стар, что не может сесть в седло, и совсем выжил из ума, раз поступает так, как велит ему дочь. Неужели ты хочешь, чтобы твой отец посрамил честь рыцаря?

– Нет. – Его аргументы её убедили.

– Тогда утри слёзы и поцелуй меня на прощание. Да, вот ещё что… – Он оглянулся и посмотрел на супругу, скромно стоявшую у двери. – Присматривай за мачехой. Честно говоря, лучше, если ты сама займёшься хозяйством. Ты уже взрослая и прекрасно со всем справишься, так что никаких особых наставлений я тебе давать не буду.

– Хорошо, отец. Пусть Господь охранит Вас от смерти! – Она смирилась с неизбежностью разлуки. – Да прибудет с Вами сила крестного воинства!

Жанна коснулась губами морщинистого отцовского лба и посторонилась, пропустив его и сопровождавших его слуг.

Теперь настала очередь супруги. Мелкими шажками Каролина подошла к мужу, подталкивая перед собой сонного Элджернона. Мальчик плакал и порывался убежать.

– Ну же, Элджи, подойди к отцу! – От стыда за сына на щеках Каролины выступил румянец. – Попрощайся с отцом, деточка.

– Баронесса, не смейте с ним сюсюкаться! – резко оборвал поток уговоров барон. – Ты вырастишь из него девчонку!

– Хорошо, хорошо, я не буду.

Каролина остановилась на нижней ступеньке и, несмотря на протесты няньки, подняла мальчика. Джеральд улыбнулся, взял его на руки и потрепал по голове.

– Вы не поцелуете его? – удивилась баронесса.

– Он мужчина, пусть не привыкает к нежностям. Когда я вернусь, начну учить его ездить верхом.

– Но он ещё мал! – запротестовала Каролина.

– В самый раз. Не влезай не в свои дела, женщина! Позаботься лучше о том, чтобы у Элджернона родился здоровый товарищ для игр.

Каролина вспыхнула и положила руку на свой большой живот.

Отдав сына няньке, барон притянул к себе жену, грубо чмокнул в щёку и провёл рукой по животу:

– Смотри, чтобы был мальчик! И без выкрутасов!

Баронесса кивнула и молча перекрестила его. Она тихо всхлипывала.

– А теперь обе вон отсюда! – Джеральд терпеть не мог слезливых прощаний.

Обе женщины подчинились. Каролина ушла к себе, уведя с собой Элджернона, а Жанна перешла в недавно построенную полукаменную палату и из окна светлой галереи молча наблюдала за тем, как заканчиваются последние приготовления к отъезду.

Когда барон сел в седло и копыта лошадей застучали сначала по двору, а потом по подъёмному мосту, она не выдержала и разрыдалась в голос. Растрепанные волосы падали ей на лицо, попадали в рот, но она не обращала на это внимания. Такой, в состоянии, близком к истерике, её нашла Джуди.

– Да что с Вами, госпожа? – Преодолевая упорное сопротивление, она повела баронессу наверх.

– Оставь, оставь меня! – кричала девушка, вырываясь из её рук.

– Не оставлю! Этак Вы ещё над собой что-нибудь учините.

– Просто, просто… Они ведь убьют его, Джуди, убьют!

– Кого убьют?

– Отца. Он ведь уже стар!

– Смилуйся над нами Матерь Божья! Да чтобы барона убили – да быть такого не может! Успокойтесь, вернётся он к Вам, здоровый и невредимый.

– Давай молиться, давай обе молиться. Я знаю, Каролина тоже молится, она набожная женщина… Давай же, Джуди! Величественная Царица Небесная, Высочайшая Повелительница Ангелов! Мы смиренно просим Тебя, пошли нам на помощь Твои небесные легионы, чтобы они под Твоею силой преследовали адские силы, везде с ними сражались, отбили их дерзкие нападения и ввергли их в бездну.

Она стояла на коленях и с затуманенным взором, простерев к тускло горевшей лампадке руки, повторяла:

– Кто, как Господь, Бог наш? Вы, святые Ангелы и Архангелы, защитите и охраните их! Добрая, нежная Матерь, Ты навеки наша любовь и наша надежда! Матерь Божия, пошли им святых Ангелов, чтобы они их защитили и отогнали бы от них злого врага. Пусть все, которые почитают Тебя, почувствуют Твою помощь! Вспомни, о всемилостивая Дева Мария, что испокон века никто не слыхал о том, чтобы кто-либо из прибегающих к Тебе, просящих о Твоей помощи, ищущих Твоего заступничества, был Тобою оставлен. Исполненный такого упования, прихожу к Тебе, Дева и Матерь Всевышнего, со смирением и сокрушением о своих грехах. Не презри моих слов, о Мать Предвечного Слова, и благосклонно внемли просьбе моей.

– Боже, Ты открыл нам, что миротворцы нарекутся Твоими сынами. Молим Тебя: даруй прочный и неложный мир, чтобы живущие в согласии утвердились в стремлении к добру, а враждующие забыли зло. Через Христа, Господа нашего. Аминь.

– Джуди, – баронесса взяла себя в руки, – пошли кого-нибудь в Леменор. Я хочу знать, где баннерет. Вдруг он ещё не уехал? Если так, то пусть хотя бы заедет попрощаться со мной. Передай ему, что я приказываю ему щадить себя ради меня.

Прощание с баннеретом вышло ещё короче. Посланник баронессы не застал Артура в Леменоре, но всё же сумел перехватить его на развилке большой дороги. Ради встречи с Жанной баннерет согласился ненадолго отсрочить свой отъезд.

Они стояли у приходской церкви.

– Вы тоже уезжаете на эту войну? – Жанна, как могла, старалась сдерживать волнение и незаметно чертила носком сапожка прямые и зигзаги.

– Да, так уж вышло.

– Баннерет, я не хочу, чтобы Вы уезжали.

– Если бы я мог, я бы остался, но…

– А что Вас удерживает? Вы же уже исполнили свой долг, когда бросили меня ради войны пять лет назад, – с лёгким раздражением бросила девушка и шёпотом добавила: – Отец уехал, графа Норинстан тоже – теперь никто не помешает нашей свадьбе.

– Свадьбе? – Он задумался. – Да, мы обязательно поженимся после войны.

– Значит, я осталась совсем одна, – вздохнула Жанна. – Что ж, поезжайте. Поезжайте и будьте храбрым! Я буду утешать себя Вашей храбростью, раз не могу утешить постоянством. И да хранит Вас Господь!

Баронесса проводила его глазами и смахнула со щеки слезу.

– Ну, что стоишь? Хватит спать, бездельник! – крикнула она прикорнувшему неподалёку пажу. – Веди сюда мою лошадь и помоги мне сесть в седло.

Мальчишка встрепенулся и, виновато улыбаясь, подвёл к ней иноходца. В благодарность он получил затрещину.

Глава XVIII

Баннерет надеялся вместе с королём громить Ллевелина в Сноудонии, а оказался в скромном вспомогательном феодальном ополчении, призванном пресекать вылазки валлийцев на херефордской и шропширской границах. Вместе со своими людьми неся караулы и маясь от безделья в лагере, Леменор мечтал, чтобы их отправили на «настоящее дело», поэтому обрадовался, узнав, что готовится наступление. Его подробности с жаром обсуждались на совете командующих, но, как это обычно и бывает, к согласию сразу придти не удалось; Артуру даже казалось, что они подерутся, отставая каждый свою точку зрения. Но всё обошлось.

Совершив несколько карательных вылазок, ополчение остановилось на валлийской границе. Ждали графа Норинстана, вместе с которым им предстояло громить валлийцев в предгорьях их родины.

Когда появился граф, его засыпали вопросами и, узнав об активизации валлийцев и их мятежных союзников, решили немедленно наступать.

Конечный план действий обсуждался за походным столом Сомерсета Оснея. В качестве советчика, разумеется, он избрал того, кто знал о противнике не понаслышке – Роланда Норинстана.

– Насколько я понимаю, – говорил граф Вулвергемптонский, – нам предстоит защищать маркграфов, в частности, Мортимеров, с которыми Вы, кажется, состоите в дальнем родстве.

– Да, в марке Мортимера не спокойно. Старый Роджер при смерти, так что валлийцы ждут не дождутся, чтобы напасть на его земли.

– А как положение на границе?

– А, – махнул рукой Норинстан, – повсюду полно этих голоногих, которые режут скот и портят наши поля. Я боюсь, в этом году урожая не будет.

– На всё воля Божья! – вздохнул Осней. – Ну, так как Вы думаете, стоит ли нам забираться в горы к верховьям Уай?

– А каков был приказ?

– Охранять границу и при случае пускать кровь валлийцам.

– Так и охраняйте! Вы хоть знаете, каково там, куда Вы так рвётесь? Охота Вам гоняться за призраками в тумане среди обрывов, гробить свою конницу в густых чащобах, постоянно рискуя получить стрелу в горло? А Мортимеру мы всё равно не поможем: валлийцам куда ближе до него, чем нам, к тому же, с севера их прижмёт королевская армия.

– Мне доносили, что у валлийцев здесь какие-то союзники, и вместе они смогли собрать неплохую армию.

– Как же, армию! – хмыкнул Роланд. – Горстку вонючих крыс, которую мы легко прихлопнем.

– Мы должны дать им бой. Подождём их здесь…

– Святой Давид, чем больше времени Вы ждёте и ближе их подпускаете, тем сильнее они становятся! – с жаром воскликнул Норинстан. – Я считаю, что противника нужно встретить в другом месте.

– В другом месте? И где же? Удобнее этой долины нет.

– Вы ошибаетесь, есть другое местечко, где наша конница могла бы действовать куда лучше. К примеру, что Вы скажите о долине возле Лайдхема?

– Лайдхема? Это же без малого неделя пути! Не спорю, место подходящее, но слишком далеко.

– Далеко? Осней, не пугайте меня, не говорите, что Вы превратились в дряхлого старика! Я хорошо знаю местность, деваться им некуда, они должны пройти через Лайдхем и, наверняка, там задержатся. Перебежчики донесли, что у них там намечена какая-то встреча… Согласитесь, там нам будет удобнее соединиться с капитаном Фрателем.

– Да, но я боюсь засады, – покачал головой Осней. – Валлийцы не из тех, кто позволяет врагам спокойно разгуливать у себя под носом. Вам ли этого не знать, граф!

– Я полагал, Вы выше пустых страхов, – поджал губы Роланд. – А что касается валлийцев… Не беспокойтесь, я всё предусмотрел. Кое-кто, кому я могу доверять, клятвенно заверил меня, что их там не будет: Мортимер – куда более лакомый кусочек.

– Тогда я, пожалуй, соглашусь с Вами. Нужно послать кого-нибудь к Фрателю; с ним нам будет спокойнее.

– Мне кажется, с этим лучше всего справится Ваш любимец – баннерет Леменор. Он молод, смел, смышлён…

– Но не потребуется ли он здесь?

– Вряд ли. Он успеет вернуться до того, как мы вступим в бой. Надеюсь, он смел не только на словах?

– Я могу поручиться, что Артур Леменор никогда не поворачивался и не повернётся к опасности спиной, – с вызовом ответил Осней.

– Что ж, тогда пошлите за ним. Выберите ему надёжного спутника и с чистой совестью отошлите в К.

Вот так и получилось, что вместо Сноудонии Артур Леменор оказался на каменистой дороге, бежавшей среди холмов. Время от времени дорога ныряла в прозрачные, частично вырубленные в ходе прошлой войны леса, огибая небольшие болотистые озёра. Было тихо, только ветер шумел в прозрачных древесных кронах – война забрала всех мужчин в армию, а их домочадцы прятались по домам.

Природа медленно оживала, освобождаясь от плена зимы. Снег таял; земля кое-где начинала покрываться зелёным ковром изо мха; на пригорках мелькали хрупкие головки первых весенних цветов.

Несмотря на порой пробивавшееся сквозь облака солнце, было холодно; в воздухе пахло землёй и прелыми прошлогодними листьями. Временами накрапывал дождь. Так как он шёл не первый день, дорога в низинах превратилась в грязное месиво; иногда лошади вязли в нём по запястья.

Контуры мрачного замка четко вырисовывались на фоне унылой, поросшей вереском долины. Местность была неровная, бугристая; то там, то здесь появлялись заболоченные участки. Кое-где, там, где почва была богаче, а равнина выше, росли чахлые деревца, ежегодно безжалостно обгладываемые козами из соседних деревень. Их было немного: люди предпочитали селиться в более плодородных местах. Правда, под защитой замковых стен все же выросла деревенька, в которую баннерет Леменор и сопровождавший его сэр Мальколм Варомис въехали поздно вечером, надеясь после разговора с капитаном де Фрателем найти здесь еду и ночлег.

Расставленные на ночь часовые остановили их. Выяснив, кто они и зачем приехали, какой-то солдат согласился проводить их в замок, где заночевал капитан.

Посредине большого квадратного двора рыцари спешились и вошли в зал; поздний обед был в самом разгаре. Подойдя к главному столу, они сдержанно приветствовали Жана де Фрателя, сидевшего по правую руку от хозяина замка.

– Что привело вас сюда, сеньоры? – удивлённо спросил тот. – Откуда вы?

– Мы прибыли по поручению графа Вулвергемптонского. – Артур взял ведение переговоров на себя.

– Графа Вулвергемптонского? – нахмурился капитан. – Святой Адриан, что же ему нужно?

– Он велел передать Вам, что вместе с войском следует к Лайдхему и желал бы встретиться там с Вашими людьми.

– Хорошо. – Похоже, известие его не обрадовало. Оно и понятно – кому захочется покидать теплое обжитое местечко с отличным винным погребом? – Откуда Вы прибыли?

– Из Ш.

– И когда же Вы выехали оттуда?

– На новолунье.

– Быстро добрались! Хорошо, можете считать свой долг исполненным.

– А теперь, сеньоры, разделите с нами нашу скромную трапезу, – подал голос хозяин. – В моем доме свято чтят закон гостеприимства. Эй, вина гостям!

В то время, как Фратель был занят беседой с баннеретом Леменором, между его наёмниками, пресытившихся едой и питьём, завязался разговор о валлийцах и, в частности, о Ллевелине.

– Этот князёк совсем обнаглел, – сказал человек в синем пурпуэне. – Чуть только запахло мятежом – он тут как тут!

– Валлийцы все такие, – поддакнул его сосед. – Они верны клятве до тех пор, пока им это выгодно. Доверять валлийцам – получить удар в спину.

– Неужели этот Ллевелин действительно возомнил себя равным Его величеству?

– Похоже на то. Эти дикари настолько невежественны, что не могут признать наше превосходство.

– Так выпьем же за нас! Выпьем за мудрейшего из монархов, за его славное рыцарство и справедливые законы. Да хранит Господь Англию!

– Да хранит Господь Англию! – хором повторили остальные, дружно осушив кубки.

– Выходит, мы мало проучили валлийцев в прошлый раз, – продолжал синий лейтенант. – Следовало бы загнать их князя в горы вместе с его голоногими кимрами и пристрелить.

– Пристрелить? – усмехнулся человек в сером. – В горах эти черти непобедимы, кроме того, всем известно, что они владеют луками гораздо лучше наших ребят.

– Клянусь потрохами дьявола, как это ни прискорбно, но Вы правы! Но мы всё равно повесим этого князька над воротами его собственного дома!

– Нет, сэр, его должен судить суд. Ему отрубят голову.

– К чёрту суд! Приговор уже давно вынесен – повесить собаку!

– Отрубить голову.

– Повесить!

– Отрубить голову!

Спорщики встали и, глядя друг другу в глаза, продолжали упрямо настаивать каждый на своём виде казни Ллевелина. Так продолжалось недолго: вино и горячий нрав сделали своё дело, и они, словно разъярённые быки, кинулись друг на друга. Когда по приказу командира забияк разняли, они успели обменяться парочкой ударов, сломать несколько скамеек и опрокинуть стол.

* * *

– Кто это? – Услышав позади себя шорох, барон де Фарден обернулся. Приглядевшись, он заметил молодую женщину, смущённо застывшую у входа в палатку.

– Ты что ли? Какого черта ты здесь делаешь?

Крестьянка молчала и от волнения теребила прикреплённые к поясу ножницы. Она была все ещё также хороша, как в их первую встречу, хотя несколько располнела.

– Чего тебе надо? – Барон встал и подошёл к ней.

– Я слышала, Вы уезжаете, господин. – Марта тяжело вздохнула.

– Да, уезжаю.

– Вы давно не были у меня. Я истосковалась… Как же я без Вас, сеньор? – На её щеке заблестела слеза.

– Ничего, как-нибудь проживешь. Жила же раньше – и не жаловалась! Я намерен жениться, так что некогда мне с тобой возиться. А дальше посмотрим, может, обратно к себе возьму. Будешь детишек моих нянчить, – рассмеялся барон.

– Я не понимаю… Вы же говорили, что по закону всё будет…

– Ты, что, чертова кукла, решила, что я женюсь на тебе? Чтобы ты – и вдруг баронесса де Фарден? Да тебе и так счастье великое выпало, нечего канючить! – Он нервно зашагал по палатке. – Я тебя из грязи взял, из навозной кучи, одел, накормил – а ты, неблагодарная тварь, ещё чего-то требуешь? Или тебе мало тех денег, что ты скопила за эти годы?

– Сеньор, мне и моим детям не в чем Вас упрекнуть…

– Ну, так и ступай ко всем чертям, потаскуха! И как только ты добралась сюда, ведь до той деревушки, где я тебя оставил, миль десять, не меньше, – с досадой пробормотал барон.

– Я пешком шла, – робко пролепетала Марта. – Я думала…

– Что ты думала? Кто тебе вообще думать позволил, свинье чумазой?!

– Думала, что я нужна Вам, – её губы дрожали.

– Ты деревенская девка, – а я барон. Раскинь хоть раз своим скудным умишком – мыслимое ли это дело? Да, ты была славной девчонкой, я хорошо проводил с тобой время, но теперь ты мне надоела.

Фарден отвязал от пояса кошелёк, достал несколько монет и бросил крестьянке:

– На вот, ступай! Купишь чего-нибудь себе и матери.

– Матери? – Она с отвращением посмотрела на деньги. – У меня больше нет матери; я от всего ради Вас отказалась.

– Что ж, как-нибудь без неё обойдешься. А теперь убирайся. Чтоб я тебя больше никогда не видел!

Марта хотела пристыдить его, напомнить ему о своей любви, о тех счастливых месяцах, которые они провели вместе, но натолкнулась на его холодный взгляд.

– Значит, матушка была права, – прошептала она. – А я просто дура!

* * *

Походный капеллан отслужил утреннюю службу, вместе со всеми моля Бога о победе и предании адскому огню валлийцев.

Затрубили тревогу, скомандовали: «Mounte!». Кавалерия выстроилась вытянутой линией в три ряда, за ней плотно, «чтобы и ветерок не пролетел», встали латники. Копье рядом с копьем, отряд рядом с отрядом.

Все замерло, а потом медленно по сигналу пришло в движение.

Выстроившиеся в ряд арбалетчики осыпали противника смертоносным дождем. Потом, плотно сомкнув ряды, конруа рядом с конруа, начала наступление кавалерии. Сначала двинулись всадники справа, потом ближе к центру, сохраняя линию строя. Постепенно скорость нарастала, и вот конница, подгоняя лошадей шпорами, ощетинившись копьями, врезалась во врага. Кони неслись, всхрапывая, взрывая копытами землю, закусив окровавленные удила. Они скакали, падали, понукаемые невыносимой болью, поднимались и снова скакали. Копыта напарывались на искусно расставленные по полю железные иглы специальных ловушек; стрелы со свистом врезались в плоть, человеческую и животную. То там, то здесь под всадником убивали лошадь, и он, мысленно кляня своего так не вовремя испустившего дух коня, пытался выкарабкаться из-под окровавленного трупа и не попасть под копыта несущихся мимо лошадей.

Наметив бреши в рядах противника, первая линия атаки уступила место следующей и под её прикрытием ушла вглубь, к своим, чтобы, сделав полукруг, восстановить построение и продолжить атаку.

Люди падали; их затаптывали обезумевшие от страха и боли лошади. Но конница продолжала движение, иногда даже по трупам, и вместе с ней Артур. Верхом на новом боевом коне, сменив старое полинявшее сюрко на новое, он с упоением нёсся вперёд, заранее предвкушая сладость победы.

Баннерет неосторожно врезался в отряд пехоты, за что поплатилась его лошадь. Не обращая внимания на то, что Белолобый (трофей одного удачного поединка) вдруг пошатнулся и его шерсть покрылась каплями крови, Артур продолжал своё стремительное движение вперёд. Туда, где звон мечей, туда, где опасность, туда, где смогут оценить его смелость!

Граф Норинстан действовал осторожнее: подвигов на его счету хватало, а жизнь была всего одна. Командуя своим отрядом, он старался ни на минуту не упускать из виду Дэсмонда и своего племянника, впервые принимавших участие в подобной стычке. Племяннику было шестнадцать, а младшему брату – уже восемнадцать, так что, отличись он в бою, Дэсмонд вполне мог получить рыцарское звание. И, черт побери, он был его достоин! Как он рубил мятежников, как умело наносил болезненные уколы их левому флангу!

– Мы победим их, Роланд, они будут землю грызть! – задорно крикнул Дэсмонд, отступив под защиту своих людей, чтобы немного передохнуть. – Они выдохлись, слышишь!

– В таком случае скачи к Оснею и скажи, пусть его конница обойдет их и загонит к реке. Скажи, я позабочусь, чтобы они нахлебались воды.

Дэсмонд вернулся нескоро. Он был бледен и, чертыхаясь, сжимал кулаки.

– Скачи, скачи обратно, валлийский молокосос! Скачи к своему братцу-ублюдку и передай ему, что мы справимся без его помощи. Скажи, чтобы был осторожнее и ненароком не поранил свой хвост! – полетел ему вслед хриплый хохот барона Найтли де Буго. Заметив, что Роланд смотрит в его сторону, он ехидно добавил: – Да, здорово Вас потрепали Ваши родственнички, боюсь, мы их уже без Вас погоним.

– Подавись, старый пёс! – сплюнул Норинстан и вопросительно посмотрел на брата. – Ну?

– Они… они опять отца оскорбили, – сквозь зубы выдавил из себя Дэсмонд.

– А ты?

– Дал Уолтеру в зубы. А он даже глазом не моргнул, сказал, руки марать не будет.

– Ах не будет… – Роланд подозвал одного из оруженосцев. – Но уж на этот раз Вы свой язык проглотите, сэр Уолтер, Вы и Ваши грязные дружки. Я Вам покажу, что у валлийского пса ещё есть зубы.

Временно возложив командование отрядом на одного из своих помощников, граф решительно направил коня к тому месту, где сражался Осней.

Кое-кто мельком видел среди пёстрого, плохо организованного валлийского войска рыцаря в чёрном сюрко. Он на пару минут вклинивался в ряды противника и, наметив жертву, наносил удар. Ему не нужен был выкуп, только смерть. Взмах – барон Найтли де Буго, второй – сэр Арчибальд Фьюрфорд. Последней, третьей жертвой пал Уолтер де Манфлейн.