Текст книги "Дама с единорогом (СИ)"

Автор книги: Ольга Романовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 42 страниц)

В шатер робко заглянул Эдвин, замялся у входа.

– Ну, они вернулись? – набросился на него баннерет.

– Нет, сеньор. Тут только какой-то мальчишка… Он говорит, что его послала Бидди.

– А где она сама? Где мой племянник?

– Ви… висит, сеньор, – с трудом выдавил из себя оруженосец. – Вы лучше этого парня расспросите.

Леменор ринулся вон, схватил за шиворот бледного от страха крестьянского парня.

– Что с моим племянником? – бушевал он. – Где он, скотина?!

– Убили его, сеньор, валлийцы убили. Я его не видал, но Бидди говорит, что живого места не осталось.

– Как убили? Где убили?

– В овраге, у речки.

Откуда ж ему было знать, что там будут валлийцы! Нет, Артур Леменор, надо было думать, а Вы… Оттолкнув парня, Артур бросился к лошадям.

– Седлать коней! Все сюда! – в бешенстве кричал он.

Видя, что некоторые солдаты, по его мнению, не слишком проворны, баннерет подгонял их ударами хлыста, оглашая воздух угрозами и обещаниями не оставить кровь Гордона Форрестера не отмщённой.

К месту трагедии, сбивчиво указанному рыдающей Бригиттой, отряд примчался на запалённых лошадях. Тела Грэма и Гордона по-прежнему находились в том же положении, как их нашли: местные жители боялись к ним приближаться. Правда Бидди горячо заверяла, что уже договорилась со священником об отпевании.

У тела племянника баннерет был немногословен, сказав лишь:

– Жалко парня! А подавал такие надежды…

Перерезав верёвки, Артур поручил слугам отвезти тела в дом тётки Бригитты, чтобы обмыть и подготовить к похоронам, и с оставшимися людьми направился к злосчастной деревне, возле которой валлийцы поили лошадей. Ему хотелось мести.

Деревня медленно засыпала. Последние нерадивые хозяйки додаивали коров, загоняли скотину на ночь. Собравшись возле костра на околице, полуночничала молодёжь. Лениво переговаривались собаки.

И тут темноту озарило зарево пожара.

– Ой, это у старой Магды горит! – закричало сразу несколько голосов. Пожар – общее горе, и, позабыв о сне и недоделанных делах, крестьяне повыскакивали из домов. В одних рубашках, босиком, они неслись к Магде, чтобы сбить пламя, не дать ему перекинуться на соседние постройки. И тут занялось с другой стороны, занялось быстро, словно от поджога.

Женщины заголосили, заметались по избам, будя детей, вытаскивая на улицу самое ценное.

Сопровождаемые языками пламени, в деревню ворвались всадники. Они поджигали дома, убивали скотину, войдя в раж, врывались в ещё не охваченные огнём жилища, переворачивали их вверх дном, забирая всё, что имело хоть какую-нибудь ценность.

Забыв о пожаре, мужчины бросились спасать своё имущество. Конница сметала их; отчаянные храбрецы гибли под копытами лошадей, падали, пронзённые пиками, сражённые боевыми топорами, длинными ножами.

– Без пощады! – кричал Леменор, размахивая окровавленным оружием. Нет, он не опускался до того, чтобы рыскать по дворам в поисках новых жертв, он убивал только тех, кто осмеливался встать на его пути, убивал брезгливо, как и положено рыцарю убивать крестьян.

Деревня наполнилась стонами и плачем. Опьянённые кровью, солдаты со смехом хватали до смерти перепуганных женщин и, на глазах у их детей, по очереди насиловали. Ни одна девушка, ни одна женщина, хоть чем-то способная привлечь взгляд мужчины, не избежала этой участи. А потом несчастных выволакивали во двор, предлагая товарищам. Если желающих насладиться их телом больше не находилось, женщин убивали. Со старухами расправлялись сразу, чтобы они «не коптили зазря небо».

Плачущие женщины цеплялись за ноги насильников, молили пощадить хотя бы детей, но их никто не слушал. Те же люди, что только что убили их, безжалостно расправлялись с их детьми.

Артур наблюдал за этим со злорадной улыбкой. Смерть племянника была сполна отомщена кровью тех, кто осмелился приютить его врагов, не предупредил Форрестера об опасности. Он был доволен.

Когда отряд спустился в овраг, от деревни ничего не осталось. На ещё тёплом пепелище одиноко выла собака, успевшая вовремя разорвать верёвку и убежать поля. В воздухе пахло гарью.

На землю опустилась тихая бархатистая ночь.

Глава XXIII

– Ну что можно взять с этого быдла? Упёрся, свинья, и стоит на своём.

Честно говоря, Осней предпочёл бы спокойно отдохнуть часок-другой, нежели тратить время на допрос какого-то виллана. Этим мог бы заняться любой солдат, но Леменор утверждал, что дело серьёзное.

Двое молодцов выволокли Вилекина и прислонили к дереву. Он, покачиваясь, выпрямился и, заметив графа, наскоро оправил одежду; с него стекали холодные капли (Вилекина только что окатили водой, чтобы привести в чувства). Багровые полосы пересекали его лицо, плечи и шею; под глазом красовался пунцовеющий синяк. Словом, допрос шёл по всем правилам, о чём свидетельствовал поигрывавший кнутом ухмыляющийся солдат с закатанными до локтей рукавами. По желанию господ он в любую минуту готов был продолжить на время прерванную процедуру дознания.

– Ну, будешь говорить? – устало спросил граф. – Советую хорошенько подумать перед тем, как открыть рот.

– Отвечай, мразь! – Артур ткнул Вилекина кнутовищем в живот.

Мнимый крестьянин стоял, понурив голову. Его слегка покачивало.

– Повторяю, какого дьявола ты тут очутился, шелудивый пёс?

– Милостивые благородные сеньоры, – с лживым подобострастием в который раз начал объяснять Вилекин, – я бедный крестьянин, которого нужда привела к Вам. Не откажите же мне в корке хлеба и охапке соломы! Деревню мою сожгли валлийцы, ограбили и всех перебили, только я, недостойный раб Божий, спасся, ибо Пресвятая Дева надоумила меня отправиться в лес за дровами.

– Так ты рубил деревья своего сеньора?

– Был грех, но я заплачу.

– К делу это не относится. Какого чёрта ты здесь делаешь?

– Вот, хочу, валлийцам отомстить. Я ведь их выследил.

– Ты знаешь, где они засели? – недоверчиво переспросил граф.

– Знаю. Они там, в леску, притаились. Забрались туда, где и звери-то редко бродят. Трудно туда добраться, но я смогу провести.

– Похоже, он не врёт, – наклонившись к Леменору, шёпотом сказал граф Вулвергемптонский. – Нужно воспользоваться случаем и застать их врасплох.

– Не нравится мне это, милорд! – покачал головой баннерет. – Больно этому виллану повезло с умом и удачей. Да не могу я поверить, чтобы валлийцы, напав на деревню, оставили кого-то в живых. Да и на какую деревню они напали? Тут жилья-то почти нет. А, если б напали, разведчики бы донесли.

– Необязательно. Если работа выполнена чисто, о таких вещах узнаёт лишь хозяин земли. А что до везения… В жизни и не такое случается.

– Милорд, он слишком складно говорит! Здесь какая-то ловушка. Следует взяться за этого виллана и вытрясти из него всю правду.

– Пожалуй, Вы правы, – подумав, согласился Осней. – Я приму необходимые меры предосторожности. Сделаем вид, будто поверили ему, и посмотрим, куда он нас приведёт. Да, и не слишком переусердствуйте с ним, баннерет.

– Ступай, тебя покормят. – Граф с усмешкой посмотрел на Вилекина; тот невольно опустил глаза.

Граф Вулвергемптонский бросил через плечо:

– Приведите его в порядок.

Тем временем, валлийцы начинали нервничать: время шло, а англичане всё не появлялись.

– Куда же они запропастились? – Гвайн нервно мерил шагами просеку. – Может, человек Роу не сумел их убедить, а, может, просто не доехал до лагеря. Святой Давил, пора бы им появиться!

– Ох, и плут же Роу! – усмехнулся его брат Айдрис. – Так долго водил за нос английского лиса!

– А вдруг он нас предаст, Айд? – Это мысль раньше как-то не приходила валлийцу в голову. – Кто поручится, что он действительно за свободу Кимру?

– А куда ему деваться? Его оттуда выгнали, обратной дороги нет.

– Вдруг не выгнали? Я был пьян, а Роу не дурак, от него можно всего ожидать…

– Он не станет предавать родню. И он валлиец.

– Но он тебя ненавидит, Айд, он сам сказал мне!

– Из-за этого щенка? Но он же был сайсом.

– Роу говорил, что выпустит тебе кишки. Видно, этот мальчонка был ему дорог.

– Он остынет и забудет. Он за нас и не предаст. Выдал же он де Борна… А ты, что, сказал, что я тут буду? – нахмурился валлиец.

– Нет.

– Тогда чего бояться? С тобой у него счетов нет. Ладно, хватит болтать! – Айрис бросил взгляд на своих людей. – Кажется, хрустят ветки под копытами лошадей. Едут!

– Приготовиться! – крикнул Гвайн. – Сидеть тихо и до времени не высовываться. И про ветку не забудьте, будь она неладна!

Вилекин осторожно вёл королевский отряд по лесу, стараясь не возбуждать излишних подозрений. Подъехав к нужному месту, он остановился, словно припоминая, куда же дальше идти. С соседнего дерева упало несколько листьев; солдаты невольно подняли головы – и Вилекин, свистнув, поспешил затеряться в чаще.

Валлийцам и их союзникам удалось загнать противника в овраг, при этом многие англичане лишились коней: как и предполагал граф Норинстан, они сломали ноги. Люди, придавленные лошадьми, стали лёгкой добычей для врагов. Со всех сторон смертоносным дождём сыпались стрелы; казалось, всё вокруг грозило англичанам смертью.

Валлийцы торжествовали и, решив, что победа не ускользнёт из их рук, совершили непоправимую ошибку: спустились в овраг. Узнав, что силы противника не так многочисленны, как они полагали, англичане воспрянули духом и сомкнули ряды вокруг командующего, выставив навстречу нападавшим копья. А потом перешли в наступление.

Айдрис и Гвайн, как могли, оборонялись, ожидая помощи от графа Норинстана. Но помощь не пришла. Гвайн был зарублен, его раненый брат бежал, но был пойман. То, что осталось от его тела, было отдано на корм воронью.

* * *

Всё утро Жанна не находила себе места и молилась дольше обычного. С ней творилось что-то непонятное; какое-то неясное предчувствие не давало ей покоя. После смерти Каролины она всё чаще замыкалась в себе и чего-то ждала.

В очередной раз выглянув во двор, Жанна увидела всадника. Она бросилась вниз и, дрожа от волнения, стала ждать. Это гонец, и он привёз ей какое-то важное известие: недаром же его конь в мыле.

Гонец вошёл и остановился в нескольких шагах от баронессы, избегая встречаться с ней взглядом.

– Кто Вы? Что Вам велено передать? – Жанна в нетерпении заламывала пальцы. – Плохие известия?

Сердце её бешено колотилось и, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

– К сожалению, сеньора. – Гонец печально склонил голову.

– Продолжайте! – Всё внутри у неё похолодело.

– Мне очень жаль, но Ваш отец, барон Джеральд Уоршел…

– Что с моим отцом? – почти кричала баронесса. – Говорите же, не молчите!

– Ваш отец, барон Джеральд Уоршел из Уорша, убит.

В ней словно оборвалась натянутая до предела струна. Девушка на мгновение окаменела, затем чуть подалась вперёд и медленно подняла глаза на человека, сообщившего ей эту страшную правду. Но правду ли? Она не верила ему. Отец не мог умереть, это ошибка! Ей послышалось, он не мог этого сказать!

Руки её безвольно повисли, когда Жанна встретилась взглядом с глазами гонца. Значит, ей не послышалось…

– Нет, я не верю! Вы лжёте, лжёте, он жив! – закричала она и выбежала вон.

Барон Уоршел погиб среди негостеприимных холмов Уэльса.

Повсюду были эти холмы, бесконечные тераккотово-зеленые холмы, пересеченные редкими тропами. Острые и пологие, высокие и низкие, безлесные и поросшие низким подпаленным подлеском. За вересковой порослью прятались одинокие покинутые жилища, непритязательные, простые, с черными от копоти потолками. Поживиться в них было нечем.

Барону больше нравились суровые, открытые всем ветрам, холмы, чем лесистые участки. Именно лес таил в себе главную опасность – чаще всего они приходили из леса.

Было тихо, поразительно тихо, даже птицы умолкли. Они двигались вперед по каменистой вересковой пустоши; с одной стороны, на некотором отдалении – низкий лесок, с другой – склон холма и небо. Оно будто стало ближе, будто давило им на голову. Хрустели ветки под копытами лошадей и грубыми сапогами солдат. Дозорные рыскали глазами по линии горизонта, но там было всё то же – холмы, холмы, беспредельные холмы, плавно растущие в своем стремлении к небу, а за ними, за слепящими глаз шапками Сноудонии, – такое же суровое холодное море.

С лошадьми было трудно, эта страна не была создана для лошадей.

Над головой пронеслась стая птиц, сделала пару кругов над близлежащими холмами и исчезла.

Почва становилась все каменистее, кустарник редел, только буро-синяя полоска леса оставалась неизменной. Лес внизу – и камни наверху.

Валлийцы появились неожиданно, будто из-под земли, осыпая смертоносным градом стрел.

Уоршел повёл своих людей в атаку. Она захлебнулась, столкнувшись с мощным отпором противника.

– Бегство равносильно предательству, – сказал своим солдатам барон.

Но под напором врага они дрогнули и обратились в бегство. Отряд Уоршела стремительно таял. Солдаты побросали оружие и, цепляясь за траву и редкий кустарник, карабкались вверх по склонам оврага. Многие из них срывались, многих убивали, но они всё равно продолжали упорно карабкаться. Барон пытался остановить их, грозил виселицей, но они, обезумев от страха, не слушали его.

– Сукины дети, трусливые сволочи! Гореть вам в Аду вечным пламенем! – бросил им вслед Джеральд и швырнул камень в спину последнего из позорно бежавших солдат. С оставшимися немногочисленными верными людьми он продолжал сражаться. Восхитившись его храбростью, ему, вопреки обычаям, предложил плен.

– Я не сдамся никому, кроме Господа Бога, – отказался барон, вспомнив о последних минутах жизни Монфора.

Как это случилось, он и сам не понял. Да и что случилось? Джеральд просто покачнулся и упал.

– Неужели это конец? – спросил себя барон. – Неужели меня убили? Уже… Но ведь этого не может быть! Я ещё буду жить и покажу этим свиньям…

Тупая боль, волнами расплывающаяся по телу, и довольные перекошенные лица врагов, склонившихся над ним, убедили его в том, что это действительно смерть.

Боль как будто уменьшилась и едва заметно пульсировала где-то там, в правом боку. Потом она исчезла, но спокойствие не пришло. В его угасающем сознании метались бесформенные обрывки мыслей; соединить их в единое целое Уоршел не мог:

– Умереть, не причастившись… Нужно священника, чтобы он отпустил грехи… Ад… Чёрт возьми, я не хочу в Ад!.. А эти твари уже кольчугу с меня снимают! Сейчас я вам покажу, псам смердящим!.. Каролина, не смей баловать Элджернона – он же мужчина! Вырастишь из него девчонку, выставишь меня на посмешище… Опять у тебя голова болит, опять в постели валяешься, как мешок! Чтоб сына родила! Толку-то от тебя, даром, что жена… Жанна, девочка моя… Господи, спаси… её! Жанна… Где мой меч, дайте мне в руки меч! В атаку!.. Холод, откуда этот холод? И небо, будто я… Ничего не вижу, огня сюда!.. Леди Беатрис, сегодня Ваш отец дал согласие на наш брак. Вы прекраснейшая из женщин, леди Беатрис, и я… почту за честь… Запомни, мальчик мой, когда-нибудь это всё станет твоим… Прими, Господь, душу мою, прости мне прегрешения, вольные т невольные. Отдаю себя в руки твои, Господи! Твоё есть Царство и сила и слава вовеки.

– Смилуйся над нами, Боже! – прохрипел Джеральд. Он резко дёрнулся, словно силясь подняться, напугав окруживших его валлийцев, и замертво рухнул на землю.

Жанна тяжело переживала смерть отца, но горевала молча. Первые три дня она молилась, от восхода до заката не вставая с колен перед Заступницей человеческой и ее распятым сыном, а потом уединилась в своём уголке, где она молилась и вышивала дни напролет.

Временами баронесса откладывала в сторону работу – бессмысленный набор узоров – и по несколько часов сидела без движения. Хозяйством она не занималась, пустив всё на самотёк.

Жанна вернулась к жизни на девятый день после страшного известия, жизни деятельной и активной. Её интересовало всё: от налогов и видов на урожай до уборки комнат.

Барона Уоршела похоронили в семейном склепе: его тело с риском для жизни доставили в замок солдаты, в своё время малодушно бежавших с поля боя. На скромной церемонии погребения его дочь не проронила ни слезинки. Рядом с испуганно плачущим Элджерноном она казалась бесстрастной холодной статуей.

– Она, прямо, как каменная! – шептала Элсбет Нетти. – А ведь совсем недавно что-то напевала, я сама слышала. Как же ей не везёт, бедняжке – и замуж не вышла, и отец помер! Остался на руках маленький братец… Ходит теперь, как неживая, и смотрит так… Мне порой кажется, что она того.

– Чего того? – поинтересовалась кухарка.

– Умом тронулась маленько.

– Ещё чего! Пройдёт это у неё, не бойся. Бедная девочка!

– Дай Бог ей хотя бы мужа хорошего!

– Да и Джуди муж не помешал бы. Она ведь второго нагуляла.

– Кончай, сплетница, не оскорбляй памяти сеньора своей болтовнёй! Лучше помолись за него – может, Господь и смилуется…

Нетти опустила голову и искоса посмотрела на новую хозяйку Уорша. Жанна стояла перед укрытым покровом гробом и педантично раскладывала поверх руту и розмарин. Свободной рукой она гладила брата по голове. Спокойная, будто это не её отец. Губы беззвучно шептали молитву.

– Я хочу, чтобы над могилой отца установили памятный камень, – сразу же после похорон дала указание управляющему баронесса.

– Как Вам будет угодно. Нам нужно поговорить, сеньора.

– После.

– Это касается Вашего отца, – настаивал Стивен.

– Неужели? – подняла брови Жанна. – Что ж, я слушаю, но если мне это не понравится… Словом, не огорчай меня понапрасну, Стивен, я ведь с лёгкостью смогу заменить тебя.

– Видите ли, в своём завещании отец обещал мне небольшую ежегодную ренту, и я хотел бы получить подтверждение…

– В каком ещё завещании? – Баронесса нахмурилась. – И какое мне дело до твоего отца?

– У нас с Вами общий отец, сеньора. Покойный барон…

– Не желаю слышать! – Жанна в ярости сорвала с головы покрывало и отхлестала им Стивена по щекам. – Заткнись, мерзавец! Я… я велю тебя запороть до смерти…

Баронесса в молчаливой истерике закрыла лицо руками.

– Убирайся, не хочу тебя видеть, – пробормотала она и поискала глазами Элджернона.

– Так как же моя рента, любезная сестрица? – в конец обнаглел управляющий.

– Твоя рента? Хочешь ренты – будет тебе рента! – усмехнулась девушка. – Отличная рента, братец, ты будешь доволен.

Она наклонилась и, подняв горсть земли, бросила в лицо Стивену:

– Вот, что ты получишь от моего баронства!

– Но завещание… – Управляющий вытащил из-за пазухи скреплённый печатью свиток и протянул Жанне. Печать была настоящая и действительно некогда принадлежала Джеральду Уоршелу, но девушку это не смутило. Не читая, она разорвала завещание.

– Вот тебе твоя рента! Теперь я хозяйка, и всё здесь будет так, как захочу я.

Стивен присел на корточки и начал проворно собирать единственную гарантию своего благополучия. Когда его рука коснулась обрывка с печатью, баронесса наступила ему на пальцы.

– Или ты забудешь, чей ты сын, или твой труп обглодают волки, – прошипела она. – Выбирай, братец!

Управляющий сделал правильный выбор, оставив остатки завещания лежать там, где они лежали, и медленно побрёл в свою каморку. Его радужные надежды на будущее рухнули в одно мгновение. Да и на месте управляющего он задержится недолго.

– Эй, Стивен, постой-ка! – окликнула его Джуди. – У нас с тобой есть одно нерешённое дельце.

– Нет у меня с тобой никаких дел и быть не может, – буркнул управляющий. И принёс же чёрт эту дуру в такой момент!

– Как это нет? – взвилась служанка. – А живот у меня от Святого Духа?

– Почём мне знать, с кем ты там его нагуляла? Отстань от меня!

– Не отстану! Мне… то есть моему будущему малышу нужны деньги, да и отец бы не помешал.

– Деньги мне самому нужны. Ищи другого дурака!

– Ах так! Ты у меня, милой мой Стивен, дорого за это заплатишь! – прошептала Джуди, бросив вслед неверному ухажёру полный ненависти взгляд. – Я тебе ещё плюну в лицо, милый мой дружочек!

* * *

В один из августовских дней прохладный северо-восточный ветер принёс с собой небольшой вооружённый отряд. Копыта взметнули ворох оброненной на дороге соломы, разметали её в разные стороны и безжалостно втоптали в грязь – в Уорш заехал граф Норинстан.

И он, и его люди были обустроены, накормлены и устроены на ночлег – граф приехал незадолго до вечерней службы. Жанна Уоршел вышла к нему в тот день лишь однажды, чтобы поприветствовать.

На следующий день Роланд поспешил выразить баронессе свои глубочайшие соболезнования по поводу безвременной потери мачехи и горячо любимого родителя; Жанна приняла их, как должное, необходимую формальность.

Пока граф говорил, девушка молчала и, опустив глаза, перебирала деревянные чётки. Чувствуя безразличие собеседницы, Норинстан растачал хозяйке изысканные комплименты, но безуспешно. Он никак не мог завладеть её вниманием – она либо вовсе не смотрела на него, либо одаривала коротким холодным и безразличным взглядом.

Если бы эти глаза ожили! Пусть будет непокорна, пусть противоречит каждому его слову, пусть клянётся, что будет любить только Леменора – всё лучше, чем это молчание и вымученные односложные ответы!

– Еще раз благодарю за сочувствие к моей утрате, – сказала баронесса, когда гость исчерпал все темы для разговора. – Вы что-нибудь ещё хотите от меня?

– Пожалуй, нет.

– Тогда простите, мне пора: теперь у меня слишком много забот. Возвращайтесь к своим людям, милорд, и прекратить, наконец, эту ужасную войну. – Она бросила на него короткий усталый взгляд.

Ей было всё равно, что он ответит и ответит ли вообще. Баронессе хотелось подняться к себе, закрыть глаза и немного полежать в тишине. Ей никто не нужен, пусть они все оставят её в покое.

Голова гудела; кровь пульсировала в висках. Она провела рукой по лбу и искоса посмотрела на графа – он и не думал её отпускать. Как бы не упасть перед ним в обморок. Боже, как это будет стыдно!

– Война подождёт.

– Напротив, Вам нужно скорее вернуться к своим товарищам и продолжать убивать врагов, как и должно верному вассалу короля.

Неужели он не понимает, что ей нужно уйти? Голова по-прежнему кружилась, но она старалась не подавать вида. В конце концов, такое случалось с ней и раньше и, вероятно, скоро пройдёт само собой. Лучше было бы прилечь, но…

– Хорошая хозяйка не гонит уставшего от тягот походной жизни гостя, а даёт ему приют и всячески ублажает, – заметил граф.

– А я и не гоню, лишь напоминаю о долге, – с укором возразила девушка. – Кроме того, разве я отказала Вам в гостеприимстве? По-моему, я полностью выполнила обязанности хорошей хозяйки. Или Вы думаете иначе?

– С какой стороны посмотреть. Если славный жареный барашек, приправленный добрым вином и безразличием хозяйки и составляют этот пресловутый долг гостеприимства, Вы его исполнили.

– Прекрасно! Значит, я с чистой совестью могу Вас покинуть.

– Скажите, милая баронесса, почему Вы сегодня так сердиты?

– Я сердита? – удивилась она. – Ничуть, Вы ошибаетесь.

– Во время нашей последней встречи Вы были куда любезнее. Так в чём же дело?

– Эта встреча была давно.

Нет, если он будет напоминать ей об этом, она не выдержит и уйдёт. В конце концов, это переходит все границы!

– Не так уж давно. Кажется, в последний раз я видел Вас весной, накануне нашей свадьбы.

– А для меня с тех пор прошла целая вечность. Многое успело измениться. Слишком многое. Тогда ещё был жив мой отец… Теперь его больше нет, а я стала хозяйкой баронства.

– До того, как Ваш брат немного подрастет, – поправил её граф.

– Да, брат… – Она совсем о нём забыла, полностью переложив заботы об Элджерноне на няньку и Нетти. Элджернон… Такой же хлипкий и болезненный, как его мать, совсем не похожий на Уоршелов. Девушка помнила Герберта, ей было с кем сравнить своего сводного брата. Герберт никогда не плакал, даже когда отец учил его палкой. После таких уроков он забивался в самый дальний угол замка и дулся, просто дулся, сжимая кулаки, но не хныкал.

– Чтобы ни произошло, Вы по-прежнему моя невеста. Моя будущая жена.

– Прежде всего я хозяйка Уорша.

– Это ничего не меняет. Вы моя невеста. Та же самая Жанна Уоршел.

– Вы ошибаетесь, – покачала головой Жанна. – Тогда я была беспечна, не понимала, как трудно заботиться о том, чтобы все были сыты и в тепле…

– Ваша жизнь ничуть не тяжелее, чем жизнь других. Хорошая хозяйка должна молча заботиться о достатке своих домашних, а не жаловаться на якобы непосильный труд. Я всегда считал, что Вы не из той породы женщин, что вечно жалуются на свой удел и пренебрегают своими обязанностями. Или я ошибался?

Баронесса опустила голову. Ей стало стыдно. И зачем она это сказала? Просто с языка сорвалось…

– Так что же Вам нужно от меня, граф? – спросила она. – Вы молчите, а у меня полно домашних забот, за всем нужно уследить… Так чего Вы хотите?

– Участия прекрасной хозяйки.

Изнывающая от одиночества женщина, терзаемая бедами и непосильными заботами, согласиться на брак, сулящий ей необходимую опору. Или хотя бы всерьёз задумается о нём.

– Я внимательно выслушала Вас, накормила Вас и Ваших людей, предоставила им кров – чего же еще?

– И это Вы называете участием?

– Да, и долгом гостеприимства.

– Но все ли долги вы отдали?

– Других я за собой не знаю. – Она крепко сжала губы.

– Вы теперь сирота…

– И что же? Если Вы думали напугать меня этим, то просчитались. Пугайте лучше брата: он и так не даёт мне спать по ночам, у меня голова раскалывается от его рева.

– Я меньше всего хотел испугать Вас, просто о Вас некому позаботиться…

– Я не маленькая девочка, цепляющаяся за юбки матери, и сама в состоянии о себе позаботиться. Я не нуждаюсь ни в чьей опеке.

Глаза её сверкали; она была удивительно хороша сейчас.

– Любая женщина нуждаетесь в защите. – Роланд внимательно наблюдал за каждым её движением. Эта девушка, высокая, статная, с тонким воздушным станом, резко контрастировавшим с тяжёлым кожаным поясом, свисавшим с её бёдер, почти принадлежит ему.

– В защите? – удивленно подняла брови Жанна. – От кого? Разбойников или валлийцев? Я не боюсь ни тех, ни других.

– Быть может, и не боитесь, только это не защитит Вас. Одинокая девушка – неплохая приманка для людишек.

– Почему одинокая? В замке полно народу. – Интересно, к чему он клонит? К скорейшему браку?

– И они смогут защитить Вас? Не смешите меня, баронесса!

– Я под защитой Господа. Послушайте, почему Вы так беспокоитесь обо мне?

– Но, рога дьявола, Вы не даёте мне договорить! – Роланд начинал терять терпение. Упрямая, упрямая девчонка, неужели она опять откажет ему? Неужели эта баронесса так и не сможет переступить через свою наивную привязанность, через свою первую любовь к баннерету Леменору? Чем же он так противен ей? Есть люди намного грубее и уродливее его… Одно слово – женщина!

– Так говорите, я не мешаю Вам, – подчёркнуто спокойно ответила Жанна. – Но, боюсь, я догадываюсь о том, что Вы хотите сказать.

– И что же я хочу Вам сказать? – опешил граф.

– Только то, что хотите нашей скорейшей свадьбы.

– Да, именно так. Если бы не обстоятельства, Вы бы уже были моей женой. Я считаю, что сейчас самое время для свадьбы. И чем скорее мы поженимся, тем лучше.

– Перестаньте, граф! Определённо, Вы смеётесь надо мной. Какая может быть свадьба сейчас, когда ещё не остыли тела моего отца и мачехи!

– Что-то я не вижу на Вас траура! – усмехнулся Норинстан.

– Траур в моей душе, милорд, – отрезала она. – Наша свадьба невозможна.

– Я получу разрешение, – продолжал настаивать он. – Этого брака желал Ваш отец, и он бы не возражал…

– Возможно. Но он умер. Давайте раз и навсегда покончить с этим. Я расторгаю помолвку.

– Но, баронесса, это неслыханно!

– Да, расторгаю. Я не выйду за Вас.

Господи, когда ему надоест говорить о свадьбе? Неужели эти годы так ничему его не научили? Она была с ним холодна, согласилась на брак лишь под давлением отца – граф знал это. Он знал, что она любит другого, но продолжал упорно добиваться её руки.

– За кого же? Кто, по-Вашему, лучше, чем я? Вам не в чем меня упрекнуть, – продолжал настаивать Норинстан, оставив угрозы про запас.

– Может быть. Но ни Вы, ни я не испытываем друг к другу чувств, поэтому благоразумнее…

– Благоразумнее было бы выйти за меня замуж! Наша помолвка остаётся в силе, независимо от Ваших желаний. Договор подписан, обратной дороги нет.

– Скажите, зачем Вам это?

– Мы связаны обещанием.

– Но я лгала! Будучи Вашей невестой, я думала о другом, виделась с другим… Видит Бог, любой бы на Вашем месте расторг помолвку!

– Дело не только в обещании, данном нами Вашему отцу, свидетелям и Богу…

– А в чём же?

– Чёрт возьми, я не привык говорить такое! Но раз уж Вам угодно… Я люблю Вас.

– Вы любите меня? – рассмеялась Жанна. – Я Вам не верю! Да если бы и любили, то что же? Неужели Вы надеетесь, что я переменю своё решение?

– Вы выйдите за меня в любом случае. – Он не обратил внимания на её смех. – Но я хотел бы, чтобы Вы пошли к алтарю с охотой.

– К сожалению, не пойду. Я больше не считаю себя связанной словом, данным некогда под угрозой монастыря. Смиритесь, граф, и утешьтесь. Иногда судьба идёт наперекор замыслам человека. Всё будет так, как уготовлено нам волей Всевышнего.

– Волей Всевышнего Вам уготовано стать моей женой! – Не выдержав, он стукнул кулаком по столу. – Я приехал обсудить с Вами день свадьбы, но если Вы настроены подобным образом, я приму решение сам.

– А я, в свою очередь, уже приняла решение. Помолвка расторгнута, свадьбы не будет. Если желаете, я могу вернуть Ваши подарки прямо сейчас. Я не знаю, принимал ли от Вас что-нибудь мой покойный отец, но если Вы укажите мне на эти вещи, я охотно верну их…

Девушка направилась к лестнице.

– Назад! – рявкнул Норинстан. От неожиданности баронесса замерла на месте. – Чертова гордячка, я не разрешал Вам уйти! Вы станете моей женой. Волей Вашего отца и Господа Бога Вы принадлежите мне и никому больше!

– Я не вещь, я не могу кому-то принадлежать! – гордо возразила девушка. – Я в своем доме, я вольна располагать своей судьбой.

– Никто не давал Вам воли! Вы выполните волю отца.

– Нет.

– Я заставлю Вас её выполнить.

– Как? Никто, кроме Бога и моих родных, не смеет указывать мне.

– Не радуйтесь раньше времени, двуличная Евина дочь, – усмехнулся Роланд. – По законам моей родины мы уже муж и жена.

– Но я не принимала от Вас кольца! – в отчаянье возразила Жанна. Если бы брат был старше, он защитил бы её, но она одна, ей никто не может.

– Принимали. Моё обручальное кольцо. Ну так как, баронесса? Я Ваш муж?

Плотно сжав губы, она молчала.

– Значит, муж. И имею на Вас все права, которые только может иметь на женщину мужчина. И, тысяча чертей, не прочь ими воспользоваться!

Он встал. Девушка в отчаянье посмотрела на руку: на ней предательски поблёскивало кольцо. Почему её никто не предупредил? Почему она не сняла кольцо, не заперла его вместе с другими подношениями Роланда?