Текст книги "Любимый цветок фараона (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц)
2.3 «Завтрак с фараоном»
– Malawah, malawah, – повторяла Сусанна уже в сотый раз. – Malawah… NO, I cannot say it right! (Я не могу сказать это правильно.)
– Кеер going… – меланхолично отмахнулся Реза, продолжая просматривать музейные зарисовки. (Продолжай тренироваться)
Он переложил на кровать планшет и телефон, а блокнот без спроса раскрыл на середине. Сусанна почувствовала, как между лопаток побежала тонкая ледяная струйка – только бы ничего не сказал про качество рисунков! Чтобы отвлечь каирца от художеств, она и попросила повторить название принесенных им лепешек. Но не тут-то было!
Столик уже застилала скатерть, на ней стояли две тарелки, но лепешки оставались завернутыми в бумагу. Сусанна одуревала от запаха и от отсутствие вердикта – кобра, конечно, кивала, но как-то не слишком одобрительно, а потом Реза вообще замер над одним листом и принялся водить по нему пальцем. Суслик, предложи товарищу карандаш, что ли? Пусть поправит. Пригодится для романа, и к уроку арабского языка добавится мастер-класс по рисованию. И она действительно протянула гостю карандаш.
– Я и так могу прочесть, что здесь написано.
По-русски? Чуть не выдохнула Сусанна, страшась за выдранные из романа строчки. Но Реза не оставил паузы для вопроса.
– Теперь я понимаю, почему он пришел к тебе ночью.
– Кто?
Сусанна похолодела. Что он вообще несет?! Мягкое кресло стало вдруг жестким и даже колким, но взгляд кобры пригвоздил Сусанну к месту, и она вцепились в край скатерти.
– Фараон. Кто еще способен прочесть твои иероглифы?
– Какие?
Понять шутки мистера Атертона невозможно, а произнесенные с каменным лицом они любого способны вогнать в ступор.
Реза протянул через стол блокнот. Сусанна выбросила листок с каракулями, но так старательно выводила иероглифы, что те отпечатались на соседней странице.
– Сначала нагло пялишься на него в музее, потом оставляешь любовные записки,
– на губах каирца играла добрая улыбка, и кобра, если бы могла, раздула б от смеха воротник. – Где ты спрятала для него послание, а?
Палец Резы погладил корешок вырванного листа.
– В урну выбросила, – Сусанна пыталась говорить серьезно, но улыбка гостя передалась и ей. – Что там написано?
– Приходи ко мне ночью. Я тебя жду.
Реза закрыл блокнот и положил на край стола.
– Вы смеетесь надо мной, так ведь? – Сусанна пыталась разозлиться, но не могла. – Что там действительно написано?
– To и написано. А что ты писала на самом деле?
– Откуда я знаю! – Сусанна больше не смущалась под искрящимся смехом взглядом каирца, а открыто улыбалась в ответ. – Я просто скопировала понравившиеся рисунки с папируса.
– Так не надо ни говорить, ни писать на языке, которого не знаешь. Это может плохо закончиться.
Теперь серьезность его лица передалась и ей.
– Хорошо, больше не буду. Я вообще могу молчать.
Уж кто и говорит здесь, так это вы сами, мистер Атертон! И любая в этой ситуации порадовалась бы вашему молчанию!
– Меня твой английский нисколько не смущает, – Реза потянулся к лепешкам. – Надеюсь, и ты понимаешь, что я тебе говорю.
Сусанна кивнула. Ага, но не до конца. Понять, что вы имеете в виду, сэр, практически невозможно!
– А вы сколько языков знаете? – спросила Сусанна, проигнорировав внутренний голос. – Кроме английского и арабского, конечно!
– Французский и египетский. Последний лучше всех, потому что это мой первый язык.
– Как первый? – она опять запуталась в его речах! И, наверное, в глазах отразился испуг.
– Сусанна, не смотри на меня так, словно я ожившая мумия, – Реза снял корону с платком и отошел к кровати, чтобы вернуть их в сумку. – Ешь уже! Оттого, что ты не можешь произнести название, вкус не меняется. Сверни лепешку, обмакни в сметану и ешь. А я разолью каркаде, – Реза достал из второй сумки термос со стаканами и вернулся к столу. – С огня лепешки бесспорно вкуснее, но мать постаралась упаковать их как можно лучше. А чай, – Реза сделал глоток, – опять пересластила… Эта женщина неисправима!
– Это готовила ваша мать? – Сусанна даже не поняла, к чему задала вопрос. Наверное, к мысли о жене. Она глядела на три кольца на различных пальцах и не могла решить, которое из них обручальное.
– А ты думала, я сам? – Реза свернул для себя лепешку и обмакнул в сметану. – Я в это время выслушивал, что она думает о моем вчерашнем поведении.
Сусанна чуть не подавилась лепешкой. Он рассказал матери про нее!
– Меня ждали к ужину. Я не позвонил. Притащился домой в первом часу ночи в порванной рубашке и утром заявил, что не собираюсь оставаться на завтрак. И да, самое ужасное, я отказался взять на завтрак то, что осталось с ужина, и заставил разогревать покупные замороженные лепешки. Будь я женщиной, наверное, тоже бы злился. Но я мужчина и, признаюсь, не жалею, что провел вечер с тобой, а не с матерью.
Сусанна все еще не могла пошевелить челюстями, хотя и понимала, что толстый кусок лепешки оттопыривает щеку. Где в это время была его жена?
– У меня осталось с тобой пять вечеров. Всего пять вечеров. Надеюсь, до следующего утра мать переварит эту информацию и приготовит нам с тобой завтрак без лишних комментариев.
Кресло под Сусанной вновь превратилось в камень: это что он ей только что сказал? Какое утро с ним? Что он надумал? Ведь даже подарок не принес – почему же такой уверенный, что она прыгнет к нему в постель, да еще под носом у матери? Это уже сюрр какой-то с чистым арабским акцентом…
И она попыталась заесть тревогу. Пока они в гостинице, его бояться нечего. И сейчас, прожевав, она выпроводит нахала из номера и вернется к роману. Да, так и будет! Только бы дожевать лепешку, проглотить и не подавиться. А Реза уже справился со своей и промокнул жирные пальцы о салфетку.
– Мне очень понравились русские блины, но арабские не хуже, так ведь? – он протянул Сусанне стакан. – Хоть и полуфабрикат. Запей. Какими только словами не называла меня эта женщина. Но я уверен, что вчерашний ужин ты бы есть отказалась, пусть он и домашний. Арабские женщины думают, что для мужчины главное – еда, но это не совсем так. Впрочем, я не арабский мужчина.
Лепешка из слоеного теста, утонувшая в масле, мягкая внутри и с хрустящими верхними слоями не покупала больше ее улыбки. Нет, русские блины лучше. Как и русские мужчины. Их хоть понимаешь с полуслова. Да и с арабскими английского происхождения все ясно. Я прекрасно поняла ваше желание, мистер Атертон, но не собираюсь его выполнять. Только как достучаться до вас, чтобы вы не тратили на меня время и все эти пять вечеров провели в обществе Сельмы?!
– А вот это точно тебе понравится, – Реза развернул новую салфетку, явив аккуратные кусочки желе с орешками, непонятно чем обсыпанные. – Я больше люблю с лепестками роз, а брат предпочитает шафран. Я у него из-под носа стащил оба на случай, если у нас с тобой не совпадают вкусы.
Мать, брат, кошка, о которой говорила Сельма, а жена? Где жена и дети, которые по арабским меркам давно должны у вас быть, мистер Атертон?! Но как задать подобный вопрос с полным ртом? Он молча отправил в него кусок с розами. От сладости она должна растаять? Не выйдет! О жене вы сейчас явно не думаете…
– Лукум из сока граната я люблю больше всего. Пожалуй, это единственная стряпня матери, когда я не отказываюсь от добавки.
И он заткнул ее новым куском, с которого на губы посыпались цветные иголочки – неужто шафран так выглядит?! Да плевать, что это! Главное, его пальцы встряхивают крошки с ее губ. Какое счастье, что между ними стол! Но и он для него не помеха – завладел ее руками и принялся втирать в кожу масло от лепешек.
Суслик, ну скажи ему что-нибудь! Ты уже прожевала свой лукум! Почему ты молчишь? А потому что на пальце, как в сказке, появилось кольцо. Никакого "ока Гора". Простой золотой обруч со вставками лазурного цвета.
– У тебя очень тонкие пальцы.
Реза продолжал наглаживать их, и Сусанна уставилась на ногти, чтобы удостовериться, что сквозь светлый лак не просвечивает грязь. И чтобы не поднимать глаз. На дарителя!
– Другого кольца в твоем размере у меня не оказалось.
"Око Гора", которое она не сняла даже в душе, камнем оттягивало шею, и она уже изучала свое ни к месту глубокое декольте, а дома сарафан казался таким скромным…
– Подобные кольца использовались как обручальные.
Сусанне пришлось вскинуть голову и наткнуться на слишком откровенный взгляд.
– На внутреннем ободке писалось имя мужа и жены, – Реза улыбнулся. – Это кольцо пустое. Так что в будущем сможешь использовать его по назначению, а сейчас…
Кровь прилила к щекам и ушам. А сейчас он потребует авансом чужую брачную ночь. Да пошел он!
– А сейчас нам пора к пирамидам. Ведь туда ты, кажется, должна была поехать, если бы я не опоздал?
Сусанна кивнула и спрятала освободившиеся руки под стол.
– Только переоденься. Глупо разбивать колени о песчаник. Нормальные туристы надевают длинные штаны. Ну? – повторил он уже громче, когда Сусанна так и не поднялась с каменного трона.
– Я не собираюсь лазить по гробницам.
– Так, постой… Какого хрена мы тогда тащимся в Гизу? Сфотографироваться на фоне сфинкса?
Сусанна кивнула, хотя хотела сказать, что она никуда не едет. Тем более в такой час – они ничего не успеют посмотреть! Или что, она только что молча согласилась на вечер с ним?
Реза ловко собрал в сумку остатки завтрака, не оставив в номере и следа своего присутствия. Умело… Видно, что не в первый раз. А ты что, Суслик, сомневалась? Он же вчера четко сказал, что спит с девушками европейской наружности.
– А фотошоп со сфинксом тебя не устроит? Так хочется в песке поваляться?
Ну уж точно не в вашей постели, мистер Атертон!
– Я не люблю ни мумии, ни гробницы. Я хотела увидеть развалины Мемфиса.
По лицу Резы проскользнул довольная улыбка, и Сусанна прикрыла ладонью кольцо.
– Так это еще лучше. Это намного ближе к моему дому.
Сусанне стало жарко и в сарафане.
– Я хочу бросить сумки, чтобы они не мешали прогулке. Это совсем небольшой круг, и с учетом, что мы не будем отдыхать в тени гробниц, слишком долгая прогулка в песках нас все равно утомит, мы быстро все посмотрим. Предлагаю следующую программу: мой дом, одной минуты мне хватит, Мемфис, фотосессия у сфинкса и… Там есть неплохой ресторанчик с прекрасным видом на пирамиды. Мне кажется, мы должны все успеть. И даже можем дождаться светового шоу.
– Оно у нас завтра по программе, – отчеканила Сусанна, стараясь скрутить кольцо, намертво засевшее на пальце.
– Зачем тебе это нужно? У тебя есть частный экскурсовод на все пять дней, от которого, впрочем, – добавил он после краткой паузы, – ты в любой момент вольна отказаться.
Значит, он все же оставляет за ней право выбора и не ставит свой дом последним пунктом вечерней программы? Славно. Тогда можно выиграть день и в свободный не тащиться в Гизу. Он настырный, но в нем все же есть что-то от джентльмена. Кажется, есть…
Реза повесил на плечи обе сумки, и Сусанна принялась судорожно запихивать в рюкзачок планшет.
– A ты обязательно должна таскать эту хрень с собой?
– Я не хочу оставлять его в номере.
Ему, таскающему по ночному Каиру слиток золота, трудно понять, что ее родители не побегут покупать новый планшет, потеряй она свой. И все же он понимающе кивнул или решил не спорить с бабой. Какая разница! Главное, что портье нагло подмигнул ему. Дядька явно сходился с Мариной во мнении об их отношениях.
Проглоти эту хамскую усмешку, Суслик, и лучше следи, чтобы эти идиоты не оказались правы!
2.4 «Ручные скарабеи»
Рука с кольцом лежала в сухой ладони каирца, а вторую Сусанна вытирала о сарафан. Их то и дело толкали прохожие, но Реза не позволил рукам разъединиться. Пыльная духота щипала нос, но, к счастью, Реза нынче припарковал «бумер» недалеко от гостиницы. Хотелось быстрее сесть в машину и начать говорить. В разговоре он хоть чуть-чуть раскрывает свои планы относительно их знакомства, а ей необходимо вооружиться знаниями, чтобы в нужный момент дать отпор.
Только в машине было так же шумно, как и на улице, особенно на мосту, и Реза молчал, а она боялась просить поднять крышу. На кресле лежал вчерашний плед. Реза явно планировал укрыть им ее вечером. Только бы не вздумал нигде его стелить! Ты чудом вырвалась от него вчера. Что ты вновь делаешь в его машине… И кольцо уже свободно спадает с пальца, тебе просто жалко его возвращать, а за все, что мы берем, мы платим. Тебе, похоже, просто хочется приключений. И ты, Суслик, такими темпами их получишь. Подобные мужчины не тратят много времени и денег на строптивых девчонок. Надо попросить ехать прямо к Пирамидам – еще есть шанс перехватить свою группу!
– Так и знал, что застрянем. Может, в зоопарк пойдем?
Она глянула в сторону и наткнулась на белые египетские барельефы с животными, потом перевела взгляд на преграждающие путь три отокара. А, может, и в правду в зоопарк, чтобы притвориться неразумным ребенком, не понимающим взрослых намеков?
– А другой дороги нет? – спросила она вместо этого.
– Мне уже не выехать отсюда. Если только на того осла пересядем…
Да, животное телегой пронырнуло между машинами.
– Не забудь потом у него папирус купить, – Реза махнул рукой по направлению исчезнувшего араба. – Чтобы новую записку написать. Я скажу тебе, как пишется мое имя.
Сусанна вцепилась в ручку, словно собиралась открыть дверцу и выскочить из машины посреди дороги. А что, здесь так принято! Только ты не сумеешь. Наглая улыбка каирца оставила на щеке красный след, как от хлыста.
Реза протянул руку, и Сусанна вжалась в кресло, но он только перегнулся назад за двумя белыми бейсболками. Одну водрузил ей на голову, вторую – себе, тут же перестав походить на фараона. На лбу вместо змеи оказалось изображение анха – символа единого бога Атона.
– Это я привез из американского музея. Для себя и брата, – добавил он, будто она его все же спросила про жену.
Поток машин пусть медленно, но двигался, а ее мысли застряли на одном вопросе
– как уйти от этого идиота?
– Сейчас все съедут к Пирамидам. Станет легче.
Вот он шанс! Она запомнила отокар, на котором уехала ее группа, она сумеет его найти. За домами среди пальм уже маячили верхушки пирамид.
– Вот, я же сказал!
И Реза прибавил газу раньше, чем Сусанна сформулировала в голове просьбу высадить ее на стоянке.
Теперь уж лучше смотреть по сторонам, не замечая грязь и нищету, чем – в это отполированное деньгами лицо. Она только сейчас заметила в мочках Резы дырки. Он, похоже, носит серьги и снял их, чтобы меньше ее шокировать, если он вообще способен задумываться о том, что думают про него окружающие. Зачем? Он самодостаточный самовлюбленный самец, и больше ничего. Больше в нем нет ничего. Можешь, Суслик, не искать. Пустота!
– Вы сказали, что ваш первый язык египетский? – выпалила она, когда ей показалось, что рука с руля вот-вот соскользнет ей на коленку. Но нет, он просто нажал кнопку, чтобы поднять крышу.
– Так будет лучше разговаривать, верно?
Она кивнула.
– История банальна. Я к трем годам не говорил ни слова. Отец сначала пенял на два языка, которые я слышал в доме, а потом согласился с врачами, что сын у него дурачок, но решил ничего не делать – просто смирился. Собачек держат в доме, хоть они и не говорят, верно? – Реза слишком добро улыбнулся. – Няньке было поручено следить за тем, чтобы я был сухим и накормленным и ничего не разбил в доме – ну там статуэтки всякие, вазы… Она решила, что для ее спокойствия лучше запереть меня в комнате и выводили гулять лишь на террасу. Все. Тут любой ребенок будет молчать, ты так не думаешь? – Реза резко дал по тормозам, чтобы объехать занявших половину дороги людей, а затем и повозку с ослом.
– А мать? Как на это реагировала ваша мать?
– Мать умерла при родах, а ту женщину, что я сейчас называю матерью, отец привел в дом в качестве прислуги, когда мне было шесть лет. Собственно другой женщины в моей жизни не было.
Реза резко нагнулся к Сусанне, но теперь чтобы достать из бардачка солнцезащитные очки.
– Где твои? – он продолжал нависать над ней.
– В чемодане…
Как она о них не подумала!
– Молодец! Ни шляпы, ни очков. Хорошо, что за тобой есть кому присмотреть, – и Реза протянул ей вторые очки. – Чего ты их рассматриваешь? Это очки брата. Других нет.
Сусанна нацепила очки на нос и уставилась на плетущегося рядом осла. Чего она рассматривала? Ведь сам догадался – пыталась понять, женские они или нет.
– В моей жизни нет женщины, кроме матери. И никогда не будет.
Реза сказал это, устремив взгляд в номер идущей впереди машины. Зачем выдавать ей эту информацию? Она не спрашивала. И не думала, что такой тип способен предложить что-то серьезное… На пять дней. Наличие или отсутствие жены ничего не меняет. Ровным счетом ничего. И в особенности ее желания отделаться от него.
– Но я нашел себе друзей даже на террасе, – продолжал Реза как ни в чем не бывало. – Скарабеев. Закапывал их в песок и раскапывал, но я был ребенком, и потому в один прекрасный день засунул их в рот и чуть не задохнулся. Нянька вместо того, чтобы помочь или бежать за отцом, просто визжала. К счастью, отец был в кабинете, а не в саду, потому прибежал на ее крик и сумел вытряхнуть из меня жуков. После этого он не отпускал меня от себя ни на минуту. Я не расстроился и не обрадовался. Я сидел у него за столом и раскладывал деревянные фигурки скарабеев – намного больше настоящих, чтобы я не мог запихнуть их в рот. В то время у отца было музейное задание – попытаться восстановить поврежденные папирусы. Он переписывал иероглифы на чистые листы и произносил их название. Я впервые слышал, как мне, наверное, тогда думалось, живую речь – я начал повторять их и калякать рисунки. В итоге я заговорил по-египетски, ну или так, как мы думаем, египтяне говорили. Практиковаться мне было, как понимаешь, не с кем…
Они покинули грязные улицы и ехали мимо песков.
– Отец испугался, что я замолчу, если вдруг услышу из его уст английский, и начал говорить со мной по-египетски. А потом, когда в доме появилась Латифа, я начал повторять за ней арабский, потом дошел черед и до английского, а французский я уже учил по книгам в библиотеке, моя бабка была француженкой и привезла с собой в Египет богатую библиотеку. Теперь никто не просит меня говорить, чаще меня просят заткнуться.
– Я не прошу.
И как хорошо, что глаза у обоих были спрятаны за черными стеклами. Машина въехала в небольшой оазис с двухэтажными домиками – однотипными квадратами непонятного персикового цвета. Пальмы и прудики, а дальше высокий забор. Подле него Реза и затормозил.
– Одна минута, ты помнишь.
Он оставил дверь водителя открытой – наверное, не хотел, чтобы его услышали – и просочился в калитку с двумя сумками.
– Полторы минуты. Прости, – бросил он, возвращаясь за руль. – Теперь в Мемфис, моя царица.
2.5 «Романтика пустыни»
Мемфис! Ее Мемфис! Безжалостные к истории чужой страны арабы по камешкам растащили величественные храмы и пышные дворцы на строительства мечетей, а остальное докончила стихия – из-за разрушенных дамб вода веками вымывала камень слой за слоем, но не память людей… И сейчас от этого места веет былым величием. Не обманывай себя, Суслик! Величием веет от шагающего рядом мужчины!
Сусанна старалась не глядеть на него, пряча взгляд в просвете пальм или в вырезе собственного сарафана – на коже остались белые разводы от солнцезащитного крема, который она сама торопливо растирала везде, куда могла дотянуться, боясь, что Реза не ограничится ее спиной. Почему она не додумалась опрыскать себя в гостинице! Солнцезащитные очки, кепка, крем… Что еще он отыщет для нее в таинственной машине? Нет, она не чувствовала себя подле него женщиной. Она чувствовала себя беспомощным ребенком!
Они минут пять стояли подле огромной статуи Рамзеса, но Сусанна напрочь перестала понимать английскую речь, пока Реза не ткнул ее в огромные впадины в каменных мочках, заявив. что фараоны скорее всего тоже носили серьги. Тоже? Он успел что-то сказать про собственные уши, а она пропустила все мимо своих ушей? Выходит, вы, мистер Атертон, подражаете египетским властителям? Только вслух Сусанна ничего не сказала. Вслух она могла сейчас только кивать. Жара, похоже, успешно принялась за плавку мозгов.
– Садись, – Реза силой усадил ее под пальму и развернул на подоле сарафана кулек с финиками, которые купил, чтобы отбиться от назойливых торговцев, ссыпав в протянутую ладонь горстку монет, извлеченных из кармана.
Сусанна схватила финик первой, чтобы его не постигла участь лукума, и вздрагивала всякий раз, как рука каирца опускалась к ее ногам за новым фиником. К счастью, он купил их не так много…
– Можно положить бумагу тебе в рюкзак и забрать его?
Вау, джентльмен! Ведь под лямками голая кожа стала красной, а он как-никак в рубашке! Реза колоссом Рамзеса возвышался над ней, и Сусанна радовалась солнцезащитным очкам, которые успешно прятали все ее потаенные мысли. Каирец протянул руку. Сусанна поднялась с земли и одернула свободной рукой прилипший к ногам сарафан, а потом, чтобы вернуть прогулке экскурсионный настрой, спросила:
– А где предположительно находились храм Пта, царский дворец и рыночная площадь?
Навязались в гиды, мистер Атертон, отрабатывайте!
– Ты ведь не просто так спрашиваешь?
Сусанна не стала скрывать правды, а он даже не улыбнулся, услышав про написание романа, и с непроницаемым лицом задал самый дурацкий из всех возможных вопросов:
– А ты сумеешь написать роман за пять дней? – И только, когда она замолчала на минуту, растянувшуюся на все пять, с улыбкой добавил: – Пока я рядом, чтобы ответить на все вопросы.
А потом он просто опустил руку на ее горящее плечо и притянул к себе как-то совсем криво, чтобы она уткнулась в него козырьком кепки, как делают с детьми.
– Я шучу, не будь такой серьезной, писательница! У тебя есть мой имэйл. Отвечу на любой правильно сформулированный вопрос.
А вот тут он явно смеялся. Нынче вопросы у нее не клеились. Она совсем запуталась в глаголах, пытаясь вставлять умные слова, более уместные в музее, чем среди пустыни и непонятных камней.
– Сколько времени идти от городских ворот до ближайшей царской мастабы? – на этот раз она составила вопрос правильно, и Реза решил дать правильный ответ, потому взял ее за руку и сказал:
– Засеки время на телефоне, и пойдем.
Сусанна рассмеялась, не веря в серьезность предложения, но спутник не шутил и действительно тащил ее из-под пальм в пески. На телефоне уже довольно фотографий с ее физиономией, чтобы отправить сестре, придумав заранее объяснение чужим очкам и кепке. Ей не нужна фотка безжизненного тела в песках. Только кто ее слушал!
– Писателю необходимо накапливать жизненный опыт.
Он улыбался, забавляясь ее смущением, а ей на ум приходил лишь Достоевский – но сколько же всего надо выстрадать за этот дурацкий роман!
Они останавливались каждые пять минут, чтобы вытряхнуть из обуви песок. Кепка не спасала от жары, под темным ободком очком скопились крупные капельки пота, но Сусанна не утирала их, боялась показать слабость. Реза молчал, хотя рубашка под рюкзаком промокла. Зачем он пошел с ней к гробницам? Почему просто не высмеял ее жалкую попытку написать роман о том, о чем она не имеет никакого понятия!
– Они были намного выносливее нас, – улыбнулся Реза, протерев ладонью шею.
– Потому что не знали про кондиционеры и машины. Вальтер Скотт где-то писал, что люди в старое время не страдали от отсутствия комфорта, потому что не знали о его существовании.
Каирец явно успел пожалеть о своем глупом предложении, но сейчас что возвращаться к машине, что двигаться вперед неизвестно куда было одинаково невыносимо. Сусанна спрятала все волосы под кепку, но шея и грудь все равно покрылись предательской испариной. Хорошо еще на ней нет косметики! Она вместе с очками покоится в чемодане.
– Но краска с глаз текла и у них. Тут уж против природы не попрешь, – усмехнулся Реза и промокнул ей шею рукавом рубахи.
Почему он по жаре носит длинные рукава? Вчерашний порез он спрятал под толстый золотой браслет, а что там спрятано под рубашкой? А? От подобной мысли сразу потемнело в глазах…
– Пей воду.
Он видел, что она на последнем издыхании, но сворачивать с пути было некуда, и воды в купленной бутылке оставалось на два глотка.
– А вы?
– Я здесь вырос. Мне не жарко.
Врет, но врет по-джентльменски. Молодец! Или боится признать ошибку. Не в его стиле, видимо, ошибаться.
– И на мне нет костюма-тройки, в котором ходил прадед, а ты радуйся отсутствию десяти юбок. Хотя соломенные шляпки все же лучше кепок.
Он улыбался, но в этот раз его улыбка не была заразительной.
– Далеко еще?
Она уже, кажется, все ноги стерла или же поджарила на сковородке – в любом случае каждый шаг теперь отдает болью.
– А я не знаю, куда ты идешь, Нен-Нуфер. Я тебя просто сопровождаю. Что ты там написала в романе?
Сусанна остановилась и все же вытерла глаза. Их щипало от пота и теперь без очков еще и от яркого солнца. Хотелось кричать от боли и усталости. И наглой усмешки! Ведь понимала же, что нельзя ему рассказывать про Нен-Нуфер, нельзя! Он и так глядит с высоты положения и своих лет на нее, как на глупую куклу! И кто за язык тянул!
– Ты что, обиделась? Я тоже в детстве писал роман.
"В детстве" – как же смачно он это произнес, и если бы она уже не дошла от жары до цвета помидора, то непременно покраснела бы от его гадких слов.
– Вернее не роман, а семейную хронику. У отца был комплекс маленького человека, потому после стаканчика виски он начинал в сто тысячный раз рассказывать о великом деде, Раймонде Атертоне. Ну и я, мальчишкой, тоже им гордился. Друг самого Картера! Хотя не было у них друзей, каждый рыл песок для собственной славы или скорее из собственного фанатизма. Отыскать нетронутую гробницу, самим взломать печать… Они похоронили свои жизни в этих песках – вот в чем истинное проклятье фараонов, а не в их мифических смертях. Они истощили себя, превратились в живых мумий с пожелтевшими от табака пальцами, не ели, не спали, все рыли и рыли, закапывая деньги своих патронов, выделенных на оплату копальщиков-арабов.
– А чью гробницу нашел ваш прадед?
Реза теперь говорил быстро, и Сусанна едва успевала за потоком английской речи.
– Гробницу своей жены, – расхохотался каирец, но быстро улыбнулся, заметив, как сжались от обиды губы спутницы. – Хочешь подробностей? Дорога сразу станет легче.
Это вопрос или все-таки констатация факта, что он начнет говорить?