Текст книги "Любимый цветок фараона (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)
5.4 «Врачевание словом»
Сусанна отодвинула кресло и наткнулась на кошку. Ну? Сама уйдешь или мне стоя читать?
– Санура!
Как мистер Атертон догадался, что там кошка? Ну, раз в кровать ее не пускают, где– то она должна спать! Ага, в ногах хозяина! Кошка устроилась на диване совсем по– хозяйски, Резе даже пришлось ногу подтянуть. Свезло, ничего не скажешь! Твоими молитвами, Суслик!
Сусанна придвинула к себе печатные листы – на глаз их пять… Когда успел настрочить столько? Только задавать вопрос уже было некому – Реза мгновенно провалился в сон. Счастливый, мне б так засыпать… Счастливый? Это кого ты, Суслик, счастливым назвала?
Сусанна опустила глаза в текст. Нынче придется довольствоваться своими скромными познаниями, потому что телефон лежит в спальне, а ходить бесшумно, как мистер Атертон, она пока не научилась. Только руки потянулись к ящику. Она приподнимала его двумя руками, чтобы тот не визжал по полозьям. Пуст! Ни одного рисунка. Второй – папки с документами. Кажется, заказы, но лучше не лезть – не мое. А рисунки – твое, Суслик? Да, мое! Из-за этих рисунков я сижу здесь в египетском наряде, охраняя сон полуголого и полусумасшедшего мужика! Интересно, кто выбросил их: точно ведь не мистер Атертон! Неужели Аббас? Или вездесущая мадам Газия успела и тут прибраться? Чего гадать – читай, пока хозяин спит.
«– Мир тебе, ца…
– И тебе мир, жрица Хатор, – фараон поспешил поймать готовые сорваться с губ Нен-Нуфер слова. Как обе они смогли оказаться вместе у пруда и как возможно, что Нен-Нуфер до сих пор не знает о нем правды? – Боги нынче милостивы ко мне, посылая в мое уединение два прекрасных цветка.
Фараон поймал руки племянницы, не позволив обнять себя. Все, что он сказал нынче Сети, он повторял уже не один день перед статуей Хатор, и теперь Богиня послала к нему свою жрицу, чтобы проверить твердость его намерений относительно Асенат. О, Великая Богиня, пусть поступь моя ныне не тверда, но воля тверже камня Великих Пирамид. Каким же жалким он был все эти дни, что Сети убоялся показать ему дочь и удержался от рассказа про Нен-Нуфер. А этот рассказ он желал услышать более всего остального. Таить от фараона тайны не в праве даже старший брат!
– Как же я рад, что ты наконец вернулась, Асенат. Мой сын спрашивал о тебе. Беги же к нему и скажи, что мы вместе станем обедать у пруда. И по пути отдай распоряжение об обеде. И пригласи отца, коль встретишь…
Он говорил скороговоркой, боясь, что Асенат раскроет его тайну перед Нен-Нуфер. Он должен сказать ей сам… О, Великая Хатор и Великая Маат, позвольте мне исправить содеянное… И вот ресницы Асенат задрожали, розовые губы приоткрылись, и он поспешил подтолкнуть девочку в спину.
– Поторопись же! Или я должен повторять просьбу дважды?!
Он слишком груб с племянницей. Да только грубость ныне оправдана. Она отвратит куда более страшное – она отвратит слезы от глаз цвета листьев лотоса.
Асенат склонилась перед ним слишком низко – так не склоняют головы перед детьми фараона, но, Слава Великим Богиням, удержалась от придворного обращение. И следом Нен-Нуфер склонилась перед ним, как делала и прежде, и лотос пал к ее ногам. Три шага, самых быстрых в его жизни, и вот он поднял цветок и протянул хозяйке.
– Великая Хатор неспроста сводит нас снова. Никак не мог я оказаться здесь в этот час и ты не могла сама прийти ко мне.
– Я не шла к тебе, мой господин. Я сопровождала Асенат, которую уже месяц учу грамоте по просьбе Амени, Сети и твоего Божественного брата. Ты послал Асенат во дворец… Хатор наградила меня немотой, и я не смогла остановить бедное дитя. Молю, защити ее перед отцом! Сети запретил нам покидать дом… В том моя вина, что она ослушалась отца. Она всего лишь хотела показать мне этот пруд с лотосами.
Месяц, целый месяц она была так близко, и Сети умело все эти бесконечно– мучительные дни скрывал присутствие двух самых желанных для него женщин. Почему? Один их взгляд мог отвратить его от вечерних возлияний!
– Отчего Сети запрещает ей приходить туда, куда вход открыт всякому, кому есть что сказать властителю двух земель?
Руки сами нашли тонкие запястье, и фараон не сумел сдержать порыва и сжал их, вновь нарушая запрет Хатор.
– Не думай плохого на брата, – шептала ее жрица, и он не мог отвести взгляда с вздымающегося ожерелья. – Он хотел представить дочь Его Святейшеству готовой завоевать его сердце, как женщина.
Фараон наконец сумел взглянуть в лицо нежданной гостье.
– Сердца не завоевывают дважды. И единожды отдав, не просят обратно. Нет ли другой причины запрета?
– Есть, – взгляд жрицы вновь лежал на его золотых браслетах. – Мне известно, как тяжко нынче Его Святейшеству, но я молюсь о нем, как и прежде, всякую ночь и всякое утро…
– И Великая Хатор, как и прежде, слышит твои молитвы, – перебил фараон, боясь промедлением еще больше разгневать Богиню. – И потому велела тебе нарушить запрет Сети и прийти самой, чтобы утешить своего повелителя. И одного взгляда твоего довольно, чтобы излечить меня. И пусть Великая Хатор покарает меня, коль нынче я возьму в рот что-то, кроме воды. Станешь ли ты свидетелем моей клятвы, мой прекрасный лотос?
Он сжал запястья сильнее, почувствовав желание жрицы отстраниться.
– Я не понимаю тебя, царевич Райя…
– Асенат сейчас приведет царевича Райю, чтобы он наконец узнал, кто такая Нен– Нуфер, а пока пусть Нен-Нуфер узнает, кто перед ней, и простит повелителю двух земель его невинную ложь, ибо наказан я за нее сполна.
Нен-Нуфер вновь дернулась, и он вновь не отпустил ее.
– Я прикасаюсь к твоим рукам в последний раз. Не торопи разлуку. Она неотвратима, но Великая Хатор не зря вновь дарит нам уединение. Каждая встреча с тобой осушает меня до дна и каждое прощание наполняет вновь живительными силами. Я уже говорил, что за твоей спиной стоит Богиня, но нынче она улыбается. Я чувствую ее улыбку и не будет довольно корзин, чтобы сложить в них все дары, что я повелю отослать в Фивы. Не молчи, мой прекрасный лотос. Наше время слишком кратко, чтобы тратить его на молчание. Скажи, что прощаешь меня. Ты видела мои слезы, которые я прячу от других с тех самых пор, как перестал быть царевичем Райей и стал фараоном Тети. И наши слезы связали нас сильнее любых клятв. Ты умеешь хранить тайны, как умеет хранить их Сети и как умею хранить их я. И как храню я память о нашем поцелуе. Он озаряет мой день, как лучи Амона озаряют Кемет. Ну скажи хоть слово, воспитанница храма Пта!
– Пусти меня, мой повелитель.
И фараон выпустил ее запястья, но еще долгую минуту глядел на розовые следы, оставленные обезумевшими пальцами.
Только тишина оказалось краткой. Асенат всполошила весь дворец, но первым все же к пруду прибежал Сети.
– Мы умеем хранить тайны, подчиняясь воле Хатор, – успел сказать фараон до появления прислужников, несущих опахала и столы.
Сети кивнул и обернулся к бегущим наперегонки детям. Царевич опережал, но Асенат не отставала, высоко подняв мешавшее платье. Нен-Нуфер рухнула в подставленное прислужником кресло, и Сети поспешил сесть по ее левую руку. Фараон опустился в кресло напротив, хотя и знал, что жрица Хатор больше не поднимет на него глаз.
На фоне худой, что тростинка, Асенат, сын показался фараону тучным. Ничего, вот сбреют непослушный детский чуб на макушке, и полнота уйдет в рост. Однако бедный едва дышит. С трудом далась ему победа над Асенат, а та так и не вспомнила про платье, и никому не дотянуться чтоб одернуть его. Какие же они еще дети! О, Великая Хатор, хватит ли фараону мудрости вырастить для Асенат достойного мужа и спокойного правителя Кемету из того, кого покойный отец ни разу не взял на руки? Фараон перевел взгляд на Нен-Нуфер – для чего Богиня привела к нему ее? И к нему ли? Неспроста он солгал у гробницы отца, неспроста искала она царевича Райю, и неспроста сын вышел к посланному ею стражнику…
– Райя, отдышись и поприветствуй нашу гостью, – голос фараона звучал твердо и сухо, но сердце не в силах было держать душу в спокойствие. – Знаешь ли ты, кто перед тобой?
– Да, отец, – мальчик поклонился сначала фараону, а затем уже Нен-Нуфер. – Асенат рассказала мне о своей наставнице. Означает ли это, отец, что и мне будет дозволено учиться у жрицы Хатор?
И он вновь склонил голову. О, Великие Боги, чьими устами вы только ни говорите. О, да… Это то, зачем вы послали ко мне Нен-Нуфер.
– Да, это то и значит. С этого дня она и твоя наставница. И помни, что Великая Хатор не любит ленивых.
Райя не поднимал глаз, зато их подняла Нен-Нуфер, и фараон, не вынеся их света, опустил тяжелые веки.
Сети молча протянул через стол полный фиал, но фараон не взял. Тогда Сети повернулся к Нен-Нуфер, и та молча приняла из его рук виноградное вино. Асенат с Райей, не дожидаясь приглашения, уселись на циновку у ног фараона, и Сети не посмел потребовать от дочери сесть в кресло и поднял свой фиал.
– Жизнь, здоровье, могущество! В милости Амона-Ра, царя богов! Я молю Ра и всех богов и богинь нашего сладостного края, чтобы они ниспослали всем присутствующим здоровье!
Фиал поднялся к губам Нен-Нуфер, увлекая за собой взгляд фараона. Его губ коснулась вода, только обожгла, как перебродившее пиво.
– Я заберу царевича в свой дом, – голос Сети пролетел над столом ледяным дыханием пустыни. – Чтобы никакие забавы не отвлекали его от учения.
О, да… Ты опережаешь мое желание оставить во дворце Нен-Нуфер! Тогда и себя забери в свой дом хотя бы на одну ночь, ибо нет сил вновь слушать твои обвинения и нет желания бросать тебе в лицо свои. И фараон опустил взгляд к циновке. Растерянность на лице сына заставила сердце сжаться. Его оторвали от матери, он только обрел отца… И нынче его вышвыривают из дворца.
– Сети прав. Здесь тебе тяжело будет сосредоточиться на учебе, но не тревожься… Рука мужчины должна знать не только перо, но и кнут. Прояви усердие в ученье, и я попрошу Сети показать тебе, как управлять колесницей.
Райя вновь склонился головой к циновке.
– У тебя не будет повода сердиться на меня, отец. Как не будет его у благородного Сети и у жрицы Великой Хатор. Но будет ли мне дозволено приходить во дворец к тебе?
– Нет, – мальчик вздрогнул от резкого отказа. – Я сам стану навещать вас, и если Нен-Нуфер дозволит, забирать обоих на охоту.
Он читал осуждение во взгляде Сети, но слово фараона закон в Кемете, и никто не смеет перечить правителю двух земель. Он протянул руку к фиалу, и вода вновь обрела живительный вкус. Следовательно, он делает то, что ждут от него не люди, но Боги…»
Кошачья лапа закрыла продолжение.
5.5 «Статуя и паспорт»
– Дай дочитать! – Но кошка не сдвинулась. – Что тебе от меня надо? Мадам Газия уже суетится на кухне. Не пошла бы ты к ней? Там тебя накормят! Ну ступай уже…
Только кошка в ответ развалилась на листе, и Сусанне пришлось прикоснуться к знаку скарабея на ее лбу. Санура недовольно фыркнула и спрыгнула со стола. Сусанна подняла глаза. Реза наполовину раскрылся. – Укрыть его надо, да?
Санура запрыгнула на диван. Сусанна тяжело вздохнула и вышла из-за стола, чтобы поднять с пола плед. Она подтянула его спящему под самый подбородок, борясь с желанием прикоснуться к бритому затылку – какой он на ощупь? Да ладно, Суслик! От легкого прикосновения Мистер Атертон не проснется! Но лишь Сусанна протянула руку, кошка пролетела перед ее носом, оттолкнулась от книжной полки и перемахнула на голову статуи. Сусанна следила за ней, как в замедленном кино, но руки выставила молниеносно, поняв, что статуя падает прямо на нее. Только не рассчитала ее веса, и они столкнулись с золотой красавицей лбами.
– Реза! Помоги!
Но тот спал и не слышал ее зова. Тогда она перехватила статую поудобней, позволив полностью упасть себе на грудь. Только б ожерелье не попортить! Поднять эту глыбу невозможно, но вдруг получится опустить на пол…
– Leave it alone! (Оставь ее!)
Это был Аббас. Она отступила и чуть не рухнула на Резу сама, вместо статуи, которую и Аббас не в силах оказался поставить на место. Тогда он вытащил ее на середину библиотеки и уложил на пол. И вдруг как вскрикнет:
– Look! Your passport! (Смотри, твой паспорт!)
– What? (Что?)
– This fucking statue fell to free you from my creepy brother! (Эта долбанная статуя упала, чтобы освободить тебя от моего придурковатого брата!)
Аббас нагнулся и действительно поднял с пола паспорт, который, наверное, Реза сунул между статуей и шкафом, чтобы не потерять. И тот провалился вниз. Сусанна схватила его влажной рукой.
– Реза сам вспомнил про шкаф, или ты решила обшарить библиотеку, пока он спит?
– Я ничего здесь не трогала. Это Санура запрыгнула на статую и повалила – я едва успела поймать. Еще вчера подумала, что ее держит? Оказывается – ничего!
– Похоже, они обе приревновали к тебе моего брата. Ты – первая женщина, которая переступила порог этого дома.
И Аббас многозначительно замолчал. Ну и пусть… Что он ждет? Что она начнет оправдываться? Не дождется!
– А по какому поводу нынешний маскарад? Ждали, когда я проснусь? Так я еще те снимки не обработал.
Аббас с гадкой ухмылкой осмотрел ее, но Сусанна успела обхватить себя руками, чтобы прикрыть хотя бы грудь.
– Мы читали гимн Осирису! – выдала она жестко.
– Тогда вопросов нет, – Аббас взглянул на спящего брата. – Опять кололся?
Сусанна замотала головой, выигрывая время, чтобы собраться с силами и не дать волю слезам.
– Он не спал ночью.
Дура, ну чего ты так за него распереживалась? Да любой нормальный человек распереживается! Я что, из железа? Нет, ты из золота, забыла? Не будь ты похожа на эту дебильную статую, он бы с тобой не возился. Ну и пусть. Похожа же! И всяко больше, чем на сестру, с которой общего только фамилия! Значит, это удача… Или мистика, что собственно одно и то же.
– Хочешь, пока Реза спит, я отвезу тебя в отель? Паспорт ведь нашелся.
Сусанна похолодела от предложения Аббаса. А вдруг возьмет и отвезет!
– Нет! – почти выкрикнула она. – Я остаюсь до завтра. – И прочитав в его глазах удивление, тут же добавила: – У Резы день рождения. И я пеку для него торт.
Аббас даже отступил на шаг и руки в карманы сунул, и теперь спортивные штаны смешно оттопырились.
– Реза не отмечает дни рождения.
– В этом году он сделал исключение. Наверное, ради меня…
Суслик, а ты хамить научилась по-английски. Прогресс! Да мне скоро английский родным станет! Я уже на нем, кажется, и думаю! А ругаюсь так уж точно!
– Реза просил разбудить его к завтраку. Как понимаю, он только чай вчера пил…
– Так буди! – Аббас вытащил из кармана руки и махнул в сторону дивана. – Я собственно и искал вас по всему дому, чтобы пригласить к столу.
– Он просил, чтобы это сделала Латифа.
Сусанна сжалась. Это у американцев принято всех называть по имени, а на Востоке как? Еще обидится, что она так фамильярничает. Только поздно, уже ляпнула. Лучше бы имя не запоминала. Но он, кажется, не обиделся.
– Реза решил посекретничать с матерью? – продолжал усмехаться Аббас. – Тоже из-за тебя?
Да, да… Все из-за меня, а то как же! Реза, видно, решил объяснить матери причину праздника. Только бы не говорил мадам Газие правду! Она слез явно не сдержит. Сусанна опустила глаза. Если Реза увидит, что его сакральная статуя валяется…
– Аббас, мы сможем вдвоем поднять ее и отнести в гробницу?
– Зачем?
Ну что за идиот!
– Она не может тут валяться! И еще, – эта мысль пришла нежданно-негаданно. – Ящик с рисунками пуст. А вдруг если статуя не будет больше маячить перед глазами, Реза прекратит рисовать… – Хотелось сказать «меня», но в последний момент Сусанна проглотила слово.
– Ты психологию в школе изучала?
Ну почему эта постоянная усмешка?! Она ведь заботится о его больном брате!
– Бери эту дуру за ноги, а я перехвачу на середине, – неожиданно согласился Аббас. – И не оставляй с ним паспорт. Положи мне в карман.
Фу ты… Кажется, и правда разум остался только у Аббаса. Суслик, ты чего? Неужели все же думаешь, что мистер Атертон нарочно спрятал твой паспорт. Да от сумасшедшего всего можно ожидать!
Сусанна взялась за ноги статуи и сумела поднять аж на уровень живота, потому что статуя теперь почти ничего не весила. Аббас двигался медпенно и осторожно. К счастью дверь из библиотеки вела в гостиную, а вот выходить в коридор пришлось осторожно. Мадам Газия стояла в дверях кухни, наскоро обтирая руки полотенцем. В глазах ее читался дикий ужас, и она с таким жаром затараторила по-арабски, что Сусанна испугалась за рассудок женщины. Но Аббас достаточно грубо и коротко оборвал мать, и та покорно придержала им дверь, но в мастерскую Аббас мать не позвал. Он завалил статую в куст жасмина и, оставив Сусанну придерживать ей голову, бегом спустился вниз и распахнул дверь настежь. Теперь предстояло самое сложное. Не оступиться. Казалось, спуск занял вечность, но вот они уже внутри, около статуи фараона. В пьедестале виднелось углубление – законное место второй статуи.
– Держится, – изрек Аббас, когда они вдвоем осторожно опустили статую в углубление.
Но Сусанне этого показалось мало. Она обхватила ее руками и попыталась раскачать – золотая глыба стояла, как влитая. Тогда она обняла статую фараона
– он тоже не падал.
– Оставайтесь с миром! – отступила от них Сусанна и низко поклонилась.
– Тоже тронулась?
Аббас схватил ее за плечо и попытался развернуть к двери.
– Я хочу снять ожерелье.
И серьги тоже! И, не найдя ларца, Сусанна опустила украшения просто на стол. Сразу стало легче дышать, и она поспешила прочь из гробницы, и, пока Аббас закрывал дверь, уже была наверху.
– Я поднимусь на крышу за одеждой.
Когда она спустилась в шортах и футболке, Аббас уже сидел за столом и подле ее тарелки лежал паспорт.
– Мать решила не будить Резу. Так что мы завтракаем вдвоем?
– А почему мадам Газия не ест с нами?
– Она уже поела. А ты действительно собралась печь торт?
Сусанна кивнула. Аббас тяжело вздохнул и крикнул матери, наверное, поторопиться. Сусанна уставилась в скатерть. А что если Реза разозлится на них за самоуправство со статуей? Так не хотелось портить мистеру Атертону его первый день рождения. Решение казалось теперь слишком спонтанным – что это она раскомандовалась в чужом доме… Только вздыхать поздно. Авось обойдется. И он всегда может притащить статую обратно.
Однако первым делом Сусанна решила спрятать паспорт. Рюкзак не оправдал доверия. Теперь очередь чемодана – она сунула паспорт под подкладку на самое дно и потянулась к телефону, чтобы найти рецепт торта, но, увидев сообщение от сестры, чуть не выронила его. И даже когда поняла, что родители все еще не знают про ее побег из отеля, не сумела сдержать дрожь в ногах и плюхнулась на кровать. Уже застеленную. Господи, мадам Газия успела побывать и здесь!
Живот до сих пор крутило от крепости кофе. Хозяйка бухнула в ее чашку от души или со злости, но Сусанна не жалела, что заглотила кофеиновую бомбу. Вставать на рассвете не для растущего организма. Но если она завалится спать, Реза останется без обещанного торта. Живо нацепить длинную юбку и бегом на кухню!
Гугл переводил названия ингредиентов на английский, а Аббас уже по-арабски объяснял матери, что нужно гостье. За пять минут она собрала необходимые для медовика продукты и осталась в кухне одна. Аббас сообщил, что собирается заняться обработкой фотографий, а мадам Газия исчезла молча. И то верно, Реза не допускает мысли о двух хозяйках! Тоже мне, хозяйка нашлась! Еще недавно ты считала себя пленницей мистера Атертона. Сколько вообще настоящий хозяин собирается еще спать? Не разозлится ли он в дополнение к статуе еще и на то, что его не разбудили к завтраку? Впрочем, тут ее вины нет, она честно передала его просьбу матери.
Однако сердце все равно не находило в груди привычного места, и руки тряслись настолько, что Сусанна чуть не опрокинула на себя кастрюлю с кипятком, пока топила мед. Ну кто тебя за язык с тортом тянул? Печь не умеешь, выйдет несъедобная хрень, так еще и изуродуешь себя! Ничего, масло хорошо смешалось, и все остальное тоже – даже миксер не задымился!
Только что делать сорок минут, пока тесто вылеживается в холодильнике? Что, что! Мышкой прокрасться в библиотеку и забрать недочитанную рукопись. Реза продолжал преспокойно спать. Только вновь раскрылся. Однако нынче можно укрыть его без риска для жизни. Если только шкаф не вздумает упасть. Ага, думаешь поумнеешь, коль получишь по башке всеми томами «Британики» одновременно? Шутки шутками, а словарем бы получить не мешало… Мистер Атертон мог бы и фильтровать лексику – знал же уровень своей читательницы! Скажи спасибо, что он написал за тебя продолжение и, если ты дома плотненько посидишь со словарем, то даже не станет претендовать на соавторство. Ведь не заберет же он рукопись. Она готова вернуть кольцо, но не историю фараона. Первые листы все равно уже лежат в чемодане.
Сусанна вернулась на кухню и присела к крохотному столику – за ним, наверное, мадам Газия и ест в гордом одиночестве. Интересно, а во времена отца Резы дела обстояли иначе? Может, она с таким рвением застелила нынче кровать, потому что Сусанна осквернила собой ее женскую память… Лучше не думать – в этой семейке сам черт ногу сломит! Как и в рукописи мистера Атертона.