Текст книги "Любимый цветок фараона (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

Нен-Нуфер опустила глаза. Как же прав Пентаур, что лично отправился к фараону. Люди не умеют хранить тайны. Хотя имеет ли она право злиться на Рамери, она не просила его молчать… О, как же горд Кекемур! И как бесстрашен, ибо кто смеет отказываться от подарков фараона… Она прикрыла глаза – до храма оставалось меньше ста шагов, но что-то влекло ее прочь от храмовой аллеи. Она ухватилась за локоть Рамери, и стражник подхватил ее под руку, решив, что она оступилась.

– Я пойду с вами, – сказала Нен-Нуфер.

Да, она дойдет под их охраной до полей, а там уже спокойно отправится к гробнице фараона Менеса. Вновь с пустыми руками, зато с полным благодарности сердцем. Она станет благодарить его за обоих сыновей, и для каждого попросит заступничества. Особенно за фараона – Пентаур уже, небось, передал написанный ею папирус. Пусть он сгорел на пламени, но на сердце успел оставить кровоточащую рану. Она станет молиться, и пусть Боги пошлют ей хоть часть боли Его Святейшества – она примет ее с радостью за все то, что он сделал для нее, ни разу не видя… Нет, он видел ее. Она танцевала для него и, быть может, его взгляд дал ей силы не оступиться в своем первом танце.

Нен-Нуфер пару раз отдыхала под пальмами у канала и умывалась, и все равно глаза щипало от пота, когда она наконец добралась до гробницы. О, Великая Хатор! Тишину пронзило конское ржание. Нен-Нуфер замерла, стараясь унять разбушевавшееся сердце. Губы потрескались от жары и смягчить их сейчас мог лишь поцелуй царевича. Только чего тогда будут стоить все данные Великой Богине обещания… Боги не прощают дважды. Она поклонится царевичу, но не протянет руки. Пусть Пентаур станет последним мужчиной, сжимавшим с неистовством ее пальцы.

Нен-Нуфер зажмурилась и сделала шаг за угол, но открыть глаза не сумела – лучи Амона ослепили ее, они отразились от позолоченной колесницы, колесницы фараона!

Песок жег стопы через толстые подошвы, но она не могла сдвинуться с места. Лошади, взволнованные ее появлением, заржали громче, и она услышала торопливые шаги. Колени задрожали, но она не сумела их согнуть и глянула прямо в лицо появившемуся перед ней мужчине.

– Это ты так напугала моих коней?

Какой резкий голос. О да, она слышала его, сидя в келье. Только если тогда ей было приказано молчать, то нынче она просто забыла все слова.

– Пожалуй, так же, как я напугал сейчас тебя, – добавил он уже более мягко. – И я, кажется, знаю, кто ты… Избранниц Великой Хатор можно признать в любом виде и даже без лотоса, Нен-Нуфер.

При звуки собственного имени она задрожала. Разве смеет она врать самому фараону. Не смеет, и потому Богиня вернула ей голос, чтобы наконец она рассталась со своей ложью.

– Я не жрица Хатор…

– И не Нен-Нуфер? – голос вновь сделался пронзительно ледяным.

– Нет, я – Нен-Нуфер, повелитель! – и она сумела склонить перед ним голову, но с трясущимися коленями совладать не смогла.

Только резкий смех заставил ее выпрямиться.

– Ну, а я не Его Святейшество. И совсем не похож на него. Энсеби так часто бывает в храме Пта, что странно не знать его в лицо. Очень странно, не так ли?

– Прости, мой господин, – Нен-Нуфер чуть овладела собой и сумела поклониться.

– Вокруг фараона всегда стена нубийцев.

– Вот именно! Неужто ты ожидала увидеть энсеби здесь одного?

Нен-Нуфер закусила губу – волнение перед встречей с царевичем Райей напрочь лишила ее рассудка. Теперь только она поняла, кто перед ней. Сети, возница фараона, отец обреченной Асенат. Царевич Райя говорил, что Сети ни на что не променяет золотую колесницу.

– Я не знаю, мой господин, как так вышло и прошу прощения за свое безрассудство. Я действительно испугалась, признав колесницу. Прости меня, благородный Сети.

– Я-то прощу, а что скажет энсеби на ложь того, кому он пожаловал свой кнут?

Нен-Нуфер вновь похолодела.

– Это ложь моя, не Кекемура, мой господин, – воскликнула она, вспоминая исполосованную плетьми спину стражника. – И то не совсем ложь. Я отдана Великой Хатор, только не прошла еще обряда посвящения. Но ведь это не имеет значения для простых людей, мой господин, – добавила она скороговоркой.

Нен-Нуфер прикрыла глаза: раз Сети не удивился, встретив ее у гробницы отца, значит, царевич Райя говорил о ней не только с Божественным братом. Или же фараон сам посчитал нужным объяснить своему вознице смену гнева на милость… Да и чему удивляться, ведь у любящих братьев не должно быть друг от друга секретов. Не должно, но будут! Неужели Тети не расскажет Сети про пророчество? Неужели молча возведет его дочь на свое ложе, чтобы потом положить ее мумию в свою гробницу? Неужели… О, Великая Богиня, как тяжко хранить чужие секреты! И как легко избавляться от собственных! Пусть царевич узнает о ее лжи от брата. Так будет лучше. И тогда воды Великой Реки никогда не донесут его лодку до Фив, куда она попросит Амени отправить ее завтра же.

– Почему я встретил тебя здесь?

Отчего Сети спрашивает? Неужели думает, что она условилась о встрече с его младшим братом? Или ждет, что она передаст через него послание для Райи? Нет, не будет больше посланий, не будет больше встреч. Они простились под палящим солнцем, соединившись в запретном поцелуе.

– Потому что я пришла поблагодарить покойного фараона за милость царствующего ныне сына, мой господин.

Нен-Нуфер склонилась в поклоне и, приложив ладонь к груди, почувствовала, что сердце вновь бьется ровно. Значит, она все делает верно.

– Рад слышать, что никто не попрал заветы Маат. Поблагодари моего отца, а я дождусь тебя здесь и отвезу в храм.

– О, нет! – Нен-Нуфер прижала к груди руку. – Я не взойду на колесницу фараона. Нет!

Сети улыбнулся.

– Но ведь энсеби не узнает об этом. Ведь секреты бывают разные. Те, за которые Осирис карает, и те, которые вызывают в нем лишь улыбку.

О, Великая Хатор! Зачем посылаешь на мой путь человека с метким, что кнут стражника, языком? О, Великая Богиня, как же разозлится царевич, узнав про ее обман! Пусть же ее обман милостью Тирии скорее станет правдой, чтобы не пришлось краснеть за ложь, которой она желала уберечь себя для Великой Богини.

– Господин слишком добр к Нен-Нуфер, но она может вернуться в храм пешком.

– Даже не думай об этом! Энсеби разозлится, если узнает, что я позволил будущей жрице Хатор совершить небезопасный путь. Я дождусь тебя и передам прямо в руки Амени.

И Сети отступил от входа в гробницу. Нен-Нуфер осторожно спустилась вниз, стараясь отогнать прочь все воспоминания о царевиче. Его старший брат ждал наверху… Его нельзя задерживать, ведь колесница в любой момент может понадобиться Его Святейшеству. Она опустилась на колени перед статуей фараона Менеса и поблагодарила его теперь уже за трех сыновей.

Сети поднял ее на колесницу, но тело затрепетало не от его краткого прикосновения, а от того, что ее пальцы коснулись того же, что трогали пальцы Божественного.

– Тебя ведь не надо учить езде на колеснице?

Это не был вопрос, это было утверждение, окрасившее стыдом щеки Нен-Нуфер. Царевич Райя не утаил от Сети их встречи, и тот может знать даже об их поцелуе… Нет, нет, царевич не расскажет о таком… Она ведь не какая-нибудь невольница! Это был священный порыв, это было и останется их тайной. Наверное, царевич Райя в запале рассказал вознице фараона о своем неумении сдерживать лошадей… Царевич Райя! О, если бы только на месте Сети стоял сейчас он…

Нен-Нуфер прикрыла глаза, чтобы сберечь их от песчаной пыли. Колесница пролетела мимо полей и остановилась у храмовых пилонов. Стражники распахнули ворота, и Сети привычно направил колесницу по храмовой аллее, в конце которой его встречал Амени и десятки любопытных глаз, спрятавшихся за колоннами. О, какое удивление отразилось на лице верховного жреца, когда Сети свел с колесницы Нен-Нуфер.

– Я возвращаю тебе твой лотос лишь на мгновение, чтобы испросить позволения забрать Нен-Нуфер с собой.

Сердце Нен-Нуфер остановилось. Что Сети задумал?! Неужто хочет привести ее под очи царевича, чтобы она призналась Райе в своей лжи… О, нет, Великая Хатор не допустит этого!

– Для чего понадобилась благородному Сети моя воспитанница? – спросил учтиво Амени, вперив в бледное лицо девушки немигающий взгляд, который вопрошал: как, как она оказалась в царской колеснице вместе с возницей Божественного?

– Я просил отца благословить брак моей дочери с моим Божественным братом, и в тот же миг лошади оповестили меня о присутствии постороннего. Я выбежал из гробницы и увидел Нен-Нуфер, о чудном спасении которой из пасти крокодила теперь известно всему дворцу.

Амени побледнел. О, Великая Богиня, отчего ты не позволила рассказать жрецу о Кекемуре! О, как же тяжело сейчас старику хранить на лице печать спокойствия!

– Будущая жрица Хатор станет лучшей наставницей для будущей царицы. Моя Асенат сущее дитя и путает иероглифы в самых простых словах, что не пристало для Великой Царицы. Позволишь ли ты, добрый Амени, на время одолжить у Великой Богини ее сокровище? Нен-Нуфер ни в чем не будет знать нужды в моем доме, и Великая Хатор ни в чем не упрекнет ни меня, ни тебя.

– Я должен подумать, – ответил старый жрец, не спуская глаз с Нен-Нуфер, застывшей подле колесницы.

– Для раздумий нет времени, ты сам знаешь. Или я должен испросить разрешение у Тирии? Тогда я тотчас отправлю гонца в Фивы.

– Нен-Нуфер находится под моим попечительством и нет нужды тревожить Тирию.

Амени замолчал.

– Мой дом готов принять Нен-Нуфер даже в отсутствие жены, и я немедленно отправлю гонца к ней, чтобы Асенат к завтрашнему вечеру была в городе. Если, конечно, ты отпускаешь со мной свою воспитанницу?

Старый жрец продолжал молчать.

– Или просьбу должен передать энсеби лично?

Губы Амени побелели. Нен-Нуфер закусила свои. Сети явно не знает еще о посещении дворца Пентауром.

– Я отпускаю ее с тобой. Ты не мог сделать для своей дочери лучшего выбора. Нен-Нуфер обучит ее грамоте лучше любого царского писца, – ответил Амени, исподлобья глядя на притихшую девушку, к которой Сети обернулся с легким поклоном: – Возьми то, что тебе дорого. Все остальное ты в достатке найдешь в моем доме.

Нен-Нуфер поклонилась и хотела бежать к пристройкам, но Амени велел одному из жрецов проводить ее. Неужели старик боится, что она побежит к Пентауру расспрашивать о встрече с фараоном? Нет, она не сделает этого, она будет свято хранить доверенную ей тайну. А Пентаур… Она простилась с воспитателем, и нет нужды в лишних слезах. Из дома Сети она отправится сразу в Фивы, не возвращаясь в храм Пта, чтобы ее близость не омрачала более спокойного течения дней Пентаура.

Нен-Нуфер взяла лишь два платья и ларец с украшениями и краской для лица, которые подарила ей жена Амени. Флейта разбита, но она попросит у Сети новую, чтобы играть для будущей Великой Царицы. Она сделает все, что в ее власти, чтобы скрасить оставшиеся девочке дни.

20. «Ужин с Сети»

С крыши открывался прекрасный вид на царский дворец, но Нен-Нуфер зажмурилась не от сотен огней, а от подступивших слез. Сети отправился во дворец, пока служанки знакомили ее с небольшим, но приятным домом – больше всего ей понравился пруд, подле которого бродило множество кошек. Там она и просидела до возвращения хозяина, и на крыше появилась босая, но в чистом белом одеянии, омытая и умащенная маслами, с аккуратно уложенными на обе стороны волосами и приглаженной челкой, только без украшений. Они нынче ни к чему. А вот завтра она во всей красе встретит свою воспитанницу, будущую мать наследника.

Нен-Нуфер в ожидании приглашения склонила перед хозяином голову, но тот не заметил ее появления. Он сидел в кресле с закрытыми глазами, держа пальцы в чаше с ароматизированной водой. Сети выглядел усталым, но не расстроенным. Фараон ничего не сказал брату о пророчестве, да и из дворцового сада долетали звуки музыки. Его Святейшество стойко вынес известие и понесет тайну через новый брак до самого рождения сына. И она должна прятать от всех слезы.

По ногам Нен-Нуфер скользнула серая кошка и запрыгнула на колени к хозяину. Сети вздрогнул и вынул руки из воды.

– Прости, я давно не сидел в тишине и, похоже, задремал. Завтра здесь снова будет шумно. Асенат следовало родиться мальчиком. Молю Хатор, чтобы ты сумела поделиться с ней хоть толикой своей женственности.

Сети сделал приглашающий жест и, когда Нен-Нуфер медленно подошла к столику и опустилась на циновку, подобрав под себя ноги, недоуменно глянул на пустое кресло.

– Время ужина давно утекло, – усталый голос утратил утреннюю резкость. – И все же я прошу тебя разделить со мной эту скромную трапезу.

Он указал рукой на стоящие на маленьком столике глиняные миски с оливками, виноградом, сдобренным маслом латуком и пирогом.

– Я не ожидала, что мы станем ужинать вместе, – Нен-Нуфер склонила перед хозяином голову, – и потому взяла на кухне немного еды.

Губы Сети тронула легкая улыбка.

– Я действительно заставил тебя ждать непростительно долго. Надо было отдать распоряжение об ужине.

– Мне достаточно хлеба и фиников… Я ведь всю жизнь жила с храмовыми прислужниками. Так что не стоит излишне беспокоиться обо мне, благородный Сети.

Возница фараона улыбнулся.

– Я беспокоюсь о Хатор, чтобы она не подумала, что я ставлю личные нужды выше нужд ее жриц. А завтра принесу кокосовый орех в честь Маат, чтобы спасти в доме мир. Это любимое лакомство Асенат. Она будет зла с дороги. Придется ее задабривать, как любую женщину, – Сети улыбнулся и протянул гостье фиал с изображением лотоса, и когда та подняла ладонь в знак отказа, добавил: – Это гранатовое вино. Мы часто жертвуем его Великому Пта. Ты должна любить сей божественный напиток.

– Я никогда не пила его, мой господин. Но нынче уже выпила достаточно воды.

Сети опустил фиал обратно на столик.

– Я пытаюсь сыскать покровительство Хатор царскими кушаньями, а получается, если я даже забуду про тебя, мои слуги всяко лучше позаботятся о тебе, чем жрецы!

– Не говори так, мой господин! – воскликнула Нен-Нуфер, страшась вызвать гнев Великой Богини, еще больший, чем уже постиг этот гостеприимный дом. – Тебе, думаю, известно, как скромен Амени в еде…

– Старик может морить себя голодом сколь угодно! Но у меня невольницы едят лучше, чем в храме будущие жрицы! Пересядь в кресло и возьми хотя бы кусок пирога. Он со стола энсеби. Латук с маслом можешь оставить. Он тебе ни к чему! Впрочем, надеюсь, он вскорости исчезнет и с царской кухни! – добавил Сети зло, когда Нен-Нуфер села напротив него и положила на ладонь кусок пирога с мясом. Только вкуса не почувствовала, потому что через уши в рот проникла горечь хозяйских слов. Латук, видно, ела несчастная Никотриса, тайно надеясь излечиться от бесплодия.

Сети поднял свой фиал, но прежде чем пригубить вина, провозгласил:

– Жизнь, здоровье, могущество! В милости Амона-Ра, царя богов! Я молю Ра и всех богов и богинь нашего сладостного края, чтобы они ниспослали тебе здоровье!

Ночь подарила желанную прохладу, потому хозяин отослал прочь прислужников с опахалами, и они остались на крыше одни. Нен-Нуфер осторожно оторвала несколько виноградин и одну за другой положила в рот.

– Налить тебе воды? Пирог слишком жирный.

– Я возьму вина. Раз его прислал сам энсеби.

Она улыбнулась, и Сети вновь протянул ей фиал с лотосом.

– Скажи, отчего я никогда не видел тебя в храме? Я бы непременно запомнил твои волосы.

– Видел, мой господин. Только на мне был парик, – Нен-Нуфер виновато откинула за спину светлые волосы. – Жена Амени советовала сбрить волосы и постоянно носить парик, чтобы меня не принимали за невольницу.

– И почему ты не сделала этого?

Нен-Нуфер пожала плечами.

– Я не покидаю храма, где меня все знают. Но если Тирия велит сбрить, я сделаю это.

– Не покидаешь храма…

Нен-Нуфер вспыхнула.

– Только чтобы принести дары твоему отцу. У Реки я оказалась случайно, и Великая Хатор наказала меня…

– И заодно Кекемура, – улыбнулся Сети.

– О, нет, мой господин! Несчастного Кекемура покарали ваши нерадивые начальники.

– Только не смей говорить подобное энсеби…

– Так он уже знает об этом.

– Знает, но как он может сделать достойных людей начальниками, коли те отказываются служить?

На губах Сети вновь застыла улыбка.

– Кекемур отказался из-за меня, мой господин. Иногда гордость затмевает разум. Дайте ему время забыть про заступничество женщины.

Сети поставил чашу с водой на середину стола, чтобы Нен-Нуфер могла ополоснуть руки.

– Чувствую, что не усну сегодня, – вздохнул Сети. – Я не видел Асенат целый год и волнуюсь, как влюбленный юнец.

– Как любящий отец, – поправила его Нен-Нуфер.

И Сети вновь улыбнулся и покрутил на столе горшок с оливками, а потом поднял и протянул гостье.

– Я сыта, благодарю тебя.

– Погляди на него внимательно. Видишь иероглифы? – Нен-Нуфер кивнула, Сети продолжал: – Живя на женской половине, мы с моим царственным братом любили обмениваться подобными записками О, как мы хохотали, когда матери пытались понять, что мы скрываем от остальных детей.

– И что здесь написано? Если только я имею право знать, – поспешила добавить Нен-Нуфер.

– Нет, нет, – замахал рукой Сети. – Это не рука энсеби, это Асенат написала мне записку, когда ей было семь лет. Догадайся, что это значит.

– Дом, сокол и солнце? – Сети кивнул. – Дом и есть дом, а сокол – это Его Святейшество, а вот солнце – прости, я теряюсь…

– Утро. Солнце – это утро. Асенат тогда упросила энсеби поучить ее стрелять из лука. Он оставил и чати, и молодую жену и полдня бегал по камышам с моим сорванцом. И потом Асенат не в силах оказалась добежать до дома. Энсеби вспомнил про наши горшки и заставил ее нацарапать вот это, – Сети покачал головой. – Мне стыдно, но за четыре года она не особо далеко ушла от этих каракуль. Тебе потребуется немало терпения на нее.

– У меня довольно терпения, мой господин. Ты и Его Святейшество могут быть покойны.

Сети убрал со стола таз с водой.

– Сыграешь со мной в сенет?

Нен-Нуфер кивнула, и Сети хлопнул в ладоши и велел появившемуся прислужнику принести игру.

– Я хотела попросить у тебя флейту, – поклонилась Нен-Нуфер.

– Бери любую в комнате Асенат. Моя дочь лишь сшибает ими камыши.

Слуга вновь появился бесшумно и, положив на циновку деревянную коробочку, удалился. Сети жестом пригласил гостью перейти из кресел на пол. Затем молча выдвинул ящичек, высыпал на циновку деревянные конусы с катушками и стал расставлять по обе стороны поля. Кошка вернулась и начала тереться о бок девушки.

– Гляди, служительница великой Бастет сразу признала в тебе воспитанницу храма мудрого мужа своей госпожи. Обычно она чурается гостей.

Нен-Нуфер улыбнулась и погладила кошку.

– Мы познакомились у пруда, мой господин, так что я уже не незнакомая.

– Она может не узнать мою дочь, потому что до их отъезда была крохотным котенком.

– Почему Асенат не живет в Мемфисе, если мне дозволено будет спросить?

– Я отослал семью, как только энсеби решил жениться на моей дочери. Не пристало видеть царицу в том виде, в каком она носилась по дворцу. Не смей отпускать ее во дворец, сколько бы она ни просила тебя. Если потребуется, я к вам стражу приставлю, – Сети улыбался, но что-то подсказывало Нен-Нуфер, что тот не шутит. – Она должна научиться быть женщиной, чтобы энсеби перестал видеть в ней глупого ребенка.

– Быть может, мне стоило поехать к ним?

– Нет. Как только Амени даст согласие на их брак, я отдам энсеби дочь. А ты останешься при ней, покуда мы не посчитаем, что она знает довольно для царицы. Ведь ты не последняя жрица Хатор, и Тирия должна понимать, что здесь ты нужнее, чем в Фивах.

Нен-Нуфер поклонилась и не стала говорить, что даже не представлена великой жрице Хатор. Она осторожно приняла из рук Сети палочки, боясь ненароком коснуться его пальцев – пусть он пустил ее в свой дом, но остается неприкосновенным, как любой из детей фараона. Как и царевич Райя, которого она не должна была касаться… Воспоминания в миг нагнали слезы, и она как сделала с опущенными глазами первый бросок, так и просидела неподвижно, сосредоточенно глядя на квадраты, пытаясь обдумывать каждый свой ход и не вспоминать царевича.

– Ты слишком молчалива для воспитанницы жрецов Великого Пта, – нарушил тишину Сети, – ведь бог учит нас, что прежде всего было слово.

Нен-Нуфер подняла на хозяина просохшие глаза:

– Жрицы не должны болтать без дела. Но я могу сказать, отчего я выиграла, а ты проиграл.

Сети уставился на доску.

– Тебе следовало поставить на клетку "нефер".

Сети молча стряхнул на циновку фишки и раскрыл ящичек.

– Я знаю. Просто по-привычке поддался. Не играй с Асенат в полную силу. Она плачет, когда проигрывает.

Нен-Нуфер кивнула.

– Маат не одобряет притворства. Я научу Асенат выигрывать.

– Научи мою дочь быть женщиной. Это всяко важнее в общении с энсеби, чем игра в сенет.

Нен-Нуфер стойко выдержала взгляд Сети.

– Ты взял в свой дом жрицу Хатор, а не жрицу Бастет.

– О нет, я взял правильную жрицу. Служительницы Бастет завлекают нас телом, а шелка и краска сделают красивой любую. Да и не так много нужно нам, чтобы возжелать женщину. Но перед служительницами Хатор мы благоговеем и даже в мечтах страшимся возжелать ваши тела, хотя чего скрывать, глядя на ваши танцы, мы порой забываем, что пришли в храм.

Нен-Нуфер не опускала глаз, чувствуя, как узел Исиды врезалась в согретую вином грудь. А у Сети, возможно, то был далеко не первый фиал.

– Энсеби должен благоговеть перед моей дочерью, потому что телом ей тяжело будет соперничать с многочисленными наложницами и той же Никотрисой, которая будет стараться своей красотой удержать внимание повелителя.

– Я научу ее писать, играть на флейте и танцевать. Это то, что в моих силах. Остальное, если на то будет воля Великой Хатор.

Сети вдруг протянул к ней руки, и Нен-Нуфер удивленно уставилась на них.

– Позволь мне прикоснуться к тебе. Здесь много ушей, но нет глаз.

Его руки были совсем рядом, и чтобы он не коснулся груди, Нен-Нуфер поспешила вложить в его пальцы свои, и он крепко сжал их и притянул ее к себе так близко, что почти коснулся губ.

– Ты умеешь хранить тайны, я знаю, – прошептал Сети, обдав ее горячим дыханием, только жар вошел в ее тело холодом, заставив задрожать с головы до ног. – Я благодарю тебя за колесницу. Мой брат не умеет править лошадьми. Он вымещает на них свой гнев, и они это чувствуют.

– Это я была виновата, – пролепетала в испуге Нен-Нуфер. – Я сама бросилась под его колесницу.

– Нет. Всегда виноват возница. И всегда виноват мужчина, когда женщина забывает, что ей должно делать.

Сети отпустил ее и хлопнул в ладоши. Нен-Нуфер не шелохнулась до появления слуг, забравших коробочку с сенетом и столик с оставшейся едой. Сети известно об их поцелуе. Быть может, не столько Асенат, сколько ей самой не велено появляться во дворце, где она может столкнуться с царевичем Райей. О, Великая Хатор, помоги маленькой Асенат в учении и забери верную тебе Нен-Нуфер в Фивы, подальше от всех соблазнов, которые несет на эту тихую крышу дворцовая музыка.

– Я не хочу, чтобы энсеби знал, что Асенат в городе. Он тут же пожелает видеть племянницу. Я не знаю, насколько изменилась за год моя девочка, но, как я уже сказал, мне хочется, чтобы ее детский образ полностью изгладился из его памяти. Ты должна следить за ней очень внимательно. Она изворотлива, как мальчишка.

Нен-Нуфер поклонилась, прижав к груди руку, и Сети продолжал:

– Ты верно устала, и я более не стану докучать тебе своим обществом. Позволь проводить тебя вниз.

Сети хлопнул в ладоши и, когда появившийся на крыше слуга погасил светильники, уверенно направился к лестнице, не подав гостье руки. Но Нен-Нуфер готова была оступиться в потемках, только бы не чувствовать его рядом. Они спустились на второй этаж и замерли подле приготовленной для нее комнаты, напрямую соединявшейся со спальней Асенат. Тростниковую занавеску уже опустили, и только один светильник горел подле кровати. При их появлении молодая невольница поднялась с циновки и поклонилась сначала хозяину, затем гостье.

– Аполи будет прислуживать и тебе, и Асенат, – Сети на мгновение замолчал. – Скорее всего я не составлю тебе компании за завтраком, но ужинать мы будем уже втроем.

Он улыбнулся, но не ей, а образу дочери, который нарисовало ему воображение. В комнате повисла неловкая тишина. Аполи не смела подойти к Нен-Нуфер, пока хозяин оставался рядом, а тот слишком уж долго смотрел в темноту и молчал, а потом в раз спохватился и, не простившись, бегом спустился в нижний этаж. Тогда Аполи раздела гостью, и когда та скользнула под легкие простыни, бесшумно удалилась.

Нен-Нуфер сжала узел Исиды и начала жарко молиться, прося Великую Хатор уберечь ее от встречи с царевичем. Сети постарается сохранить тайну ее присутствия в своем доме не только от Его Святейшества, но и от младшего брата. Неужто их встреча так же томит царевича, как и ее – иначе чего Сети тревожиться о ее верности Богини? О, как же коварна Бастет – она закрывает глаза одним и открывает другим, но ни словом, ни жестом Нен-Нуфер не позволит Сети усомниться в верности избранного ею жреческого пути.