Текст книги "Любимый цветок фараона (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

– Она все еще моя наставница? Она не уйдет в свой храм?

Глаза сына блестели так сильно, что фараон увидел в них свое отражение.

– Она будет с тобой столько, сколько ты того пожелаешь.

– Но когда ты заберешь Асенат, захочет ли Нен-Нуфер остаться со мной? Она выбрана Сети для дочери.

– Она выбрана мной! – вскричал фараон и чтобы успокоиться схватил полотенце и до боли растер ноющее тело.

– Я встретил ее давно, – продолжил он тихо, скрывая от сына дрожащее веко. – Только не знал, готов ли ты к встрече с ней.

Райя стоял неподвижно, как истукан, когда отец, бросив мокрое полотенце на пол, обернулся.

– Когда я смогу вернуться к ней?

Фараон сжал губы.

– Я дал ей время побыть с Асенат, – отчеканил он. – А ты проведешь вечер с Хентикой, и тот покажет тебе списки хлебов из наших житниц.

Только думал фараон не о сыне и не о племяннице. Его ледяное тело согревала надежда, что Нен-Нуфер одумается и примет его вместе с сыном. Он тут же велел отослать дары в храм Пта, чтобы умилостивить Бога. Да что особенного в Нен– Нуфер, что ее так стерегут люди и Боги. Сети вновь не явился, но фараон не стал посылать за ним. Зачем слышать лишние упреки от брата, ведь Нен-Нуфер, верно, не сумела скрыть от его внимательного взгляда слез и мокрого платья. Сети не солгать, Сети тихим голосом вырвет признание из любого. Он выслушает все завтра, и завтра же, возможно, уйдет из дома брата с Нен-Нуфер, если Пта примет нынешние дары, позволив сжимать эти простыни не в ярости, а в благоговении.

***

Фараон провел рукой по пустой материи и вскочил с кровати. Он даже не станет отсылать нынче стражу – пусть хранят его сон, и тогда, возможно, тот не сбежит. Но прежде чем улечься, фараон спустился в сад. Ему захотелось принести с пруда лотос, чтобы нынче уложить подле себя вместо Нен-Нуфер. Он ступил босыми ногами на выложенную лотосом мозаику и замер. Неужто Пта внял его молитвам, неужто?

Тонкая фигура темнела по ту сторону пруда. Он хотел позвать Нен-Нуфер, но побоялся напугать. Он побежит к ней прямо по воде. Но нет, он же не знает глубины пруда… Он пойдет по берегу, не торопясь, ведь если Нен-Нуфер пришла к нему, то не уйдет, не дождавшись. Но только он понял, что может позвать шепотом, не напугав, тут же произнес заветное имя. Она обернулась и с легким вскриком спрятала лицо.

– Ты обознался, мой повелитель!

Фараон узнал голос Ти. Она и вправду похожа на девочку – высокая и стройная. Только как он не заметил, что вместо волос на бритой голове вуаль, но лицо, лицо сейчас скрыто лишь растопыренными пальцами.

– Я действительно обознался. Что ты делаешь здесь ночью?

– Гуляю, – послышался тихий ответ. – Я всегда гуляю у твоего пруда, потому что знаю, что тут в ночи меня никто не увидит, и я могу не прятать лицо. Прошу, не гляди на меня сейчас. И если не побрезгуешь прикоснуться ко мне, молю, накинь мне на лицо ткань.

– Ты не испугаешь меня своим видом, да и нынешняя ночь слишком темна и послужит тебе прекрасным покровом.

– Прошу тебя! Не забирай у меня последнюю крупицу женской гордости.

– Как велишь, царица.

И он опустил на лицо Ти тонкую ткань, а та поспешила связать концы узлами, чтобы утяжелить.

– Не спеши уходить, – остановил ее фараон. – Мне тоже не спится.

– Благодарю за приглашение остаться, мой повелитель, но ты ждешь свой прекрасный лотос, и я не смею мешать вашему свиданию.

– Нен-Нуфер не придет, так что оставайся со мной ты.

– Кто смеет противиться приглашению фараона? – в голосе Ти послышалась дрожь. – Скажи мне, где искать ее, и я приведу к тебе твою избранницу.

Фараон рассмеялся.

– Неужто ты думаешь, что я приглашаю женщин к пруду? Нен-Нуфер учит Райю и Асенат, и порой они приходят сюда вместе. Оттого я и подумал, что это она, ведь другим женщинам не дозволено приходить ко мне без зова.

– Прости, я больше не приду сюда.

– Приходи, коль тебе это дарит радость. Ночью ты никого здесь не потревожишь.

– Благодарю, мой повелитель.

Ти склонилась перед ним и легкий платок соскользнул с головы. Царица укрылась руками, но фараон успел увидеть лицо. Он попятился и шагнул прямо в воду.

– Я не хотела напугать тебя! – вскричала Ти, сильнее сжимая руки на изуродованном лице, но фараон отвел их и впился в нее взглядом. – Зачем… – затряслась несчастная, и слезы брызнули из потухших мутных глаз.

– Я не зря обознался! – голос фараона дрожал. – Как же вы похожи… Если бы у тебя была дочь, она была бы прекрасна.

– Если бы у меня была дочь, – затряслась Ти, повиснув на руках фараона. – Если бы у меня была дочь…

– У тебя родился сын, да? И потому ты испугалась и убила его, да?

Ти крутила бритой головой, сотрясаясь всем телом.

– Я не убивала ребенка, у меня его украли… У меня ее выкрали… Я родила дочь.

Фараон усмехнулся и попытался поставить дрожащее тело на ноги, но едва он ослаблял хватку, Ти начинала валиться к его ногам.

– Ее выкрал ее отец, чтобы фараон никогда не догадался, с кем я нарушила данную ему клятву. Я бежала за ним, пытаясь остановить, но что мы можем перед вами, мужчинами. Я только умолила его позволить надеть на ребенка тет, чтобы хоть в другом мире моя дочь обрела вечную жизнь и толику счастье… А потом месяц бродила вдоль Реки, надеясь, что кто-то успел вытащить ее до того, как тело поглотил крокодил, а когда обессиленная я вернулась к твоему отцу, он поверил мне, а не наговорам и велел всего лишь не покидать свои покои. Я не знаю, куда он сослал отца моей дочери… Если бы я призналась Менесу раньше в своей измене, Хатор бы не покарала меня, и моя дочь осталось бы жива.

Фараон убрал руки, и Ти окончательно распласталась у его ног.

– Как давно это было? Сколько бы сейчас исполнилось твоей дочери, царица?

– Зачем ты мучишь меня, повелитель? – простонала Ти, продолжая лежать на его босых ногах.

– Я задал вопрос! Отвечай! – фараон почти пнул ее, и Ти отползла в сторону, шаря в темноте руками в поисках платка. Фараон нагнулся и протянул ей поднятую ткань.

– Ей было бы чуть больше пятнадцати.

Фараон рухнул подле Ти на колени.

– Твой тет был из сердолика, без камней, лишь с письменами, верно?

Ти подняла на него глаза, позабыв про платок.

– Откуда ты можешь помнить его? Тебя уже давно забрали от матери.

– Я не видел его на тебе, царица Ти, но я видел его на груди твоей дочери.

– Ты не видел мою дочь! Даже твоя мать не видела младенца! – закричала Ти, пытаясь вырвать платок, в который фараон вновь вцепился.

– Я видел его вчера на груди твоей дочери. Твоя дочь сейчас там, за той стеной, в доме Сети! – фараон тоже уже кричал, тыча мимо лица Ти в пустоту. – Вы одно лицо, у нее твои светлые ливийские волосы, которые, слава Богам, она не думает прятать под париком. Твою дочь зовут Нен-Нуфер!

Лицо царицы сделалось каменным.

– Корзину вытащил из реки никто иной, как Пентаур, жрец храма Пта, и сам Амени воспитал ее, как дочь.

– Зачем ты обманываешь меня, сын моего мужа? – голос Ти сделался едва различимым за хриплыми всхлипываниями. – Тебе недовольно страданий, которые наслала на меня Хатор!

Фараон рывком поднял Ти с земли.

– Так останови свою дочь, покуда Хатор не забрала ее себе окончательно! Моих слов недостаточно, чтобы отговорить Нен-Нуфер от служения Хатор, но, возможно, она послушает мать!

Ти отстулила от фараона.

– Не веришь, да? Завтра ты отведешь к Нен-Нуфер моего сына. Ты не сможешь не узнать ее! Райя у матери. Бери его с утра и веди в дом Сети. Он знает дорогу и вприпрыжку побежит к Нен-Нуфер. Но ты, слышишь, надень такую ткань, которая сумеет скрыть твои слезы. Взгляни на нее и уходи. Я сам открою Нен-Нуфер тайну ее рождения. А теперь ступай спать. Впереди тебя ждут бессонные ночи радости!

Ти ушла, а фараон опустился коленями в ил и долго слушал стройный хор лягушек прежде, чем вернулся во дворец. Теперь его не в силах одарить сном даже плиты. Он сначала водрузил голову на подставку, но тут же понял, что голова настолько полна мыслями, что переломит шею. Он убрал подставку и распластался на скомканных простынях. Утром он первым делом отнесет нетронутый завтрак на домашний алтарь отца. Пусть Менес скажет, что Ти не права, и он, а не другой мужчина, отец Нен-Нуфер…

***

Сусанна потянулась к пустому бокалу и чуть не выбила о стекло зубы, когда лодку неожиданно качнуло. Пламя светильника дернулось и почти погасло.

– Только не сейчас! Только не на этой странице!

Сусанна потрясла бутылку и опрокинула в бокал последние три капли. На тарелке оставалось последнее канапе! И как, прикажете, доживать до утра?

Роман Резы: следующая страница

Только к рассвету фараон забылся тяжелым сном, и спальному пришлось потрудиться, чтобы добудиться повелителя для совершения молитвы, и даже в купальне фараон пытался дремать, а после облачения остался в спальне, велев погодить с завтраком, который обещал отцу, потому как пока не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы выйти под очи придворных. Боясь заснуть, он устроился в кресле и принялся водить пальцами по пустому столу, будто играл в сенет. Сон отпустил, но теперь фараон боялся стереть мрамор, меряя спальню нетерпеливыми шагами. Посылая Ти спать, он знал, что царица не уснет и с утра не даст спать его сыну, чтобы скорее увидеть собственную дочь после пятнадцатилетней разлуки. Он тоже сгорал от нетерпения открыть Нен-Нуфер тайну ее рождения и потому считал минуты, оставшиеся ему до встречи со жрецом Маат. Если он не дождется возвращения Ти, то не увидит ее раньше обеда. Торопись же, царица, торопись!

И ливийка действительно вбежала к нему раньше, чем о ней успели доложить. Фараон взмахом руки отослал прислужников. Он не ждал от запыхавшейся Ти слов. Он тут же сам сказал то, что повторял всю ночь:

– Я не ошибся.

Ти рухнула перед креслом и через ткань покрывала прикоснулась к его сложенным на коленях руках. Сердце и у него замирало, и он не давал волю слезам лишь потому, что не было лишней минуты поправить на глазах краску.

– Не открывай ей правду, молю тебя! – шептала Ти, не отрываясь от его рук. – Она не поверит в мою невиновность, и я… Я не хочу открывать перед ней лицо!

Фараон так резко поднялся, что Ти повалилась на пол.

– Мой отец поверил тебе! Я поверил тебе! Так отчего же Нен-Нуфер должна сомневаться?

Ти поднялась и вцепилась дрожащими пальцами в покрывало, стягивая его в узел у самого подбородка.

– Твоему отцу не надо было верить мне. Он просто простил меня, потому что я не тронула никаких его чувств. Дочь претерпела из-за меня многое…

– О, нет! – фараон резко обернулся и успел увидеть под скомканным покрывалом подбородок и губы Ти. Как же мучительно похожи они на те, что покрывал он жадными поцелуями! – Твоя дочь получила в храме много больше, чем получила бы здесь, но сейчас она должна вернуться туда, где надлежит ей быть по рождению.

Он замолчал, глядя на жалкие попытки Ти расправить заломы покрывала.

– Чем плох дом Сети?! – прошептала ливийка. – Такой заботы не получить ей на женской половине дворца. Здесь ее ждет презрение, как и меня. Я слишком много его испытала. Пожалей нас обеих. И к чему тебе правда ее рождения?! Ты сам сказал, что она счастлива, как может быть счастлива лишь женщина, в которой мужчины ценят ум выше тела. Такая мать, как я, принесет ей лишь горе.

– Ты ничего не понимаешь! – фараон сделал шаг и перешел на шепот. – Такая мать принесет ей возможность отдать себя тому, о ком молит ее тело и кому противостоит дух…

Ти отступила от фараона и затрясла головой!

– Не обрекай ее на мою судьбу, повелитель! Посмотри вокруг – здесь столько женщин мечтает о твоем внимании! Оставь мою дочь там, куда вынесли ее благостные воды Великой Реки…

– Много женщин! – фараон почти рычал. – У меня нет ни одной, которая способна дать мне наследника!

Ти вновь отступила и повалилась в кресло, в котором дожидался ее прихода фараон. Только не поднялась, а согнулась к коленям, прижимая ладонями мятую ткань покрывала к мокрым щекам.

– Я поняла, о чем ты подумал! – слабый голос дрожал так сильно, что фараону пришлось присесть подле кресла, чтобы разобрать слова. – Она тебе не сестра, это точно!

– Как ты можешь знать это наверняка?!

– Как любая женщина, в постели которой лишь один мужчина. И это был не твой отец!

– Как ты могла!

Он с такой силой оттолкнул кресло, что то проехалось по скользким плитам. Ти вскочила и из последней гордости отыскала в себе силы выпрямиться. И ей почти не приходилось глядеть на фараона вверх, потому что тот, испугавшись собственной злости, отступил от кресла.

– Ты обвиняешь меня в том, что я плохо скрыла измену. Но я не изменяла твоему отцу, я любила другого мужчину. Тебе не понять, как любящая женщина бывает слепа!

– Отчего же мне не понять! Отчего ты считаешь, что я не знаю, что такое любить…

– О, да! Ты знаешь… Ты не устрашился отца, взяв его невесту, но тебе это простилось, мне же не простится никогда… Хатор взяла с меня двойную плату – мою красоту и мою дочь. Теперь она довольна. И потому Нен-Нуфер не может быть твоей.

– Может! – фараон топнул ногой, заставив Ти вздрогнуть. – Я встретил твою дочь в гробнице отца. Она приносила ему приношения не как фараону, а как родителю. Он призвал ее к себе, понимаешь? И пусть в ней нет его крови, но в ней есть твоя царская кровь, которой нет в Хемет, и потому сын Нен-Нуфер будет большим наследником, чем Райя. И если я прочил Райе в жены Асенат, чтобы подкрепить царскую кровь, то сын Нен-Нуфер, взяв в жены только что рожденную дочь Сети, даст Кемету лучшего фараона, слышишь? – Ти молчала. – Я возведу твою дочь на престол. Ни одна царица не была еще столь достойна носить корону, как та, которую мне дал Великий Пта!

Взгляд Ти прожигал и через покрывало, и фараон отвернулся, притворившись, что прислушивается к несуществующим шагам.

– Ты должен сам жениться на Асенат, – в голос ливийки вернулась прежняя твердость, пусть он и оставался тихим. – Потерпи пару лет, и она даст тебе самого законного наследника. И, молю, оставь мою дочь Хатор. Боги никогда не отдают своего и жестоко карают покусившегося на чужое!

– Нен-Нуфер не принадлежит Хатор! Тирия даже не знает о ее существовании! – фараон из последних сил сдерживался, чтобы не перейти на крик. – Отец привел твою дочь ко мне, потому что решил, что это во благо Кемета, и жрецы Пта сказали мне, что Асенат не верный выбор. Я отказался от новой женитьбы, не имея другой невесты, но теперь она у меня есть! И это твоя дочь!

– Ты все решил, как я вижу, – в голосе Ти послышалась злость. – Так чего тебе нужно от меня, повелитель?

Фараон навис над ней и схватил за запястье.

– От тебя я хочу того же, что просил мой отец, – прорычал он приглушенно. – Молчания! Что бы я ни сделал, что бы ни сказал, ты не открываешь рта. Храни свою правду и впредь так же хорошо, как ты хранила все эти годы от других свое лицо!

Ти не успела согласно поклониться фараону, потому что за ним пришли, и сегодня, сжимая фигурку Маат, он просил Богиню дать ему силы сделать то, что ныне во благо Кемета. Иногда человеческая правда сродни божественному хаосу, и для порядка стоит ее изменить, и потому Великие Боги должны остаться им довольны.

***

Фараон чувствовал необъяснимое спокойствие, которого не помнил с восхождения на престол: доклады писцов не казались нудными, и просители сегодня, как один, принесли на его суд простые проблемы. Он так и не отнес на отцовский алтарь завтрак, потому не позволил себе притронуться к обеду. Отдав приказ погодить с обедом и приготовить все необходимое для приношения, фараон сбежал в сад с твердым намерением совершить обряд вместе с Нен-Нуфер.

Стража и без приказа остановилась в отдалении от стены, и чтобы не смущать повелителя, за миг до того, как тот перемахнул за стену, юноши отвернулись. У пруда было пусто, но из дома доносились тягучие звуки флейты. Фараон прибавил шагу. Слуги склонились перед ним и поспешили оповестить хозяина о приходе Его Святейшества. Сети в короткой юбке и голой грудью, блестящей от недавнего купания, выбежал к брату и замер под горящим взглядом повелителя двух земель.

– Мир вам, – фараон прошел мимо Сети в комнату и сделал знак сыну оставаться на месте. Он явно прервал игру, потому что в руках Нен-Нуфер осталась фишка, и только Асенат продолжала играть на флейте. – Я пришел за Нен-Нуфер, – Та вскочила и вытянулась в струнку, полная решимости не сделать к нему и шага. – Я пообещал с утра отцу, что мы вместе, как прежде, принесем ему дары.

Теперь она не посмеет отказать ему, и даже Сети ничего не скажет, если брат вообще успеет произнести нынче хоть слово, ведь он уже протянул Нен-Нуфер руку, и она безропотно приняла ее.

– А вас всех я жду к обеду. Я велел задержать его, но сейчас отдам распоряжение накрыть стол на пятерых у пруда. Оденьтесь, как на праздник, потому что я сообщу вам то, что уже возрадовало мое сердце и не оставит спокойным ваше. Сети, пошли вестника к Амени. Пусть задержится в храме. Мы прибудем туда после обеда.

Асенат давно перестала играть, и сейчас тишина была удивительно глубокой, будто все разом затаили дыхание.

– Скажи нам сейчас, – проговорил Сети глухо. – К чему столько таинственности! Словно мы дети.

– Всему свое время, брат, – не смог сдержать улыбки фараон. – Я жду всех вас за своим столом. Вели приготовить колесницу.

– Будет ли с нами царица?

Сети успел бросить вопрос в спину брата. Фараон сжал горячие пальцы Нен-Нуфер и, не оборачиваясь, ответил:

– Никотрисы с нами не будет.

Он захлебнулся слюной, произнося имя пока единственной жены, не в силах назвать ее царицей. Своей царицей. Его царица стояла рядом, прижимая к колышущейся от волнения груди надетый несчастной матерью амулет. Вечером, вечером он при всех впервые назовет Нен-Нуфер царицей. Выйдя от отца, он велит приготовить кольца и доставить в храм. Пусть Амени справится с волнением прежде, чем он сведет с золотых носилок свою невесту. А сейчас он держал ее руку так крепко, если бы Нен-Нуфер и вправду вырывалась, и еле разжал пальцы, чтобы сомкнуть их вокруг ее талии. Нен-Нуфер дрожала в его руках так же, как в ту минуту, когда он впервые поставил ее на свою колесницу. Слова не шли, в горле пересохло, живот окончательно свело от голода и от нетерпеливого ожидания ночи. Пусть молчит и она. Единственное слово, которое он желает нынче услышать из ее уст – „согласна". Она не может не согласиться. Она не может пойти против воли своего повелителя.

Царские стражники поклонились, и фараон, заметив в глазах Нен-Нуфер смущение, порадовался, что среди юношей нет Кекемура. Она попыталась высвободить руку, но он не отпустил. Ему нечего больше скрываться перед придворными. Он привел Нен-Нуфер во дворец как жену и не отпустит более ее дрожащей руки. Полная робости, в простом платье, без единого украшения, она сияла подле него, как сияет в благодатных лучах солнца гранатовое вино.

Фараон отдал распоряжение об обеде и поднял приготовленные приношения. Слуги исполнили все верно – две плетеные корзины: для него и для нее. И славно, что Нен-Нуфер предстанет под отцовские очи в своем прежнем бедном обличье – именно такой она пришла к нему, и теперь во власти его сына украсить ее лучшими самоцветами, но начнет он с простого кольца, в которое вложит всю свою любовь.

Нен-Нуфер не могла больше держать очи долу. Она с нескрываемым восторгом глядела на яркие краски стен, на уносящиеся ввысь колонны, на склоненные головы придворных. Фараон улыбался себе – теперь это станет ее ежедневной картиной.

Фараон не позволил никому последовать за ними. Они вдвоем замерли подле статуи фараона Менеса, и Нен-Нуфер первая опустила к подножию корзину и коснулась лбом золотых сандалий. Фараон преклонил колени так близко от нее, чтобы коснуться дрожащего плеча. Перед отцовским взором она не посмеет отстраниться, и они долго пролежали так в полной тишине, стараясь не думать о мыслях друг друга, полностью отдавшись умиротворению единения с вечностью. Наконец фараон выпрямился, и Нен-Нуфер осторожно, чтобы не потревожить платья, поднялась с колен.

– Я привел к тебе Нен-Нуфер, отец, чтобы получить твое благословение.

Фараон осекся и уже беззвучно попросил у отца позволения изменить правде. Голос не дрожал, на плечи вновь опустилось спокойствие. Он повернулся к Нен– Нуфер, чтобы прижать ее запястья к своей груди.

– Сказал ли тебе Райя, кто привел его к тебе утром?

Нен-Нуфер кивнула и впервые разомкнула уста:

– Это была царица Ти, но она не говорила со мной, и я не видела ее лица.

– Райя тоже не видел его. Несчастная Ти прячет от всех следы оспы, но ты знаешь, как она выглядит. Ты каждый день видишь ее лицо, когда глядишься в зеркало, – и насладившись мгновение замешательством Нен-Нуфер, фараон поспешил продолжить: – Ты похожа на нее, как может только дочь походить на мать. Тебя младенцем выкрали у нее, но отец, – фараон склонил голову перед статуей родителя, – он отыскал тебя и привел ко мне, чтобы через пятнадцать лет я сумел восстановить справедливость и вернуть тебя туда, где надлежит быть тебе по праву рождения. Подле меня, своего брата.

Он сжал тонкие запястья, но Нен-Нуфер даже не дернулась. Не дернулась, потому что испугалась за его разум.

– Отец покарал твоего похитителя, но в твое спасение никто не верил. Видно, Великому Пта было угодно скрыть тебя от нас, чтобы явить мне, как спасение, когда отчаяние полностью поглотит мою смятенную душу, разуверившуюся в благосклонности нашего Бога. Но вчера, вчера, слышишь меня, я вновь в тайне от всего дворца, мучимый бессонницей, слушал пение лягушек, и Пта призвал к пруду царицу Ти. Твой образ следует за мной непрестанно, и я обознался, с радостным криком бросившись к жене моего отца, но Пта нарочно застлал мне глаза, чтобы дать возможность заглянуть под покрывало. Я вызвал Ти на откровенность, и все, все совпадало… Амулет, – фараон коснулся сердолика, но тотчас отдернул руку, чтобы вновь найти пульсирующее запястье. – Я послал ее нынче взглянуть на амулет, который она надела на шею дочери, и все утро утирал ее счастливые слезы, едва сдерживая свои. Ты явилась ответом на мои молитвы, и я вновь готов усыпать храм лотосами, потому что самый прекрасный из них возвратил мне веру в благосклонность Богов. Я теперь знаю, отчего Хатор не дает Никотрисе сына, оттого что другой моей сестре надлежит дать Кемету наследника. Тебе!

И вот теперь Нен-Нуфер дернулась, но лишь на мгновение. Сейчас она стояла на ногах как нельзя твердо, и голос звучал так же безжалостно, как когда она отчитывала его у пруда за кнут, опустившийся на руки сына.

– Я исполню то, что велят Великие Боги.

И вместо блестящих глаз фараон увидел светлую макушку, к которой тут же припал губами, не позволяя Нен-Нуфер подняться из поклона. Он прижал хрупкое тело к груди, в которой спокойствие уступило место безумному томлению. Она его. Теперь она его! Он опустился вместе с ней на колени, и пальцы тотчас отыскали ее мокрые щеки.

– Не надо плакать, мой прекрасный лотос. Наш сын родится не из твоих слез, а из любви, переполняющей мое сердце с нашей первой встречи. Утри слезы, нынче радостный день. Я слишком долго ждал, чтобы медлить еще хоть одну ночь, чтобы назвать тебя своей женой и царицей Кемета. Я сейчас же пошлю кольца в храм, и Амени благословит наш брак в присутствии лишь самой ближайшей семьи.

Нен-Нуфер вскинула голову, и глаза ее были настолько красны, что фараон не посмел коснуться поцелуем дрожащих губ.

– Будет ли мне дозволено увидеть царицу Ти? – прерывисто выдохнула Нен– Нуфер.

Фараон секунду помедлил с ответом.

– Она не хочет, чтобы ты видела ее лицо, но верь, со временем она успокоится и придет к тебе. А сейчас мне надо отдать необходимые распоряжения, и нас ждет Сети.

– Бедная Асенат…

Он не дал ей договорить, приложив палец к дрожащим губам.

– Она ребенок и не будет злиться, как отвергнутая женщина, и со временем поймет, что Боги распоряжаются так, как лучше для всеобщего блага.

– О, да, – выдохнула Нен-Нуфер, – Асенат очень скоро поймет причину твоего выбора и будет тебе благодарна.

Она осеклась и вновь спрятала от него глаза, а он вновь прижался губами к мягким волосам.

– Я надеюсь, что Бастет и Хатор взрастят в ней чувства к Райе, а наш сын возьмет в жены ее младшую сестру, если Сети к тому времени не произведет на свет еще одну дочь. А ты, я знаю, сумеешь воспитать для Кемета мудрого правителя, я вижу по Райе…

И тут Нен-Нуфер приложила к его губам палец, который фараон поспешил поцеловать.

– Не говори больше ни слова. Великие Боги не любят подобных излияний, и я без лишних слов принимаю их выбор.

Фараон почувствовал ее желание подняться и чуть ли не со стоном выпустил из крепких объятий.

– Нас ждут, – кивнул он и сжал запястье Нен-Нуфер, чтобы вывести ее из молельни.

Распоряжения были короткими, и слуги молча исчезали один за другим, чтобы четко исполнить наказанное. Фараона не заботили расползающиеся по дворцу слухи. Он делает то, что должен, и те, кому положено, получат его объяснения в положенное для того время. Не в силах расстаться с Нен-Нуфер, он решил отдать ее в руки прислужниц лишь после обеда, да и он сам вдруг почувствовал зверский аппетит, который желал утолить немедленно.

Сети ждал их у пруда и поднялся из кресла после того, как дети вскочили с циновки. Он явно оставался в неведении отданных распоряжений, и его сильно встревожило заплаканное лицо Нен-Нуфер, но та позволила себе опередить фараона, произнеся тихо, но твердо:

– Это слезы счастья, благородный Сети, ибо я не мыслила, что Боги ниспошлют мне такую милость.

Но тут она замолчала, не в силах сдержать новый поток слез. Фараон осторожно усадил ее в кресло и промокнул глаза краем своего платка, а потом тут же хлопнул в ладоши и попросил всех есть, прекрасно понимая, что Нен-Нуфер от волнения не сумеет проглотить даже финик.

– Сделай глоток, – он протянул ей полупустой фиал, чтобы она не расплескала вино.

Райя с Асенат, полные нетерпения, казалось, позабыли, что пищу следует жевать. Сети ел спокойно, но мало, не в силах оторвать взгляда от брата, единственно спокойно чувствующего себя за столом. Наконец, насытившись, фараон решил утолить любопытство собравшихся, только кратко, ограничившись короткой фразой:

– Мы отправляемся в храм, чтобы Амени назвал Нен-Нуфер новой царицей. Нынче я не скажу более, но завтра я соберу всех в тронном зале и дам говорить другим, ибо сейчас Пта напрочь лишил меня красноречия.

Сети остался неподвижен лишь на долю секунды, а потом резко поднялся, чуть не опрокинув стул.

– Колесница будет готова через полчаса, если ты не желаешь отсрочки?

Фараон глянул на явившихся за Нен-Нуфер девушек, и те в согласии склонили перед повелителем головы.

– Нам будет довольно времени. Выбери лучшего возницу, ибо я хочу видеть Райю и Асенат в одной колеснице.

– Будет исполнено, мой повелитель, – поклонился Сети и удалился прочь размашистым шагом, поманив за собой притихших детей, рванувших за ним со скоростью загоняемой охотником антилопы.

Фараон отослал прочь и жреца Маат, и визиря без каких-либо объяснений, велев приготовить на завтра достойную встречу новой царицы и жреца Пта, воспитавшего ее. Оба с поклоном удалились, и фараон, отдав себя на пять минут прислужникам, вскочил, лишь почувствовал на голове корону. Вторая уже ждала Нен-Нуфер в храме. Никогда еще нубийцы не двигались так медленно. Хотелось разогнать их и, вырвав у Сети кнут, хлестнуть лошадей, но лишь понимание того, что носилки с Нен-Нуфер не опередят его, сдерживали нетерпение жениха.

Амени встречал их в конце аллеи, и фараону казалось, что каждый сфинкс поворачивает ему вслед голову. Он сошел с колесницы и подал руку Нен-Нуфер. Пентаура нигде не было видно и пришлось спросить о нем Верховного жреца.

– Ему нездоровится нынче, – ответил старик сухо, не поворачивая головы в сторону бывшей воспитанницы и ныне царской невесты.

– Позаботься о нем нынешней ночью, чтобы завтра он смог свидетельствовать во дворце о чудесном спасении дочери фараона Менеса и ливийской царевны Ти. Нен-Нуфер сестра мне, и нынче ты даришь Кемету новую Великую Царицу.

От его взгляда не укрылось, как дрогнул в руках старика посох, но не время открывать ему успокоительной правды. Он сам узнает ее, когда Нен-Нуфер, опровергнув его пророчество, благополучно даст жизнь наследнику.

Фараон медленно повел невесту следом за жрецом. За ними молча следовали Сети, Райя и Асенат. Слуги внесли корзины с приношениями и удалились. Еще мгновение, и кольцо с именем новой жены украсит его руку, а царская кобра ляжет поверх черного парика, украсив чистый лоб Нен-Нуфер. Голос Амени даже утратил стариковскую скрипучесть и замирал высоко под сводами храма Великого Пта. Обряд был совершен. Рядом с ним стояла теперь Великая Царица, и сейчас он возведет ее на золотую колесницу и, взяв в руки кнут, велит лошадям доставить их во дворец. Асенат пересядет в носилки. Райя взойдет на вторую колесницу вместе с Сети. Возница вернется во дворец вместе с нубийцами.

Фараон протянул Нен-Нуфер руку и помог занять законное место в царской колесницы. Лицо ее не хранило больше следов слез, но и радость не окрасила его румянцем. Оно было безмятежно-спокойным, как и надлежит быть лицу царицы.

Фараон принял протянутый Сети кнут и едва-едва хлестнул лошадей, чтобы колесница не подняла столб пыли.

Во дворце их ждала украшенная лотосами дорожка, и они прошли по ней к накрытому на двоих столу для первого семейного ужина. Фараон велел жене есть, и Нен-Нуфер подчинилась. Она сидела ровно, гордо вскинув украшенную короной голову. О, да, Пта выбрал для него настоящую царицу, но с ним наедине она перестанет быть такой холодной. Он подал жене руку, чтобы провести новым украшенным коридором в царскую опочивальню, где тоже все было украшено цветами. Все, кроме ложа. Оно и так сияло белизной свежих простыней.

Фараон отстегнул бороду и опустил на столик корону. Царица сняла свою и положила рядом. Прислужницы молча ждали ее у ступеней купальни, чтобы раздеть и умыть. Фараон, заслышав шум льющейся воды, почувствовал в коленях дрожь и поспешил опуститься в кресло. Руки вновь безотчетно искали на уже свободном от корон столе невидимый сенет. Слова ливийки о гневе Хатор не давали покоя, но фараон гнал их прочь. Если Великая Богиня не лишит его нынче мужской силы, то другого гнева ждать не придется. Если же эти простыни так и останутся чистыми, то он всего лишь горделивый безумец, посчитавший себя равным Богам.

Прислужницы молча подвели царицу к постели и уложили под простынь. Теперь настало его время спуститься в купальню, чтобы смыть краску и волнения дня. Он выйдет к Нен-Нуфер полный сил стать ей по-настоящему мужем.