Текст книги "Любимый цветок фараона (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)
Роман Резы: новая глава
Никогда прежде ладья Амона так медленно не пересекала небо, как в последовавшие за разлукой дни. Прочитав гимн Осирису, фараон долго глядел в сторону дома Сети, но даже тоскующий взгляд не мог проникнуть сквозь густые ветви многочисленных финиковых пальм, сладость плодов которых ложилась нынче на язык горечью. Фараон почти не притрагивался утром к еде – не желая есть в одиночестве, он избрал голод, хотя порой с тоской вспоминал времена, когда ежедневно делил утреннюю трапезу с Никотрисой, и все равно не приглашал к себе царицу. Ночи он тоже проводил в одиночестве, а если и звал кого на ложе, то отсылал, едва насытившись.
Фараон не чувствовал прежней радости от близости женского тела. Весь трепет остался в ладонях жрицы Хатор, имя которой давно не слетало с его уст. Много лун минуло с разлива Реки, а он все оттягивал встречу с Нен-Нуфер и ее учениками. Он хотел проявить перед Богиней стойкость, да не худшая ли слабость оправдывать свою робость заботами, ведь взгляд с трона непроизвольно скользил на террасу и уносился к пруду и дальше, в гущу финиковых пальм. Сети не спрашивал, когда он собирается навестить детей. Он избегал любых разговоров о них и потому, даже когда оставался во дворце, предпочитал свои покои, а фараон ждал приглашения брата, которое развязало бы руки, связанные страхом рассердить Богиню. Только Сети чувствовал желание младшего брата и потому молчал, но Боги не молчали, и однажды, после молитвы, жрец Маат спросил про царевича, и фараон, даже не успев подумать, сказал, что как раз сейчас собирается его проведать. И, взяв лишь двух стражников, отправился тем путем, которым Асенат привела к нему Нен– Нуфер. И на глазах изумленных юношей так же легко, как и беззаботная племянница, перемахнул через стену и велел им дожидаться его возвращения в саду.
Тишина, сопровождавшая фараона всю дорогу, здесь тут же нарушилась плеском воды. Он не смог сдержать улыбки и принялся гадать, мальчишеская или девичья рука бросает в пруд камешки. Маат направила его в верный час, чтобы не мешать учению, и славно, что они вновь встречаются у пруда, и он сумеет достать для жрицы лотос. Фараон уже несколько раз прикусывал язык, желая отдать распоряжение отослать в дом Сети корзину с украшениями, боясь, что Нен-Нуфер рассердится за подобный знак внимания. Но лотос, лотос она примет из его рук безропотно.
Этот чистый, рожденный из мутной воды, символ новой жизни, которую она, сама того не ведая, подарила ему. Эти прекрасные губы могут хранить тайну, и, быть может, он может открыть ей страшное предсказание. Папирус давно сгорел, но огонь до сих пор опаляет его пальцы. Он не допустит смерти Асенат, он сумеет повлиять на волю Богов, и если к его молитвам присоединится голос Нен-Нуфер, они сумеют убедить Пта изменить расположение звезд… Ее воспитал Пентаур, и потому жрец не рассердится, если фараон посвятит Нен-Нуфер в жестокую тайну. Только бы найти уединение. Если бы возможно было вновь склониться вдвоем перед статуей отца и, испросив его позволения, снять печать с уст. Быть может, Нен-Нуфер согласится отнести вместе приношение? И там, в сумраке гробницы, даже она не увидит его слез.
Окрыленный принятым решением, фараон почти выбежал к пруду. Только вместо приветствия над водой просвистел кнут, и его конец опустился на пальцы царевича, выбив занесенную над жрицей кисть. Райя вскрикнул и упал на колени, пытаясь прикрыть влажной от воды грудью горящую руку. Асенат так и осталась с опущенными в пруд ногами и открытым ртом. Лишь Нен-Нуфер сумела сделать шаг в сторону фараона и с такой силой схватилась за рукоять кнута, что фараону пришлось разжать пальца, и жрица молча зашвырнула его на середину пруда. Асенат в страхе закрыла лицо, а царевич накрыл больной рукой рот. Но кары не обрушились на голову их наставницы. Фараон молча развернулся и пошел прочь, но всплеск воды заставил его обернуться: это Райя бросился доставать символ царской власти, а Асенат, испугавшись за него, побежала следом и успела схватить за руку, чтобы удержать на плаву там, где царевич уже не доставал ногами до дна. Если сын вытащит кнут, то это тот знак, за которым Маат послала меня сюда, думал фараон, не замечая пронзительного взгляда Нен-Нуфер.
– Ты пришел к нам не с миром, повелитель двух земель, – прозвенел в воздухе ледяной голос жрицы. – Но мы отпускаем тебя с миром, коль ты не желаешь остаться с нами.
Фараон покачал головой:
– Я увидел все, что хотел, и не желаю смущать более ваш покой.
– Но ты уже смутил, подняв руку на мальчика…
– Который посмел поднять руку на женщину и жрицу, – перебил ее фараон. – Я не сожалею о своем поступке, и тебе не в чем упрекнуть меня.
– Мне есть в чем упрекнуть тебя, повелитель двух земель. Только пожелаешь ли ты выслушать меня.
– Я всегда готов выслушать любого, кому есть, что мне сказать, если только меня не станут убеждать не верить собственным глазам. Раз ты так спокойна, то это не первая его выходка, и если платье можно сменить и лицо вымыть, то стыд за подобный поступок не смыть с души фараона.
– Если он раскается…
Рука фараона привычно обхватила тонкое запястье, заставив жрицу последовать за ним прочь от пруда в тень финиковых пальм, откуда их было не услышать ни детям, ни оставшимся по ту сторону стены стражникам.
– Я говорю не о себе, мой прекрасный лотос. Я говорю о твоем ученике. Боги не дают мне иного наследника, и в Райе довольно царской крови и коль добавить к ней брак с Асенат, то Кемет получит после меня законного правителя. Вот только будет ли подле него жрица, которая не убоится остановить его, когда он не прав? Сумеешь ли ты воспитать Асенат достойной спутницей моему сыну и приструнить его самого сейчас, покуда он не сжимает в руке кнут и крюк. Сумеешь ли?
Ответом было молчание. Нен-Нуфер глядела на него во все глаза, и приоткрытые губы выдавали недоверие. Только слова вдруг закончились, разум затмило единственное желание – коснуться этих губ, сомкнуть руки вкруг тонкой талии и прижать трепещущее тело к горящему торсу. И Великая Хатор, прознав про безумное желание правителя Кемета, оттолкнула от него свою жрицу. Нен-Нуфер отступила на шаг и обернулась к пруду, хотя и не могла увидеть учеников сквозь пальмы.
– Не слишком ли много ты требуешь от бедной Нен-Нуфер? – спросила она, не обернувшись больше к фараону.
– Я требую лишь то, что ты в силах мне дать, – прошептал фараон, отчаявшись вернуть себе твердость голоса. – Это то, зачем нас свели Боги. Чтобы вдвоем мы сумели воспитать наследника.
Нен-Нуфер обернулась:
– Так какой же пример ты подал ныне своему сыну?
– Любой необузданный порыв будет наказан. Пока он принимает наказание от людей, он может учиться на своих ошибках, когда же взойдет на престол, его станут карать Боги, и тогда он станет с радостью вспоминать мой кнут.
– Твой кнут лишил его возможности писать на несколько дней.
– Пусть пишет правой рукой! И эту боль Райя станет вспоминать всякий раз, когда вздумает перечить тебе. Ра всегда намеренно сводит людей вместе в определенном месте в определенный час.
– В сердце мальчика достаточно боли, и если бы ты помедлил хоть секунду, мне не пришлось бы отбирать от тебя кнут. Райя ни разу не швырнул в меня кистью. Он замахивается, когда устает и злится на свои неудачи, но сдерживается. А вот его отец очень легко расстается с кнутом – что в храме, что у пруда.
Фараон помрачнел.
– Ты не могла видеть этого. Кто рассказал тебе про кнут: Сети или Пентаур?
– Для чего ты хочешь знать это? Мне известно, и того довольно. Райя каждый день ждал тебя и сколько раз вместе с Асенат бежал навстречу Сети, надеясь увидеть подле него тебя. Сколько раз Сети предлагал ему пойти за колесницей, но царевич ждал тебя, чтобы получить дозволение. А ты все не шел, а явившись, ударил его, ударил за вину, которой за ним не было. Вину, за которую он ждал от тебя похвалы, потому что всякий раз, когда он тушил гнев и возвращался к письму, я обещала ему рассказать об этом тебе. И я ждала тебя с таким же нетерпением, как и дети. А нынче я думаю, что лучше бы ты не приходил.
Нен-Нуфер отступила на шаг, и фараон отступил на шаг, но два шага не утаили от них грохот растревоженных сердец.
– Не тебе, жрица Хатор, решать, что должно делать властителю двух земель, а Богам. Маат послала меня сюда, и она же твоими руками вырвала у меня символ власти и передала моему сыну, и руками же Асенат помогла ему удержать кнут. Это воля Богов, и лишь потому я прощаю тебе твои слова.
Нен-Нуфер склонилась перед ним в глубоком поклоне, и фараон непроизвольно потянулся к земле, но нынче с волос жрицы ничего не упало – лотос крепко держался в волосах. Это тоже знак. Знак, что ей не нужно его внимание. Кто же достал лотос? Должно быть, Райя…
5.6 «Египетская полиция»
От чтения Сусанну отвлек конский топот – Аббас, как ненормальный слетел вниз.
– Police’s outside. They're after you, for sure. (Ha улице полиция. Это за тобой, уверен.)
Сусанна с трудом поняла, что Аббас от нее хочет, но, схватив телефон и рукопись, побежала следом в библиотеку. Реза с трудом стряхивал с густых ресниц остатки сна, и Сусанна была уверена, что Аббас сейчас съездит брату по морде, потому что он уже вылил на него тысячу слов, а в ответе Резы с трудом набралось с десяток. Его, кажется, больше интересовало наличие на плечах пледа. Он перехватывал его под подбородком то одной, то другой рукой, хотя тот и не падал. Однако, когда Аббас выбежал, Реза тут же сбросил плед и протянул к Сусанне руку.
– Please give me your phone. (Пожалуйста, дай мне твой телефон.)
Она покорно отдала, и Реза с такой скоростью заработал пальцами на клавиатуре, что те превратились в мельничное колесо. Когда он просил телефон, явно заметил отсутствие статуи, и Сусанна поспешила нарушить тишину кратким объяснением, на которое Реза просто махнул рукой. Дура, чего к нему со статуей лезешь. У него полиция в доме. И если Аббас прав, и ищут ее, то это дело рук Паши. Козел!
– I found my passport, – пролепетала она, и в этот раз Реза буркнул «I know», но глаз все равно не поднял. (Я нашла паспорт – Я знаю.)
Конечно, он знает! Аббас явно успел все рассказать. Не лезь. Видишь, он пишет кому-то… Адвокату, наверное… Мог бы попросить принести его телефон и позвонил бы – всяко быстрее рассказать, чем описать ситуацию. Дура, полиция, наверное, уже в доме – Аббас ведь побежал открывать. Блин, Суслик, ты должна все объяснить полицейским. Что все?
Извилины тряслись не меньше рук, и Сусанна больше для себя подняла плед, чем для Резы, но дверь библиотеки распахнулась именно в тот момент, когда ее руки обвились вокруг его плеч, и Реза, воспользовавшись прикрытием ее тела, незаметно сунул телефон за спину, а затем отстранил ее очень нежно и так же демонстративно погладил по щеке, попросив оставить их на минуту. Однако полицейский приказал ей остаться, и она опять села на диван, а Реза остался стоять в пледе, как в плаще, и слащаво-вежливым тоном заговорил с полицейским по-арабски, но в ответ явно тоже получил отказ.
Сусанна с трудом оторвала взгляд от подрагивающих усов тучного мужчины, под беретом которого от жары или нервов проступила испарина. Она чувствовала такую же под челкой. В дверях стоял Аббас и не сводил взгляда с окаменевшего лица брата. А за ним еще один полицейский в белой форме, явно рангом ниже, очень похожий на тех, что патрулируют Пирамиды. На Резу глядеть не хотелось, достаточно было бескровного лица Аббаса. О чем они говорят? О тебе, Суслик! О чем еще они могут говорить. Но почему усатый полицейский не спросит ее лично – в конце концов это о ее пропаже заявили! Потому что ты женщина. О тебе можно говорить и без твоего участия. Точно, забыла… Да я и слова сейчас не скажу, кроме одного: Паша – мудак…
Сусанна зажмурилась, чтобы сдержать слезы страха, а когда открыла глаза, не увидела Аббаса, но через секунду тот вернулся с лэптопом. Усатый полицейский втиснулся в кресло под портретом Раймонда Атертона, а бедный Реза, продолжая придерживать на плечах плед, присел подле стола на корточки. Блин, не мог одеться? Да он, наверное, и просил об этом, да его, как и ее, не выпустили из комнаты.
Реза продолжал говорить, тыча пальцем в экран, и с каждым новым словом по лицу полицейского расползалась ухмылка. Реза слишком растягивал слова, хорошо еще не зевал, да и полицейский уже говорил мягко, пусть и отрывисто, а потом они оба над чем-то смеялись. Над чем-то или кем-то, Суслик? Да пусть смеются, только поскорее уйдут отсюда. Пока же они кивают в ее сторону и продолжают смеяться, но вот Аббас подошел к ней и протянул руку, и она покорно двинулась к выходу.
– The police officer apologizes for interrupting your baking. (Полицейский извинился за то, что прервал твою готовку.)
Как Аббас не отослал ее на кухню пинком. Ты просто, Суслик, слишком быстро рванула туда сама, он ногу поднять не успел!
Мадам Газии нигде не было видно. Ну и хорошо, потому что ей необходимо умыться в раковине. Чертова челка! И Идиот Паша, но, кажется, все обошлось. Во всяком случае щеки Аббаса потемнели. Но они о чем-то продолжают разговаривать, и в двух дверях молча стоят полицейские. Как под таким присмотром можно раскатать корж! Руки так дрожат, что можно без миксера смешать сметану с сахарной пудрой.
Блин, Паша, ты идиот… Ты сама идиотка! Позволить собрать вещи и увезти себя из отеля. Идиотка! Она повторяла это слово, без отрыва глядя в темное стекло духового шкафа. Полицейский решил не говорить с тобой, но родители еще как поговорят. Если мать отпоят корвалолом!
На третьем корже полицейские покинули дом, так и не позвав ее. Может, мистер Атертон дал взятку? А ты сомневалась? Потому Аббас и вывел тебя из библиотеки, чтобы они спокойно договорились о сумме. О большой сумме! Это проблемы мистера Атертона, не мои! Они будут твоими, когда он подсчитает убытки, которые понес за последние дни!
Сусанна на автомате смазала четвертый корж и вырезала по тарелке пятый. Под скрип закрывающейся духовки, братья наконец вошли в кухню. Вернее под гомерический хохот Аббаса. Перепсиховал, похоже. Даже стакан воды себе налил и присел к столику.
– Tell her your story, Ьго! (Ну же, братик, расскажи ей свою историю!)
Реза успел одеться. Брюки и белая рубашка. Слишком официально после ухода полицейских. У человека день рождения! Вот и нарядился, а ты так и не сказала «Нарру Birthday!» Сейчас поздравлю, если поздравления сейчас в тему. Только Реза заговорил первым:
– Твои друзья испугались за тебя, но я объяснил, что ты согласилась быть моделью для нашего каталога. Пришлось фотографии Аббаса показать. В общем, капитан поверил. Еще я билет твой обратный показал – извини, что вошел в твою почту, но я все равно не знаю русского, – Реза попытался рассмеяться, но не вышло. – Ну, в общем, – он пожал плечами, – они убедились, что ты в безопасности и что я не монстр. Да, и спасибо за статую… Пришлось бы объясняться на другом уровне за проделки милого Раймонда.
Платить больше, да? Да, Суслик, да! Блин… Это все ты виновата. Чего я-то сразу? Ему самому нужно было нормально объясниться с портье. Да он, может, и объяснился, но кто сказал, что Марина – нормальная? Он не мог предсказать ее идиотскую реакцию. А ее или Паши? Да, ее, обзавидовалась, видать…
Реза опустился на стул против брата с таким серьезным лицом, что Аббас вновь так расхохотался, что ударился головой о стол. Потирая лоб, он продолжал улыбаться во весь рот:
– Скажи ей правду, братик!
– Отвали! – ответил Реза абсолютно равнодушно.
Сусанна прижалась спиной к духовке. Она и так знает правду. Не надо тыкать ей в лицо деньгами!
– Скажи ей правду! Она ей понравится, – и наткнувшись на молчание брата, Аббас почти закричал: – Скажи ей правду! Иначе скажу я. Я не могу держать это в себе.
– Съезди лучше за шампанским.
– Так мы отмечаем?! – заходился смехом Аббас.
– Да, отмечаем! – ледяным голосом отвечал Реза. – Мой день рождения.
Аббас поднялся с тяжелым вздохом и, поставив пустой стакан в раковину, нагнулся к уху Сусанны:
– Попроси его рассказать правду, малыш. Реза мастерски обвел капитана вокруг пальца! Я даже загордился, что он мой брат!
Теперь она получила свой пинок – к счастью, под лопатки, но сумела остановиться на половине пути к столику. Хлопок двери подчеркнул воцарившуюся в кухне тишину. И через секунду ее разрезал скрежет ножки стула – Реза молча поднялся и оставил ее в кухне одну.
5.7 «Безобидная ложь»
Сусанна то и дело тревожно поглядывала на телефон, ожидая появления сестры в сети, до последнего надеясь, что Паша с групповодом позвонили только в полицию. Взрослые люди обязаны понимать, что родители сойдут с ума, не зная, что произошло с их дочерью за тридевять земель. Суслик, они вообще рехнутся, когда узнают, что с тобой на самом деле произошло! Самой бы знать, что тут происходит! Так спроси, чего ждешь? Корж, корж я жду!
Сусанна с мольбой глядела на духовку. Теста оставалось на два коржа, и она наконец освободит кухню, чтобы мадам Газия накормила завтраком голодного сына. Сама Сусанна боялась предложить Резе даже чаю, потому что тот сидел в столовой, уставившись в одну точку, хотя отодвинул стул от стола ровно настолько, чтобы видеть происходящее на кухне. Однако Сусанна лишь случайно попадала в его поле зрения, когда в ожидании нового коржа присаживалась на стул, но и тогда его взгляд оставался абсолютно-стеклянным. О чем он думает? С таким лицом можно лишь убытки подсчитывать…
Сусанна наконец выровняла бока торта и покрошила сверху последний корж. Выглядел он красиво, да и слизанная с пальцев крошка дала надежду на съедобность кондитерского дебюта. Хоть какая радость! Теперь вымой посуду и протри здесь все до зеркального блеска, чтобы мадам Газия не послала тебя с твоим тортом ко всем шайтанам вместе взятым. А потом, потом куда мне деться? Я не могу усесться напротив Резы и ждать, когда тот позавтракает, и в его спальню тоже идти не хочу… Тогда не жди никакой Латифы, завари чай, достань из холодильника сыр и сделай ему бутерброд! И себе заодно, а то фараон предпочитает поголодать, чем есть в одиночестве. Он уже не один раз тебе это повторил и даже в рукописи черным по белому написал!
Реза явно догадался, что она пытается собрать ему на стол, но не подал никакого звука – ни протестующего, ни одобряющего, хотя мог бы направить ее поиски в верное русло. И так же молча взял поставленную перед его носом дымящуюся чашку – пришлось все шкафчики переоткрывать, чтобы найти чай. Ни «спасибо», ни кивка, ни вопроса, куда она теперь пошла. Суслик, так он же видит, что ты вернулась на кухню за бутербродами. Что впустую воздух сотрясать!
Она опустила блюдо перед Резой, а свою чашку поставила через два стула от него, потому что не получила официального приглашения к столу. Похоже, и разговаривать с незваной гостьей не собираются. Неужто так и будем молчать до вечера?
– Что мне сказать родителям?
Казалось бы самый безобидный и в то же время насущный сейчас вопрос, но и его Реза проигнорировал. Может, конечно, фараон с полным ртом не разговаривает, хотя она же дождалась исчезновения с блюда второго бутерброда.
– Ну, может, про фотосессию сказать? – Ну хоть как-то надо разговорить эту статую! – Или то, что ты сказал полицейскому, может сработать и с моими родителями? – Да не молчите вы, мистер Атертон! – Боюсь, что им тоже позвонили…
– Не думаю, что ты захочешь сказать подобное родителям, – отчеканил Реза. – Говори про фотосессию. Это логично и более-менее правда. Не понимаю, как я сразу до такого простого ответа не додумался. Видно, до конца не проснулся.
– А что вы полицейскому такого веселого сказали?
– Ничего веселого я ему не сказал.
Реза уткнулся в чашку, ловя последние капли чая, и с таким грохотом опустил обратно на стол, что Сусанна поняла: ответа не будет, и Аббасу он тоже заткнет глотку, как раз бутылкой шампанского. Только ей больше шампанского нельзя…
Реза отодвинул стул, чтобы вытянуть ноги, и Сусанна машинально поджала пальцы, хотя он и не дотянулся до ее ног. Тапочки надо попросить, а то ходить босиком как-то совсем по-египетски. Она уже и холод плитки перестала ощущать – или наоборот радовалась, что хотя бы ноги не горят!
– Аббас все равно выболтает, так что лучше я сам скажу тебе правду. Только не смейся, пожалуйста.
Сусанна кивнула. Сама над собой смеяться она предпочитает в гордом одиночестве без посторонних взглядов. И что смешно Аббасу, ее явно заставит плакать…
– Я сыграл перед ним роль сумасшедшего египтолога, – Реза замолчал и качнул стул.
Да, да, это ваше амплуа, мистер Атертон. Передо мной вы его уже почти неделю разыгрываете! И мне не до смеха!
– А тебе досталась роль моей… – Реза на секунду замолчал, и под его взглядом пришлось опустить на стол чашку, – жены…
Хорошо, что она не успела сделать глоток. Пришлось бы стирать скатерть! Понятно, почему Аббас хохотал, а полицейский ухмылялся. Сколько же пришлось заплатить за бездоказательный брак?
– И? – Она действительно произнесла «so», чтобы выдохнуть и чтобы Реза наконец сказал правду, полную правду… Ей-богу, ей-то зачем лгать?
– Тебе тоже нужны доказательства? – Сусанна кивнула: ей интересно, как полицейский не послал его к шайтану, если он действительно сказал ему, что успел на ней жениться. Как, как не послал? Суслик, этот усатый толстяк не за правдой пришел и не за русской дурочкой, а за хорошей суммой египетских фунтов. А вот зачем мистер Атертон начал нести ей этот бред, знает только сумасшедший сверчок, сидящий в его голове. Будь под рукой молоток, она бы не промахнулась, как Буратино! Хватит уже ее за полную дуру держать! Да ты и есть такая, иначе бы не кормила завтраком этого сумасшедшего джентльмена.
– В который раз убеждаюсь в скромности твоих познаний про древнейшую цивилизацию, – усмехнулся Реза.
А кто спорит! Согласна, понятия не имею, кто такие древние египтяне и кто такие современные тоже!
– В древности института брака как такового не существовало. Достаточно было поселить в своем доме девушку и разрешить вести хозяйство, порой вместе со свекровью.
И он вновь замолчал. Дает тебе время переварить. Ну да – в общем-то по древним законам она ему почти жена… Вещи он ее перенес к себе, на кухню пустил… Молись Хатор, чтобы остального не потребовал!
– Пришлось ему и свадебную фотографию в древнем стиле показать, – продолжал Реза бесцветным голосом.
– А мой обратный билет ничему не противоречит? – она пыталась говорить спокойно, но голос предательски дрожал.
– А я не показывал твой билет. Я показал свой на твой рейс, который успел купить до его прихода. Древний обычай не отменяет современных формальностей.
Челюсть с большим трудом осталась на месте. Это уже переходит все границы.
– А билет можно сдать? – едва слышно выдавила из себя Сусанна.
– Этот сайт дает четыре часа на отмену.
– Ты это сделал?
– Еще часа не прошло. Я успею…
– И полицейский поверил?
– А что ему оставалось? Если бы такое сказал простой обыватель, его бы назвали лгуном, а я сумасшедший уже в четвертом поколении, мне можно верить. Да и потом, ты вела себя довольно естественно для невесты.
– Потому что я об этом не знала!
– Я и старался удержать разговор на арабском. И вообще не хотел тебе рассказывать. Но, увы, Аббас оказался глухим к моим просьбам. Ему это показалось забавным.
Сусанна не смогла вернуть на лицо улыбку, потому что той не было на лице Резы.
– Тебе это тоже кажется смешным?
Она не улыбается, а может и улыбается против воли – ему виднее. А вот что у него такой похоронный вид, будто его действительно тащат под венец? Отмазался от полиции, радоваться надо!
– А чего быть серьезной? – Сусанна передернула плечами. – Это ведь неправда.
– Вот именно, что неправда. Я солгал капитану. Хотя мог бы сказать правду. Про украшение, про каталог, заплатить ему и все… Я никогда не лгал полиции.
О, придурок… Поборник правды… Жрец Маат…
– Да ладно… Если полицейские вернутся, я подтвержу твою версию. Делов-то?
Взгляд Резы остался ледяным, как и голос:
– To есть тебе солгать ничего не стоит?
Сусанна опустила голову. У мистера Атертона действительно едет крыша или это червь англо-саксонской законопослушности жрет его изнутри?
– А это не совсем ложь! – Сусанна выдержала взгляд. – Люди сегодня вместе, завтра врозь. И ты не сделал ничего, чтобы в твой дом приходил полицейский. И скажи ты ему правду, что ты просто взял меня под опеку, он бы не поверил. Это вынужденная ложь.
Реза выжидающе глядел на нее. Что? Что еще я должна сказать?
– Реза, с днем рождения! – Ага, почти забыла! – Не надо портить важный день из-за глупых людей. Лучше взгляни на торт. Я старалась…
Реза резко поднялся из-за стола. Сусанна подскочила со стула. Только не вздумайте уходить, мистер Атертон! Иначе я выкину торт в помойку! Но он направился на кухню. Неужели получилось? Рано радоваться, рожа у него осталась замороженной!
– Спасибо!
Ага, благодарность прозвучала, как отстань. Может, он и пробовать торт не станет? Пока в любом случае его есть рано, так что не стоит вообще об этом думать! Предсказать поведение мистера Атертона невозможно!
