Текст книги "Мир вашему дому!"

Автор книги: Олег Верещагин

ГЛАВА 7
КРАСНЫЙ ГРАНИТ

У мужчины не бывает слёз -

Это память капает из глаз…

Солдатская песня.

1.

Вечером не лесоходе вопреки всякой секретности включался ревун с проблесковыми маячками. Унылый и мощный вой был слышен на многие десятки километров, огни видны почти так же далеко. Правда, во время сигнализации приходилось прятаться под броней – звук был непереносимым.

Третьи сутки Женька и Степан не появлялись и не выходили на связь. Собственно, последнее было бы затруднительно – она по-прежнему работала из рук вон плохо, Игорь собирался мастерить эквалайзер. Лизка ходила, как в воду опущенная и, хотя не плакала, похоже, находилась близко к этому. Катюха эгоистично не обращала на нее внимания. Они с Борькой все свободное время просиживали на носу лесохода, разглядывали долину и строили между поцелуями предположения о том-, что ждет экспедицию впереди: Борька – с точки зрения лесничего, Катька – с точки зрения генетика.

С точки зрения Игоря это было все равно что складывать цвет с длиной. Но, похоже, эти двое находили удовольствие просто в факте общения.

Если честно, Многоструйная долине и горы за ней очень сильно дразнили воображение юного начальника экспедиции. Пользуясь мощнейшей оптикой лесохода, превращавшей полтораста километров в три с половиной, он разглядывал подолгу склоны и прорезавшие их ущелья, венцы из вечнозаснеженных скал и голубое сияние глетчеров. Иногда к нему присоединялся Зигфрид и, глядя во второй бинокуляр, негромко читал германские баллады. Однажды он сказал:

– Вернусь – предложу отселить часть наших сюда. Желающие найдутся.

– А радиация? – спросил Игорь.

– А мы на нее положим. Скрамасакс, – невозмутимо ответил Зигфрид. – Германца радиацией не возьмешь… А это что?!

– Что такое? – быстро спросил Игорь. – Что увидел?!

– Странно, – немного напряженно ответил Зигфрид, не отрываясь от аппарата. – Мне показалось, что я вижу замок.

– А? – не понял Игорь.

– Замок, – Зигфрид вертел шарнир. – Странно так… Посмотрел и вижу трехбашенный замок. А сейчас нет, – разочарованно отстранился он.

Игорь молча вгляделся. Он знал, что природа часто шутит такие шутки – особенно если человек боится что-то увидеть или наоборот – очень хочет. Но знал так же, что бывает и наоборот – человек (и не человек) маскирует сделанное им под творения природы. На какой-то миг и ему показалось что он видит трехбашенную твердыню – но уже в следующий миг Игорь признался себе, что себя же и обманул: это была просто тройная скала, смахивавшая на трезубец.

– Ничего нет, – разочарованно отстранился он от аппарата, повторяя движение Зигфрида. Мальчишки уныло посмотрели друг на друга. Зигфрид улыбнулся. Игорь подмигнул:

– Хочется найти новую Черную Цепь? (1.)

Зигфрид не успел ответить – из кормового отсека послышался вопль Лизки:

– При-е-ха-ли-и-и!!!

1. Двойная цепь башен из черного камня, поставленная неизвестной цивилизацией по берегам Большого Канала на Марсе.

* * *

Со все еще мокрыми после душа волосами, улыбающиеся, Степка и Женька сидели за столом и ели печенья, поливая их взбитыми сливками и запивая молоком. Лизка, устроившись напротив Женьки, неотрывно не него смотрела.

Игорь при этом не присутствовал. Он опробовал свои эквалайзер – и связь прорезалась неожиданно великолепная. Игорь включил факс и видео на перегонку добытых материалов, а сам вышел на генерал-губернатора.

Довженко-Змай выглядел усталым и умеренно обрадовался визиту. После взаимного обмена приветствиями он тут же деловито спросил, как впечатление Игоря от увиденных земель.

– Отличные места, – сообщил Игорь. – Если поставить струнники и проложить кое-где обычные дороги, то они примут без проблем до полусотни тысяч человек. И никому не будет тесно.

– Может быть, ты мне найдешь эти пятьдесят тысяч? – задумчиво полюбопытствовал генерал-губернатор. – Ладно… Скажу по секрету – людей-то я, пожалуй, найду, – Игорь поднял бровь. – А ты как думал? – сделал тот же жест генерал-губернатор. – Указ об экономическом развитии подмахнул и этим ограничился? Нет, его выполнять надо. Иначе меня оппозиция в покое не оставит. Да и ты тоже. А за вами всеми приглядывать – глаза разбегутся.

– У тебя этих глаз много, – заметил Игорь. Довженко-Змай не возразил, а сказал вместо этого:

– На развитие колонии нужны деньги, и деньги немалые. У нас в бюджете профицит, но этого плюсового баланса даже на две новые губернии не хватит, министерство финансов на голую романтику не возьмешь. Частных инвесторов – тоже.

– А Русская Колониальная Компания? – поинтересовался Игорь живо. – Ты же им концессию на пустыню отдал, не ужели не помогут в благодарность?

– Дают пятнадцать миллионов рублей, – понизил голос генерал-губернатор. – А нужно минимум вдвое больше. Ну, сколько-то дадут переселенческие кооперативы, сколько-то – частные фонды колониального развития… Все равно – нужно будет еще миллионов пять. Их мне дашь ты.

– Я? – спокойно полюбопытствовал Игорь. – У меня, конечно, есть деньги. Но мало. Да и те больше частью от Дзюбы…

– Ты уверен в том, что говорил о радиоактивных материалах в горах? – спросил генерал-губернатор.

– Уранинит, 238-й, 235-й уран, – подтвердил Игорь. – Я сомневался, но сейчас изучил образцы. Точно.

– Вот под это дело министерство финансов недостающее даст, – убедительно объяснил генерал-губернатор. – Если привезешь образцы и хороший отчет.

– Так, – Игорь сел удобнее. – Любопытно. Значит, Империи и ее всемогущему представителю пригодитесь детсадовцы на прогулке? А знаешь – я, пожалуй, откажусь. Из вредности. Я гуляю, и все тут.

– Да пожалуйста, – таким же тоном ответил Довженко-Змай. – Из Фелькишер Ланд севернее тебя к тем же горам приближается поисковый германский отряд. Они этим и займутся. Гуляй спокойно, деточка.

– По прикладной психологии у тебя, конечно, было «отлично», – задумчиво определил Игорь.

– И по прикладнОй, и по приклАдной, – согласился Довженко-Змай. – Так я в надежде на отчет?

– Будет, – пообещал Игорь. – Кстати, не в службу, а по службе – перешли мне снимки этого района, к которому мы приближаемся. Обычные и спектральные.

– Минут через десять принимай, – и генерал-губернатор отключился.

2.

Этим вечером – четвертым – в лесоходе собрался совет. Все люки были задраены, вся аппаратура, кроме дежурной – выключена. Игорь веером разложил на столе снимки – поверх наскоро составленной Лизкой карты.

– Мы перейдем Многоструйную в ее северной части, – Игорь провел пальцем, – перевалим отроги Зубастых Гор, спустимся с них и пойдем прямиком на восток. Выйдем прямо к Чернолесью где-то в начале серпеня.

– А «индрик» через горы пройдет? – усомнился Женька.

– Найдем место, где пройдет. Эти вот отроги не очень высокие и крутые, – указал Игорь.

– По-моему, тут нечего возразить, – повела плечами Катька. Остальные закивали.

– Значит, завтра начинаем спуск, – Игорь потянулся. – Надеюсь, все у всех готово. Личные вещи, матчасть, кони, оружие? – в ответ раздалось многоголосое утвердительное бурчание. – Ну, так в шесть подъем, поедим и выезжаем.

– Поедим и поедем, – срифмовал Зигфрид, зевая. – Спать пошли, что ли?

* * *

Игорь не мог заснуть. Вполне можно было бы себе приказать, но не хотелось. Он лежал с. закрытыми главами и неспешно прокручивал в мозгу создаваемые им самим фантастические сюжеты – разноцветная живая мозаика колыхалась перед мысленным взором Игоря, за закрытыми веками, словно сияющий занавес. Игорь, как и все выпускники лицеев, легко играл с этими видениями – это помогало. Но если ждешь чего-то…

…Игорь открыл глаза. Он уловил еле слышный шум – наверху, на броне лесохода. В открытые люки светилось ночное небо. Да, там, наверху, оставались Женька и Лизка. Их голоса, что ли? Или не голоса? Да, не голоса, а…

Игорь почувствовал, как у него начинают теплеть, а потом загораются щеки, уши и все лицо. Смуглый, он не краснел, а бурел. Впрочем, в темноте никто не видит. А звуки означали только одно – там, наверху, мальчишке и девчонке, открывшим для себя эту сторону любви, очень-очень хорошо сейчас вместе…

…По меркам некоторым звездных рас земляне были весьма распущенными существами. Девчонки преспокойно блокировались и вступали в первый сексуальный контакт в 13–15 лет, а то и раньше. С мальчишками было то же самое… В периоды обострения отношений на землян выливали немало грязи именно по этому поводу. Но в полемическом запале обвинители – не замечала другого – что на Земле нет сирот при живых родителях и прерванных беременностей, нет браков по принуждению и половых извращений, а уж если девушка с кем-то ложится – то можно с вероятностью 90 процентов быть уверенным, что это ее будущий муж. Даже если сейчас им по 15 лет…

….Теоретически Игорь знал весь процесс. И, оповести он кого-нибудь, что в 15 лет все еще девственник – этот кто-нибудь, тот же Борька, очень удивился бы. Подобно всем дворянам не в первом поколении, он сочетал в себе преданность Империи с почти полным равнодушием к личным удобствам к индивидуальному быту, практически с рождения считая, что смысл жизни – в служении Родине, поиске приключений и познании нового. Нет, знал он и то, что когда-нибудь будет семья, будут дети, как иначе?! Но ни о какой любви не думал никогда, разве что немного завидовал чувству, которое было между отцом и мамой – редкости у дворян.

А вот сейчас он, испытывая стыд за то, что подслушивает то, что нельзя слушать – он вдруг позавидовал Женьке.

И приказал себе уснуть.

* * *

Спуск проходил медленно и, чем можно было ожидать. Пришлось попарно двигаться верхом впереди, разведывая путь. Все остальные сидели в носу лесохода, непрерывно вглядываясь в склон холма, в ход пускали аппаратуру, несколько раз поднимали вертолет. Это предельно выматывало – Игорь в конце концов поделил своих на две смены: двое едут впереди, один ведет машину, трое отдыхают, Ленька – все время в «вертушке». Лесоход полз медленней пешехода, при всей его проходимости и массе машину мотало и подбрасывало на валунах, и сломанных деревьях. Пришлось всем пристегнуться наплотно ремнями.

Зеленое море внизу постепенно становилось ближе, а обзор по горизонту сокращался. Казалось, что на самом деле погнушаешься в воду.

Потеряли почти два часа, пробивая ход через каменную глыбу – громадину, начисто перекрывшую путь. Аккумулятор плазмы пришлось ставить на астроподзарядку. Потом – буквально через десять минут – со склона сорвалась лавина камней. Борька с Катькой, ехавшие впереди, едва успели спрятаться за корпусом «индрика», который коротко ухал от попадании летящих со скоростью пущенной из лука стрелы глыб. Еще страшней были мелкие осколки – они откалывались от глыб при столкновениях и летели рикошетами, взвизгивая, словно пули. И почти так же опасны были… Один из них вдребезги разнес дальномер на артиллерийской башенке. Несколько – прошили металлизированный чехол, закрывавший вертолет и моторку. Еще что-то долго сыпалось, стучало, шуршало, грохало и поскрипывало – Игорь при каждом таком звуке коротко вздрагивал, не снимая руки с гиросистемы. Отточенным чутьем он понял то, чего не понимали остальные – у камнепада могло хватить силы перевернуть, опрокинуть лесоход, уволочь с собой…

Очень нескоро он смог позволить себе вздохнуть как обычно. И по связи скомандовал:

– Продолжаем спуск! Осторожнее…

И снова – медленное сползание. Игоря заменил Зигфрид – удалось немного поспать, а проснувшись – перекусить. К счастью, самая трудная часть спуска осталась позади – лесоход шел между пышно-зеленых деревьев долины. Живность кишмя кишела тут – из-под гусениц что-то порскало, с ветки на ветку перелетало, за деревьями перемещалось… Весь экипаж снова собрался в лесоходе, с интересом посматривая вокруг.

– Радиация, – отметил Борька, – и неслабая.

– Да ничего страшного, – возразил Игорь. – Народ активней будет… Все. Тормозим.

3.

Заворочавшись во сне, Игорь едва не свалился с кровати и, опершись на пол рукой, проснулся. Все вокруг еще спали, только катькина кровать пустовала. Насквозь через люк светило утреннее небо.

Зевая и натыкаясь на углы, Игорь выбрался на броню. Катька сипела на носу, обхватив руками колени и смотрела на восходящий Полызмей.

– Доброе утро, – Игорь встал рядом, потянулся. Девчонка кивнула, потом поднялась на ноги:

– А я давно встала, – сообщила она. – Сижу любуюсь – до чего красиво… Слушай, если уж и ты поднялся, будь другом – сделай кофе, а я завтраком займусь…

…– И правда – красотища кругом, – оценивающе сказал Женька, сидя со скрещенными ногами на корме лесохода и окидывая окрестности взглядом хозяина. – Только скучно. Приключений мало.

– Слушай! – вдруг возмутился Игорь, толкая его в бок. – Если тебе мало всего, что уже было – то чего нам ожидать в будущем?!

– Удивительных чудес и происшествий, – серьезно отозвался Женька.

– О нет, – так же серьезно выдохнула Лизка. Зигфрид перегнулся в люк, извлек гитару и хлопну по ней. Без слов. Женька протянул руку:

– Дай-ка мне…

– Погоди, – попросил Степка, перехватывая инструмент. – Вот, послушайте-ка… – он что-то помурлыкал, перебрал струны и вдруг запел печально, покачивая головой и глядя куда-то невидящими глазами:

 
– Мой конь притомился, (1.)
Стоптались мои башмаки…
Куда же мне ехать —
Скажите мне, будьте добры?..
– Вдоль синей реки, моя радость, вдоль синей реки.
До красной горы, моя радость, до красной горы…
– А где те река и гора —
Притомился мой конь…
Скажите пожалуйста,
Как мне проедать туда?..
– На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь.
Езжай на огонь, моя радость – найдешь без труда…
 

– Вот, – он вздохнул. – Не знаю, что-то в голову пришло. У нас ее любили.

– Дай мне, – Женька все-таки вытребовал себе гитару. – А вот наша, местная… Борь, девчонки – подпевайте!

 
Не жди меня, не жди – я ухожу с утра – (2.)
Туда, где ветер вновь лавину стронул,
Где за рекой встает гора,
А за горой – река,
И снова горы, и зеленый лес на склонах…
Прости меня, прости – я снова не приду,
В который раз поедут все прахом сроки…
Не обнимай меня – меня обнимет дуб,
Обнимет тенью дуб,
А для тебя – вот, только эти строки.
И знаешь что, вот что – быть может, не вернусь,
И где прервался след – друзья тебе не скажут…
Забудь меня скорей – и пусть,
И только-то, и пусть…
…А смерть – плевать, тут уж как карта ляжет.
 

1. Стихи Б.Окуджавы.

2. Стихи автора книги.

Игорь поднялся, подошёл к корме и встал там, скрестив руки, задумчивым взглядом окидывая горизонт. Степка, встав рядом с ним, посмотрел туда же и тихонько спросил:

– Игорь, ты чего?

– На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь, – так же тихо отозвался Игорь, не отводя глаз от леса. – На ясный огонь… Поехали, Степ.

* * *

Нос лесохода погрузился в воду, и машина остановилась. Впереди на всем видимом пространстве ничего не было, кроме воды и красивых лесистых островков, натыканных густо, как чаинки в хорошем чае.

– Похоже на Черную Чашу у берегов, – определил Борька. – Только тут зелени больше. Игорь, как мы – обождем, или напрямик?

– Да напрямик, – беззаботно предложил Игорь, – нам что суша, что вода…

 
– Мы в такие шагали дали, (1.)
Что не очень-то и дойдешь,
Мы в засаде годами ждали,
Невзирая на снег и дождь,
Мы в воде ледяной не плачем
И в огне почти не горим…
Мы – охотники за удачей,
Птицей цвета ультрамарин!
 

– проорал изнутри Женька, и лесовод солидно и неотвратимо двинулся в воду. Волны разбежались от носа двумя пологими горбами, разбиваясь об островки и коряжины. Выбравшийся наружу Степка, гордо задрав нос, прикрепил к стволу скорострелки, глядевшему в небо, имперский флажок и постоял возле него в позе Петра Великого, наблюдающего за спуском на воду кораблей Балтфлота. Потом наверх снова выбрались все – кроме ведшего «индрик» Женьки и Лизки, которой Женька был нужен для душевного равновесия. Мальчишки и Катька уселись вдоль борта и с интересом наблюдали плывущую мимо панораму, по временам включая запись в комбрасах. Катька снимала камерой.

1. Стихи А. Макаревича.

– Тут полно рыбы, – заметил Борька. – Ого, смотрите!

В десятке метров от лесохода под прозрачной водой скользило, плавно и бесконечно извиваясь, тело гигантской змеи. Хвост и голова видны не были.

– Ничего себе… – признал Степка. – Анаконда!

– Нет, это местная мутация, – определил Игорь.

– А это какая мутация? – Зигфрид поднялся в рост. – Да смотрите же, что, не видите?!

Все завертели головами.

– Да вниз, вниз смотрите! – Зигфрид плюхнулся на живот и, свесившись, вытянул руку вниз, к воде.

– Ёлки зеленые, мы плывем над дорогой! – вырвалось у Игоря.

Это было правдой. Под лесоходом тянулась широкая и прямая белая дорога. Ее затягивали облачка мути, поднятые машиной в движении, но муть тут же сносило в сторону – очевидно, каким-то подводным течением. Минуты две все пятеро не поднимались с животов, созерцая это. Потом, по-прежнему не вставая, Игорь сказал: – Знаете, на что это похоже? – он сел, скрестив ноги. – На Карибский пролив. Ну знаете, там когда-то Мексика была… Вот так же – на мелководье видны дороги. Или еще чище: дорога на остров из моря выходит, а на другом конце острова снова под воду…

Игорь хотел ещё что-то сказать, но Зигфрид, опять поднявшиеся на ноги, вдруг выкрикнул:

– Это же город!!!

4.

Этот город не походил на тот, что у границ колонии. Тот все еще ждал хозяев и хранил их голоса в надежде на возвращение прошлого.

А это были развалины. Сумрачные и печальные, между которых и в которых росли тонкие, но раскидистые и пышные деревья. Воду вдоль стен и древесных стволов покрывала пленка красной ряски с потрясающе красивыми золотисто-синими цветами (напомнившими Игорю гербы шведских автономий), но девчонки молчали – это было все равно что брать в подарок цветы с могил. Лопнувшими струнами изгибались над руинами мосты.

И молчание. Тяжелое, глушившее звук двигателя лесохода.

НА СВЕТЕ НЕТ НИЧЕГО ВЕЧНОГО говорили руины. ВЗГЛЯНИТЕ НА НАС, ГОРДЫЕ ЛЮДИ. ПОДУМАЙТЕ О СЛАВЕ НАШИХ СОЗДАТЕЛЕЙ, ВЛАДЕВШИХ ГАЛАКТИКОЙ. ГДЕ ОНИ? ГДЕ ИХ ИМПЕРИЯ? И ЧЕМ ВЫ ЛУЧШЕ ИХ? ВЫ ТОЖЕИЯ? И ЧЕМ ВЫ ЛУЧШЕ ИХ? ВЫ ТО– УЙДЁТЕ, И САМИ ПЛОДЫ ВАШИХ ДЕЛ, КОТОРЫЕ ВЫ ПОЛАГАЕТЕ ВЕЧНЫМИ, СТАНУТ РУИНАМИ, В КОТОРЫХ УМРЕТ САМЫЙ СЛЕД ПАМЯТИ О ВАС…

– Мне страшно, мальчики, – вдруг прошептала Катька, тиская свой РПП. – Они все еще здесь. Они умерли, но не совсем. Им больно, много тысяч лет больно, и они кричат…

Борька обнял ее за плечи и притянул к себе. Степка и Зигфрид тревожно озирались, явно чувствуя себя не в своей тарелке. И только Игорь понял, что имеет в виду более восприимчивая, чем мальчишки Катька. Его самого буквально скорчило изнутри от количества некротического поля, законсервированного на брошенных улицах. Да, тут умирали. Многие погибли – и их смерть была ужасной…

Игорь моргнул, ему почудилось среди развалин движение. Но тут же стало ясно – нет, вовсе не почудилось. Со страшной быстротой развалины менялись. Ушла вода, исчезли одни и возникли другие деревья. Дома приобрели вид свежеразрушенных, их охватило пламя. «Индрик» оказался в центре горящего города! По улицам бежали люди… нет, Рейнджеры, Игорь узнал их лица, но не спокойные и невозмутимые, как на памятниках, а охваченные ужасом, который, как ни странно, делал эти лица более человеческими. Бежали женщины, дети; мужчин было мало, они держались позади, отстреливаясь из какого-то оружия вроде РАПов от множества закованных в броню существ, потоками мчавшихся по улицам на таких же бронированных, но явно живых тварях. Над пылающим городом висели незнакомые корабли, похожие на стилизованные лилии – они извергали пламя совершенно безнаказанно.

– Игорь, что это?! – закричал Степка.

– Хронопрокол! – ответил Женька снизу. – Приборы с ума сошли! Надо убираться отсюда!

– Да что же это! – заорал Борька, выхватывая РПП. – Посмотрите же, что они делают, гады такие!!!

Прямо к лесоходу мчались мальчишка и девчонка лет по 10–12. Им помогала бежать женщина в широком развевающемся платье, а эти существа уже настигали, рубя длинными изогнутыми клинками (?!) тех, кто бежал позади, затаптывая их, еще живых…

Борька с воинственным кличем выстрелил поверх голов спасающихся; дети и женщина пробежали сквозь лесоход.

Чудовищная картина исчезла.

* * *

Мягкие шаги офицера заставили Уигши-Уого поднять голову. Пограничник, остановившись возле кресла, почтительно поклонился:

– Донесение с юга, отец. От… – он сделал многозначительную паузу.

– Я слушаю, – глава Совета вытянул по столу руки – длинные, мускулистые, с сухими узловатыми пальцами. – Вести добрые?

– Да, отец… Эти нечестивые щенки вошли в Утонувший Город. Теперь они не вернутся – помешает любопытство, которым прокляла их род Птица. А там их всех ждет гибель.

– Хорошо-о… – Уигши-Уого удовлетворенно убрал, руки и позволил себе кивнуть чуть-чуть. – Передай нашим друзьям, что я очень прошу – пусть они убьют всех, но сохранят жизнь Муромцеву, – он закрыл глаза и сладостно произнес: – В нашем благословенном городе его ждут долгие дни мучений – самых страшных, какими только вооружила нас наша вера для смирения слуг Пещерного Змея…

Отсалютовав, офицер так же бесшумно вышел, а Уигши-Уого позволил себе вновь кивнуть удовлетворенно. Скоро, очень скоро этот наглый мальчишка будет в его руках. А у страшного Довженко-Змая, если не подведет тот купчишка-предатель, хватит своих забот. Он же, Уигши-Уого, объединит силы Иррузая и Аллогуна, заставит присоединиться колеблющиеся государства Запада и снова отбросит белокожих за Вторые, а то и за Первые горы, на самое побережье… или вообще утопит их в соленых водах. Как наяву, Уигши-Уого, увидел ряды кольев с насаженными на них головами, пылающие селения пришельцев и отступников-вабиска (а об этих он позаботится ОСОБО…), груды трупов вдоль дорогой простершуюся нр Востоке тень Крылатой. Он заставит их захлебнуться собственной кровью. Каждого, кто попадется в его руки, он казнит такой смертью, что от их криков рухнут стены их же домов. Он сошлет их жен в южные болота, в грязный, вонючий ад. Он отправит их выродков на север, работать на ледяных полях, в холодных пещерах….

Так будет, потому что он, Уигши-Уого, лишь смиренно исполняет волю Крылатой.

А Муромцев… Муромцев будет жить долго-долго… И его проклятая улыбка, которая преследует Уигши-Уого в кошмарах, исчезнет с губ, её сменят мольбы сперва о пощаде… потом о смерти… и лишь когда он охрипнет от мольбы – лишь тогда его убьют… убьют, не очень спеша, понемногу…

Глава Крылатого Совета довольно кивнул в ответ на свои мысли.

* * *

Гат оборонялся отчаянно. Понтонные мосты разбрасывало несколько раз подряд – вторгшиеся в новообразованный Ливийский Залив воды Средиземки не могли успокоиться лет тридцать, слишком глобальными были тектонические сдвиги. В конце концов, штурмовые группы обошли залив по отвесным голым скалам и обрушились на голову бандам практически с неба. Дул страшный ветер, раздувал пожары, нес с собой массу мелкого песка. По небу сплошным строем летели, клубясь, облака; иногда в их крутящемся жутком движении безумным глазом проглядывала яркая синева, напоминая всем, что на земле – день…

Франко-бельгийская бригада "Леон де Грелль" погибла на окраинах Гата почти полностью – бандиты были хорошо вооружены и сражались с осатанелым мужеством, понимая, что Чрезвычайный Трибунал не оставит в живых никого из попавших, в плен или сдавшихся, безразлично. Тогда в бой вновь были брошены отряды «витязей» РА и «хускерлов» "Фирда"…

…Под стеной стонали раненые. Стоя прямо над ними, живые стрелки выпускали магазин за магазином, выставив стволы «клеронов» в проломы. Тут же минометчики, одетые в жилеты на голое тело, в бешеном темпе сгружали с прицепов свои стодвадцатимиллиметровки.

– Они вообще что-нибудь могут делать молча? – спросил Артем. На него никто не обратил внимания, мы двигались вперед.

Длинная гремучая очередь полоснула по верху стены, и тот взвился серо-белым маревом. Митяй добежал до угла, хлопнулся в пыль, на животе доехал к самому повороту, выставил наружу ствол РПК – плечи его затряслись от выстрелов. Я и Степка сползли почти на четвереньки и в таком положении подбежали к нему – как раз в тот момент, когда Митяй перекатился на спину и закрыл голову руками с пулеметом: по углу врезали так, что он осыпался сухими бесформенными кусками.

– Минарет! – прохрипел он пыльным ртом и, перевернувшись на живот, снова начал стрелять длинными очередями, опустошая двойной стосорокапатронный барабан.

Я осторожно выглянул над его плечом. Остаток минарета был похож на изуродованный кариесом зуб. Тридцать лет назад где-то неподалеку упала одна из ракет, которыми стороны пуляли друг в друга в короткой, но чудовищной по масштабам Третьей Мировой. Почему уцелел этот памятник зодчества – было неясно. Лучше бы и его снесло; из окна со свисающей выбитой решеткой безостановочно строчил и строчил пулемет – судя по звуку, еще НАТОвский BRG-15. Он стоял в глубине комнаты и для пуль был практически неуязвим.

– Не мучайся, – Степка хлопнул Митяя по спине. – Ну-к, Игорян…

Я кивнул и, прислонившись плечом к стене, поднял, пошире расставив ноги, тульский ГМ94. Плавным движением прицелился и выпустил два фугаса – к сожалению, термобариков не осталось.

Из окна полетели куски, рванули дым и огонь, я помчался следом за Степкой, подстегиваемый в спину треском митьковского пулемета.

Дверь мечети была забаррикадирована – Степка на бегу уложил под баррикаду «эргэдэ», и завал разнесло. Он перескочил через дымящиеся обломки и влип в стену; я проскочил мимо него к ведущей наверх лестнице и очередью калаша прошил бегом спускавшегося по ней автоматчика – тот неловко перевалился через тонкие перила и рухнул вниз одновременно со своим оружием – у него тоже был калаш, но старый.

– Сдавайтесь, если есть кто! – крикнул Степка вверх. – Сдавайтесь, суки! и пустил вдоль лестницы три коротких очереди. Я, подняв голову и ствол автомата, начал осторожно подниматься. На деревянных балках – примерно в трёх человеческих ростах от пола – висел комок окровавленного тряпья; очевидно все, что осталось от сброшенного вниз взрывами гранат бандита. Я не сводил глаз с площадки и, невольно сглатывая, поднимался ступенька за ступенькой… и выстрелил раньше, чем понял сам, что же заметил. Через баллюстраду перевесилось, судорожно дергаясь, тело, но граната, выпущенная убитым из пальцев, коротко, увесисто чокнула о каменный пол. Я упал на спину, Степка пнул гранату в дверь и откатился под стену – взрыв, между стен и этажей тонко запели осколки, один чиркнул меня по шлему.

Мы уже вдвоем продолжали подниматься лестницей. Степка, удерживая «калашников» одной рукой, другой ощупывал прозрачные рожки магазинов в жилете. Я прыжком выскочил на площадку, рыскнул стволом, потом вынул из кармашка «лимонку» и, показав ее Степке, – тот кивнул – выдернул зубами кольцо, отпустил рычаг, задержал гранату на пару секунд в руке… перебросил вверх, присел, а сразу за взрывом рванул с низкого старта по лестнице.

Бандит, зажав уши руками и открыв рот, стоял, привалившись к стене – я ударил его коленом в пах, торцом приклада в затылок, тот зарылся лицом в пыль. Около опрокинутого пулемета лежали два или три трупа, стоял, целясь из пистолета, живой бандит – совсем молодой, он что-то выкрикнул, но выстрелить не успел – вынырнувший сбоку Степка выстрелил раньше – очередью от живота. Бандит повернулся вокруг себя, выстрелил в окно и рухнул на пулемет. Я бросился к окну, выхватывая из кармана флажок на пружинной антенне-куликовке, поспешно выставил наружу. Не поворачиваясь, бросил:

– Стёп, один живой, вон он.

– Вижу, – Степка толкнул ногой оглушенного мной. Бандит застонал, пошевелился; Степка уже не толкнул, а ударил, приговаривая: – Поднимайся, скот, поднимайся… ну?!

Тот сел, потом – начал выпрямляться, перебирая руками по стене и испуганно глядя на оружие в руках Степки; парнишка не старше нас, с растерянным грязным лицом – европеец или американец. Тут их было много среди бандосов – остатки тех, кого вышибли с севера восемь-десять лет назад.

– Не убивайте, – попросил он, и я пораженно повернулся. Степка присвистнул:

– Ты русский?!

Тот хлопнул глазами, провел рукой под носом и тихо ответил:

– Да… русский…

– И с ними? – продолжал спрашивать Степка.

– Меня заставили, – прошептал он. – Я не хотел… меня заставили… – Степка молчал и только поглаживал магазин автомата. – Мы ждали… отец… он хотел вернуться на север, но боялся… они нас заставили, заставили… Я не виноват, меня били… я не хотел… – его голос сел, парнишка как-то посерел лицом, хотя на этом лице и так уже лежал слой пыли.

– Русский – и с ними, – словно не слыша его, задумчиво-задумчиво сказал Степка. – Ну что ж…

Мальчишка шарахнулся к стене и распластался по ней, словно хотел в нее войти и с ней слиться – он все понял еще раньше меня, потому что я-то просто смотрел удивленно и переваривал факт такой встречи – уже, наверное, лет десять русские не воевали с русскими, с тех пор, как с территории России выбили последние банды, и они растворились где-то на просторах юга. А он – понял, и закричал, истошно, не сводя с моего лучшего друга расширенны, распятых глаз:

– Я не хотел! Меня заставили! Пацаны! – он давился ужасом, как горячей кашей. – Я не хотел!!!

– Я это слышал уже, – устало оборвал его Степка. Парень на миг замолк, потом дернулся всем телом и рухнул на колени, словно ему подрубили ноги, сказав – даже не закричав, а просто сказав:

– Не убивай. Пощади. Пощади. Я искуплю. Я все сделаю.

Он глотал и глотал какой-то комок, и на шее под грязной кожей пульсировали артерии. И смотрел на Степку с умоляющей покорностью…

– Ты предал нас, – ответил тот. – И их готов предать. А потом снова предашь нас… Зачем ты такой нужен? Кому?

– Я хочу жить, – парнишка на коленях пополз к Стёпке. – Я очень хочу жить, я хочу жить, я очень хочу жить, да пойми же ты… – и вдруг закричал снова, истошно и визгливо, разом залившись слезами: – Не надо! Не убивай меня! Я хочу жить, я на все согласен… не у-би-ва-а-ай!!! Я все, что хочешь…

– Я ничего от тебя не хочу, – устало сказал Степка, – кроме того, чтобы ты перестал быть.

И тогда парень умолк и, закрыв лицо ладонями, осел, весь дрожа и всхлипывая.

– Убери руки, – приказал Степка. Тот затряс головой, возя ими по лицу. Стёпка скривился, и я увидел, как ему непередаваемо противно – но голос моего друга остался скучным и спокойным: – Убери руки. Ну, слышишь? Убери, хоть умрешь, как человек, раз уж жил, как предатель.

– Да я не жи-и-ил! – простонал парнишка, не убирая рук. – Я не жил совсем! Ну пойми же меня! Пойми!

– Не хочу я тебя понимать, – ответил Степка. – Руки убери, а? Мне же противно так стрелять.

Парень не отнимал ладоней от лица. И тогда, скривившись, Степка выстрелил прямо в дрожащие: серые руки.