Текст книги "Мир вашему дому!"

Автор книги: Олег Верещагин

ГЛАВА 5
КВЕСТ

Нас, изжаждавшихся, звал горизонт,

Обещая нам сотни путей.

Мы видели их и слышали их -

Те пути на краю земли…

И вела нас Сила превыше земных.

И иначе мы не могли…

Дж. Р. Киплинг

1.

Наугад выбрав из вороха донесений, которыми был завален стол, одно, Уигши-Уого пробежал его глазами. Все то же… Волки, огромные стаи волков, нападающие даже на селения, и это летом… Взрывы, убийства. Похоже – даже измена, изъятое русское золото – и снова пожары, убийства…

Уигши-Уого отшвырнул бумагу и с трудом удержался от ругательства вслух. Последняя неделя поселила в нем чувство, которое испытывает боец, сражающиеся с завязанными глазами – и боец этот в тем большей растерянности, что до этого все складывалось успешно, ему уже казалось, что он нашел, нашел противоядие от болезни, именуемой «русскими»! Но противоядие обернулось новым этапом развития болезни, с легкостью приспособившейся к лекарству и поставившей его на службу себе.

Да можно ли их вообще победить?!

Уигши-Уого прошептал короткую молитву – просьбу о прощение за сомнение. Они не могут быть сильнее. НЕ МОГУТ. Не могут быть сильнее Священной Птицы, не могут быть сильнее его, – раба Священной птицы. Они всего лишь смертные, возомнившие о себе… всего лишь смертные… Немного успокоюсь – и все.

Он снова взял одну из бумаг. Это было донесение о гибели отряда Сапити. Большой, хорошо оснащенный отряд под командой старого друга Уигши-Уого, опытного офицера-пограничника, остановился недалеко от ничейных земель, защитившись всеми мыслимыми и немыслимыми средствами – от завалов до мыслеблокады. В живых остался только мальчишка из разоренного селения, совсем недавно принятый Сапити в отряд. Он и рассказал, что лагерь атаковали на рассвете сразу с нескольких сторон – часовые тревоги не подняли, никто ничего не почувствовал. Большинство воинов были убиты сразу, раньше, чем успели проснуться. Остальные – около гуххов, где их тоже ждали. Похоже, все нападавшие обладали ночным зрением. Мальчишка сумел спрятаться между двух трупов и описал нападавших – он видел двоих в бурой одежде, с черной гладкой поверхностью вместо лиц, эти двое прошлись по лагерю, добивая раненых…

– Прямо демоны, – пробормотал Уигши-Уого. "Черная гладкая поверхность" – это специальный прибор, чтобы видеть ночью. Уигши-Уого имел такой, снятый с убитого в болотах бледнолицего. Прибор довольно быстро перестал работать и лежал просто как любопытный экспонат. Демонического в физической природе белолицых нет, это он понял давно. Кое в чем они даже уступают вабиска – не всем, конечно, но хорошо подготовленным офицерам-пограничникам – точно.

Их сила в технике – технике Пещерного Змея, которой нельзя овладеть, не продавшись Змею. Значит, должен быть еще какой-то путь…

* * *

С утра прошел короткий, бурный и теплый дождь, земля после него дышала сыростью и запахом грибов. Они – грибы – тут были такие же, как и на Земле, но меньше всего в это утро Игоря волновали загадки земноподобности некоторых планет Галактики, хотя когда-то он читал Алана МакКриммонса, крупнейшего специалиста по этим загадкам…

Они со Степкой стояли около могилы Димки. На восьмигранной гранитной плите лежали свежие цветы – их только что принесли девчонки. Они пришли на могилу всей компанией, но остальные ушли быстрее – на совет отряда, который должен был утвердить кандидатуру Борьки на должность начальника штаба. Игорь остался, и Степка остался тоже, хотя сперва Игорь не заметил этого – тот походил между могил, Игорь почувствовал его только когда он подошел и встал за плечом.

– Я не заметил, чтобы вы с ним были особыми друзьями, – тихо сказал он, когда Игорь, вздохнув, поправил цветы и отвернулся от могилы.

– Те, кто погибли в Ставрополе – все были твоими друзьями? – спросил Игорь. Степка помолчал, закурил «беломор» и только тогда задумчиво ответил:

– У них нет могил… Я бы хотел там побывать.

– Побываешь, если захочешь, – равнодушно отозвался Игорь.

Степан вынул изо рта сигарету, перекрестился на могилу…

…-Ты веришь в бога? – спросил Игорь, уже когда они вышли с кладбища и. шагали по аллее, где несколько мальчишек гоняли мяч, а еще один чинил электро.

– Не знаю, – вздохнул Степан. – Я столько раз молился… и все равно. Но отказаться как-то… ~ он замялся, пожал плечами: – У вас тут, я гляжу, верующих нет.

– Есть, но мало, – возразил Игорь. – Зачем?

– Игорь, – вдруг необычайно серьезно сказал Степан, – а как же это?..

– Что? – .уточнил Игорь, глядя, как покачивается в ветвях дуба оборвавшийся змей в яркой раскраске.

– Ну. Смерть. Что после нее?

– Ничего, – пожал пледами Игорь. – Совсем ничего. Степан передернулся:

– Страшно.

– Да нет, не думаю, – решительно возразил Игорь. – Смотри сам. «Ничего» не может быть страшно, потому что это… ничего. Я умру и мне будет все равно, что и как. Но на самом деле важно другое.

– Что? – жадно спросил Степан, даже замедлив шаг.

– Вот ты там, в своем времени, потерял родителей. Вообще все потерял. Мне такое и не снилось. Почему ты не ушел, скажем… ну, в монастырь? Монастыри, я слышал, сохранились…Не сразу, а когда подрос? Ты же драться стал. Зачем?

– Скажешь – в монастырь, – засмеялся Степка. – Они же там все голубые.

– Ну, я не знаю, – слегка озадаченно ответил Игорь. – Мне почему-то казалось, что они в черном ходят… И потом, тебе что, голубой цвет так не нравится?

– А при чем здесь цвет? – тоже озадачился Степка. – Оглянуться не успеешь, как тебя тоже голубым сделают, там это быстро.

– Постой-постой, – Игорь прищурился. – Быстро, глядя в глаза, вопрос на засыпку: что ты имеешь в виду, когда говоришь "голубые"?

– Ну… – Степка вдруг смутился. – Это…

– Случайно не гомосексуалистов? – подозрительно спросил Игорь.

– Ага, – Степка все-таки отвел глаза.

– Так вот ты про что?! – Игорь расхохотался. – Я-то голову ломаю, чем ему этот цвет не угодил! Так их в ваше время голубыми называли?! – Степка тоже заулыбался, но Игорь вновь посерьезнел:– Ладно, черт с ними. Не в монастырь. В банду. В лес, в тундру, к черту-дьяволу – не важно. Просто почему ты выбрал то, что выбрал? Кадет "РА".

– Потому что я хотел воевать, действовать… – Степка потер висок. – Я хотел, – тщательно подбирая слова, пояснил он, – сражаться за правое дело, а не жевать казенную овсянку из милости.

– Вот только это и важно, – вздохнул Игорь. – То, что мы делаем. Что после себя оставим, понимаешь? И чем больше человек делает – тем меньше он боится смерти. Мы стараемся жить так и не приписываем своих успехов господу… но и неудач на него не сваливаем… Слушай, давай пробежимся до "Барана и вертела", я устал уже просто так идти!

Степка улыбнулся:

– Давай!

2.

Запущенная Игорем машина в самом деле работала без перебоев, поставляя все новую и новую информацию. Поэтому – стояла середина августа, до конца здешнего лета оставалось даже по календарю еще полтора месяца, а фактически – и того больше – Игорь начал готовить свою собственную экспедицию. С дальним прицелом на юго-запад, чтобы пройти до Третьего Меридиана. Фактически эта экспедиция была бесполезна, но Игорь собирался удовлетворить исследовательский зуд. К полному, единодушному одобрению всей его команды.

Для экспедиции был выбран лесоход «индрик». Жуткая 69-тонная глыба титаново-стале-композитной брони размером с хороший дом, сверху походившая на ромб. В носовом бустере, рядом с местом водителя, стоял проходческий лазер. На носу же были смонтированы бульдозерный нож, ковш, траншеекопатель, гигантская дисковая пила и захваты для бревен – управлялось все это хозяйство с двух мест тоже рядом с водительским. В башнях наверху стояли 1.52-миллиметровая инженерная пушка и ротор среднего калибра. На корме – под специальными крышками – в гнездах крепились Ка-117 и моторная лодка. Жилой отсек позволял легко разместить десять человек экипажа, транспортный – полугодовой запас продуктов и обеспечения для этой десятки на тот же срок, плюс лошадей или электро. Все это развивало на ровном месте пятидесятикилометровую скорость, а в густой лесной чаще – могло двигаться со скоростью в семь километров. Машина без подготовки пересекала любые водные преграды вплавь с той же скоростью, могла легко выдержать погружение на километровую глубину, абсолютный нуль и – в течение 2–3 часов – +5 тысяч С.

Подготовка к экспедиции занимала практически все время. Лесоход стоял возле штаба, вызывая всеобщий интерес – и в скором времени Игорь потерял счет перемещениям и перестановкам, которые он и его команда произвели в грузовом отсеке этого чудища, без конца перекладывая, убирая, добавляя, утрамбовывая, раскладывая, сверяясь со списками, в которых чернил и карандаша скоро стало больше, чем бумаги. Все ругались, и никто не признавался, насколько это увлекает.

Состав экспедиции был сплошь не совершеннолетним, но родители поголовно считали, что ребятам не мешает прогуляться – а то до школы осталось всего полтора здешних месяца (пол-августа и серпень), а тут то лесной пожар, то война – некогда и. отдохнуть молодежи. Пусть разомнутся по лесам. Тем более – Муромцев с ними, а этот парень – природный лидер, недаром учился в лицее и имеет дворянство.

Игорь рассчитывал пройти около двух с половиной тысяч километров и вернуться другой дорогой, исследовав «шикарный» по выражению Борьки, кусок южных лесов, куда до них никто не совался – и, может быть, даже перевалить через Третий Меридиан. Туда не заходил даже Драганов, а карты тех мест имелись только аэрофотосъемки и космической разведки, самые общие.

* * *

Дзюба прилетел в станицу ближе к вечеру – наутро собирались отправляться. Прилетел на старом ранце-вертолете, в гордом одиночестве, сел прямо перед «Бараном и вертелом» и вошел в меблированные комнаты раньше, чем Игорь выглянул в окно – посмотреть, кто прибыл.

– Сидеть, – приказал губернатор таким голосом, что Игорь невольно плюхнулся обратно на стул. – Выйди, – это было обращено к Степке, который щелкнул каблуками и удалился, так отточено двигаясь, что губернатор невольно проводил его взглядом и, присаживаясь сам, спросил: – Где взял?

– С Земли, сын одного из наших слуг и мой друг, – ответил Игорь. – Чем обязан, сударь?

– О, – Дзюба покачал головой. – У тебя сейчас глаза, как у него – невинные и нахальные.

– У кого? – искренне удавился Игорь, вставая.

– У Его Светлости генерал-губернатора! – гаркнул Дзюба, и его породистое лицо с баками напряглось, застыв маской. – У Сергея Кирилловича Довженко-Змая, к которому вы, сударь, обращались через мою голову!

– То, что вы втрое старше меня, сударь, еще не дает вам права повышать на меня голос! – глаза Игоря опасно сверкнули, узкое смуглое лицо ожесточилось. – Если бы я знал, что вы столь щепетильны в вопросах чинопочитания, – вы бы не дождались моего согласия на ту работу, которую я сделал – да, сделал, сударь!

– Вы осмеливаетесь разговаривать со мной в таком тоне, сударь?! ~ загремел Дзюба.

– Да, сударь!

– Я не ослышался, сударь?!

– Ничуть, сударь! – яростно подытожил Игорь. Несколько секунд мальчишка и мужчина мерили друг друга взглядами – и воздух тихо звенел. Между металлическими ножками стула, с которого встал Игорь, проскочила с треском длинная синяя искра, и этот щелчок, заставивший вздрогнуть обоих людей, словно бы снял напряжение.

– Прошу извинить, – Дзюба как-то обмяк и, указав на стул, присел сам. – Я был у генерал-губернатора.

– Неужели он… сделал вам выговор, Ярослав Ярославович? – тихо спросил Игорь, не садясь, а опершись на стул позади себя ладонями.

– Он приказал мне передать то, что ему сообщил шеф ОКБ, – губернатор вдруг тяжело вздохнул. – Мальчик, тебя хотят убить. Ты действительно сделал то, что сделал. Уигши-Уого это знает. И, похоже, он понял, что помешать не может… но иррузайцы мстительны. Он отдал приказ убить тебя.

– Я не боюсь, – сказал Игорь, хотя, признаться, ощутил под ложечкой неприятное посасывание, но в то же время это ощущение перекрыл мальчишеский восторг – на него объявлена охота! Это казалось даже лестным, как бы признанием заслуг.

– Мне кажется, ты, мой мальчик, просто не понимаешь всего, – медленно сказал Дзюба.

– Меня уже пытались убить, – улыбнулся Игорь, – не думаю, чтобы у них получилось, как они не старайся.

– Ты знаешь, как погиб отец генерал-губернатора, владелец латифундии Довженко-Змаев? Меня тут тогда еще не было, мне рассказали… – Дзюба задумался, глядя мимо Игоря остановившимися глазами. – Его убили в селении, где он гостил. И это было не первое покушение. Они долбили в одну точку, пока не добились своего, и даже охрана не смогла спасти господина. Тебе надо быть очень осторожным, мальчик мой. И… лучше бы отказаться от этой экспедиции.

– Что-о?! – возмутился Игорь. – Да я, можно сказать, живу мыслью об этом весь последний месяц! Да и идем мы в другую сторону от Иррузая.

– Никто толком не знает, что там, в глубине материка, – напомнил Дзюба, – я уже говорил. Не исключено, что там вабиска больше, чем здесь, на севере.

– Ярослав Ярославович, когда вы пришли сюда два года назад с женой и двумя детьми – вы не боялись, что вас всех могут убить? Вас, их, всех, кто с вами? – Дзюба помедлил, и Игорь продолжал: – Боялись, не могли не бояться. Но пришли. И добились своего – и пулей, и клинком, и волей. Я намного младше вас, сударь, но я такой же, как вы. Поэтому не надо меня отговаривать, Ярослав Ярославович.

3.

Сидя в кресле с ногами на столике, Борька подыгрывал на гитаре, а Игорь негромко напевал. Не большой концерт давали все сообща самим себе вечером перед утренним отъездом, собравшись все в том же многострадальном номере. Может быть, не все и помнили, о чем говорилось в древних стихах песни, которую пел Игорь… но рваные фразы чем-то привлекали, и в комнате стояла абсолютная тишина – никто не моргал и, кажется, не дышал. Может быть, потому что Игорь умел хорошо петь – он от природы имел неплохой голос, еще и отшлифованный в лицее.

 
… – Мы не ждем наград – (1.)
Не наемный сброд!
Лишь бы жил и креп
Наш славянский род!
Был бы мирным труд
Родных наших мест,
Плыл бы в небесах
Православный крест!
Песнею звенел
Юный хоровод,
Звёзды рассыпал
Ночью небосвод,
Колосилась рожь
И паслись стала
На Руси моей,
В Сербии – всегда!..
 

Степка, не мигая, глядел на Игоря. Замерла в кресле Катька. На диване, привалившись друг к другу, застыли Женька и Лиза. Свел брови Зигфрид…

 
– Я друзей собрал.
Я стволы нашел.
Темной ночью я
Терек перешел.
За детей и жен
Месть мы мстить пришли!
Ляжем – не уйдем
С дедовской земли!
В ту же ночь пошла
Чета за Дунай —
Отбивать у врага
Православный край —
И у древних могил
Закипает бой
Сербов-партизан
С вражеской ордой…
 

И – странно – песня, не имевшая вроде бы никакого отношения к собравшимся ребятам (даже к Степке), пробуждала у них неясное, но настойчивое желание: схватить оружие, немедленно мчаться куда-то, спасать кого-то (а то и весь мир!) от неведомой, но грозной опасности… Может быть, в самом деле так пел Игорь…или просто было что-то ТАКОЕ в стихах древнего поэта, сгинувшего, наверное, в огне Третьей мировой или в хаосе Безвременья…

 
… – Нам осталось лишь только
Пожалеть об одном:
Мы не сможем услышать
Тишину за окном.
Мы не сможем услышать,
Как проходит парад,
Как смеемся сынишка,
Как шуршит листопад.
Это будет – поверьте!
Не может не быть!
Наша смерть, ваши смерти
Зло должны победить!
Мы не умерли, стоя
На коленях, в мольбе —
Право жизни святое
Мы купили тебе.
За тебя, мать-Россия —
Или Сербия-мать! —
Нам не так уж и страшно
Было и умирать!
Ты не можешь погибнуть —
Русь иль Сербия ты…
И взойдут в поднебесье
Золотые кресты!
А от вражьей злой силы
Останется прах.
Зарастут их могилы,
Схоронясь в ковылях.
Это будет – поверьте!
Только так. Только так.
Будет радуга в небе.
Будет жизни размах.
Будет звонко и гордо
Над планетой греметь
Нашей речи славянской
Чеканная медь.
Черных ран пепелища
Затянут сады.
Лягут наши дороги
От звезды до звезды…
 

1. Стихи автора книги.

… – Хорошая песня, – вздохнула Катька. – Только печальная. Я сразу Димку вспомнила.

Вот тогда Игорь и сказал:

– Друзья, а вы знаете, что меня собираются убить?..

…Снова в номере царило молчание, только Женька с бесстрастным лицом что-то еле слышно насвистывал сквозь зубы. Потом именно он сказал:

– Я все равно пойду. Но, может быть, мы оставим девчонок?

– Еще слово, Жень, и я с тобой точно никуда не пойду, – предупредила Лизка, – ни сейчас, ни потом.

– Почему мальчишки считают, что только они умеют дружить? – поддержала ее Катька.

– Но это в самом деле опасно, – вступил Борька, – подумай, Кать. Это для мужчин.

– Тогда и вам там делать нечего, – заявила Лизка. – Короче так: или да с нами или не вообще. Ясно?

– Куда ясней, – пожал плечами Женька. – Но последнее слово-то все равно за Игорем, он же командир.

– Тут я ничего запретить не могу, – искренне сказал Игорь. – Идем всемером… Но теперь разбегаемся, надо еще отдохнуть успеть. Сбор в шесть часов, напоминаю. Кто опоздает – уедем без него… или нее.

…Игорь спустился в зал, чтобы выпить пива. Когда он уходил, Зигфрид уже спал, а Степка, похоже, укладывался, но сейчас Игорь был не против одиночества.

– Налейте, Виктор Валентинович, – попросил Игорь Носкова, облокотившись на стойку.

– Уезжаете завтра? – хозяин наполнил большую кружку золотистой жидкостью. Игорь кивнул. – Пока вас не будет, я деньги считать не стану, – Носков оперся сильными руками на край стойки.

– Да бросьте вы, – улыбнулся Игорь, отхлебывая пиво. – Я же заранее заплатил.

– Не возьму… – покачал головой Виктор Валентинович. Сказал вдруг: – Тонька моя лететь не хочет. Они вместе с Димой Андреевым договаривались, а теперь собирается здесь остаться служить, у Саши Тенькова. Мстить хочет. Погибнет ведь… А запретить – так ей через восемь месяцев шестнадцать. Что я ей запрещу, только рассоримся… – он вздохнул. – Хороший мальчик был Димка.

С этими словами он отошел и начал натирать краны бочек. "Вот и вся пограничная эпитафия," – подумал Игорь без насмешки или раздражения, снова отхлебывая пива.

– Отлей, – послышался голос. Игорь покосился – рядом стоял Степка, но Степка, одетый не в свой древний камуфляж, а в охотничий костюм и мощные ботинки.

– Переоделся?! – поразился Игорь. – Ну-у… тебе идет. Надоело в старом ходить?

– Изнашивается, – буркнул Степан, – да и подрал я его в той заварухе сильно… Правда, идет? Я специально подобрал маскировочное. Там такой яркий бред был… Как у вас такое носят?

– Тут такое редко носят. А на Земле – да, почему нет?.. Ты чего не спишь?

– Я сказать хотел… – Степка дослал беломорину, но вдруг редко смял печку и, швырнув ее в утилизатор, прямо взглянул в лицо Игорю: – Помнишь, ты как-то спрашивал, была ли у меня девчонка? Была. Мы выросли вместе в интернате.

– Она погибла в Ставрополе? – уточнил Игорь, не отводя глаз. Взгляд Степки стал беспомощным, потом на миг – злым, обжигающим, словно Игорь сделал ему больно. Но еще потом он сказал:

– Да. Среди нас в том рейде она была единственной девчонкой. Это ее… взяли живьем и замучили. Ну, не сразу… сперва… по-всякому… – видно было, какого усилия стоили ему эти слова.

– Ясно, – Игорь кивнул. Степка отпил пива и спросил:

– Хочешь, я тебе расскажу про наше время?

И он начал говорить. Он рассказывал про медленный снег, шедший с серого низкого неба месяцами и месяцами. Про радиоактивные руины городов и про города, брошенные жителями, бежавшими от бескормицы и болезней. Про то, как редко проглядывало солнце – он увидел его первый раз уже когда ему исполнилось восемь, после пяти лет бесконечной, убийственной зимы. Про то, как, когда ему исполнилось одиннадцать, пришло лето, и он не понимал, что это такое, а взрослые плакали. Говорил Степка про то, как рвутся бомбы и рушатся остатки зданий. Как это – болтаться в гудящем и дребезжащем сотнями голосов чреве древней и летящей на честном слове, вертушки Ми-8. Как хоронят погибших в раскисшей земле. Как разгребают завалы и начинают отстраиваться, не зная, не разрушат ли завтра построенное бандиты или людоеды. Как хочется есть – все время, всегда хочется есть, даже после того, как пообедал в интернатской столовой. Рассказал и о жестокой бездушности обучения в интернате, имевшей целью только одно – уничтожить в воспитанниках сомнения и слабости, превратить их в бойцов, живущих лишь ненавистью к врагу и любовью к России. О жестоких наказаниях по малейшему поводу. О тирании старшеклассников, о ночных драках соперничающих группировок или поединках их. лидеров, после которых младшие спешно замывают кровь на полах и стенах. Об изнурительных тренировках. И в то же время – о настоящих друзьях, которых приобрел именно там. О том, что интернат его фактически спас. Рассказал о восторге, который охватил его, когда слетел с подоконника развалин первый убитый им – нелюдь из людоедского «племени», устраивавшего набеги на окрестности. Рассказал о Дине – той самой девчонке, погибшей на улицах мертвого Ставрополя страшной смертью. О том, что не смог ее защитить. О том, как видел медленное возвращение робкой жизни на земли России, казалось, навсегда умершей, окаменевшей под снежными покровами, где пощелкивает счетчик Гейгера; "Трр… трр… трррр"… И о том, как однажды поверил, что они все-таки не просто выживут, а победят – когда телевизор принял передачу из Новгорода, и худой, улыбающийся человек со счастливыми глазами хрипло и громко сказал: "Мы выжили. Всем, кто нас слышит. Будем пробиваться навстречу друг другу." И стрельба, и дикие крики, поднявшиеся и в интернате и в окрестных станицах, когда была принята эта передача…

Все это было очень далеко от Игоря – во времени, в пространстве и в плане отношения к миру. Для Игоря это была просто история, он воспринимал тех же англосаксов совершенно спокойно, хотя и знал, что это их предки безжалостным диктатом довели планету до ядерной войны. А о нынешних врагах Степка и не знал ничего… Но слушать было интересно – он умел рассказывать. И когда Стёпка замолк, вертя в руках кружку, Игорь заговорил в ответ – о доме в Верном, лицее, о походах, учебе, каникулах, своих увлечениях и приятелях, о Димке, подарившем ему РАП, об экзаменах и многом-многом другом, что само собой возникало в памяти и могло вызвать интерес у мальчишки из прошлого. Рассказал и о родителях – спокойно, без боли и без тоски. Может быть – потому что у Степки были понимающие глаза? Потом перешёл от рассказов о личной жизни к рассказам о России вообще – о великолепной, прекрасной, могучей Империи, бескрайней стране в пол-Евразии, откуда каждый год десятки тысяч молодых людей срываются во все концы освоенной Галактики в поисках славы, чести, процветания для Отечества…

Короче говоря, когда она оба выговорились и замолчали – за окнами начало светать…

– Ох, елки! – схватился за подбородок Игорь. – Хороши мы будем…

– Уже утро? – Степка широко зевнул, неожиданно изящным жестом прикрыв рот ладонью. – Да ладно, в машине выспимся… – он поднялся, потянулся, потом шагнул через скамейку и направился наружу. В открытую дверь остро, бодряще потянуло утренней прохладой. Игорь вышел следом.

Полызмей еще не взошел. Игорь, сунув руки под мышки, поймал себя на том, что думает «солнце», хотя это дельта Оленя, которую с Земли не во всякий телескоп увидишь… и тот свет, который он видит сейчас, дойдет до Земли через 362 года. Не только его дети, но и его внуки успеют умереть.

Но человек умеет обгонять свет.

Черный небосклон с искрами густо рассыпанных крупных звезд над головами мальчишек вдруг расчертили на серебряные линейки десятки падающих метеоритов.

– Красотища! – восхищенно сказал Степан. – Я так редко на Земле видел чистое небо… а такого – ни разу… всеобще… – он затих. Игорь, испытав к нему внезапно какое-то теплое доверие, пояснил:

– Наша Земля, Степ – задворки Галактики.

– А все-таки я по ней тоскую, – вздохнул Степка. – Это вам просто, у вас многие и родились-то уже не на Земле, да и для остальных она, по-моему, что-то вроде старт-площадки…

– Скорее – храм, перед которым благоговеют, но в котором не живут, – поправил Игорь. – А вообще это ты зря, честное слово. Если родился на Земле и пожил там – не можешь ее не любить… А теперь иди-ка спать, Степ.

– Пойду, пойду, – засмеялся тот. – А ты-то что делать собираешься?

– Пойду немного пофехтую, – полушутя бросил Игорь – и удивился, услышав голос, произнесший:

– Если хотите – составлю вам компанию.

Ребята обернулись. На крыльце стоял, улыбаясь, Войко Александр Драганов, начальник экспедиций, занимавшейся исследованиями в городе Рейнджеров, друг генерал-губернатора. В обеих руках он держал по длинному клинку – казачьи шашки, лезвия и острия которых были закрыты накладками.

Войко Драганову не было еще двадцати. Рослый, похожий на Игоря смуглой кожей, черными волосами и светлыми глазами, он воевал вместе с Довженко-Змаем и, говорят, хотел стать офицером Флота, пока не «заболел» Сумерлой и не занялся вплотную ее изучением. Пятый год он странствовал по материку и островам, давно был уже членом-корреспондентом РИАН. В душе Игорь хотел быть на него похожим не только внешне – быть таким же – талантливым, ироничным, собранным. Игорь сейчас почти не удивился тому, что Драганов под утро оказался на крыльце с шашками в руках именно когда Игорь сказал, что хочет фехтовать.

– Можно прямо здесь? – Игорь поймал шашку, удобно севшую в ладонь.

– Конечно, – Драганов ловко перемахнул перила, приземлился на тропку и непринужденно отдал салют. Потом встал в боковую стойку, заложив левую руку за спину.

Игорь ответил салютом и, выписав несколько восьмерок, повторил позицию. Краем глаза отметил, что Степка никуда не ушел, а наблюдает за ними, облокотясь на перила.

– Я слышал, как вы пели, – сказал Драганов. – Спасибо.

– За что? – удивился Игорь и нанес колюший удар в горло, но в последний миг вильнул кистью, и Драганов отбил удар у самого живота, пояснив:

– Сербы – мои прямые предки, а в песне было о них.

Игорь отскочил, чтобы удержаться на ногах – отбив был силен – поклонился и ответил:

– Благодарю.

После чего вновь сделал стремительный рубящий выпад, но клинок Драганова, метнувшись навстречу, словно заключил клинок Игоря в серебряный кокон – шашка вырвалась из руки мальчишки и полетела на ступени. Игорь поднял левую руку:

– Сдаюсь. Честное слово, я думал, что хорошо фехтую.

– Просто я – лучше, – спокойно ответил тот, – и это не удивительно… Ну что, попробуем еще раз – всерьез?..

4.

Проснувшись, Игорь несколько секунд не понимал, что с ним происходит, что для мальчишки было вообще-то редкостью. Он лежал на узкой кровати в небольшой комнате со стенами, облитыми изоляционными амортизаторами. Горевшая лампа освещала бронированную дверь и короткую лестницу, ведущую к люку в низком потолке. Вся эта комната плавно раскачивалась.

Но удивиться Игорь толком не успел. Отчетливо вспомнилось, как они отправлялись, как он завалился спать…

Он лежал в жилом отсеке идущего лесохода.

Игорь сел, стараясь не треснуться головой о койку второго яруса. Слепка спал наискосок, у второй двери, ведшей в корму. Больше в отсеке никого не было. Ну конечно, все торчат наверху или на крыше.

– С началом путешествия, – негромко поздравил себя Игорь и длинно зевнул. – Интересно, мы далеко уехали?

– Чего? – сонно опросил Степка, начиная ворочаться на койке. – Приехали?

– Наоборот – едем, – Игорь сел и потянулся. Настроение было отличным, он выспался и испытывал то приятное чувство, которое появляется, если долго-долго готовишься к чему-то хорошему, а потом это хорошее начинается.

Продолжая зевать, улыбаться и потягиваться, Игорь подошел к умывальнику и, насвистывая, занялся туалетом. Лесоход качало – то сильней, то слабей, но всегда ощутимо, однако юный руководитель экспедиции не только ухитрялся сохранять равновесие, но даже не облился. Нажимной умывальник фыркал тугой струей в оцинкованную раковину.

– Ну что ты шумишь, Витек? – сонно спросил Степка, и Игорь понял, что он-таки не проснулся и пребывает где-то в своем прошлом, рядом с каким-то Витьком. – Хватит же… а то в морду…

– Пора вставать! – заявил Игорь, вытирая лицо.

– Кому пора, а кому и нет… Я недавно приехал, – и больше Степан в разговоры не вступал.

Игорь неспешно, даже со вкусом, оделся, пристроил на бедро кобуру, но потом, усмехнувшись, снял оружие и повесил возле кровати. Степка про такое говорит «понтоваться». В его время это выраженьице, сгинувшее в руинах мировой истории, обозначало упрямое и глупое старание казаться чем-то большим, нежели ты есть на самом деле. Расхаживать по лесоходу с РАПом на боку означало именно понтоваться…

…Все пятеро бодрствующих участников экспедиции сгрудились за креслом водителя – лесоход вел Борька. Здоровенные «хлысты» сосен ложились под машину, как хворостинки под ботинок. (Жутко расточительно, конечно, но что делать?)

– Привет. Сколько прошли? – Зигфрид посторонился, и Игорь оперся локтями о спинку кресла водителя.

– Привет, сорок километров, – Борька пожал протянутую руку. – Через три часа пройдем мимо города Рейнджеров.

– А, это тот, где ты был, – вспомнил Игорь. – Девушки, если уж вы едете с нами, то не могли бы вы приготовить поесть? По-моему, пора… Кать, ты, кажется, профессиональный кулинар?

Катька и Лиза переглянулись. На лицах их было написано возмущение. Прежде чем они успели что-нибудь сказать, Зигфрид засмеялся и, пробормотав что-то по-немецки, добавил:

– Интересно, почему девчонки всегда так возмущаются, если их просят приготовить поесть?

– Это атавизм, – авторитетно сообщил Женька, – проклятое наследие феминизма XX века… Во, а историк-то наш что, спит?!

– Уже не спит, – Степка пролез в кабину, где все-таки становилось тесно, и огляделся: – Да-а, это не "Клим Ворошилов".

– При чем тут Клим Ворошилов? – осведомился Зигфрид. – И кто это?

– Танк "Клим Ворошилов", КВ, – терпеливо разъяснил Степка, любуясь видом за окнами. Зигфрид нахмурился:

– Был такой, что ли? – неуверенно посмотрел он на Игоря. Тот авторитетно ответил:

– Был, – хотя, если честно, не помнил, что было танком – "Клим Ворошилов" или "Иосиф Сталин"?(1.) – Так мы есть сегодня будем? Или… – он подозрительно осмотрелся, – вы уже поели?

1. Читатели, конечно, знают, что в период Великой Отечественной: существовали оба этих танка – КВ и ИС.

– Идем готовить, – вздохнула Катька, – а то они до вечера будут фырчать… – и, уже направляясь к двери, грозно бросила через плечо: – Пока не позовем – не лезть!

– Отель на гусеницах, – высказался Степка, явно не услышавший реплики Катьки. Девчонки скрылись в люке, мальчишки остались впятером. Какое-то время они следили за тем, как «индрик» ломится через подлесок. Ветки обрушивали на стекла хлесткие, наотмашь, удары.