Текст книги "Большая Медведица"

Автор книги: Олег Иконников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

– Тормози, – приказал Грознов водителю и стал расчехлять видеокамеру.

Кунников проверил, как пишет портативный магнитофон.

– Я готов, застегнитесь, девчонки, на улице ветерок, – обратился он к понятым.

Кладников с Вьяловым передернули затворы пистолетов, посылая патроны в стволы.

– Готовы? – посмотрел на всех Грознов. – Пошли.

Олег, пристегнутый наручником к Ушатову, свел всех в ложбинку.

– Под этой кучей должен быть труп Пестуна.

Оперы откидывали камни.

– Недавно тут кто-то рылся, истоптано все кругом – вытер потный лоб Кадников.

В куче пепла нашли обгоревшую спортивную шапочку и кисть правой руки.

– Олег Борисович, тела Пестунова нет, пояснить по этому поводу что-нибудь можете? – согревал руками магнитофон следователь.

– Нет, Игорь Валентинович, но это не моя работа.

Подъехали к захоронения Лисицина, даже из машины было видно, что и тут все перевернуто.

– Да-да, дела, – переглянулся с оперативниками Грознов, – неужели опоздали и сюда. Ну, пошли.

Кроме остатков сгоревшей одежды и здесь обнаружили кости левой руки, куда подевался труп, Святой не знал.

– Почему, Олег, убили Лисицына?

– Не помню, гражданин следователь, – он не врал, – просто показываю, где это случилось. Надеюсь, следствие во всем разберется. Ведь я не маньяк, не хватал на улицах людей, чтобы совершить убийство ради убийства, а причины обязательно были, и думаю веские, раз задушили человека.

Возвращаясь в Читу, он показал место, где застрелил узбека. Трупа под камнями не было, его еще весной при помощи Гурана поднял Грознов. Уже в темноте, ослепленный фарами «УАЗика», Святой стоял на месте убийства милиционера и вспоминал, как все это было.

Сутки его не тревожили, давая отдохнуть и собраться с мыслями. Следующие пять дней с утра до позднего вечера он давал показания.

Восемнадцатого ноября наступила депрессия.

– Все, Игорь Валентинович, больше не могу, дай передохнуть.

Тот тоже дико устал, выключил магнитофон и опустил голову на сложенные на столе руки. «Наверное хорошо все таки, что я не женат». Святой кашлянул и глазами кивнул следователю на мотающую видеокамеру. Игорь встал, отодвинул ногой стул, на котором сидел и загасил «Соньку».

– Олег, месяц повялишься, хватит? Извини, но больше месяца я тебе дать не могу.

– Спасибо, Игорь Валентинович. Куда меня теперь?

– Назад, в Хабаровск.

– С Эдькой дай встретиться.

– Я понимаю тебя, но брат твой родной, но не получится, закон есть закон.

Морозной ночью этого же дня Грознов увез Олега в аэропорт, сопровождали его снова Ушатов, Краев и Шульгин. С вислыми крыльями «ТУшка» пустовала и они, не торопясь, заняли места в стылом чреве самолета.

– Прощаться не будем, еще увидимся, держись, Олега.

– До свидания, Сергей Николаевич, спасибо тебе за все.

– Ну, надеюсь все нормально у тебя?

– Да нормально, нормально, – ответил за него Григорьевич, – отвяжись ты от человека, он уже прикидывает с чего книгу начинать.

– Какую книгу?

– Как она называется? – пихнул Олега локтем в бок Ушатов.

Ни о какой книге, конечно, и мыслей не существовало, но Святой поддержал Григорьевича.

– «Большая медведица».

***

Эдька «парился» в карцере, никого к нему не подсаживали. Слепого, после того, как у него кончились выписанные сутки, подняли на корпус, а вот Эдика не шевелили и месяц он уже ни с кем не общался. Да и желания особого видеть кого-нибудь, или слышать не было. И когда его выкрикнули на этап, он равнодушно покидал в сумку незамысловатые арестантские пожитки и пнул в решетку.

– Собрался.

На продоле Эдьку заковали в «браслеты» и повели в дежурку, где дымили дешевыми сигаретами РУОПовцы. Некурящий Вьялов от своих подчиненных держался в сторонке.

– Здорово, Эдик.

– Здравствуй, Александр Васильевич.

– Что такой смурной?

– Да настоебенило все, если побегу, шмальни мне в башку, чтоб не мучился.

– Ты прекращай ерундой маяться. Тебе еще жить да жить. Рано на себе крест ставить.

– Куда вы меня, в Улан-Удэ?

– В Читу пока, а там видно будет.

Час лета Эдик проспал в мягком кресле «ТУ-134». В аэропорту их встречали Кладников и, только возвратившийся из Хабаровска, Ушатов.

– Плохо себя чувствуешь, Иконников?

– Угадал, Виктор Лаврентьевич, но врача не нужно, все равно он не поможет.

Две «жиги», поднимая снежную пыль, резко понеслись от самолета. Эдька опять кемарил. Ушатов включил рацию.

– Сергей Николаевич, минут через пятнадцать мы будем на месте, у нас все нормально.

– Иконников как?

– Выглядит неважно, сейчас спит.

– Приедете, поднимай его сразу ко мне.

– Понял, конец связи.

Звезды усыпали небо, когда ворота Управления министерства безопасности, пропустив «Жигули» в ограду, плотно закрылись.

– Вылазь, Эдик, – расстегнул на его руках «браслеты» Вьялов, – постой маленько, подыши.

Из дверей вышел в одной рубашке молодой черноусый парень.

– Давайте к Грознову, мужики.

– Здороваться нужно, Сизов.

– Извини, Лаврентьевич, не разглядел в темноте.

– Пока Эдик дышит, травани что-нибудь новенькое.

– Сейчас сделаем, – потер руки Серега. – На проезжей части улицы лежит пьяный мужик. К нему подходит милиционер: «Гражданин, вставайте!» – «А где я нахожусь?» – «У Нарвских ворот». – «Слушай, сделай доброе дело, закрой их, а то страшно дует!».

– Зря ты, Сизов, в наш огород камни кидаешь, – погрозил ему Вьялов.

– Виноват, исправлюсь. Ну, пошли.

– Садись, Эдька, – пригласил его Грознов – Ушатов останься. Понимаю, что устал ты от всего, поэтому сразу к делу. Олег дал показания.

– Не верю. Сам загружусь, про брата ничего не расскажу.

– Грузиться не надо, Эдик, нужна правда.

– Не получится, – мотнул головой, – с Олегом встретиться дайте.

– Нельзя, это противопоказано, но, учитывая, что ты родной брат Олега и он для тебя авторитет, одну штуку сейчас провернем, но при условии, что ты не расскажешь про это Кунникову. Покурите, – он вышел в коридор.

– Игорь Валентинович, – заглянул Грознов в кабинет следователя, сидящего в клубах сигаретного дыма и печатающего что-то на машинке, – дай, пожалуйста, видеокассету самую первую, где Иконников показания дает.

– Зачем? – подозрительно глянул Кунников.

– Проверить надо качество записи.

– Надолго? – бряцая ключами, открыл он сейф.

– Через тридцать минут верну.

– Сделаем так, Эдик, сейчас я дам тебе посмотреть запись всего одну минуту, это все, что я могу, – он ткнул кассету в видеомагнитофон.

Эдька увидел на экране телевизора лицо брата и внимательно слушал, что тот говорит. Прошла ровно минута, потух экран.

– Поехали, Сергей Николаевич.

– Не понял?

– Давайте, говорю, следователя.

Грознов поднял трубку.

– Игорь Валентинович, придется тебе, родной, опять до утра пахать.

– Что случилось?

– Иконников показания давать согласен.

– Сергей Николаевич, ты, что ему кассету показывал? – расстроился следователь.

– Валентинович, когда я ее взял?

– Минут пять назад.

– Вот и вывод, не мог я ему трехчасовую кассету за две минуты прокрутить, она в фотолаборатории. Ты вроде как не рад, что Иконников заговорил?

– Извини, Николаевич, устал, как собака, сейчас в туалет схожу, умоюсь и позвоню, сиди на телефоне.

Восемь дней Эдька давал показания и выезжал со следственной бригадой на места убийств и вооруженных ограблений, совершенных им в составе банды. Двадцать девятого вечером к нему в камеру пришел Грознов.

– Завтра летите, Эдька.

– Куда хоть, Сергей Николаевич?

– В Хабаровск, в тюрьму КГБ. Олег там.

– Может, с ним посадите.

– В одну камеру не могу, Эдик. Показаний у вас много. Следствие установит объективность того, что вы рассказали, если будут расхождения, то сделают вам очную ставку и только потом следователь может поместить вас в одну камеру. Ну, до свидания, к пяти утра будь готов. Поедешь с Шульгиным, Краевым и Сизовым.

– Будь здоров, Николаевич.

***

Поле показаний братьев, Грознов с Ушатовым хоть и с трудом, но нашли в первомайском заброшенном карьере схрон с взрывчаткой, вторую ее половину искали в Чите.

Девятого декабря Грознов, получив от Кладникова сообщение по рации, что он с Вьяловым, кажется, выследил «малину», на которой должна быть взрывчатка, на двух машинах, полным своим отделением, выскочил из управы. Бронежилеты застегивали на ходу и, готовя «ромашки» (автоматы с короткими стволами и растопыренным пламегасителем на конце) к бою, щелкали затворами. В начале не очень оживленной улицы Хабаровской, застроенной только деревянными домами, Ушатов заметил красную девятку РУОПовцев.

– Вон они, Серега.

Приткнув свою «жигу» рядом, Грознов приопустил водительское стекло.

– Где работаем, Лаврентьевич?

– Дом по этой стороне, у ворот две тачки, видишь?

Легковушки капотами прижимались друг к дружке, Серега их видел. «Хорошо стоят, разбежаться им будет трудно». Чапай думал, отделение ему не мешало.

– Людей в доме сколько?

– Вошли четверо, может на хате еще кто торчит.

– Вас двое и со мной пятеро, по-моему нормально. Прем?

– Прем.

– Я, Ушатов, Кладников и Вьялов летим в дом, остальные блокируют его снаружи, всех впускать, никого не выпускать. Вперед.

Получилось все по-другому. Бригада оперов, хлопая дверцами «Жигулей», посыпалась на улицу и в этот момент, из потемневших от времени ворот, показались шесть здоровенных подвыпивших парней. Словно два тарана, Шульгин с Сизовым через их кодлу ломанулись в дом, троих с ног сбили. Самому высокому Грознов пнул в голову, удар вышел приличным – парняга упал не взад, а встал на колени и рухнул вперед, лбом выбив в РУОПовской «девятке» фару.

Обежав деревянное строение, Веселов завалился на спину и тяжело дыша, поднял «ромашку», наблюдая за окнами.

Распластанные на снегу тела еще двоих держали под стволами Ушатов с Кладниковым.

– Васильевич, тащи наручники, в бардачке лежат.

Тот сунул «ПМ» за пояс и побежал к тачке. С треском вылетела рама и вместе с ней человек. Все повернули головы, но, чтобы не попасть в Вьялова, никто не стрелял. Изрезанный оконными стеклами Валет, медленно подымался с колен и, задирая вверх руки, с зажатым в нем «шабером». Васильевич потянулся за своим, но указательный палец попал в петлю свитера, жизнь вихрем пронеслась в голове. Валет поднял руки вверх, зашвырнув пистолет себе за спину. Из выбитого оконного проема выпрыгнул Сизов и ударил Валета под колени, повалил его в хрустящее стекло.

Через пару минут на прокурорской «Волге» подъехал Кунников с ордером на обыск.

– Заводите всех в дом, посмотрим, что у них там есть.

Такого улова не ожидал никто. Из подполья вытащили не только сорок килограммов взрывчатки, но еще два автомата, картонную коробку с гранатами, прибор ночного видения и винтовку с оптическим прицелом. После двух часов плотного шмона, половина кухни была завалена краденным шмутьем и оружием.

Далеко за полночь в кабинете Грознова шло совещание.

– После сегодняшней операции, жулики, скорее всего, начтут ложиться «на дно», по имеющейся у нас информации в десять утра Культурный и все авторитеты уголовной среды города должны быть у главы администрации Читинской области в здании горисполкома, о чем там будет идти речь, я примерно знаю, точнее – узнаем попозже. Но главное вся блоть будет в куче, легче брать. Черный с Секретарем в Москву к ворам улетели, предлагаю их возвращения не ждать, а то время упустим. Против – никого нет? Хорошо, давайте детали обсудим. Виктор Лаврентьевич, у тебя Вьялов и сколько человек еще возьмешь?

– Двух, Сергей Николаевич, остальные заняты.

– Четверо и нас шесть, машины четыре. Ушатов?

– Слушаю.

– Едь ищи Кунникова. Пусть готовит ордера на арест. К девяти утра, чтобы были готовы и спроси отдал он автоматы на экспертизу, или нет, может они на «Акации» гуляли.

– Сергей Николаевич, – потер воспаленные глаза Кладников, – у Культурного, да и у остальных тачки мощные, в основном «японки», если отрываться станут, туговато нам придется. По улицам мы их, конечно, погоняем, но по трассе уйдут.

– Понял, – закрутил он диск телефона. – Говорит «Сапфир», соедините с одним четыре один. Доброй ночи, товарищ генерал. Грознов беспокоит, нужен вертолет на завтра и два экипажа.

– Через час они будут у тебя. Шпану гонять надумал?

– Есть маленько, товарищ генерал.

– Осторожней будь, Сергей Николаевич, ныне у них зубы острее, чем несколько лет назад.

– Ну, все, мужики, – положил он трубку телефона, – пойду в соседний кабинет, на стульях покемарю. Вертолетчики подъедут, сразу меня будите.

В шесть утра в сизый от дыма кабинет Грознова вошел Кунников.

– Всем доброго утра.

– Здорово, Валентинович. Не виделись наверное часов пять. Ты когда побриться-то успел?

– Уметь надо.

– Санкции на арест готовы?

– Обижаешь, Сергей Николаевич. Пришлось правда прокурора области с постели поднять, но он у нас, слава Богу, мужик с понятием.

– Спасибо, Валентинович.

– За что?

– За то, что ты парень хороший. Короче, ребята, так, – повернулся он к вертолетчикам, – один экипаж должен быть все время в вертушке. Связь поддерживаем по рации, с вами будут дежурить со спецподразделения «Набат» восемь автоматчиков. Задача такая, если прорвется, или мы специально выпустим за пределы города машину с преступниками, вы должны будете ее перехватить, желательно брать живыми. Поэтому, сразу по тачке не палите, под носом у нее из пулеметов асфальт взбороздите и дальше действуйте по обстановке. Все ясно?

– Так точно, товарищ майор. Разрешите идти?

– Идите. Сизов, почему без бронежилета был, когда Валета брали?

– Виноват, исправлюсь.

– Ты мне зубы не скаль, тут не детский сад, еще раз замечу, получишь.

– Понятно, Сергей Николаевич. Сегодня ведь неожиданно выехали, я чужой жилет схватил, а он мне маловат оказался.

В десять две машины припарковались по улице Бутина, две – во дворе горисполкома. Через сорок минут запищала рация.

– Николаевич, прикатили гуси, на белом микроавтобусе. Выходят Культурный, Торопыга, Калина, все пошли в здание. Весны нет, сейчас глянем, может в автобусе остался.

– Виктор Лаврентьевич, давай оперативней, я на рации. – Он опустил кнопку приема. – Веселов, они тебя не знают, попробуй узнать, где Весна.

– Слушаюсь, – испарился он.

Культурный с Калиной были в кабинете председателя горисполкома, в приемной караулил их Торопыга.

– Здорово, Толян, – присел рядом Веселов, – а где Весна?

– Зачем он тебе? – насторожился Торопыга.

– Я в ресторане работаю завпроизводством, вчера Паха мне сказал к десяти сюда придти.

– Он к одиннадцати только тачку с москвичевской станции должен забрать, жди, раз обещал, должен припылить.

Пискнула рация.

– Сергей Николаевич, в микроавтобусе кроме водителя никого нет. Знаешь кто это?

– Кто?

– Иванов, который бригаду Святого на «Акацию» возил. Он в розыске, мы его берем.

– Подожди минутку, вон Веселов бежит. Ну, что там, Игорь?

– Весна в одиннадцать будет на станции техобслуживания в Северном.

– Лаврентьевич, арестовывай Иванова и контролируйте выход из здания. Мы пошли. Ушатов, Сизов, Краев, со мной, Веселов и Шульгин, подгоняйте «Жигули» к служебному входу, во время операции никого из подъезда не выпускать.

Дремавшего за рулем Иванова выдернул из автобуса Кладников. Один из его помощников сразу пнул водителя в «солнышко», и, поймав за волосы, пригнул голову к асфальту. Вьялов одевал наручники, второй помощник с автоматом наготове контролировал ситуацию.

– Тащите его, ребята, в машину, я с Васильевичем к Грозному. – приказал Кладников и через большие стеклянные двери они вошли в здание.

На встречу им по лестнице шел Культурный, руки за спиной, за наручники его придерживал Ушатов. Сизов с Краевым вели Торопыгу и Калину.

– Иванова взяли?

– Все, как надо, Сергей Николаевич.

– Тогда машины во двор загоняйте.

Арестованных, чтобы не общались между собой, посадили отдельно друг от друга в разные тачки.

– Виктор Лаврентьевич, вези их в Управление, Кунников ждет вас в сто тридцать пятом, я с Григорьевичем и Веселовым за Весной сбегаю.

– Управитесь втроем?

– На всякий случай держи с нами связь, микроавтобус во двор Управления загоните, чтобы никому в глаза не бросался.

На «Королле» Весне меняли масляный фильтр.

– Давайте шустрее, торопил он слесарей.

– Все, Паша, все. Газуй. Откройте ворота.

На улице «Королле» наперерез встал синий «Жигуленок». Весна не понял, кто его прихватывает и врубил заднюю.

Грознов, почти вылезший из машины, упал на сиденье.

– Игореха, не давай ему проскочить.

«Королла» уже мчалась на них, последовал сильный удар в правое переднее крыло и Весна вырвался на дорогу. «Короллу» Веселов догнал на светофоре, горел красный. Паха в зеркало увидел «Жигуль» оперов и, не дождав зеленого, даванул на газ. Чтобы не долбануть иномарку, водитель груженого КАМАЗа резко крутанул руль влево и уронил машину на бок, разбрасывая мешки и ящики. Через перекресток пронесся «Жигуленок».

– Держи его, Игорь, не потеряй, – Грознов включил рацию, – Кладников, слышишь меня?

– Говори, Николаевич.

– Весна уходит от нас по Новобульварной. Вы сейчас где?

– По Бабушкина, у Дворца спорта, я с Вьялычем.

– Стойте там, он не стал сворачивать на Бутина, по Кайдаловской Управление ГАИ, значит попрет по Горького, точно, завернул. Перекрывайте улицу напротив мединститута, аккуратней, мужики, он нам в бочину врезал и КАМАЗ на перекрестке Шилова-Новобульварная перевернул.

– Сергей Николаевич, – стягивал куртку Ушатов, – надо вертушку поднимать, если Весна на Бабушкина прорвется, то наверняка за город пойдет.

– «Стрела», Грознов говорит, взлетайте и контролируйте восточный выход из города. Задержать красную «Короллу», я иду за ней на синих «Жигулях».

– Вас понял, мы уже в воздухе.

Вьялов с Кладниковым, сняв автоматы с предохранителей, стояли за управленческой «девяткой», развернутой поперек дороги.

Весна, прикинув, что не проскочит, резко нажал на тормоза. Машину крутануло два раза на проезжей части и выкинуло на тротуар. Синий «Жигуленок», все время висевший на хвосте, чуть не отрезал, что есть силы бегущего Паху от спасительной ограды медицинского института. Увидев, что Грознов с Ушатовым побежали за Весной, Кладников с Вьяловым бросились по Бабушкина, отрезая Паху от улицы.

– Стой, стрелять буду, – Грознов шмальнул в воздух.

Весна споткнулся и, падая на левый бок, два раза, не целясь, выстрелил в преследователей. Первая пуля, противно свистнув возле уха, шлепнулась в желтую штукатурку учебного заведения, осыпав Ушатова известью. Грознову спас жизнь бронежилет, но динамический удар пули был настолько мощным, что завалил майора на спину.

Ушатов, присевший на колено, полоснул из автомата по руке с револьвером.

– Лежи, сука, не шевелись.

Запурхавшиеся, через железные прутья забора перевалились Кладников и Вьялов.

– Мужики, Серегу посмотрите, этот урод в него пулю всадил.

Грознову помогли встать. В глазах метелило.

– В каком месте он меня просадил?

– Стой спокойно, – осматривали его оперы, – крови нет, все путем, Николаевич, «оса» в броню ткнулась. Главное – кожанку в машине сбросил, а то жена задала бы тебе перца за дырку. Ушатов, ты почему не рад, что начальник жив остался?

Мимо высыпавших на улицу любопытных студентов Весну в наручниках провели в машину.

– Не хорошо, Паша, в старых знакомых стрелять.

– Не узнал я тебя, Василий Григорьевич. Сейчас ведь не поймешь, кто кого убивает. Думал по мою душу с Чечни прилетели, с перепугу шмалять стал.

– Раз боишься, завязывать надо.

***

Первым допрашивали Культурного.

– Здравствуйте, Пал Палыч, присаживайтесь.

– За что замели? – пнул тот по стулу. – Адвоката вызывайте. Тридцать седьмой год устраиваете, сволочи проклятые? Я буду жаловаться, – брызгал он слюной.

– Все сказали?

– Нет.

– Ну хорошо. Времени у нас впереди достаточно, еще успеете меня поматерить. Вот адвокат, – Кунников представил Культурному средних лет женщину, – наверное не тот, которого бы вам хотелось, но мне придется в ее присутствии предъявить вам обвинение, после этого можете написать заявление и вам назначат адвоката. Вам понятно, что я сказал?

– В чем вы хотите меня обвинить?

– Пока только в недонесение правоохранительным органам о вооруженном нападении на турбазу «Акация» двадцать четвертого февраля этого года. Прочитайте и распишитесь.

– Не буду ни читать, ни расписываться.

– Дело ваше, оформим все при понятых.

Последним из кабинета следователя увели Весну.

– Можно к тебе, Игорь Валентинович? – постучался Грознов.

– Заходит, конечно, что спрашиваешь?

– Я думал ты работаешь еще.

– Да нет, на сегодня вроде все.

– Ну и как они тебе?

– Молчат, но я в общем-то такой реакции и ожидал. Вежливые все, ничего не знают и не видят. Культурный удивил меня только тем, что человек вроде пожилой, ему ведь за пятьдесят, а матерится, как сапожник, разговаривать с ним почти невозможно.

– Валентинович, вот посмотри, – Грознов положил на стул двенадцать листов настольного календаря. – Кладников на квартире Культурного при обыске изъял. Судя по записям и числам – это списки читинского «общака» за последние два года. Почему он их так долго хранил, мне и самому интересно. К делу пришивать будешь?

– Конечно, ты послушай, что здесь написано. От Святого на воров – сто тысяч. От Святого на читинский «общак» – сто тысяч. Теперь вот смотри. Иконников уже сидел. Святому через Жабинского – пятьсот тысяч, но Олег говорит, что адвокат на эти деньги обещал ему побег устроить и куда-то исчез. По числу получается, что Жабинский пропал с денежками после того, как понял, что мы подозреваем его в убийстве Сюрприза. Не может быть.

– Что ты там вычитал?

– Черным по белому, – щелкнул пальцем по листку следователь, – ассоциации «Родина» – один миллион рублей. Спасибо, Сергей Николаевич, за подарок. Завтра отправлю эту писанину на экспертизу – может Пал Палыч своей рукой все это начертил?

– Может быть. Обрати внимание, Валентинович, на левой стороне приход, на правой расход, дебет с кредитом не срастаются, трех миллионов не хватает. По-моему Культурный крал не только у государства, но и у своих собратьев. Ну ладно. С этим сам разберешься. Теперь главное. Кого куда изолируем?

– Культурного нужно лишить малейшей информации, значит помести его в тюрьму КГБ. Весну, думаю тоже в Хабаровск, но к уголовникам. Дашь мне четверых своих ребят и я их увезу.

– Если не секрет, ты-то зачем полетишь?

– К Иконникову, Олегу. Кое-что уточню и в Якутск, за Ветровым. Торопыгу отправьте в Благовещенск. Иванова – в Иркутск, а Калина пускай пока в нашей читинской тюрьме посидит.

***

Тринадцатого декабря, не подозревая, что находятся в одном самолете, но в разных салонах, Культурный и Весна приземлились в Хабаровске. Сначала Шульгин с Сизовым вывели Пал Палыча, затем разрешили выходить пассажирам. Ушатов проводил взглядом «Волгу» Журавихина, увозившую положенца Читы и кивнул Краеву, тот пристегнул к себе Паху и встал.

– Все, Павел, потопали.

Шестнадцатого Кунников, Ушатов и Краев вылетели в Якутск за Ветерком. Сизов с Шульгиным – домой.

Морозным ранним утром, посматривая на часы, Агей топтался у ворот централа с передачей для Лехи.

– Валентинович, ты Агеева в лицо знаешь?

– Нет, фотография в деле есть, а что?

– Да в ограду сейчас заезжали, – оглянулся на закрывающиеся ворота Ушатов, – парень с мешком слева от машины мелькнул, лицо знакомое. Мудрите пока с бумагами, а я сбегаю все ж таки, проверю свои подозрения.

Андрюха, поймавший взгляд Ушатова, сразу признал в нем опера, бывшего в Первомайске при аресте Ветерка и встал в тень тюремного забора. Вылетевший из проходной Ушатов, покрутил по сторонам головой и никого не удыбав, досадливо плюнул себе под ноги. Подождав, пока он исчезнет, Агей присыпал мешок с продуктами снегом и быстро пошел вдоль ограды на светящиеся огни города.

Прижатый фактами и уликами Ветерок дал показания и через неделю его утартали в Иркутск, где он показал все магазины, которые ограбил в составе банды. Леху оставили на иркутском централе, а Слепого Кунников с Ушатовым забрали с собой в Читу.

Торопыга, помня угрозы Ловца, был доволен, что его отправили в Благовещенск, а не в Улан-Удэ, где сидел подельник.

Культурный, понимая, что рано, или поздно ему всекут за спаленные общаковские списки, был не против попарить старые кости в тюрьме КГБ.

Весне Хабара не понравилась и чувствуя, что его начали жарить уже на четвертый день, написал письмо следователю. «Уважаемый Игорь Валентинович, надеюсь заставить вас в хорошем расположении духа. Здесь я нахожусь далековато от семьи, родных и близких, не могли бы вы перевезти меня в Читу. Благодарности мои не будут иметь границ. До свидания. Паха.»

Калина в отсутствие Ловца, у которого по его указке убили друга, чувствовал себя на читинском централе вольготно, но это пока. Он понимал, что рано, или поздно вся история с мокрухой выплывет наружу и уголовники, у которых Гоцман пользовался авторитетом, сломают ему хребет.

Секретарь через своих людей по кабельному телевидению в Чите объявил о своей смерти и улетел к родственникам в Грузию, а Черного по просьбе Читинского Управления безопасности уже пасли московские спецслужбы, выявляя его связи с уголовной средой столицы.

Двадцать первого декабря в камеру Святого зашел начальник следственного изолятора.

– Здравствуйте, Анатолий Васильевич, указ Ельцина о ликвидации КГБ слышали?

– Конечно.

– Как это понимать?

– Не знаю, Олег. Понять трудно, почему президент разгоняет спецслужбу, эту машину отлаживали семьдесят лет. Я думаю, она сильнейшая в мире, так что его решение на руку только Западу. По всей вероятности российская мафия вздохнет с облегчением после этого указа. Скоро наверное расстанемся.

– Почему?

– Телефонограмма утром была, что все тюрьмы Министерства безопасности будут передавать под юрисдикцию МВД.

– Значит собирать мешок?

– Не торопись, Олег, передача будет длиться месяц, Грознову я уже позвонил. Ну, ладно, через неделю зайду, отдыхай.

– Анатолий Васильевич, понимаю, что вам нельзя отвечать на такие вопросы, но может скажете. Брат мой здесь?

После некоторого раздумья тот ответил.

– У нас он, Олег. – и показал пальцем на потолок.

Система канализации была завязана одним узлом и по пустым трубам «параши» можно было разговаривать.

– Эдька, Икона!

Эдик его слышал.

– Кто говорит?

– Ты что, урод, брата не узнаешь?

– Это ты, Олега? – обрадовался он.

– Я, я. Ну как ты?

– Ништяк.

– Ништяк-то оно ништяк. Но давай подробней.

– С Улан-Удэ меня в Иркутск перевели, а теперь вот сюда.

– С кем летел?

– Сизов и Шульгин. Знаешь их?

– Конечно.

– Блядь, угарные пацаны, всю дорогу анекдоты травили и вообще заебатые парни.

– Но-о, мне тоже нравятся. Эдька?

– Че?

– Тюрьму скоро разгонять будут. Культурный и Весна где-то рядом сидят. Пал Палыч списки общаковые спалил и маляву воровскую, так что скорее всего молчать будет, рыбина старая, а вот Паха может керосина плеснуть, так что будь на стреме.

– Я думаю мужики заберут нас в Читу, не отдадут же они нас на растерзание.

– Как заберут, Эдька?

– Ельцин упразднил Министерство безопасности, поэтому ко всему будь готов.

***

Двадцатого января, накатив парочку хрустальных, граммов по триста, стаканов «Амаретто», Андрюха в прекрасном настроении возвращался со дня рождения родного брата, жившего в Чите. Представил пустую хату, где он в последнее время тырился, Агей замер посреди улицы, соображая, где бы продолжить вечер.

– О чем задумался?

В общем-то осторожный и очень разборчивый в отношениях между мужчиной и женщиной, в этот раз Андрюха непроизвольно присвистнул. «Хороша, чертовка, сколько ей интересно лет. Спрашивать не стоит, все равно наврет», – с ног до головы рассматривал он «таинственную незнакомку».

– Кто ты?

– Человек, – лукаво улыбнулась девчонка, – две руки, две ноги, еще кое-что имеется…

«Предлагает себя что ли?» – хмыкнул Агей.

– Дорого берешь?

– Давай с коробки конфет начнем.

– Ну пошли. Любишь сладкое?

– Обожаю.

На пешеходном переходе раскорячилась красная «девятка» и, придерживая под мутоновый локоток свою пассию, Андрюха стал обходить ее спереди, если бы он мог заглядывать в будущее, то обогнул бы это чудище, конечно, с другой стороны.

Вьялов чуть не расплющил себе нос о лобовое стекло.

– Лаврентьевич, это Агеев.

– Где? – перестал тот копаться в замке зажигания.

– Вон, с девчонкой к коммерческому киоску шлепает.

Темнело уже и Кладников, глядя на удаляющуюся широкую спину человека, не признал в нем Андрюху, но шабер с наплечной кобуры достал.

– Пошли, но это не он, не может быть, чтобы Агей терся напротив КГБ.

Молоденькая блядь с ярко размалеванной коробкой конфет страшно удивилась, когда ее кавалеру какой-то усатый мужчина ткнул пистолетом в бок.

– Привет, Андрюха.

– Вы меня с кем-то спутали, я не Андрей.

– Тише, тише. Не пугай людей, видишь, уже оглядываются…

На передке «шестерки» резина облысела, вошкаться с ней на морозе, да еще при звездах не хотелось и сдернув прямо с дисками, Ушатов занес ее в коридор первого этажа управления. В кабинете подпрыгивал телефон. Прислонив к стене скаты, Григорьевич прошел в открытую дверь помещения и, сняв перчатки, поднял трубку.

– Ушатов.

Звонил дежурный по управе.

– Товарищ майор, Кладников с РУОПа к вам, с ним Вьялов и еще один, говорят задержанный.

– Пропустите.

Новый год канул в прошлое, но по ходу продолжал кое кого одаривать.

«Видит Бог, кому тяжко», – удивленно и радостно осел на стоящий у окна стул при виде Агеева Григорьевич.

– Здорово, мужики. Лаврентьевич, сбегай в сто тридцать пятый, Кунникова Пригласи.

Игорь курил и печатал, печатал и курил и когда заглянул в кабинет Кладников, от машинки не оторвался.

– Подарочек тебе привезли, айда к Ушатову.

– Неси сюда, я занят.

– Тяжелый.

– Шибко?

– Килограммов под сто.

Заинтригованный Кунников лихоматом допечатал лист и рванул за Кладниковым. Увидел он действительно то, чего никак не ожидал.

– Вы где его выловили?

– Не поверишь, прямо напротив твоего кабинета.

– Серьезно?

– Серьезно. У коммерческого киоска.

– Андрей Валерьевич, минут через пять прошу на допрос. Или без адвоката не желаете?

– Можно и без него, но лучше завтра, сейчас я под газом.

Всю ночь Агей еще хмельной протусовался по вшивой камере КПЗ, вспоминая, как неожиданно круто и на очень интересном моменте закончился день. Три следующих он молчал, как рыба, и на четвертый Ушатов с Краевым самолетом уперли его в Улан-Удэ.

– Это не положено, это тоже, – шмонали Андрюхин сидор дубаки.

– Зубную пасту хоть оставьте.

– Сказано нельзя.

– Чем мне зубы чистить?

– Кирпичом.

– Кирпичом сам чисти.

– За пререкания с представителем администрации объявляю вам пять суток карцера – сержант сел писать рапорт.

Спустя двадцать минут Агея втолкнули в маленькую грязную камеру. От оставленной кем-то из зеков кучки испражнений метнулась под металлический столик черно-желтая крыса, таких огромных и противных он еще нигде и никогда не видел. Встав на колени, Андрюха снял футболку и заткнул дыру, в которой курканулась шушера – разбитое оконце законопатить было нечем. Пять суток казалось растянулись в пять лет.