Текст книги "Большая Медведица"

Автор книги: Олег Иконников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

– Хорек, сука конченная, повадился кур таскать, шлоебень поганая. Поймаю тварину, запытаю.

– Ты че, отгрохал курятник?

– Нет пока, они у меня в теплице обитают.

– И он, подлец, лазит туда?

– Ныряет, душегуб, по сонникам.

– Дядя Леша, а «по сонникам», что означает?

– Это когда мы спим, Максим.

Вышедшая на балкон жена Святого через перила подала Эдику капроновое ведерко с водой.

– Куда его, Ленка?

– Ты что, не выпьешь столько?

– Нет, конечно!

– Тогда березку полей.

Подняв ведро к лицу, он прополоскал сладость во рту, и вылил воду в запруду из кирпичей. Потом перевернул посудину и сел на нее.

– Леха, хорька отловишь, пригласи на казнь?

– Ничего смешного не вижу.

– Я серьезно. Сделай в подполье электрический стул, и мы его, гниду, зажарим.

Максим захлебывался смехом. Улыбались и Ветерок с Леной. Эдик, невозмутимо помешивая в жестяной банке из-под томатной пасты известь, шелушил от фантиков конфеты, а из-за угла дома показались Олег с Игорем, ходившие в магазин за молоком.

– О чем балдеете?

– Зубы проветриваем, – уступил братану место Эдька.

– Присаживайся, пенсионер, отдышись.

– Мама, возьми, – привстав на цыпочки, передал ей бидончик Игорешка.

– Можно я на стадион сбегаю, футбик посмотрю?

– Через дорогу осторожней, понял?

– Ага! – чесанул он на праздник ветеранов, выцыганив в магазине у отца кучу денег.

Потихоньку, чтобы не задеть днищем о бордюр, к березке на нейтралке подъехал жигуленок.

– Задание выполнено, – отрапортовал шутливо Кот. Лена зашла в квартиру и задернула за собой тюль.

– Максим, что уши развесил? Бери известку и домой. Хочешь – на стадион сходи.

– Денег нет.

– Я Игорю дал, половину он тебе отложил. В заднем кармане шорт заберешь.

– Олег Борисович, – вылез из машины Костя.

– Кругом тополя, черемуха, елочки, а березку в поселке ни одну не встречал. Ты ее из леса припер что ли?

– С карьера.

– Вокруг и так все засажено. Зачем она тебе?

– Вопрос конечно, интересный. Жену люблю.

– Леха у подъезда две сосенки высадил, – поскреб щетину Кот – и под третью место готовит. Видимо еще подружку нашел.

Приятель угадал. Ветерка закружил новый роман, про который еще никто из друзей не знал.

– Слушайте, пацаны. Смех-то смехом, а штука эта, что нас губит – к верху мехом. Леху надо чем-то кормить, а денежки кончаются. Давайте замутим что-нибудь?

– Какого Леху? – не воткнулся Рыжий.

– С Кутулика – серьезно ответил ему Святой.

– Наметки у кого какие есть?

– Может, в Чите магазин какой впорем, – опустился на корточки Ветерок.

– Коммерческий, наверное, ловчей получится. Там и капустой подогреемся, и лантухами. Внагляк среди бела дня вломимся, всех повяжем. Нагрузимся – и не жди, не встретимся.

– Мысль путняя. Ты, Вовчик, не против?

– Нет.

– А ты Эдька?

– Я, как ты.

– Что скажешь, Кот?

– Я как все.

– Ну и банда подобралась, ни одного против, – светанул коронки Олег.

– Все «за», значит. Тогда готовь, Леха, оружие, а ты, Кот, патронов наколоти картечью и на всякий случай побольше. Ты, Рыжий, купи пять спортивных шапочек и вырежь на них отверстия под глаза. Не забудь пять пар перчаток и веревку. В пятницу вечерком дунем с Первомайска. В заежке нашей заночуем, а с утра по городу пошаримся. Объект для работы присмотрим, и к обеду надеюсь, что-нибудь долбанем.

– Может в рабочий день лучше получится? – попробовал поразмышлять вслух Вовка.

– Нет, – выплюнул жевательную резнику, подсунутую ему сыном, Святой.

– В субботу комки работают, а люд, что по ним шарагатится в будни, в основном на барахолке будет. Так что особо нам никто и не помешает.

В пятницу в холле гостиницы Олег смотрел по телику Крамарова, Леонова и Вицина, придуривающихся в «Джентльменах удачи». Вовка копошился в машине во дворе, а Эдик, наученный старшим братом играть в «тэрс», в свою очередь обучал премудростям карточной игры Костю. Новичкам обычно везет, перло и ему. После каждой просаженной партии, Эдька обозвав напарника ментом поганым, как и договаривались, добросовестно отжимался от паласа, которым был застелен номер, двадцать раз и прихваченный азартом, снова начинал мылить.

– Мент поганый.

– Олег Борисович, ваш братец изволит грубить мне, – прогундосил, зажав норки носа, вошедшему приятелю Кот.

– Отстань от него, Эдька.

– Да шучу я – отдуваясь, растележился тот на полу, подложив руки под лицо.

– Ветерок где?

– В душе.

– Пойду тоже ополоснусь, а вы, пацаны, давайте спать. Завтра предстоит вкалывать.

В душевой никого не было. Сам себе ухмыляясь, Святой, намылив шампунем кудри, нырнул под лейку. «Прячет Леха свою подружку. Вот, змей, опять втюрился, большое сердце, но башка деревянная. Как интересно он, пройдоха, всех любовниц кормить думает?»

Поднялись с первыми петухами, вернее с «петухом», стоящим на тумбочке и ровно в шесть захрипевшим знакомым гимном Советского Союза. Когда пробрался в номер Ветерок, проведший бессонную ночь на втором этаже заежки и варивший сейчас кофе, не слышал никто.

– Работать сможешь или храпанешь до обеда? – распахнул створки окна Олег.

– Я двужильный, ты ведь так говоришь.

Плотно позавтракав, подельники уплатили за ночевку и в десятом часу выехали на охоту. Новое мышление Горбачева выловили и уголовники, и Читу ожидало первое в ее истории вооруженное ограбление коммерческого магазина.

– Командуйте, куда рулить, – включил правый поворот Рыжий и притормозил, пропуская несущиеся слева машины.

– Прямо по Бабушкина до нового рынка, там определимся, выудил из сумки с железом шапочки Святой и раздал по одной подельникам.

– Никто не передумал?

Леха проверил – есть ли в стволах маслята и молча сунул обрез под мышку в специально сшитый для него чехол, висевший на плече, затем охотничьим ножом стал пластать на куски бельевую веревку. Примеряя, натянул на выгоревшие пшеничные волосы черную шапочку Эдик и, распустив ее до подбородка, боднул лбом Костю.

– О-о, клево. Если тебя продавцы в таком наряде увидят, то мне кажется, их не придется долго уговаривать деньги выдать. Люди же они в конце-то концов, должны понимать, что твой маскарад кое чего стоит-Да и работенка опять же нервная и довольно опасная для жизни. Держите, молодой человек, протянул он Вовчику два обрезка веревки.

– Дай еще, – потребовал тот.

– Не, больше нельзя, а то ты с перепугу и нас всех скрутишь. Шучу, шучу.

– Себя паси, – обиделся Вовка.

– Сильно грабки никому не перетягивайте. Не дай бог, перестараетесь и у кого – нибудь они отсохнут. Хребты в тюрьме нам, конечно, не переломят, но в шары арестантам смотреть будет стремновато.

– Понятно, – ответил за всех Ветерок – не вчера на свет белый появились. Ну-ка, Рыжий, вон к тому дому подкати – заметил он высокое крыльцо, над которым красовалась аляписто намалеванная на стекле надпись: «Лион».

– Сбегай, братан, ты вроде помоложе.

Эдик отсутствовал пятнадцать минут и, возвратившись, зашептал – крутой комок.

– Громче говори, че ты?

– Крутой магазин, нужно брать его, Олега. Видаков только за прилавком четыре штуки лежит. Парфюмерии французской, бижутерии, кожи, шнапса – море. Все не перечислишь, надо видеть, сходи.

– Айда, Леха, дыбанем.

Комок им тоже понравился. Единственное, что обоих заставило пораскинуть мозгами то, что магазин находился почти в центре Читы, но слишком уж был по тем временам богат он, и не подрезать его было просто грешно. «Жигули» запарковали на обочине, на улице Чайковского. Засекли по часам время и проходным двором быстрым шагом направились к объекту. «Всего три минуты», – удовлетворенно отметил Святой.

– Пахать будем так. Кот – войдешь последним. Запрешь изнутри входную дверь – и ни на шаг от нее не отлучайся. Внимательно слушай, может кто-нибудь подойдет. Покупатель подергается и свалит, а если слишком настойчивый попадется, то запустишь его. Короче, двери – на тебе. Сориентируешься по обстановке, что и как. Олег повернулся к Эдику: – Ты мети в кабинет директора, и чтоб он у тебя не пикнул, понял?

– Ясно.

– Ветерок с Вовчиком займутся продавцами, а я буду контролировать общую ситуацию. После того, как всех успокоим, братан сгребает лантухи. Рыжий – аппаратуру. Леха – парфюмерию, а я деньги и прикину, что еще. Костя, не вздумай двери оставить, шкуру спущу.

– Пожалей жену с сыном, я как в таком виде им покажусь, – шутил Кот, но сердечко пошаливало. На такой делюге он еще не был и присущую ему одному трясучку рук прятал в широчайших карманах брюк.

– Работать шустро, между собой не болтать. Пропавший в комке Вовка через некоторое время показался на крыльце и один раз слегка шлепнул шапочкой по деревянным перилам. Это означало, что в торговом зале всего один покупатель и с четырех сторон подельники потянулись к крылечку. Бородатый армянин, вышедший из помещения, неторопливо размял папиросу, выдул из нее крошки табака и спросил у Вовчика огонька. Тот не курил и с сожалением развел руки в стороны. Бородатый, прихрамывал на левую ногу, прокандыбал в двух шагах и набычив кустистые брови, подозрительно, а может и просто недовольно, зыркнул на братьев. Ветерок в это время в тамбуре магазина, распустив шапочку и поправив ее на роже, вынул из чехла обрез. Спокойно снял его с предохранителя и молча отобрав у Рыжего такую же игрушку, переломил ее. В стволах блестели «маслята». Леха, вытащив их и сунув в задний карман штанов, вернул приятелю железяку.

– Рановато тебе в людей шмалять.

Похоже, Вовка никак на это не отреагировал и спешно стал натягивать маску. Кот, заперев на засов дверь, сразу приложил к ней ухо. Восемнадцатилетнюю девчонку, затянутую в фирмовые джинсы, которая старательно терла шваброй линолеум у входа в торговый зал, Эдик оттолкнул левой рукой, и рванул в кабинет директора. Поднимавшуюся с пола ошеломленную девушку повторно опрокинул в таз с грязной водой, ворвавшийся вслед за подельником Ветерок.

– Всем лечь на пол, лицом вниз, руки за голову.

Всех оказалось всего двое. Одна заткнув уши и зажмурив глаза, съежилась в расползающейся по линолеуму луже. У другой от страха почернели не только крашенные губы, но, кажется даже и золотые цацки в розовых красивых ушах. Явно не понимая, что приказал ей грабитель, она не шелохнулась.

Директор, молодой очкарик с вздыбленным ежиком волос, заметив бегущего к нему человека в маске, с ножом, просто потерял сознание и сполз с мяконького кресла под письменный стол. Эдька перевернул его на живот и заломи руки за спину, стал их вязать.

Олег пинком распахнул фанерную дверь подсобки, загроможденную ящиками с армянским коньяком, мешками сухого молока и множеством больших и маленьких коробок. На открытой спирали электрической плитки отчаянно свистел эмалированный чайник. Убедившись, что в помещении никого нет, Святой выдернул штепсель плитки из розетки, и приятели метнулись в зал, где скулившие подружки, обнявшись, не слушали Леху. Движением руки Олег показал ему и Рыжему, чтобы продавщиц завели в кабинет.

– Тише, девчонки, орете, с понтом вас режут. Вытирайте сопли и выполняйте все команды. Вот так, к стене пока сядьте. Что с директором?

– Хрен его знает, – пожал плечами Эдик.

– Сердце у него больное, – всхлипывала та, что постарше сквозь размазанную тушь ресниц, смотревшая на Святого, принимая его за главаря шайки, – не трогайте его, пожалуйста.

– Извини, красотка, валерьянку мы с собой не носим. Ключи от сейфа где?

– В столе, в нижнем ящике.

– Ты, – Олег ткнул прикладом пятизарядки в брата, – бери вот эту, что помоложе и дуй в зал. Занимайся, чем положено, а ты, конфетка, помогай парню. Поняла?

Та поняла. Но ответить пока была еще не в состоянии и кивнула, не веря, в общем, что отделалась легким испугом. Тем временем Вовчик уже паковал видеомагнитофоны по их «родным» коробкам. Ветерок, покрутив на стволах обреза дамские, австрийского происхождения, кружевные плавочки, швырнул их на плоский стеклянный прилавок и, тяжко вздохнув, вспоминая томную ночь, полез в коробки с ароматной Францией.

Поставив пушку на предохранитель, Святой положил ее на стекло, что покрывало письменный стол, заваленный бухгалтерией и поочередно вставляя в замочную скважину металлического сейфа ключи, третьим по счету разжал стальной собаке зубы. За стальной дверцей чего только не было.

– Тебя как мать кличет?

– Она умерла год назад.

– Прости, я не за тем, имя есть?

– Наташа.

– Иди сюда, подмогни.

Девушка держала вместительную сумку барыги – директора, который, наконец – то, стал подавать признаки жизни, а Олег сметал с полок диковинные радиотелефоны и женские туфли. В коробке из-под сапог хранились деньги, приготовленные к выплате сдатчикам дефицита на комиссию.

– Втроем работаете?

– Нет.

– Кто еще?

– Два охранника.

– Волынят, значит, сволочи.

– Почему, они ребята хорошие, дисциплинированные. Сейчас должны подойти.

– К шапочному разбору, – дернул молнией Святой.

– Помещений в магазине сколько?

– Вот это, – стала загибать украшенные золотом пальчики Наташка – торговый зал, подсобка, туалет и комната, где мы переодеваемся и кушаем.

– Где это, интересно, вы переодеваетесь и кушаете, покажи-ка, дорогуша?

За тяжелой шториной в полстены, на которой висели легкие костюмы и рубашки, скрывалась от любопытных взоров голубая дверь – окно отсутствовало. На журнальном столике видеодвойка крутила порнуху, с убавленным донельзя звуком.

– Вы меня не тронете? – покраснела продавщица.

– Я понимаю, тебе, наверное, очень хочется, но я не насильник, а грабитель. Садись на диван и не пищи, договорились? – и он вернулся в зал, где работали подельники.

– Иди сюда, – махнул Олег Рыжему. За шторой комнатенка, выхлопай ее. Девчонку не трогай.

Эдик приколол Лариске анекдот и она, хихикая, складывала в мешки все центровое, что находилось в продаже.

– Ты что хоть в мешки таришь?

– Уж мне то лучше знать, где что лежит.

– Лариска, ты че, меня не боишься?

– Не-а.

– Я же гангстер. Завтра об этом все газеты напишут.

– Ну и что?

– Может, замуж за меня пойдешь? Я холостой.

– Не-а, лица не видать.

– Глаза, зато смотри, какие. Большие, добрые.

– Глазища и впрямь огромные, но тебя рано или поздно все равно в тюрьму посадят.

– Это ты подметила точно.

– Ой, парень. Этот спортивный костюм – мой личный. Может, оставишь, а?

– Базара нет, – великодушно водрузил его на место Эдька и полез в витрины за жвачкой.

Из директорского кабинета, согнувшись под тяжестью сумки, оставленной там Олегом, вышел Костя.

– Извините, шеф, но не удержался от искушения порыться в чужом белье и покинул пост.

– Шутить будешь в морге. В лучшем случае – в тюрьме. Тут не театр, любоваться нечем. Если из-за тебя опалимся, ответишь, а мы – не гуманный советский суд. Надеюсь, понимаешь? Вали на свое рабочее место и делай, что тебе сказали.

– Да уж понятней некуда, – испарился приятель, прихватив из кабинета целлофановый мешочек ранних абрикосов.

Отпахали подельники почти одновременно. Посредине зала стояли десять страшной высоты баулов. «Каждому по два, как понесем?»

– Умрем, но упрем, – словно прочитал мысли старшего брата Эдик.

– Ну, че, взяли?

– Подожди – Вовчик чесанул в подсобку и приволок оттуда две бутылки ацетона. Откупорив их об алюминиевый угольник дивана, стал поливать все вокруг. Директор и Лариска, которых запирал в комнатушку за шторой Леха, посерели.

– Не поджигайте, ребята, вы что творите? Магазин ведь в пятиэтажном доме находится, а дом газом питается. Взлетит все к чертовой бабушке.

– Не блажите, это он чудит, чтобы собаки след не взяли, – попробовал успокоить их Ветерок.

– Вы не обманываете?

– Говорю же вам, солдат ребенка не обидит.

– Тихо, – поднял руку Святой. Стало отчетливо слышно, как кто-то усердно молотит входную дверь. «Не успели», – щелкнул он предохранителем.

– Ой, мамочки, – разрыдалась Наташка – точно вам говорю, это Голик с Виктором.

– Кто такие? – через дверь спросил у нее Леха.

– Охранники, хорошие ребята. Они у нас уже три месяца работают. Вы их убьете?

– Замрите, а то придется их зарезать, – и побежал за приятелями.

– Олега, девчонки базарят, что это охрана. Две рамы с физфака. Решайте, одному нужно маску снять. Но не мне и не Эдьке, нас потом могут опознать в милиции по фотографиям.

Ветерок сдернул живо шапочку и, пригладив волосы, отодвинул засов.

– Привет, хлопцы. Вы где шляетесь? Директор вас потерял, дело прошлое, входите, че замерли?

Двое высоких парней в теннисках без рукавов, которые подчеркивали накаченные бицепсы рук, шагнули за порог полутемного тамбура. Первого, того, что поздоровей, Эдик шмякнул в печень и когда он сложился пополам, Святой добавил ему по бульдожьему затылку прикладом. Другой, увидев несколько человек в масках со стволами, смикитил, что дело пахнет керосином, и поднял руки вверх.

– Все, мужики, я не сопротивляюсь.

– Соображаешь, – похвалил его Леха. Другана на хребет бери и волоки в торговый зал – пошевелил он туфлем студента, крестом валявшегося на бетоне тамбура.

Парней втолкнули к затомившимся в ожидании продавщицам.

– Спасибо, – поблагодарили они неизвестно за что налетчиков.

– Обошлось все, дамочки, гуд бай – запер их на два оборота ключа Ветерок.

– Цирк, а не разбой. Теперь всегда при себе иметь буду валидол и спирт нашатырный. Матрешки! Слышите меня?

– Слышим.

– Минут через двадцать начинайте выбираться из этой душегубки, но не раньше, а то ругаться придется. На этот раз ему не ответили.

– Олег Борисович, на горизонте ясно, – доложил Кот, – можете выплывать, хоть по одному, хоть скопом.

– Эдька и ты, Рыжий, шлепайте.

Подельники смылись. Секундная стрелка на часах Святого описала полный круг.

– Леха, вали. Удачи.

– А ты?

– Сматывайся, я Костю подстрахую.

Спустя минуту они по-хозяйски заперли дверь и ломанулись, если так можно назвать их полубег к машине. В узком проходе, образованном двумя заборами сидел, отдуваясь, Эдик. Заметив семенящих брата и Кота, он шустро встал с сумок и из последних сил поволок их к дороге, где его уже ждали приятели. Полулежа на переднем пассажирском сиденье, хватал широко открытым ртом воздух Ветерок. Вовка, задрав крышку багажника, помогал приплетшемуся Эдьке забросить в него баулы. Свои сумки Олег и Кот кое-как уместили на крыше.

– Ныряйте, кто как сможет – сам Святой упал за баранку и мокрый, как грозовая туча, включив зажигание, рванул из-под задних скатов траву газона.

Первый перекресток «жигуленок» проскочил под желтый сигнал светофора, на втором он опять не успел к зеленому. Четыре минуты понадобилось тачке на то, чтобы выскочить на обводную трассу вокруг Читы напротив центрального кладбища.

Жег дорогу Святой, обгоняя попутный транспорт, а Лариска с Наташкой, освободив от пут директора, утешали, как могли каратистов – охранников, которым, когда коснулось, своя рубаха оказалась ближе к телу.

«За что я им башляю?», – протирал нервно стекла треснувших при падении очков директор.

– Вышибайте, дверь, че расселись? Освобождайте нас, делайте что-нибудь, наконец!

– Саша, еще потерпи девять минут, – напомнила ему угрозу одного бандита Лариска, но студент, получивший по загривку, махом выполнил приказ хозяина. Тренированные ноги понесли его к ближайшей телефонной будке вызывать милицию и скорую помощь.

Миновав пост ГАИ в Песчанке, Леха цокнул секундомером.

– Двенадцать минут, потянет.

***

Культурный, получивший такую необычную для уголовника кликуху, только за то, что, будучи еще не судимым, любил пофорсить в ярких галстуках, вялился в теплой ванне, грея стариковские косточки. Позавчера ему стукнуло пятьдесят три, из которых двадцать девять он отмотал за колючкой. И вот уже третий день Пал Палыч отходил от буйных именин. Мать его, сухонькая, но не по годам живая старушка, хлопотливо варила сыну манную кашу. Здоровье ее Павлуша берег и, тем не менее, частенько страдал расстройствами желудка. Да и немудрено – столько лет давить пасту в одну дырку – манжеты естественно подносились. Вот и сейчас, взбудоражив хвойную воду пузырьками газа, Культурный беспокойно пощупал тощий, в седых кучеряшках живот и, выдернув из горловины слива пробку, стал вылазить на резиновый коврик. Одеваться не торопился. Вставив в бритвенный станок свежее лезвие, провел влажной ладонью по запотевшему зеркалу, критически прикинув, кто не него смотрит. Отражение лысоватого черепа и повисший кончик носа вместе с морщинистыми, впалыми и к тому же небритыми щеками удовольствия не доставляли. Для уркагана со статусом выглядел он неважно. До него на положении вора в законе в Чите куражился Сюрприз, но прошлым маем за нарушение паспортного режима легавые устроили Петруху на два года катать баланы в Нерчинск и за него московский вор Шар поставил рулить городом Пал Палыча. Организованная преступность области и менты ждали, что новая метла заметет по-новому, но не имевший желания подыхать в тюрьме, Культурный не стал ворошить порядки, установленные Сюрпризом. Обосновавшись в купленном на общаковые деньги его блатным предшественником кафе «Лотос», седовласый Павлуша в кровавых разборках не участвовал, а в случаях, дурно пахнущих, отправлял буквально на все стрелки своего более молодого и, как он считал, более глупого сподвижника Секретаря.

– Павлик, Нугзар звонит, что ему ответить?

– А что ему надо?

– Спрашивает, как ты себя чувствуешь?

– Скажи, пусть через тридцать минут у подъезда ждет мое превосходительство. Одыбался я.

Спустя полчаса Секретарь доставил своего шефа в «Лотос».

– Нугзар, пока я делами занимаюсь, на «яму» сбегай. Там шпана должна ханку варить, если голяки, то хоть пачку кодеина разыщи, трещит головушка – кряхтя, вылез он из «Тойоты» и, пристроив на тонкой переносице, радужные «хамелеоны», шагнул в кофейню. Секретарь газанул по адресу, где малолетки со свернутыми набекрень мозгами, день и ночь варганили наркоту.

На место отвалившей иномарки Культурного встал серебристый «Линкольн». Из него лениво вывалились два невысоких парня с толстенными рыжими цепями на шеях и закурив «Мальборо», толкнулись в стеклянные двери «Лотоса».

– Пал Палыч здесь? – спросил один из них босяков, глыкающих пиво за ближним к ним столиком.

– Там, – кивнул в сторону подсобки одноглазый парнишка, – закурить дай?

– Воруй, братец, а не пиво с утра глуши – бросил им на стол сигареты Весна.

Оторвавшись от записной книжки и отложив в сторону авторучку при виде вошедших, Культурный вежливо растянул в улыбке губы.

– Привет, жулики, – по очереди пожал он потные руки Весне и Калине.

– По делу или на чашку чая заглянули?

– По Бабушкина сейчас ехали: возле «Лиона» менты и «Скорая» стоят. Мы на минутку тормознули. Девчонки-продавщицы базарят, что их комок только что выхлопали. Игорь сел на краешек полированного стола.

– Они ведь, кажется, в общак исправно отстегивают? Разберись, Пал Палыч, что там у них за канитель?

– Я Нугзара на «яму» отправил, вы на тачке?

Калина подал Весне ключ зажигания.

– Свози его, Паха, к магазину, а я пока в зале с пацанами потолкую.

Культурный и Весна мотанули до комка.

Игоря, высматривающего знакомых за шушукающимися столами, пригласили к бару Ловец с Торопыгой.

– Привет, Калина, падай к нам.

– Здорово, пацаны, – не спрашивал разрешения, из початой бутылки сухого вина угостил он себя и, облокотившись на стойку, подмигнул миловидной барменше.

– Не в курсе, что за грузин возле Пал Палыча трется?

– Нугзар что ли? – тонко оскалился Ловец.

– Он раньше секретарем комсомольской ячейки в мединституте ошивался. Теперь вот в люди выбился. У Культурного правой рукой стал. Кличка, правда, старая осталась, Секретарь – заржали друзья.

– Куда, интересно, пенсионер лыжи навострил?

– Несколько хлопаков час назад «Лион» грабанули, – выпрямился Игорь и потер поясницу.

– Грамотно отработали, в масках. Но магазин под нашей крышей, платит, как положено. В ментовку не лукается. Нужно найти этих жиганов и объяснить, что так делать негоже.

Вмешиваться не хотелось. Такими, как Калина, присутствующий здесь же, в кафе, Гоцман зимой печи топил, но базар задел его за живое и, не выдержав, он подошел к стойке бара.

– Правильно пацаны и сделали, что этих барыг вышелушили. Это вы привыкли на халяву «капусту» рубить, обращался Гоцман к одному Игорю, – а эти хлопцы, рискуя жизнью, себе на хлеб с маслом зарабатывают.

– Они против шерсти прут. Воровское и общаковое движение не признают, как с этим быть?

– Не трогай воровское. Ты да Весна – бродягами себя считаете, а у шпаны порядочной на глазах по городу на лимузинах шлюх покатываете. В казино за вечер по двести штук оставляете.

– Это наше личное дело.

– Тогда не лезь в воровское.

– Почему?

– Потому что истинный бродяга продал бы свой «Линкольн». На вырученные от продажи бабки накупил бы курехи, чая и подогрел бы в нашей области все зоны. Арестанты в тюрьме лапу сосут, а ты и кодла твоя измазали бесстыжие рожи икрой черной, увешались золотыми побрякушками, как индийские набобы и все у вас ништяк.

Спорить с Гоцманом, который был авторитетней Культурного и не был до сих пор вором в законе потому, что по молодости запачкался кровью, Игорь не решился и сделав вид, что ему срочно надо на кухню, ушел.

– Зря ты, Санька, ему стоп в гору выписал. Он теперь на тебя злобу затаит.

– Ничего, – обнял тот подельника за шею и заглянул в его зеленые глазищи – пускай, собака, скушает, а то навострился с коммерческих лавок дань собирать. Скоро сам в коммерсанта превратится. Послушай, Гриха. Рожа у тебя вытянутая, нос вострый, словно сабля, но самое главное – смуглый ты, даже слишком. За что тебя девки любят?

– Глаза зеленые, видишь, – шутливо подставил под падающий луч света настенного бра лицо Ловец.

– Ну, ты даешь! На черной морде зеленые шары. Любят тебя за это что ли?

– Конечно! Телки в мужиках разбираются. Ну и в штанах конечно не подарок. Лялька, пузырь шампанского нам выкати, да не из-под прилавка, с холодильника.

Лариска с Наташкой взахлеб и наперегонки тараторили Пал Палычу и Весне, как их ограбили.

– Никого, главное, не били и даже не материли. Добрые, вежливые…

На крыльце смолили сигаретами два майора с Управления по борьбе с организованной преступностью.

– Послушать этих трещеток одно удовольствие, – покрутил черный ус Вьялов.

– Виктор Лаврентич, может, их кто с нашего Управления обчистил, – добрые и хорошие ведь только у нас служат.

С редкими волосами, зачесанными назад и пронзительным волчьим лицом, Кладников пропустил, что балагурил ему заместитель. Он чутко внимал продавцам, понимая, что это не просто информация, а голая правда, которую девушки на следствии скорее всего скроют.

– Интересно, – покрутил на пальце брелок с ключами Паха, кто же вас так по-джентельменски выставил? – и конечно удивился бы узнав, что набедокурил тут его бывший солагерник и даже одноклассник, ныне проживающий в Первомайске, Олег Иконников.

Знали его и Кладников с Вьяловым, правда, только визуально, но скоро они познакомятся поближе. Майоры, сытые и здоровые, Святой, голодный и блюющий от встречи с пулей, но зато все трое будут недовольны жизнью…

– Веснин, бардак в городе, – цвыркнул слюной в щель передних зубов Вьялов.

– Что вы за блатные, если ваш магазин взяли?

– Залетные это, Александр Васильевич, – слегка стушевался Паха – свои бы не посмели.

– Приезжие, говоришь? Спасибо, подумаем…

***

Все, что можно было, разделили и все равно, половина комнаты оставалась загроможденной мешками, сумками, коробками. Святой еще раз все проверил, в надежде что-нибудь, куда нибудь пристроить. Но радиотелефоны, несуразно длинные кожаные плащи из Турции, итальянские туфли, парфюмерию и все остальное домой тащить было незачем.

– Рыжий, ерунду эту снова тебе придется сталкивать. Куда? Ищи, старайся для общества, а ты, Ветерок, помнится мне, Щеглу нерчинскому магнитофон в тачку хлял?

– Припоминаю.

– Возьми «Мустанг» или еще что выбери. В сумках я где-то видел, да сгоняй в Нерчинск. Навести парня, заодно закажи ему патронов автоматных, пистолетных, гранату может, выпросишь.

– У него откуда?

– Не от верблюда, Леха, а от свояка. Угости его водочкой, винца заморского прикупи. Что, учить тебя, что ли?

Две следующие недели Эдик со своим лучшим другом западал в шестидесяти километрах от Читы, на живых дачах машиностроительного завода, рассыпанных по желтому чистому пляжу озера Арахлей. Угарный отдых школьных друзей скрашивали две пионервожатые с местного лагеря труда и отдыха.

Олег помог Вовчику с переездом и когда вернулся от Щегла Ветерок, нанялся, конечно, за бесплатно, в помощники и к нему. Тот расширял участок и нужно было не только перекопать столбы забора, но и смастырить для его чушек не свинарник, а что-то вроде небольшого дворца.

– Леха, тебе поросятки на кой хрен нужны? От них тут, наверное, вонь стоять будет, не продохнешь и мух тучи, антисанитарию разводишь. Мясо или сало понадобится, пошел в магазин да купил? – точил рашпилем штык лопаты Святой.

– Не понимаешь ты ни черта в красивой жизни.

– А ты объясни мне, дуралею.

– Для души это, секешь? Колхозник я по натуре. К живности с детства привык, да и на продукты денежек меньше уходить будет. В толк никак не возьму, почему вы их не жалеете?

– Один раз живем, дружок, а ты их копишь, с понтом бессмертен и про русскую народную поговорку не забывай – от тюрьмы да от сумы…

– Это твой принцип жизни, а мой: лишний х. й в жопе – не лишний. Ограждение перенесем, и вон в том углу теплицу поставлю, а в том – грядки под лук с морковью разобью…

Планы его расстроил ржаво щелкнувший в курятнике капкан и, вонзив топор в неотесанное до конца бревно, он резво кинулся к любимым хохлаткам. Две, даже три, трепыхая в агонии крыльями, с перекушенными шейками, уже покидали своего хозяина. Но это была ерунда, главное, что в капкане ежился ненавистный хорек.

– Попался, сучонок? – не веря крестьянскому счастью, Ветерок даже зажмурился, а зверек, словно поняв его намерения, наконец, истошно взвыл. Не запищал и не заверещал, а именно взвыл, и было от чего. Прибив гвоздями его передние лапки к штакетине, Леха ослабил пружину капкана и вынес хорька из помещения. Воткнул острым концом штакетину в кучку чернозема, приготовленную для грядок и стал разжигать паяльную лампу.

– Завязывай, Ветерок. Шмякни его головенкой о чурку и дело с концом.

– Не-е, не вмешивайся в его судьбу, ты ведь фаталист. Он, змееныш, мне по ночам снится.

Пока разогревалась паялка, Леха шилом, которым подшивал валенки еще его покойный дед, выколол своему брату меньшему плачущие глаза и откусил пассатижами длинный, пушистый хвост. Все это время зверек выл, но это было еще не все. Гудящим синим пламенем, ровно бившим из сопла лампы, Ветерок опалил врага до кожи и остатки нарядной его шубы соскоблил лезвием ножа.

– Вот теперь ништяк, – похвалил он себя и загасил адскую машину.