Текст книги "Большая Медведица"

Автор книги: Олег Иконников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

Перетащили краденное к Вовчику домой, в одиннадцать пылили уже на Читу. Яркое солнце, бившее прямо в лицо, разморило Святого и, продержавшись минут тридцать, он не выдержав, уснул. Леха с Рыжим весело болтали, вспоминая, как славно откупились на хате и, уходя, заметали следы, а их приятелю, как всегда снился лагерный сон.

На продоле карцера дежурил «бешеный».

– Да, я – мент поганый и жру каждый день сало с маслом, а вы – зеки, блатные, порите черный хлеб с солью.

Подложив под бочину кирзовый сапог, чтобы не застудить от бетонного пола легкие, а другой под обстриженную голову вместо подушки, Олег рассеянно слушал о чем орет подвыпивший прапор.

– Заткнись ты, кобыла строевая, от твоего воя уши в трубочку сворачиваются – не выдержал пожилой арестант, недавно прибывший в зону, и всего минуту спустя в темную и сырую камеру через глазок влетела длинная, пахучая струя «Черемухи». Даже сквозь крепко зажмуренные веки из глазниц ручьем текли слезы, а что творилось с дыхалкой, словами не объяснишь… Потерявшего сознание Святого выволокли из машины и, расстегнув на нем кожанку, растирали снегом.

– Что случилось? – наконец одыбал он.

– Проводка задымила, – отряхнул с мокрых рук остатки растаявшего колобка Ветерок, – Вовка, глянь – серьезная поломка?

Подняв капотину и разогнав валивший из-под нее желтый дым, Вовчик склонился над мотором.

– Вот блядство, чуть не сдох, – встал Олег и, выхлопав о колено шапку, одел ее.

– Ну, что там, Рыжий?

– У распределителя зажигания вал срезало.

– Меняй шустрее, холодновато.

Подельник явно замялся.

– Че ты резину тянешь?

– Нет у меня с собой трамблера.

– А где он, ведь с двух тачек сняли?

– Дома, – виновато ответил Вовчик.

– Вот, урод сраный, – заплевался Леха, – запасной нужно при себе иметь, а не в гараже хранить. Собака красная, теперь из-за тебя, мудака, придется на веревке до города добираться, – зло дернул он дверцу багажника и вытянул оттуда тонкий металлический трос.

– Ладно тебе, не ворчи. Ему и так не сладко, – притопывая, вышел на середину проезжей части Святой и заранее замахал показавшемуся в снежной пыли «КАМАЗу».

На дорогах пока еще не бросали, и с оранжевой кабиной шаланда затормозила. В приспущенное стекло высунулась лохматая башка «партизана» в мятой пилотке на макушке и, выплюнув окурок, спросила, что надо.

– Сломались, брат. Помогай, дотяни до Читы?

– С магарычом как?

– Ништяк, штуки хватит?

– За глаза. Трос есть?

– Есть.

– Тогда цепляйтесь, – он объехал «жигу» и спятил «КАМАЗ» взад.

– До какого места вас конкретно отбуксировать?

– Антипиху проедешь, и только в Сосновый бор спустишься, за винно-водочным магазином сразу направо сворачивай. Метров через сито увидишь зеленые ворота и если они открыты, то прямо во двор затаскивай, это от нашего первомайского горно-обогатительного комбината для командировочных гостиницу выстроили.

По троллейбусной остановке беспокойно тусовался Эдик.

– Девушка, время не подскажите?

– Пятнадцать минут пятого.

– Спасибо.

«Неужели спалились?», – сел он на вышарканную тысячами задниц скамью. «Неладно что-то, братан пунктуальный в этих вопросах, уже бы подкатил».

В пять, визгнув тормозами у пустой остановки, остановилось такси и, рассчитавшись с водилой, из него вылез Олег.

– Эдька, проснись!

– Фу-у, – облегченно выдохнул он – ты где застрял, я чуть с ума не сошел?

– На веревке добирались. Обломались за Урульгой, чуть боты не завернули. Здесь как? – шагнули братья к дому родителей.

– Тишина. Вика еще с занятий не вернулась, сумочка ее в нашей спальне на подоконнике валяется. Вчера вы уехали, я предлог нашел и почти стакан водки заставил Вику выпить, ее, беднягу, еще сегодня мутит.

– Нормально значит, молодчина. Вот ключики, пока я матери зубы заговариваю, – опустил он их в карман Эдькиной пропитки, – положишь на место.

– С машиной теперь что делать будем?

– С утра по комкам толкнемся, отыщем в каком-нибудь распределитель. Не живая же это вода.

– Как отпахали, не наследили?

– Все пучком. Вовка твоему будущему тестю кровь свернул. Всю фатеру одеколоном залил и сверху стиральным порошком присыпал. Денег взяли восемьдесят тысяч и баксов десять – подал брату две с половиной штуки долларами Святой.

– Это твоя доля, деревянных завтра отломлю.

– Телики – видаки забрали?

– Не только. Рыжий в нише вертикалку вышмонал, патронташ с маслятами и два «Фишера» в коробках. Как думаешь, не загнется от горя твои родственник?

– Хоть бы сдох, козлина.

– Ладно, не газуй. «Жигу» отладим, – и с нами в Первомайск рванешь, а то попадешь на генеральную уборку в Шилку.

Утром мать разбудила братьев, как просили – в десять. Наскоро попив чаю, они собрались и вышли на потеплевшую за ночь улицу.

– Вика ничего не заметила?

– Честно говоря, я уже забыл, что мы ее предков обчистили. Спит, красотуля.

Недолго поторчав на обочине дороги, Эдик тормознул государственную «Волгу», шофер которой калымил, и через двадцать минут братаны входили в распахнутые двери первомайской гостиницы. У подъезда стояла заведенная Вовкина тачка.

– Смотри, – показал на нее Эдик.

– Ништяк. Сейчас узнаем, в чем дело. Может, этот придурок по сонникам в Первомайск летал – обрадовался Олег.

В незапертом номере дрых одетый Рыжий, а Ветерок, любивший, как гусь, воду, после душа варил кофе.

– Привет, брательники! Не спится?

– Здоров. Где трамблер откопал?

– Не поверишь. Тебя в такси посадили и с ВОВЧИКОМ пузырь «Столичной» на сон грядущий даванули, так он, волчара, по пьяной лавочке уболтал меня, черта битого, из-за распределителя разбоем заняться. Часиков в двенадцать по Бабушкина, напротив Дворца спорта, стали голосовать. Две «жиги» отпустили, а третья новая была, мы в нее и сели. На окраине города выбрали улочку поглуше, и когда остановились, я ему вот с этого баллона – вынул он из нагрудного кармашка висевшей на спинке стула клетчатой рубахи газовый баллончик – вместо ста рублей, в шары дунул. Мужик со страха все попугал: «Не убивайте» – орет – «Все отдам!» Рыжий – я даже не ожидал, может подшофе такой дерзкий? Мужику по рылу – хлоп и распределитель скрутил. На прощание я дяде лапы связал и траванул его еще разок, наверочку.

Святой недоуменно крутанул головой и, подув в стакан с обжигающим напитком, хлебнул.

– Зря вы, Леха, это замутили. Трамблер в «Запчастях» всего штуку стоит, и так бы купили, а ты из-за него такой кипишь засадил. И мужика за такое дерьмо перепугал на сто лет вперед.

– Ты че, Олега?

– Неправильно говорю, что ли?

Теперь башкой закрутил Ветерок.

– Дай-ка дыбану, – взял у него из руки маленький черного цвета с красной кнопкой баллончика Святой.

– Где взял?

– У Воробья, за пятьсот рябчиков, – обиженный выговором Леха накинул рубаху и пошел платить за ночлег.

– Вставай, герой, – подергал за конец носка воняющих ног, Эдик.

– Не сплю я – сел в кровати Вовчик.

– Без моего разрешения, – погрозил ему пальцем Олег – никакой самодеятельности и считай, что на первый раз тебе пролезло.

– Понял, – сразу улучшилось настроение приятеля. Когда домой двинем?

– Мой харю, пей кофе и собирайся.

В Первомайск въехали вместе с сумерками. Поставили тачку в гараж КБО и, поужинав в «Кристалле», пошли к Рыжему – его супруга упорола к предкам в деревню. Зал походил на коммерческий магазин и только сейчас Святой толком рассмотрел, что украли у главного вора Шилки. Среди вороха лантухов и разномастных коробок, он выбрал наугад одну видеокассету и, включив «Джи Ви Си» к сети, утопил в его приемнике кассету.

– Эдька, присаживайся! Порнуха крутится. Оказывается, тесть твой не только боевиками увлекается.

– Извращенец несчастный, – пошутил Вовчик, но к телевизору с любопытством подсел.

Ветерок, напялив на себя американские джинсы и кожаный пиджак, который сидел на нем, как на корове седло, вертелся у трюмо. Где интересно, он такой вымутил?

– В Соединенные Штаты прошлым годом летал по линии своей, козьей. Там все это и приобрел и видаки, и тряпки, ответил Эдик, листая паспорта на видеодвойки. Дело прошлое, у меня есть, кому в Чите технику эту сбагрить.

– Вот и ладненько. Отложи в сторону, что толкнешь – и утречком с Вовкой в город жмите. Возвернетесь, сразу меня найдешь.

– Куда остальное девать? – оторвался от экрана Рыжий и ввернув в сифон газушку, набурлил себе стакан газировки.

– Не знаю. Прикинь на свое усмотрение и если желание есть, занимайся. Ладно, братцы, копайтесь, а я, пожалуй, дуну. Еще в одно место заскочить надобно, подобрал кожанку с паласа Олег.

– Подожди, я с тобой, – Леха суетливо пихал в сумку выбранные с кучи ворованного шмотки. Ты в сторону дома?

– Почти. К Воробью наведаюсь и к детишкам шлепну, ждут, милые, папашу.

Спустя полчаса Святой сидел за кружкой крепкого чая с молоком в квартире Воробьева.

– Саня, Ветерку ты газовый баллон накатил?

– Продал, так точнее будет.

– Может, и мне продашь штук пять?

– Нет проблем. Пей чай, остынет – подтянул он на тощий зад то ли трусы, то ли обрезанные женские лосины и удалился, шлепая модными в то время «куботами», в смежную с кухней комнату.

Пользуясь минутной отлучкой Воробья, жена его, симпатичная шатенка со стрижкой каре, вышла в прихожку, явно не для того, чтобы составить на полочку обувь. Ее съедало любопытство, заставляющее хоть одним взглядом окинуть интересного гостя, про которого в поселке поговаривали, что он бывший уголовник и продолжает заниматься темными делами.

– Здравствуйте – вежливо приподнялся Олег.

– Вы меня знаете?

– Давно как-то в библиотеке литературу по «БЕЛАЗам» брал. Вы ведь там работаете?

– Там, но я не помню вас…

– Я и не Бельмондо, чтобы меня запоминать. Сколько вам годиков?

– Девятнадцать.

– Значит Санька старше тебя на восемь лет.

– Выходит так.

– Тебе сколько раз говорить можно, – вылетел с раздутыми ноздрями Воробьев – когда ко мне кто-нибудь приходит, из комнаты не вылазь. Че выпучилась, матрешка, марш отсюда и чтобы я тебя не видел!

– Ты что, Санька, ошалел или ревнуешь ее так?

– Не знаю – бросил он на пластиковую крышку стола целлофан с отравой. Бабы рождены, чтобы нам обеды варить, носки штопать и детей рожать. Вышла замуж, все, прижми срандель. Скажи, что я не прав?

– Это не тема для спора. Спасибо за газ и чай.

– Не торопись, Олега. Пока я в Питере был, у меня из видеосалона аппарат свистнули.

– Подробней растолкуй, что к чему, я впервые об этом слышу. Заинтересовался Святой.

– Я в Шилке у директора киносетей взял в аренду видеосистему «Панасоник» для кинозалов. В спорткомплексе под трибунами помещение есть, туда поставил. Хотел салон открыть, да не получилось, но суть не в этом. Как и чем теперь с Шилкой рассчитываться? Да и менты замордовали напрочь.

– Добро, Воробей. Я по своим каналам пробью твою беду я, если что светанет, зайду, а к тебе просьба. Ружьецо где нащупаешь, цинкуй. Патроны сгодятся, гранаты, взрывчатка.

– Базара нет, не теряйся только.

– Куда я денусь.

Дома, собачную его душу, поджидало горе. Поносившая шестые сутки Линда и заколотая местным ветеринаром витаминами и антибиотиками, все-таки не оклемалась. Сегодня ее била чумка с приступами рвоты и потерей сознания. Игорешка плакал. Максим и Лена держались, надеясь на чудо, а измученная собака, ростом выше колена, уткнув сухой, горячий нос под мышку хозяина, прощально скулила, жалуясь на несложившуюся жизнь.

– Ну, что, Ленка?

– Умирает она, Олежка.

– Давай поводок.

– Папа, ты куда ее? – враз спросили сыновья.

– В больницу.

– Ночью? Можно с тобой?

– Нет, Игореха, туда маленьких не пускают.

– Максим, одевайся, ты ведь уже большой.

– Ему, Игорь, тоже нельзя, поздно.

Выручил Леха. В неглубоком овраге за общественной баней он из обреза выстрелил Линде в ухо и, сняв с нее ошейник, забросал щенка камнями, потом швырнул зараженный поводок в голые кусты и выполз наверх.

– Неприятно, бляха, лучше бы человека угробил.

– Спасибо, Ветерок, и извини за кровь.

– Да ничего, Олега, мне и раньше доводилось коров, свиней шмалять, я ведь деревенский.

На пятый день из Читы прикатил Эдик. Узнав от Лены, что брат с сыновьями в спортзале, он отправился в ресторан. Заказал шампанского, бутербродов с красной икрой (черная воняла рыбой) и, подзакусив, позвонил Святому.

– Здорово, братан. Я в «Кристалле». Съездил удачно, но не телефонный разговор. Отпашешь, подходи, заказать вам что-нибудь? Понял, пельмешек дети требуют.

Выйдя из директорского кабинета, откуда базарил со спортзалом, Эдька подозвал официантку.

– Нина, пельменей четыре порции.

– Нету, Эдик, у нас рыбный день.

– Плачу за скорость, за качество отдельно.

– Только для тебя.

– Это для старшего брата и его детей, а мне еще икры, овощной салат и шампанское.

После тренировки Святой сводил Игоря с Максимом в бассейн, и в девять они мяли в ресторане сочные, прямо из духовки, в глиняных горшочках пельмени. Ребятишки, не раз бывшие с отцом в этом заведении, ни на кого не обращали внимания и усердно хлебали горячую вкусную шулю.

– Трепани, как сгонял?

Видеодвойки, японский магнитофон «Фишер» и два фотоаппарата «Кодак» Эдик сбулькал за сто сорок тысяч. Каждому упало по тридцать пять. На свои он купил Вике норковую шапку и зимние сапожки, дал родителям немного и остальные оставил себе на житье.

В стеклянные двери танцующего, полупьяного, в сигаретном дыму зала, вошел расстроенный чем-то Леха и отыскав глазами братьев, приветливо им кивнул.

– Ходи сюда – пригласил его Эдик.

– Привет, ты что такой кислый – налил он приятелю фужер вина и пододвинул блюдце с бутербродами.

– Хадича с Кутулика звонила, говорит, если через неделю не покажусь, то про роман наш абсолютно все жене моей расскажет.

– Попал ты, не позавидуешь. Крутись, гриву вешать не советую. Эдька, капусту Ветерку отдай, что ему причитается.

Младший брат положил перед подельником его деньги.

– Съезди к ней, Леха, а то еще правда она свою угрозу выполнит. Бабы – дуры, сам знаешь. Поедешь?

– Придется, – плеснул себе Ветерок на донышко. Эдька, ты ведь все равно болтаешься, поддержи меня?

– Я готов, а что нужно?

– Со мной сгоняй. Базу заодно проведаем, бичей. Девок своих пощупаешь.

– Олега, я тебе не нужен?

– Вроде нет.

– Тогда мы отваливаем.

– Счастливой дорожки. Когда дернете?

– В понедельник, – решительно снял куртку Леха. Сегодня гульнем по человечьи.

– Официант!

– Ветерок, давай с пятизарядки постреляем. Братан сказал – ты ее обрезал?

– Сейчас, что ли?

– Нет, конечно, – отправил в белозубый рот столовую ложку икры Эдик.

– Завтра, до понедельника ведь время еще есть. Выспимся и в лес махнем.

– Патрона всего два осталось.

– Меня Костя на остановке случайно встретил, он к Олеге шел и передал ему две пачки. Картечью, говорит, заряжены.

Леха остался в «Кристалле». Святой с детьми ушел домой, а Эдик, накачав шампанским знакомых девчонок с пищекомбината, на полусогнутых уплелся ночевать к ним в общагу.

***

Первого мая выдался теплый, солнечный день. На березке под балконом лопнули почки, и с них проклюнулась клейкая зелень листиков. Олег, горячо поддерживаемый сыновьями, без труда уговорил жену и, прихватив с собой немного продуктов, семья провела праздник в лесу, чуть выше «Березовой рощи». На следующий день погода стояла еще лучше и, отобедав, папины убежали купаться на «лягушатник», как они звали небольшое, рук человеческих озеро, на краю поселка, в которое с местной ТЭЦ по трубам, проложенным под землей, бежала теплая вода, а их родители при открытых дверях балкона, пили кофе.

– Приятного аппетита, – возле резного ящика под цветы, появилась лохматая Костина голова.

– Олега, выйди на пять минут, посекретничаем.

– Пока не доешь, никуда не пойдешь. Надоели твои дружки. Последний раз предупреждаю, по выходным дням пусть лучше не показываются.

– Слышал, Кот, мотай на ус. В один прекрасный момент можешь запросто без глаз остаться, – улыбаясь, допил Святой кофе и, взяв ведро с мусором, вышел в ограду.

Приятель сидел под грибком детской песочницы и пересыпал с руки в руку песок.

– Привет, чучело. Хоть бы причесывался, когда ко мне прешься или у тебя расчески нет?

– Не до марафета, – отмахнулся Костя.

– Что так?

– Вчера с Люсей и сынишкой на дачу к матери нарезал, а сегодня вернулся, квартиру нашу кто-то видимо ночью ободрал.

– Дюзнули много?

– Вещи, черт с ними, а вот ружье пятизарядное, помнишь, какое я тебе тогда продал?

– Помню.

– Вот точно такое же увели, «МЦ – двадцать один двенадцать». Хоть охотничий билет, слава богу, при себе был.

– Наметки на кого имеются?

– Примерно догадываюсь, кто мог это сделать – замолк Кот. Что-то мешало ему продолжать.

– Не стесняйся, рожай, ткнул его локтем в бок Святой – дело житейское, с любым может произойти. Ну, давай, выкладывай.

– Женька Бурдинский, выше тебя на два дома живет. Высокий такой, худощавый. На левой руке трех пальцев нет.

– Погоняло есть?

– Беспалым кличут, знаешь такого?

– Нет.

– Он судимый, весь в наколках. Я думал, ты с ним где-нибудь вместе в тюрьме сидел.

– Нет, Костя, не встречал, – вспоминая, тер лоб Олег.

– А чем он сейчас занимается?

– Воду мутит. Не работает, каждый день пьяный. Сгуртовал вокруг себя малолеток и с ними, как мне кажется, по хатам лазит. Помоги ружье найти, до гробовой доски благодарить буду.

Квартиру Кота, в натуре, как потом выяснится, взял Беспалый, но очень чисто и менты его ни сейчас, ни потом не потревожат. Найдет винт Святой.

– Ничего конкретного, Костя, пообещать тебе, к сожалению не могу. Подкатывай завтра вечером часикам к десяти сюда же, что-нибудь попробуем решить.

Олег вывалил в баки мусор, вернулся домой и, умывшись, брякнул Ветерку.

– Чем занимаешься?

– На дачу собираюсь.

– Не очень торопишься?

– Да нет, а что?

– Выходи к детскому садику. Потолкуем. Я переоденусь и минут через пять подгребу.

У решетчатого разноцветного забора, на низенькой лавочке, ковырялся сухой прошлогодней травинкой в рандолевых коронках, Леха. Сплюнув сукровицу под замшевый кроссовок, он пододвинулся на скамье, освобождая место для подельника.

– Срочное что-нибудь?

– Как посмотреть. Кот от меня только что умотал. У него вчера хату вымолотили.

– А ты тут причем? – искренне удивился Ветерок.

– Нужно бы ему помочь. Мы ведь маломальские, но приятели. Да и вообще вчера его обокрали, а завтра тебя наладят или меня. Никто от этого не застрахован.

– Так-то правильно базаришь, шустрили бы где-нибудь на стороне. Из-за них и нас легавые на мушку возьмут. Давай найдем, кто этим промышляет, – оживился он. Но как?

Святой подробно передал приятелю, какой разговор состоялся у него с Костей. Тот внимательно, не перебивая, выслушал.

– Что предлагаешь?

– Завтра к десяти до меня греби, Кот тоже подойдет. Потолкуем с ним, а там видно будет.

С «лягушатника» прибежал старший сын и, жадно выцедив кружку холодного молока, растянулся на ковровой дорожке в спальне.

– Максим, подъем. Выбирай, что делать будешь, пылесосить или полы шкварить?

– Неохота, батя. Почему только мы с тобой генералим? Пусть мать занимается.

– Мать варит на нас и стирает, а наше дело квартиру в чистоте содержать. Еще я тебе советую свои трусы и носки самому стирать.

– Ничего себе заявочка!

– Ты сам, что ли себе белье стираешь?

– Трусы с носками – да.

– А почему?

– Потому, что я взрослый. Уважаю себя и мать свою. Пылесосить будешь или второе?

– Хочу жениться.

– Ясно море, на «лягушатнике» приятней.

На следующий день, как и договорились, троица скучковалась у пятиэтажки Олега в песочнице.

– Пацаны, примите меня к себе в банду.

– Ты словно в комсомол просишься, – ухмыльнулся Леха – ну поливай дальше?

– Устал я вхолостую работать. Вы вот тоже пока пахали, без штанов ходили, а сейчас на вас любо-дорого смотреть. Прикидываетесь шикарно и в печатках рыжих щеголяете. 0 т Беспалого круто отличаетесь. Он синяк натуральный, а на вас и не подумаешь, что судимые.

Святой с Ветерком переглянулись, и Кот понял, что они обдумывают его просьбу.

– Я соображаю, что с ментами плотно завязан и, наверное именно поэтому у вас имеются основания мне не верить, но чтобы доказать вам свою преданность, я готов вообще на все.

– На все, говоришь?

– На все, Олега. Давай, я убью кого-нибудь, чтобы ты увидел, что обратного хода у меня нет. У Бурдинского правой рукой Жук. Помогите мне его в карьер увезти, там я его насчет того, кто мою хату выставил, покачаю и потом застрелю. Годяво?

– Насчет убийства не газуй, Костя. По-моему не так просто человека жизни лишить.

– Охотник я, понимаешь? Кровушки в лесах нахлебался досыта. Я эту мразь хлопну, рука не дрогнет. Тем более он – синюшная морда, от него все равно никому никакой пользы нет.

– Одно дело – коз шмалять, другое – людей. Или для тебя разницы нет?

– Есть, конечно, но этого гавнюка не жалко.

– Дельно базарит, встрял Ветерок. У Рыжего тачку возьмешь, – он как раз на ней стекла затонировал, а самого его привлекать не стоит. Братану позвони, пусть приезжает, здоровый парняга, сгодиться. Утрясли вроде все, по домам?

– Пора действительно, – встал первым Святой. Вали, Кот, до хаты и если в натуре решился на мокруху, паси Жука.

Наломав еще не распустившейся черемухи. Костя, задумавшись, пропал в темнеющей улице. Распластавшись на теплом песке и закинув за голову руки, гонял масло, высматривая Большую Медведицу на звездном небе, Олег.

– Леха, может, зря мы Кота через кровь тянем?

– Легавый он. Пусть запачкается, тогда ему железно можно будет доверять.

– Ладно, пускай все катится, как катится. От судьбы не сквозанешь. С Хадичей у вас как?

– Не пойму. Сына увидел своего и ее, и представляешь – чуть не остался в Кутулике. Хорошо, что Эдька рядом был.

– Любишь ее?

– Люблю и ее, и Настю, одинаково.

– Громадное у тебя сердце.

– Не балдей, волк, а то на эту тему я с тобой больше базарить не буду.

– Извини, Ветерок. Любовь – чувство конечно сильное, но я тебе не завидую. Если не секрет, проболтайся, как она сына окрестила?

– Лехой.

– В честь вашего величества, надеюсь?

– По-другому и быть не могло.

– Похож хоть на тебя?

– В том-то и дело, что похож, подлец.

– Что ворчишь? Тогда радоваться нужно.

***

Отдавая долг родине в воинской части, расположенной на территории Первомайска, Жуков подженился на приглянувшейся ему толстушке – мастерице с жилищно-коммунального хозяйства и, дембельнувшись, на далекую свою родину возвращаться не спешил. Поселок Жуку нравился, заработки сожительницы устраивали, а, связавшись с Беспалым по воровской стезе, жизнь вообще заскользила, словно сыр по маслу. Только всегда хотелось спать и на кражах, и в свободное время. Вот и сегодня, разлепив тяжелые веки, он поковырялся указательным пальцем в глазницах, удаляя засохшие сгустки слез и с хрустом потянувшись, глянул на будильник. Стрелки не шевелились.

– Танька?

«Где она интересно, на работе, наверное. Да не должна, сегодня восьмое мая. Выходной».

– Татьяна?!

«Может, в магазин утопала?» – упал он снова смуглым лицом в пуховую подушку, но захрапеть ему помещал без стука отворивший входную дверь Бурдинский.

– Здорово, Руслан, когда ты, дружок, выспишься? Натягивай штаны, в кабак пойдем.

– Я бы с превеликим удовольствием, но филок нет.

– Есть, – похлопал по нагрудному карману Женька.

– Я вчера с последней делюги набор посуды загнал в Шилке. Одевайся.

Пили подельники много, но дешево, деньги приходилось считать, в отличие от Эдьки, жировавшим за соседним столиком.

– Кто это, не в курсе? – понюхал после очередной стопки кусочек черного хлеба Жуков.

– Младший брат Святого, Эдька Иконников. Крадут пацаны и видимо по крупному, хрустами машет, не жалеет. Феди Хасанова они зимой склад подрезали.

– Почем знаешь?

– Рыжий – болтун. Святой с Ветерком – матерые, а этот – капуста, жало до колен висит. Примазался в кодлу путную и ноги от счастья трясутся. Наливай, Руслан, по последней.

Жук насыпал и махонькими глоточками выпил последнюю в своей жизни рюмку водки.

– Я отчаливаю, Женька, поздно уже. Татьяне хлестанулся завтра картошку ее матери высадить.

– Завтра же девятое.

– До обеда управлюсь. У нее огород, что этот зал.

С початой бутылкой «Пшеничной» в оттопыренном кармане ветровки, Жуков вышел с «Березовой рощи» и, покачиваясь на нетвердых ногах, направился к дому. Пройти сто пятьдесят метров ему было не суждено – в неосвещенном, возле крадуна бесшумно тормознулись белые, с затемненными тонировкой стеклами Жигули, и не успевшего сообразить, что случилось Руслана, Леха и Эдик втолкнули на заднее сиденье. Олег вылез из-за руля и подняв дверцу багажника, нырнул в него. Потом захлопнул ее и, оказавшись сзади Жука, накинул ему на шею удавку, сделанную из кожаного ремешка от бинокля.

– Не вздумай блажить, задушу.

Костя дыбанул на светящееся окно в ночи жуковской квартиры, за ситцевыми занавесками которой вязала пуловер сожителю Татьяна, и, устроившись поудобней за баранкой, не торопясь, включил передачу.

– Вы кто такие? – моментально протрезвел Руслан – я худого никому не делал.

– Заткнись, обезьяна, – полуобернулся к нему Кот – через пятнадцать минут я тебе все объясню.

Меж высоких отвалов заброшенного карьера, машина, погасив габариты, остановилась. Жуку связали за спиной руки и Костя с Ветерком, крепко держа жертву под дрожащие локти, спустились на дно неглубокой каменистой ложбинки, а Святой выбравшись из багажника, задрал войлок, на котором сидел и достал из-под него пятизарядку.

– Эдька, под водительской седушкой обрез в тряпке. Возьми и на атасе останься.

– Кого тут шугаться?

– Сказано тебе, вниз не ходи!

– Ладно, понял.

Спотыкаясь о нагретые за день валуны. Олег пошел в ложбину. Руслан сидел, неудобно подломив под себя бесчувственные ноги, и не верил, что смерть в черной зэковской робе с обрезанной пятизарядкой уже на подходе. Цепко ухватив его левой рукой за чуб, а правой методично расшибая лицо, выспрашивал что-то Кот.

«Неужели расчухал, что я принимал участие в краже на его хате» – безвольно стучало в подсознании. «Предупреждал же меня Слепой: не шарься один вечером по поселку – береженого бог бережет».

– Сказал он тебе чего интересного? – подошедший Святой присел на большую каменюгу за спиной Жукова и положил справа от себя обрез.

Костя утвердительно затряс гривой.

– Он это, он, – и пнув по белой, как мел роже Руслана туфлем, схватил его за кадык.

– Дай железяку, я эту мразь стрельну.

– Не трожь, – наступил кремовой «Саламандрой» на пятизарядку Олег.

– Леха, замерз что ли, тебя зову.

– Я все слышал. По-моему все ясно, дави эту капусту. Шмалять не надо, удыбает, не дай бог кто нибудь. До дач – рукой подать.

Святой повыше кадыка, под самый подбородок надел Жуку удавку. Тот, закрыв глаза, обречено молчал.

– Вдохни поглубже, – последнее, что он расслышал в этой безумно короткой жизни, и ремешок страшно больно впился в худую шею. Сидя на спортивной шапочке, Эдик таращился вниз на происходящее и не мог никак врубиться, почему не Кот, а брат душит этого, впервые уведенного сегодня парня. Умирал Руслан долго. Поджарое его тело, прощаясь с землей, дергалось в конвульсиях и хрипело. Ветерок, встав на одно колено, неожиданно ударил умирающего рукоятью охотничьего ножа в солнечное сплетение.

– Прекращай! – остановил его Олег.

– Костя, это твоя жертва. Ходи сюда, не стесняйся, позвал подельника Леха и когда тот подошел, добавил:

– Перехватывай у Святого удавку.

Кот взял твердыми руками концы натянутого ремешка, а Олег, откинувшись на спину, непроизвольно встретился карим взглядом с созвездием Большой Медведицей. «Вот чертовщина, везде меня пасет», – перевернулся он набок и поднявшись, суеверно сплюнул через левое плечо. Затем, ухватив пятизарядку за обрезанный приклад, стал устало карабкаться вверх по сыпучему отвалу.

– Ты что плевался? – встретил его брат.

– Старая история. На строгом режиме в буре маялся и однажды меня, молодого и красивого чуть домовой не удавил. Вот с тех пор в приметы и верю. Шлепай к ним, Эдька, поможешь труп зарыть. Я здесь побуду.

– Извини, но я так и не понял, почему ты Жука убил? Ведь это должен был сделать Костя?

– Я просто не дал мучать парня. Представь его состояние – Котяра ему всю башку разбил и предлагает стрельнуть. Ветерок тычиной в «солнышко» заехал.

– Наверное, ты прав, смахнул с длинных ресниц повисшие капельки влаги Эдик. Коту сейчас прямо хлебало начищу.

– Нет, Эдька. Он базарит, что его квартиру Жуков помыл. Может мы сегодня, и двинули лишка, но Костю я понимаю. Иди вниз и сердце послушай у трупа, а то еще живого закопают.

Натянув на синее лицо мертвеца полиэтиленовый пакет, Леха поверх него для верности завязал ремешок, которым удавили Руслана и, убедившись, что тот остыл, втроем перенесли его чуть выше, в самое узкое место ложбины. Потом труп заложили мелкими камнями и навалили поверх булдыганов покрупнее. Плюсовая температура спала, и крыша тачки покрылась росой. В бардачке Ветерок случайно нашел приготовленную для шлюх бутылку коньяка.

– Пить кто будет?

– Распечатывай, что спрашиваешь? – сняв куртку, хлопал ее Святой о камни.

– Вовчик задавится с горя, как удыбает пропажу – Кот протирал пыльный стакан.

– Да в рот ему полено, чертогазу, – не понять, на кого психанул Олег.

– Наливай, муторно.

Опрокинув в пересохшую глотку полстакана «Букурии», он вытряхнул из него оставшиеся капельки и передал посуду братану.

– Слушай, Костя. Как рассветет, на место, где труп лежит, бросишь собаку, понял?

– Дохлую?

– Да.

– А где взять ее?

– Твои проблемы.

Братья спали в гостиничном номере «Березовой рощи», попросив горничную растолкать их в десять. Двужильный Леха на дачном участке строил курятник. Выпросив у знакомого одностволку, Кот с Рыжим шастали на первомайской свалке, высматривая бродячих собак. Одна корноухая на свою беду им попалась.

– Кири-кири – поманил ее Костя и, не вылезая с жиги, разнес доверчивому псу грудь.

ЗАТЕМ окровавленную тушку обернули куском оставшегося после побелки целлофана и забросили на багажник крыши.

– Теперь, Рыжий, жми в карьер. В старый.

– Куда конкретно?

– Покажу, моншер, покажу.

Днем место убийства в бесконечных россыпях каменных джунглей выглядело обыкновенно и о трагедии, произошедшей несколько часов назад, ничего не напоминало.

– Как думаешь, где он прячется?

– Шут его знает, – поежился Вовка.

– Смотри внимательно, показываю один раз, – Кот швырнул с кромки ложбины труп собаки и та, вычертив в воздухе дугу, упала точно на захоронение.

– Зачем это?

– Скоро Жук разлагаться начнет, запахнет. А так, если кто и унюхает, подумает, что это собака воняет, – Костя снял верхонки и выкинул их, не глядя себе за спину.

– Поехали к шефу, доложить нужно, что задание выполнено.

Неделю назад на березке только набухали почки, а сегодня утром, обрадовав Лену, она наконец-то пыхнула яркой зеленью. Максим подбеливал кирпичи, окружающие гибкий ствол деревца, а руководил этой операцией Эдька, жующий конфеты и выслушивающий жалобы Ветерка только что вернувшегося с дачи.