Текст книги "Наследники"
Автор книги: Николай Сизов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)
Сделав какие-то заметки на кромке чертежа, Быстров обратился к Снегову:
– Слушаю, Анатолий.
– Сегодня приходила ко мне группа ребят с литейки. Шумят. Простои, переброски с места на место, материалы дают через час по чайной ложке.
– Так. Что еще?
Снегов рассказал о беспорядках на других участках, недовольстве рабочих, о малых заработках в некоторых бригадах.
– Да, порядка у нас действительно маловато, и наводить его нужно, – не спеша, в раздумье проговорил Быстров. – А точнее, пора бы уже порядку быть. – Затем, в упор глядя на Снегова, продолжал: – Но вам, друзья хорошие, тоже поживее быть надо. Пока не очень-то чувствуются комсомольские подпорки. Эти ваши «молнии» по мелочам бьют. «Прожектор» тоже светит слабо. Что, энергии маловато? Сегодня начальники первого и третьего участков поставили перед нами вопрос о том, чтобы просить министерство о переброске на стройку десяти – пятнадцати бригад квалифицированных строителей. Ты понимаешь, о чем идет речь? Не верят они в твою гвардию. Да если разобраться, основания есть. Учим мы ребят плохо. Пройдет месяц-другой, и многим бригадам нечего будет делать. Уже сейчас нужны бетонщики, плотники, каменщики, штукатуры, монтажники. Вы об этом думаете?
– Не только думаем, но кое-что и делаем. Пять бригад осваивают бетон, три прикреплены к монтажникам…
– Это хорошо, но мало, очень мало. Свяжитесь с Четверней, с Казаковым. Затевайте курсы, обучение в кадровых бригадах… Чтобы все, все осваивали основные специальности. В каждую бригаду давайте пошлем двух-трех опытных строителей. Я сегодня и с Данилиным об этом поговорю. Пусть руководители участков и объектов не рассчитывают, что им еще десятки квалифицированных бригад пришлют. Готовить строителей надо здесь.
Помолчав, Быстров добавил:
– А порядок на участках наводить надо, обязательно надо. Все правильно. Но, черт возьми, пора комсомолии свои зубы показать. Давай думать, Анатолий. Дело серьезное.
Снегов со вздохом согласился:
– Да, действительно серьезное. Что ж, подумаем.
Ушел он от Быстрова озадаченный и мрачный. Вскоре после его ухода Быстрову позвонил Данилин:
– Мы собирались встретиться? А то я скоро должен ехать в министерство.
– Хорошо, сейчас зайду.
Данилин сразу начал:
– Может, с активом все же повременим? Уж очень много мы совещаемся.
Быстров, не отвечая на его вопрос, спросил:
– Как, Владислав Николаевич, с главком?
– Что с главком? – не понял Данилин.
Хотелось бы знать, когда вас освободят от двойной тяги? Пора в полную силу работать здесь.
А по-вашему, что, я работаю… вполсилы?
– Сидеть в двух креслах одновременно, а тем более в разных городах – дело сложное. На стройке вам надо бывать больше.
Данилин неприязненно осведомился:
– Может, конкретизируете, что я упустил, чего не решил, по какому вопросу не распорядился?
Быстров с легкой досадой заметил:
– Ну зачем вы так, Владислав Николаевич?
Данилин несколько спокойнее продолжал:
– Я ведь говорил уже не раз: этот вопрос решать не нам.
– Выходит, ждать у моря погоды? Не согласен. Давайте возьмемся за дело сообща.
– Ого! По-моему, вы явно переоцениваете свою персону.
– Моя персона здесь ни при чем. Я имею в виду партийные органы.
Данилин примирительно проговорил:
– Ну ладно, ладно. Думаю, в их вмешательстве необходимости не будет. Сегодня еще раз переговорю с министром.
– Очень прошу.
– Будет сделано, товарищ секретарь, – неохотно пошутил Данилин.
Оба замолчали. Потом Быстров озабоченно заговорил:
– Владислав Николаевич, до проведения совещания актива нам надо бы с вами еще раз вернуться к очередности объектов.
– Опять вы за старое? Все говорено и переговорено. Есть план организации работ, график сдачи объектов, согласованный с заказчиком, утвержденный двумя министрами.
– Так-то оно так. Но есть и другие соображения.
– Соображений может быть много. Но руководить «Химстроем» поручено мне.
Стараясь говорить как можно спокойнее, Быстров ответил:
– Стройкой руководите, конечно, вы, никто этого права у вас не отнимает. Главный корпус мы, безусловно, вытянем. Но что это даст? Цехи будут перебиваться кое на чем. Без литья, без штамповки что они будут делать?
Данилин, недовольно хмуря клочкастые брови, явно сдерживая раздражение, проговорил:
– Может, хватит об этом? Нельзя же без конца. Я не раз объяснял вам свою точку зрения. И давайте договоримся, наконец, Быстров, у каждого из нас свое дело. Вам я мешать не собираюсь, не мешайте и вы мне.
Алексей пристально, в упор посмотрел на Данилина. Начальник строительства открывался ему как бы другой стороной. Была в его словах уверенность, сознание своей силы и этакое любование этой силой. Он ничего не ответил, и Данилин заговорил снова:
– Вы, Алексей Федорович, уясните раз и навсегда: производственная программа для нас самое главное, самое основное, решающее. Вы думаете, что нас по головке гладить будут, если мы хоть раз сорвем месячный или квартальный план? Начнутся вызовы в райком, в обком, в главк, а то и повыше. И везде одни и те же вопросы: что, как, почему? Будут еще и другие неприятности. Ты ведь со Стройбанком и прочими финансистами дел не имеешь, а мне эти учреждения очень хорошо знакомы. Попробуй сорвись хоть раз – наплачешься. Зарплату платить – иди проси, фонды реализовать, материалы оплачивать – в ножки кланяйся. Нет уж, спасибо, я-то знаю, как сладко жить, когда на счету кукиш с маком. Уволь от такой перспективы.
Быстров слушал его не перебивая. Потом негромко спросил:
– Но ведь если главный корпус будет полгода или год стоять без дела в ожидании других мощностей, нас за это тоже не похвалят?
Данилин спокойно ответил:
– У меня титульный список, утвержденный везде, объемы работы по объектам, тоже утвержденные везде. Сроки ввода по каждому объекту опять же согласованы. И ты меня с курса не сбивай, парторг. Главный мы построим, и построим быстро, в срок, а может, и раньше. Пригласим наших заказчиков, разных высоких гостей и скажем: пожалуйста, дорогие товарищи, разрезайте красную ленточку и, как говорится, в добрый час монтируйте свои агрегаты, пускайте их в ход.
– Ленточку-то перережут, а завода не будет.
– Почему не будет? Будет! Вы просто не верите в принципы кооперации. За годы своих вояжей по братским странам оторвались от нашей действительности, не знаете, что делается в промышленности. А это дело у нас сейчас решенное.
Быстров вздохнул.
– В кооперацию я, разумеется, верю. И более или менее представляю, что делается в промышленности. Но недавно я говорил с руководителями Подольского и Пензенского заводов. Они очень озабочены своими поставками «Химмашу». Беседовал я и с некоторыми специалистами Главхиммаша, когда они здесь были. Сомнений своих они не скрывают. Говорят, что заводу с его объемом производства надеяться на кооперацию – все равно что манны небесной ждать.
Данилин встал, аккуратно поправил бумаги на столе.
– Как известно, сколько людей, столько и мнений. Не знаю, что там говорили разные ваши советчики, но государственный план – закон для всех. И вынужден повторить, товарищ парторг, – каждому свое. Что раньше, что позже строить, когда начинать и когда кончать – это дела инженерные. Решать их уж позвольте мне. Вы же ведите свои дела. У вас их и так по горло.
Быстров тоже поднялся.
– Ну что ж, каждому свое, это правильно, – согласился он. – Только вот от коренных вопросов строительства вы зря нас хотите отстранить. И как строить и что строить, когда начинать и когда кончать, нас все это тоже касается. Отдавать это на откуп даже таким уважаемым работникам, как Владислав Николаевич Данилин, мы не собираемся.
– Что же, обнадеживающее обещание, – зло заметил Данилин.
– А вы не иронизируйте, дело не такое простое.
Данилин нехотя процедил:
– Правильно мне говорил Виктор Иванович, что с Быстровым надо пуд соли съесть, чтоб сработаться.
– Вы имеете в виду Крутилина?
– Именно его. Вы ведь работали с ним?
– Пришлось.
Наступила долгая пауза. Ее нарушил Данилин. Несколько поуспокоившись, он сказал:
– Вы не обижайтесь, Алексей Федорович, но понимаете, если мы будем так… воевать с вами…
Быстров, перебирая веер карандашей в хрустальном стакане, негромко и как-то просто, без нажима ответил:
– Если понадобится, то будем воевать, Владислав Николаевич. Будем. Лишь бы не по мелочам. Наш же спор мелочью не назовешь. Так что необходимость в совещании партийно-хозяйственного актива, как видите, явно назрела.
Данилин понял: Быстров не уступит ему.
Попрощались они сухо.
Глава VIII. Ум хорошо, а два лучше
Совещание партийно-хозяйственного актива закончилось поздно. Оно на редкость утомило Данилина, и, придя в кабинет, он долго в задумчивости сидел за столом. Чувство обиды на Быстрова, на людей, что его, Данилина, не поняли, усталость и недовольство собой – все это собралось сейчас вместе, угнетало.
«Почему они не хотят понять? Почему? Ведь строим же, строим».
В самом деле, каких-то три месяца назад еще не было ничего, что напоминало бы стройку. Канавы, рытвины, кучи мусора, пыль, поднимаемая ветром с гребней старых траншей и рвов. А сейчас… На дне огромного котлована главного корпуса поднимались мощные контуры железобетонных фундаментов. В восточной стороне котлована уже выстраиваются в ряд массивные колонны первого этажа. А этот Быстров все недоволен…
– Чудак, – бормотал про себя Данилин. – Не понимает, дурная голова, что параллельно вести объекты у нас пороху мало – ни людей, ни материалов, ни техники не хватает.
Данилин был старым и опытным строителем. Прошел, кажется, все ступени: был бригадиром, десятником, прорабом, руководил крупнейшими трестами. Подшипниковый завод, два высотных здания, несколько заводов в Ленинграде, Харькове – вот страницы его трудовой биографии.
В роли начальника главка Владислав Николаевич тоже справлялся неплохо, только работа в аппарате была не очень-то по нему. Как ни старался он работать энергично, упрямо и напористо, все-таки это были лишь указания, советы, приказы. Пусть толковые, пусть ценные и разумные, но все же директивы, инструкции, а не живые, конкретные дела. Данилина же тянуло к людям, на площадку, на стройку. Ведь именно здесь каждый день видишь дело рук своих.
Когда был решен вопрос о том, что «Химстрой» поручат его главку, Данилин обрадовался и твердо решил не упускать стройку из своих рук. Его желание учли, он был назначен начальником «Химстроя», притом без освобождения от обязанностей в главке. Владиславу Николаевичу это льстило, и он с неистовым рвением совмещал такие большие и такие различные по характеру должности: одну – живую, постоянно требующую быстрых решений, советов, конкретных, практических дел, другую – размеренную, спокойную, но огромную по масштабам. Однако против такого совмещения восстал тот же Быстров. Поехал к министру, в МК, ЦК… И добился-таки своего.
Министр, вызвав Данилина, предложил:
– Выбирай, Владислав Николаевич.
Данилин обиделся, переживал это бурно, но выбирать все же пришлось. Он выбрал «Химстрой». Многие друзья и сослуживцы одобрили его решение. Но нашлись и такие, которые увидели в нем какой-то хитрый ход. Один из давних знакомых, зайдя в кабинет, попытался выяснить, что все-таки побудило Данилина поступить так.
– Чего ты надумал: с главка – вниз?
– Но стройка-то какая!
Собеседник только усмехнулся:
– Поди, за орденом гонишься? Так это довольно проблематично. Может, дадут, а может, и нет. Тройку же выговоров схватишь наверняка, если не что-нибудь похуже.
Данилин рассмеялся в ответ.
Но сегодня он впервые усомнился в правильности своего решения. Не зря ли сменил он главк на хлопотливый и беспокойный «Химстрой»? С этой мыслью он весь вечер сидел на активе, она преследовала его неотвязно и сейчас. Обижало и удивляло, что люди с меньшим опытом и конечно же с меньшими знаниями в строительном деле не соглашаются с его доводами, предлагают что-то другое, свое. А ведь он давно привык к тому, что его слово, слово Данилина, считалось весомым, решающим. Когда Данилин высказывал свое мнение, к нему прислушивались не только в главке или в министерстве, а и повыше. Тут же…
Мучило его и еще одно. К тому, что он выбрал стройку, здесь отнеслись как к делу естественному, обычному. А ведь это, как ни крути, поступок! Он сам, сам сменил все московские блага на лихорадочную, суматошную жизнь, на дни без свободной и спокойной минуты и ночи без сна.
…Спор Данилина и Быстрова коммунисты стройки обсуждали долго и тщательно.
Собрание проводилось в красном уголке главного корпуса. К пяти часам собрались все, кто мог явиться, человек сорок или пятьдесят. Начальники участков, бригадиры, бетонщики, монтажники – партийное ядро стройки. Когда Быстров после своего короткого вступления предоставил слово Данилину, тот поднялся насупленный, хмурый. Говорил не очень охотно, как бы через силу, все время не уходила мысль: а почему, собственно, я должен доказывать, что я прав, доказывать им, моим подчиненным? Их дело выполнять, что будет сказано. Потом одернул себя: коммунисты же здесь…
Мелькала порой и такая дума: «А может, я действительно зря упорствую? Ведь не исключено же, что главный корпус будет стоять и ждать другие цехи». Но привычная, не раз обдуманная мысль брала верх: влезем во все объекты – распылимся, завязнем, а потом попробуй объясни, какими благими намерениями ты руководствовался. Нет, нельзя на это идти. «Вас-то, дорогие товарищи, – мысленно обращался он к залу, – к ответу не потянут. Да, да. Позовут меня, Данилина». Его голос стал увереннее, крепче.
– Я не понимаю упорства товарищей, которые настаивают на пересмотре графика, сроков, проекта организации работ. Все согласовано с заказчиком, утверждено обоими министерствами и является для нас законом. Я вполне понимаю горячий порыв авторов новых предложений: сдадим в кратчайшие сроки весь «Химмаш», удивим всех и вся. Вперед и выше, как говорится…
В зале кто-то было засмеялся, но быстро смолк. Данилин продолжал:
– На что нас толкают? Разбросать силы, обречь на срыв главный корпус во имя довольно призрачной перспективы сдать одновременно весь производственный комплекс. Думаю, этой аудитории нет надобности разъяснять, что такое финансирование, проектная документация, технология строительных работ. Я, знаете ли, тоже люблю и размах и темп, но вовсе не сторонник пустых фантазий и прожектов.
Быстров подождал, что еще скажет Данилин, но тот, сложив листки конспекта, уже собирался отойти от стола. Алексей ровным, но чуть глуховатым от напряжения голосом обратился к нему:
– Владислав Николаевич, вы ведь не будете отрицать, что наши механические цехи, то есть главный корпус, смогут быть использованы либо при условии работы литейки и кузнечно-прессового производства, либо при наличии широкой кооперации?
Данилин снисходительно пожал плечами.
– Да, конечно. Но в этом нет ничего из ряда вон выходящего. Времена, когда каждый завод стремился иметь у себя, за своим забором, все – от литейки до сапожной мастерской, – давно прошли. У нас вся или почти вся промышленность работает на принципах специализации и кооперации. Это общеизвестно.
– Но потребности «Химмаша» в литье, крупногабаритных поковках, – все в том же тоне продолжал Быстров, – заводы центральных областей обеспечить не могут, они перегружены. Это тоже общеизвестно.
– Ничего, поднатужатся малость.
Когда Данилин сел, наступило долгое напряженное молчание.
Снегов думал о том, как же разобраться во всем этом. Когда говорил Быстров, он был уверен, что парторг прав, но вот начал говорить Данилин, и уже казалось, что прав он. Анатолий почувствовал беспокойство, неуверенность и, наклонившись к Быстрову, спросил:
– Алексей Федорович, не запутаемся?
Быстров не ответил. Он настороженно слушал выступавших. А недостатка в ораторах не было. Одни приходили к выводу, что вариант Данилина более реален, обстоятелен и верен, другие взвешивали аргументы парторга. И те и другие приводили доводы и доказательства в защиту обеих точек зрения.
Собрание шло уже давно, а Снегов все еще не улавливал, к чему склоняется коллектив партийцев, какая же линия в организации работ будет принята и одобрена. Об этом думал не только Снегов. Многие чувствовали, что наступило то равнодействие сил, равновесомость мотивов и доводов, которые предельно затруднят решение.
Медленно, как бы вслушиваясь в себя, взвешивая каждое слово, Быстров начал свое выступление.
Хотел он говорить коротко и спокойно, но речь получилась длинная, взволнованная. Лицо Алексея разрумянилось, глаза сухо блестели, он стоял за столом какой-то колючий и непримиримый.
– Я отдаю должное мыслям и соображениям товарища Данилина, но стою по-прежнему на своей точке зрения. Хочу напомнить: нам поручено построить завод, а не часть завода. Не просто возвести энное количество производственных площадей, а создать возможности для выпуска продукции. И не когда-то, а как можно быстрей. Думаю, что при решении сегодняшнего вопроса мы должны помнить прежде всего об этом.
Данилин подал реплику:
– Все это азбучные истины, товарищ Быстров. Они нам хорошо известны. По существу, вы хотите устроить показуху.
Быстров посмотрел на него удивленно.
– Я хочу, чтобы мы сдали весь производственный комплекс. Какая же это показуха? Показуха скорее то, что делаем сейчас, – смотрите, мол, какой темп взяли, досрочно главный корпус сдадим. А что толку? Первое, – загнул он палец. – Кооперированные поставки нам не обеспечены. Кооперация в промышленности – вещь отличная, и, восхваляя ее, легко прослыть передовым и современным. Но перед нами голый факт: не будет заводу ни литья, ни поковок. А если и будет, то с трудом. И причин тому достаточно. Потребности на продукцию любого завода растут день ото дня, в стране ведь строится не только «Химмаш». Кооперированные поставки заводу тоже, конечно, будут, спора нет, но будут по вспомогательным и специальным узлам, как это и предусмотрено проектом. При всех его недостатках это он учитывает. В нем оказались необоснованно затянутыми сроки ввода некоторых объектов, механически определена их очередность. Именно об этом мы и спорим. Второе. Высокопарные слова о старых временах, которые прошли, и о новых, которые наступают, – эти рассуждения сразу же превращаются в мыльный пузырь, как только мы вспомним, что завод-то наш проектировался как законченный производственный комплекс. Когда «Химмаш» войдет в строй, за его забором будет и литейное производство, и кузнечно-прессовое, и свое компрессорное, и котельно-сварочное хозяйство. Так для чего нужно наводить тень на ясный день?..
К чему сводится предложение о комплексном ведении работ? Чтобы завод в назначенные сроки смог давать продукцию. Товарищ Данилин твердит: это показуха! Но все-таки присмотримся к возражениям товарища Данилина. Его идея – сдать прежде всего главный корпус, не думая об экономических последствиях этого. Лишь бы в срок. Лишь бы разрезать красную ленточку. Это ли не показуха? К дымовой завесе в виде рассуждений о старом и новом, к словечкам о туманных грезах товарищ Данилин вынужден прибегать потому, что держится за привычные, за удобные ему самому методы строительства. Вот ведь странность-то: человек жертвует покоем и комфортом ради того, чтобы отстоять свою устаревшую, свою комфортабельную инженерно-экономическую доктрину. Коммунисты принимают в расчет личные склонности каждого отдельного человека. Но коммунисты не принимают в расчет притязаний на безгрешность догм, как бы они ни были освящены предыдущим опытом.
Я утверждаю, что, если по-настоящему организовать дело, добиться дополнительной мобилизации людей, техники, материалов, мы параллельно с главным корпусом сможем вести работы и по литейке и по кузнице…
Опять выступал Данилин, и вслед за ним вновь Быстров. Спорили до хрипоты. Совещание длилось еще два часа. В итоге большинство коммунистов высказалось за то, чтобы параллельно с главным корпусом развернуть строительные работы по литейке и кузнице, имея в виду максимальное сокращение разрыва в сроках их сдачи. Данилину и Быстрову поручалось встретиться с министром и обсудить эти вопросы.
Когда ехали с собрания, Снегов спросил Быстрова:
– В чем все-таки дело? Как вам удалось убедить людей? Ведь многие до этого поддерживали Данилина.
Быстров ответил:
– Ничего нет удивительного. Есть у нас еще товарищи, которые никак не привыкнут думать сами, принимают чужие мысли за аксиому. Данилин – величина заметная! Ну и пошли за его рассуждениями. А когда вникли и обдумали – поняли. В этом, между прочим, и ценность коллективного обсуждения таких больших вопросов. Вырабатывается объективная, всесторонне взвешенная и обдуманная точка зрения. Скоро все убедятся, в том числе и сам Владислав Николаевич, что иного решения быть не могло. И коррективы в наши планы будут внесены обязательно. Просчеты в проектировании, особенно такого большого завода, могут быть. Так почему же не исправить их вовремя?
А в кабинете Данилина тоже шел разговор о собрании. Начальник производственного отдела Вишневский говорил ему:
– Знаете, я не год и не два на стройках. Не часто бывает, чтобы корпуса площадью в тридцать тысяч метров сооружались в такие сроки. Ведь проекты берем прямо со стола, материалы в бригады идут с колес. Это что-то фантастическое. Но посидел я на активе, и, знаете, взяла меня в плен мысль: а чем черт не шутит? Может, и справимся? А? Почему нам надо вертеться на одном пятачке главного? Расширим фронт, легче будет организовать работы. О третьей смене опять же можно подумать.
Данилин нетерпеливо возразил:
– Третья смена на стройке может быть лишь подготовительной. Производство основных работ ей не поручают. Неужели вы не знаете этого?
– Но это же не закон?
– Не закон, но традиция, элементарные правила.
– Кто же нам мешает изменить эту традицию и эти правила?
Данилин поморщился.
– Вы, как и Быстров, все бьете на энтузиазм. А меня интересуют реальные вещи, подкрепленные инженерными расчетами.
– Зря вы так относитесь к мнению Быстрова. Он основательно влез в наши дела и воюет за свою точку зрения не наобум. Расчеты у него довольно убедительные.
– Вы, что ли, помогали?
– Да нет, он же меня считает вашим единомышленником.
Данилину не хотелось больше говорить, никого не хотелось видеть, и он, сухо кивнув Вишневскому, отпустил его.
Несколько дней спустя Быстров напомнил:
– Владислав Николаевич, надо выполнять поручение собрания. Когда поедем к министру?
– Вы затеяли эту канитель, вы и договаривайтесь.
Быстров спорить не стал:
– Пожалуйста, могу позвонить и я.
Но Данилин передумал:
– Не надо. Сегодня-завтра условлюсь о встрече.
Министр на звонок Данилина ответил сразу.
– Знаю, знаю о баталии, что у вас произошла. Встретимся обязательно. Только вот когда? – Затем, подумав с минуту, сказал решительно: – Послезавтра приеду. Кто нам еще будет нужен? Из управлений и главков?
Данилин ответил:
– Вы сами разберетесь.
– Нет, дорогой мой, я не семи пядей во лбу. Прихвачу с собой всех, кто вам помогать должен.
Через день министр приехал в Каменск. Поздоровавшись с Данилиным и другими руководителями стройки, он сразу же обратился к группе приехавших с ним работников:
– Ну вот что, всем десантом ходить по участкам не будем. Каждый пусть занимается своим делом. А в конце дня, – он посмотрел на часы, – часа этак в четыре, соберемся у Данилина. Ясно? – А потом предложил Данилину и Быстрову: – Ну, хозяева, ведите показывайте, что наработали.
Министр не был новичком в своем деле. Вся его жизнь, как и жизнь Данилина, прошла на стройках. Бетонщики, плотники, штукатуры, механики здоровались с ним, как со старым знакомым. Он не просто знал этих простых, немногословных, несколько суровых, но удивительно дружных людей. Он любил их, гордился тем, что вышел из их среды. И боже упаси, если кто-нибудь при нем скажет что-либо неуважительное о строительной братии – будет врагом его до конца дней.
Быстров удивился, заметив, как изменился весь облик этого человека, когда он оказался на участках. Куда девались его медлительность, тяжеловатость. Уверенно и споро поднимался он по узким шатким стремянкам, бесстрашно шагал по мосткам, перекинутым над огромной глубиной котлована, бросал то Данилину, то Быстрову или идущему рядом прорабу беззлобные, но едкие замечания.
– Что это вы перекрытия над подвалами в монолите проходите? Рутина-матушка. А плитами вся ветка забита.
Или:
– Все жалуетесь на нехватку технологического транспорта. А на МАЗах по кирпичику возите. Не очень-то по-хозяйски дела ведете.
Зайдя в столовую первого участка, министр долго обследовал все ее хозяйственные закоулки, придирчиво изучал меню, а потом направился к двум паренькам, что сидели в углу зала.
– Почему так поздно обедаете, ребята?
– Только что с базы вернулись.
– Как кормят?
– Ничего, тольке вот холодное все.
Министр ничего не сказал, но выразительно посмотрел на Данилина и Быстрова. Когда же обедающим подали кофе, он попросил принести и ему. Взял, однако, не свой стакан, а одного из юношей, свой же подвинул ему. Пригубил, поморщился, но все же выпил, потом сказал:
– Чуфека, как говорят итальянцы.
– А что это такое? – спросил Данилин.
– Что такое? Бурда.
Когда поднялись на эстакаду главного корпуса, Данилин, вытащив из кармана чертеж, стал объяснять размещение объектов, где на какой стадии находятся работы.
Министр слушал внимательно, не перебивая и почти не задавая вопросов. Сказал только, когда уже собрались спускаться:
– Если говорить военным языком, то вы сейчас ведете разведку боем. Битвы пока не вижу. И вопрос состоит, очевидно, в том, как ее начинать. Так?
– Не совсем так, Николай Евгеньевич. Вы же видите, по главному нулевой цикл к концу идет. Вот смотрите.
Данилин опять достал чертеж, собираясь продолжать разговор, но министр остановил его:
– Пойдемте к вам, там все обсудим.
Придя в кабинет Данилина, министр сел в кресло сбоку стола, что-то долго писал в маленьком блокноте с глянцевито-черными корками. Несколько раз подходил к телефонам, звонил к себе в министерство, разговоры вел отрывисто, лаконично. Затем, плотно устроившись в кресле, оглядел присутствующих и негромко произнес:
– Ну что ж, товарищи, начнем. Владислав Николаевич, пожалуйста.
Данилин подробно рассказал о том, как осуществляется план организации работ на площадке, как идет выполнение графика. Свирепо навалился на проектировщиков, снабженцев. В конце рассказал о партийно-хозяйственном активе.
– Значит, нашла коса на камень? – чуть улыбнувшись, спросил министр.
Данилин сухо, не глядя ни на министра, ни на Быстрова, ответил:
– На стройке может быть только один начальник, а не два.
Когда он закончил, Быстров спросил министра:
– Можно мне?
Все с интересом поглядели на него. Данилин подумал: «Сейчас опять начнет свою песню. Неужели Николай Евгеньевич клюнет на это?» Тоскливо и как-то муторно сделалось у него на душе. Посмотрел на своих бывших сослуживцев, сидевших за столом, на их спокойные, в меру озабоченные лица, и так ему захотелось обратно, в большой, уютный дом министерства.
Быстров коротко, четко привел доводы в пользу предложения, которое отстаивал. Когда он закончил, министр спросил:
– Партийно-хозяйственный актив высказался за комплексное ведение работ? Так?
– Да. Мы понимаем, что вступили в спор не только с товарищем Данилиным, но и с вами, да и с вашим коллегой – заказчиком. Проекты объектов, очередность и график их сдачи утверждены вами. Но надеемся, что поддержите.
После некоторого молчания министр как бы про себя медленно произнес:
– Конечно, если главный корпус будет стоять и дожидаться литейки и кузнечного, то разумного в этом мало.
Данилин тяжело поднялся, оперся руками на стол и, ни на кого не глядя, проговорил:
– Мудрое ли это решение, нет ли, судить не берусь. Решали коллегии двух министерств. Но скажу вам, Николай Евгеньевич, прямо: иного решения сейчас быть не может. Нетрудно понять, что значит форсировать сейчас литейку и кузнечный. Проектов нет, людей нет, техники тоже. Что же есть? Благие пожелания? Но ими, как известно, корпуса не возводятся.
Данилин сел. Все, кто находился в кабинете, выжидающе смотрели на министра.
Он долго молчал, несколько раз снимал, протирал и вновь надевал очки. Потом с еле заметной улыбкой, ни к кому не обращаясь, сказал:
– Задали нам задачу химстроевцы.
– Николай Евгеньевич, – опять заговорил Данилин, – я официально заявляю – дело это не реальное.
– Что-то я не узнаю вас, Владислав Николаевич!
Данилин, подняв на министра насупленный взгляд, ответил:
– Я всегда говорю, что думаю. Привычка такая.
– Привычка хорошая. Спора нет.
Данилин не сдавался.
– Вести весь производственный комплекс одновременно – прожектерство, не больше. Я тоже за сжатые сроки, за досрочную сдачу. Но я против авантюр. Все это слишком серьезно, чтобы решать походя, вопреки расчетам, реальным возможностям.
Министр терпеливо дослушал эту горячую реплику, пристально посмотрел на Данилина. Тот сидел, опустив глаза, что-то чертил и чертил на развороте своей папки для бумаг.
– Жизнь порой вносит коррективы в любые планы и наметки. – Голос министра звучал спокойно, подчеркнуто спокойно. – Да, мы утверждали и проекты, и сроки, и графики. Но из этого вовсе не следует, что мы должны встать перед собственными решениями и молиться на них. Да, имелось в виду до ввода второй очереди обеспечивать «Химмаш» литьем, крупногабаритной арматурой и поковками путем кооперированных поставок. Но предприятия получили новые, дополнительные и притом очень важные задания. Продукция для «Химмаша» с них не снята, но идет как сверхплановое задание, и заводы не без оснований опасаются, что с этим они не справятся.
Данилин бросил:
– Пусть справляются. Это не фабричонка какая-то, а «Химмаш».
– Подтянуть их, конечно, подтянут. Но лихорадка неизбежна. И еще надо учесть, продукция для «Химмаша» сложная. Пока освоят технологию, оснастку… Есть ли смысл затевать все это на год-полтора?
Данилин буркнул:
– Не знаю. Такие вещи надо продумывать раньше.
– Согласен с вами, Владислав Николаевич. Согласен. Но ведь на главке-то сидели, кажется, вы? Так, может, и упреки эти себе адресуете?
И, уже обращаясь ко всем, министр произнес:
– В Госплане и в правительстве тоже озабочены положением, складывающимся с «Химмашем». Нам надо все очень серьезно, обстоятельно взвесить. Я понимаю, что огорчаю вас, Владислав Николаевич, но должен сказать, что коммунисты стройки ближе к истине, нежели вы. И потому давайте договоримся о следующем: завтра же надо встретиться с заказчиком, с Гипромашем. Будем входить с согласованными предложениями в правительство. А вам, – министр обратился к Данилину и Быстрову, – убрать шпаги в ножны, считать, что поединок закончился. И думать, думать, как организовать дело, что нужно стройке… До зимы, до морозов надо выхватить нулевой цикл по основным объектам. Это главное.
