Текст книги "Наследники"
Автор книги: Николай Сизов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)
Annotation
Николай Сизов – автор известных романов «Трудные годы» и «Наследники», повестей «Сердца беспокойные», «Арбат и Селенга», а также «Невыдуманных рассказов». В прошлом комсорг завода, первый секретарь Московского комитета комсомола, член бюро ЦК ВЛКСМ, он все свое творчество посвятил теме труда, нашей молодежи, борьбе за высокую коммунистическую мораль. Произведения его жизненны, так как писатель строит их на материале, близком сердцу советского человека, обрушивается в них на людей, тянущих наше общество назад, на бюрократов, хапуг и преступные элементы. Положительные герои Сизова волнуют, заставляют восхищаться, страдать и ненавидеть. С такими персонажами читатель встретится и в этом однотомнике.
СОДЕРЖАНИЕ:
Анатолий Иванов. О творчестве Николая Сизова.
Наследники. Роман.
Кто виноват? Рассказ.
Коралловая брошь. Рассказ.
Старые счеты. Рассказ.
Зачем мне этот миллион? Рассказ.
Яшка Маркиз из Чикаго. Рассказ.
Окно на шестом этаже. Рассказ.
Последний взлет. Рассказ.
Николай Сизов
О творчестве Николая Сизова
НАСЛЕДНИКИ
Глава I. Встреча на Каменских выселках
Глава II. Широкие ступени
Глава III. Всякий поет свое…
Глава IV. Путевки в жизнь
Глава V. «Легкой жизни не будет»
Глава VI. «Мы тоже не лыком шиты»-
Глава VII. Коса на камень
Глава VIII. Ум хорошо, а два лучше
Глава IX. Вечером в Лебяжьем
Глава X. Вояж Кости Зайкина
Глава XI. Дела житейские
Глава XII. Родственные души
Глава XIII. Любит или не любит?
Глава XIV. «Романтики – тоже люди»
Глава XV. Гость с Парнаса
Глава XVI. Ночной разговор
Глава XVII. Пути и перепутья
Глава XVIII. Разбитое не всегда склеишь
Глава XIX. Разлад в комитете
Глава XX. Под родными крышами
Глава XXI. Старая гвардия думает так же
Глава XXII. По следам дельцов
Глава XXIII. Неожиданное открытие
Глава XXIV. Казаков приходит в партком
Глава XXV. Полет Шмеля не состоялся
Глава XXVI. Старые стежки
Глава XXVII. Капитан Березин рассказывает
Глава XXVIII. Простить легче – забыть трудней
Глава XXIX. Герои зовут…
Глава XXX. Отряд выходит на трассу
Глава XXXI. Орленок, Орленок…
Глава XXXII. Любовь и ненависть
Глава XXXIII. И снова в тревожную даль
КТО ВИНОВАТ? КОРАЛЛОВАЯ БРОШЬ. СТАРЫЕ СЧЕТЫ. ЗАЧЕМ МНЕ ЭТОТ МИЛЛИОН? ЯШКА МАРКИЗ ИЗ ЧИКАГО. ОКНО НА ШЕСТОМ ЭТАЖЕ. ПОСЛЕДНИЙ ВЗЛЕТ
Кто виноват?
Коралловая брошь
Старые счеты
Зачем мне этот миллион?
Яшка Маркиз из Чикаго
Окно на шестом этаже
Последний взлет
Николай Сизов
НАСЛЕДНИКИ
роман
рассказы
Московский рабочий 1978
© Издательство «Московский рабочий», 1978 г.
О творчестве Николая Сизова
Есть писатели, входящие в литературу скромно и незаметно, будто даже чувствуя неловкость за вторжение в святую сферу искусства. И эта скромность, и эта неловкость у таких людей понятны и объяснимы – не все в первых их произведениях совершенно, не владеют они еще достаточным мастерством построения сюжета, достаточным умением глубинного изображения конфликта, да и с языком не все в порядке, слова еще сопротивляются им, никак не хотят плотно укладываться в строчку, чтобы создать необходимую автору образность и емкость повествования. Но в произведении такого автора есть зато другое – настоящие, а не придуманные жизненные ситуации, искренность чувств героев – словом, самый реальный, а не сконструированный умозрительным путем кусочек жизни. В следующем его произведении – еще один кусок жизни, уже побольше и по временно́му отрезку, и по проникновению автора в социальную сущность описываемых событий. В этом втором произведении уже меньше литературно-художественных огрехов, читатель это тотчас отмечает. И ждет третьего произведения… И не обманывается, потому что писатель искренен, в следующей своей работе он вновь расскажет о чем-то таком, что заденет человеческое сердце. И новое писательское имя начинает жить, книги его читаются все чаще и все больше, производя в душах читателей свою художественно-эстетическую работу.
Вот к таким писателям, вошедшим в литературу не громко, но чьи книги постоянно читаются и перечитываются, и относится Николай Трофимович Сизов.
Обладая необычайной скромностью – и человеческой и литературной, Николай Сизов потому, видимо, и писать начал поздно. Во всяком случае, крупные его вещи – повести «Сердца беспокойные», «Арбат и Селенга», романы «Трудные годы» и «Наследники», цикл произведений «Невыдуманные рассказы» – стали одна за другой появляться уже тогда, когда их автор прошел большой и нелегкий жизненный путь.
Николай Сизов трудовую деятельность начал в одном из сел Ивановской области. Потом переехал в Москву, стал работать на строительстве 1-го Государственного подшипникового завода, затем поступил в Московский педагогический институт… В конце тридцатых годов, когда на южной окраине Москвы началось сооружение завода малолитражных автомобилей, Николай Сизов становится комсоргом этой громаднейшей стройки.
Беспокойный был характер у комсомольского вожака строительства. И окружали его молодые парни и девушки с беспокойными сердцами. И эти-то вот беспокойные характеры станут потом объектом художнического исследования Сизова-писателя. Первую свою повесть он так и назовет – «Сердца беспокойные».
В суровые годы Великой Отечественной войны комсомольцы столицы избирают Николая Сизова секретарем Московского комитета ВЛКСМ по военной работе, а затем и первым секретарем Московского комитета ВЛКСМ.
Впоследствии Николай Трофимович Сизов занимает ряд ответственных постов в партийных и советских органах страны.
Напряженная трудовая деятельность оставляет мало времени для занятий литературой, Николай Сизов поначалу пишет и публикует в различных центральных газетах и журналах небольшие рассказы. Но, находясь в самой гуще жизни, всматриваясь в процессы, происходящие в народных недрах, он мечтает о крупном произведении.
Но повести и романы появляются позже. Произведения эти пишутся на различном жизненном материале. «Сердца беспокойные» – о комсомольцах и молодежи крупного машиностроительного завода, роман «Трудные годы» – о проблемах сельскохозяйственного строительства, о героической работе сельских коммунистов, в «Арбате и Селенге» ставятся животрепещущие вопросы взаимоотношений науки и производства. В этих книгах, как и в первых рассказах, автор ничего не выдумывает, в основу их легли реальные жизненные конфликты, участником и свидетелем которых был Николай Сизов. Буквально каждый персонаж – и рабочий Костя Зайкин, и молодой ученый Сергей Шумилин, и секретарь сельского райкома партии Михаил Курганов, и секретарь заводского комитета комсомола Алексей Быстров были списаны с конкретных людей, с которыми бок о бок работал автор. И потому образы эти получились достоверными, убедительными, а книги были тепло встречены читателями.
При всей разноплановости названных произведений в них ясно прослеживалась одна писательская тема – взаимоотношения трудового коллектива и его руководителей. И в следующем большом романе – «Наследники», опубликованном в 1969 году, тема эта зазвучала уже полифонически.
Произведение начинается с довольно острого конфликта между начальником строительства громаднейшего химического завода Данилиным и парторгом стройки Быстровым, знакомым уже читателю по повести «Сердца беспокойные». Данилин, заслуженный и авторитетный строитель, обоснованно боясь распыления сил и средств по многочисленным объектам громаднейшего комплекса, предлагает сосредоточить все внимание сначала на сооружении главного корпуса завода. Затем таким же образом браться за другой объект, за третий и т. д. Так Данилин привык работать издавна. Такая организация дела повышает, как он убежден, производительность труда, позволит завершить все строительство в намеченные и утвержденные сроки. Быстров же уверен, что работы по всем объектам нужно вести одновременно, это, и только это, позволит достигнуть наивысшей производительности труда, досрочно завершить строительство «Химмаша».
Алексей Быстров – руководитель новой формации. Он руководитель политический, но это обстоятельство обязывает его и в экономических вопросах строительства гигантского завода разбираться не меньше Данилина. Соединяя в себе и политика, и экономиста, Быстров почувствовал и увидел за позицией Данилина устаревшую инженерно-экономическую доктрину. Когда-то эта доктрина была передовой, но теперь другие времена, а главное – иные люди, следовательно, совсем иной темп жизни, диктующий и новый подход к устоявшейся строительно-экономической практике. И у Данилина хватило ума не только понять свою неправоту, но и оценить смелость и мужество молодого парторга, его государственный подход к важнейшим вопросам социалистического строительства.
Конфликт между Данилиным и Быстровым – это конфликт не антагонистических личностей. Оба они убежденные коммунисты, оба до бесконечности преданы великому делу построения нового общества. Но в ходе его созидания, по мере накопления опыта коммунистического строительства время совершенствуется, уточняется и наука, и практика. То, что было вчера передовым, сегодня устаревает. Именно в этой связи и возник спор между двумя ответственными работниками – конфликт, характерный для успешно развивающегося социалистического общества, точно увиденный и изображенный писателем.
Но спор между двумя людьми – это ведь конфликт частный, при чем здесь взаимоотношения трудового коллектива и его руководителей? Но в том-то и дело, что парторга в его конфликте с начальником стройки поддержали коммунисты, рядовые рабочие, за его спиной – многотысячный производственный коллектив, увидевший правоту парторга. Значит, Данилин вступил в противоречие не с одним человеком, а с огромной массой трудовых людей. Данилин из этого конфликта вышел обновленным и словно помолодевшим, почувствовавшим новый прилив творческих сил. Быстров приобрел новые качества более зрелого и мудрого политического руководителя. Но главное – те неуловимые на первый взгляд изменения, которые произошли в многотысячном коллективе строителей и которые ненавязчиво, исподволь показывает писатель, – они вытекают из всей ткани повествования, из трансформации образов романа. А суть этих изменений в том, что и рядовые рабочие, и руководители низших и средних звеньев громаднейшей стройки почувствовали себя не простыми исполнителями чьей-то воли, а осознанными творцами необходимого стране передового промышленного предприятия, а значит, создателями не только настоящей, но и будущей жизни.
К достоинствам романа «Наследники» прежде всего следует отнести успешную попытку автора художественно доказать, что взаимоотношения руководителей и руководимых в условиях социалистического производства, взаимоотношения подчас глубококонфликтные и бескомпромиссные, в конечном счете рождают морально-нравственные ценности, характерные для первой фазы коммунистического общества.
В этом, пока лучшем, своем романе писатель убедительно показал, что труд является школой для всех – и для руководителей, и для руководимых. Но для одних – это благотворная школа, помогающая человеку подняться до высокого нравственного подвига (Костя Зайкин, Виктор Зарубин, Катя Завьялова), а для других – суровая и беспощадная, приводящая к тяжким духовным драмам (Казаков, Хомяков, Снегов) и заставляющая или понять все-таки суть и смысл нашей высокой нравственности, тех священных идеалов революции, наследниками которых мы являемся, или просто уйти с дороги и не мешать жизни, труду и радости советских людей.
Огромную популярность у читателя имеют «Невыдуманные рассказы» Николая Сизова. Как и в прежних произведениях, писатель берет реальные лица и реальные жизненные события, осмысливает их художнически, с нравственных позиций писателя-коммуниста и утверждает истину человеческого общежития: граница между добром и злом всегда совпадает с границей между честным трудом и преступным желанием жить за чужой счет, как это в романе «Наследники» пытались делать Казаков, Четверня, Шмель и некоторые другие «герои». Повествуя о жуликах, хапугах и различного масштаба аферистах, омрачающих еще наш быт, Николай Сизов, сам в свое время отдавший немало сил беспощадной борьбе с опасными преступниками, показывает мужество, бесстрашие и героизм людей, стоящих на страже законов и безопасности общества. Случается, к сожалению, что такие люди гибнут в жестоких схватках с преступниками. Так погиб герой одного из невыдуманных рассказов писателя – участковый уполномоченный милиции Василий Петушков. Спасая жизнь детей, он подставил свою грудь под ружье озверевшего хулигана. Люди увековечили подвиг бывшего рабочего-паренька Василия Петушкова, назвали одну из улиц Москвы его именем. А писатель Николай Сизов создал ему памятник литературный…
Рассказы Николая Сизова, построенные, как правило, на криминальном сюжете, представляют тот плодотворный вид детективной литературы, который с помощью законов, присущих этому жанру, исследует социально-нравственные конфликты рождающегося нового общества. Рождение это происходит не просто, обществу невозможно враз стряхнуть с себя груз старого мира и мгновенно обновиться, чтобы зажить уже по законам высокой нравственности. Ни с чем человечество не расстается так медленно и мучительно, как со своими недостатками, и ничто не изменяется более медленно, чем человеческая психология. Привычки и представления о жизни, рожденные старым бытом, цепко держат в своих руках еще немалое количество людей, определяют их образ мыслей и их поступки. Но этот образ мыслей и поступки таких людей неминуемо и постоянно вступают в противоречие с новыми нравственными категориями жизни общества, образуя конфликты, кончающиеся порой трагически. И зоркий глаз писателя выхватывает из многообразного потока жизни эти противоречия и конфликты.
Вот, например, рассказ «Окно на шестом этаже». Протирала женщина оконные стекла в своей квартире, сорвалась и разбилась. Вроде бы несчастный случай, следствие уголовного преступления не обнаружило. Да его и не было, дело пришлось прекратить. А через три года в следственные органы, к советнику юстиции Белову явился муж погибшей и заявил: «Следователи пришли к выводу, что она сама… оплошала. А я знаю, что все было не так. Меня надо судить».
И писатель разворачивает картину того, что было на самом деле. Нет, муж погибшей, Кривцов, не сталкивал жену с шестого этажа. Он ее по-своему любил, но еще больше любила она своего мужа. Только жизнь Кривцова была путаная и грязная. Были в нем и хорошие задатки, но желание жить жизнью легкой беспрерывно толкало его на различного рода мелкие пакости и преступления. Ну, а где нечестная жизнь – там водка, беспрерывные пьянки.
Много сил потратила добрая и славная женщина, чтобы образумить как-то своего мужа – и от тюрьмы спасла, убедив рабочих поручиться за него, непутевого, и пыталась приобщить его к общественной работе, к миру чистого и прекрасного. Но не могла преодолеть в нем психологии мелкого пакостника и, по сути дела, тунеядца, паразита нашего общества.
А в трагический день обнаружила она в шкафу пачку денег, оставленных у Кривцова на сохранение его собутыльником, ворюгой Шумахиным, опасающимся разоблачения, возмутилась, разволновалась: «Опять с этими подонками связался… стыд-то, позор-то какой. Теперь уж засудят…» И, принявшись за уборку квартиры во взволнованном состоянии, сделала неосторожное движение, сорвалась с шестого этажа…
«После того как Кривцов ушел, Белов долго думал о том, как невероятно сложна жизнь, какие трагические, запутанные ситуации возникают порой во взаимоотношениях людей. И как трудно, а иногда и невозможно уложить их в рамки каких-то правил, норм и законов…»
Да, жизнь сложна, и в данном случае вступили в конфликт две нравственные категории – старого и нового мира. И для обоих персонажей, в которых эти нравственные категории воплощены писателем, столкновение окончилось трагически. Добрая и славная женщина погибла, а ее муж… «Судить мы его не можем, – говорит советник юстиции Белов. – Как не можем и освободить от сознания вины за гибель Кривцовой. От этой кары ему не освободиться. До конца своих дней».
Этими словами писатель заканчивает рассказ, совершенно точно акцентируя внимание читателя на социальной сущности изображенного конфликта.
Эта тема – тема добра и зла в их социально-общественном понимании – разрабатывается писателем в пределах и возможностях избранного им детективного жанра неоднократно. И здесь Николай Сизов, как всякий талантливый художник, просматривает значительные глубины сложнейших человеческих отношений под своим, свойственным только ему, углом зрения, отмеченным и самобытностью и оригинальностью. Характерным в этом отношении в его творчестве является рассказ «Кто виноват?».
Погиб на охоте человек. Преследовал раненого секача, и дикий зверь, бросившись на Мишутина, запорол его насмерть. Следствие обвинило, как не обеспечивших безопасности охоты, егеря и начальника охотничьей команды в халатном отношении к своим обязанностям с отягчающими обстоятельствами. По закону за это надо отвечать.
Но по мере развертывания повествования выясняется, что и начальник команды, и егерь, и все другие участники охоты обязанности свои выполнили полностью, что охотником Мишутин был опытным, что причины его гибели в другом. В чем же они и кто виноват в гибели хорошего человека?
Виновный есть, но осудить его, как Кривцова из рассказа «Окно на шестом этаже», невозможно.
Светлая жизнь начиналась у Мишутина с Зиной. Была настоящая, трепетная любовь, было уважение друг к другу. Но постепенно Зинаиде Михайловне стало чего-то не хватать. Другие вон живут весело и вольготно, ни в чем себе не отказывая. А она, живя с Мишутиным, и в том себя ограничивает, и в этом. Следует одна ссора с мужем, другая, третья… «Да что за бес в тебя вселился? – пытается образумить жену Мишутин. – Разве уж очень плохо мы живем? Работа у обоих неплохая, квартира отличная. Тряпок мало? Но без меры ты ими вроде никогда не увлекалась. Бриллианты и жемчуга? Есть же у тебя какая-то мелочишка, и довольно, самое необходимое у нас есть…» «Какой же ты нудный!» – ответила на это жена.
Вскоре жизнь стала совсем невыносимой, и супруги разошлись. Разошлись… Но Мишутин по-прежнему любил жену. Измучившись, он попытался как-то вернуть жену, пришел к ней. «Может, нам поговорить… Подумать… Может, мы того… помиримся?» И что-то вроде шевельнулось в Зинаиде Михайловне человеческое, но прежнее взяло верх; «Зинаида Михайловна посмотрела на него величественно и снисходительно: „Ты лучшего ничего не придумал?“»
Угнетенный этим разговором, Мишутин не смог, а может быть, и не захотел защищаться от разъяренного зверя…
Виноваты в гибели Мишутина неуемная жажда к мещанскому счастью Зинаиды Михайловны, груз ее частнособственнической психологии. От этой заразы все более очищается советское общество, но отдельные люди в той или иной мере еще страдают таким недугом. И там, где болезнь выражена наиболее ярко, нередко происходят такие вот трагедии.
Так или иначе, этой же теме посвящены и другие рассказы, вошедшие в сборник: «Старые счеты», «Яшка Маркиз из Чикаго», «Зачем мне этот миллион», «Коралловая брошь».
Может быть, несколько особняком стоит рассказ Н. Сизова «Последний взлет» – эмоциональное повествование о трогательных и благородных человеческих отношениях, всегда помогающих людям проявить и отдать на пользу общества все свои силы и способности. Шестидесятилетний художник, ранее популярный и авторитетный, переживающий длительную полосу творческого кризиса, встретил случайно тридцатилетнюю женщину. И эта женщина сумела разглядеть в престарелом художнике еще неугасшие творческие силы, вдохновить его на произведение высокого смысла и прежнего мастерства, которое «многие годы будет приносить людям ощущение радостной и волнующей встречи с прекрасным». Сам же художник скончался, не дожив несколько недель до своего триумфа.
Этот рассказ Николая Сизова покоряет своей человечностью. Хочется вслед за персонажем рассказа – депутатом Ракитиным отыскать эту женщину, пожать ей руку «за ее благородство, за то, что окрылила душу художника для его последнего взлета…», ибо то, что она совершила, тоже называется человеческим подвигом во имя общества.
Рассказ этот, отмеченный глубоким проникновением автора в человеческую психологию, умением передать самые сокровенные движения человеческой души, как-то по-новому открывает для читателя талант писателя, говорит о новых и значительных его возможностях.
Все творчество Николая Сизова документально. Его рассказы, его повести и романы, рассказывающие о жизни, о трудовых делах и свершениях советских людей, пронизаны любовью к человеку, высоким и светлым гуманизмом. Правда жизни, встающая со страниц его книг, всегда покоряет. Поэтому писатель во всех уголках страны имеет множество своих постоянных и благодарных читателей.
Анатолий ИВАНОВ
НАСЛЕДНИКИ
роман
Глава I. Встреча на Каменских выселках
Алексей Быстров сегодня встал пораньше, наскоро позавтракал и отправился в Каменск, чтобы посмотреть и город, в котором придется теперь жить и работать, и это вот огромное пустынное поле – будущую строительную площадку «Химстроя».
Каменск – когда-то небольшой подмосковный городок – щетинился строительными лесами, башенными кранами, по его улицам сновали грузовики, самосвалы. То тут, то там рядом с приземистыми, обнесенными палисадниками домами вырастали новые многоэтажные здания. Северо-запад города подпирал небо трубами заводов, теплоцентраль клубила белые облака пара.
Здесь, за промышленной зоной города, и раскинулось огромное бугристое поле – Каменская пустошь, или выселки, как называли его горожане.
Быстров не спеша шел по обочине вспухшей от весенних вод дороги, что пролегала по полю широкой извилистой лентой. Она как бы делила его на две части, петляла сначала среди перелесков, а потом уходила дальше и сливалась с магистралью, что шла от столицы.
Почва на Каменской пустоши была непригодной для хлебопашества – суглинок да песок. Рос здесь только бересклет, да летом кое-где виднелись розовые свечи иван-чая. Место это было памятно всем каменским жителям. В первые месяцы войны здесь учили новобранцев рыть окопы и траншеи, строить доты и дзоты. Потом эти нехитрые сооружения очень пригодились. В сорок первом году пробивавшиеся к Москве немцы довольно долго топтались у окраины Каменска. Серый обелиск с красной звездой и именами погибших бойцов, что стоял в центре города, напоминал о тяжких, многодневных боях на Каменских выселках.
Окопы и траншеи были разбросаны по всему полю. Они обвалились, заросли и были теперь местом для игр наиболее отчаянных подростков.
Быстров долго стоял на окраине поля, вглядываясь в его бугристый неровный ландшафт. Апрельское солнце щедро лило на землю свое тепло, ленивый ветер шуршал в пожухлой прошлогодней траве, в молодой зелени, которая уже пробивалась на обочинах дороги, на песчаных кромках бывших траншей и окопов.
Автомобильный сигнал заставил Алексея поспешно сойти с дороги. Лавируя по ненадежным, скользким колеям, осторожно пробиралась черная щегольская «Волга» с московским номером. Пройдя несколько десятков метров, машина остановилась. Быстров с интересом всматривался в вышедших из нее людей. Кажется, кто-то знакомый? Так и есть. Это же Данилин! Ну да, он.
Быстров направился к машине. Его встретил низкий, басовитый голос:
– Гляжу, вроде знакомая фигура. Хоть виделись-то один раз, а сразу вас узнал. Здравствуйте, товарищ Быстров. Любуетесь позицией наших будущих битв? Очень правильно. Мы вот тоже за этим приехали.
Проговорив это, Данилин крепко пожал руку Быстрову и предложил:
– Ну что ж, пойдемте смотреть. – Потом спохватился: – Да я же вас не познакомил. – И обратился к своим спутникам: – Парторг строительства товарищ Быстров. А это… С кого же начать? Петр Сергеевич Казаков, назначен заместителем начальника стройки. Это Виктор Иванович Крутилин, мой заместитель по главку…
– Мы знакомы, – чуть улыбаясь, сказал Крутилин, подавая руку Быстрову.
– Вот как? – удивился Данилин. – Не знал.
– Да, встречались, – подтвердил Быстров.
– Ну, и последний член нашего десанта – Татьяна Петровна. Его дщерь, – показал он на Казакова. – Верно, не подумаешь? Обычный, ординарный товарищ – и такая красавица дочь.
Быстров посмотрел на девушку. Казакова подала ему руку и проговорила:
– Вы не обращайте внимания. Владислав Николаевич сегодня так настроен – всю дорогу нас разыгрывает.
– Нет, почему же… С оценкой товарища Данилина я вполне согласен, – в тон шутке ответил Быстров.
Данилин тут же загрохотал:
– Видите, Петр Сергеевич, даже парторг согласен со мной. Так что не обижайтесь.
Казаков добродушно проговорил:
– А я и не обижаюсь. Наше время кончилось, а их – начинается.
Данилин прошел вперед по дороге, все тронулись вслед за ним. Остановившись, он сказал, довольный:
– Хорошо, что территория свободна. Это очень хорошо. Можно сразу брать быка за рога. А то снос да перенос старых зданий – ужасная морока.
Пошли по дороге дальше. Данилин знал на память всю планировку будущего завода и, показывая своей крупной рукой в тонкой кожаной перчатке на поле, говорил:
– Здесь будет литейка, там, ближе к городу, центральный корпус, а здесь, правее, кузнечно-прессовый. За ним компрессорная.
Быстров тронул за рукав Таню:
– Вам не скучно?
Таня приостановилась, чуть удивленно взглянула на него и ответила:
– Нет, наоборот. Смотрю вот и представляю: сейчас поле, ямы да овраги, а скоро будут здания, цехи, грохот и шум. Жизнь будет.
В разговор включился Крутилин:
– Грохота и шума, положим, не будет, но завод вырастет, притом какой завод! Огромный, современный. Девчата вроде вас будут в белых халатиках около приборов похаживать.
– Ну, вы, Виктор Иванович, не очень-то фантазируйте, – заметил Данилин. – Завод будет, конечно, современный, но чтобы везде и всюду в белых халатах – не гарантирую.
– Судя по проекту, автоматизация будет полная, – не сдавался Крутилин. А когда Данилин заговорил о чем-то с Казаковым, он обратился к Быстрову: – Как живешь, старина? Что-то ты не очень румяно выглядишь. Где последнее время был? В Болгарии, кажется?
– Там. Под Софией.
– Страна-то солнечная, полагалось бы поправиться, подзагореть.
– С загаром не очень получилось, но на здоровье не жалуюсь. Как вы?
– Трудимся. Главк – махина, заводов да строек не одна и не десять. Так что дел хватает. А теперь вот еще ваш орешек – «Химмаш». Будешь у нас – заглядывай.
– Спасибо.
Быстров ответил сухо и даже сам про себя отметил это. Он не ожидал этой встречи, она была ему неприятна, будила тягостные воспоминания. Невольно всплыло в памяти то, давнее. Сумбурное, неприятное заседание бюро Зареченского горкома комсомола, где под нажимом Крутилина его, Алексея Быстрова, вопреки здравому смыслу, вопреки воле ребят сняли с руководства комсомольской организацией завода «Октябрь». Сколько прошло с тех пор? Целых восемь лет. И хотя все это было давно и сам Крутилин, видимо, вспоминает те события без восторга: ведь комсомольский актив города не простил ему необузданного административного пыла, – сегодняшняя встреча все же оставила у Быстрова какой-то тягостный, неуходящий осадок в душе.
Все вышли на невысокое взгорье. Быстров, перед этим отставший немного, подходя сейчас к группе, невольно залюбовался Таней Казаковой. Она стояла чуть поодаль от мужчин и задумчиво смотрела через поле вдаль, туда, где сплошной зеленой стеной стояли леса, а над ними, нагретая апрельским солнцем, колебалась, трепетала еле заметная голубоватая дымка. Солнце золотило легкие, прозрачно-бронзовые волосы девушки, ветер обвивал вокруг ног тонкое серое платье. Таня, видимо, задумалась, глаза ее, большие, серые, под густыми темными бровями, восторженно глядели на этот солнечный, весенний день.
Внимание Алексея привлек разговор Данилина с Казаковым. Начальник стройки, не глядя на Казакова, а подставив лицо солнцу, немногословно, с паузами, словно диктуя кому-то, говорил:
– Значит, уславливаемся, Петр Сергеевич: как только строительный поезд прибудет – бросайте его на управление строительства. Дней за пять, ну, может, за неделю они сумеют здание собрать. Как думаете?
– Конечно, сумеют. Не ахти какое сооружение.
Быстров спросил:
– Владислав Николаевич, когда прибывает этот стройпоезд?
– Через три дня.
– Может, его бросить в Лебяжье? Пусть хоть сотню-другую палаток поставит.
Данилин весело рассмеялся.
– Э, нет, товарищ Быстров. Вы хотите боевую комсомолию приучать к тепличным условиям. Пусть оборудуют свои хоромы сами.
– Дороги, водостоки, деревянные основы под палатки надо бы сделать. Сами ребята долго будут возиться.
– Ничего, справятся. Уж если они этого не сумеют, то какие же из них строители «Химмаша»? А потом – куда я посажу инженеров, плановиков, диспетчеров, бухгалтеров?
– На неделю-другую можно тоже в палатки.
– Нет, товарищ Быстров, не пойдет. Никак не пойдет. – И, обращаясь вновь к Казакову, суховато бросил: – Вы поняли, Петр Сергеевич, как и что надо?
– Вполне, товарищ Данилин.
– Вот и хорошо. Как-нибудь заеду посмотрю. Ну что ж, товарищи… По коням? Пора домой.
– Владислав Николаевич, а с поселком-то все-таки следует подумать. Поморозим ребят, ночи еще холодные, не успеют они с палатками, – мягко проговорил Быстров.
Данилин чуть помрачнел, поперечная резкая черта резанула было лоб, но он сдержал себя и спокойно, но холодновато ответил:
– Но мы же только что условились.
А Казаков добавил:
– Да и потом опытных строителей мы сюда перебрасываем не для того, чтобы они палатки ставили да умывальники оборудовали. Им дела покрупнее предстоят.
– Вы имеете в виду контору управления строительства? – с легкой иронией спросил Быстров.
– А хотя бы и так! – сказал Данилин. – Пока это объект первейший. Это ведь штаб. А без штаба какое же наступление? – И, посмотрев на Быстрова, с усмешкой добавил: – Но если парторг настаивает на палатке, то это можно организовать. Поставим вам ее рядом с управлением. Я лично не возражаю.
Быстров покраснел. Он заметил, как переглянулись Казаков с Крутилиным, как нахмурилась, настороженно посмотрела на всех Таня.
Алексею хотелось ответить так, чтобы Данилин понял ненужность этой остроты. Но, чуть нахмурясь, сказал только:
– Неудачно шутите.
Данилин, однако, и сам понял, что разговор получился не очень складным, и, чтобы сгладить неловкость, миролюбиво проговорил:
– Ладно, не будем заводить с первых же шагов ненужных споров, тем более по таким пустякам. Все будет в порядке, товарищ Быстров. Все наладится, и все встанет на свое место. Вы куда, в Москву? Поедемте с нами, как-нибудь втиснемся в нашу колымагу.
