Текст книги "Наследники"
Автор книги: Николай Сизов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)
Быстров с досадой проговорил:
– И все-таки я не понимаю, почему так опростоволосились проектировщики? Неужели не могли разобраться, хватит или не хватит воды в Каменске с пуском завода?
– Нынешний год особый. За последние десять лет не было такого низкого уровня водохранилища.
– Допустим. Но раньше-то такие явления бывали? Бывали. Зачем же предусматривать водоснабжение завода из городского источника?
Данилин, не отрывая взгляда от площадки, ответил:
– Расчеты, по-моему, были вполне обоснованны и логичны. Но ты забываешь одно обстоятельство. В нынешнем году мы должны были сдать лишь часть объектов, а будем сдавать почти весь производственный комплекс. Все: и энергия, и вода, и тепло, и многое другое – понадобится в двойном, а то и в тройном объеме. Так что виноваты не только и, пожалуй, не столько проектировщики.
Быстров усмехнулся.
– Выходит, виноваты-то мы?
Оба молча загляделись на стройку. Там шла обычная размеренно-напряженная жизнь. Сверкали огни электросварки, монтажные краны на литейке, компрессорной и лабораторном корпусе важно, методично раскланивались: они неустанно поднимали на верхние этажи металлические фермы, железобетонные балки, плиты. Монтажники в серых брезентовых куртках и пластмассовых касках бережно принимали их в свои объятия и, бесстрашно повисая на фермах или балках, вели их к своим гнездам, споро ладили их там, и вот кран уже отправлялся за новой, очередной ношей. А внизу по дорогам между корпусами и по кольцевой, что огибала всю площадку, бесконечной вереницей двигались самосвалы, автопогрузчики и степенные тягачи. Людей внизу почти не было видно – бригады работали теперь больше внутри корпусов. Штукатуры, маляры, облицовщики «доводили до сдачи» последние участки, метр за метром уступая место монтажникам…
Данилин, еще раз обведя взглядом площадку, ворчливо сказал:
– Эка наворочали.
Быстров улыбнулся.
– Да, поглядеть есть на что. А вот как подумаешь, что из-за обыкновенной воды все это, – он показал рукой на корпуса, – будет стоять, сердце заходится.
– Да, перспектива незавидная.
– Что все-таки думают авторы проекта, инженеры? Каково их мнение?
– Сегодня будем обсуждать. Всех светил собрал. Придется, видимо, досрочно строить водоводную трассу. Что же еще можно решить?
Быстров согласился:
– Другого действительно ничего не придумаешь. Строить водовод все равно надо. Так лучше уж сразу.
Данилин чуть раздраженно проговорил:
– Строить-то дело привычное. Только на такие сооружения не недели, а месяцы уходят. Местность пересеченная, рельеф сложный. Проект-то на сооружение комбинированного водопровода разработан. Две насосные станции, четыре или пять дюкеров. И неясно, как пройдем Каменскую возвышенность. Это же один из самых высоких участков Клинско-Дмитровской гряды. Одни предлагают здесь насосную станцию, другие – за то, чтобы пройти тоннелем. Но все это не так уж страшно, если бы было время. На дворе-то октябрь. Видишь, – показал Данилин на небо, – какие к нам гости собираются?
Быстров поднял голову. Низко над ними клубились рваные темно-серые облака, в разрывах между ними проглядывало холодное слезливое небо. На северо-западе весь горизонт, будто тяжелой шторой, был задернут аспидно-черной тучей.
– Все это разведчики. Зима-матушка не за горами. Земляные работы на трассе надо до морозов закончить, иначе нам это самое небо с овчинку покажется. Работы по прокладке, монтажу, наземным сооружениям проведем и зимой, а вот земля…
В тот день после долгих дебатов и споров технический совет строительства высказался за внеочередное, ускоренное строительство водовода. Другого выхода не было.
Данилин не любил откладывать дел, которые были ясны и требовали действий. Наутро объявили приказ о создании специального строительного участка на трассе «Химмаш» – Высокое. В кабинет начальника строительства вызывались проектировщики, транспортники, механизаторы, снабженцы… Из кабинета они не выходили, а выбегали – озабоченные, торопливые, от посторонних вопросов нервно отмахивались. Всем на стройке был известен разговор Данилина с директором комбината питания Мигунковым.
– Передвижные котлы и кухни у нас есть?
– Нет, не располагаем.
– Примите меры, чтобы завтра, в крайнем случае послезавтра они были.
Мигунков недоуменно поднял брови:
– Извините, Владислав Николаевич, хочу уяснить, зачем они? У нас питание организовано на стационарной основе. И, доложу вам, неплохо. Строители вон какие упитанные ходят.
Данилин попросил:
– Тогда присядьте на минутку.
Закончив разговор по телефону, пытливо посмотрел на Мигункова, отчеканил:
– Немедленно ищите передвижные кухни и котлы. Сколько – не знаю. Кормить будете человек семьсот – восемьсот, а то и тысячу. По всей трассе Высокое – «Химмаш». Подумайте, где будете базироваться. Не станете же вы щи да разные там клецки за сто километров возить.
– Но, Владислав Николаевич, у нас же не Арктика или Антарктика. По трассе наверняка есть торговые точки.
– Вы, Мигунков, все еще не поняли, о чем речь. Люди будут работать в сложнейших условиях, все время в поле, в лесу. Днем и ночью. А вы хотите заставить их ходить по селам в поисках местных торговых точек. Я вас предупреждаю: если хоть один человек на трассе останется без горячего обеда, считайте себя уволенным. Ясно?
Директор общепита вылетел из кабинета, будто розовый шар, утирая потное лицо. Семеня по коридору, кипел гневом:
– Передвижные полевые кухни. Где я их возьму? Где они могут быть? За сутки такие дела не делаются.
Кухни и все, что нужно, он, однако, достал на следующий же день. Радостный позвонил Данилину. Тот ухмыльнулся в трубку.
– Вот видите… Спасибо, Мигунков. На днях буду на трассе, пообедаем вместе.
Положив трубку, довольный, проворчал:
– Я тебе покажу Арктику-Антарктику.
Зарубин присутствовал в эти дни на всех, то коротких, то длинных, но неизменно бурных совещаниях по организации работ на трассе.
Его тоже захватила эта лихорадочная, но осмысленная и деловая спешка всех, кто имел то или иное отношение к трассе. Было ясно, что на какое-то время она станет самым трудным и самым горячим делом на всем «Химстрое». Сроки были столь малы, что без тревоги никто не мог о них говорить. Виктор понимал: раз трасса сейчас самый острый участок, то, конечно, на него бросят лучшие бригады. Тогда почему бы нам не взять этот объект в свои руки? Он пошел к Быстрову.
– Алексей Федорович, что же получается? Такое дело, а мы как бы в стороне.
– От какого дела в стороне?
– Да о трассе я, о водоводе.
– Ах, о трассе. Нет, Виктор, от трассы никто в стороне стоять не будет. Никто. Это, браток, такой орешек, что всем дела хватит.
– Это, конечно, верно. Но я хотел сказать другое. Хорошо бы вообще поручить нам. А, Алексей Федорович?
Быстров пытливо посмотрел на Зарубина, улыбнулся:
– А тебе не кажется, товарищ Зарубин, что нас опять начинает заносить в сторону?
Зарубин ждал этого вопроса и был готов ответить на него:
– Насколько я понял из разговора в Цекамоле, совсем отлучать нас от хозяйственных дел никто не собирается. Так ведь?
– А как вас отлучишь, когда комсомолия всю стройку заполонила? – улыбнулся Быстров.
Зарубин продолжал:
– А в ошибку мы, думаю, теперь не впадем – ученые. Даже товарищ Мишутин, кажется, меняет гнев на милость. На днях он мне сказал так: «Ничего, – говорит, – ничего, шевелиться вы вроде бы поживей стали… Смотрите только, чтобы вас в другую сторону не занесло, не думайте, что за вами только самодеятельность да экскурсии числим. Мы, – говорит, – на вас многогранно смотрим, имейте это в виду».
– Ефим Тимофеевич зря не скажет. Между прочим, он тоже считает, что на трассу надо брать комсомольские бригады. И сам изъявил желание там поработать.
Помолчав, Быстров продолжал:
– Дело будет нелегкое. Все взвесили?
– Осилим, Алексей Федорович, честное слово, осилим.
Зарубин проговорил далее:
– А начальником участка хорошо бы назначить Удальцова.
Это предложение для Быстрова не было новым. Вчера у Данилина вопрос о руководителе трассы уже обсуждался. Удальцов был в этом списке. Но начальник стройки отвел его кандидатуру. «Подумайте еще», – поручил он Вишневскому, начальнику производственного отдела.
– Данилин против Удальцова, – сообщил Быстров Зарубину.
– Против? Почему же? Энергичный, знающий парень. Ребята его уважают. И на комсомольский участок очень подходит.
– По-моему, тоже. Но у Владислава Николаевича другое мнение.
– Жаль, – сокрушенно вздохнул Виктор. – Очень жаль.
Быстров пожал плечами.
– Попробуем убедить Данилина. Хотя не уверен, что из этого что-нибудь получится. Настроен он по отношению к Удальцову неважно.
Если предложение о передаче строительства целиком в руки комсомольцев Данилин принял быстро и даже с энтузиазмом, то разговор об Удальцове, как и предвидел Быстров, затянулся.
– На трассе нужен человек опытный, серьезный, организованный. Неужели это не понятно? А этот ваш Удальцов только зубы скалит, несерьезный парень. Да еще и с демагогическим душком.
Убеждали его долго, в два голоса, то Быстров, то Зарубин. Помогал и подошедший к концу беседы Вишневский. Наконец Данилин сдался:
– Ну, раз все вы за этого петуха, что же… Вызову его, потолкую. Но предупреждаю, если увижу, что вместо дела он мне панику поднимать будет или споры да раздоры заведет, заменю сразу, без всяких предупреждений.
Аркадия он принял через день.
– Вы знаете, почему я вас вызвал?
– Знаю.
– Ваше мнение?
– Дело боевое и интересное. Но не пойду. Так я и в комитете сказал.
– Почему же? – с плохо скрываемым удивлением спросил Данилин.
– Очень просто. На таком объекте, как трасса, можно работать лишь при условии, если все будут всемерно поддерживать и помогать. А так как вы против моей кандидатуры, то какая же тут будет поддержка?
– Вы и это знаете?
– Об этом все знают.
Данилин сердито посмотрел на Удальцова:
– Нам нужен водовод. Понимаете, Удальцов? Так что хоть черт, хоть дьявол будет на участке, а помогать ему будем.
Удальцов вздохнул.
– Так-то оно так, но все же… Внесу я вам, допустим, предложение об организации работ – скажете: несерьезно, дам заявку на материалы – ответите: не продумано, буду требовать что-либо – обвините в демагогии.
– Вы это что, всерьез? – уже явно раздраженно спросил Данилин.
– Совершенно серьезно.
– Да, плохого же вы мнения о начальнике строительства.
– Я-то как раз о вас очень высокого мнения, Владислав Николаевич. А вот вы обо мне…
– Ну ладно, хватит об этом. Что-то у нас не тот разговор получается. Раз вам все так хорошо известно, то знаете вы и мои условия. Прошу их иметь в виду и помнить. А сейчас, если вы хоть сколько-нибудь готовы, сообщите-ка свои соображения об основных принципах организации работ на трассе…
Было видно, что Аркадий Удальцов в ожидании вызова к Данилину не терял времени напрасно. Оказалось, что он знаком и с проектными набросками водовода, и с трассой, и даже на озере Круглом, где будет водозабор, уже успел побывать. Вопрос Данилина о том, что нужно для участка из механизмов, материалов, транспорта, тоже не оказался для Аркадия неожиданным, хотя ответил он на него и с осторожностью.
– С этим сложнее. Надо иметь хотя бы вчерне проект. Приблизительные расчеты я сделал. Но лишь приблизительные.
И он положил перед Данилиным несколько испещренных цифрами листов. Тот читал долго, внимательно. Затем поднял на Аркадия испытующий взгляд.
– Данные, конечно, с запросом. Но ничего, посмотрим. Пока идите. Сегодня или завтра мы решим, кому поручить участок трассы.
Простился он с Аркадием сухо, официально. Но когда тот вышел из кабинета, проговорил довольный:
– Смелости ему не занимать, напористости и нахальства тоже. И с головой, стервец, с головой. Черт его знает, может, и правы Быстров и Зарубин?
Через день было официально решено создать на трассе водозабора штурмовой комсомольский отряд. Начальником участка назначался Удальцов.
Эти дни были самыми трудными для комитета комсомола. Об отборе бригад для трассы на участках узнали в мгновенье ока. И пошел в комитет поток людей.
Отбирали прежде всего бригады, знакомые не с одной профессией: ведь на трассе понадобятся землекопы и бетонщики, плотники и слесари, монтажники и сварщики. Но не только это надо было учитывать. Работать придется в поле, в лесу, жить кое-где, а подкатывается зима. Одним словом, дело предстояло нелегкое. Но попробуйте убедить ребят, которые видели уже и холодные ночи в палатках, и штурмовой аврал в Лебяжьем, и ночные смены на фундаментах главного корпуса, что они не годятся для трассы!
Зарубин и члены комитета охрипли, объясняя одно и то же:
– Ну поймите, ребята, нельзя всех бросить на трассу. Кто же здесь останется? Главный, литейку, кузницу кто строить будет?
А у посетителей свои доводы.
– Да, но трасса – объект сверхударный. Почему же нас не посылаете? Не доверяете? Почему?
Бригада Голикова с шестого участка пришла в полном составе. Бригадир, высокий, жилистый, загорелый до черноты, как правило, редко и мало говоривший, здесь, в комнате комитета, разошелся вовсю:
– Вы что? Смеетесь? Тонковидовцы едут? Мишутинцы? Едут. Борисовские? Ахмадулинцы? Почему же нас нет в списках? Да я до ЦК дойду! Категорически заявляю.
Уже в дверях Голиков, обращаясь к Зарубину, бросил:
– Свою бывшую бригаду первой в списки включил. Запомню я это тебе, Зарубин!
Но труднее всего оказалось отбиться от девчат. Из женских бригад было решено взять только три – тех, кто был на сантехнических и изоляционных работах. В большинстве своем работа предстояла физически тяжелая, и девушкам на ней было бы трудно.
Когда об этом стало известно, гневу девчат не было предела. Быстрову и Зарубину теперь нельзя было показаться ни на участках, ни в общежитии. Обиженные наскакивали на них целыми группами, шуму было столько, что частенько, исчерпав все доказательства, доводы и мотивы, тот и другой, зажав уши, позорно ретировались.
Завьяловская бригада послала «добиваться правды» своего бригадира. Девушки знали, что на симпатичную кареглазую Катю порой заглядываются некоторые ребята из комитета. Внушив ей первейшие азы женской мудрости, девчата отрядили ее в комитет.
Виктора там не было, а когда он вошел и увидел, как игриво Катя ведет себя с ребятами, как строит им глазки, дара речи лишился от удивления.
Кто-то посоветовал:
– Катя, вон Зарубин появился. Ты на него нажимай.
Катя ринулась к Виктору:
– Если не пошлете на трассу, снимайте с бригадиров. Весь мой авторитет на волоске держится.
Виктору очень не хотелось отказывать Кате. Да и Валя двое суток жужжит об этом же. Но что можно сделать? Он долго и мягко объяснял Кате, что участок трассы укомплектован, что, возможно, потом, чуть позже, когда развернутся работы, можно будет взять и их бригаду. Но не сейчас, нет, не сейчас.
Не добившись результатов, Катя пошла прямо к Быстрову. Здесь выдержка ей отказала. Она попросту расплакалась.
– Алексей Федорович, ну несправедливо же это, несправедливо! Что я девчонкам-то скажу?
Быстров, как мог, успокоил ее, обещал поговорить с Зарубиным, что и сделал в этот же день.
– Слушай, Виктор, была у меня Завьялова.
– Она и нас битый час очаровывала.
– А у меня просто-напросто ревела. Посмотрите там, может, послать их? Надо же поддержать авторитет бригадира.
Когда на следующий день бригаде сообщили, что она тоже включена в отряд, девчонки принялись качать своего бригадира, теперь еще более уверенные, что против Катькиных чар не устоит никто.
Данилин вытребовал в министерстве для обслуживания трассы вертолет, и теперь громоздкая, неприхотливая стрекоза день и ночь трещала над трассой. На ней перебрасывались люди и механизмы, одежда, продукты и газеты. Раз-два в неделю Данилин с Быстровым сами отправлялись на трассу.
В одну из суббот Зарубии полетел с ними. На участках он бывал почти ежедневно, хорошо знал, что здесь делается, но картина, открывшаяся ему сверху, привела комсорга в полный восторг.
Трассу вели одновременно и от озера Высокое к «Химмашу» и от границ стройки к Высокому. Отвалы вынутого грунта резко очерчивали трассу. Экскаваторы, напружинивая свои металлические мускулы, выбрасывали на бровку холодную, неподатливую землю. И вслед за ними пролегала прямая, глубокая выемка траншеи. Параллельно ей, чуть вдали от валов, будто огромные свитки, лежали серые железобетонные трубы. Из траншеи, из кабин тракторов и экскаваторов вертолету махали руками строители, приглашали садиться здесь, у их участка.
Виктор, напрягая голос, прокричал Быстрову:
– А ведь идет трасса-то, идет, а?
Данилин повернулся:
– Идти-то идет, но и время тоже не стоит на месте. Вчера мы с Удальцовым подсчитывали, прикидывали так и этак. Боюсь, до морозов не успеем. Правда, с обоих направлений прошли бо́льшую часть пути. Готовы и дюкеры, а они меня очень тревожили. Но Каменские холмы – штука серьезная. А синоптики предупреждают: седовласая вот-вот пожалует.
– Может быть, они на этот раз ошибутся? – предположил Зарубин.
– Хорошо бы. Только в подобных случаях, как нарочно, их предсказания сбываются, – буркнул Данилин.
Даже без предсказания синоптиков было видно, что зима не за горами. Нудные, слякотные дожди, которые хоть и доставляли немало хлопот, но все же были меньшей напастью, чем морозы, прекратились. Подули ледяные северные ветры. Они срывали последние пожухлые листья с берез и осин, рвали, трепали брезентовые крылья палаток, назойливо и зло высвистывали свою угрюмую увертюру.
Как-то Костя Зайкин, а за ним и остальные ребята проснулись среди ночи. Даже под двумя одеялами брала дрожь. Костя вышел из палатки. Все кругом было бело от снега, только отвесные стены траншеи темнели на белом фоне, но и они кое-где уже покрылись налетом голубоватого пушистого инея. А провода электропередачи будто кто-то обернул за ночь в вату. Костя, вернувшись в палатку, выругался:
– Вот чертовщина! Зима-зимушка пожаловала.
Ребята тоже повыскакивали из палатки. Возвращались удрученные.
– Да, всевышний не на нашей стороне.
Уснуть так и не удалось. Чуть свет выбежали умываться. Вода в умывальниках замерзла, на ней поблескивала голубоватая с пузырьками корка. Хрустящие льдинки обжигали лица, кололи, как тонкие, острые иглы.
…Морозов ждали, но они пришли так быстро, с такой остервенелой силой, что спутали все карты. Темп работ сразу сбился. Экскаваторы, скрежеща челюстями ковшов, грызли смерзшийся панцирь грунта, отступали и снова вгрызались в затвердевшую землю.
Ребята пустили в ход отбойные молотки, чтобы облегчить работу экскаваторщиков. Но земля не поддавалась.
– Надо прогревать грунт, иначе будем топтаться на месте, – хмуро заметил машинист экскаватора.
– Надо, обязательно надо, – согласился Костя. – Только чем? Никто нам с вами топлива тут не припас.
– Начальники должны были позаботиться.
– Возможно, возможно. Только кто же знал, что мороз-воевода нагрянет так быстро и сразу так круто завернет?
– Начальство, оно должно предвидеть.
– Согласен. Но я предпочел бы сейчас не критику и самокритику, а поленницу дров.
Он позвонил Удальцову.
– Что будем делать, Аркадий? Дело-то вот-вот встанет. Надо греть грунт. Хорошо бы какие-нибудь горючие средства.
– Телефонограмма в управление дана. Я запросил и дрова и солярку. Но мороз не только у нас – по всей трассе, и все бригадиры требуют одно и то же.
Костя унылый пошел в бригаду. Но, не дойдя до нее, остановился, глаза его блеснули хитринкой. Свернул к небольшому перелеску, что виднелся невдалеке, за трассой недавно сооруженного газопровода.
Костя вспомнил, что, когда он обследовал окрестность участка, видел в том месте какой-то сарай. К нему-то он и направлялся сейчас. Сарай все так же стоял в перелеске, одиноко и сиротливо, чуть накренившись набок. Он был собран строителями газопровода на скорую руку, но из добротных еловых бревен. Разыскав щель, Костя заглянул внутрь. Сквозь темень с трудом рассмотрел бочки, пустые барабаны от кабеля и еще что-то. Отойдя, еще раз взглянул на покосившееся сооружение и торопливо направился к бригаде. Собрал ее около себя.
– Землю прогревать надо?
– Надо, – ответили ему хором.
– Нечем?
– Как видишь, – опять послышался ответ.
Костя продолжал:
– Ждать топливо со стройки долго, упустим время. Я принял решение использовать для этой цели сарай, что стоит вон в том лесочке.
– А чей это сарай?
– Точно не знаю, но думаю, газопровода.
– Тогда как же?
– А так. Пройдем свой участок при помощи калорий, заключенных в древесине этой избушки.
Костя был убежден, что сарай давным-давно забыт прежними хозяевами, и был очень удивлен, когда в самый разгар работы по его разборке увидел, что к ним из соседней деревни, прихрамывая, спешит какой-то человек. Костя сразу понял, что это страж имущества, на которое они посягнули, и направился мужчине навстречу. Говорили они долго, потом Костя, взяв его легонько под руку, повел в сторону от сарая.
Через полчаса бригадир вернулся.
– Кто это? – спросили ребята.
– Сторож.
– Шумит?
– Не без этого. Я дал подписку, что беру ответственность на себя.
Раздался смех.
– Велика важность твоя подписка.
– Велика ли, нет, а ушел. Ему нужна бумажка. Он ее получил. Правда, заявил, что я анархист и что мне еще покажут кузькину мать.
Считая на этом разговор законченным, Костя начальнически прикрикнул:
– За дело, за дело, друзья! Пока он опять не нагрянул, надо, чтобы от сарая рожки да ножки остались.
Все ждали нового визита, но страж больше не появлялся.
Бригада жгла костры, веселее заскрежетали экскаваторы, вгрызаясь в оттаявшую землю.
Когда Данилин и Зарубин добрались до бригады, дела здесь шли вовсю. Выслушав рассказ Кости про затею с сараем, Данилин поморщился:
– Не положено чужое имущество брать. Шуму не оберешься.
– Шум, конечно, будет, сторож уже приходил.
– Ну и как?
– Я ему разъяснил, кто мы, что делаем и прочее. Хорошо поговорили. Не очень подготовленный товарищ попался, с трудом понимает что к чему. Обещал мне основательную нахлобучку.
Данилин, рассмеявшись, заверил:
– Ничего, выручим. Пройдете к сроку?
– Должны. Как там, потепления не предвидится?
– Предвидится, Зайкин, предвидится. Но не раньше чем весной.
Костя свистнул.
– Долгонько ждать. Придется приспосабливаться.
– Да, да. Именно это я и хотел посоветовать.
Данилин уехал. Зарубин решил остаться в бригаде до утра. Это вызвало у ребят шумную, неподдельную радость.
– Это ты правильно решил, – заметил Костя. – Общение с рядовой массой обостряет зоркость руководящего взгляда.
– Ладно, ладно звенеть, – беззлобно отмахнулся Виктор.
Вечером устроили целый пир. У кого-то нашлась бутылка коньяка, и, хотя досталось всего по глотку, гвалт в палатке стоял такой, что слышно было за версту. Расспросам не было конца: «А что нового в Лебяжьем? Как на главном? На литейке? Что идет в „Прометее“?» Но больше всего занимала всех трасса. Наперебой уточняли, как в других бригадах, удастся ли пройти к сроку через Каменские холмы.
– Везде ребята работают как черти. Но вот морозы… Возможно, придется срок окончания несколько отодвинуть.
Костя возразил:
– Выйдет так, что наболтали мы? Не пойдет. Да и сидеть в этих хоромах лишний месяц – удовольствие ниже среднего.
Видя, что ребята задумались, приумолкли, Зарубин пошутил:
– Что носы повесили? Может, на главный вернуть? Там калориферы рядом, погреться есть где. Могу договориться по знакомству. А?
Костя невозмутимо проговорил:
– А что, это мысль, – и, подмигнув товарищам, предложил: – Намнем бока комсоргу за такое предложение?
Через минуту Виктор, потный, всклокоченный, отдуваясь, стоял у двери палатки и грозил:
– Я тебе, Зайкин, это припомню. Десять на одного. Тоже мне герои.
Скоро, однако, из палатки послышалась песня. Пели, конечно, свою любимую:
Живем в комарином краю
И лучшей судьбы не хотим,
Мы любим палатку свою,
Родную сестру бригантин…
Ветер, до этого бешено крутившийся вокруг тускло светившейся в ночи палатки, вдруг стал стихать, словно поняв, что ни черта он не сделает с этими людьми. Но настоящие морозы стукнули дней семь или восемь спустя. По ночам гулко трескалась земля, небо стало мутно-белесым, словно и ему было невтерпеж от этой лютой стужи. Воздух был сух до звени.
Все расчеты строились на обычную в подмосковных условиях зиму, когда температура редко опускается ниже двадцати, и то лишь на самом гребне зимы. Сейчас же термометр показывал по утрам тридцать, а иногда и больше.
– Что будем делать? – спросил Данилин Быстрова.
Тот без колебаний ответил:
– Наружные работы придется прервать. Людей поморозим.
Через несколько минут по радиосети было передано распоряжение начальника строительства о прекращении работ. Передали его и на трассу.
Удальцов и Зарубин сидели в прорабской конторке – вагончике, установленном невдалеке от подножья Каменских холмов. Трасса и от Высокого и со стороны «Химмаша» подошла уже вплотную к холмам. Подошла и уткнулась в их твердь. Холмы стояли волнистой грядой, надвое разрезав трассу. Землекопы, бетонщики, бульдозеристы, экскаваторщики, задирая головы, смотрели на их вершины и чертыхались.
– Ну надо же, вымахали! И обязательно там, где нам надо пройти.
– Давненько они вымахали-то, – ответил сосед говорившему, – может, не один миллион лет назад.
Обсуждалось много вариантов и предложений, как быть с этим участком. Хорошо бы пройти через холмы весной – легче, быстрее, дешевле. Это было соблазнительно, но нереально – водозаборная трасса нужна сейчас, она должна работать. Оставалось сделать лишь один рывок, но какой трудный! Геологи утверждали, что там, в глубине, условия легче, грунт мягкий. Только когда до него доберешься? Сейчас же, на подступах к отрогам гряды, трасса шла сквозь твердый известняк и гравийно-песчаные пласты. Да еще этот трескучий мороз и режущий ледяной ветер… День и ночь с обеих сторон гряды слышалась пулеметная дробь отбойных молотков, ревели моторы машин, полыхали костры.
Удальцов, положив телефонную трубку, с досадой сообщил Виктору:
– Работы прекращаем. Приказ Данилина. Вот ведь ерундистика! У каких-то паршивых холмов застряли. На Памире не такие горы проходят. А мы завязли.
– У них эти работы – главное, основное. И техника и опыт. У нас – лишь эпизод.
– Ну и что? Нет, не так бы я все это сделал. Заложил взрывчатку – и все. Взлетели бы в небеса эти местные Эльбрусы да Эвересты.
– Правильно. И деревни, что в округе, вместе с ними.
Удальцов уныло согласился:
– Знаю. Только очень уж досадно. Нет, чтобы этому Красному носу неделю-две подождать. – И, чуть помолчав, спросил: – Так как? Объявим, что шабаш? Пусть штурмуют палатки?
– Придется.
Удальцов наклонился к микрофону. В репродукторах по обеим сторонам трассы раздался его голос:
– Внимание, внимание! В связи с понижением температуры всем бригадам прекратить работы. О времени выхода на участки сообщу дополнительно.
Минут через пятнадцать – двадцать в конторку ввалился Ефим Мишутин. Весь он был заиндевелый, брови белесые от инея, как у заправского деда-мороза.
– Значит, командуем! – не здороваясь, бросил он. – Великое дело техника. Крикнул в микрофон – и вся недолга.
– О чем вы, Ефим Тимофеевич? – невинно спросил Удальцов.
– Будто не понимаешь? Молодой, а хитришь. Зачем такое по радио кричал?
– Не могу иначе. Два начальника приказали: Данилин и его величество мороз.
– Мороз, мороз… – раздраженно проговорил Мишутин. – Какие пугливые у нас начальники. А ты бы прежде, чем в эту свою технику кричать, нас позвал, посоветовался.
– О чем советоваться-то? Дело ясное.
– Это кому как. Поди, слышал прибаутку о том, в каких случаях торопливость нужна?
Аркадий не успел ответить, как в вагончик вошел Зайкин, за ним еще двое бригадиров. Скоро здесь уже стало совсем тесно. Бригадиры слушали, как Мишутин препирался с Удальцовым, потом тоже включились в спор. Аркадию, наконец, это надоело, и он, встав из-за своего маленького скрипучего стола, разрубая ребром ладони воздух, решительно заявил:
– Одним словом, дорогие товарищи, так. За технику безопасности отвечаю я. Прошу это помнить. И потому разговор этот давайте прекратим. Кроме того, есть приказ начальника стройки.
– Правильно, есть такой приказ, – послышался голос Данилина.
Они с Быстровым протискивались от двери к столу Удальцова, выискивая свободное место.
– Так почему же приказ не выполнен? Почему не прекращены работы? – Данилин обращался к Удальцову, и в голосе слышалось недовольство.
– Ваше указание объявлено, но вот товарищи, – Удальцов показал на бригадиров, – возражают.
– А знают ли товарищи, что на улице более тридцати? А скоро будет еще больше?
Послышались голоса:
– Знаем…
– На себе испытали.
– Тогда в чем же дело? – голос Данилина прозвучал уже строго, требовательно. – Мы с вами за людей отвечаем, надо понимать.
– А почему это вы, Владислав Николаевич, нас в недоумки произвели? Почему считаете, что не понимаем? – Мишутин теперь наступал на Данилина.
– Мы не из боязливых, – послышался голос Зайкина.
– После кабинета оно, конечно, холодновато, – послышался чей-то насмешливый голос.
Данилин не ответил, только исподлобья посмотрел в ту сторону, откуда послышались эти слова. Затем суховато, сдержанно проговорил:
– Мы не имеем права рисковать.
Но Мишутин был неумолим:
– С умом надо дела делать, начальник. С умом. Тогда и риску не будет. Перерывы делать почаще. Одежду теплую подбросить.
И опять раздались голоса в его поддержку:
– Правильно. Резонно говорит Тимофеевич.
Быстров видел, что настроение у бригадиров непримиримое. Приказу, конечно, подчинятся, но не убеждены, что это нужно. Своих людей они знали, были уверены, что могут потягаться со стужей.
А Мишутин шел к столу, чтобы продолжать спор. Удальцов вопросительно посмотрел на Быстрова.
– Пусть выскажется. Да и другим, кто захочет, дай слово.
Все знали: Мишутин выступает толково, содержательно, но порой длинновато. И потому сейчас, когда Ефим Тимофеевич пробрался к столу, кто-то крикнул:
– Ефим, ты того, не очень томи!
– Да, да. Политику сегодня не вкручивай.
Мишутин недовольно огляделся, выдохнул:
– А я уже все сказал. Подошел-то сюда, чтобы начальство лучше слышало. Наша бригада, как известно, не на тихом местечке стоит. На северном склоне ветряга такой, что порой на ногах трудно удержаться. Но ребята мне поручили сказать: с работы уходить пока не собираются.
Его раскатистый бас заполнил всю комнату и, казалось, висел в ней, как что-то осязаемое.
Мишутин помолчал и, сумрачно глядя на Данилина и Удальцова, закончил:
– А ответственность? Ну что же, ответственность мы берем на себя. С вас же спрос другой: может, валенки в складах есть? Полушубки? Рукавицы теплые? Вот это бы тут пригодилось.
Быстров наклонился к Данилину, пряча улыбку, вполголоса сказал:
