Текст книги "Наследники"
Автор книги: Николай Сизов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)
Снегов подошел к микрофону, звонким, слегка взволнованным голосом произнес:
– Ребята, давайте начинать первое наше собрание. Сначала установим тишину.
Из задних рядов кто-то громко выкрикнул:
– А вы кто такой? Объяснили бы.
Снегов ответил:
– Объясню, конечно. Я представитель Центрального Комитета комсомола. Моя фамилия Снегов. Зовут Анатолием. Будем работать вместе.
– Что ж, будем, – послышались в ответ веселые голоса.
– Вопросы можно задавать, или речь сначала толкнешь?
Снегов усмехнулся:
– Нет, речь толкать не думаю. Мы собрали вас для того, чтобы рассказать о стройке. Это сделает начальник строительства товарищ Данилин. Потом ответим на вопросы. Возражений против такого порядка нет?
– Нет, нет.
– Пусть расскажет.
В глубине наскоро сколоченной сцены двое работников технического отдела аккуратно развешивали испещренные чертежами ватманские листы. В самой середине стоял широкий, составленный из нескольких фанерных листов, щит. На нем сквозь прикрывавшую его глянцевито-матовую бумагу проглядывал весь план будущего завода.
Данилин, стоя рядом с Быстровым, вглядывался в столь необычную аудиторию. Сотни юношей и девушек, свесив ноги в тапочках, кедах и башмаках, сидели по бровке, по контуру всего котлована. Многие устроились на железобетонных блоках, нагроможденных вокруг площадки главного корпуса, на транспортерах, экскаваторах, самосвалах. Лица смуглые и загорелые – это из деревень. Белые, не тронутые солнцем из городов. Среди черных и русых мальчишеских голов виднелись то высокая прическа городской модницы, то скромная косынка пока не освоившейся еще в новой обстановке сельской комсомолки.
Начальник строительства Данилин не был сторонником этого собрания. Зачем устраивать такие сборища и митинги? Что поймут ребята в наших чертежах и графиках? Им надо разъяснять то, что следует делать бригаде, участку. А с этим вполне справятся бригадиры, мастера и прорабы.
Но Быстров с ним не согласился, стал горячо доказывать, что людям надо рассказать и показать все. Пусть знают, для чего они приехали сюда.
И Данилин не стал спорить.
– Ну раз это так важно, будем агитировать…
Теперь он думал о том, что же сказать этим съехавшимся со всех концов страны зеленым, необстрелянным юнцам? Сказать надо как-то доходчиво и убедительно, а как? Будь это кадровые строители, тогда другое дело. А тут… Лица веселые, глаза блестят. Но строительного дела они и не нюхали. С каких же азов начинать?
– Завод наш, ребята, представляет из себя, а точнее сказать – будет представлять, комплекс современных зданий, оснащенных самым совершенным оборудованием, предусмотренным технологическим процессом.
Вот здесь, на этом чертеже, вы видите будущую линейную, здесь – кузнечный цех, недалеко от него – котельно-сварное производство. А это, – Данилин отодвинулся в сторону, чтобы не загораживать центральный щит, – это главный корпус. – Сказал с гордостью, даже с некоторым торжеством. – В нем разместятся механические цехи. Площадь корпуса равна целому заводу. С восточной стороны к нему будет примыкать инженерный комплекс с конструкторскими и технологическими отделами. С запада же встанут здания бытовых служб. Здесь разместятся управление завода, санитарно-технические службы, столовые. – Указка Данилина бегала и бегала по розовым и голубым листам. Но вот он плавно обвел вокруг них круговую линию. – Завод будет окружен зеленым кольцом. Более десяти тысяч лип, елей, берез.
Сказав это, он помолчал и тише, но как-то весомее, значительнее закончил:
– И все это должно быть сделано, дорогие товарищи, за три года. Всего лишь за три года и ни месяцем больше. На первую же очередь времени у нас совсем в обрез.
Данилин говорил добрых сорок минут, а время пролетело незаметно. Потом посыпались вопросы.
– Какие культурно-бытовые службы предусмотрены проектом, почему не строится кольцевая дорога вокруг будущего завода, хотя она должна сооружаться в первую очередь, ибо стройке без дороги тоже нельзя? Предусматривается ли обучение приехавших смежным профессиям? Когда начнутся монтажные, сварочные, сантехнические работы, кто их будет вести? И предполагается ли обучать строителей для работы в цехах будущего завода? Почему не организована техническая учеба? Чем объяснить, что бригадам не выдают спецодежду?
Начальник строительства вслух читал записки, не спеша, вдумчиво отвечал:
– Почему завод нужен так быстро? Вы люди грамотные, газеты читаете, поэтому особенно распространяться не буду. Без химии человечество теперь жить не может. Так, как, допустим, не может оно обойтись без хлеба и воды, без железа и стали, без угля и нефти. Химия – это урожай на наших полях, одежда и обувь, любая из машин, что создают люди. Химическим заводам, которые строит страна, нужны колонковые аппараты, реакторы, воздухосборники, оросительные холодильники, трубчатые печи, сварная стальная аппаратура. Все это будет выпускать «Химмаш». Сейчас же государство вынуждено тратить на закупку такого оборудования миллионы и миллионы рублей золотом. Вот почему мы должны сделать все возможное и невозможное, чтобы построить завод как можно скорее.
Котлован присмирел. Шум и разговоры прекратились совершенно. Не было слышно ни звука. Данилин повернулся к Снегову и Быстрову:
– Что это они? Не поняли?
– Почему не поняли? – успокоил его Быстров. – Ты нарисовал такую картину, что невольно задумаешься.
– Алексей Федорович, прения открывать будем? – спросил Снегов.
– Думаю, придется, – ответил Быстров и показал на площадку перед трибуной.
К ним пробиралась черноволосая смуглая девушка. Она, легко вскочив на площадку, подошла к столу.
– Завьялова моя фамилия, – сообщила она и быстро, сердито заговорила: – Все, что нам говорил здесь товарищ начальник строительства, это, конечно, очень интересно. И завод, безусловно, будет хороший, замечательный завод. Только когда он будет, вот в чем вопрос. Дела у нас идут так, что, думаю, мы и за пять лет его не построим. Нас послали сюда, чтобы работать а мы мусор собираем, с одного места на другое его перекладываем. Ни дело не делаем, ни от дела не бегаем.
– Организационный период, – бросил реплику заместитель Данилина Казаков, сидевший рядом. – Понимать надо.
– Уж очень долго организуемся, – вспыхнула девушка и, подойдя к Данилину, подала ему темно-синюю бумажку. – Полюбуйтесь, какие у нас заработки. Тридцать рублей за две недели Если так дело пойдет, то отощаем мы на «Химстрое», совсем отощаем.
Ее сменил молодой парень с короткой стрижкой, в матросской тельняшке, видимо только недавно демобилизовавшийся.
– Нас очень настойчиво предупреждали, что будет трудно. Мы думали: ладно, перетерпим. В конце концов легко только у мамки на печи сидеть.
Но, дорогие товарищи начальники, за то время, что мы здесь находимся, я убедился, что трудности действительно есть, а вот дела нет. За две недели мы перенесли со своей бригадой с места на место две или три тысячи кирпичей. Не очень-то большая нагрузка для такого хилого организма, а? – Матрос напружинил могучие мускулы, поиграл ими. Потом продолжал: – Скажу откровенно, некоторые подумывают даже так: а нужны ли мы здесь? И я спрашиваю, товарищи руководители: завод строить вы собираетесь действительно в сжатые сроки или это сказано так, для красного словца? Экскаваторов, бульдозеров, транспортеров, самосвалов вроде бы много, только они больше отдыхают, чем работают. Даже вот этот самый котлован, где мы с вами заседаем, наполовину вручную выкопан. Я недавно читал, как Днепрогэс строили. Там землю на тачках да на грабарках возили. – И, обращаясь к аудитории, моряк пояснил: – Грабарка – это вроде телеги. Ну, и лошадь, конечно. – Переждав смешок, вызванный этим объяснением, он закончил: – Только грабарок у нас и не хватает, честное слово.
Матроса шумно поддержали. Так же шумно и дружно, как и девушку, что выступала перед ним.
К трибуне по правой кромке котлована не спеша шел Валерий Хомяков. Много людей съехалось на стройку, с разными вкусами, привычками, характерами. Но Валерий уже сумел стать заметным, и это приятно щекотало его самолюбие. Когда проходил по участкам, он с удовольствием прислушивался к шушуканью девушек, замечал, что с ним как-то вежливее разговаривают люди, приглядываются к нему с несколько повышенным интересом.
Его бригада была пока что невелика – всего пять человек. И дела делала не столь уж тяжкие – возила из города мебель для управления строительства, перебазировала на стройку проектное бюро из Москвы. И платили им неплохо, обижаться пока было не на что. Но нельзя же промолчать на таком собрании! Поэтому Валерий и шел сейчас к трибуне. На него посматривали, слышались приглушенные вопросы и реплики.
– Кто это?
– Кажется, прораб какого-то участка.
– Нет, это как будто из проектного бюро.
– Да вы что, не слышали? Было сказано – бригадир.
– Я, товарищи, тоже один из тех, кто приехал вот этими руками возводить гигант химического машиностроения. – Валерий поднял над головой руки. – И я тоже имею несколько существенных замечаний. Мы здесь для того, чтобы взметнулся к небу красавец «Химмаш», чтобы без устали, самоотверженно строить, строить и строить.
Цвет страны, молодая поросль съехалась сюда, рвется в бой. Мы взяли на свои плечи титаническую ношу и не бросим ее, донесем до конца, выполним свой высокий долг…
Хомяков остановился, прислушался, как реагирует аудитория. Котлован молчал, выжидательно, напряженно. Валерий продолжал:
– Но, товарищи, было бы недопустимым молчать сегодня о тех вопиющих явлениях, что происходят на нашей боевой, сверхударной комсомольской стройке. Простои, допотопный уровень механизации труда, пренебрежение к элементарным проблемам нашего быта. Я подтверждаю сигнал товарища моряка: да, у некоторой части борцов за «Химмаш» появились тревожные настроения – не податься ли обратно? Так что мотайте это на ус, товарищи руководители строительства.
Я не хотел касаться сегодня меркантильных вопросов. Но вынужден. Утром просыпаюсь, а по полу две лягушки вперегонки прыг, прыг. Вроде соревнование устроили. Мало вдохновляющая картина. Видимо, товарищи считают, что комсомольский энтузиазм, с которым мы приехали сюда, все стерпит? Нет, дорогие товарищи, – Хомяков повернулся к Данилину и Быстрову, – вы ошибаетесь. Давайте договариваться: если мы нужны здесь, если хотите, чтобы свои молодые, кипучие силы мы отдавали сооружению гиганта химической индустрии, – создавайте условия для героического труда…
Общей, единой реакции на речь Валерия в первый момент не было. Потом собрание загудело, кое-где раздались жидкие хлопки, послышались выкрики.
– Правильно!
– А чего тут правильного?
– Ничего, пусть начальники ответят.
Быстров, увидев тревогу в глазах Снегова, легонько тронул его за руку:
– Что загрустил? Для затравки это неплохо. Послушаем, что скажут другие.
Виктор Зарубин сидел в окружении ребят на гусеницах экскаватора и внимательно слушал выступления. Речи матроса и особенно Хомякова его обеспокоили. «Где-то я видел этого парня», – подумал Виктор, когда Хомяков шел к трибуне. И сразу вспомнил: да это же сосед по вагону…
Говорил Валерий уверенно, гладко, но его слова вызывали у Виктора чувство досады и протеста. Хомяков задел и как-то приземлил чувства, с которыми Зарубин ехал на стройку. Что же он мелет такое? Ведь не за длинным рублем мы ехали сюда? Как это уйдем, почему? Виктор видел, что сидевшие вокруг него тоже слушают хмуро, нервозно перебрасываются двумя-тремя отрывистыми словами. Но кое-кто увидел в этой речи иное. Юноша, сидевший на чурбаке впереди Зарубина, восхищенно проговорил:
– Отчаянный парень. Дает прикурить начальству.
Виктор, может, и не стал бы выступать, но слова парня подстегнули его, и он, торопливо спрыгнув с машины, стал пробираться к сцене. Шел смело, а когда поднялся на трибуну, сердце стало биться чаще. Тысячи глаз смотрели на Виктора пытливо, напряженно.
– Я не согласен с некоторыми выступлениями. Товарищ Хомяков очень уж мрачную картину тут нарисовал.
Котлован загудел, раздались голоса:
– А вы критику не зажимайте. Перед начальством бисер хотите метать?
– Правильно говорит, чего там.
– Ничего правильного.
– Вам что, демагогия по душе?
Зарубин, дождавшись, когда стало тише, продолжал:
– Конечно, и за такой короткий срок порядка на стройке могло быть больше. Ерунды пока много. С этим согласен. Но вот с чем не могу согласиться, так это с заявлениями некоторых товарищей, что, дескать, в случае чего – уйдем. Нет, дорогие товарищи, не уйдем. Не затем мы сюда ехали. И даже прыгающие лягушки в палатках (а они и в нашей есть) нас не испугают. Ну, а если и уйдет кое-кто, плакать не станем…
Из рядов послышался смех, раздались голоса:
– Верно!
– Шпарь, Зарубин, прямой наводкой!
Виктор, копируя жест Хомякова, поднял руки над головой:
– Да, мы приехали вот этими руками возводить «Химмаш». И я уверен, руки тех, кто приехал действительно строить, не возьмутся за чемоданы, пока завод не будет готов.
Эти слова были встречены такими шумными аплодисментами, что Быстров подтолкнул в бок Снегова:
– Понял, каково настроение у ребят?
А Зарубин, повернувшись к руководителям стройки, закончил:
– Начальству же пусть будет известно: работать будем как надо, но и ругаться будем отчаянно. Спуску не дадим ни себе, ни вам.
…Теплый майский вечер опускался на стройку, окутывая темнотой все огромное поле Каменских выселков; совсем замаскировал кайму дальнего леса, и только строительная площадка главного корпуса «Химстроя» ярко светилась. Здесь все еще кипели страсти.
Быстров обратился к Данилину:
– Как, Владислав Николаевич? Надо отвечать комсомолии.
– Теперь уже твоя очередь. Ребятам пока многое трудно понять, не строители они. Все образуется. – Но при этом он так посмотрел на стоявших здесь же начальников участков, что те, поеживаясь и насупясь, стали с преувеличенным вниманием вглядываться в развешанные чертежи.
– Что ж, тогда давай мне слово, Анатолий, – обратился Быстров к Снегову.
– Девушки, какой молодой парторг-то… – заметила Катя Завьялова, сидевшая в окружении целой стайки девчат.
Быстров услышал ее слова и начал так:
– Прежде всего не такой уж я молодой, к сожалению. Но за сказанное спасибо, товарищ Завьялова. А в общем-то, что ж, в коллективе, какой собирается на «Химстрое», мы, старая комсомолия, действительно молодеем.
– Значит, вы из комсомола? Расскажите подробнее, – выкрикнул выступавший недавно матрос. Он уже вился вокруг Кати и ее группы.
Быстров ответил:
– Биографию свою я вам расскажу как-нибудь в другой раз. В комитет вы меня, полагаю, выбирать не собираетесь? Сейчас же поговорим о другом. Месяц, конечно, не ахти какой срок, но порядок на участках уже должен быть. Темпы работ пока черепашьи, дисциплины, организованности мало, очень мало, и начальство за это вы критиковали абсолютно правильно. И, надо полагать, выводы будут сделаны. Я же хочу покритиковать вас, дорогие комсомольские шефы «Химстроя». Думаю, вы не совсем еще поняли, что от вас требуется на стройке… Это же безобразие, уважаемый товарищ моряк, что вы целые дни баклуши бьете. Только почему вы смирились с этим? Где, у кого были? А если бы не сегодняшнее собрание? Так бы и носили по кирпичику в день? Видно, другими делами увлекаетесь. От вас, извините, и сейчас так пахнуло, что хоть закуску проси…
– Пивка выпил, – дал справку обескураженный матрос.
Быстров переждал смех.
– Пивко или что другое, уточнять не будем. А вот что такое шефство над «Химстроем» – об этом поговорить следует. Не хотел я спорить с некоторыми ребятами, что выступали сегодня, но не могу не сказать, что говорили они как заправские сезонники. Дайте нам то, сделайте это. Иначе уйдем. Да разве вам можно так рассуждать? Стройка, подшефная комсомолу. Вы вдумайтесь в эти слова. Вспомните Магнитку, Днепрогэс, Комсомольск-на-Амуре, московское метро. Гвардейские минометные части, авиационные и морские соединения, партизанские бригады в годы войны. Наконец, Куйбышевскую, Братскую ГЭС, целину. Вот ведь что значит шефство. Это образцы стойкости, мужества и отваги. «Химстрой» – это новое задание партии, народа Ленинскому комсомолу. За три года построить завод, на сооружение которого в обычных условиях ушло бы четыре-пять лет. Потребуется самоотверженная, героическая работа каждого из вас. Да, да. Именно героическая. Но ведь трудолюбия, геройства, готовности к подвигу комсомольцам шестидесятых годов тоже не занимать.
Помолчав, справившись с охватившим его волнением, Быстров продолжал:
– Легкой жизни вам не обещали. Ее не ждите. Будет трудно. Но именно поэтому вас и послали сюда. Вы здесь отвечаете за все, понимаете – за все. Вам до всего должно быть дело. Простои? Узнать, в чем дело, расшевелить, кого надо. Нет материалов? Почему нет? Найти, докопаться, добиться, чтобы они были. На «Химстрое» нужны бойцы-энтузиасты, а не рохли, бойцы в полном смысле этого слова. Вся страна будет следить за тем, как у нас идут дела. И будет поддерживать нас. Вот уже в ближайшие дни на стройку начнут приезжать сотни, тысячи московских ребят, чтобы помогать в земляных и некоторых других работах. Но на переднем крае борьбы за «Химмаш» мы, химстроевцы…
Фонари выхватывали из темноты силуэты машин, кранов, лежавшие за кромкой земли бетонные опоры, освещали то задорные, то насупленные, то восторженные лица. Слова парторга взбудоражили ребят. Когда он кончил, посыпались восклицания, вопросы, возгласы. Поднялись десятки рук. Данилин и Снегов переглянулись. Они думали, что собрание шло к концу, а оно, оказывается, только начиналось.
…Недели через две Быстров и Снегов ходили по участкам. В одной бригаде поговорят с бригадиром, в другой – с кем-то из бригады, в третьей – подоспеют к перекуру и потолкуют со всеми ребятами. Когда направились по шоссе с первого на второй участок, паренек, пристроившийся на подножке полуторки, прокричал:
– Там какие-то экскурсанты начальство ищут.
Скоро они и сами увидели группу молодежи. Люди были не со стройки. Снегов определил это сразу: уж очень робко и боязливо переходили юноши и девушки по легким мосткам через траншеи. Когда же гости подошли ближе, Анатолий понял, что к ним пожаловали представители московских райкомов комсомола. Некоторых он знал.
– Здравствуйте, товарищ Снегов, – сказала одна из девушек, подходя к Анатолию. – Где же вы пропадаете? В комитет зашли – нет, говорят, на первом участке. Идем туда, говорят, подался на второй. Прямо-таки летучий голландец.
Девушка, видимо, верховодила этой делегацией. Она вся была переполнена радостью – то ли скрытой, то ли вовсе неосознанной, и Быстров почувствовал вдруг, как сердце его замерло.
– Видите, стройка какая, – оправдывался смущенно Снегов. – Немудрено потеряться. Знакомьтесь, пожалуйста. Это Алексей Федорович Быстров, секретарь парткома.
Татьяна Казакова подала руку Быстрову с таким видом, будто они никогда не встречались. И улыбнулась при этом и глянула на него с затаенным лукавством: пусть, дескать, все думают, что мы не знакомы, а мы будем помалкивать… Этот их безмолвный заговор отозвался радостью в сердце Быстрова, и надолго остался, на много дней.
Ребята наперебой расспрашивали о стройке. Быстров был доволен – значит, обещание Цекамола начинает осуществляться. Воскресники сейчас как нельзя кстати. Наступало лето, золотое время для строителей, и рабочие руки были дороги.
– Когда же начнете помогать? – спросил он, обращаясь ко всей группе.
– С этого воскресенья.
– Прекрасно. Тогда вам надо увидеться с начальником стройки и обо всем договориться конкретно – об участках, транспорте, инструменте. Веди, Анатолий, товарищей к Данилину. Я тоже скоро приду.
Почти в точности повторяя деловито-озабоченные интонации Быстрова, Таня Казакова сказала:
– Вы, ребята, идите в управление, а мы с товарищем Быстровым сейчас придем. – И, уже чуть сконфуженно улыбаясь, пояснила Быстрову: – Хочу посмотреть стройку, отец все хвастается…
Тут же раздались голоса:
– А мы что, рыжие? Мы тоже хотим посмотреть.
– Ишь какая хитрая!
Быстров, улыбнувшись, согласился:
– Что ж, тогда начнем с экскурсии.
Только они тронулись, к Быстрову подошел бригадир кадровой бригады, тоже недавно приехавшей на стройку, Ефим Мишутин. Он хмуро поздоровался с гостями и обратился к парторгу:
– Товарищ Быстров, с тесом опять та же история. Казаков отказал.
– Но мы же с ним условились.
– Напомнил я ему об этом. Обещанного, говорит, три года ждут.
– Остроумно, ничего не скажешь, – проговорил Быстров и коротко пообещал: – Потерпи, Ефим Тимофеевич. Вот с товарищами закончим, и разберусь.
– Очень прошу, ведь третий день простаиваем.
Таня, шедшая рядом с Быстровым, внимательно слушала их разговор, а когда Мишутин удалился, заметила:
– Выходит, не жалуют у вас Казакова?
– Участок у него, знаете ли, такой… особый. Снабжают нас пока плоховато, на местах не везде еще поняли, что такое «Химстрой».
Пришли на первый участок. С эстакады главного корпуса был виден весь котлован. Не верилось, что эту огромную чашу вырыли не циклопы, а эти вот ребята и машины, управляемые их руками.
На самом дне котлована тяжко ворочались экскаваторы. Они вгрызались в землю, высоко поднимали свои отполированные до блеска ковши и, с лязгом разжимая мощные металлические челюсти, высыпали ее в оседавшие под тяжестью грунта кузова самосвалов. МАЗы, завывая моторами, цепко взбирались по пологим деревянным настилам, что спирально вились вверх по откосам, а навстречу им по обходным путям уже спешила цепочка порожних машин.
И все же МАЗы не успевали за экскаваторами, и тогда они, сноровисто поворачиваясь вокруг оси, сбрасывали землю в бункера. А те питали ею шелестящие ленты транспортеров, которые, будто огромные гусеницы, расположились на боковых уступах котлована. По всей окружности его вспыхивали звезды электросварки, шла беспрерывная пулеметная дробь отбойных молотков и перфораторов. И ходил по рельсам и резко, пронзительно вскрикивал зеленовато-серебристый электровоз, тянувший на стройку то цистерны с горючим, то вагоны с цементом, лесом, металлом.
Картина стройки всегда была мила сердцу Алексея Быстрова, а сегодня – вдвойне оттого, что рядом была Таня.
– Ну как, теперь имеете представление о «Химстрое»? – спросил Снегов. – Размах такой, что будь здоров!
Быстров, молча слушавший разговор, заметил:
– Размах пока не очень, – и показал на отдаленные от главного корпуса участки. – Видите, где один экскаватор старается – это будущая литейка, левее от нее – кузнечно-прессовое производство, а чуть ближе сюда – компрессорная. На них почти тишина. Так что настоящий-то разворот впереди.
– Так я же о первой очереди говорю, Алексей Федорович.
– Понимаю, понимаю. Только ведь автомобиль без колес не выпускают. Или, допустим, пальто без рукавов. Верно? – И, повернувшись к ребятам, Быстров добавил: – В общем помощь ваша нужна. Очень нужна.
Шумно переговариваясь, возбужденные увиденным, активисты пришли в управление строительства.
Данилин удивленно взглянул на Быстрова и Снегова, ожидая, что они объяснят ему, зачем ввалились сюда эти молодые люди.
– Это, Владислав Николаевич, товарищи из райкомов комсомола Москвы. Приехали договариваться, как помочь стройке.
Данилин сразу подобрел.
– Таким гостям всегда рады. Стройку вы им показали?
– Да. Более или менее, – ответил Быстров. – Даже на эстакаду главного забирались. Теперь нам надо прикинуть, как будем использовать эту мощную силу.
– У меня только одна, нет, пожалуй, две просьбы, дорогие товарищи, – проговорил Данилин, обращаясь к ребятам. – Помогать не рывками, не от случая к случаю, а систематически. Это первая. И вторая – лучше меньше, да лучше. Задачи, сами понимаете, у нас огромные.
Таня Казакова, улыбаясь, заметила:
– Начальник стройки тоже агитировать нас решил?
– Это одна из наших обязанностей – всех и вся агитировать за «Химстрой».
– Оно и видно. Снегов, так тот все время подчеркивает, какие вы важные.
Анатолий удивленно посмотрел на девушку, хотел что-то сказать, но Быстров остановил его:
– Успокойся, Анатолий, все правильно. Конечно, важные. А то как же? Пока за три года такие заводы не строились.
Данилин стал подробно рассказывать, на какие участки сколько надо людей, какие работы там предстоят. Ответил на вопросы, затем по селектору предупредил начальников участков о предстоящем воскреснике:
– Смотрите подготовьтесь, чтобы люди и часа зря не потеряли.
Когда московские гости уехали, Быстров позвонил Казакову. Петр Сергеевич, выслушав его, стал пространно объяснять: каждую бригаду он помнить не может, лесоматериалы между участками распределены, и если второму, где работает бригада Мишутина, тесу не досталось, то что ж, получит в ближайшие дни.
– Но мы же два дня назад говорили об этом?
– Верно, говорили. Но у нас с вами не только бригада Мишутина.
Быстров хотел ответить резко, но, вспомнив, что сам же говорил дочери Казакова о специфике его работы, сдержался и мягко попросил:
– Все правильно, Петр Сергеевич. Но бригада простаивает третий день. Помогайте. А то придется мне брать обратно слова, которые я только что говорил вашей дочери.
– Что, Танюшка здесь? Как она к вам попала?
– Приезжала насчет воскресника.
– Ах, да. Она же у меня член какого-то там студенческого совета при МК. – В голосе Казакова чувствовались горделивые нотки.
…Не очень-то легко без привычки кидать и кидать лопатами тяжелую землю, кирпич, щебень на ненасытные ленты транспортеров. Ныли руки, ломило все тело. Многие ребята с сожалением посматривали на свои тщательно оберегаемые костюмы. Жаль их было, но что делать? Не отказываться же от участия в воскреснике по такой маловажной причине. А спецовок всем, конечно, не напасешься.
В задоре и веселой шутке не было на стройке недостатка и в будние дни: ведь здесь трудилась молодежь. Но когда на «Химстрой» приезжали сотни парней и девчат из Москвы, атмосфера еще большей праздничной веселости наполняла строительную площадку. Прорабы, инженеры, техники, мастера, работники управления тоже с охотой приезжали в эти дни на участки. Распределив молодежь по бригадам, они и сами, поддавшись общему задору, включались в работу. И было обычным, что степенный инженер, плановик или бухгалтер с каким-нибудь продавцом или артистом грузят землю или на пару с молоденькой парикмахершей таскают на носилках кирпич. Ну, а ребятам-строителям и вовсе было трудно усидеть в эти дни дома. Теперь это были уже люди с опытом, они снисходительно, но терпеливо учили горожан, как ловчее справляться с носилками, под каким углом держать лопату, как работать около экскаватора, не нарушая техники безопасности.
За главным корпусом на очистке погрузочно-разгрузочной площадки работала большая группа девушек. Выстроившись цепочкой вдоль железнодорожного полотна, они передавали с рук на руки обрезки металла, доски, порожние ящики.
Когда Быстров подошел к девчатам, они зашумели:
– Товарищ Быстров, где же обещанные рукавицы?
– Разве не выдали?
– Видите, что с маникюром делается? – Одна из девушек, что стояла поближе, шутливо-величественным жестом поднесла к лицу Алексея руку, испачканную ржавчиной и кирпичной пылью.
– Да, действительно, – согласился Быстров, – не очень ловко без рукавиц. Прошу извинить, девушки. К следующему воскреснику у каждой будут новенькие, с иголочки. А маникюр поправим за счет «Химстроя».
Девушка, лукаво улыбаясь, спросила:
– А вы очень хотите, чтобы мы опять приехали?
– Конечно. Без вас мы пропадем.
– Это серьезно?
– Вполне.
– Тогда лично я обязательно приеду.
Когда она вернулась к подругам, те стали шутить:
– Ты, Тоська, работать приехала или зубы парням заговаривать?
– Да и не просто парням, а начальству. Это же парторг строительства.
– Что из этого? Он и на вид ничего, и, между прочим, холостой, – не сдавалась Тоська.
– Ну и девка! Все знает!
– А как же? Я всех более или менее порядочных холостяков на учет беру.
А Быстров, направляясь на главный корпус, думал: «Тани Казаковой на воскреснике, кажется, нет?»
Он признался себе, что шел на этот участок с надеждой встретить ее. Алексей упрекнул себя за легкомыслие, но совсем не думать о Тане ему не удавалось.
Глава VI. «Мы тоже не лыком шиты»–
На «Химстрой» съезжались не только молодые. Вместе с ребятами и девчатами все больше появлялось кряжистых, степенных бородачей с обветренными, загорелыми лицами, выцветшими бровями. Это были плотники, монтажники, бетонщики, такелажники, бывалые, опытные люди, закаленные на сибирских и уральских морозах, вдыхавшие ветры Саян и Памира, возводившие корпуса заводов, электростанций, линии дорог и каналов на Украине и в Прибалтике, в Белоруссии и в степях Казахстана.
Вечерами, когда молодежь, наскоро умывшись и поужинав, собиралась в большой клубной палатке с гордым названием «Прометей», сюда же приходили и ветераны больших строек. Если не было какого-либо серьезного доклада или лекции, они чинно рассаживались на лавочках возле палатки и, дымя папиросами, не спеша, вполголоса беседовали между собой. Многие ребята тянулись к этим бывалым людям, жадно вслушивались в их рассказы, расспрашивали. Это как бы придавало молодым вес в собственных глазах, приобщало к когорте неторопливых, сильных людей, биографии которых были связаны с громкими, известными всему миру названиями новых городов страны.
Разные это были люди, с разными судьбами и несхожими рассказами. Один не спеша толковал, как закрывали проран на Днепре, другой вспоминал, как трудно давалось Цимлянское море, третий не мог забыть штурмовые ночи на стройке Московского университета.
– Когда приходится бывать на Ленинских горах, – в раздумье говорил Ефим Мишутин, – я всегда постою там немного. Здесь определилась моя дорожка, прилепился я к строительной братии.
– А я, – вторит ему другой, – нет-нет да в Новомосковск загляну, тянет. На восстановлении тамошней ГЭС и химкомбината немало хлебнуть пришлось.
Кто-то подтверждает:
– У каждого свое. По мне, так лучше места, чем киевский Крещатик, на земле нет. По кирпичику его красоту восстанавливали.
В трех или четырех кадровых бригадах, приехавших на стройку за последнее время, было несколько стариков совсем почтенного возраста. Четверня, когда увидел их документы, возмутился:
– У нас же не дом престарелых, а ударная комсомольская стройка!
Ефим Мишутин, сузив в гневе свои и без того маленькие глаза, пробасил:
– Не глагольте лишнего. Это наши профессора.
– Вполне допускаю, пусть академики даже. Только им отдыхать пора, а не по таким стройкам мотаться.
– Вот-вот. Именно академики. Это вы правильно сформулировали, потому оформляйте без задержки.
