Текст книги "Антология советского детектива-48. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Георгий Вайнер,Аркадий Вайнер,Эдуард Хруцкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 322 (всего у книги 337 страниц)

Появилась Наташа.

Никольский подождал, пока она отошла от подъезда, и завел мотор, собираясь ее догнать.

В это время из-за щита, оклеенного афишами, возник верзила в плаще. Никольский насторожился и тихо тронул машину с места.

Верзила двинулся следом за Наташей. И вдруг из кулака у него выскочило лезвие ножа.

Никольский до отказа нажал на газ и, поравнявшись с верзилой, который был уже в двух шагах от девушки, круто свернул на тротуар, едва не сбив его с ног. Тот шарахнулся в сторону и выронил нож. Наташа вскрикнула.

Сергей выскочил из машины, бросился к верзиле и успел перехватить его руку, в которой черной вороненой сталью блеснул пистолет. Потом вывернул запястье. Рука с наколотым на ней якорем разжалась, и пистолет упал на тротуар. Верзила ударил Никольского по ногам. Оба рухнули и, сцепившись, выкатились с тротуара на мостовую.

Парень был могучего сложения, но не ангельской красоты – фиксатый, со шрамом на щеке. Он был сильнее Никольского, но уступал в ловкости. Схватка пошла нешуточная.

Сначала Сергею здорово доставалось: более массивный и мощный противник, подмяв Никольского под себя, молотил его по чем попало. Поняв, что в партере он явно уступает врагу, Сергей, изогнувшись змеей, ухитрился вывернуться из-под туши бандита и вскочить. Верзила поднялся не столь сноровисто – Никольский успел подготовиться к атаке. Едва здоровяк встал, он тот час получил тяжелый кулачный удар в скулу, отбросивший его обратно на тротуар. На ногах амбал удержался, но потерял драгоценные мгновения. Сергей подскочил к нему, врезал левой под дых, а правой – в челюсть. Верзила захлебнулся воздухом и опять отлетел на несколько шагов. Но на ногах снова устоял. «Вот черт непрошибаемый! – с мимолетным восхищением подумал Никольский. – Попробуй возьми такого! Ладно, будем действовать иначе!..»

Он прыгнул вперед, вцепился в одежду противника и отработанным броском швырнул его через себя. Однако амбал успел схватить Сергея за рукав и, падая, увлек Никольского за собой. Оказавшись сверху, Сергей, не теряя ни секунды, боднул бандита лбом в переносицу. Взвыв, тот разжал пальцы.

На сей раз на ноги они вскочили практически одновременно. И застыли на мгновение друг перед другом в боевых стойках. Никольский нацелил свой правый кулак в угол подбородка противника. «Если попаду – точно нокаутирую!» – подумал Сергей.

Мимо, испуганно посигналив, проехал грузовик-пятитонка.

Верзила отпрянул от Никольского, в отчаянном рывке ухватился за задний борт пятитонки и, подтянувшись, перебросил тело в кузов.

Грузовик укатил.

Наташа приблизилась к Сергею. Она держала пистолет, выпавший из рук верзилы.

– Я нажимала на курок, но он почему-то не нажимался… – проговорила она испуганно и чуть виновато.

– Он на предохранителе, – торопливо объяснил Сергей и добавил, подхватив девушку под локоть: – Быстро в машину!

Они настигли грузовик в конце улицы у светофора. Выскочив из своего автомобиля, Никольский заглянул в кузов пятитонки. Верзилы не было.

Разговор в кабинете Никольского длился уже давно – воздух поголубел от сигаретного дыма.

Наташа сидела за столом напротив Белякова и Котова. Никольский ходил по кабинету из угла в угол.

– Давайте по порядку, Наталья, – предложил Котов. – Вы получили слайды от фотографа, привезли их в музей и положили к себе в стол.

– Совершенно верно.

– А стол заперли?

– Нет.

– Почему?

– Я потеряла ключ. Давно, еще в прошлом году.

– Как же вы без ключа? – не поверил Беляков.

Наташа усмехнулась.

– Разумеется, не вполне полноценная жизнь. Мирюсь кое-как…

– Стало быть, стол открыт, залезай – не хочу, – констатировал Котов.

– У нас не принято лазить по чужим столам, – отрезала девушка.

– Ну, возможно, кто-то все-таки нарушил это прекрасное правило, – предположил Котов. – Ради двух миллионов долларов.

– Вряд ли, – покачала головой Наташа. – Он бы ничего не нашел. У меня такой бедлам! Слайдов – навалом, сотни штук. Без моей помощи никто не разберется, где какие.

– Тогда остается единственный вариант, – заключил Котов. – Вы сами кому-то их одолжили.

– Никому не одалживала, – опять покачала головой девушка.

– Дура! – не выдержал Беляков. – Тебя же убить могли! А ты покрываешь!..

– Не кричите, пожалуйста, – попросила Наташа ледяным тоном. – Мне надо подумать.

Даже толстокожего подполковника проняло – таким холодом повеяло от ее слов. «А девчонка умеет постоять за себя!» – подумал Беляков с невольным уважением.

– Ну-ну… Мы ждем, – с надеждой кивнул он. – Возьми в толк, что происходит.

Наташа подумала и сказала:

– Значит, по вашей логике, я одолжила слайды каким-то бандитам. Они напечатали фотографии, ограбили Людмилу Ильиничну и теперь хотят меня убить, чтобы я их не выдала.

– По нашей логике точно так, – подтвердил Беляков. – А по твоей?

– Почему же они сразу меня не убили – когда грабили? Ведь я могла выдать их по горячим следам.

– Выйдите, Румянцева, и подождите в коридоре, – сурово приказал Беляков.

Наташа подчинилась.

– Барышня права, – признал Котов. – Концы с концами у нас не сходятся. Тут какая-то неувязка.

– Но покушение-то было, – напомнил Беляков. – Нутром чую, знает она что-то, но молчит. Убьют ее, глупую – тем и кончится.

– Охрана нужна, – подал голос молчавший до этого Никольский.

– Позвони в управление, – попросил Беляков Котова. – Пускай наружку пустят.

– Виталий Петрович, вы что – первый раз замужем? – удивился Котов. – Пока рапорт, пока визы… Раньше утра никто ей на хвост не сядет.

– В КПЗ переночует.

– Не имеем права задерживать, – возразил Сергей.

– А что делать, – ответил Беляков. – По крайней мере, будет жива.

– Она переночует у меня, – твердо сказал Никольский. Теперь он знал уже точно: ни в чем Наташа не виновата. И не будет никакого служебного проступка, если он с ней подружится. Наоборот, личные отношения могут даже принести пользу делу.

Услышав фразу майора, Беляков и Котов многозначительно переглянулись.

Сергей накрыл на стол в гостиной. Наташа сидела на диване, наблюдая за его приготовлениями.

– Сейчас ужинать будем, – объявил он. – Я чайник поставил. Пока закипит – яичницу пожарю.

– Я помогу, – предложила девушка.

– Не надо, – поспешно отказался Сергей. – Беспорядок у меня на кухне. Я сам. – Он уронил тарелку, наклонился, собрал осколки.

– К счастью, – заметила Наташа.

– Вряд ли, – унося осколки, возразил Никольский. – Сколько бью – и ничего не светит.

– Ну, может, на сей раз… – обнадежила девушка.

Ей очень нравился этот сильный, ухватистый, самостоятельный мужик. Нравилась его честность, принципиальность, о которых Наташа наслышалась от Тарасова. Не нравилась Наталье только профессия Сергея. И не из-за обычных обывательских предрассудков, а просто из-за смертельного риска, ведь ежедневно ему подвергал себя человек, ставший уже дорогим Наташе…

– А хлеба-то нет, – вернувшись из кухни в гостиную, виновато сообщил Никольский. – Не успел купить. Где-то пачка печенья завалялась, – и опрокинул солонку, рассыпав по столу соль. – Да что за невезение! Теперь точно поссоримся.

– Сергей, – сказала Наташа, – успокойся.

Она подошла к нему, положила руки на плечи и поцеловала в губы. Поцелуй получился долгим, жарким, вкусным. Никольский обнял девушку, крепко прижал к себе, она податливо приникла к нему и замерла, чуть покачиваясь, словно гладя Сергея небольшой сочной грудью. Они едва оторвались друг от друга – когда у обоих уже закружились головы.

– Менты все нервные, – переводя дыхание, заметил Сергей, как бы продолжая прерванный разговор.

– Зачем ты так себя называешь? – возмутилась Наташа.

– А по-моему, хорошее слово – «мент». Гордое, – заявил Никольский. – Да и кто я, по-твоему?

– Не знаю. Хочу понять… – она пристально взглянула ему в глаза.

– Мент – это не профессия, – пояснил Сергей.

– Что же это? – Она чуть наклонила голову, будто изучая его.

– Мент – состояние духа. Образ жизни. – Он не рисовался, он говорил искренне, сам верил в свои слова.

– И тебе нравится твой образ жизни? – спросила она с холодной недоброй иронией, явно стремясь задеть его.

– Ненавижу! – Он потешно передернулся, старясь свести разговор к шутке.

Однако Наташа не приняла его тона.

– Тогда почему ты мент? – задала она свой сокрушительный, по ее мнению, вопрос. – Алеша говорил, ты был первый на курсе. Юристы сейчас везде – элита.

Нет, Наташа не рвалась в элиту, даже презирала ее, считала ее йэху. Просто очень уж сильно девушка испугалась за Сергея сегодня…

– Что еще говорил Алеша? – Он напрягся, почувствовав болезненный укол ревности.

– Не отвлекайся. Я спрашиваю, почему не возьмешься за ум? – В ее голосе появились менторские нотки.

– Пробовал – не получается. Потом понял: так устроен – быть охотником… И ничего не хочу менять! – твердо добавил он.

– А если захочу я? – она взглянула на него в упор.

– Не стоит! – рассмеялся Сергей. – Но приятно, когда кто-то о тебе думает, – он блаженно улыбнулся.

– О ком же мне еще думать? – удивилась Наташа.

– Мало ли… – хмыкнул он. – А раньше о ком?.. – вдруг словно спохватился Сергей.

–

– О-о! – протянула Наташа и засмеялась наконец сама. – Такого парня себе намечтала! И вдруг – ты… – Она ласково провела пальцем по его щеке.

– Жуть! – Сергей опять потешно передернулся. – Выбрось меня из головы сейчас же! – Он сделал страшные глаза.

– Поздно… – Наташа нежно улыбнулась. – Все уже случилось. И с тобой – тоже.

– Да… – произнес Сергей хрипловато; только это и выдавало его волнение.

Они снова поцеловались – столь же жарко и вкусно, как и в первый раз.

– Господи, – выдохнула Наташа, – как он бил тебя! Подонок! Обезьяна!

– А как? – иронично посмотрел на нее Сергей.

– Насмерть… – Девушка вся сжалась, будто это ее сегодня избили и она заново переживала происшедшее.

– Что же ты раньше не сказала? – улыбнулся Никольский. – А я в рапорте написал: побои средней тяжести, – и серьезно добавил. – Жалко, упустил гада.

Девушка отступила на шаг.

– А себя не жалко?! Дуралей несчастный! – выкрикнула она отчаянно.

– Успокойся, – попросил Никольский.

– Хватит быть охотником! Понял?! – Она опять кричала.

– Понял, понял. – Он сделал умиротворяющий жест.

– Пора нормальным человеком стать. Для этого не меньше смелости требуется, – сказала она уже другим голосом.

– Наверное, – пожал он плечами.

– Я помогу. Мы справимся, не бойся. – Она видела, что он не воспринимает ее всерьез. – Попробуй!.. Иначе просто не выйдет у нас ничего с тобой!.. – снова сорвалась она на крик. – Что молчишь? Ответь, пожалуйста!

– Чайник закипел, – спокойно заметил Сергей.

– Давно! – отмахнулась Наташа, нетерпеливо ожидая его ответа.

– Сейчас ужинать будем, – сообщил он буднично. – Правда, хлеба нет.

– Переживем! – Она сверлила его взглядом.

– Печенье где-то было… – Он заметно сник.

– Ты не ответил, Сергей! – Она требовательно смотрела на него.

Никольский понял: ответить придется. Но как объяснить ей, что нельзя ему менять профессию?! Что, поменяв профессию, он потеряет самого себя, собственную личность?! И такой – потерянный – он не будет нужен никому, в том числе и ей, Наташе! Ибо любить того слизняка, в которого Сергей тогда превратится, она попросту не сможет! Как ей это объяснить?!. Он вздохнул.

– Я тебе в спальне постелю, а сам на диване лягу…

Наташа поняла: это и есть его ответ. И обжигал этот

ответ, как пощечина…

– Трус! – помолчав, произнесла девушка. Она была обижена, она не могла понять…

Котов листал в кабинете Никольского протоколы.

– Что Румянцева? – спросил он у Сергея. – Ничего больше не рассказывала интересного? – И, не дождавшись ответа, заключил. – Значит, обрублен этот кончик.

– Помнишь, она говорила, у того бандита седая прядь – от виска к затылку? Ты проверял? – осведомился Никольский.

– Есть такой… если, конечно, он. Уж больно примета ненадежная… – Котов с сомнением покачал головой. – Петр Ионович Болбочан.

– Подробнее, – попросил Никольский. – Он на мою территорию не залетал.

– Кличка «Бец», – начал Котов. – Две ходки за налеты. Хорош собой, как Ален Делон, дерзкий, жестокий, но физически не очень силен. В женском платье клеил иностранцев, а потом грабил их. Раньше работал в театре гримером, отсюда – редкое умение маскироваться. Последние два года по московским делам не проходил. Ни к какой преступной группировке не принадлежит. Волк-одиночка.

– В законе?

– Он на этот закон облокотился! – хохотнул Котов. – Воровских правил не признает, но тем не менее в авторитете.

– Думаешь, на себя работал? – уточнил Никольский.

– Не исключено, – кивнул Котов.

– Давай примем как версию, – предложил Никольский.

– Дохлую, – хмыкнул Котов.

– Других нет, Слава, – вздохнул Никольский.

– Если грабил Бец, драгоценности могут уйти к черным ювелирам, – уныло произнес Котов. – Переплавят – и не найдешь.

– Нет, судя по твоим описаниям, он таким вещам настоящую цену знает, – возразил Никольский. – Он придержит их.

– Пожалуй, – согласился Котов.

– А как он избавится от картин? – спросил Никольский самого себя. И сам же ответил: – Коллекционеры резаные полотна не возьмут, в комиссионку их не сдашь. Остаются антиквары.

– Их по Москве сотни, – напомнил Котов.

– Не скажи! – возразил Никольский. – Богатеньких по пальцам перечесть можно. Надо пощупать.

В кабинет впорхнула Яна.

– Филоните, сыщики? Как не стыдно!

– Привет, Яна, – кивнул Никольский.

– Чего тебе, подруга? – без особого энтузиазма поинтересовался Котов.

– Репортаж заказали о ваших героических буднях! – выпалила Яна насмешливо.

– Не получится, – сказал Никольский. – Снимай фельетон.

Яна заметно огорчилась.

– Плохо дело? – спросила она сочувственно.

– Хуже некуда, – вздохнул Котов.

Никольский сидел в парадном старого дома, поставленного на реконструкцию, и слушал местные новости, которые принес его агент – Стас.

– Ты, Василич, мне пол-литра проиграл, – излагал Стас, расхаживая взад-вперед перед Сергеем. – Нашел я то оцинкованное железо, которое якобы из нашего РЭО украли. Его главный инженер с прорабом толкнули Скобелкину, который прямо под вашим носом частную гостиницу строит.

– Пол-литра за мной, – согласился Никольский. – Еще что?

– Вчера в кафе «Московские зори» Витька Цепко мне по дешевке видеомагнитофон предлагал. Вот и все, начальник.

Стас подбоченился, посмотрев на Никольского с чувством исполненного долга, ожидая похвалы.

Никольский ожидание оправдал:

– Ты у меня молодец, Стас. А что об ограблении писательской вдовы говорят?

– В общем, все считают, что налет заказной, – сообщил Стас.

– Взяты бесценные картины, Стас. – Сергей старался говорить предельно серьезно, чтобы собеседник осознал весь масштаб кражи. – Уйти они могут только к антикварам.

– Таких, чтобы приличную цену дали, в Москве всего трое, – сообщил Стас, гордясь своей осведомленностью.

– Знаешь их? – подобрался Никольский.

– Двоих знаю, – уточнил Стас.

– Подход есть? – Сергей чувствовал себя гончей, взявшей след.

– Найду, – заверил Стас. – Я тут по сходной цене у одной старушенции пару картинок Клевера взял. А сейчас Клевер в цене попер. Его банкиры полюбили. Красиво все, понятно и приятно. И в офисе глаз ласкает. С одной пойду к одному антиквару, а с другой – ко второму.

– Ты прямо сейчас иди, надеюсь на тебя, Стас! – Сергей возбужденно схватил руку осведомителя и с жаром потряс ее.

– На Стаса надейся, а сам не плошай, – хихикнул информатор.

По залу, где когда-то проходила давняя презентация, прогуливались два хорошо одетых господина: один пожилой, благообразного вида, другой помоложе и понескладнее – деньги еще не успели выправить его осанку.

В отдалении от них, возле буфетной стойки, расположился Стас. В руках он держал нечто квадратное и плоское, завернутое в бумагу.

– Неплохой особнячок приобрели, – оглядывая зал, говорил пожилой тому, что помоложе. – Совсем неплохой. Какие картинки желаете?

– В кабинет что-нибудь, Михаил Абрамович. И в приемную, – отозвался нескладный богатей.

– Понятно. Бойма рекомендую, – пророкотал Михаил Абрамович. – Легкий сюр. Нарядно, престижно…

Хозяин особняка покачал головой.

– Мне бы поизвестнее художника.

– Тогда Монетов. Очень модный сейчас живописец. Замечательные натюрморты – в забытых традициях старых мастеров.

– А Репина нельзя? Или Сурикова?

Михаил Абрамович с тоской взглянул на собеседника.

– Можно, если Третьяковка уступит… А Рафаэль не устроит вас? Из Лувра?

Где-то в соседнем помещении зазвонил телефон.

– Извините, – сказал хозяин. – Я на минуточку. Но ваше предложение мне нравится. – И он удалился.

Михаил Абрамович обернулся к Стасу.

– Ну, что ты ходишь за мной, как привязанный?

– Должок получить, Михаил Абрамович. Полтинник с вас! – заявил тот на голубом глазу.

– С каких это дел?! – возмутился Михаил Абрамович.

– «Спартачок»-то выиграл. – Стае прислонил свой сверток к стойке, а сам устроился на изящном черного дерева стульчике.

– Попал, попал, – пришлось согласиться с проигрышем Михаилу Абрамовичу, и он протянул Стасу соответствующую купюру. – А принес-то что?

– Клевера.

– Покажи.

Стас освободил картину от бумаги и повернул ее к Михаилу Абрамовичу.

– Неплохой Клевер, – оценил тот полотно. – Редкий для него зимний пейзаж. Сколько хочешь?

– А сколько дашь, Миша? – хитро прищурился Стас.

– Любую половину того, что запросишь, – Михаил Абрамович был дедок ушлый и торговаться умел.

– Тогда две тысячи баксов, – объявил цену Стас.

– Не наглей, Стае. Пятьсот! – предложил Михаил.

– Несерьезно. Восемьсот пятьдесят! – уперся Стас.

– Ты знаешь, как я к тебе отношусь! – возвысил голос Михаил, а Стасу послышалась фраза незабвенного ильфопетровского героя Паниковского: «Шура, вы же знаете, как я вас уважаю!» Стас мысленно хихикнул. – Семьсот пятьдесят, – надбавил тем временем Михаил.

– Миша, на днях у меня будет Маковский, – сообщил Стас заговорщически.

– Жанр? – заинтересовался Михаил Абрамович.

– А что же еще? – пожал плечами Стас.

– Если принесешь мне, а не Данилову, бери свои восемьсот, – вздохнул Михаил.

– Ладно. Только ради тебя! – заверил Стас. Они ударили по рукам.

Михаил Абрамович забрал картину, достал деньги и расплатился.

– Ты стал хорошо работать, Стас. С тобой приятно иметь дело, – сказал он. – У меня предложение: ты находишь, я плачу, и мы оба – в доле.

– А если продавец ненадежный? – прищурился Стас.

– Смотря что продает, – промолвил Михаил рассудительно. – К раритетам не подходи, а так приноси – посмотрим.

– И даже резаные? – почти прошептал Стас.

– Вот это не надо! – всполошился Михаил Абрамович. – Сегодня одна идиотка – перекупщица каталожного голландца приволокла в трубке. Разворачивает, а тут экспедитор, шофер. Я ей сразу: «Иди отсюда, Тамара, и больше мне такого не предлагай…» Береженого Бог бережет.

– А небереженого конвой стережет, – закончил за него Стас.

Скромный темно-серый «жигуленок» подрулил к подъезду громадного престижного дома: Михаил Абрамович после трудов праведных прибыл домой. Забрав с заднего сиденья покупки в ярких пластиковых пакетах и заперев машину, он вошел в первую дверь подъезда и крикнул в домофон:

– Софа, открывай!

Во второй двери щелкнуло. Михаил Абрамович, толкнув ее плечом (руки были заняты), оказался в вестибюле и увидел у лифта ожидавшего его Никольского.

– Давайте познакомимся, Михаил Абрамович, – предложил Сергей. Он был приветлив и спокоен. – Я майор Никольский из уголовного розыска.

И достал удостоверение. Михаил Абрамович смотреть его не стал.

– Не надо. Я по вашему лицу понял, откуда вы. Так что вам от меня нужно?

– Я хотел, чтобы вы посмотрели эти фотографии, – ответил Никольский и протянул Михаилу Абрамовичу пачку снимков.

– Тогда подержите мои сумочки.

Никольский держал сумки, а Михаил Абрамович тщательно рассматривал фотографии. Досмотрел и снова сложил в пачку.

– Ну, что? – нетерпеливо спросил Никольский.

– Замечательные картины. Я бы их с удовольствием приобрел.

– Вы хотите сказать, что никогда не видели ни одной из них?

– Я этого не говорил, – Михаил Абрамович спокойно и безошибочно вытянул из пачки один снимок. – Вот эту я видел.

– Кто вам ее приносил?

– Откуда вы знаете, что мне ее приносили? – насторожился старик.

– Слишком много людей при этом присутствовало, – пояснил Сергей. – Люди любят поговорить за рюмкой водки, за чашкой кофе. А мы коллекционируем интересные истории.

– Понятно. Я свидетель? – уточнил Михаил Абрамович.

– Зачем? – искренне удивился Никольский. – Вы шепнете мне на ухо адресочек Тамары, и мы разбежимся.

– Я вам верю, – и, поняв Никольского буквально, Михаил Абрамович зашептал ему на ухо.

В распахнувшихся дверях лифта появилась дама в халате.

– Миша! Ты меня хочешь убить! Я думала, у тебя инфаркт!

Никольский вежливо поклонился даме, передал Михаилу Абрамовичу сумки и направился к выходу. Глядя ему в спину, Михаил Абрамович сказал жене:

– Тебе надо лечить нервы, Софа. Мы с молодым человеком говорили об искусстве.

– Он что, искусствовед? – фыркнула Софа.

Хлопнула входная дверь: Никольский ушел. И тогда Михаил Абрамович ответил:

– Да, искусствовед в штатском.

У приличного кооперативного дома стоял «рафик» с зашторенными окнами. В полутьме салона, загроможденного аппаратурой, сидели за узким столом двое скучающих парней и играли в коробок. Вдруг раздался тихий-тихий телефонный звонок. Парни прекратили игру. Второй звонок, третий…

– Алло? – произнес ленивый женский голос.

– Тамарочка, здравствуй. Это Нина. Как мои дела?

– Принесли, принесли тебе шубу. Красоты неземной. Обалдеешь!

– Дождись меня обязательно! Я буду через двадцать минут.

В динамике звякнуло, и снова наступила тишина. Парни возвратились к коробку. Он взлетал и шлепался на стол. Снова зазвонил телефон. Второй звонок, третий…

– Алло? – прозвучало вновь.

– Тамарочка, это Гарик. Есть хороший хрусталь.

– Теперь он никому не нужен.

– Я по дешевке отдам!

– Другому. – И разговор прекратился.

– Ну, не баба, а Госснаб, – усмехнулся один из парней.

В кабинете Никольского опять было накурено. Котов и Никольский сидели за столом визави.

– Не ошиблась твоя Румянцева, – сказал Котов. – Глазастая! Точно указала примету: седая прядь от виска к затылку.

– Значит, все-таки Бец?

– Он самый. Болбочан Петр Ионович. А Тамара Паскарь, на которую ты вышел, – его любовница. Вместе проходили по одному делу в Одессе.

– От слухачей есть что-нибудь? – спросил Никольский.

– Мелочевка пока, – ответил Котов.

Слухачи решили перекусить. Ели бутерброды, запивали застоявшимся кофе из термоса. Привычно зажурчал телефонный звонок. Второй, третий… И вдруг короткие гудки.

Снова звонок. И сразу же сняли трубку.

– Это я, – раздался мужской голос. – Как у тебя?

– Все нормально.

– Ты мои картинки никому не предлагала?

– Что я – сумасшедшая?

– Завтра утром буду.

Было темно, когда у подъезда кооперативного дома – прямо напротив «рафика» – припарковался разноцветный автомобиль Никольского. На переднем сиденье рядом с Никольским расположился Котов, а на заднем – Лепилов с автоматом и муровский оперативник.

На рассвете Никольский разбудил задремавшего Котова.

– Пора.

Трое пошли в подъезд, а Никольский, открыв капот, начал копаться в двигателе. Бец появился внезапно: вдруг возник у подъезда, словно из воздуха сгустился. Огляделся по сторонам: люди шли на работу, какой-то дурачок копался в своей машине-развалюхе. Бец вошел в подъезд, а дурачок сказал в переговорник:

– Он вошел, Слава.

Бец поднимался к лифту, когда услышал сверху топот и крики.

– Твою мать! Опять лифт не работает!

– Не психуй, Слава, успеем. Тачку возьмем, в крайнем случае!

За спиной Беца хлопнула дверь. Он резко обернулся. Вытирая руки ветошью, в подъезд вошел дурачок-автомобилист. На лестнице пролетом выше появились двое, и Бец сразу понял, кто это. Он сунул руку во внутренний карман куртки, но Никольский опередил его: в прыжке рубанул ребром ладони по горлу.

Лепилов с автоматом стоял на лестничной площадке, охраняя квартиру.

Квартира была той же типовой планировки, что у Нинки, где взяли Разлуку, но побогаче.

В большой комнате трудился оперативник: разворачивал свернутые в трубки картины и сверял их с фотографиями.

В спальне сидел на кровати Бец со скованными за спиной руками. Рядом на стульях устроились Никольский и Котов.

Тамара Паскарь стояла, прислонившись к дверному косяку, и безучастно наблюдала за происходящим.

– Подельник твой кланяться просил, – сказал Бецу Котов. – Соскучился он по тебе. Извелся весь. Портретик твой нарисовал – ну, копия ты. По нему и нашли. Здравствуй, Петя.

– Не лепи горбатого, начальник, – равнодушно отозвался Бец. – Нет у меня подельника. Один работаю.

– А кто тебя на музей навел? – спросил Никольский.

Бец молчал, глядя в окно.

– Неужто не помнишь? – удивился Котов. – Да что ты! – И добавил с еле заметной усмешкой, покосившись на Никольского. – Его забыть невозможно!

– Видный паренек, – подтвердил Сергей. – Два таких, как я. Фиксатый, правда, и на щеке шрам, но с лица не воду пить.

Бец, теперь не отрываясь, смотрел на Никольского:

– Железо где, говоришь? – спросил он напряженно.

– Фикса? – уточнил Сергей. – Передний зуб сверху.

– На руке что наколото? – допрашивал Бец.

– Якорь.

– На какой?

– На правой.

Никольский отвечал, не задумываясь, быстро и точно, и это убедило уголовника.

– Сука позорная! – выдохнул Бец и стал страшен. – Продал, дешевка! Ментам продал! Поквитался, фраер… Ну, ништяк, я с ним тоже поквитаюсь!

– За что же он так с тобой, Петя? – осведомился Котов.

– Наши дела. Тебе-то зачем? – ощерился Болбочан.

– Любопытно, – ухмыльнулся Котов. – Дашь на дашь беседа. Мы свое рассказали. Сообщили, кто заложил. Теперь ты расскажи.

Бец подумал.

– Много не могу, начальник… – сказал он.

– Сколько можешь, – согласился Котов.

– Кинул я падлу эту, – сообщил Болбочан.

– Кого? – переспросил Котов.

– Фраера этого, Артема. Козла легавого! – зарычал Бец яростно. Злость так и распирала его. «Чудной народ – блатные! – подумал Никольский. – Вот хоть этого взять: сам предал своего товарища и сам же на него злился: какое, мол, тот имел право поступить со мной точно так же, как я с ним! Парадокс, однако…»

– Каким образом кинул? – уточнил между тем Котов.

– Нанял он меня. Музей писателя брать. Фотки дал и зелеными заплатил за работу… – Бец примолк.

– Ну?.. – поторопил его Котов.

– Товар больно хорош был… – вздохнул урка. – Сговорились во вторник, а я в понедельник сходил – на день раньше. И все мое. А сволочь эта ни с чем остался.

– Ясно, – кивнул Котов. – Откуда он фотографии раздобыл?

– От шефа.

– А кто его шеф? – Котов спросил якобы равнодушно, но внутренне весь напрягся.

Бец опять подумал.

– Голова болит, начальник. Что мог, я сказал. Кончили дашь на дашь разговаривать… – и отвернулся к окну.

В большой комнате зазвонил телефон. Никольский направился туда.

Бец посмотрел на Котова, охнул, скрючился, свалился на пол и страшно заскрипел зубами.

Котов потряс бандита за плечи.

– Петя, не дури!

Бец не отозвался. Изо рта у него пошла обильная пена.

– Петя! Петенька! – кинулась к нему Тамара Паскарь.

Котов вышел в большую комнату.

– Сергей, у него припадок!

В следующий миг Тамара Паскарь захлопнула дверь спальни и дважды повернула ключ. Потом снова кинулась к Бецу, покопалась какой-то железкой в наручниках, и они раскрылись.

Под милицейскими ударами трещала дверь.

Бец вытащил из-за батареи моток нейлоновой веревки, одним концом привязанный к трубе, выкинул его в окно и сам махнул следом.

Дверь рухнула, и в спальню влетели трое сыщиков. Котов с пистолетом рванулся к окну. Внизу через двор, полный детей, бежал Бец. Котов спрятал пистолет и сказал:

– По-моему, нам хана, пацаны.

Генерал Колесников разгуливал по кабинету Никольского. Перед ним шеренгой выстроились Беляков, Никольский и Котов. Видно было, что приезд начальства застал их врасплох: на столе, среди бумаг, стояли недопитые стаканы с чаем, дымились в пепельнице сигареты.

– Хорошо устроились, – ядовито заметил Колесников. – Приятная компания… Задушевная беседа…

– Может, и вы с нами? – предложил Никольский.

Колесников ошарашенно посмотрел на него и вдруг рявкнул так, что звякнули стекла:

– Молчать! Я не чай пить приехал! Я на вас поглядеть приехал – чем вы тут занимаетесь. Ротозеи! Операция полностью провалена!

– Простите, товарищ генерал, – робко подал голос Котов. – Но картины-то найдены.

– А где драгоценности?! Где бандит?! – рычал Колесников.

– Драгоценности он прятал в другом месте, – объяснил Никольский. – На квартире Тамары Паскарь их не было.

– И что же это за место, майор? – ядовито поинтересовался генерал.

– Пока не знаю. – Сергей оставался спокоен.

– А вообще что вы знаете? Сыщик из вас – как из дерьма пуля! И одеты не по форме! – Колесников обратил негодующий взор на Белякова. – Распустил своих лоботрясов!

– Виноват, товарищ генерал! – вытянулся тот.

– А виноват – ответишь!.. Все ответите! Не поймаете Болбочана – будем разговаривать не здесь! – гремел генерал. Затем развернулся и, хлопнув дверью, вышел вон. Никольский, Беляков и Котов опустились на стулья, переводя дух.

– Не найдем, – сказал Котов. – Следов-то никаких.

– Одного боюсь, – задумчиво сообщил Беляков. – Выгонят – не успею на даче телефон поставить.

Людмила Ильинична ввела Никольского в гостиную.

– Рада видеть вас, молодой человек! – приветливо зажурчала она. – Очень рада! Спасибо, что согласились зайти. Мне звонил начальник вашего отделения. Вы нашли картины? Это правда?

– К сожалению, только картины, Людмила Ильинична, – сообщил Сергей.

– Я так вам признательна! – расцвела Людмила Ильинична. – Располагайтесь, пожалуйста.

– Благодарю вас, – Никольский устроился за столом.

– Наташенька! – позвала Людмила Ильинична.

Из кабинета вышла Наташа.

– Добрый день, – сказала она.

– Вы знакомы, кажется? – вспомнила Людмила Ильинична. – Мы с Наташенькой готовим выставку для музея частных коллекций. Займите гостя, дорогая. А я приготовлю кофе, – она улыбнулась Никольскому. – И вы все нам расскажете.

– Что сумею, – отозвался Сергей.

– Ну, не скромничайте, – снова улыбнулась Людмила Ильинична и вышла из гостиной.

Наташа и Сергей помолчали. С того самого дня они не виделись, и Сергей отчаянно тосковал по девушке, в которую, теперь-то ясно было, всерьез влюбился. Но позвонить ей не решался. Ибо позвонить самому, считал он, – значит признать свою готовность бросить работу в милиции. «Боже, какой же я дурак, что так думал!» – вдруг сейчас понял Никольский.

– Слушай, прости меня, а? – попросил он девушку.

– Молодец, – кивнула Наташа. – Хорошо начал. Первое, что нужно сделать, если женщина была не права, – это попросить у нее прощения.

– Нет, – не согласился Сергей. – Это я был не прав.

Наташа сразу порозовела, заулыбалась. Она тоже очень тосковала по Сергею все эти дни, но самой звонить ему, навязываться не позволяла гордость. А почему он не звонит, Наташа прекрасно понимала. «Глупый мой мент, – думала порой она. – Да оставайся ты охотником, другим тебя я, наверно, и не полюбила бы, это уже был бы не ты. Только оставайся живым охотником…»