Текст книги "Антология советского детектива-48. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Георгий Вайнер,Аркадий Вайнер,Эдуард Хруцкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 248 (всего у книги 337 страниц)

Глава седьмая

Высокие договаривающиеся стороны консенсуса не достигли, зашли в тупик, переговоры велись, не в пример парламентским дебатам, вежливо, единственную вольность, которую позволяли себе лидеры фракций, это переходы с «вы» на «ты» да замену порой имен и отчеств на вполне литературные слова типа «мент» и «бандит».

Программа Мельника была проста и сводилась к следующему: он забирает бриллианты, после чего они с Гуровым едут в Москву и расстаются у квартиры, за дверью которой находится необходимая сыщику дискета с картотекой преступной организации и ее агентуры.

– Какая гарантия, что я получу картотеку? – спрашивал устало Гуров.

– А где сегодня гарантии? – всплескивал ручонками Мельник. – Лев Иванович, если я обману, вы шепнете, сами знаете кому, и Георгия Акимовича похоронят без оркестра. Это я должен требовать гарантии, что, получив желаемое, вы опять же не обмолвитесь ненароком, но я в подлости вас не подозреваю. Я ставлю жизнь, а вы? Свои паршивые погоны?

– Больше, чем жизнь, – я рискую именем и честью.

Гуров лишь изображал заинтересованность, торг велся несерьезный, программа противника была слишком уязвимой. Мельник не мог отдать картотеку и оставить за спиной подручных, плюс Каца и Юдина. Бандит был человек широкий, но даже для его размаха кладбище становилось великовато. Да и чисто технически исполнить такое захоронение – никаких рук не хватит. Значит, Мельник блефует, тянет время, которого у него становится все меньше и меньше. Сидя под дулом пистолета, чего он ждет?

Казалось, сыщик полностью контролирует все вокруг, но струна не умолкала, гудела тревожно, порой больно повизгивала. Гуров устал, украдкой вытирал потные ладони, пил мелкими глотками воду и, соблюдая протокол, излагал встречный вариант.

– Хорошо, на свой страх и риск я вам разрешаю забрать камни. Насилия я не потерплю, так вам их не отдадут, но это не мои заботы. Затем мы вдвоем едем за дискетой. Я ее прогоняю на компьютере, если она мне нравится, забираю. После этого вы прячете чертовы камни где хотите, и мы отправляемся в прокуратуру. Я человек служивый, здесь убили двух человек, явиться к начальству с двумя трупами на шее и с пустыми руками я не могу.

Сыщик отлично понимал, что в его программе дыр еще больше, чем в платформе противника, и срывы Мельника воспринимал философски.

– Даже самый умный мент остается просто ментом! Ты что, ненормальный? Куда я дену бриллианты? И хотя я к мокрым делам отношения не имею, какой мне резон соваться в прокуратуру. Предъявлять мне нечего, отпустят, но мне это надо?

Мельник разговорился, и пусть он не верит, что они могут договориться, его нервную болтовню можно использовать.

– Мы, Георгий Акимович, изначально в неравных условиях, – сказал Гуров, глядя в несимпатичное лицо противника. – Бриллианты, которые вы хотите получить, – в соседней комнате, а дискета с картотекой – неизвестно где, и у меня нет уверенности, что вы знаете ее местонахождение.

Глазки Мельника мигнули, он неуверенно кашлянул, понял, что выдал себя.

– Я знаю номер телефона. По номеру даже наша милиция в состоянии определить адрес. Или нет?

– А какая гарантия, что вы знаете и что это номер компьютера?

Мельник помолчал, затем взглянул торжествующе и спросил:

– Я вас, Лев Иванович, вижу впервые? Так? А могу сказать, что вы служите в розыске около двадцати лет, полковник, среди своих в авторитете, работали в МУРе, сейчас в распоряжении отдела кадров министерства, живете в двухкомнатной малогабаритной квартире на Бронной. Хватит?

– Убедительно, – согласился Гуров.

– Слушайте, вам эти бриллианты ни к чему… – Мельник запнулся, склонил голову набок, оглядел сыщика. – Нет, вам лично очень даже пригодятся. Хотя менту такой кусок не проглотить. Так ты их себе и не возьмешь, ты их оприходуешь и сдашь любимой партии. А она!.. – Он впервые рассмеялся.

Гуров согласно кивал, упрямо повторял:

– Здесь убили двух человек, я не могу вернуться к начальству с пустыми руками.

– А дискета? За мою сеть тебе все простят, еще висюльку на мундир приколют. Ты рассуди по совести… – Это слово Мельник выплюнул мокрыми губами. Неожиданно для себя это слово ему понравилось, и он повторил: – По совести! Я никого не убивал, вы знаете, это факт. Я чистенький, будто вчера из купели.

Гуров не сдержал улыбки, оглядел вынутого из купели, отметил, что новорожденный нервно косит и жирные щечки у него мелко подрагивают, бросил взгляд на часы, на еще темные, но уже начавшие запотевать от утреннего тумана окна.

– А я крещеный, чего улыбаетесь, полковник? – Мельник распахнул халат, показал крест.

Гуров сидел в кресле, откинувшись, находясь в шаге от стола, на котором стояли бутылки и бокалы. Сыщик взглянул на крест – наверняка золотой, в центр которого был вправлен круглый тусклый камень, – и вспомнил похожий крест, хранившийся в шкатулке у отца. Маленькому Леве Гурову не разрешалось лазить в эту шкатулку, а он лазил, осторожно трогал портретик незнакомой женщины с маленьким ребенком на руках, два кольца, цепочку с крестиком.

Гуров подвинул кресло, наклонился вперед.

– Можно взглянуть?

Мельник беззвучно шлепнул губами, тоже нагнулся, вытянул крестик, сколько пустила цепочка. Сыщик внимательно посмотрел на крест, струна под горлом тренькнула и лопнула. Гуров выпрямился, застыл на мгновение и упал в кресло. Отвлекшись на секунду воспоминаниями детства, Гуров не заметил, как Мельник, держа свой крест в левой руке, протянул к его лицу правую и большим пальцем нажал на перстень, который был у него на указательном пальце. Из перстня брызнула невидимая струйка, коснулась лица сыщика, и прения сторон закончились.

Мельник тихо взвизгнул, запахнул халат, опрокинулся в кресло, не веря в удачу, смотрел на бесчувственное тело, даже пнул под столом ногу сыщика, затем быстро глотнул из бутылки, взглянул на закрытую дверь спальни и бросился к входной двери, дрожащей рукой повернул ключ, хотел крикнуть и не смог.

За час с лишним, которые они провели за столом переговоров, Мельник несколько раз был на грани нервного срыва. Перстень этот он получил в подарок от иностранца, который прилично говорил по-русски, очень интересовался деятельностью Корпорации и планировал установить с ней контакт. Мельник иностранцу не понравился, он решил с ним дел не иметь, вышел на других людей, но, прощаясь, подарил перстень, объяснил, как им пользоваться. На перстень и сделал ставку Мельник, явившись сюда якобы на переговоры. Он хорошо помнил, что руку необходимо поднести к лицу жертвы на двадцать-тридцать сантиметров, и знал, куда следует нажать. Казалось, все было очень просто: протянул руку и сорвал банк. Но мент сидел, чуть отодвинувшись от стола. Да если бы он даже сидел ближе, все равно под его холодным твердым взглядом Мельник не решился бы протянуть руку к его лицу. Он был убежден, что просто не успеет этого сделать, лишь начнет движение, как руку перехватят, и мент заинтересуется перстнем, на который пока внимания не обратил. И приходилось ждать, что-то говорить, выдумывать и с каждой минутой терять силы и уверенность в успехе.

Мельник отлично видел, что Гуров смеется над переговорами, держит ситуацию в руках и ждет рассвета. Мельник уже совсем отчаялся, когда сыщик неожиданно заинтересовался крестом, приблизился и буквально сунулся под удар. В последнее мгновение, уже протягивая руку, нажимая пальцем на перстень и сдвигая его камень в сторону, Мельник испугался: не сработает, брызнет без результата. Тогда мент изготовит из него отбивную и упрячет к черту за пазуху. Но перстень изготовили не по госзаказу, и госприемку он не проходил – сработал мгновенно.

Мельник стоял в коридоре, пытался подтянуть отпавшую челюсть. Степан и Толик уже подбегали, и челюсть сама встала на место. Мельник плотнее запахнул халат, словно император, отдавая войскам приказ, протянул руку и произнес:

– Мента я обезвредил. Этих двоих вынуть из спальни, не калечить, только связать.

Охранники рванулись в номер, чуть не сорвали дверь в спальню, донесся возглас Каца, глухой удар. Мельник, не обращая на такие мелочи внимания, прошел в номер и начал одеваться. Он прекрасно помнил, что иностранец, надевая ему на палец перстень, сказал: мол, человек, которого вы угостите, гарантированно не будет вам докучать минут тридцать.

Гуров валялся в кресле, Кац и Юдин со связанными за спиной руками стояли в центре гостиной, охранники, как и положено, расположились у двери. Мельник поправил галстук, пригладил зачесанные через лысину волосы и, не глядя на бывших соратников по партии, прошел в спальню, распахнул стенной шкаф.

На вешалке болтался замшевый коричневый потертый пиджачок. Мельник отвернул полу, подкладка у пиджака была старая, сеченая. Видно, Мальчик перед смертью сказал правду. Мельник не стал пиджак ощупывать, понимая, что люди, сделавшие тайник, не дураки, а бриллианты не булыжники. Он снял свой пиджак, надел замшевый, вернулся в гостиную. Кац не упал, а медленно опустился на колени. Мельник довольно ухмыльнулся и сказал:

– Ты, жидовская морда, должен благодарить судьбу. Ты был обречен, но остался жив и здоров.

Юдин смотрел на Мельника с нескрываемым презрением.

– Слушай, новоявленный фюрер, убить нас ты не посмеешь. Люди знают, что мы поехали на встречу с тобой. Ты взял, что хотел, кончай балаган, вели нас развязать и убирайся.

– Борис Андреевич, ты же умный мужик и знаешь: на войне как на войне. Конечно, я вас не трону и развяжу, только чуть позже.

Толик подогнул ноги лежавшего на заднем сиденье Гурова, захлопнул дверцу «Волги» и пробормотал:

– Труповозы.

– Чего-чего? – не понял Степан.

– Четвертый жмурик, – пояснил Толик.

– Он пока живой и может начать шевелиться. – Стоявший поодаль Мельник протянул Степану наручники, которые забрал у Гурова. – Прицепи на всякий пожарный. Уложите мента рядом с патриархом, но перед этим… – Он чиркнул пальцем по горлу. – Понял?

Степа вздрогнул и отстранился.

– Это вышка.

– А если я узнаю, что он живой, ты получишь прогрессивку? Мы в одном деле до могилы, а со мной не пропадешь; кончите – вернетесь. – Мельник взглянул на начавшие блекнуть звезды, затем на часы. – Успеете. Меня здесь не будет, освободите чистоделов: ни к чему, если прислуга найдет людей повязанными. Понял?

– Ну. – Степан вертел наручники, глаз не поднимал.

– Возвращайтесь в Москву, лежите на дне, отсыпайтесь. Водку не пить, я приеду днем, привезу вашу долю, и раскинем карты, кому куда. Понял?

Приказ не пить согрел Степану душу. Значит, хозяин не бросит, а он головастый. Бандит сильно трусил, нервы разыгрались. Он не обратил внимания, что Мельник не в своем пиджаке, а в замшевом, о котором перед смертью говорил Мальчик.

– Еврей камни не отдаст. – Степан посмотрел на второй этаж.

– Отдаст, не дергайся, камни – моя проблема. – Мельник похлопал охранника по плечу. – Двигайте.

Мельник стоял неподвижно, пока звук мотора не заглох, достал из кармана ключи от «Вольво», играя, подбрасывал на ладони, хотелось петь, плясать, но он сдерживал себя, лишь вздохнул глубоко и сказал:

– Свободен.

Выстрела он не услышал, да и пистолет был с глушителем, хлопнуло негромко, пуля вошла в затылок. Ноги Мельника сломались в коленях, свободный человек упал навзничь.

Гуров задыхался, чувствовал, что силы кончились и он не вынырнет, вода давила, кровь закипала и больно била в виски. Он сделал последний рывок, очнулся, мелькнул перед глазами крестик, чья-то рука. Сыщик приходил в сознание, через несколько секунд все вспомнил, понял, что находится в машине, не двигаясь, начал напрягать и расслаблять мышцы. Пальцами ног пошевелить удалось, но чувствовал он ступни плохо, как после анестезирующего укола. Сыщик чуть двинул бедрами, вздохнул тихонечко, приподнял голову, тут же ударило в виски. Он сжал и разжал пальцы рук и понял, что правая в наручнике, сообразил, что рука прищелкнута к дверце машины.

– Степан, давай скинем его и умотаем, – сказал Толик, съезжая с проселочной дороги в лес и останавливаясь. – И зачем мы таскали девку по шоссе, надо было сразу сюда.

– Дурак, кто же оставляет покойников в двух метрах от главной хаты? – Степан обернулся, посмотрел на неподвижно лежащего сыщика.

– А щас? – хмыкнул Толик.

– Щас, – передразнил Степан, – теперь дом сгорел, одни головешки, все едино.

Они толкли разговор, оттягивая момент, когда надо будет вынуть человека из машины и убить. Каждый из них был убийцей, но резать неподвижное тело еще не приходилось. И главное, конечно, пугала не эстетика предстоящего, а тот факт, что тело принадлежало не человечеству, а государству. А оно за уничтожение своего имущества наказывало неумолимо. Степан с Толиком не мыслили столь витиевато, просто давно усвоили: мента можно убить, только защищая свою жизнь. А тело, валявшееся на заднем сиденье, ничем не угрожало.

– Давай покурим, и с богом. – Степан угостил содельника сигаретой, поднес спичку. – Вытащить помогу, а кончать будешь сам.

– Это с каких дел!

– Я мальчонку удавил, так что на каждого по жмурику – и по краям.

– За парнишку ты от общества лишь почетную грамоту получить можешь, а за товарища меня, в случае, до кабинета не доведут, кончат при попытке.

Гуров слушал занимательную беседу и пытался расшевелить мышцы, разогнать кровь. Руки вроде бы в порядке, ноги хуже, с головой неясно. Как бы не отключиться, когда потащат. Гуров ощущал не столько страх, сколько стыд. Как же он, как утверждают, сыщик божьей милостью, допустил, чтобы один мозгляк его отравил, а два других дебила решали, кто конкретно перережет ему горло. Гуров чуть было не сорвался и не зарычал. Обожгла неожиданная мысль: в суете они могли не забрать у него пистолет. Сыщик шевельнул левым плечом, приподнял руку, прижал локоть, пистолета не было.

– Кажись, шевельнулся, – сказал Толик.

– Ах ты, мать твою! – Степан выскочил из машины, рванул заднюю дверцу.

Но именно к этой дверце была прикована рука Гурова. Степан выругался, потянул сильнее, мент наполовину вывалился, и Степан для страховки что было силы шарахнул кулаком по безвольно болтающейся голове. Сыщик ожидал удара и мог бы уклониться, но тогда руку не освободят, кончат прикованного, и он лишь чуть качнул головой. Удар пришелся по касательной, на мгновение сознание вырубилось. Гуров очнулся, лежа на траве, увидел две пары ног и услышал:

– Ну, держи, держи, чего отпихиваешь? Перо не видал?

– Ну, сука!

– Это я?

– Да нет! Жизнь сучья!

– Толик, кончай, время!

Гуров следил за ногами. Чтобы ударить ножом человека, лежащего на спине, надо встать рядом на колени. Толика он вырубит сразу, но, если ноги подведут, до Степана не достанет, тот отпрыгнет и выхватит оружие. Гуров не мог представить, сколько необходимо истратить сил, чтобы не шевелиться, не открыть полностью глаза. Тело требовало движения, действия, борьбы за жизнь. А мозг давал команду ждать до последнего мгновения. У сыщика начала подрагивать челюсть, стучали зубы, и казалось, этот стук слышно окрест. На Гурова пахнуло спиртным. Он может ткнуть ножом в горло и в полуприсяде, понял Гуров.

Толик опустился на колени, отер правую ладонь, плотно прихватил нож, примерился, встретился с Гуровым взглядом, вздрогнул. Сыщик ткнул пальцем в смотрящий на него глаз и рванулся, ноги сработали. Гуров бросился головой вперед и врезался Степану в живот, а может, и пониже, это значения уже не имело.

Сыщик услышал крик. Лишь вскочив на ноги и ударив носком ботинка Степана в голову, понял, что кричит или визжит сам, бывший интеллигент Лев Иванович Гуров.

Степан лежал неподвижно. Толик, зажав лицо ладонями, катался по траве. Гуров не нашел лучшего занятия, как отряхнуть костюм, даже поправить галстук. Затем выругался, отхаркнул мокроту. Он неожиданно подумал, как бы оценил происшедшее тренер по боевым единоборствам. Где хитрые приемы, захваты, броски? Схватка за жизнь – это бой на уничтожение.

– Ты что же сделал? – стонал Толик. – Больно! Глаз!

Гуров достал носовой платок, поднял нож на случай, если придется доказывать необходимую самооборону, отобрал у Толика пистолет, обыскал Степана, у которого пистолетов оказалось два. Один Гуров узнал и сунул под мышку в кобуру.

– Сволочь! Палач! – крикнул Толик.

– Ну, извини, мне жизнь дорога как память, – ответил Гуров, открыл багажник, бросил оружие. – Теперь у меня арсенал.

Он схватил Толика за шиворот, подтащил к Степану, сковал наручниками.

– Жди, родненький, «Скорую» пришлю, вздумаете уходить, останешься без глаза. Гуманист, ты все понял?

Сыщик сел за руль и включил мотор.

Звезды пропали, опустились предрассветные сумерки, и Гуров чуть не споткнулся о труп Мельника. Он лежал навзничь, пуля застряла в голове, и сыщик не видел ранения и не мог понять причину смерти. Мельник был одет, но вот пиджака на нем не было, и Гурову это не понравилось.

– Люди гибнут за металл, – изрек Гуров, – пора бы объявить антракт, но, видимо, сломался звонок, и началось третье отделение. – Нервный шок еще не прошел, и Гуров говорил вслух. Не притрагиваясь к телу, он быстро прошел в здание. За стойкой администратора никого не было, сыщик поднялся на второй этаж, толкнул дверь номера ногой, встал у стены.

– Борис Андреевич, Анатолий Самойлович!

– Лев Иванович! – отозвался Юдин.

– Посторонних нет, шалостей не предвидится? – Гуров переложил пистолет в карман.

– Нет-нет, заходите, пожалуйста, – быстро ответил Кац.

Освободиться они не сумели и сидели связанные.

– Устал я от вас изрядно. – Гуров прошелся по номеру. – Никакого инстинкта самосохранения. Веревочки хилые, перегрызть можно.

Он перерезал веревки, оглядел героев, прикидывая, какую из них можно извлечь пользу. На таком деле их можно завербовать. Но лично ему, сыщику, такие агенты ни к чему. С ворами у них связь теперь потеряна, а валютно-финансовые дела в ведении КГБ и БХСС, пусть парни сами пашут.

– Как же вы смогли? – Юдин растирал затекшие руки. – Вы просто Феникс.

– Убедил, – ответил Гуров. – Люди существа жалостливые.

– А Мельник?

– Он самый жалостливый. – Гуров машинально снял телефонную трубку и услышал гудок – телефон работал.

Гуров вызвал «Скорую», опергруппу, дежурного следователя прокуратуры.

– Анатолий Самойлович, сооруди мне перекусить, я вроде бы твой спаситель.

– Момент, момент, – засуетился Кац.

Гуров просчитал варианты, но мысли метались, сумасшедшие идеи не желали выстраиваться рядком, сталкиваясь, опрокидывали друг друга. Он решил ненадолго отвлечься, начал бутафорить.

– Борис Андреевич, как полагаешь, я рюмку могу хлопнуть?

– Безусловно, просто обязаны. – Юдин с любопытством наблюдал за сыщиком, пытаясь понять, что за человек полковник милиции? Сожрал добычу, играет, походя может оторвать голову и не заметить.

– Уговорили. – Гуров плеснул в бокал виски. – Прокуратура прибудет, а от меня пахнет. Я скажу, мол, меня вынудили под дулом пистолета. Подтвердишь?

– Ну? – Юдин развел руками, а сам думал, что готов отдать любую половину своих доходов за такого партнера.

– Слова! – Гуров заглянул в бокал, остался недоволен, долил. – Продадите вы меня, родные, ни за понюшку табаку. Да бог с вами!

Он проглотил янтарную жидкость, взял протянутый Кацем бутерброд.

– Так что нам прислали в оркестр?

– А где Мельник-то? – тихо спросил Кац. – Вы давно с ним расстались? Хотя вы неважно себя чувствовали, не помните.

– Расстались, расстались. – Гуров принялся за второй бутерброд. – Душевный человек был.

– Давно видели?

– Минуты две, шел к вам и встретил, чуть не наступил.

– Как? – не понял Кац.

– Как-как… Убили их, и они лежат внизу, на тропиночке, театрально ручки раскинули. – Сыщик показал, как раскинул руки Мельник. – И в небо смотрят, звезд, правда, уже нет. Я через него перешагнул, сочувствие выразил, он молчит, может, обиделся.

Гуров выступал перед одним Юдиным, так как Каца словно ветром сдуло.

– Как он близко к сердцу… – удивился сыщик, помедлил и снова налил. – Мельник что, ему друг, близкий родственник?

– Одет-то покойный как? – поинтересовался Юдин.

– Да небрежно как-то, рубашечка, штанишки, естественно, пиджачка, правда, нет. – Гуров валял дурака по инерции, понимая, что вопрос был задан неспроста. – Я сначала-то подумал: прохладно, роса…

– Все! – Кац вошел и упал в кресло. – Борис Андреевич, все пропало.

– Анатолий Самойлович, у тебя позднее зажигание. – Юдин потер ладонями лицо. – Давно пропало, а ты за сердце хватаешься. Чудак.

– Антракт окончен. – Гуров вытер салфеткой губы и руки. – До приезда моих коллег следует номер привести в порядок, могут неправильно понять. Я вас оставлю на минуточку.

Спящих ангелов сыщик никогда не видел. Они Гурову почему-то не попадались. Может быть, служба не располагала? Однако когда он вошел в свою спальню, зажег свет и взглянул на спящую Нину, то подумал именно об ангелах. Странно, не видел ведь их никогда, а по слухам, девушка вряд ли была из их семейства.

– Нина! – Гуров присел на кровать. – Нина! – Он тряхнул девушку за плечи, похлопал по щеке. – Как выражаются в парламенте, вынужден применить шоковую терапию.

Он взял в гостиной графин с водой и вылил ее Нине на голову.

Первыми к особняку подкатили из райуправления и «Скорая». Гуров приказал оставить постового у тела Мельника, а сам с оперативниками и врачами поехал на полянку искать бывших телохранителей.

Степан и Толик сидели рядышком на том месте, где их сыщик оставил, на приезд милиции и врачей реагировали безучастно. Гуров снял с них наручники, Степан идти не мог или не хотел, его положили на носилки. Толик забрался в «рафик» самостоятельно, закрывая лицо грязным платком и постанывая. Гуров отозвал одного из оперативников в сторону и сказал:

– Возьмите в помощь сержанта. Они убийцы, так что если это театр и после врачебной помощи они очухаются… Понятно?

Оперативнику было под пятьдесят, он лишь молча кивнул, спросил равнодушно:

– Кто же их так, товарищ полковник?

– Понятия не имею, – ответил Гуров.

«Скорая» уехала. Гуров приказал осмотреть окрестности. Искать долго не пришлось. Метрах в десяти, за поваленной сосной, начинался овражек, в котором нашли два тела. На Губского сыщик взглянул без интереса, а Мальчика разглядывал долго, примеривал по розыскным ориентировкам, но ничего не вспомнил.

Оформление документов требует времени, Гуров сказал: «Работайте, а я поеду в резиденцию, машину сразу верну», – и уехал.

На территории дома отдыха, некогда для других закрытого, творилось несусветное, словно собирались снимать кино. Был, кстати, и человек с видеокамерой. Машина с опергруппой, машина из прокуратуры, еще одна с двумя незнакомыми Гурову генералами, четвертая стояла рядом с замызганным «жигуленком» сыщика, и около нее прохаживался мужчина в штатском, поглядывая на происходящее брезгливо и не зная, чем себя занять.

Либо комитет, либо партийный фюрер, подумал Гуров, сидя в милицейском «газике» и решая, что ему делать, к кому обращаться и надо ли это вообще делать. Он все-таки вышел из машины, неторопливо одернул пиджак, оглянулся и услышал:

– Полковник Гуров?

К нему подходил невысокий полноватый мужчина в прокурорском мундире.

– Здравствуйте, старший следователь по особо важным делам… – Свою фамилию следователь произнес невнятно. – Что здесь произошло, полковник?

Бывает любовь с первого взгляда, а случается с этого же взгляда и нелюбовь. Мужчины любят обвинять женщин в том, что они завистливы, необъективны к красивым соперницам. Возможно, возможно, но представители сильного пола тоже порой грешат в данном вопросе.

Следователь прокуратуры, который не мог внятно произнести собственную фамилию, был ниже Гурова на голову, уже в плечах, зато шире в бедрах. Среди невысоких мужиков масса умных и талантливых, они жизнерадостны, остроумны, пользуются успехом у женщин. Гурову не повезло. Приехавший следователь перечисленными качествами не обладал.

– Что произошло? – Гуров привычно пожал плечами: – Черт его знает. Думаю, нехорошие люди что-то не поделили, началась разборка. По моим сведениям, убили четверых. Одного вы видели, двое валяются в овраге неподалеку. Еще зарезали женщину. Где тело, я не знаю. Двух преступников сопроводили в медчасть, уверен, они знают, где убитая. Два человека, которые приехали вместе с убитым, – сыщик кивнул в сторону Мельника, – находятся в девятом номере. Кстати, выясните, что это за халупа с колоннами, кому принадлежит. Полагаю, ситуацию прояснит товарищ, который топчется у белой «Волги».

Каким бы ни был прибывший следователь, но слушать он умел.

– Так-так, интересно, продолжайте.

Гуров понял, назревает скандал, сосредоточился и подстегнул самолюбие. Сыщик чертов, паршивого чиновника обольстить не можешь, гонор выказываешь. Чуть понизив голос, Гуров сказал:

– У меня к вам просьба.

– Слушаю. – Бровь «по особо важным делам» приподнялась.

– Присядем, пожалуйста. – Гуров чуть пригнулся, взял следователя под локоть, шагнул к скамье. – Чего-то я не того, ослаб малость.

Они сели. Гуров взглянул на ноги следователя, на туфли его тридцать восьмого размера, но непомерно широкие и оттого похожие на лапти, и ссутулился, сравнивая себя с ним ростом. И вспомнилось ему, как он однажды сидел вот так же, скрючившись, правда, при несколько иных обстоятельствах.

Тогда ожидали появления в Москве убийцы-наркомана. Информацией Гуров обладал обычной: «возможно, есть основания предполагать… не исключено…» и т. д. Так вот, среди прочих «возможно» убийца мог появиться в общественном туалете, в котором наркоманы торговали зельем, обменивались информацией о проблемах бытия и составе нового кабинета министров. Уборщица туалета была обыкновенная русская женщина без возраста и верхних зубов, от которой пахло мочой и вчерашним дешевым портвейном. Женщину требовалось вербануть, ненадолго, без подписки, псевдонима и личного дела в глянцевитых «корочках», что называется, на разовую информацию. И Гуров, вот так же ссутулившись, сидел с ней на лавочке и больше двух часов говорил за жизнь, расставались они лучшими друзьями. Правда, убийца в тот сортир так и не заглянул, парня взяли совсем в ином месте, и не Гуров, а участковый инспектор.

Воспоминания и запах французского одеколона, который щедро источал следователь, придали сыщику сил.

– Да, важняк в прокуратуре, это серьезно, – бархатно запел Гуров. – Я, кстати, о вас слышал, повезло, что прибыли именно вы, дело крайне сложное, требуются опыт и талант.

Сыщик быстро взглянул, проверяя, не перебирает ли, но по задумчивости, появившейся на лице важняка, понял, что ноту взял правильную. Теперь узнать бы его имя-отчество, так цены бы ему, Гурову, не было.

– Работы вам предстоит! – Гуров схватился за голову. – Здесь труп, два в овражке, все осмотри, все запиши, оформи, как того закон требует, главное, выводы сделай правильные, так сказать, диагноз поставь профессорский. Вы же юристы, это не мы – оперы, хватай мешки, вокзал отходит!

– Приятно, что вы это осознаете, – снисходительно произнес следователь, – но напрасно полагаете, что я падок на откровенную лесть. Я здесь представляю закон, и с вас взыщется по всей строгости, давайте к делу.

«Был бы не падок, не слушал бы, – думал Гуров и согласно кивал. – Ты крючок сожрал, будешь наживку долго обсасывать».

– Юдин и Кац. Финансисты. Дельцы.

– Они к убийствам отношение имеют?

– Оба в момент убийств находились рядом со мной.

– Полковник милиции, а рядом убивают! – Следователь всплеснул ручонками. – И пахнет от вас. Вы уж на генералов хоть не дышите.

– Спасибо. – От бесконечного кивания у сыщика заболела шея. – Не обессудьте, не по своей воле, заставляли. Еще одна просьба.

– Да уж ладно, валяйте.

– У вас работы часов на пять, полагаю.

– Да, как минимум.

– Я пойду сосну чуток, если нужен, пошлите за мной. – Гуров достал из кармана пачку «Уинстона», которую стащил из номера. – Вы курите? Сделайте одолжение, избавьте от соблазна. – Он уронил пачку на колени следователя. – Мне врачи ну категорически… – И постучал ладонью по груди.

– Хорошо, взяточник, отдыхайте. – Следователь забрал сигареты, хлопнул сыщика по плечу и пошел к своей действительно сложной и нудной работе.

Гуров встал, расправил плечи, потянулся, увидел одного из приехавших генералов, пошел навстречу.

– Здравия желаю, товарищ генерал!

– Здравствуйте, Лев Иванович. – Генерал протянул руку. – Вы в министерстве человек новый, там генералов много, вы меня не знаете, зато я вас отлично знаю. Я тут мотаться и мешать не собираюсь, лишь выполняю приказ. У вас по главному вопросу подвижки есть?

– Сожалею, товарищ генерал….

– Ну, совсем? Ну, ничего?..

– Практически нет.

– А теоретически? – Генерал улыбнулся. – Знаю я вас, сыщиков, два пишем, пять в уме.

– И теоретически. – Гуров развел руками.

– Жаль, сильно интересуются. – Генерал посмотрел в заголубевшее небо. – Что-нибудь для рапорта…

– Буду работать, товарищ генерал. – Гуров тоже улыбнулся. – К вечеру вернусь в контору, надеюсь в клюве принести малость.

При слове «контора» генерал поморщился, сухо сказал:

– Желаю успеха, – руки не протянул, зашагал к машине.

«Для рапорта», – усмехнулся Гуров, выждал, пока машина с генералами отъедет, пошел к главному входу и увидел Романова. В импортном рабочем костюме, который сегодня можно запросто купить за каких-нибудь три тысячи рублей, и кроссовках, об их цене и говорить неприлично, он стоял на обочине аллеи и наблюдал за происходящим. Гуров подошел, пожал ему руку и сказал:

– Человек предполагает, а бог располагает. Так бесславно закончил свою непотребную жизнь всемогущий Георгий Акимович Мельник.

– Он решил вас захватить? – Худое бледное лицо Романова было совершенно бесстрастно, но сыщик почувствовал, что «механик» нервничает. – У вас будут неприятности.

– Неприятности – постоянная функция нашей жизни, уважаемый Александр Сергеевич. Лично у меня алиби, в момент, когда прикончили сего деятеля, вашего покорного слугу убивали в другом месте.

– Вывезли? И вы не могли позвать меня?

– Да постеснялся будить, пять утра – самый сон… Шутка. – Гуров быстро обнял Романова за плечи, оглянулся и тут же убрал руку. – Расскажу как-нибудь попозже. Знаете, коллега, у меня просьба.

– Ради бога, пожалуйста, чем могу.

– Прокуратура дала мне увольнительную на несколько часов, и я хочу выспаться. Вы понимаете, вечером мне кувыркаться на генеральских коврах, необходимо обрести форму. – Гуров провел ладонью по небритой щеке. – Добрые люди наверняка вывели из строя мой лимузин. Вам заниматься им опасно, впереди жизнь, и ни к чему, чтобы прокуратура связывала нас друг с другом.

– Разумно, – ответил Романов и отошел в глубь кустарника. – Не будем светиться.

– Как я понимаю, вы сейчас начнете сворачиваться?