Текст книги "Антология советского детектива-48. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

Денис познакомил Гурова с двумя своими друзьями. Гуров не имел возможности проверить будущих помощников, оставалось полагаться на выбор Сергачева.

Ветераны-спортсмены были ровесниками – лет этак под сорок. И хотя один был худ и высок, а второй кряжист и роста среднего, их делали похожими одинаковая уверенность и мягкость движений, за которыми угадывалась реальная сила.

После взаимных приветствий Гуров, не вдаваясь в подробности, не называя имен, объяснил, что требуется захватить одного очень сильного человека и отвезти на дачу.

Они выслушали Гурова молча, несколько равнодушно, согласно кивнули, вопросов никаких не задали.

– Лады, – сказал высокий, чувствовалось, что он за старшего. – Если честно, мне это не нравится, – он взглянул на Сергачева. – Но раз ты говоришь…

– Это я говорю, – перебил Гуров.

– А ты для меня никто, – спортсмен положил ладонь на плечо Гурова, заглянул в лицо. – Извини уж.

Гуров почувствовал и в руке, и во взгляде силу, улыбнулся, согласно кивнул и представился:

– Гуров. Лев Иванович.

– Это я знаю, – миролюбиво сказал спортсмен. – А я, как ты слышал, Прохор. А имя тогда имя, когда завоевано. Это свидетельство о рождении каждому дают, только что из того произрастет, никому не известно.

Денис сидел на диване, следил за разговором с улыбкой, хотя и волновался. Прохор мужик крутой, Гурова проверяет.

– Вот Яшин, покойный, точно был Лев Иванович, – продолжал Прохор. – А кто ты, жизнь покажет. Однако Денису я верю, хотя он порой и на все четыре спотыкается.

Молчаливого крепыша звали Кириллом. К разговору он прислушивался с рассеянным видом, как будто он его не касался, но неожиданно спросил:

– Так мы что теперь, вроде агентов милиции?

– Вы теперь вроде людей, которые пытаются спасти своего товарища, – ответил Гуров.

– И помочь ему устроиться в камере. – Прохор сжал плечо Гурова, снова посмотрел ему в глаза.

Гуров взглянул на него вполне спокойно:

– Да, мимо камеры ему, видимо, в любом случае не пройти.

– Молодец! – Прохор отпустил Гурова, слегка оттолкнул. – Жизнь какая-то сучья! Чего торговаться, сказал – сделаем.

«Если бы они были связаны с мафией, вели бы себя иначе, – думал Гуров. – Не ощетинились бы, согласились сразу, главное, уяснить суть дела и узнать имена пытались бы. Эти парни недовольны, значит, искренни».

– Тогда садитесь. – Гуров голоса не повысил, но тон изменил. – Слушайте.

Теперь Гуров начал подробный инструктаж, и, когда назвал имя, Прохор усмехнулся:

– Тоже мне, секрет полишинеля.

Простоватость спортсмена, его грубоватый лексикон настолько не вязались с последней фразой, что Гуров удивленно вскинул брови.

Каменно молчавший до сих пор Сергачев рассмеялся:

– Лев Иванович, спортсмены народ хитрый. Так что ты на его деревенские замашки не смотри. Эти приемчики сто лет назад отработаны, чтобы журналистов отваживать, когда они, не снимая галош, в душу лезут.

Обстановка разрядилась, гости обмякли, заулыбались.

– Нет, ребята, все не так… все не так, ребята, – пропел Кирилл. – Сейчас бы взять пивка – и в баньку.

– Подполковник, как я понимаю, из команды тебя исключили, – сказал Прохор, – и ты одинокий волк?

– Мне всю жизнь твердят, чтобы я опирался на общественность, – не отвечая на вопрос, сказал Гуров. – Во-пеpвых, я не понимаю, что такое общественность. Если полагать, что это огромная масса людей, которая не служит в милиции, то на массу невозможно опереться, так как она аморфна, инертна. А каждый человек – человек, у него своих забот больше, чем он способен выдержать, и ремеслом сыщика он не владеет. А вы не масса, вы два конкретных индивидуума, которые, по мнению Сергачева, изготовлены по специальному заказу.

– А чем крепче конь, тем ноша тяжелее, – вставил Кирилл.

– Считаем инструктаж законченным. – Прохор поднялся. – Я понимаю, если с нами что… тебе конец.

– Это ты правильно понимаешь, – Гуров тоже встал. – Желаю удачи и жду звонка.

– К черту, – в один голос ответили бывшие чемпионы и вышли.

Когда Гуров садился в свои «Жигули», он услышал сзади короткий автомобильный сигнал. Гуров оглянулся и увидел полковника Орлова, который сидел за рулем штатской «Волги».

– Ну что? – начал, не здороваясь, Орлов, когда Гуров забрался к нему в машину и закрыл за собой дверцу. – Может, кончим балаган, начнем работать?

– Здравствуй, Петр Николаевич, как здоровье супруги?

– Здорово, – буркнул Орлов. – Ни одному сотруднику я бы не простил…

– А ты не бог! – вспылил Гуров. – А я не грешник, мне отпущения грехов не требуется. Ты мне либо веришь, либо не веришь, я говорю правду…

– Но ты недоговариваешь…

– Да нечего мне сказать. У меня догадки и предположения.

– Лжешь. Вот сейчас ты лжешь.

– Ну хорошо. Я расскажу, а ты укажи, где я лгу. Меня на квартиру пригласил Руслан Волин. Данный факт не доказывается. Покойника Потапова допросить невозможно. Стрелял предположительно Эфенди, который в розыске, и за ним предостаточно. Меня схватил, скорее всего, Олег Веселов. Во-первых, это не факт, лишь мое чутье, во-вторых, Веселов в участии не признается никогда, а доказывать нам нечем. Срежиссировал и фотографировал эту сцену почти наверняка тоже Волин, Референт. Он перед нами открылся, когда взял на себя деньги и валюту Лебедева, держится нагло, уверен в безнаказанности. Допустим, я напишу подробный рапорт, ты пустишь его в работу, меня допросят в прокуратуре. Допустим, наплевать на имя и честь подполковника Гурова. Но что получит МУР? И что возьмет в руки полковник Орлов? С чего он начнет и на что может рассчитывать?

Орлов все эти вопросы уже себе задавал, ответа не нашел, но в одном был убежден: его друг и подчиненный что-то недоговаривает, необходимо как-то заставить Гурова рассказать все полностью и во всех подробностях, так как в одиночку ему не справиться. И кончится вся история плачевно: либо подполковника арестует прокуратура, либо убьют преступники. Да и вообще вся ситуация какая-то ненормальная, если он, полковник, сам разъезжает за рулем, так как не доверяет водителю – вдруг тот сболтнет, и разразится скандал…

– Дожили, – сказал он, – никто никому не верит. Кто же эти двое, что вышли от Сергачева и укатили на бежевой «шестерке»? Ты собираешь отряд волонтеров?

– Петр Николаевич, ты на службе, я в отпуске. За свои подвиги я отвечу, и ни ты, ни генерал…

– Это чушь, – перебил Орлов. – Мы все равно за тебя отвечаем…

– За проступки подчиненного один ответ, за соучастие – иной, ты сам знаешь. Пока ничего противозаконного я не совершил. Прокуратура все еще разыскивает меня?

– А ты как думаешь? Я выяснил, они получили анонимку, что Гуров причастен… и так далее. И пусть это грязная анонимка, пусть сейчас к ним не особенно прислушиваются, но сегодня Гуров для прокуратуры – единственная возможность сделать шаг к убийце.

– Скажи следователю, что, по имеющимся оперативным данным, убийство совершено рецидивистом Силиным по кличке Эфенди. Вы его ищете, это будет правда в полном объеме.

– Кто написал в прокуратуру?

– Лебедев.

– Ты говорил с ним?

– Говорил. Он не знает, где находится Эфенди.

– А кто главный авторитет всей группировки?

Гуров пожал плечами, после долгой паузы ответил:

– Все только предположительно… кличка Патрон… Зовут Константин Васильевич. Думаю, что он руководитель среднего масштаба, примерно твоего возраста. Если, пытаясь его нащупать, ты установишь наблюдение за Волиным, они потеряют ко мне всякий интерес и отошлют компромат на меня в прокуратуру или КГБ. Затем я буду долго отмываться, а скорее всего, сидеть, а ты потеряешь все ходы к руководителю мафии. Если у меня появится что-то конкретное, ты узнаешь об этом сразу же… Не трогай меня, Петр, дай мне еще несколько дней.

Гуров вылез из машины, Орлов проводил взглядом высокую стройную фигуру, подождал, пока друг сядет в «Жигули» и уедет. Он бездумно смотрел на грязную узкую улицу, думал о том, что жизнь с каждым днем становится все сложнее, а ездить по Москве все опаснее, на каждом километре открытые люки, ямы, и в какой момент ты рухнешь, неизвестно.

Забавно, хотя, возможно, и естественно, что Константина Васильевича Рогового и в министерстве подчиненные звали тоже Патрон.

Он занимал кабинет, соответствующий своей должности, который по велению времени был обставлен безликой стандартной мебелью, снабжен соответствующим количеством телефонных аппаратов, ковровой дорожкой, небольшим столом для совещаний и портретом на стене. Патрон не любил перемен, поэтому в своем кабинете держал портрет, на котором был изображен человек с авторитетом, не зависящим от властей предержащих. Правители приходили и уходили, а этот, давно усопший, все так же лукаво и мудро щурился, наклонив лобастую голову, и, казалось, спрашивал: «Что, последователи, задал я вам задачку, попробуйте найти ответ?» На самом деле вопрос портрета был наивен, на его задачки и загадки ответа уже давно никто не искал. Требовалось безоговорочно верить и следовать, а ответ найдут внуки либо правнуки. А возможно, ответа и вообще не существует, но это сегодня никого не волнует. Правда, кое-где порой начали просачиваться безответственные намеки, что портрет в каких-то вопросах вроде бы и сам не всегда был прав и несчитаные миллионы жизней отняли у народа не только параноики-последователи, но и он сам лично чего-то недодумал. Однако в ответ на богохульство так называемой гласности тут же раздавался громогласный хор, что, мол, не трогайте святыню, всего одна и осталась, и изображенный на портрете никогда не ошибался, просто не все ему удалось успеть. А вот если бы успел…

Константина Васильевича Рогового все эти изыскания не волновали, он был равнодушен к теории и, будучи практиком, считал, что авторитета того, чей портрет висел на стене, на его, Патрона, грешную жизнь хватит с избытком. И значит, можно не волноваться и спокойно хапать общенародное, а стало быть, ничейное. Сейчас он восседал за столом в кресле, приобретенном в комиссионном магазине: стандартные седалища Патрона не устраивали, нервировали своей хрупкостью. Он только что закончил короткое совещание – длинные разговоры теперь перенесли в парламент, – помешивал серебряной ложечкой в стакане с коньяком, гонял дольку лимона, делал вид, что попивает чай, и пребывал в омерзительном настроении. Диплом об окончании какого-то института у него имелся, но что такое девальвация, Патрон понял сравнительно недавно. И слово-то иностранное, впрочем, все мерзости оттуда. Означало оно процесс, который все тобой сделанное, нажитое честно, а также украденное превращал в пыль. Рубль – количество единиц значения не имело – умирал, терял власть, а другой власти Патрон не знал, да, возможно, ее в природе и не существовало.

Константин Васильевич гонял в стакане дольку лимона, а в мозгу крутилась одна и та же мысль: где и как достать конвертируемую валюту. Мысль крутилась по кругу, словно шарик в рулетке: щелкая по лункам, он не мог вырваться из замкнутого пространства. А если валюта – значит, требовался иностранец, которому нужен товар. Товар – только наркотик. Наркотик достать удалось, через несколько дней он прибудет в Москву. Героин. Объем небольшой, зато цена большая. И все бы хорошо, но Патрон был убежден, что подобную операцию можно провернуть лишь один раз, только один, и забыть, как страшный сон. И Патрон морочил голову своему подручному, что якобы необходим постоянный канал транспортировки, чтобы Референт не торопился соскочить, а старался выждать и прихватить побольше. Но второго раза не будет, Патрон был в этом абсолютно уверен – только сразу и единожды. Операция продумана тщательно, выверена, но имеет слабое звено, а если приглядеться, то и огромную брешь. Остаются живые свидетели. Отслужившего свое глупого генеральчика удалось убрать. Так его место занял обреченный на провал уголовник Эфенди. Ну и, конечно, старина, приятель молодости Юрка Лебедев, и шустрый талантливый помощничек, которого лучше всего удавить собственными руками. Но этого Патрон не умеет. Порочный круг: нанимаешь убийцу, он выполняет поручение и занимает освободившееся место. Нет, Референт не прав, говоря, что нет квалифицированных исполнителей, они есть, не хватает посредников. В развитых странах веками отлаживалась система, которая, как слышал Патрон, и сегодня действует безукоризненно. Если в жизни хозяина появляется опасный свидетель, то следует лишь дать команду – она передается по длинной, многоступенчатой цепи, и вскоре из далекого далека вылетает безымянный профессионал, выполняет задание. Нежелательный человек исчезает, умирает от инфаркта, погибает в результате несчастного случая или вульгарно налетает на пулю. И если исполнитель каким-то образом попадает в руки властей, то никоим образом не способен назвать своего истинного работодателя, так как не только не знает его имени, но и не подозревает о его существовании.

Патрон сделал из стакана солидный глоток, захватил губами дольку лимона, вяло зажевал, вздохнул, затем огладил бороду и самодовольно улыбнулся. «И все-таки черепок у меня пока варит, – подумал Патрон. – С этим сыщиком я здорово задумал, говорят, он шибко талантливый. А коли талантливый, то работу свою знает и вычистит мне все до донышка, никого и ничего не оставит. Эх, помощничек, Руслан свет Алексеевич, хоть ты и считаешь, что мое время прошло, а наивный, словно дитя малое. Генеральчика ты уже прибрал, теперь давай подполковника крути-верти, принуждай и запугивай. Я тебя такую игрушку заставил в руки взять. Теперь чуть повременим, и увидим, что от твоих шаловливых ручек останется».

В кабинет проскользнула секретарша, и Патрон понял, что раз не позвонила, а явилась, значит, ей отстегнули солидно. Он допил из стакана, улыбнулся поощрительно – человек должен брать, иначе дурак, а кому дураки нужны?

– Патрон, там человек, – секретарша забрала пустой стакан, отряхнула душистой ручкой лацканы пиджака, – ему состав цемента полагается.

– Людочка, ты меня знаешь, – хохотнул Патрон, – я человек справедливый, если кому что полагается, пусть берет. Я же ему подписал.

– Подпись есть, цемента нет, – секретарша не уходила.

– А с этим вопросом к смежникам…

– Константин Васильевич, смилостивьтесь, жалко человека, не ради себя мается.

– Не ради себя?

– Не ради.

– Тогда зови, – Патрон кивнул. – И чайку, чайку мне, пожалуйста.

Со времени последней встречи Лебедева с Гуровым прошло двое суток. Юрий Петрович ел, пил, даже спал, но не ощущал, что ест и пьет, и день не очень отличался от ночи.

В своей жизни ему частенько приходилось употреблять «попал между двух огней», но лишь теперь, когда Юрий Петрович оказался действительно между двух огней, он понял, что это такое на самом деле.

Когда Гуров в конце разговора сказал, что, мол, он человек, нуждающийся во многом, и от взятки не откажется, Лебедев, словно малый ребенок, схватил протянутую конфетку и закричал: «Назовите сумму!» Сыщик улыбнулся и ответил, что в данный момент ему нужны не деньги, а человек.

Конечно, больше всего Гурову был нужен Патрон. Но, во-первых, сыщик понимал, что шефа Лебедев сдать побоится, во-вторых, Гуров уже дал понять, что Патрон ему известен. Гуров прямо сказал:

– Мне нужен Леонид Ильич Силин по кличке Эфенди.

Лебедев облегченно вздохнул и ответил:

– Я даже понятия не имею, где он находится.

– А я знаю и подскажу, как его найти. Вы встретитесь с Эфенди, решите свои вопросы и спокойно расстанетесь. Эфенди – убийца, он находится во всесоюзном розыске, когда он будет арестован, на вас не упадет даже тень подозрения. С выполнением моего задания не торопитесь, я даю вам два-три дня.

– Задание, – пробормотал Лебедев. – Я уже получаю и выполняю задания милиции.

– Если Патрон узнает о вашем увлечении эпистолярным жанром, то застрелит вас именно Эфенди.

– Мне никто не скажет, как его найти.

– Скажут, даже попросят, чтобы вы с ним встретились. Вы немножко поупрямьтесь, встречаться с убийцей опасно, но потом согласитесь, – сказал Гуров и объяснил, что необходимо предпринять, чтобы данная встреча состоялась.

И вот уже двое суток Лебедев чего-то ест, чего-то пьет, ночью дремлет, днем проснуться не может, ходит, разговаривает, порой забывает, зачем человеку позвонил и какие между ними дела. И если это жизнь, то что такое смерть?

Сегодня впервые за многие годы Юрий Петрович не побрился, даже не почистил зубы. Надев халат, он отправился на кухню подогреть вчерашний кофе. Когда раздался звонок, Лебедев даже не вздрогнул, он уже ничего не боялся, ему было все безразлично. Не заглянув в «глазок», не спросив, кто, Юрий Петрович отпер замок и распахнул дверь. Пахнув на хозяина дорогим одеколоном, в квартиру вошел Руслан Волин.

– Привет, старина! – Волин снял плащ, хлопнул Юрия Петровича по вялому плечу. – Ты никак приболел? Не ко времени, дел много. Не ко времени… Почему мы так говорим? Разве болезнь бывает ко времени? Ты уж извини, я разуваться не буду.

Референт тщательно вытер ноги, болтая без умолку, он присматривался к хозяину.

– Ты зачем явился? – Лебедев запахнул халат, подпоясался. – Мы ведь договорились…

– Вот это да! – Волин взял с серванта бронзовую статуэтку, тут же поставил на место. – Я дал человеку взаймы колоссальные деньги, валюту и не могу зайти на чашку кофе? Да нет у твоего дома никого, у МУРа своих забот… Генералов убивают! За что им, бездельникам, платят! Хотя им и не платят, выделяют прожиточный минимум, чтобы с голоду не умерли…

У Референта было хорошее настроение, рано утром нашли наконец Олега Веселова, который два дня назад неожиданно пропал. Референт порядком испугался: а что, если Гуров понял, кто держал его во время убийства Потапова? Сыщик мог сообщить в МУР, а там ничего не стоило спортсмена арестовать. Оказалось все проще: Веселов, которого, естественно, не ознакомили со сценарием убийства, неожиданным для него поворотом событий – уничтожением генерала – был буквально деморализован. В таком количестве мускулатуры для характера и воли не осталось места. Малый спрятался у какой-то девки и пил без просыпу. Сегодня его наконец отыскали и увезли в баню, теперь приводят в порядок: спортсмен мог понадобиться, и скоро.

Руслан Алексеевич, молодой и уверенный, в элегантном костюме, сшитом за пределами социализма, расхаживал по квартире Лебедева и нравоучительно выговаривал:

– Возьми себя в руки, работай. Ты брякнул Патрону, что Корпорация располагает полуторамиллиардным бюджетом… я твои слова подтвердил. Но ведь эти деньги, хотя и существуют, не замыкаются только на нас. Кроме того, как минимум половина находится в деле, до четверти нам не дотянуться, юг и Средняя Азия отваливаются, о Прибалтике и говорить нечего. Конечно, они нам дадут, но нужно установить связь, договориться о порядке транспортировки в одно место и так далее…

– В Москву? – спросил Лебедев.

– Совсем плохой? – ответил Референт. – Думаю, Ростов.

– Княжинский?

– Тебе виднее. Ты только предупреди, мы курьеров рассылать не будем. Времени нет. Проблему транспортировки, охраны и все прочее пусть решают сами на местах.

– А что я могу обещать?

– Валюту. Один к тридцати.

Юрий Петрович вспомнил Гурова, его утверждение, что к Лебедеву придут и еще просить будут.

– И как, Руслан, ты все это представляешь практически? Если банк в Ростове, если Княжинский, то необходима группа боевиков. И руководитель. Это я, что ли? – Лебедев взял себя за атласные отвороты халата. – Я? Я могу переговорить с доверенными лицами. Часть людей вашим предложением заинтересуется. Принимать, охранять, кое-кого припугнуть, возможно и…

– Возможно и… – перебил Референт. – Я передаю тебе Эфенди. Всю техническую сторону дела он возьмет на себя.

– С Эфенди никаких дел я иметь не буду! – Лебедев вновь вспомнил Гурова, в памяти всплыли его глаза, голубые и почему-то всегда насмешливые.

– А кто тебя спрашивает, будешь или не будешь? Я тебе назову время и место, вы встретитесь и все обсудите. Приказ не мой, и не мне его отменять.

Денис работал у Волина шофером, держался спокойно, уверенно, пошучивал, что не мешает обзавестись курткой с золотым шитьем. Что подполковник живет у него, Денис не скрывал, сухо объяснил, что человек вылетел из седла, а он, Денис Сергачев, раненых на земле не оставляет. А Гуров парень отличный: в свое время ему очень помог, пусть живет, если хочет.

– А чем ему дома-то плохо? – спросил Референт. – У Гурова квартира не чета твоей, семья опять же.

– Ты его спроси, – ответил Денис и замолчал.

Когда Волин выяснил, что Гуров из Москвы не скрылся, а просто переехал жить к Сергачеву, то ничего не понял. Почему Гуров не живет дома, хотя и не скрывается? Почему не выходит на связь, на что рассчитывает, чего добивается? Утопить подполковника было очень просто, но утопленники никому не нужны. К Гурову можно было прийти, позвонить, объясниться, пригрозить, наконец, но Референт выжидал. Его сдерживала телеграмма, которую прислал Гуров наутро после убийства генерала Потапова. Это был вызов, а Гуров слишком умен, чтобы блефовать, не имея на руках козырей. Референт скрывал от Патрона, что Гуров пока неуправляем, ведь непосредственной надобности в нем еще не было. Референт ситуацию не просчитывал, свою силу знал, а силу противника нет, но интуитивно чувствовал – сыщик объявится сам, иначе бы не жил на самом виду.

Как Гуров и предвидел, заслуженные мастера, уверенные и сильные мужики, в сыскном деле оказались зелеными новичками. Высокий, жилистый Прохор и кряжистый, отлитый из цельного куска Кирилл мотались по городу, спали три-четыре часа, жгли бензин, покрышки и нервы, встретились и переговорили с десятками людей, общими знакомыми, дежурили ночью у дома Олега Веселова, но найти его не могли.

– Обычная работа, – сказал Гуров, когда вечером спортсмены скупо и неохотно доложили о своих мытарствах. – Отсутствие результата – тоже результат. Если бы вы нашли парня с первой попытки, да еще оказался он весел и беспечен, было бы значительно хуже. Раз человек прячется, значит, он нам нужен. Хотелось бы отыскать его живого.

Последняя фраза выскочила у Гурова непроизвольно, он забыл, что разговаривает не с оперативниками, а с людьми обыкновенными, которые смерть считают событием исключительным, для здорового человека практически невозможным.

– Как живого? – спросил Кирилл.

– Как ты и я. – Гуров уже понял, что сказал лишнее, разозлился, но решил ничего не сглаживать. – Веселова либо уже убрали, либо убьют в ближайшее время.

– А вы, подполковник милиции, сидите, кофеек попиваете, – сказал Прохор набычившись.

– А вы считайте, что кофе я не пью и ничего вам не говорил. Будете работать или устали? А может, надоело?

– Извини, Лев Иванович, извини. Считай, что я тоже ничего не говорил, – ответил Прохор.

– Тогда слушайте. – Гуров немного помолчал. – Выражаясь вашим языком, изменим направление удара.

Ветераны слушали внимательно, не перебивая, коротко попрощались, и Гуров снова остался один. Никогда в своей жизни он не проводил столько времени в бездействии и одиночестве. Ему никто не мешал, но сосредоточиться он почему-то не мог. Мучила головная боль, когда он попытался писать, заболели глаза, на кончике пера появилась черная точка, он отложил его, лег на спину, попытался расслабиться. Йогой надо заниматься, аутотренингом, подумал Гуров, хотя понятия не имел, что это такое и с какой стороны к ним подступиться. Слышал, читал, слова в сознании застряли, теперь выскочили, а что с ними делать, неизвестно…

«Почему я лежу в чужой квартире, а не в собственном доме? – рассуждал Гуров. – Ольгушка в школе, Рита на работе, я шатаюсь по квартире, лениво вожу пылесосом. И меня приглашают в прокуратуру… Если бы шибко искали, давили на генерала, Петр позвонил бы… Рита сказала: женщина хочет жить, тебе в жизни всего хватает и без меня. Пожалуй, от жены я прячусь, а не от следователя. Не подходил бы к телефону, и вся недолга. Рита ведь сказала, что муж уехал, а куда от ее глаз деваться? С ней же разговаривать надо…»

Гуров задремал, очнулся неожиданно бодрым, и настроение улучшилось, сказал вслух:

– Пока человек жив, он не умер. Начнем сначала, начнем с нуля.

«Тактика любой войны слагается из защиты и нападения. Сегодня Референт выслать на меня матеpиал не может, выгоды нет, но если я сумею его прихватить, то и терять ему станет нечего. И сяду я в знакомом кабинете по другую сторону стола. Значит, Волина следует обезоружить. Найти и изолировать Олега Веселова. Любым способом изъять – захватить, украсть – пистолет, из которого убили Потапова, и мои фотографии. Снимали „Полароидом“, следовательно, негативов не существует. Это хорошо. Это защита. Теперь нападение. Помочь МУРу, точнее, Петру, арестовать Эфенди и установить личность Патрона…»

На этой мысли Гуров застрял, потоптался на месте и решил, что, не имея ответа на главный вопрос, дальше все равно не продвинуться. Все-таки зачем подполковник Гуров понадобился Корпорации? То, что говорил Референт, ложь, причем ложь, слабо аргументированная. «И куда бы я со своими рассуждениями ни лез, всегда возвращаюсь к исходной точке. Зачем? Какова истинная цель вербовки подполковника? Ясно, что пытаются использовать „втемную“, поставить одну задачу, заставить выполнить совсем другую. Да не ходи ты по проторенной дорожке, – одернул себя Гуров. – Отвлекись от собственной персоны, попытайся взглянуть со стороны. Упрости вопрос до предела. Зачем преступной Корпорации может понадобиться честный, опытный оперативный работник?»