Текст книги "Сны в ожидании зла (СИ)"

Автор книги: Ника Аникеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Секс с Максом был интересным и захватывающим приключением, по крайней мере, в её фантазиях, основанных на первом впечатлении, которое произвел на неё Макс и на тех историях, которые ей рассказывала Вероника. Но в жизни все вовсе не так как в кино, увы. То, что происходило между ними под утро, больше напоминало историю «Красавица и чудовище» в варианте «Юная дриада и пьяный сатир». Грубость Александровского удивила Алису. Она ожидала большего, она ожидала лучшего. Но все было именно так, как было. В самый ответственный момент Алисе вспомнился эпизод из книги недавно прочитанной ей в сети. А главное, одна совершенно чудесная фраза как нельзя лучше подходила для описания секса с Максом. «Незатейливая поза…предсказуемая смена позиции…всё… конец секса». Именно так и подумала Алиса. Так и есть – конец секса и всё. Конец того, что и сексом-то сложно было назвать. «Ага, вот он значит какой безбашенный секс, обещанный мне. Ни пользы, ни удовольствия, так, какое-то жалкое подобие секса. Даже не подобие», – подумалось в самый неподходящий момент.

Утро было не менее странным, чем вечер и ночь. Алисе очень не хотелось вылезать из постели, не хотелось уходить, но все же было надо. Макс сначала не давал ей выбраться из постели, затем долго не отпускал домой. Но несмотря на жуткое желание остаться, Элис поняла, что пора уходить. По крайней мере сегодня точно пора, а там посмотрим. Уйти, чтобы вернуться. А вернуться, чтобы остаться. Таков был её план. И сейчас совершенно не важно, что там предполагалась сначала.

День прошел как в тумане. Наступивший вечер не прояснил ничего. Макс не звонил, и Алиса была крайне обижена. Да, видимо сложно стать одной единственной из многих. Ещё до звонка Алисы Вероника знала, что матрица событий реализована, что реакция обмена завершена и теперь она свободна, по крайней мере, ей хотелось в это верить, не смотря на сомнения, которые толкаясь толпились в глубинах сознания. Нет, все правильно. Она чувствовала это. Теперь, когда сонная и тормозившая после каждого слова Алиса рассказывала ей о том, что произошло ночью, Вероника поняла: цикл завершен. Теперь оставалось лишь закончить редактирование книги Александровского, отправить её по электронной почте без единого слова, дописать свою книгу и все. Завершение. Фадеева решила, что она не напишет Максу ничего, даже не укажет в теме письма его содержание. Просто пустое письмо и прикрепленный к нему файл. Прости и прощай. Эти слова теперь приобрели новый смысл, отличающийся от привычного. Теперь она воспринимала их иначе, чем 10 лет назад. Вероника вспомнила, как они сидели с Алисой в «Кронверке» и обсуждали, с каким бы удовольствием Фадеева пришла бы на похороны Макса Александровского.

«…– Я обязательно приду. Сама подумай, Элис, как я могу не прийти? Закажу новый черный костюм, скорее всего брючный. Лучше бы это случилось летом. Представь, черный шелковый костюм, легкие струящиеся складки, ещё легкий черный шарф, развевающийся на ветру. Красиво. Просто и со вкусом. Надену красивые туфли, даже на каблуке, на тонком, остром, может быть, это будут черные туфли с красным каблуком-шпилькой. Придется пострадать ради искусства.

Алиса сначала смеявшаяся тихо, уже ржала во весь голос. Вероника серьезно и сосредоточенно без улыбки продолжала:

– Да, ещё куплю перчатки.

– Белые?

– Нет, Элис, не белые. Это будет некрасиво и пошло. Это будут черные кружевные перчатки. И, конечно же, шляпку с вуалью. Очень элегантно получиться.

– Да, и платочек ещё надо. Вот его надо точно белый, тонкий с монограммой, – Гончарова не смеялась, а почти рыдала от смеха.

– Да, точно. Тонкий батистовый платок с монограммой и, конечно же, с кружевной отделкой. Издам его книгу. Принесу с собой. Это будет очень круто. Я вообще-то иногда думаю, что это было бы лучшим вариантом развития событий. Книжка будет издана, Максу – слава, а нам с тобой – деньги. Как подумаю, так сразу лучше становиться.

Вероника мечтательно смотрела в окно, изучая панораму перекрестка двух проспектов. Её воображение рисовало ей поздний вечер, шелест листвы и голос ветра, обращающегося только к ней. Тишина. Кладбище. Или крематорий. Могила с красивым надгробием. Да, значит кладбище, а не крематорий. Хотя? Это может быть и простая черная плита с выбитой на ней датой смерти и именем. Эпитафия? Кто знает, может быть и с ней, а может быть и без неё. Кто знает… Она придет. Обязательно.

Почему ей так хотелось пережить его? Или это было так задумано сценаристом их встреч с самого начала? А может быть, Макс и правда интуитивно стремился к ней, потому что лишь она могла его упокоить? Вероника прикрыла глаза. Алиса молчала и курила. Тишина порождала все новые и новые цепочки идей.

– Да, – мечтательно протянула Вероника и открыла глаза. Она обращалась к своим фантазиям, а не к Элис. – Это будет очень круто. Осталось дописать нашу с тобой книгу, а насчет этой темы – заметку в „ВСекте“.

– Ну да. Пусть Александровский читает и радуется.

Эта идея Веронике очень понравилась, но пока не сильно воодушевляла. Ладно, Бог с ним. Хотя, Бог-то он точно не с ним…Впрочем, Вероника точно знала, что когда-нибудь именно так и будет».

Воспоминание, мелькнув на поверхности сознания, нырнуло в глубины бессознательного, породив на темной поверхности шелковые волны, напоминающие темные воды Залива в предвечерних сумерках. Вероника слышала дыхание волн всегда, даже находясь далеко от Залива. «Да, – думала Ника, – Залив – живое существо, и волны много знают, но воды тесные молчат и тайн не открывают. В своей бездонной глубине хранят они секреты, о многом спрашивала их, но странны их ответы…» Вероника любила это стихотворение, она сочинила его очень давно, когда поездки на Залив были больше похожи на свидания, а не на простые прогулки. «И может быть, когда умру, вернусь я в мир волною, и все, что в памяти храню, я принесу с собою…», – закончила она стихотворение.

Вероника вспомнила о нескольких странных ночах, проведенных с Максом. Им снились одинаковые сны, они знали мысли друг друга. И теперь, Вероника отчетливо поняла, что Макс, наверняка, знает все, о чем они оба молчали. Он знал, как получить информацию. Секс лучший способ что-то узнать, чему-то научить, что-то изменить. Человек открыт, его мысли, его память, его чувства – открытая книга. Макс, обладавший исключительными способностями вампира с легкостью мог прочитать любые движения разума Алисы. И это была катастрофа. Вся идея Вероники была бесполезна, она совершенно забыла, что Макс с легкостью получит любую информацию, когда будет заниматься с Алисой сексом. Оставалось только надеяться, что Алиса не придавала её идеям особенного значения, а значит, в сознании они были лишь бледной тенью происходящего. «Я видела сны, которые видел он. Или я видела те сны, которые должна была видеть? Не знаю. Может быть, все мы просто коллективно бредим, а может быть, всё так и есть. Сновидения, магия, Зло. А почему сразу Зло? Да и какая разница? Зло, добро – две стороны одной монеты в копилке Баланса. А может быть, это он видел те сны, о которых я мечтала. И что мне мешает проверить? Если всё это чистая правда, то почему бы мне не создать сон для него? В стиле книги, взяв за основу то, что он там писал о сексе. Ведь его книга – это ключ. Да, конечно, уже ржавый, может быть, сломанный, но всё равно ключ к сознанию и бессознательному. Ключ к его душе. Интересно, он и правда побоялся встретиться, или просто не захотел напрягаться? Не знаю, но обязательно узнаю. Иначе, всё это не имеет смысла», – размышляя подобным образом, Вероника сидела на кухне, перечитывала отдельные куски из книги Макса и дополняя их общую книгу. «А ведь я знаю, что он так и не изменил отношения ко мне. Но почему-то ему просто удобнее думать, что это не так. Он решил просто забыть. Решил забыть, но по прежнему видит сны, пытается изменять ход событий, чтобы наши пути пересеклись, но ничего не получается. И я сама вижу эти странные сны, продиктованные чьей-то чужой волей, навязанные, призрачные и такие реальные», – подумала Фадеева. Веронике казалось, что теперь она наконец-то поняла, что он нашел в ней, что не смог понять, и что никогда ей не простил. Теперь она знала то, чего он не знал. Всё чаще Вероника думала, что Макс и правда совсем никакой не вампир. Слишком мало он знал, а может быть, пришло время его развоплощения…

Макс припарковал машину. Поднявшись в пустую квартиру, бросив вещи в прихожей, прихватив из холодильника пиво и валявшийся на кухне ноутбук, Макс упал на диван. Он решил, что звонить Алисе он точно не будет. Она, конечно, прикольная девчонка, классная. Но он не знал, что с ней делать. Количество выпитого в пятницу сделало секс глупым и результат того, что он сейчас, подправляя воспоминания, пытался называть сексом, был практически нулевым. Он хотел было утром всё же доказать, что он не просто бросал слова на ветер, обещая суперкрутой безбашенный секс, но она очень быстро ушла, как он не старался её удержать. Весь день напоминал туман на Темзе, в котором, по мнению местных жителей, обитают приведения, пришедший вечер не сделал происходящее яснее. Макс неоднократно ловил себя на том, что думает об Алисе, вспоминает черты её лица, фигуру, рыжие непослушные кудрявые и торчащие в разные стороны волосы, аромат тела, горячие сильные удары сердца, быстрый бег крови, слышимый на расстоянии. Как бы он хотел, чтобы она всегда была с ним. Вечно. Всегда. И тут слабенький, но очень наглый и упорный голосок начал свою старую песню: «Она подходит тебе. Подходит, подходит, подходит. Слышишь меня? Слышишь? нет? Я не верю, что ты напрочь глухой. Ты не глухой, я знаю, так вот и послушай, что я тебе сейчас говорю. Да, она другая, она не похожа на ту, которая сама нашла тебя, чувствуя твою силу. Да, она будет другой. Не такой, как та. Её сила иная. Но она так похожа на тебя. Она точно такая же как ты, ну, или очень хочет быть такой же». Макс отмахнулся от этих навязчивых мыслей, от этого мерзкого голоска. Но, как и все другие мерзкие голоса, его настойчивый и абсолютно упорный маленький паразит продолжал: «Подумай. Ты ведь ещё не думал. А что тебе стоит? Ну, вот скажи, что мешает? Почему нет? Она может остаться с тобой на всегда. Более того, она хочет остаться с тобой. Быть такой же как ты. Разве это не заметно? Или ты слепой? Или глухой? Или, может быть, ты тупой?» Высказав последнее предположение, голосок трусливо умолк. Макс погрузился во тьму своих мыслей. Пива было всё больше и больше. Пиво оно вообще странный напиток. Его обычно сначала очень и очень мало, а потом сразу очень и очень много. Мозг постепенно, но надежно затуманивался. Реальность размывалась. Макс не уловил перехода…

Оглянувшись, он увидел знакомый пейзаж, созданный им очень давно. Или всё это создал кто-то другой? Макс увидел её. Она осматривалась, не замечая его присутствия. Легкие тени бродили, словно брошенные или может быть сбежавшие от хозяина собаки. Вероника смотрела внимательно, отмечая изменения ландшафта. Полуразрушенный заброшенный дом, осыпался на глазах, глубокие трещины бороздили пространство, разрывая плоть этой нелепой постройки. Кучка серых и тихих теней, жалобно скуля, жалась к застывшему, будто перед прыжком, лохматому черному зверю. Вероника остановилась. Страха не было, была лишь уверенность в необходимости, а, следовательно, и разумности происходящего. Ей очень нравилась фраза, услышанная когда-то давно: «то, что неизбежно, то не может быть неразумно». Правильно. Именно так и было сейчас. Разумно и неизбежно. Пейзаж продолжал меняться. Вероника слышала далекий шелест волн невидимых, но всегда готовых стать реальными, невоплотившихся, но уже осязаемых, слышимых. Она вернется к нему, конечно, когда всё закончиться. Он сможет ей помочь и ответить на все её вопросы. Она задаст их все, чтобы получить наконец-то ответы. На все вопросы. Но пока она здесь и у неё только одна цель. Сегодня она закроет дверь в прошлое, а ключ выбросит. И никогда не будет пытаться его искать. Или нет, она вернет то, что когда-то просила, и взамен, получит то, что ей необходимо именно сейчас.

Зверь обнажил клыки в глухом рычании, наклонив массивную голову, он прислушивался и старательно втягивал воздух через широкие ноздри. Вероника слышала его тяжелое дыхание и странный глухой рык. Она слегка вытянула шею, подаваясь вперед всем телом. Крылья носа затрепетали, она повторяла движения животного, и на мгновение ей показалась, что они словно отражение одного и того же образа, что они будто два зеркала, отражающих третье. Они были почти что единым целым. Жавшиеся к нему, словно щенки, союзники почти завершили свою трансформацию, принимая облик подобный их новому Вожаку. Зверь ждал её движения, а Вероника застыла, ожидая, что он вот-вот сорвется в безумном прыжке. Воздух заполнило напряжение, казалось, что он начнет искриться, а линии вероятностей, как натянутые струны вот-вот заполнят мир удивительной музыкой нового действия. Когда напряжение достигло максимального уровня, все пришло в движение. Казалось, что тонкое переплетение событий, действующих лиц, настоящего и прошлого, рассыпаны, как детали огромной мозаики, теперь хаотично стремящейся к самосборке. Легкое прикосновение к каждой пылающей точке изменения событий, ломало все, что было в прошлом, срывало печати с будущего, искажало настоящее. Вероника подумала, что если она запомнит всё происходящее и когда-нибудь обязательно добавит это в книгу. Может быть, в свою, а может быть, в книгу Макса.

Изменения пейзажа удивили Александровского. Странно. Неужели кто-то может изменить то, что он придумал. Неужели Вероника сильнее, чем он и обладает древним искусством, которое не доступно в полной мере даже такому как он? Макс видел как Оно, приблизившись к союзникам, жавшимся испуганной кучкой стало для них не смертью, а новым ведущим, Вожаком. Макс пытался остановить изменения и разрушения, но в ответ на его попытки они только ускорились. Сознание его тварей было недоступно. Повлиять на Веронику не получалось. «Неужели теперь это её территория? И может быть, это она вытянула его в этот странный ломающийся мир? – спрашивал себя Макс и сам ответил себе, – такого не может быть!» Не могло было быть, но было. Вероника почувствовала, что она не одна в сновидении. Она взглянула на сумеречное небо. Легкий ветер собирал в маленькие вихри пыль, крутил её, рассыпая, снова скручивал спирали, словно играл в удивительную и опасную игру с вероятностями. Вероника слышала глухое ворчание странных серых тварей. Она всматривалась в серые тени, словно пыталась проникнуть в коллективное сознание чужих союзников. Зверь потянулся к ней всем телом, расталкивая сумеречных щенков. Шерсть на загривке встала дыбом, на дне темных глаз заплясали красные искры, припадая к земле, он начал медленно двигаться. Вероника смотрела, как зверь крадется, не спуская с неё глаз, она невольно повторяла его движения, двигаясь навстречу. Она слышала глухие удары сердца. Чьи? Свои или его? Она уже не знала точно. Казалось, что они и Макс сойдутся в какой-то одной точке, и это решит судьбу многих и даже тех, кто ничего о происходящем не знает.

Матрица теней

Веронику всё больше затягивало редактирование книги Макса. Ей казалось, что текст обретает своё новое воплощение, забирая у неё жизненные силы, поэтому долго работать с текстом Александровского у неё не получалось. Каждая строчка словно удар сердца, каждый абзац – снова и снова переживание прошлого. У памяти свои законы. Вероника читала и не могла оторваться, так же как это было и в первый раз. Однако через пятнадцать минут чтения шедевра Макса у неё начинала болеть голова, её мутило, и каждый раз она думала, что вот-вот её вырвет. Ей снова слышался мягкий очень низкий и сексуальный голос Макса. Всё проживалось заново, всё ощущалось вновь. Её разум порождал всё новые и новые, самые немыслимые варианты продолжения этого «шедевра». Текст в обмен на её жизнь раскрывал перед ней свои секреты. «Ну, вот как можно было быть такой слепой и такой глупой? – спрашивала себя Вероника. – Он говорил! Он всё время говорил мне правду, а я не слышала. Или не хотела слышать?» Вероника отвлеклась от чтения книги Макса. «Вот как можно было не обращаться внимания на все его эти „оставайся светлой“, или „ты идёшь сталкерским путём, так оставайся на светлой стороне“. Да, я не хотела видеть. Я думала, что это просто бред человека, начитавшегося мистики и фантастики в сочетании с интоксикацией водкой и никотином», – упрекала себя Вероника. Как-то Ольга сказала ей, что иногда вампиры ищут тех, кто может их упокоить в конце жизни. Наверное, так было и в этот раз. Макс искал не только любовь, но и возможность упокоения. Вероника чувствовала, что именно она станет тем человеком, который приняв на себя обязанности инквизитора навсегда остановит этого зарвавшегося вампира. Её привлекала идея не убить Макса-вампира, а вернуть ему человеческую жизнь. Фадеева вновь вернулась к тексту Макса. Ой, как же было тяжело всё это читать. Текст был очень сложен для правки, не только по причине убойности сюжета, но и по причине большого количества ошибок. Чтобы настроится на нужную волну, Вероника снова и снова слушала песни Александровского, пытаясь поднять со дна души всю ту муть, которая скрывала истину. Она ловила мысли в этой мутной воде, но мыслей не было. Чтобы хоть как-то отвлечься и привести в порядок мысли, Вероника решила сварить кофе.

Кофе… Макс всегда говорил ей, что она отлично варит кофе. «Почему всё, что я ни делаю, мне напоминает о Максе? – думала Вероника. – У меня что? Очередной приступ одержимости? Или всё это правда? Всё-всё! Неужели всё? И Макс не просто безумный музыкант, хреновый писатель и талантливый поэт, а вампир – древняя сущность, живущая уже тысячу жизней? Если это так? Если это так, тогда… что тогда?» Откуда-то из глубины сознания раздался голос: «Тогда? Ты же знаешь что тогда – развоплощение, пусть доживает как простой смертный, стареет, потеряв всю свою силу». Теперь она знала, что дни Макса как вампира уже сочтены. Оставалось лишь немного ускорить события. Пока кофе варился, Вероника созерцала заоконный пейзаж. Ничего интересного: всё как обычно. Серый день. Потом серые сумерки, которые сменит чёрная ночь. Она вспомнила эпилог, написанный ей очень давно к книге Макса. Десять лет назад книга показалась ей незвершённой, и она написала к ней окончание. Перерыв все свои записи, сохранившиеся после неоднократных обрушений винчестера, она нашла свой эпилог к «Книге сновидений смерти». Теперь под дымящийся кофе она снова и снова перечитывала свой текст: «Вместо эпилога». Вероника начала вчитываться в короткое завершение истории: «…Так странно, – думала Анна. – Вот так всё оставить? Без какого-то логичного завершения?» Но какой-то странный, липкий и тихий, но, тем не менее, настойчивый голос говорил обратное. Она лениво переворачивала страницы рукописи. «Книга сновидений смерти», – Анна улыбнулась, и, посмотрев на лежащие перед ней листы, грустно покачала головой каким-то своим мыслям. Как-то все получалось незаконченно, неестественно и почему-то смешно. «Темная Война, выбор. Бред. Как раз та ситуация, когда не ведают что творят или просто не понимают, о чем молятся, и даже не боятся получить это. Какая чушь. Неужели он так и не понял, что он является только марионеткой, только маленькой и никому не нужной пешкой? Странно, а ведь он мог это понять». Анна смотрела в окно, наполненное лиловым отсветом заходящего солнца. Все было призрачным и таким изменчивым, все это странное время, тянувшееся как вечность. Писатель….

«У тебя нет выбора», – её мысли прорвались через предсознательный барьер, она поняла, что сказала это вслух. «У тебя нет выбора», – повторила она, всматриваясь в пурпур вечера. Анна достала несколько чистых листов бумаги и ручку, всё было так ясно и просто, нужно было лишь написать несколько абзацев и всё. Всё будет завершено. Слова легко ложились на бумагу: «Авилов неподвижно смотрел перед собой, не видя ничего, кроме маленьких четких контуров кафеля, покрывающего стены морга Елизаветинской больницы. „У него помимо жизни нет еще и головы“. Хотелось просто быть не здесь. Как? Как получилось так, что через полгода он, Авилов стоит здесь и тупо смотрит на Буркова, который так стремился к своему теперешнему состоянию? Он задавал себе этот вопрос уже сотню раз, но ответа так и не находил.

И уже не первый раз он вспоминал этот разговор:

– Где книга? – наконец проговорил Бурков.

– У меня. Не знаю, с какой целью ты писал ее. Есть люди, которые ведут дневники – записывают туда свои идеи, мысли, чувства, фантазии, описывают каждый свой день, размышляют над своей жизнью, но чтобы писать такое… Собственно, если бы не твоя книга, я не мог бы быть уверен, что ты – убийца, слишком уж много необъяснимых событий и удивительных фактов.

– Моя книга у тебя с собой? – Бурков зло посмотрел на Авилова.

– Да, а зачем она тебе?

– Зачем? – Бурков на секунду задумался, и ответил, – ты уже прочитал…Она тебе больше не нужна, а мне пригодится. Очень пригодится. У меня есть ещё незаконченные дела.

Авилов молча положил рукопись на стол и вышел, не оборачиваясь.

Странно было теперь видеть, что сам Бурков умер той же смертью, что и остальные жертвы, в убийстве которых он был повинен. Анна отложила исписанные листы, теперь всё в этой истории было иначе: законченно и совершенно.

Да, таким был её эпилог. Она начала его с одной фразы Стивена Кинга: „Будьте осторожны с тем о чём молитесь, ибо вы можете получить это“. Как ни странно, но и свою книгу она начала именно с этой фразы, выбрав её в качестве эпиграфа. Эта волшебная фраза всегда первой возникала в её сознании, когда она давала слишком много воли своей фантазии. „Да, – подумала Вероника, – будьте осторожны. Думайте, или нет, лучше не думайте вовсе. Впрочем, я всегда была осторожна, осторожнее некуда. Видимо, у меня и правда есть будущее, раз я до сих пор жива. Да, это редкая удача – остаться в живых, общаясь с таким опасным существом, как Макс. Смешно, что я не замечала этого раньше. И ещё эти сны…“. Веронике всё время снились похожие сны. Она и Макс. Всегда. Только эти сны. И лишь последнее время в её снах всё чаще возникал новый образ, но она не знала этого человека. Он был каким-то непрошенным гостем. Раздумывая о собственной глупости и слепоте, Вероника вернулась к редактированию книги. Вечер тянулся бесконечно, как кода-то холодной весной, когда они вновь встретились с Максом…В тишине вечера текст казался настолько притягательным, что у неё не было ни сил, ни желания бросить всю эту затею. Вспомнилась одна забавная информация. Недавно Вероника, интересуясь вампиризмом – а что ещё делать, когда кругом злобные упырские упыри – натолкнулась на интересный сайт. Как он назывался, она сейчас вспомнить не могла, но большая часть информации была про упырей. Она, конечно, знала, что всё или почти всё, что говорится в мифах, лишь выдумки прошлого, но читать было интересно, и она увлечённо копалась в поисках нужной и ненужной информации. Чего там только не было: и про энергетическую структуру и истинную сущность вампира, и про их нечеловеческие способности, особенно про взгляд вампира и умение изменять течение времени, и про разные средства борьбы с нежитью, и способы этой самой нежитью стать. Среди разнообразного информационного хлама её больше всего заинтересовала информация о взгляде и письме вампира.

Вероника ещё раз бегло просмотрела содержание сайта, а затем вернулась этой теме. „Так… – заинтересованно протянула Вероника, – ага, глобальная претензия вампира на время. И что у нас тут?“ Легко покрутив колёсико мышки, Вероника нашла нужное. „Так, вампиры живут долго, почти вечно. Однако, они не бессмертны. Ага, значит Макс у нас почти вечен. Угу. Ну, это мы ещё посмотрим“, – пробормотала Вероника. Ещё пара прикосновений к мышке. Читать было всё интереснее и интереснее. „О, вот оно! – обрадовалась Фадеева. – Живёт, воруя чужое время и энергию. Так, а это что?“ Вероника внимательно вчитывалась в текст. „Так, значит…Всякий созданный текст, а письмо в первую очередь, требует читателя. И это означает, что автор, отнимающий время, – вампир. Очень оригинально. Этак продолжать если, так и все авторы окажутся самыми что ни на есть настоящими упырями. Плюс к этому поэты, певцы, художники, музыканты…Фуф…Эк их много-то“, – расстроилась Вероника. Такой ход мыслей был вполне тупиковым, но всё, что касалось Макса, всегда было именно таким, это она понимала. „Ага, значит, автор властвует через своё творчество? – обратилась Вероника к пространству. – Получается, что книга Макса – это и есть самая настоящая попытка завладеть чужим сознанием. А почему бы и нет? Я же читала не отрываясь, хотя и книжка фиговая-то. Вот берёт человек книгу, вычитывает в ней какую-нибудь идею. Эта пакость, как самый настоящий и самый живучий паразит, остаётся в сознании или в бессознательном читателя. И всё! Дело в шляпе! Остаётся только подождать, когда идея вырастет и даст плоды“.

Да, картинка по мнению Вероники, получалась неутешительная. Книга Макса в своё время оставила в её разуме глубокий след, а вместе с ним и несколько идей. Крепкие были ли их корни, оставалось только догадываться. „Корни… – протянула Вероника, – корни…корешки и вершки…Да, красиво получилось. Вот почему он с такой готовностью дал мне её тогда почитать. И теперь ясно, почему это в его мыслях возникла идея моего редактирования. А я, пока редактирую, опять попадаю под его упыряческое влияние“.

Веронику несколько утешило заявление, что вампиричность письма – это наиболее сложный путь. Качество текста накладывало определенные ограничения, но текст Макса обладал удивительными свойствами: он притягивал и отталкивал, вызывая желание закрыть книгу и тут же вновь открыть, чтобы дочитать до конца. Но всё равно книга оставалась сырой и незавершенной. Если раньше Веронике казалось, что её нужно серьезно изменять и дорабатывать, то теперь она в этом не сомневалась. „Да, книге требуется редактор, да и автор бы не помешал“, – усмехнулась Вероника. „Книга сновидений смерти“ могли стать уникальным произведением, если бы довести их до ума. Иногда Вероника думала, что было бы здорово её самой на правах соавтора изменить содержание „Книги сновидений смерти“. Если бы у неё были на это силы, то она так и поступила бы. Но сейчас Фадеева не решалась ни на какие магические приключения, потому как ей и без этого снились очень странные чужие сны. Она видела больше, чем могла запомнить и меньше, чем хотела знать. Поэтому она лишь вносила в книгу незначительные изменения, чуть расширяя и приоткрывая границы чужых мыслей. Она, конечно, не удержалась и добавила пару стихотворений и пару эпиграфов к главам, тонко сохраняя авторский стиль. Но, ей хотелось большего. „Раз уж нельзя написать эпилог, то хотя бы расширим“ – утешала себя Вероника.

Она понимала, что Макс безумен, что от него надо держаться подальше, но её по-прежнему тянуло к нему. Не так сильно, как раньше, но всё же. Ещё некоторое время, почитав разнообразные байки про упырей, Вероника решила, что для одного вечера информации вполне достаточно. Алисы и Алекса в сети не было, писать Александровскому было абсолютно бесполезно. Впрочем, она не была уверена, что ей хочется с ним общаться. Ей лишь хотелось закончить эту историю раз и навсегда. Она была уверена, что именно это ей и было нужно. Но где-то в глубине души она мечтала о том, чтобы упокоить Макса не так, как это сделала бы инквизиция, а иначе. Инквизиторы бы просто стёрли его с лица земли, а она желала отнять у него то, что кто-то неразумно подарил ему когда-то – бессмертие. Пусть бы Макс продолжит простую человеческую жизнь. Она отберёт у него его способности, а оставит лишь воспоминания о прежней силе. Он будет ещё долго помнить, каким он был раньше. Но потом уйдут и воспоминания. Останется пустота, заполнить которую невозможно ничем. А затем придёт старость и осознание, что следующей жизни не будет никогда.

Было далеко за полночь, когда Вероника выключила компьютер. Заснуть не удавалось. Вероника лежала и, закрыв глаза, разгоняла мысли и слушала тишину за окном и внутри себя. Вновь и вновь всплывали обрывки последнего сна. Лёгкий шелест песка…Да…Пустыня…очень хочется спать…Глаза закрываются от слепящего солнца…Жарко…Пустыня…Вероника видела усталого человека, идущего к известной только ему цели. Она видела этого человека без возраста и без судьбы, стремящегося к мечте, не имеющей воплощения в реальности…Лёгкой волной за ним следовали стражи Сумеречного города. Три тени свободно смогли покинуть замкнутое пространство сна, они повиновались его зову. Вожак отпустил их, зная, что когда путь Странника завершится его дети-призраки вернутся в Сумеречный город. Сейчас они нужны были Страннику, они охраняли его сон, указывали дорогу днём и в любую секунду готовы были вступить в схватку за жизнь этого странного человека. Странник был близок к лабиринту снов. Он желал найти то, к чему так давно стремился. И оставалось немного – задать несколько вопросов, получить на них ответы и пройти лабиринт сновидений. Он был готов к этому, и лишь странные сны, сны без начала и завершения, пустые и чужие тревожили его. Всё чаще и чаще он видел один и тот же сон. Далёкий город, граница сна, и очень странный дом, всё время меняющий очертания. Мерцающая серая дымка застилала пространство этого чужого сна. Очертания предметов были яркими радужными, струились и изменяли форму. Пейзаж нельзя было назвать приятным, но и отвратительного в нем ничего не было. Странная, чужая, загадочная земля. Зона влияния и зона подчинения. На фоне уныло-серого с радужными проблесками пространства выделялся полуразрушенный дом. Таких домов он почти никогда не видел. Рассыпающиеся стены были крепкими и надежными, полуслепые и слепые окна, осколки стекол, обрывки каких-то исписанных листов. И дом жил, менялся и дышал, звал и умолял, просил о помощи. Или это звал и просил не дом, а девушка, стоящая перед тяжелой дверью?

В стиле Стиви

Алекс любил свою работу. Да и почему бы ему её не любить? Работая в реанимации, он научился очень многому, график не мешал учиться в мединституте, да и вообще, что может быть приятнее, чем работа в окружении молодых симпатичных медсестер. Алекс всегда удивлялся откуда в больницах берутся такие красивые девчонки? Создавалось такое впечатление, что их просто специально подбирают. Когда он только начал работать, то просто глаза разбегались от такой красоты. „Странно, – логично предположил Бешеный, – вот в училище не было красивых девчонок, а тут – полно. Как-то это не понятно. Вроде пока учатся все они так себе, а тут – цветник. Красотища“. Только почему-то не находилась та единственная, которая бы ему подошла. У каждой девушки, с которой он встречался всегда находились какие-нибудь недостатки. Одни были слишком красивые, на них глазели все парни, а потом и уводили их, другие были слишком глупые, с ними было скучно, третьи были слишком умные и с ними было ещё хуже, чем с глупыми, четвертые – не любили фантастику и выезды на природу с конкретной целью отдохнуть и погудеть, пятые, не смотря на медицинское образование, были стеснительные и мгновенно пугались его циничности и черного юмора, сбегая от него очень быстро, шестые… Эх, да, продолжать можно было до бесконечности. „Наверное, я просто не нравлюсь нормальным женщинам, – думал Алекс. – Почему это? А я ведь такой замечательный. Вот, спрашивается, почему нет девушек умных, красивых, талантливых, спокойных, общительных, с такими же увлечениями, как у меня? Вот почему?“ Впрочем, это больше походило на привычную болтовню ума. На самом деле, Алекс с его своеобразным чувством юмора и удивительной притягательностью, не был обделен вниманием девушек. Надо сказать, что женщин вообще часто тянет к отрицательным персонажам, а не к положительным. Да и что интересного, когда всё хорошо, вот когда любовные отношения позволяют вдоволь помучаться, пострадать и порыдать, тогда это то что надо, самая что ни на есть настоящая русская любовь. Да, да, всё как в сериалах.