Текст книги "Сны в ожидании зла (СИ)"

Автор книги: Ника Аникеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Ника Аникеева
Сны в ожидании зла

Только на перекрестке миров возникает настоящая страсть и любовь. Все встречающиеся в истории совпадения с реальными событиями случайны. Имена, фамилии, географические названия также являются вымыслом автора.

Часть 1. Засыпая, включайте свет

Тени прошлого

Мерцающая серая дымка застилала пространство. Вначале окружающее пространство было бесцветно-серым. Постепенно очертания предметов приобретали яркий радужный оттенок. Пейзаж нельзя было назвать приятным, но и отвратительного в нем ничего не было. Окружающая действительность вызывала сильные ассоциации с «Пикником на обочине» Стругацких. Зона. Странная, чужая, загадочная зона. Зона влияния и зона подчинения. А может быть, просто ничья земля. Так иногда случается. Ни чёрное, ни белое, и даже ни серое пространство. На фоне унылого пейзажа выделялся полуразрушенный дом. Снаружи этот шедевр архитектурной мысли ничем не отличался от всех тех домов, что расположены на границе города. Грязные стены, полуслепые и слепые окна, осколки стекол, обрывки старых газет, всюду валяющийся мусор. Типичный заброшенный дом на окраине города. Лучший образец индустриальной культуры и антиэстетики. Девушка озиралась в поисках чего-то знакомого или хотя бы успокаивающего. Какое-то время она никак не могла понять, где она находится. Место было странным. Промзона «Парнас» или что-то подобное.

Наконец-то девушка осознала, где именно она находится. Промзона, правда, осталась несколько позади, если говорить точно, но теперь это было совсем неважно. Девушка торопилась. Она чувствовала, что по её следу движется что-то или кто-то. Она ощущала скрытую угрозу, исходившую от каждой точки окружавшего её пространства. Надо было срочно спрятаться где угодно, даже в этом странном доме. Только бы те, кто не отставал от неё ни на шаг, не нашли её в лабиринте коридоров этого старого грязного дома. Низенький, в два с половиной этажа, он был единственным реально досягаемым укрытием. Или ловушкой, но всё равно близкой и досягаемой, а значит, есть шанс, хотя бы один из тысячи. Она поспешила. Не разбирая дороги, она рванула к дому. Вдруг с ужасающим треском сломался каблук. Девушка замысловато и длинно выругалась, сняла бесполезные теперь туфли. Почему-то подумалось, что теперь порвутся чулки, а таких красивых у неё больше нет. «Безумно жаль» – подумала она.

Ей оставалось пробежать ещё немного, каких-то пятьдесят шагов. Через несколько секунд серая громада здания уже нависала над ней. Тяжелая грязная дверь надежно охраняла внутреннее пространство бесцветной обители зла. Негатив, исходящий от этого дома, ощущался физически. Ей показалось, что она не только чувствует его, но и вдыхает, впитывает всей поверхностью кожи. Зайти? Это могло нести ещё большую опасность, чем оставаться снаружи. Но, в любом случае, вперёд – это всегда лучше. Любое действие может быть неверным, но действие лучше, чем бездействие.

Она толкнула тяжелую дверь. Вопреки ожиданиям, дверь бесшумно распахнулась. Девушка, не задумываясь, скользнула в сырую темноту грязного коридора. Темные коридоры не пугали. Они убивали. С потолка местами свисали странные нити. «Паутина? Ха! Если это паутина, то какой же должен быть паук?» – подумала она. Грязно-серые, толстые, противно-скользкие на ощупь нити мешали движению вперед. Казалось, что не будет конца коридорам, вдоль которых тянулись ряды комнат с запертыми дверями. «Интересно, как это в таком маленьком с виду домике умещается такое количество комнат? Странно всё это. Или это что-то такое чего я пока не знаю? Что это может быть? Фантазия? Ловушка? Граница сновидения или выход в иные реальности?» – подумала девушка. Все двери были точно закрыты, не было смысла даже пробовать их открывать. Это было ясно.

Да, и кто знает, что ждет тебя там? Может быть, лучше остаться снаружи, чем проникнуть в глубины неизвестного? Страх? Нет, это был не страх, не какое-то примитивное пустяковое беспокойство. Паника. Самая настоящая паника, приливающая ледяной волной раскаленных мыслей, нехватка воздуха, заглушенная гулкими ударами сердца, острые когти тысячи костлявых рук страха, впивающиеся вдоль позвоночника, отсутствие чувствительности, лишающее возможности координировать движения, ступор. Разрывая путы страха, она летела вперед. Неужели никогда не будет конца этому каменному лабиринту? Поворот. Коридор. Поворот. Снова длинный пустой коридор, вздрагивающие отблески полуперегоревших, оставшихся кое-где, лампочек.

Безнадега.

Она услышала странные звуки. Ей показалось, что она услышала, как к дому подъехала машина, как прошуршали шины по гравию, размалывая мелкие камни в пыль. В её голове пронеслись абсолютно нелогичные идеи: «Раз я слышу, как подъехала машина, то это означает, что вход или выход, или и то и другое, где-то рядом. Что я несу? Какая машина? Какой выход? Какой вход? Бред какой-то, – вздохнула она. – Я думаю, что я смогу найти их по звуку. Кого их? Кто они? А если это опасно? Что я смогу сделать, если я найду вход-выход? Что это изменит?»

Мысли путались. Она бежала по коридору. Поворот. Темный коридор. Ещё поворот. Лестница. Ступеньки, ведущие вниз и вверх. Через две, кое-где через три зияли черные дыры. Путь вниз она отвергла сразу, оставался лишь путь наверх, на второй этаж. Осторожно, стараясь не смотреть в чернеющие под ногами провалы, она поднялась на второй этаж. Какие-то десять ступенек показались сотней. Скрипучая дверь проглотила её, захлопнув перекошенный беззубый рот. Второй этаж оказался светлее, коридоры чище и шире, а пространство обозримо меньше, словно это был второй этаж совершенно другого здания. Одна закрытая красная дверь с причудливой дорогой ручкой, режущей своим шикарным блеском глаза на фоне общей убогости и заброшенности. Дверь выглядела нелепо, даже глупо, но всё равно почему-то жутко.

Вперед, назад, куда угодно, только не в эту дверь. Несколько поворотов. Черт! Такого она не ожидала. Тупик. Но не просто глухая стена. Нет. Окно с грязными стеклами, будто их не мыли лет двести. Какие двести, о чем ты? Дому не более 50 лет. Типичный шедевр советского архитектурного гения. Ты давай, тормози, а то чуток подвинувшийся мозг может легко соскочить с креплений и все, детка, прости и прощай. Она подошла к окну, но сквозь грязь нельзя было ничего толком разобрать. Она провела по стеклу рукой, стирая грязь, что не особо изменило прозрачность стекла, но стало немного виднее. Она увидела, что окно выходит в колодец. «Да. И что теперь? Как мне теперь выбираться отсюда?» – спросила она, обращаясь в пустоту. Если она не испугается, то сможет осторожно открыть окно и попытаться вылезти. Второй этаж? И что? Как это так «второй этаж и всего-то»? Пока, пока, крошка. До земли, наверное, не так далеко, но она не умеет летать. Точно не умеет? При всей странности происходящего это вполне возможно. Надо попробовать.

Она осторожно взялась за ручку, чтобы открыть раму. И замерла в жутком страхе. Шаги! Кто-то торопился, почти бежал по коридору. Они все же нашли её. Вероника застыла. Жуткий страх не давал ей пошевелиться. Мысль одна быстрее другой проносились в раскаленном мозгу. Бежать. Только куда? Я не знаю. Здесь тупик. Тупик. Тупик, уродский тупик, мать его тупиковая линия. ТУПИК! Шаги приближались. Тупик! Что делать? Это тупик. Конец. Конец истории. Она в отчаянии прижалась к стене, оказалось, что около окна была небольшая ниша. Она попыталась укрыться в ней. Получилось, но так долго она стоять не сможет, не дышать, не шевелиться, сливаясь с холодной чужой стеной, постепенно забирающей тепло её тела.

Двое. Точно, их было двое. Разговаривают, но так тихо, что она слышит только невнятные звуки. Голоса и шаги ближе, но слышно всё равно скомкано. Говорящие приближались, и Вероника отчётливо расслышала часть их диалога.

– Она здесь, – голос был глухой, невнятный.

Она не видела говорящего, но подумала, что он невысокого роста, крепкий и напряжённый словно пружина. И ещё Вероника подумала, что у него какие-то серьёзные проблемы с дикцией. Он говорил так, будто язык и зубы ему мешали. Она уловила сильное раздражение в голосе второго человека.

– Нет, вряд ли. Она не проходила здесь. Ты что не видишь, что нет никаких следов. Посмотри. Мы прошли, и на покрытом пылью полу остались следы.

– Точно, кроме наших следов нет ничего, – согласился первый и прибавил, – значит, она повернула раньше.

– Где? – усмехнулся второй.

– Около той красной двери с навороченной позерской ручкой, там, в начале коридора. Больше тут дверей нет.

– А ты у меня, однако, наблюдательный, – смеялся тот, кто был, видимо главным, – нет, в эту чертову дверь лезь сам. Это без меня. Это для таких как ты.

Звуки голосов и шагов начали удаляться. Девушка облегченно вздохнула. Осторожно попыталась открыть окно. Рама бесшумно и быстро открылась. Не дыша, Вероника осторожно встала на подоконник, посмотрела вниз. Картинка расплылась, сфокусировалась, исчезла, словно втянутая в черную дыру. Вероника тряхнула головой, отгоняя тошноту и рвотные позывы. Посмотрела ещё раз. Внизу не было ничего. Совсем. Ничего. Не удержавшись, она соскользнула с подоконника. Долгое падение, тихое и бесконечное парение в ледяном воздухе, всё быстрее и быстрее. Резкий удар. Всё рассыпается на тысячи осколков. Голова начала раскалываться от боли.

Вероника вздрогнула и открыла глаза, не просыпаясь, осознала, что всё случившееся только странный сон. Голова гудела, хотелось пить. Пошатываясь в полусне, она потащилась на кухню. Включив свет, посмотрела на часы: полвторого. «Опять, то же самое время. И кому это так не спиться? Ну, если тебе не спиться, то мне-то как раз спиться и очень даже хорошо. Так что, давай-ка так, я спать, а ты занимайся этой своей ерундой, сколько влезет, только желательно без моего присутствия и уж тем более, без моего участия, – обращаясь к предполагаемому возмутителю спокойствия её сновидения, она продолжала ворчать. – Когда я до тебя доберусь, а я это сделаю, можешь не сомневаться, то мало тебе не покажется. Это я тебе обещаю. Не важно, что я испытывала к тебе раньше, и что я чувствую к тебе сейчас».

Вероника обожала сны, раньше она любила спать долго-долго, наслаждаясь самыми разными сновидениями, но вот что-то последнее время со снами творилось неладное. Конечно, проблема со снами появилась не вчера. Но, вполне хватало того, что последние лет десять эти хаотичные сны, иногда пугающие, иногда нет, но всегда полные эмоций и образов снились в определенное время. Может быть, и правы те, кто считает, что самое темное время суток перед рассветом. Но это всего лишь сумерки. Сумерки нейтральны. Они серое время суток. А два – три часа ночи – это темное время суток, даже в белые ночи. Забавно, когда мир предстает в отражениях сил света и тьмы. Многие живут так, многие верят в это. Он верил. Она нет. Только уж слишком часто происходили события, которые невозможно было объяснить. Всё чаще случалось так, что незримая ткань матрицы событий сплеталась невидимой рукой Силы. Силы, не имеющей цвета. И сны отражали эти невидимые в обычном мире изменения. Она снова и снова оказывалась у странной двери в ветхом доме. Иногда, как сегодня, это быликошмары, или она просто видела себя рядом с этим домом. А порой в сны врывались совершенно необъяснимые образы. И тогда ей казалось, что она видела чужие сны. Когда в своих снах она видела Макса, то просыпалась от ощущения его присутствия и сильнейшего желания его увидеть. Это были темные тревожные сны, а Макс так часто говорил ей: «Оставайся светлой!» Она всё чаще и чаще вспоминала эту фразу. «Оставайся светлой. Легко было тебе говорить. С такими сновидениями останешься, как же. Если это твоих рук дело, то не сомневайся, я до тебя доберусь. Возможно, я останусь светлой, а может, стану темной, но скорее всего в тот момент я предпочту быть серой. Не знаю, что сделаю, но сделаю. Будь уверен», – обратилась Вероника к Максу, смотря в темное окно кухни. Она выпила воды и отправилась спать. Она спала почти без сновидений. Лишь ближе к утру она снова видела пустыню с мягким белым песком, весело поющим песни ветра, пустыни и вечности.

Утро началось вполне типично. Будильник. Попытка поспать ещё пять минут, переведя будильник, чтобы не проспать. Душ. Затем долгий завтрак с чтением газеты и просмотром телевизора, и вперед – к трудовым развлечениям. После двух чашек кофе, чудесного прогноза погоды, представленного каким-то забавным мужичком на канале «Сто», Вероника почувствовала себя полностью проснувшейся. Оставалось лишь закончить с выбором одежды и более-менее привести в порядок содержимое сумки и всё, можно будет отправляться на работу. Большое зеркало явило ей отражение женщины лет тридцати с правильными чертами лица, темно-карими глазами миндалевидной формы и темными слегка вьющимися волосами. Вероника была несколько склонна к полноте, но благодаря страданиям в спортзале она обладала вполне приличной фигурой. И, по мнению окружающих её мужчин, да и женщин тоже, она была обладательницей шикарной задницы, что затмевало небольшие недостатки фигуры. Долгие размышления на тему «что бы надеть» привели к простому выбору: джинсы и рубашка, благо её руководство не сильно напрягалось на тему, что следовало носить на работе сотрудникам. А джинсы, как известно, самая что ни на есть удобная одежда. Тратить время на макияж Вероника не стала. Обладательница редкого сочетания очень светлой кожи, темных вьющихся волос, карих глаз и темных ресниц и бровей, она и так была яркой. Так что излишне портить красоту косметикой не решалась. Убедившись, что она выглядит привлекательно и одновременно строго, повинуясь привычке, собрала длинные волосы в хвост. Её подружки всё время говорили ей, что хвост это совсем не стильно, что это как-то по-бабски, но Веронике так было удобно. Иногда вместо хвоста она собирала волосы в некое подобие причёски, пользуясь для этого длинными японскими шпильками. И уже совсем редко ходила с распущенными волосами, хотя это ей шло. Ловко распихав в небольшой, но очень удобной, сумке всё по нужным отделениям, прихватив телефон, папку с бумагами и ключи, Вероника покинула квартиру.

Настроение этим утром, несмотря на странные неприятные сны, было великолепным. День обещал быть интересным, и что-то подсказывало Веронике, что и закончится он необычно. Немного подпортило настроение то, что автобус почему-то не пришёл, а поезда в метро шли с каким-то ненормально большим для утра перерывами, но это были мелочи, и к середине дня Вероника уже забыла о них.

Жизнь Вероники Евгеньевны Фадеевой вполне можно было разделить на несколько трудно складываемых вместе частей, хотя, при желании и умении всё было вполне возможно. А Вероника Евгеньевна обладала тем и другим. День был отдан работе в медицинской академии, консультированию клиентов, научной работе, вечер заполнялся различными личными делами, и третья часть наиболее интересная и насыщенная из всех – это ночная жизнь в сновидениях. За последнее время в её жизни мало что изменялось, и поэтому наступающий апрельский день обещал быть типичным. Уединенная жизнь философствующей женщины тридцати лет не располагает к бурным развлечениям. Но, жизнь не всегда выполняет свои обещания.

Утренние чудеса плавно перетекли в более причудливые формы жизни. Для начала, откуда-то из глубины сознания возникли воспоминания. Макс. Странный мужчина из прошлого. Она увлеклась воспоминаниями. Совершенно неожиданно вспомнились какие-то встречи, беседы. Он сам. Она снова слышала его голос. Такой манящий, зовущий. Может быть, Макс не было бы таким уж привлекательным, если бы не его голос. Да, он был высок, достаточно крепок, вполне симпатичен. Черты лица были правильными, но не очень пропорциональными. Широкий лоб и большие глаза холодного серого цвета. Правда, Вероника порой сомневалась, и думала, что вот глаза у Макса были или зеленые, или синие. Сейчас было как-то трудно вспомнить, потому что она, удивляясь и одновременно пугаясь, постепенно начинала забывать его лицо. Иногда ей думалось, что если она случайно столкнется с Максом на улице, то вполне может не узнать его. Несмотря на очень приятные черты лица, крепкое и одновременно легкое телосложение, назвать Максима Александровского красавцем было бы очень сложно. Его даже трудно было назвать красивым. Он был бы обычным, таких сотни, есть мужчины намного симпатичнее и лучше. Но вот его голос. У него был очень редкий тембр и неподражаемая зовущая интонация. Особенность голоса была ещё и в лёгком акценте, выдававшем в нём приезжего. Он Звал. Красиво и опасно. Он Звал. Привлекая и отталкивая. И она всегда слышала этот Зов. Иногда в реальности, иногда в странных снах. Макс – это лишь отголосок прошлого. Когда это было? Иногда Веронике казалось, что это было в другой какой-то параллельной жизни, не в этой. Но, странным образом, эта иная жизнь, как призрак всегда находила её. Даже если она умело, по-сталкерски, путала следы, уходя от преследования.

Да Вероника предпочитала путь сталкера, вкладывая в это понятие что-то такое, что резко отличалось от классического понимания. Её подруга Ольга была уверена, что из неё может получиться хорошая сновидящая и сталкер в одном лице. Только Ольга опиралась на различные мистические бредни в стиле Кастанеды и иже с ним. А для Вероники всё это было учение деда Ивана о мистических свойствах кнута и пряника, и их применении в народном хозяйстве.

Когда Фадеева услышала это от Ольги в первый раз, что самое для нее, для Вероники подходящее занятие сновидение, то тут же сказала: «Хватит того, что и Макс сновидец. Мы с ним всегда видели одинаковые сны. Его я вижу крайне регулярно. А его книжка это сплошная чернуха, сновидения и различные вариации на тему магических практик индейцев Мексики в обработке безумного Кастанеды. Мне и без всяких там осознанных сновидений весело. И так слишком много странных снов. И сновидцев, и магов и ещё кого угодно, всем бы им осиновый кол в соответствующее отверстие, чтобы лежали смирно. Лучше, давайте как-нибудь обойдемся без этого. Мне как-то моя психика дороже». Ольга на время оставила её в покое. Да и как бы ни отмахивалась Вероника от реальности, Макс существовал. То, что происходило между ними, она не могла назвать никак, сам он называл это всего лишь иллюзией. Иллюзией нужности. Да, для него это и правда была иллюзия нужности. А для неё это стало частью жизни. Сколько раз она пыталась забыть, уничтожить все воспоминания? Сотни. Это точно. И чего она только не делала, одно только перечисление способов борьбы с прошлым заняло бы неделю, не меньше, а уж детальное объяснение и того больше, да и если бы часть из этих способов она кому-то рассказала, то этот кто-то наверняка посчитал бы её чокнутой.

Обычно она забывала о Максе, когда он исчезал. А потом, он возникал из ниоткуда, всё такой же притягательный, молодой, будто годы не меняли его, и тело подводило её, адреналин взрывал мозг. И в этот момент все благие намерения, выраженные в обещаниях самой себе никогда-никогда-никогда с ним больше не разговаривать, не встречаться и даже не отвечать на сообщения исчезали. Мозг наполнялся адреналином и почти непреодолимым влечением к холодному и безразличному по отношению к ней мужчине. Эти встречи всегда были странно-короткими, словно вырванные из книги листы, потерявшие смысл. Эти встречи были как эпилог к книге, которой не существует. Странные свидания оставляли за собой горький след неудовлетворенности, обиды, разочарования и злости на себя, на свою глупость, и готовность верить в иллюзию нужности. Эти встречи тащили за собой ужасающую, лишающую способности действовать депрессию и тяжелые тревожные сны. Мучаясь в сюрреалистических сновидениях, днём она забывала обо всём. Работа. Студенты. Клиенты. Время было забито, но каждый вечер становился в последнее время пыткой. Тишина теплых вечеров давила, убивала, лишала возможности действовать и думать. Всё чаще в голову лезли воспоминания. «Прошлое – прошло», – когда-то сказал один её знакомый. Но она знала, что прошлое всегда рядом, протянешь руку – вот оно.

Она брела от метро к дому, слушала плеер. Любимую песню Милен Фармер прервал входящий звонок. Гарнитура дело конечно удобное, но лишает возможности видеть номер входящего звонка.

– Да, я слушаю, – сказала Вероника.

– Ну, что делаешь?

– Домой иду, – ответила Фадеева. От голоса Макса мозг вывернуло, перевернуло и вернуло на место, правда, чуть мимо. – А что?

В секунды и даже быстрее в сознании возникли обрывки фраз, сказанных ей Максом когда-то давно и её ответы, ставшие чем-то вроде невысказанных мыслей: «Оставайся светлой. Оставайся светлой? Ты думаешь, это так просто? Ты опять проверяешь прочность иллюзии нужности? Или тебе снова что-то нужно? Да и что тебе может быть нужно? Что тебе вообще от меня нужно? А мне от тебя? Нужно ли мне? Почему бы тебе не оставить меня в покое?»

– Я посмотрел во сколько фильм. Есть сеанс после девяти. Пойдем?

При всем желании ему отказать, Вероника не смогла. Вместо того чтобы заявить, что у неё вечер занят, что он может позвонить ей позже, ответила:

– Давай. Во сколько? – спросила Вероника и подумала: «Я не знаю, почему не могу забыть то, что было когда-то и теперь уже не важно».

– Так, я заеду в «Кронверк», посмотрю, что там и как с билетами и снова тебе перезвоню. Хорошо?

– Отлично.

– Окэ. До вечера.

Макс первым повесил трубку.

Вероника, не веря тому, что только что согласилась с ним встретиться, подумала: «И если у меня будут силы, я буду светлой. Даже этих сил не будет, то тогда я всё равно останусьтакой, какой я могу быть».

Разговор был закончен, теперь пришлось достать телефон, снова запустить плеер. Обращаясь или к себе или к Максу, Вероника сказала: «Опять! Я же просила, хватит. Никаких звонков. Почему всегда происходит одно и то же? Кому это всё нужно? Хотя, мы же и, правда, вчера договорились. Я забыла. Или захотела забыть?» Песни уже не радовали, хотелось, чтобы день скорее закончился и наступил вечер. Вероника не могла бы назвать свое состояние восторгом, а вот называть его состоянием близким к потере сознания – могла.

Вспомнилось, как однажды они с Максом встретились совершенно случайно в центре города, и он предложил её подвезти до дома. Это было летом, кажется пару лет назад. Да, кажется, так. Было солнечно и тепло, но горизонт уже затягивала темная туча. Тогда Вероника попыталась поторопить приближающуюся грозу. Честно говоря, она не думала, что действительно может это сделать. Тучи стали темнее, а ветер усилился. И, скорее всего, это было лишь стечение обстоятельств. Но вот тогда он и произнес эту странную фразу: «Оставайся светлой». Тогда она не поняла её. Не увидела в ней магического смысла. Вероника была слишком легкомысленна, любые идеи о магии ей казались абсурдными. Она считала все эти странные мысли о магии и всём таком прочем признаками безумия, хотя, ей нравилась сама идея о возможности влиять на события или хотя бы на природные явления. И Вероника думала, что она действительно может оказывать влияние на события, ей думалось, что она может знать будущее. А может быть, так оно и было. В жизни бывает всякое, и чудеса вполне возможны. Это воспоминание уступило место другому, более свежему. В голове стали крутиться обрывки последнего разговора с Ольгой.

– А он точно нежить, сто процентов, – уверяла её Ольга. – Я точно тебе говорю. Я видела его. Слушала его песни. Чистый Зов. Музыка – это очень древнее и сильное оружие. Она и правда может быть Зовом. Она может вести за собой, она может оживлять, но она может и убивать. Это очень древнее искусство, а высшие существа обычно знают толк в красивом и изящном оружии. Просто многие, особенно вампиры, сейчас так слабы, что не могут овладеть этим древним искусством. Так, соискатели в мире магии. Пустышки.

Ольга смотрела на неё очень внимательно, и от её взгляда Веронике становилось как-то не по себе. Ольга Котова была высокой худой брюнеткой. Чаще всего Ольга носила брюки, или же длинные юбки. Но что бы Ольга ни надевала, её стиль можно было назвать «готичным», ныне модным и очень распространенным среди молодежи. Иногда Вероника думала, что раньше она и сама так одевалась, но никто не называл тогда этот стиль «готичным». Теперь всё было иначе. Ольга чем-то напоминала Веронике её, только моложе, рассудительнее и мрачнее. И ещё в Ольге было что-то очень неуловимо-странное, чем-то она напоминала Фадеевой Макса. Чем? Холодностью и странным взглядом. Или каким-то почти неуловимым проблеском зла?

– Может быть, ты же знаешь, я почти не верю во всё это. Магия? Есть ли она? Ольга, вот скажи, что такое магия? Все только о ней говорят, пишут длинные пространные книжки и что? Где она? Покажи? – требовала Вероника, хотя сомневалась, что хочет что-то увидеть, так как, несмотря на все свои сомнения, какой-то частью бессознательного разума Фадеева верила Ольге.

– Ну, это как посмотреть на этот вопрос, – вздохнула подруга-упырша. – Может быть, и есть. Всё зависит от того, как ты смотришь на этот мир. Может быть, и нет. И все мы просто чокнутые. Всё может быть. Когда я сама стала вампиром, я поняла, что магия – это просто.

Какое-то время Котова помолчала, словно собираясь с мыслями, чтобы объяснить как-то более понятно. Вероника подумала, что её подруга, просто не знает, как ей ещё объяснить такие простые истины. То, что она слышала от Ольги, было ей давно знакомо, но почему-то Фадеева продолжала играть роль человека не только глубоко сомневающегося, но и ко всему прочему, не желающего иметь что-либо общее с любыми проявлениями мистического и непознаваемого. Наконец-то Ольга решилась продолжить.

– Понимаешь, Ника, магия – это другой способ видения этого мира. Или миров, как хочешь, – пожала плечами Ольга. – Понимаешь, магия она во всём, что нас окружает, она в нас, она в нашем мире, в нашем искусстве и любых наших действиях. Особенно много магии в стихах и музыке. Я могу сказать, что любой талантливый музыкант, поэт или писатель, да и художник тоже, всегда в состоянии изменить реальный мир, переписать его, внести что-то своё и повлиять на события. Многие из творцов не задумываются о магии, они не маги, они обычные люди, хотя, конечно, попадаются разные, как например, твой Макс. Он маг – вампир, как и я.

Рассуждая подобным образом, Ольга как-то странно смотрела на Веронику. В этот момент Вероника почти верила в её слова. А что? Ольга всегда спокойна, так будто её не интересует обычная жизнь. Она не любит солнечный свет, но и не скрывается от него. Удивительно, но вопреки легендам о вампирах Ольга любила и вкусно поесть, и даже выпить. Когда же Вероника спросила её об этом, то в ответ Ольга лишь хмыкнула и сообщила, что все фантазии, байки, легенды, мифы и прочее про вампиров (она никогда не говорила «упырей», тогда как Вероника не могла называть нежить иначе) – это чушь, выдумки, частенько самих же вампиров, чтобы надежнее оказать влияние на слабеньких людишек. Но всё это, хотя и противоречило сказкам об упырях и их наклонностях, как-то гармонично сочеталось с ощущением небезопасности, которое возникало у Вероники всякий раз, когда она общалась с Ольгой. Высокая, худая Ольга всегда выглядела несколько более бледной, чем обычные люди. И ещё это ощущение – странного холода. Не телесного, а внутреннего. Такогоже, как и у Макса. Хотя, как помнила Вероника, может быть, Макс и отличался эмоциональной холодностью, но вот уж тело-то у него было теплое. Ей очень нравилось находиться рядом с ним, но в то же самое время, почему-то одновременно с этим чувством покоя и удовольствия обычно накатывал жуткий страх и приступы дурноты.

– Может быть, может быть… – Мне, как психиатру, очень сложно. Ты же понимаешь. Для меня все эти темы – это безумие. Сто процентов и немного ещё. Типичное сумасшествие. Классическое. Обычные бредовые идеи. Эндогенные и экзогенные психозы. Не больше. Как мне во всё это поверить? Вот ты говоришь, что я сталкер. Макс меня тоже частенько называл сталкером. Хотя какой я, к ангелам, сталкер? Для меня сталкер – это персонаж «Пикника на обочине», а в жизни – это тот, кто в состоянии не убиться раньше возможного срока, избегая явных и скрытых ловушек. Простых бытовых ловушек, а не каких-то магических. Ты же знаешь, что в магии я не смыслю, для меня это лес. А сама я в дерево во всех этих магических делах. Хорошее такое дерево друидов – дуб.

Ольга усмехнулась:

– Вот, вот. Ты, точно, – дерево в магическом лесу, только почему-то всё время отрицаешь это. Ладно, хочешь – верь, хочешь – нет. Твое личное дело, но я точно знаю, о чем я говорю. Может быть, и ошибаюсь, но лишь чуть-чуть.

Обрывки разговора, словно маленькие острые иглы, вонзались в сознание, и Вероника сомневалась всё больше и больше. Вероника всегда интересовалась магическими штуками, но всегда лишь как чем-то вроде интеллектуального острого десерта. Конечно, она почитывала разные там книжки, в том числе и столь любимого Максом Кастанеду. Иногда Веронике думалось, что она знает об учении индейцев намного больше, чем Макс, но что он чаще практиковался, особенно с растениями силы, она и не сомневалась. А практика – сильная вещь, в отличие от теории. Для Вероники все это было чем-то вроде баловства. По-настоящему она не верила в сказки, но очень их любила. Разговор этот она наполовину пропустила мимо ушей, отмахнувшись от идей Ольги, но информация была получена, и она ждала своего часа, чтобы в нужный момент, словно чёртик из коробочки выскочить из глубин памяти на поверхность сознания. Ольга вообще очень умело втягивала Веронику в ритуальный круг собственного безумия, и, несмотря на рационализм и страх перед неизвестным, Вероника послушно приближалась к границе разумности.

Ольга всегда поражала Веронику. Она была моложе Вероники, но вела себя намного серьезнее. Познакомились они на ирландской вечеринке в одном из пабов города. Ольга Котова – она представилась так. Может быть, настоящее имя её явно было другим, но Вероника этого не знала, да и не особо стремилась узнать. Фадеева вообще редко задавала людям вопросы. К чему задавать вопросы, если при желании вам могут солгать, выдавая ложь за правду. Обычно Фадеева предпочитала, чтобы люди сами рассказывали о себе, не мешая им говорить то, что они считали нужным. Ольга открывала для неё двери в непривычный странный мир, полный загадок, противоречий и ирреальности. Иногда Вероника даже подумывала, что её подруга не совсем в себе. Или совсем не в себе. Впрочем, какая разница? Никакой. Разве может нормальный человек утверждать, что он вампир? «Вампиров не существует», – говорила себе Вероника. И обычно это её озадачивало ещё больше. «Кажется», – добавляла через некоторое время. Когда Ольга заявила, что она – вампир, то Вероника немного озадачилась. Но приняла заявление без критики. Вероника не верила в магию и всё что с ней связано, что не мешало ей постоянно читать книги эзотерического толка, фэнтези и мистику, с очень простой целью – найти ответ на очень простой вопрос: «Существует ли магия или нет?» Многие её друзья и подруги пытались найти ответ на этот мучительный вопрос, но пока никто так простого и внятного ответа не нашел. Были, конечно, среди её знакомых и друзей и те, кто никоим образом не сомневался в существовании всего сверхъестественного, но для Вероники это всегда граничило с классификацией психических расстройств и с группой F-20-29 в общем, если по научному, а по-народному с шизофренией, в частности. Материалистическое образование давало себя знать, как только она сталкивалась с чем-то выходящим за рамки привычного опыта обычного человека, среднего ума и способностей. Впрочем, Ольга была студенткой психологического факультета и пока была вполне адекватной.