Текст книги "Королева Жанна. Книги 1-3"

Автор книги: Нид Олов

Interludia [126]126
  Интерлюдия – вставной номер, здесь – глава или отдельная новелла, не имеющая прямой связи с сюжетом.


[Закрыть]

Неизданное стихотворение Ланьеля

 
Сверкая сталью боевой,
В эмблемах и гербах старинных,
Они во храм вошли толпой.
Рыча, как выводок звериный.
На виноватых иль невинных
Они затеяли поход —
Не нам выискивать причины
Господь на небе – разберет!
В ком голубая кровь течет,
Тот прав, как Библии страница,
Кто смеет в этом усомниться —
Пускай себя побережет.
Мы говорим: когда стремится
Из ножен рыцарский клинок —
За дело правое сразиться
Пришел неотвратимый срок.
Благослови нас, кардинал,
Своим честным крестом!
Наш вызов миру прозвучал,
Как страшный судный гром!
 
 
Пускай нас малое число,
Зато мы все – головорезы,
Ведь это наше ремесло —
В живую плоть вонзать железо.
Бенедиктина и шартреза
Нам слаще вражеская кровь,
Пусть хоть вовнутрь земли залезут —
Мы там убьем их вновь и вновь!
Нас движет к кесарю любовь
И к Богу, кто над всеми нами,
Когда взовьется наше знамя —
Тогда никто не прекословь!
Славны не стройными рядами,
А крепостью сердец стальных,
Девиз наш – сила, смерть и пламя!
Воззри на воинов своих!
Пред нашим натиском лихим
Пускай дрожит земля!
Любое зверство совершим
Во имя короля!
 
 
Я по призванию – палач,
Жестокий гений умерщвленья,
Мне вопли вдов и детский плач
Милей, чем музыка и пенье.
Не знаю слаще упоенья,
Я и в загробные мученья
Ввергал бы жертву, если б мог.
Я всех врагов давил, как блох,
И этим щит свой воспрославил,
Коль я в живых кого оставил —
Нечаянно, помилуй Бог!
Моя рука не знает правил —
Колоть, рубить, душить, стрелять. —
Да я б и Дьявола заставил
Мои ботфорты целовать!
Пусть крики рвутся в высоту!
Да здравствует резня!
Я верен нашему кресту!
Благослови меня!
 
 
Я – князь насильственной любви,
Большой ходок по женской части.
Когда мужья лежат в крови,
Все жены – у меня во власти,
Нет, я не принесу вам счастья,
Нагие спутницы побед,
Ни благородства, ни участья
Не ждите – их на свете нет.
Разденьтесь, кто еще одет,
И пусть девицы встанут раком.
До матушек я также лаком —
Не шестьдесят бы только лет!
Я всех помечу адским знаком —
Купчих, мещанок, важных дам.
А после – повенчаю с мраком
И в когти чертовы отдам.
У еретичек вопль и вой
От этакой любви!
Когда ты вправду Бог живой —
Меня благослови!
 
 
А я – добытчик, то есть вор.
Названье – это дело вкуса.
Покуда вострится топор —
Снимайте кольца, брошки, бусы!
Труп храбреца, равно и труса
Я обобрать готов всегда,
Смердят они довольно гнусно,
Но это, право, не беда.
Коль в камне чистая вода,
Я это вижу без прибора,
За мой товар в любую пору
Попью я крови у жида.
Какому площадному вору
Сия задача по плечу?
Я золото от мельхиора
Во тьме, на ощупь отличу!
Благослови же и меня,
Господь иль ты, прелат, —
В твой храм, вернувшись из огня,
Я дам богатый вклад!
 
 
Свиноподобный кардинал.
Шурша шелками рясы алой,
Благословенья раздавал,
Предвидя свой барыш немалый,
Все стадо ко Христу взывало
Имея в мыслях зло одно, —
И дрожь страданья пробежала
По телу, мертвому давно
За что же горькое вино
Суда, позора, муки крестной,
Духовной пытки и телесной,
Мне выпить было суждено?
Все то осталось неизвестно,
И стона не слыхал никто:
В соборе было шумно, тесно
От копий, шлемов и щитов.
Мы жаждем славы, и казны,
И гибели врагам!
Победу, сладкий плод войны,
Даруй, о Боже, нам!
 

Это стихотворение называется «Ballata militara» [127]127
  Военная песнь (баллада) (ит.).


[Закрыть]. Когда в прошлом году в лавке Адама Келекела появился томик Ланьеля с грифом «Оттиснуто соизволением Ее Величества Иоанны» – этой баллады там не было. Ее Величество Иоанна нашла стихи грубыми и даже неприличными.

Глава XXXVI
НАСЛЕДСТВО

Motto: Не имея возможности достичь высокого положения, давайте очерним его.

Мишель Монтень

Принца Отенского больше не было, но княжество Отен осталось. И надо было решить дело с наследством покойного, который, мало думая о собственной смерти не оставил никакого завещания.

Сиятельный принц не успел жениться, и поэтому никаких прямых наследников у него не было. Зато, как обычно бывает, обнаружилось множество косвенных наследников, дальних родственников его отца, о которых Карл Вильбуа при жизни даже представления не имел Это были какие-то троюродные и четвероюродные дядья и тетки, живущие на положении его вассалов в Отене, – люди, прочно стоящие обеими ногами на земле, ибо они не заносились в высоких мечтах, а плодили детей. Однако сейчас некоторым из них ударила в нос возможность легко и без усилий стать вельможами и пэрами Виргинии. Начав с возмущения тем, что их не пригласили на похороны принца (на что они, впрочем, не имели ни малейших оснований), эти господа сочинили с помощью местных юристов пространные бумаги и самолично повезли их в Толет, чтобы подать непременно в руки самой королеве.

Разумеется, к королеве их и близко не пустили. К тому же и дело было совершенно ясное: при отсутствии прямых наследников – а их не было – провинция переходила под королевскую марку. Это был древнейший закон Виргинии. Гроненальдо через три дня после похорон Вильбуа послал в Эй специальную комиссию, снабженную всеми полномочиями для исполнения этого закона. Требовался, правда, официальный указ за подписью Ее Величества, но Гроненальдо рискнул пренебречь этим до времени, пока Жанна не придет в себя.

Получив отпор в канцелярии государственного секретаря, «наследники» наудачу толкнулись к первому министру двора. Лианкар, против ожиданий, принял их довольно скоро. Они ввалились к нему всей толпой. Их было четверо: трое мужчин и одна дама; но при каждом из просителей был еще старший сын – наследник, надежда фамилии, будущий принц Отенский, – так что всего набралось восемь душ. Родители, как на подбор, грузные, обрюзгшие, малоподвижные, казались еще более неуклюжими от наверченных на них старомодных выходных нарядов. Дети были, вне всякого сомнения, не подставные, а подлинные дети своих родителей – атлетического вида недоросли, с маленькими головками на бычьих торсах, с напомаженными кудерьками, напущенными на лобики: молодежь, как ей положено, была чутка к новизне и знала, что короткие прически вышли из моды.

«Ну и монстры, – подумал сиятельный герцог Марвы, разглядывая общество, выделывавшее пародию на придворный поклон. – Жаль, что нельзя показать их королеве; в другое время они позабавили бы ее…»

Тем не менее, как подобает дворянину перед благородными дворянами, он встал и, выйдя из-за своего стола, учтиво ответил на их поклон.

– Прошу вас сесть, господа.

Возвращаясь к своему креслу, герцог Марвы мельком посмотрел в окно. Был крепенький солнечный денек, четвертое декабря. Все обстояло превосходно, просто как нельзя лучше. Лианкар был премило настроен и расположен слегка подурачиться.

– Итак, господа, – начал он, – суть ваших претензий мне известна, хотя бумаг ваших я не читал, ибо вы желаете представить их исключительно Ее Величеству. Но скажите мне: какими основаниями располагаете вы для реализации ваших претензий?

Он нарочно употреблял витиеватые, ученые обороты и с удовольствием наблюдал, как непривычная и непосильная работа мысли отражается на физиономиях этих мужланов. Они явно не понимали его, но переспрашивать опасались.

Дама неожиданно оказалась бойчее мужчин:

– Ваше превосходительство…

– Меня следует называть ваше сиятельство, – поправил герцог Марвы, – превосходительством титулуют военных.

– Ну хорошо, – запросто согласилась дама и продолжала, как если бы ее не перебивали, – я всего лишь родственница принца Вильбуа, старого принца, моя родная сестра была замужем за его двоюродным братом, но у меня, видите ли, пятеро детей, вот это мой первенец. – Она ткнула в бок одного из верзил и прошипела: «Да поклонись же, олух!» Молодой человек встал и поклонился. – Муж мой, кавалер ди Пленк, умер в прошлом году. Я думаю, что у меня, как у бедной вдовы, больше прав…

– Э, да у вас и родство даже не кровное! – завопил ее сосед, апоплексический мужчина в зеленом камзоле с розовыми бантиками. – Эка невидаль – пятеро детей! У меня у самого их шестеро! Прежде всего степень родства…

Прочие тоже ввязались в перепалку, забыв о том, что они находятся в присутствии высокого вельможи. Лианкар полюбовался ими некоторое время, затем постучал перстнем по подсвечнику.

– Во-первых, – сладким тоном произнес он, – перебивать даму крайне неучтиво. Так поступают варвары и антропофаги (почему это словцо подвернулось ему на язык, он не знал, но с удовольствием преподнес его слушателям)… во-вторых, надлежит высказываться по очереди, и в-третьих, – он поднял палец, – спрашивать буду я, а вы – только отвечать.

Он осмотрел притихшее общество и задал первый вопрос:

– Что сделали вы для того, чтобы заслужить столь высокую и лестную честь, как притязание на корону принцев Отена?

Претенденты тупо молчали.

– Как, ничего? – изумился сиятельный герцог. – Вы служили королю Карлу? Принимали участие в его походах? Нет? Ну так вы, должно быть, послали своих сыновей в Рыцарскую коллегию, чтобы там воспитали из них верных королевских слуг? Тоже нет? Впрочем, это и видно по молодым людям… Ну а в Толете вы бывали до этой оказии?

Общество помалкивало, но на всех лицах ясно читался встречный вопрос: «А зачем?» Герцог Марвы развалился в кресле и закинул ногу за ногу.

– Сиятельный принц Отена Карл Вильбуа… кстати, вы когда-нибудь видели его?.. Тоже нет?! Вот вы, молодой человек, что вы хотите сказать?

Один из недорослей встал, сделал поклон и заявил:

– Я его видел один раз, он проезжал через нашу деревню Мне моя нянька сказала тогда: «Вот едет наш сеньор»

– Прекрасно, – сказал Лианкар. – Погодите, не садитесь, юноша… Так вот, Карл Вильбуа был государственным секретарем у королевы, ибо эта должность принадлежит принцам Отена по праву и закону Ежели вы, молодой человек, станете наследником Отена, то должны будете занять и его место. Готовы ли вы к этому?

– Н-не знаю… – промямлил недоросль.

– А вы? – обратился Лианкар к остальным молодым людям.

Те молча встали столбами. Они тоже не знали. Лианкар сказал:

– Должность государственного секретаря предполагает у претендента на нее наличие больших знаний, но кроме того, она сопряжена с опасностью для жизни… Ведь принц Отена убит…

Претенденты застыли без движения, боясь дохнуть.

– Ну же? Кто, из вас готов принять корону принца Отена и должность государственного секретаря? – веселясь, спрашивал герцог Марвы. – Как, никто? На что же вы рассчитывали, когда тратились на составление ваших прошений, а потом на поездку в Толет?

Обществу уже хотелось уйти. Лианкар наконец сжалился над ними:

– Подите и подумайте, господа. Я даю вам время взять свои претензии назад или же… согласиться на всю опасность, сопряженную с высокой честью носить корону и титул принца Отена.

…Он все еще посмеивался про себя, когда доложили о сиятельном принце Каршандара. Лианкар, лучась улыбкой, вышел ему навстречу.

– Вы, вероятно, приехали по поводу этих болванов наследников, ваше сиятельство? Я думаю, мы можем быть спокойны: я отвадил их раз и навсегда…

– Спасибо, герцог, это важная услуга, – сказал государственный секретарь. – Наследники – Бог с ними… Нет ли у вас вестей из Генуи?

– Увы, ваше сиятельство, – затуманился Лианкар, – просто ума не приложу, чем объяснить столь странное молчание маркиза де Плеазант…

– Викремасинг прибывает на днях, – сообщил Гроненальдо. – Необходимо созывать Совет…

– У вас есть приказ Ее Величества? Меня, к сожалению, она не допускает к себе. Я как опальный…

– Не только вы, синьор, – прервал Гроненальдо, – я также не видел королевы со дня похорон…

– Что вы говорите! – искренне изумился Лианкар.

– Я сношусь с Ее Величеством через синьору де Коссе, – сказал Гроненальдо. – К ней пускают только женщин. Из мужчин один Кайзерини имеет к ней доступ.

– Вот как! Что же они говорят, по крайней мере?

– Королева плачет, – сказал Гроненальдо.

Седьмого декабря маршал Викремасинг прибыл в Толет. Как только его личный штандарт взвился на башне замка Герен, его постоянной толетской резиденции – он послал в Аскалер за приказаниями. Гроненальдо и Лианкар распорядились назавтра созвать Военную комиссию Совета вельмож.

Королева не показывалась. Приходилось решать без нее.

Ровно в восемь часов утра Викремасинг вступил в Рыцарский зал Мириона. Его приветствовали стоя. Здесь были уже все вассалы и верные слуги Ее Величества, собравшиеся в грозный час на ее защиту: Альтисора, Уэрта, Рифольяр, Крион, де Милье, герцог Правон и Олсан, сеньоры помельче, были генералы и высшие офицеры – служилое дворянство, не имевшее за душой ничего, кроме заслуг.

Викремасинг ответил на приветствия маршальским жезлом и прошел на свое место. Гроненальдо открыл совещание:

– Господа сеньоры и чины! Покой Виргинии в опасности. Шайка предателей, во главе с герцогом Кайфолии и принцем Кейлембара, навязывает Ее Величеству открытую войну. Путем обмана и разбоя ими захвачен город Дилион, где они собирают армию. Неопределенно положение и в нашей итальянской провинции: из Генуи уже несколько недель не поступает никаких известий. Предлагаю вначале рассмотреть сведения о наших наличных силах.

Наличных сил оказалось мало, как и следовало ожидать. Практически Толет располагал на сегодня только лейб-гвардией, да и то не в полном составе: черные мушкетеры ди Архата находились в Польше, а два полка телогреев Арведа Горна – в Генуе. В Толете были белые мушкетеры де Милье и три гвардейских батальона – синий, красный и белый, и это было все. Полк телогреев под командой капитана Гагальяна был в Трале-оде. Главная боевая сила, армия Викремасинга, еще пересекала форсированным маршем Богемию и Польшу, и ждать ее надо было не ранее Рождества.

Воцарилось тягостное молчание. Лианкар первым подал голос:

– Надо полагать, что и силы мятежников сейчас тоже не весьма велики, но и нам не взять Дилиона с нашими сегодняшними силами, это совершенно ясно.

– Кто еще? – спросил Гроненальдо. – Вы, граф Вимори?

Уэрта, уже давно вертевшийся на месте, вскочил:

– Я согласен с герцогом Марвы. Затем – если я могу положиться на качества моих батальонов, стоящих здесь, то я сомневаюсь в качествах батальонов, стоящих в Ахтосе. Их могли соблазнить мятежники…

– Разумеется, – сказал Альтисора, – сомнения графа Вимори кажутся мне справедливыми. Равным образом и на полки телогреев, что стоят на острове Ре, могли воздействовать проповедники епископа Понтомского…

Еще несколько человек высказались в том же духе: кому можно доверять, кому нельзя. Настроение падало. Все взоры наконец обратились на маршала. Викремасинг посопел в усы.

– Все это лишнее, – заявил он. – Нужно доверять. Не бояться тени. Речь не об этом. Мы варим суп для врага. Этот суп надо посолить погуще, а соли мало. Вот о чем надо думать сейчас. Первое – набор в армию. Второе – назначить суммы сеньорам для военной кассы. То же – купцам и банкирам. Третье – пушки, порох и вообще оружие. Арсеналы.

Он оглядел собрание, фыркнул и продолжал:

– Четвертое – услуги наших вассалов. Польские, богемские и венгерские дворяне охотно постоят за королеву, Доверять им можно, это я вам говорю. Многих знаю лично. Пятое – еда и девки для армии. Особенно важно. Воюем у себя дома. Грабить и насиловать нельзя. Ganz unmoglich [128]128
  Совершенно невозможно (нем.).


[Закрыть]. У меня все, господа.

Встречая Эльвиру, Гроненальдо знал заранее, что она спросит его, нет ли вестей из Генуи, а он ее – как здоровье Ее Величества. Это напоминало уже какой-то тягостный ритуал. Поэтому сегодня Гроненальдо уже издали покачал головой, а Эльвира, подойдя поближе, произнесла всего одно слово:

– Беспросветно.

Он и так знал об этом. Синьора Гроненальдо, которая проводила у королевы целые дни, достаточно подробно рассказывала обо всем. Ее ближние женщины – члены ордена Воителей Истины – прилагали героические усилия, чтобы отвлечь мысли Жанны от страшной потери. Беда была в том, что потерь было две: одна – известная, уже свершившаяся, и с ней надо было сжиться; но вторая была неизвестная, предполагаемая – она была куда страшнее. Дамы тщательно очертили для себя круг запретных тем и даже слов, которые никоим образом нельзя было произносить при королеве. Нельзя было говорить о диспуте, о любви, об обществе пантагрюэлистов, да и сама книга мэтра Назье была под запретом – все это могло напомнить об Алеандро; нельзя было говорить об Италии, о государственном секретаре, о нимфах, об одежде оливкового цвета – все это могло напомнить о Вильбуа. В сущности, ни о чем нельзя было говорить – все могло напомнить королеве о Вильбуа или об Алеандро. Узнав от Гроненальдо про наследников, дамы взволновались еще пуще и на всякий случай исключили из своего лексикона слово «наследник». И все-таки, несмотря на эти оковы, дамы мужественно пытались читать вслух, скрупулезно выбирая «безопасные» новеллы из «Гептамерона» [129]129
  «Гептамерон»(«Семидневник») – сборник новелл, автором которых была Маргарита Наваррская (1492–1549), сестра короля Франциска I. Книга вышла в свет в 1559 г.


[Закрыть], пытались музицировать или даже разыгрывать фарсы, в которых особенно хороша была Анхела на ролях плутов и кокеток. Все было напрасно. Жанна как будто бы и слушала, и принимала участие в разговоре, и даже улыбалась, но затем – раньше или позже – она внезапно принималась плакать. Никак нельзя было угадать, что именно вызывает ее слезы. Плакала она тихо, молча, но так беспросветно, что дамы и девицы приходили в отчаяние. Утешить ее могла одна герцогиня Альтисора, которая обнимала Жанну, гладила ее по голове и говорила с ней, как с маленькой девочкой: графине было тридцать пять лет, и она годилась Жанне в матери. Иногда не действовало и это. Тогда призывали Кайзерини; он появлялся с уже готовой микстурой, деловито и сухо говорил по-итальянски: «Мадонна, выпейте вот это», – Жанна подчинялась ему беспрекословно и засыпала.

– Все в порядке вещей, – говорил он Эльвире. – Мадонна должна как можно больше спать, а плакать она скоро перестанет.

Эльвире было труднее всех – она была ближе всех к Жанне. Каждый раз она со страхом ждала ночи. Даже усыпленная с помощью искусства Кайзерини, Жанна почти каждую ночь явственно произносила одну и ту же фразу: «Зачем я послала его на смерть?» Она говорила это как-то даже вдумчиво, с ужасающим спокойствием, не просыпаясь при этом ни на секунду. Эльвиру мороз подирал по коже при одном воспоминании. Она осаждала Гроненальдо: ну неужели он, самый могущественный человек вВиргинии после королевы, неужели он ничего не может узнать, что происходит наконец в этой проклятой Генуе? Его курьеры пропадали, как камни, брошенные в воду. Он послал их уже не менее двадцати – и ничего. Все сроки их возвращения проходили, а они не возвращались. Его самого бесило собственное бессилие.

Девятнадцатого ноября оттуда прискакал Анчеп – один из мушкетеров, посланных вместе с маркизом де Плеазант. При нем не было ни письма, ни записки; он передал на словах: «Дело сделано, Респиги арестован», – и тут же упал от смертельной усталости. После этого не было ничего. Как ни старался Гроненальдо – Генуя молчала, точно мертвая.

Он мог бы послать туда армию – просто завернуть с полпути ту же армию Викремасинга; но он не делал этой глупости: возможно, именно этого от него кое-кто мог ждать. Да и армия не принесла бы ему желанных вестей раньше, чем через месяц, – и то в лучшем случае. А ему нужны были вести – хотя бы какие-нибудь – сегодня, сейчас.

Его великолепный сангвинический темперамент начал давать заметные трещины. Он готов был понять королеву, но и она, казалось бы, должна была понять его. Да, он первый, но все-таки он не король! А она не может, видите ли, без вестей из Генуи. Временами его охватывало желание самому скакать в эту «проклятую Геную».

Сегодня он был настроен решительно и резко и не желал этого скрывать.

– Синьора де Коссе, – сказал он Эльвире с первых же слов, – быть может, вы все-таки позволите мне побеседовать с Ее Величеством? Время сурово, и дела не терпят оттяжки. В конце концов, за все решения я отвечаю сам. Но мне нужна подпись королевы, только подпись, без этого росчерка ни один указ не имеет юридической силы…

– Да, я понимаю вас, милый принц, – ответила Эльвира, глядя в его осунувшееся лицо. – Сколько подписей вам нужно сейчас?

– Уф! – с облегчением вздохнул принц. – Не менее пяти на первый случай. Минуту… рекрутский набор, сеньориальная кассовая роспись… купеческая роспись… указ по арсеналам… указ комиссару Палвантского дистрикта… мм… остальные могут подождать.

– Где подлинники? – спросила Эльвира.

– Со мной, конечно. – Гроненальдо отошел к дверям, щелкнул пальцами; в дверь немедленно просунулись две руки, держащие несколько пергаментных свитков. – Вот все, что требует подписи… кроме этого. – Он отобрал один свиток.

– Хорошо, синьор, – сказала Эльвира, – я попытаюсь. Обождите меня здесь.

Эльвира ушла, волоча пергаменты. Гроненальдо присел на банкетку и промокнул вспотевший лоб.

Он смотрел на инкрустированную дверь королевского кабинета и думал, что королевы сейчас нет за этой дверью. Он знал, что все последние недели она проводит время во внутренних покоях. Кругом стояла тишина. Вдруг ему отчетливо послышался знакомый голос за инкрустированной дверью: «Придержи тут, пожалуйста». Он встрепенулся, но все снова было тихо.

Вскоре из кабинета вышла Эльвира с пергаментами.

– Вот, принц.

– Благодарю вас, синьора, благодарю! Вы просто ангел! Разрешите поцеловать ваши руки.

Эльвира разрешила.

– Ее Величество, – сказала она, – сегодня впервые с того самого дня, десятого ноября, вышла в свой кабинет… Вы знаете, принц, может быть, нам с вами следовало сделать это уже давно.

Подписанные указы как бы вернули Жанну в мир. Нельзя было сидеть и лелеять свое горе, снимая с него пылинки. Перед ней стоял смертельный враг, которого можно было только убить, а не прогнать – он пришел бы снова и снова. Надо было быть королевой. Заключить свое личное горе в середину сердца и страдать молча, если уж нельзя не страдать. Опасность угрожала Виргинии, делу и наследию ее предков. Надо было быть королевой, достойной наследницей. Надо было найти опору в этом, тем более что ни в чем другом опоры не было.

Утром десятого декабря она велела вызвать Кайзерини и потребовала у него укрепляющего питья. Врач немедленно развернул аптечный ларец, который всегда был при нем, и уверенными движениями смешал несколько жидкостей в золотом бокале.

– Извольте, мадонна, – сказал он, протягивая ей бокал на подносе, – это возвысит ваш дух и не даст вам плакать.

Жидкость была приятная, кисловатая. Жанна выпила все. Когда она вышла, Кайзерини вполголоса сказал Эльвире:

– Это были абсолютно нейтральные ингредиенты – свежие фруктовые соки и медовый сироп. Но питье, безусловно, поможет. Мадонна не будет плакать, потому что она больше не хочет плакать.

В этот день Жанна приняла Гроненальдо, выслушала его доклад, затем она приняла Ренара и Викремасинга, который изложил ей повестку завтрашнего заседания Военной комиссии. (На всякий случай господам велено было не упоминать в разговоре ни об Италии, ни о принце Вильбуа.) Сиятельный герцог Марвы кипел от ярости – принимали не его, а каких-то солдафонов и вчерашних жидов, – но из гордости не напоминал о себе. Жанна все же приняла его утром одиннадцатого, перед заседанием Военной комиссии. Беседа была краткой и бессодержательной: перебрасываясь дежурными репликами, они рассматривали друг друга, настороженно и изучающе.

Жанна, собственно, не переменилась, разве что напудрена была сильнее обычного, чтобы скрыть следы слез, и выглядела ослабевшей, как после болезни. А вот Лианкар…

Собственно, и он не изменился, но это для равнодушного глаза. Жанна же никогда не относилась к нему безучастно, он всегда вызывал у нее какое-то активное чувство – неприязнь, или симпатию, презрение, или восхищение. Иной раз он бывал ей отвратителен, а иной раз она его даже уважала И каждый раз он вызывал у нее недоверие. Оно всегда незримо присутствовало между ней и им. Вот и сегодня – он был тот же и, как всегда, какой-то другой. Сегодня, пожалуй, даже совсем другой. У него были другие руки, другой голос, другая улыбка. Другие глаза. Но это только в отдельности – en bloc [130]130
  В целом, в общем (фр.).


[Закрыть]герцог Марвы был прежним герцогом Марвы, идеалом, паладином… Нет, не был он прежним. За это Жанна могла бы поручиться головой. Она могла бы также поручиться за то, что он знает что-то о Генуе, но ей не скажет.

На секунду ей показалось, что он стал ее врагом.

Так они сидели друг против друга, и у каждого, как нож за пазухой, был приготовлен вопрос для другого.

У Лианкара: «Ваше Величество, объявились наследники принца Отенского, как прикажете с ними обойтись?»

У Жанны: «Ваше сиятельство, что вам известно о Генуе?»

Но аудиенция кончилась, все светские фразы были произнесены, а ножи так и остались невынутыми.

На двадцатое декабря был назначен большой выход. На сей раз к нему были приглашены польские, богемские и венгерские дворяне, изъявившие желание служить в королевской армии. Это было сделано по настоянию Викремасинга. Лианкар, со своей стороны, посоветовал пригласить и «наследников Отена», одну молодежь, без родителей. Надо было кончать с этой дурацкой историей.

Гроненальдо согласился рискнуть. Перед началом церемонии он подошел к королеве с указом, который давно пора было подписать.

Жанна, облаченная в большой убор, стояла перед зеркалом, в короне на пышно взбитых волосах, набеленная и напудренная до того, что живой кожи совсем не было видно под слоем косметики. Ее порфира была разложена сзади на креслах. При ней были Эльвира, Анхела и камергеры.

Гроненальдо поклонился. Жанна повернула к нему голову, точно ожившая статуя, и жестом отослала камергеров. От Эльвиры и Анхелы у нее не было тайн.

– У вас срочное дело, мой принц?

– Оно могло бы и подождать, Ваше Величество, – сказал Гроненальдо, – но я думаю, что лучше подписать это сейчас.

– Что это?

– Указ об отенском наследстве, – произнес принц напряженно всматриваясь в ее набеленное лицо.

Королевская маска не дрогнула.

– Он, конечно, составлен по всей форме?

– Да, Ваше Величество. – Гроненальдо развернул пергаментный бланк перед глазами Жанны. Не трогаясь с места, она проглядела текст.

– Как кстати, что мне еще не надели перстней на правую руку, – сказала она. – Эльвира и Анхела, распорядитесь конторку и чем писать.

Лакеи принесли пюпитр и королевскую чернильницу. Так и не сдвинувшись с места, Жанна выбрала перо и над своим именем, изображенным искусной рукой каллиграфа, начертила слово, которым по традиции скрепляли свои бумаги все виргинские короли: «Подписано» [131]131
  «Подписано». – Подписывая документы, короли далеко не всегда ставили на них свое имя. Например, испанские короли подписывались: Yo el Rey (Я – король); возможно, Хуан Карлос Испанский делает это и сегодня.


[Закрыть].

Гроненальдо принял пергамент и держал его раскрытым, чтобы просохли чернила. Жанна протянула правую руку – ей стали надевать перстни – и спросила:

– У вас еще что-то, принц?

– Это более из области комедии, – сказал Гроненальдо. – Объявились претенденты на отенское наследство, какие-то obscuri viri [132]132
  Темные люди (лат.).


[Закрыть]. Герцог Марвы принимал их, они ничего не стоят… Мы взяли на себя смелость пригласить их к выходу Вашего Величества…

– Они что, будут подавать прошения?

– Боже упаси. Просто будут стоять в толпе. Если кто-нибудь из них наберется духу, то может вылезти, но с устными претензиями, не более… Герцог Марвы просто желал бы сделать маленький spectaculum…

Фрейлины общими силами накладывали на Ее Величество порфиру. Жанна улыбнулась одними губами:

– Что же я могу для них сделать?

– О Ваше Величество, все уже предусмотрено…

– А, тем лучше. Девицы, зовите камергеров. Пора.

Под звуки марша, под крики «Дорогу королеве!», под шпажные салюты Жанна шествовала в тронный зал. Она была великолепна. Дружный вопль толпы: «Жизнь! Жизнь!» – в который сегодня вплелись vivat, hoch и elyen [133]133
  Латинские, немецкие и венгерские здравицы.


[Закрыть], – был ею вполне заслужен.

Ее Величество медленно продвигалась по живому коридору, удостаивая двух-трех слов то одного, то другого. Она нарочно не улыбалась никому: время было военное, не до веселья. Где-то в середине пути из живого коридора выломился кусок, и перед королевой вырос весьма нескладный молодой человек.

– Ваше Величество! – завопил он, валясь на колени. – Я согласен на все опасности быть принцем Отена!

По залу пронесся сдержанный смешок. Жанна остановилась.

– Я знаю, вы претендуете на наследство Отена, – холодно произнесла она. – Но вы не один. Что думают остальные?

– Они боятся, Ваше Величество, что их убьют…

Лианкар поспешно вступил в игру:

– Вы, стало быть, не боитесь? Это похвально. Ее Величество ценит это и оказывает вам высокую честь служить в ее гвардии. Поздравляю вас, вы приняты в Отенский батальон.

Молодой человек остолбенел. Альтисора шепнул ему:

– Поблагодарите же Ее Величество.

Претендент согнулся в поклоне, но королева уже проследовала дальше, не глядя на него.

Обход приглашенных продолжался еще около часа. Затем королева произнесла перед дворянами краткую речь, покрытую дружными возгласами: «Жизнь! Жизнь! Жизнь!»

Выходя из залы, Жанна сказала Лианкару:

– Герцог, мне не понравился ваш spectaculum. В прежние времена вы делали это с большим вкусом.